Заметка о романе Маркиза ангелов

Мне неинтересно думать о том, что принято называть дурацкой фразой «взаимоотношения автора и его произведений». Думаю, лишь глубоко неудовлетворенный собой автор может рассуждать на подобные темы всерьез. Вообще, автор, рассуждающий о своем произведении с кем-то или перед кем-то, это нонсенс.

Нонсенс для меня также и различного рода авторские редакции одного и того же произведения. Безусловно, понятно, что издание книги в новой редакции открывает дорогу к тому, чтобы нагреть руки на новых продажах старого, по сути, текста. Однако автор, думающий о материальной выгоде, получаемой от своего творчества, это тоже нонсенс.

Сам по себе автор, конечно, не нонсенс. Это просто некто, написавший текст. Фигура этого человека не должна занимать внимание читателя. Это вообще может быть не человек, а обезьяна.

Волей-неволей иногда краем уха слушаешь всякую ерунду типа того, что некий автор изменил то-то и то-то, выпустил свой роман во второй (или десятой) прижизненной (или посмертной) редакции. При этом обоснуи всех этих вывертов бывают самые разнообразные: и с первой-то редакцией автор поспешил (видимо, его кто-то торопил, а сам он питается утюгами), и после путешествия в некое место решил исправить концовку или добавить описаний природы, и прав-то на свое произведение был лишен (а уж коли их отсудил, так чего бы не понаделать в тексе исправлений от такой радости?), и тому прочие глупости.

Я предпочитаю читать первые редакции, а телодвижения авторов в сторону изменения уже изданных текстов меня мало волнуют. Из-за этого я вряд ли возьму в руки новую редакцию «Хроник Арции» В. Камши. Первоначальный текст «Темной звезды» показался мне неудобоваримым, а новая редакция меня не привлекает. При этом я не забываю о свободе творчества, просто не интересуюсь вторичными продуктами реализации этой свободы.
 
Однако иногда с прочтением именно первой редакции случаются неудобства. Собственно, одно из таких неудобств и привело меня к мысли, что меньшим из зол будет начать-таки читать книги об Анжелике в новой авторской редакции.
 
Неудобство это связано с тем, что романы об Анжелике сперва в СССР, а затем в РФ издавались неаккуратно, с разными названиями, в переводах различной полноты, в нескольких порядках и, кажется, никогда – целиком. Принимая во внимание эти печальные факты, я и решил читать новую «Анжелику». Соответственно, ссылаться я буду на текст романа, опубликованный в 2008 году издательством «Клуб семейного досуга».

Роман «Маркиза ангелов» состоит из четырех частей: «Монтелу», «Ветер из далеких краев», «Боги Олимпа» и «Под сенью собора Нотр-Дам-ла-Гранд» - и описывает события, имевшие место между 1646 и 1658 годами (в 1646 году Анжелике было семь лет, как указано на странице 47, а перед замужеством ей около девятнадцати (на стр. 301-304 Анжелике семнадцать, а ее брату Дени еще нет тринадцати, тогда как во время свадьбы Анжелики Дени уже пятнадцать, как следует из стр. 307), следовательно, заканчивается роман уже в 1658 году).

Первая часть романа описывает жизнь маленькой Анжелики в родном Монтелу. Роман открывается обсуждением злодеяний Жиля де Реца, бывшего уроженцем Пуату и, тем самым, земляком Анжелики. Кормилица Анжелики, а также ее братьев и сестер, Фантина Лозье рассказывает своим подопечным о жутких преступлениях, совершенных соратником Орлеанской Девы. Жителей Пуату толстуха Фантина не без гордости характеризует как «великих во зле и великих в прощении» (стр. 43).

Анжелика – плоть от плоти Пуату и Монтелу, она как раз из тех людей, что способны совершить как великое зло, так и великое благо, не осознавая при этом масштаб совершаемых ими поступков (Скарлетт о'Хара тоже из такого теста. Вообще, сложно не сравнивать двух этих героинь). Жажда жизни в ней, пожалуй, является наиболее сильным катализатором всех остальных черт характера. Именно благодаря этой жажде Анжелика способна преодолеть страх (стр. 47) и именно благодаря такому жизнелюбию столь сильно во второй дочери барона де Сансе желание вырасти (стр. 92).

