Манюня лепит снеговика

Зимы в наших южных широтах редко бывали снежными. Температура колебалась где-то в районе нуля, декабрь выдавался традиционно туманным, да таким молочно-туманным, что отменялись полёты самолётов в аэропорту нашего района. Аэропорт находился впритык к границе с Азербайджаном и обслуживал три еженедельных рейса Ереван-Айгепар-Ереван. За этот «впритык» он и поплатился в войну – его разбомбили в первую очередь. Но это потом, в девяностые, а сейчас он представлял собой новенький, недавно отстроенный комплекс, и радовал глаз чистеньким аэровокзалом и идеально ровной взлётно-посадочной полосой.

В нелётные дни по этой полосе сновали куры диспетчера тёти Зины. Тётя Зина жила через дорогу и выпускала кур погулять по большой, огороженной территории аэропорта. Куры важно ходили по заасфальтированной взлётной полосе, остервенело гадили, а потом ковырялись в собственном помёте. Два штатных ястреба аэропорта, Карабас и Барабас, неприязненно следили за курами из своих металлических клеток.

Ястребов выпускали разгонять стаи шкодливых воробьёв, в большом количестве снующих вокруг. Тётя Зина внимательно прислушивалась к позывным ереванского диспетчера, и за четверть часа до посадки самолёта высовывалась по пояс в окно.
-Степааааан,- кричала она сторожу,- зазывай обратно ястребов, самолёт скоро будет у нас.
В зале ожидания тут же начиналась броуновское движение – встречающие кидались к окнам и шумно комментировали манёвры лётчика:
-Ара, Сурен, посмотри как он накренился, видимо в одном крыле бензин уже закончился, а в другом его ещё много, вот и перевешивает!
-Да что ты говоришь, Назар, какой накренился, какой бензин, это просто лётчик-джан поворот таким образом берёт!

Как только самолёт касался посадочной полосы, аэропорт мигом взрывался бурными аплодисментами.
-Ласточка, а не самолёт,- радовались люди и терпеливо ждали, когда Степан подкатит трап.
-Анико, ты мою Лусинэ не видишь?- подслеповато щурилась древняя, сморщенная, как сухофрукт, старуха.
-Вон она, вижу,- визжала Анико,- нани, она в короткой юбке и на высоких каблуках!!!
-Вуй, чтобы мне ослепнуть и этого позора не видеть,- пыталась упасть в обморок старуха,- Ереван мою девочку испортил! Совсем короткая юбка?
-Выше колена на целую ладонь!
-Хисус Христос!- мелко крестила лоб старуха,- что за времена бессовестные настали? Как только Лусинэ придёт, я оттаскаю её за длинные косы!
-Нани, она к тому же постриглась!
-Ааааа,- цеплялась за воздух скрюченными пальцами старуха и медленно оседала на пол.
-Ой, подожди, нани, я обозналась, это не Лусинэ, вон наша Лусинэ, вижу, и косы у неё длинные, и каблук на туфлях маленький!
-Вот,- резво вскакивала с места старуха,- я же говорю, что это не моя Лусинэ! Анико, тебя отшлёпать надо, у меня сердце чуть не треснуло!
-Нани, но юбка-то на ней всё равно короткая!


В нелётные дни ястребов подкармливали сырым мясом, но совсем чуть-чуть, чтобы они сохранили чувство голода перед завтрашней охотой. Оскорблённые таким беспардонным обращением, ястребы сидели, нахохлившись в своих клетках, и косились жёлтым глазом на безмозглых кур, нагло снующих под их грозным взглядом.

-Зиник!- ругался начальник аэропорта Мирон Арменакович,- ни стыда, ни совести у тебя, посмотри, во что превратилось это солидное учреждение! Ты ещё корову свою на взлётную полосу притащи!
-Мирон Арменакович,- становилась в боевую позу Зина,- чем тебе эти несчастные куры мешают? Они что, кушать у тебя просят? А будешь буянить, так я и корову могу привести!
Мирон Арменакович недовольно бурчал под нос, но ничего не мог поделать. Дочь Зины замужем за его двоюродным братом, а как можно ссориться с родственниками?! «С другой стороны,- обижался Мирон Арменакович,- начальник я или шелудивый пёс? Что за отношение ко мне такое?»

