Новая смена. Начало первой главы

По американским меркам Гринвилл относился к категории «маленьких больших городов». Он мог похвастаться двумя банками, тремя гостиницами средней паршивости в черте города и почти дюжиной мотелей в окрестностях. Культурная жизнь жителей состояла из захудалого театра, кинотеатра и десятка баров. И если средний житель Гринвилла был в кинотеатре пять-шесть раз в жизни, обычно целуясь на последних рядах, а в театре, скорее всего, ему вообще быть не довелось, то в бары ходили все, исключая малых детей и древних стариков. Еще в Гринвилле были два издательства, первое печатало красочный журнал с иллюстрациями и фотографиями на вроде Эсквайра, а второе издавало бесплатную газету на средства муниципалитета, и потому газету никто не читал, отправляя ее сразу в мусорное ведро. Именно здесь, в этой газете и работал Джон Уилсон.

Для всех друзей и знакомых Джон Уилсон стал притчей во языцех: если и был другой такой же неудачник, то он был явно не в Гринвилле. Когда в финале в сезоне 1969 года колледж Гринвилла принимал на своем паркете команду баскетболистов из колледжа Чарльстона, и счет по играм был равным –  2:2, и когда гости повели в счете на одно очко за семь секунд до окончания матча, тренер Гринвилла попросил тайм-аут. Долговязый и чертовски талантливый Уилсон  –  один из немногих в команде –   спокойно ставил слэм-данк, и у тренера не было даже тени сомнения в том, кто должен принести победные два очка. Товарищи по команде сгруппировались возле тренера, который красным маркером на планшете рисовал тактическую схему, а Джон, сконцентрировавшись, стоял поодаль. Перерыв кончился, и игроки заняли места согласно установке тренера, а Уилсон решительно пошел под кольцо противника. Судья дал свисток, возникла непродолжительная –  счет шел на секунды –  перепасовка, и  чернокожий центровой  выдал Джону  изумительный точный пас прямо под кольцо, и тот, укрыв мяч от соперника, решился на бросок. И тут зал выдохнул: лидер команды Джон Уилсон, без пять минут чемпион штата, оступился и распластался на паркете, похоронив все надежды на победу в финале. Товарищи по команде молчали, когда Джон зашел в раздевалку. Он устало сел на скамейку, снял футболку и разревелся. Уилсон не вынес позора и ушел из команды, в сердцах пообещал себе, что он никогда больше не выйдет на паркет, и сдержал обещание.

Через пять лет Джон  закончил Университет Лонг-Айленда и, получив степень бакалавра, вернулся в родной Гринвилл, лелея мечту об адвокатской практике. Дела шли не очень, и карьера начинающего адвоката закончилась, так и не начавшись, и Уилсон подвизался в журналистике, получив место редактора в газете «Городские Вести». Бывший редактор ушел на пенсию, передав дела, моментально смылся, оставив Уилсона наедине с газетой. В то время было модно играть на бирже, и Джон решил попытать удачи, продал практику, и, выручив за нее полторы тысячи долларов, купил акции одного известного банка. Когда, всего лишь через неделю, новоиспеченный редактор жарил яичницу на завтрак, диктор телевидения буднично и скупо рассказал о том, что президент известного банка проворовался и пустил пулю себе в голову. Таким образом, полторы тысячи долларов за вырученную практику моментально ушли в трубу, оставив вместо денег разноцветные фантики. Джон снял крошечную квартирку на окраине, и так замкнулся в себе, что потерял и так немногочисленных друзей и приятелей.

Чернокожий центровой, который и дал тот пас в финале, и, по совместительству, единственный друг Уилсона, как-то в компании, когда Джона не оказалось рядом, заметил, что у несостоявшегося адвоката в крови содержался ген авантюризма и неудачи, и Джон получил его, судя по всему, по наследству.