Как особе юной и жаждущей новых жизненных впечатлений Анжелике присуще легкомыслие. Так, ее ни капли не волнует опасность быть пойманной вместе со своим другом пастушком Николя за ловлей раков на территории соседнего замка (стр. 68). Вместе с тем нельзя не признать смелость Анжелики. Она дружит с ведьмой Мелюзиной, которую боится большинство жителей окрестностей (стр. 61) и вместе с ней спасает жизнь больному путнику, забредшему в их края (стр. 137).

Анжелика обладает незаурядными лидерскими качествами, которые, будучи помноженными на смелость и желание помочь ближним, позволяют крестьянам из разграбленной разбойниками деревни укрыться за стенами замка Монтелу (стр. 73). Она умна - указывает своему старшему брату Жослену на ошибочность его утверждения о том, что Генриха Четвертого убил монах (стр. 89); практична – умело задает отцу вопросы, благодаря которым тот осознает, что заключение сделки с человеком иной веры не должно сопровождаться сомнениями (стр. 115); умеет с достоинством переносить тяготы бедности – ее платье тесно и коротко, а в башмаках больно ходить (стр. 119).

Мотив бедности мелкого дворянства красной нитью проходит через весь роман. Тетушка Анжелики Пюльшери рассуждает о «крахе и своего рода и дворянского сословия, теряющего всякое достоинство из-за бедности и нищеты» (стр. 52). Об упадке дворянства думает и Анжелика (стр. 120). Помнится, в первой главе «Капитанской дочки» мать Гринева варит варенье, а сам главный герой облизывается, глядя на кипучие пенки. Точно так и мать Анжелики занимается огородничеством и прочими сугубо хозяйственными заботами, которые мало пристали баронессе (стр. 64-65).

Мать Анжелики, заботливая и трудолюбивая, была женщиной с «приятным лицом, однако иссушенным на открытом воздухе и увядшим от многочисленных родов» (стр. 49). Говорила она обычно немного и была мягкой, сдержанной и терпеливой от природы (стр. 95).

У четы де Сансе было целых девять детей, и жизнь отца Анжелики, барона Армана, была полностью подчинена вопросам их обеспечения и устройства их судеб. В отличие от своих соседей, спускающих последние гроши на охоту и иные нехитрые удовольствия, барон де Сансе никогда не охотился и редко путешествовал. На первом месте для него стояли дети, а затем шли мулы, о разведении которых барон Арман длительное время мечтал (стр. 83). В свое время барон служил капитаном и мог бы продвинуться по служебной лестнице, но оставил службу в королевской артиллерии из-за низкого жалованья. Анжелика любила общество своего отца (стр. 97). Она была единственным ребенком барона Армана, которого интересовало, что он скажет. Анжелика всегда старалась понять его (стр. 116).

В Монтелу жил и старый барон, отец Армана де Сансе и дедушка Анжелики. Он дослужился до полковника при Людовике Тринадцатом (привет «Трем мушкетерам», хи-хи), но остался без пенсии (стр. 84). Внуки очень любили старого барона, однако не соглашались с его старомодными взглядами (стр. 78). Он носил бороду, подстриженную на манер еще одного покойного короля, Генриха Четвертого (стр. 50).

Супруги Сансе, как и полагалось дворянам того времени, были весьма плодовиты. Анжелика была их пятым ребенком.

Первенцем барона Армана был Жослен. На странице 86 он предстает перед нами шестнадцатилетним юношей со смуглой кожей, серыми глазами, черными волосами и выражением силы на лице. С детства Жослен мечтал стать моряком и не утратил этой мечты до исключения своего из школы отцов-августинцев, после которого он и появляется на страницах романа. В дальнейшем на протяжении первой части романа Жослен проявил себя как неутомимый бабник (стр. 123-124, 132) и охотник (стр. 132).

Раймон, второй сын четы де Сансе, был вместе с Жосленом изгнан из школы августинцев за невнесение их отцом платы за обучение. Он был на год младше старшего брата и внешностью похож на него настолько, что часто их принимали за близнецов (стр. 86). Однако Раймон был более скрытен, чем Жослен, и собирался стать священником, а не моряком (стр. 88). Свой досуг он тратит не на травлю дичи и кувыркание с пастушками, а на бесконечное чтение книг (стр. 132).
 
Третий сын барона Армана, Гонтран, тоже не был склонен остаться в родных краях и унаследовать землю родителей. Он часто «уходил к себе на чердак, чтобы давить красную кошениль или растирать цветную глину и рисовать странные творения, которые он называл «картинами» или «живописью»» (стр. 79). Наставника у него не было (стр. 50), а стать он хотел художником (стр. 96).