-А если комиссия?- вскипал он.
-А с комиссией я лично буду разбираться! Так и скажи комиссии – идите разговаривайте с Зиной, ясно? А я найду чем умаслить комиссию. Две бутылки кизиловой водки – и комиссия будет ноги мне целовать!- наскакивала на него Зина.
В пылу спора у неё из-под тяжёлого узла волос вываливался рваный чулок. Из таких старых чулок раньше делали подкладку, чтобы придать причёске нужную пышность. Мирон Арменакович какое-то время со злорадством наблюдал за мотающимся по Зининой спине рваным чулком, потом его начинала мучить совесть, и он, косясь куда-то в сторону, шептал:
-Зиник, ты, это, поправь кос на голове!
-Где?- пугалась лицом Зина, лезла руками в волосы, и, по одной выдёргивая шпильки, приводила в порядок причёску,- посмотри теперь всё у меня в порядке с косом?- поворачивалась она спиной к начальнику аэропорта.
-Ага,- бурчал Мирон Арменакович.

«Косом» в нашем городе называли тяжёлый узел волос. Есть у меня большие подозрения, что кос – это перенятое из русского языка слово коса. Народ за ненадобностью отсёк окончание, и присвоил слову новый, доселе не снившийся великому Далю смысл.

Когда городок накрывали традиционные декабрьские туманы, аэропорт вовсе впадал в анабиоз. В ожидании лучших времён он дремал под густой шапкой влажных облаков, тётя Зина выгуливала кур у себя на дворе, а ястребы пережидали нелётную погоду в железных клетках. Сторож Степан приносил им поесть, и, следя за тем, как птицы уничтожают куски свежего мяса, разговаривал светские разговоры.
-Карабас джан,- говорил он,- медленно спеши, что ты ешь, как оглоед? Я же тебя вчера уже кормил, а ты себя ведёшь так, что мне стыдно тебе в глаз смотреть. Ты ещё скажи, что я тебя голодом морю! А ты, Барабас, воды мало пьёшь. Запивать надо еду, сколько раз можно тебе одно и то же сказать!
Степан разговаривал с ястребами только по-русски. Из уважения и чтобы показать, что он тоже не хухры-мухры, хоть и сторож. Ястребы кивали ему своими крючковатыми носами и делали вид, что они ассимилированные славяне.

Иногда, ближе к новому году, резко холодало, и тогда весь влажный туман мигом оседал на город толстым слоем снега. Просыпаешься с утра – а улицы завалены полуметровыми сугробами, и сердце от увиденного радостно подскакивает в груди. Урааааааа, наступила настоящая зима! Дети тут же хватали санки и на целый день пропадали из дому. Спешили жить полноценной зимней, такой редкой для южных широт жизнью.
Хозяйки вытаскивали тяжёлые ковры и выбивали их на белом полотне снега. Ковры мигом начинали переливаться яркими красками и долго потом пахли свежестью и зимой.

Однажды, такой декабрьской туманной порой, мы с Каринкой гостили у Мани. Родители с младшими сёстрами поехали в Кировабад, навестить нашу бабулю, а мы предпочли остаться с Манькой. Ба испекла своё знаменитое песочное печенье, и мы забавлялись тем, что соревновались, кто дольше продержит во рту растаявший, приятно пощипывающий язык тоненький лепесточек выпечки. Ба следила за нами с плохо скрываемым раздражением.
-Если вы будете дурачиться, то я больше не дам вам сладкого,- наконец не вытерпела она.
-Ба-а,- я мигом проглотила печенье,- не обижайся на нас, мы просто вкусничаем!
-Я вам дам вкусничать!- нахмурилась Ба,- так ведь подавиться можно, вдруг печенье не в то горло попадёт?

Манюня с Каринкой и ухом не повели, а я побледнела. Из-за специфического строения носоглотки я постоянно давилась едой или питьём. И тогда члены моей семьи кидались отбивать мне всё, что находится выше почек.
-Вся в своего отца,- причитала мама,- и того хлебом не корми – дай подавиться!
Папа давился даже чаще, чем я. Потому что ел очень быстро. Особенно часто он давился сырой морковкой, которую очень любил и поглощал в каких-то неконтролируемых количествах. Поэтому, как только папа приближался к холодильнику, мама тут же кидала клич:
-Дети, ваш отец снова собрался есть морковку.
Мы тут же слетались со всех концов квартиры и обступали отца.
-Идите отсюда,- ругался папа и быстро-быстро пожирал морковку,- всё будет нормально, я не подав… кха-кха-кха … люсь… кха-кха-кха… уху-кха!
-Папа откинь голову,- орали мы и колотили его по спине,- вот тебе вода, отпей глоточек.
-Захрмар…кха-кха-кха,это вы во всё виноваты… кха-кха-кха… не дадут человеку нормально… кха-уху-кха… поесть!