Прадед Джона, отставной полковник, разменяв полста лет, бросил семью и уехал мыть золото на Аляске. Там он снюхался с какой-то потасканной певичкой, нажил кое-какой капитал и все деньги проиграл в покер, укокошив в запале страсти незадачливого соперника по игре. После чего он вскочил на коня, и больше его никто никогда не видел, видимо, сгнил где-то на севере.

Дед Уилсона, получив десять лет за махинации с землей, умер в тюрьме, не дожив ровно месяц до своего освобождения, а отец Джона банально укатил на Гавайи, забыв про жену и трехлетнего сына. За всю жизнь он прислал единственную рождественскую открытку, когда Джону исполнилось семь лет, и обстоятельное письмо, где описал все его злоключения и неудачи, с просьбой выслать денег, когда Джон поступил в колледж. Джон порвал письмо в клочья, выкинул  обрывки в мусорное ведро, и всю жизнь потом говорил, что отец его трагически погиб в автокатастрофе.

Мать Джона всю жизнь горбатилась на двух работах одновременно, чтобы сын получил достойное образование. Когда ей исполнилось пятьдесят, врачи нашли у нее неоперабельную опухоль мозга, и она угасла на глазах. Похоронив мать, Джон пришел в издательство за расчетом, повидал единственного друга –  он отговаривал Джона от дурацкой затеи, но тот настоял на своем – сел в поезд и уехал покорять столицу штата, следуя американской мечте разбогатеть.

В 1979 году, на центральной улице припарковался роскошный кремовый кабриолет, и его хозяин, одетый  в серый костюм с иголочки, поднялся по ступенькам и открыл дверь филиала Второго банка Соединенных Штатов. Посетитель пересек огромный богато украшенный холл, и подошел к конторке, заняв очередь к клерку. Когда подошла его очередь, он открыл небольшой чемоданчик и передал папку документов сотруднику банка. Говорят, что у клерка случился сердечный приступ, когда он посмотрел на суммы в документах, в провинциальном банке таких денег в помине никто не держал. Скромный посетитель стоил 290 миллионов долларов без малого. Никогда  еще ни один житель Гринвилла –   ни до и ни после –   не вызывал такого фурора.

Ушлый агент недвижимости расстарался, и у Джона Уилсона появился, если не самый большой, то точно самый стильный и уютный особнячок недалеко от делового центра города. Уилсон вытащил счастливый лотерейный билет, но если кто-то вдруг посчитает, что богатство само упало ему под ноги, ответим, Джон заработал всё до последнего цента честным трудом. Он основал самую известную в Южной Каролине  газету объявлений, и его бизнес через несколько лет дорос до самой огромной в штате медиа-корпорации: у него было четыре газеты, два журнала, большое издательство и второе рекламное агентство в стране.  И когда талант и предприимчивость Джона достигли пика деловой активности, он продал корпорацию известному английскому олигарху и вернулся в родной город триумфатором.

Девушки вешались ему на шею, пытаясь заполучить самого завидного жениха, но Джон Уилсон вел весьма аскетичный образ жизни, был нелюдим и редко выходил в свет, и невесты высшего круга отстали или переключились на других кандидатов в мужья. Немногочисленная прислуга, а это: садовник, автомеханик, горничная и пожилая экономка, –  не чаяла души в скромном и доброжелательном  хозяине. Не пил (бокал старого коньяка по субботам вечером не в счет), не курил, бегал по утрам и на ночь. Влиятельные приятели, а друзей у нашего героя не было (был тот, единственный друг да жизнь развела), пытались привить Джону Уилсону любовь к гольфу – спорту миллионеров, но неудачно. Зато он крепко подсел на бейсбол, купил абонемент на стадион и не пропускал домашних матчей команды Гринвилл Драйв, и, когда в 1981 году руководство клуба довело команду до банкротства, Джон открыл чековую книжку и выписал внушительный чек, сорвав овацию на стадионе во время следующей игры.