Старшую сестру Анжелики звали Ортанс. Младшим братьям и сестрам главной героини дали имена Мадлон, Дени, Мари-Аньес и Альбер (стр. 99).

Анжелика любила гулять с Мелюзиной, лесной колдуньей. Та учила девочку лечебным свойствам различных трав и показала самые заповедные уголки господского леса. Прогулки с колдуньей были столь важны для Анжелики, что та решила никому и никогда не рассказывать о них (стр. 60). Несмотря на то, что жители деревни боялись и избегали Мелюзины, она не была злой и помогала людям лекарствами. Именно благодаря умению колдуньи врачевать выжил бродяга, лечить которого ей помогала Анжелика (стр. 139).
 
Важную роль в воспитании Анжелики сыграли два персонажа, символизирующие простой народ в романе. Это кормилица Фантина Лозье и старый солдат Гийом Лютцен.
 
Проницательной Фантине «хватало немногих мелочей, чтобы узнать о том, что происходит не только в округе, но и далеко – во всей провинции и даже в Париже» (стр. 65). Именно Фантина рассказывала барону новости из жизни французского королевства: о том, что скоро будет введен новый налог; что во Фландрии произошло сражение; что королева-мать не знает, откуда брать деньги; что кардинал Мазарини (привет «Двадцать лет спустя», хи-хи) собирает безделушки и картины художников своей родины, а парижский парламент недоволен (стр. 65).
 
Все несчастья мира, по Фантине Лозье, заключались в слове «легкомыслие» и проистекали именно из него (стр. 62). Кормилице принадлежит замечательная фраза: «Ведь нет ничего более опасного для семейного счастья, чем легкомысленное отношение к советам женщины, которую ты любишь и которая тебе дорога» (стр. 63).

Гийом Лютцен был солдатом, сражавшимся на службе курфюрста Баварского против шведской армии. В свое время Гийом оказался среди тех солдат, на которых наткнулся заблудившийся в сражении король Швеции Густав-Адольф (стр. 140). После поражения под Нёрдлингеном в 1645 году наемники потянулись на запад, и Гийом, бывший в их числе, остановился в Монтелу. Лютцен, хоть и обагривший свое оружие королевской кровью, предстает перед нами типичным человеком из народа, которому нет дела до большой политики и который думает о выгоде и сохранности своей и близких. Грозная пика его, втрое больше его самого, «служила для того, чтобы сбивать с деревьев созревшие орехи» (стр. 49). Однако когда на Монтелу напали разбойники, именно Гийом спас положение: повиснув на цепях, он сумел поднять мост. После этого разыгралось завораживающее представление: «Старый Гийом, стоя около галереи, выкрикивал оскорбления на своем языке и грозил кулаком вслед убегавшим оборванным фигурам. Внезапно один из разбойников остановился и закричал ему в ответ. И на фоне красной от пожарищ ночи этот диалог на тевтонском наречии, об которое можно было сломать язык, заставил задрожать от страха всех вокруг» (стр. 76).
 
Устами Гийома Лютцена в романе звучит старая истина о том, что солдаты не хотят воевать (привет капитану Алатристе):

« - Когда и в эпоху римлян, и во времена Карла Великого солдаты только и делали, что прокладывали дороги и строили, было меньше горя в этом мире, - говорил наемник всем, кто был готов его слушать» (стр. 130).
 
Лютцен хромает (стр. 130), и хромота его является одним из предвестий возникновения в пространстве романа персонажа, который физически в этой книге не появится, но в четвертой ее части упоминанием о нем будет пронизана едва ли не каждая страница. Первым таким предвестием был рассказ кормилицы о Жиле де Реце. А третьим предвестием стала дружба Анжелики с Мелюзиной - персонажа-невидимку ведь тоже будут обвинять в колдовстве.
 
Романы об Анжелике частенько называют классикой любовного жанра. Хоть убейте, не знаю, что такое классика и любовный жанр. Однако любовь, чувства между мужчиной и женщиной, обусловленные их естественным влечением друг к другу, в «Маркизе ангелов» играют весьма важную роль. Роль эта сродни роли Одного Невидимого Персонажа – в первом романе Анжелике не удается лишиться девственности, как и увидеть своего мужа.