Я отодвинула свою тарелку и вышла из-за стола.
Манька с Каринкой и не подумали следовать моему примеру. Они с блаженным видом перекатывали во рту сладкую жижу и мычали от удовольствия.
-Ммммм,- переглядывались.
-Посмотрите на этих дегенераток!- прогрохотала Ба.
-Бааа,- ткнулась я ей в грудь мордочкой,- ну Ба-боч-ка, они не подавятся!
Ба засмеялась и поцеловала меня:
-Ну до чего ты ласковая, Нариночка, совсем как телёнок!
-А я?- мигом проглотила печенье Манька,- я что, не ласковая? Я тоже как телёночек, скажи, Ба.
-Телёночек, не волнуйся,- чмокнула её Ба и уставилась на Каринку,- ну что, Чингизхан, так и будешь упрямиться?

За особую склонность к разрушительной деятельности Ба назвала Каринку Чингизханом. Каринка гордилась своим прозвищем, и использовала его, как зубодробительный аргумент.
-Знаешь как меня люди называют?- наскакивала она на очередного шкодливого мальчика,- Чингизхан! Хочешь в глаз?
Мальчика и след простывал.
Вот и сейчас Каринка расплылась в довольной улыбке, и проглотила печенье.
-Ба, ты меня так почаще называй.
-Если я стану тебя ещё чаще так называть, то ничего, кроме слова Чингизхан говорить не буду,- хмыкнула Ба и убрала со стола вазочку с печеньем.

Потом вернулся с работы дядя Миша, и мы побежали смотреть, как он паркует Васю. Или как Вася даёт себя парковать.
-Быр-быр кха-кха,- возмущался Вася.
Дядя Миша остервенело шуровал рычагами, крутил баранкой и громко ругался. Вася угрюмо выкидывал коленца. Наконец дядя Миша таки припарковался, как ему нужно было, вылез из машины и в сердцах хлопнул дверцей.
-Мать твою за ногу,- проорал,- ну что ты за чучело такое? Сдам в металлолом!
-Напугал,- хмыкнул про себя Вася и победно забулькал машинным маслом.

-Нет, ну ты представляешь,- жаловался дядя Миша за ужином Ба,- поехали в Дилижан, так Вася снова на полдороге заглох! Провалялись несколько часов под его брюхом, кое-как завели и вернулись обратно.
-На симпозиум не попали?- замерла с ножом в руках Ба.
-Нет!
-Миша, ну сколько тебе говорить, надо машину продавать?
-А кто её купит?- развёл руками дядя Миша,- кому она нужна? Да и я к ней привык,- добавил он после минутного молчания.
Ба обернулась и смерила сына долгим жалостливым взглядом.
-И-их, весь в своего отца! Где бы ты был, если не я? Кочегаром бы работал. Или плотником. Или монтажником, во!- процитировала она знаменитую на всю страну песню из фильма «Высота».
-Мам, ну не начинай опять,- рассердился дядя Миша,- можно подумать, отец не приложил никаких усилий для моего воспитания.
-Приложил. Усилиями это конечно не назвать, но не будем о грустном,- парировала Ба.

Мы украдкой заглядывали в кухню. Дядя Миша периодически оборачивался к нашим торчащим из-за дверного косяка выпученным глазам и строил смешные рожи.
-Хихихи,- с готовностью откликались мы.
-Ну что, девочки, будем в подкидного дурака играть?
-Будем,- запрыгали мы.
-На щелбаны?
-Нет, на желания!
-Ладно, на желания так на желания.

Потом мы допоздна играли в подкидного дурака, и я, как самый везучий игрок, выполняла разные желания, как-то: ползала под столом и громко кукарекала, спускалась задом наперёд на полусогнутых по лестнице, ведущей на второй этаж, а все громко гоготали и говорили, что я похожа на верблюда. Делала мостик и прыгала на одной ноге, а потом, когда попыталась сесть на шпагат, порвала брюки. Ба сначала отругала всех, потом штопала мои штаны, а я щеголяла по дому в её оранжевых панталонах, которые Ба подвязала у меня на пузе цветастым поясом от своего халата.