В 1982 году Джон баллотировался на пост мэра, но сокрушительно проиграл, однако Общественный Совет Гринвилла в достаточно категоричной форме посоветовал новому мэру назначить мистера Уилсона на место советника по благотворительности, и Джон с благодарностью принял этот пост. Началась эра Уилсона-мецената, он основал трастовый инвестиционный фонд и передал в этот фонд треть своего состояния, и в течение каких-то двух-трех лет город преобразился. Строились новые школы и ремонтировались старые, выдавались внушительные гранты для талантливых ученых, закупалось оборудование для поликлиник и госпиталей, и везде Джон Уилсон успевал.

В 1983 году советника мэра пригласили в окружной госпиталь на фуршет, где муниципалет города и трастовый фонд Джона Уилсона на паях обновили отдел реанимации и противошоковой палаты, закупив на сотни тысяч долларов медицинского оборудования по последнему слову техники. Джон приехал на стильном купе  красного цвета (без водителя), поджарый, гладко выбритый, в красивой фетровой шляпе, элегантно одетый, подошел к импровизированной трибуне и произнес лаконичную речь.

– Моя мать была неизлечимо больна.  Надежды не было, но она все равно надеялась и цеплялась за жизнь до последнего выдоха, – Уилсон откашлялся в кулак и продолжил. – Знаете, дети ужасно эгоистичны, и я ни разу не спрашивал, верит ли она в Бога. Она умирала в муках на моих руках, но стоически держалась, и я верю, что Бог не оставил мою мать после смерти. Я считаю, если умирающий проживет, хотя бы на пять минут больше, чем отмеряно болезнью, это будет маленькая, но победа. Я благодарен всем медикам за тяжкий, иногда неблагодарный, труд, и снимаю перед вами свою шляпу.

Мы бы не стали заострять внимания на этот фуршет –  Джона постоянно куда-то приглашали и просили выступить с речью, – если бы не произошел удивительный случай, изменивший жизнь Уилсона если не на корню (все-таки ему было под сорок, а в таком возрасте не до перемен), то, во всяком случае, довольно сильно. Главный врач окружного госпиталя захотел показать влиятельному посетителю больницу, и советник мэра согласился. Джон заглянул во все закоулки, посмотрел операционную, попробовал меню в столовой, побывал на всех этажах, и попросил осмотреть палаты, где лежали больные. Главврач решил показать самое тихое место в больнице –  реанимацию. Именно там Джон и обнаружил друга юности, увешанного датчиками, трубками и приборами. На белоснежной кровати лежал тот самый чернокожий центровой – Билл Адамс, так и не получивший звание чемпиона штата. Как оказалось, что Билла недавно положили в медикаментозную кому, подыскивая донора для трансплантации печени, и, к несчастью, нужную печень редкой четвертой группы крови пока еще не нашли, и время работало явно не на стороне врачей. Джон нажал на все кнопки и рычаги, и нужная печень нашлась в течение суток. Уилсон зафрахтовал первый подходящий самолет, и Билл Адамс полетел без сознания  в Колумбию, столицу штата Южной Каролины, а столичные врачи центра трансплантации уже готовили операционную. Джон бросил все дела на своего секретаря и улетел из города первым же рейсом.

Спустя какое-то время Билл рассказал, что следил в прессе за успехами забытого друга, все-таки советник мэра персона общественная, и стая репортеров и фотографов следовала за ним по пятам. Джон попенял другу за то, что тот не написал и не пожаловался ему на здоровье. Адамс расхохотался: «Приятель, привет!  Ты знаешь, у меня очень неважная печень, а медицинская страховка не покрыла бы даже одну сотую от госпитального счета, ты случайно не займешь мне 150-200 тысяч долларов? Я все отдам после первой зарплаты!» Если честно, Билл до последнего старался не показываться врачу на глаза и, когда оказалось, что операция  неизбежна, надеялся только на чудо, и чудо произошло.