Уже с семилетнего возраста вокруг героини вертелись два ее друга – сын мельника Валентин и сын многодетного крестьянина пастушок Николя (стр. 53). Валентин «был из тех детей, которых трудно понять. Румяный и уже скроенный как Геркулес в свои двенадцать лет, он молчал, как рыба, а взгляд его где-то блуждал. И поэтому завистники мельника утверждали, что его сын просто идиот» (стр. 53). Впрочем, когда герои подрастут и окажутся на деревенской свадьбе, Валентин покажет себя человеком, вполне осознающим, чего ему хочется. Очутившись с Анжеликой в сарае, сын мельника попробовал было поцеловать ее, но оказался отвергнут разъяренной дикарочкой (стр. 125).

Николя впрочем, повел себя немногим лучше: «Внезапно он рассмеялся. Его глаза блестели, завитки черных волос падали на загорелый лоб. Она увидела, что он был так же пьян, как другие. Вдруг он протянул руки и, пошатываясь, приблизился к ней.

- Анжелика, ты такая миленькая, ты знаешь, когда ты говоришь так… Ты такая милая, Анжелика…

Он обнял ее за шею. Ни слова не говоря, она высвободилась и ушла» (стр. 127).

После этого Валентин отдалился от Анжелики, тогда как Николя, напротив, вел себя как ни в чем не бывало. Очевидно, мораль такова: напиваться надо так, чтобы ничего не помнить и дабы стыд за содеянное в пьяном виде не мешал нормальному общению с людьми впоследствии, хи-хи.

Смех смехом, но Валентин и Николя стали первыми претендентами на обладание Анжеликой. В первой части романа Валентин получил такой отпор, что более не высовывался и впоследствии на страницах «Маркизы ангелов» мелькнет лишь пару раз в качестве предмета мебели. Николя же продолжит выступать в качестве участника конфликта, который невидим ни одному из персонажей романа, но вполне доступен для наблюдения и осмысления нам, читателям. Николя, сам того не подозревая, уже на деревенской свадьбе вступил в невидимое противоборство с человеком, которого хитроумный управляющий поместьем дю Плесси Молин (привет Дживсу и Вустеру, хи-хи) уже наверняка прочил в мужья самой красивой дочери барона де Сансе (на стр. 109 он недвусмысленно пообещал Анжелике мужа, и Анжелика символично представила в этой роли Николя). Наградой за победу в противоборстве выступит девственность Анжелики.

Я думаю, что стереотипы в искусстве это плохо (насчет стереотипов вообще судить не берусь). Стереотипы упрощают работу над суждениями, порой низводя умственные усилия до нулевой отметки, но вместе с тем слишком часто для приемлемого приема мышления уводят от истины. В этой связи любопытно отметить, что «Маркиза ангелов» это роман о том, как девушка достается своему мужу девственницей (привет ведьмаку Геральту. Он тут вроде бы ни при чем, просто я по нему соскучился).
 
Заканчивается первая часть романа подписанием Вестфальского мира об окончании Тридцатилетней войны (стр. 140) и описанием того, как Гийом Лютцен осел в Монтелу (стр. 142). Конец такой символичен: часть книжки, где более всего говорится о быте Монтелу и где действие не покидает окрестностей замка барона де Сансе, завершается описанием того, как старый солдат решил остановиться здесь в своем пути на Запад.
 
В связи с привязкой определенного эпизода романа к такому историческому событию, как подписание Вестфальского мирного договора, нельзя не обратить внимание на удивительные, прямо-таки мистические свойства, которыми обладает время в романе «Маркиза ангелов» (привет Смерти Плоского мира и его саду). В 1646 году Анжелике было семь лет (стр. 41 и 47). На странице 120 сказано, что Анжелике уже исполнилось двенадцать. Все это наводит на любопытные размышления в связи с тем, что Вестфальский мир, заключение которого вот-вот должно произойти на странице 140 (то есть после двенадцатилетия Анжелики), исходя из указанных чисел, должен был быть заключен не ранее 1651 года. Между тем из истории нам известен ужасающий в своей правдивости факт, что Вестфальский мирный договор был подписан в 1648 году. Налицо необъяснимый для меня хронологический фокус текста, на поверку скорее всего являющийся обычной ошибкой (есть предложение подготовить третий вариант романа, где этот косячок будет исправлен, хи-хи).

Действие второй части романа, «Ветер из далеких краев», строится на трех событиях: визите в замок Монтелу знатных кузенов дю Плесси-Бельер, посещении семейства де Сансе пастором Шарлем де Рошфором и попытке Анжелики отправиться в Америку во главе ватаги ребятишек.