***

-Дети, просыпайтесь, зима наступила,- разбудила нас с утра Ба.
Мы выскочили из-под одеял и кинулись к окну. Город завалило белыми сугробами. Было так красиво, словно кто-то распорол над городом большую пуховую перину и завалил дома и дороги воздушными белыми перьями.

-Ура!- закричали мы,- зима наступила! Будем лепить снеговика! Будем играть в снежки!!!
Мы в считанные минуты убрались в комнате, привели в порядок постель, умылись, безропотно съели геркулес, запили его сладким чаем с бутербродом. И даже убрали с кухонного стола.
Ба нарадоваться на нас не могла.
-Ну надо же,- приговаривала она,- чтобы дети стали как люди, нужно, чтобы просто наступила зима.
Потом мы быстренько оделись, натянули варежки и шапки, и выбежали на улицу.
-Ураааааааа,- орали мы.

Сначала мы закопали Маню в снег, да так, что наружу торчала только её голова.
-Я самый большой червяк в мире,- пела Маня.
Но тут вышла из дома Ба, вытащила Маню за шиворот и отряхнула её от снега.
-Ты же можешь заболеть!- ругалась она.
-Ба, у меня же непромокаемый комбинезон,- ныла Манька,- что со мной может случиться?
-Так под снегом же холодно! Простыть можно.
-Ничего не холодно, ты же сама рассказывала, что в джунглях люди закапываются в снег, чтобы от холода спастись.
-Во-первых не в джунглях, а в тундре, а во-вторых, если я ещё раз увижу такое безобразие, то собственноручно закопаю вас в снег, ясно? И грейтесь там до весны.

-Ба, а можно тогда в тебя хотя бы снежком кинуть?- спросила Картнка и, не дожидаясь ответа, кинула в Ба снежком.
Ба отвесила сестре подзатыльник.
-А можно тебе подзатыльник отвесить?- спросила она.
-Га-га-гаааа,- загоготали мы,- Каринке достался подзатыльник!
Ба огрела и нас.
-А это вам, чтобы обидно не было. Я сейчас к соседке Вале на часик зайду, а потом вернусь. Буду из окна за вами наблюдать. Вы же знаете, что из Валиных окон наш двор просматривается как на ладони?
-Знаем,- хором ответили мы.
-Вот и попробуйте вести себя плохо. Ясно?
-Ясно!
-Или может мне вас домой отправить?
-Не надо,- испугались мы.
-Буду через шестьдесят минут! Хоть одна выходка, и вам несдобровать. Понятно?
-Поняяяятно!
Ба смерила каждую из нас долгим недоверчивым взглядом, потом кивнула головой.
-Я вас предупредила, вы меня услышали!

Как только она вышла за калитку, мы тут же принялись остервенело кидаться друг в дружку снежками.
-Я всё вижу!- пророкотала Ба из-за тётивалиного забора.
-А мы чего, мы ничего!
-Смотрите у меня!
-Давайте лепить снеговика, а то она нам нормально поиграть не даст,- вздохнула Манька.
-А давайте лучше к нам во двор пойдём,- сказала Каринка,- можно вдоволь поваляться в снегу, опять же Маринка из семьдесят восьмой жаловалась, что ей Размик прохода не даёт. Надо его проучить.
-Де-ти!- выглянула из тётивалиного окна Ба,- я вас вижу!
-Ба, а можно мы к Нарке пойдём?- крикнула Манька.
-Нет, оставайтесь у нас во дворе. Ясно?
-Ясно!

Делать было нечего, пришлось довольствоваться периметром Маниного двора.
Мы принялись лепить снеговика. Снег был пушистый, рыхлый, легко скатывался в комья и приятно поскрипывал под ногами.
Минут пятнадцать мы возились со снеговиком, потом нам это надоело. Мы быстренько развалили его, и воровато съели по снежку.
-Я придумала,- вдруг вскочила Каринка,- нужно сделать сюрприз Ба.
-Какой сюрприз?- недоверчиво покосилась я на Каринку. По горькому опыту знала - все сюрпризы, которые приходили сестре в голову, рано или поздно заканчивались поркой.
-Нужно соорудить настоящего снеговика, а не снежного!
-То есть как это настоящего?
-Чтобы двигался. Представляете – Ба заходит во двор, а тут снеговик начинает шевелить руками и разговаривать с Ба.
-Ты с ума сошла? Откуда мы найдём такого снеговика?
-Слепим!- у сестры разгорелись глаза,- из Нарки!
Я не успела возмутиться, потому что Ба высунулась в окно.

-Де-ти!!! Что это вы топчетесь на одном месте? Замышляете чего?
-Нет,- испугались мы,- ничего мы не замышляем. Сейчас будем снеговика лепить.
-Возьмите морковку в погребе, а глаза можете из угольков сделать, они в ведре, рядом с печкой,- сказала Ба.
-Лаадно!
-И смотрите у меня!
-Роза, ну не разрушат же они дом за полчаса, иди уже, кофе остывает,- позвала её тётя Валя.
-Да они и за десять минут могут дом по кирпичику разобрать,- проворчала Ба и захлопнула окно.
Она ещё с минуту гипнотизировала нас взглядом из-за стёкол, а потом ушла в дом.

Времени оставалось в обрез.
Мы быстренько слепили несколько больших снежных комьев.
-Теперь надо сооружать из Нарки снеговика,- сказала Каринка.
- А как вы себе это представляете?- испугалась я,- вы меня будете снегом закидывать? Я же простужусь и заболею.
-Так это же недолго! Ба вернётся, и ты вылезешь! Всё!
-А Ба не испугается?
-Что, Ба снеговиков не видела?- вылупилась Манька.
-Может и видела, а вот живых – вряд ли.
-Вот и будет ей приятный сюрприз. Мы же не поджигаем тебя, а статую лепим!
-Это да,- протянула я.
-Ну так стой и не двигайся,- приказала Каринка и стала быстро-быстро заваливать мои ноги снегом.

В скором времени стало ясно, что никакого снеговика из меня не получится, ведь чтобы завалить меня с ног до головы, снега нужно больше, чем мы успели собрать.
-Ничего,- нашла выход Манька,- мы её завалили до попы – и нормально. Я сейчас принесу скатерть с кухонного стола, она беленькая. Накинем её Нарке на плечи. Будет красиво.
-Какая же ты находчивая,- выдохнули мы с Карикой.
Манька зарделась.
-Дадада, я иногда бываю находчивой,- и побежала в дом за скатертью.
Пока Манька бегала за скатертью, Каринка принесла из погреба морковку.
-Зачем морковь?- испугалась я,- как ты её приклеишь к моему носу?

-А ты её будешь во рту держать.
-Не хочу,- обиделась я,- она грязная!
-Я её снегом протёрла,- успокоила меня Каринка.
-И вообще,- ныла я,- ногам холодно.
-Ну потерпи чуток, скоро Ба вернётся,- забила мне рот грязной морковкой сестра.
Я вонзилась зубами в морковь и встала, как вкопанная.
Манька выскочила из дома со скатертью и на миг замерла на месте.
-Красотааа!!!- выдохнула она.
-М-м-м,- пожаловалась я.
Но Маня не стала обращать внимания на моё скорбное нытьё, накинула мне на плечи скатерть и пришпилила её сзади бельевой прищепкой. Расправила края так, чтобы скатерть прикрывала пальто. Потом водрузила мне на голову красную эмалированную кастрюлю в белый горох.

Они с сестрой придирчиво оглядели меня.
-Не очень,- покачали головами,- лицо у неё синее, а надо, чтобы белое, как у настоящего снеговика.
-Снегом залепить?- предложила Манька.
-Нет!- выплюнула я морковь,- а как я дышать буду? А лицо синее, потому что мне холодно! И вообще, давайте морковь в самом конце приладим, а то мне челюсти свело.
-Ладно,- смилостивились девочки.
-Я придумала!- запрыгала Манька,- нужно Наркино лицо присыпкой обсыпать.
-Манька, ты гений,- выдохнула Каринка, и Манька, подстёгнутая похвалой, полетела в дом.

Потом девочки густо обсыпали мне лицо тальком, водрузили на голову кастрюлю и всучили в руки метлу, которой Ба подметала двор. Чуть подумали, сбегали к печке и приволокли кочергу.
-Девочки,- высунулась в окно Ба,- а что это вы делаете?
-Снеговика лепим,- заслонили меня спинами девочки.
-А где Нарка?
-В туалет пошла.
-Смотрите у меня, я через пять минут буду!
-Хорошо,- пискнули девочки и, дождавшись, когда Ба закроет окно, быстро стали меня инструктировать.

-Нарка, смотри сюда, стоишь молча, не двигаешься. Как только Ба заходит во двор, ты начинаешь медленно поднимать и опускать метлу с кочергой и петь песню.
-Какую песню? И как мне петь, если морковь во рту?
-Промычи, ничего страшного. Новогоднюю песенку, про в лесу родилась ёлочка.
-А как руки поднимать так или так?- показала я.
-Вот так! И старайся не шевелить головой, а то кастрюля упадёт.
-Ладно.
Девочки забили мне рот морковкой и спрятались за угол дома.

Я стояла, засыпанная снегом по пояс, с кастрюлей на голове и с морковкой во рту, и молилась только об одном – чтобы Ба наконец пришла, потому что ног своих практически не чувствовала. Ветер легонько колыхал скатерть на моих плечах, метла с кочергой дополняли общий образ ожившего снеговика. Сюрприз обещал произвести фурор!

Когда Ба зашла во двор и уставилась на меня, я повела руками вверх и вниз, как показывали мне Манька с Каринкой и промычала «м-м-м-м-м-ммм, м-м-м-м-м-м»! Ба замерла на месте, потом побледнела и прислонилась к забору. Мне было непонятно, нравится ей наш сюрприз или нет, поэтому я замолчала.
-Пой,- прошипела сзади Каринка.
Я выплюнула морковку и тоненьким голосом завела:
-В лесу родилась ёлочка, в лесу она рос-ла!!!!
-Кочерга!- зашипела сзади Манька.
-Зимой и летом стройная, зелёная бы-ла!- повела я кочергой вверх-вниз.
-Господибожетымой,- сказала Ба.

Если у меня была такая возможность, я бы мигом закопалась в снег и переждала бы там приступ гнева Ба. Но возможности такой не было, поэтому мне ничего не оставалось, как приговорённо наблюдать приближение урагана по имени Ба.
В последний момент я зажмурилась и втянула голову в плечи, и, кстати, очень вовремя, потому что в следующий миг она вырвала у меня из рук кочергу и заехала ею по кастрюле.
-Дзынннннь,- прогудела кастрюля. Меня немного даже контузило от этого дзыня и я повалилась набок, прямо в снег.
Ба схватила меня за шиворот и поволокла в дом.
-Раздевайся быстро,- проорала она мне в густо напудренное лицо,- ноги озябли?
-Озябли,- заплакала я.
-Снимай сапоги и марш к батарее отопления! Обними её и жди меня, поняла?
-Поняла!
Ба ураганом пролетела по квартире, выдрала из стиральной машинки шланг для сливания воды и кинулась во двор.
-Убью,- выдохнула.

Каринка с Манькой допустили досадный стратегический просчёт. Нужно было, пока Ба волокла меня в дом, добежать до любого ближайшего иностранного посольства и просить там политического убежища.
А они решили, что раз Ба поволокла меня в дом, то значит всё нормально, и сюрприз ей таки понравился. И, сияя довольными улыбками, пошли домой. И столкнулись с Ба прямо на пороге.

Вот.

-Аааааааааааа,- орали потом они в унисон.
-Ыхть,- приговаривала Ба,- сколько можно! Ыхть! Я вам что сказала! Ыхть! А если она заболеет? Ыхть!

Потом Ба затащила поскуливающих девочек домой, выпила стакан валерьянки, отодрала меня от батареи отопления и поволокла в ванну. Кипятила меня минут двадцать в воде, потом долго растирала полотенцем.
Но я оказалась неблагодарным созданием, умудрилась к вечеру слечь с высокой температурой, и Каринке с Манькой досталось по второму кругу.

Но обиды на меня они не держали. Наоборот, дежурили рядом, пока я отлёживалась в постели, и читали мне вслух книжки. И вели себя тише воды ниже травы.
-Нужно Нарку поднять,- приговаривали друг другу шёпотом,- а то вдруг она умрёт? Тогда Ба нас точно со свету сживёт!!!