Судя по прямому указанию на казнь в прошлом месяце короля Англии Карла Первого (стр. 156), действие второй части «Маркизы ангелов» начинается в феврале 1649 года. В связи с вышеописанными хронологическими тонкостями исторического процесса в романе весьма сложно определить, сколько же лет было Анжелике во время визита в Монтелу кузенов дю Плесси-Бельер. Если исходить из посылок, что в 1646 году маленькой маркизе ангелов было семь лет (стр. 41 и 47) и действие шестой главы имеет место в 1649 году, то следует признать, что Анжелике в указанной главе приблизительно десять. Однако уже в первой части романа, причем до 1648 года Анжелике было двенадцать (стр. 120 и 140). Одно можно сказать наверняка – во второй части романа, как и в третьей, нашей героини нет четырнадцати (четырнадцать ей исполнится лишь на стр. 287 и будет это в четвертой части книги).
 
Во второй части романа характер Анжелики приобретает новые черты и усложняется. В этих четырех главах происходит подготовка Анжелики к тому, чтобы покинуть родной замок, и даже описывается пусть и детская, но все же попытка отправиться в самостоятельное путешествие.
 
Анжелика стала более послушной и полюбила учебу (стр. 145). От старого Гийома она научилась немецкому языку и наедине с ним всегда говорила на его родном языке (стр. 171). Маркиза ангелов твердо решила научиться хорошо готовить, но не вследствие желания поупражняться в смирении, а для того, чтобы в случае необходимости уметь накормить своих детей (стр. 180). Очевидно, что перед глазами Анжелики был пример ее матери, которая всегда чутко относилась к своим детям (стр. 172).
 
В своем обычном расположении духа Анжелика была уверенной в себе и жадной до открытий (стр. 178). Ей были неведомы стыд и смущение (стр. 147) и вообще маркиза ангелов была не робкого десятка (стр. 206).
 
Дальнейшее развитие во второй части романа получают характеры и других уже знакомых нам персонажей. Так, о матери Анжелики мы узнаем, что она «была умной женщиной и не забыла светского воспитания, научившего ее не разевать рот от удивления перед любым, даже самым нелепым заявлением» (стр. 150).
 
Тетушка Пюльшери обнаружила склонность принимать все близко к сердцу (стр. 155), а тетушка Жанна – отпускать ядовитые замечания (стр. 180).
 
Предвестием скорого прощания Анжнлики с родным домом становится отъезд в Америку ее старшего брата Жослена, который ускорила беседа с оказавшимся в Монтелу пастором Шарлем де Рошфором, несколько лет проведшим в Вест-Индии (примечание на стр. 186).

На вид Рошфору «было уже около сорока лет, но что-то непреклонное и страстное было в его взгляде, устремленном вдаль» (стр. 182). В Виржинии он познакомился с дядей Анжелики Антуаном де Ридуэ де Сансе, который уплыл в Вест-Индию и стал гугенотом (стр. 193). Этот пастор наряду с прочими своими гугенотскими речами произносит весьма любопытные слова о туземцах Северной Америки: «Гроздья висят на деревьях в лесу, но местные жители не умеют делать вино. И это к лучшему, ведь Ною не пошло на пользу пьянство, и Господь не пожелал, чтобы в свиней превратились все люди. Остались еще непорочные племена на земле» (стр. 182). Немного далее Рошфор доходит даже до таких суждений: «Именно там я понял, что все плохое исходит от белого человека, потому что он не послушал слово Господне, а извратил его. Ибо Господь не приказывал ни убивать, ни разрушать, но любить друг друга» (стр. 183).

Слова пастора звучат на удивление складно, будто он позаимствовал их у какого-нибудь недалекого адепта «черной легенды» о Конкисте. Между тем вот весьма занятное суждение об этой легенде: «Причины распространения «черной» легенды в Латинской Америке достаточно очевидны. В начале XIX в. в испанских колониях началась Война за независимость, которая в конечном счете привела к появлению на карте Америки новых государств. Естественно, что долгую, упорную и кровопролитную войну повстанцы вели под антииспанскими лозунгами. Эта идеология очень глубоко вошла в сознание креолов (так называли себя белые жители Латинской Америки) и во многом стала определять развитие молодых культур. Кроме того, перед новорожденными американскими нациями встала насущнейшая проблема — найти и утвердить свою характерность. Ведь народ, как и отдельный человек, чувствует себя полноценным, лишь когда в полной мере осознает свое отличие от другого. В чем могли испаноамериканцы отыскать свою особость? В природном мире и в индейском культурном наследии. Где-то оно сохранилось, а где-то и вовсе нет; но его отсутствие нисколько не смущало писателей и поэтов, взывавших к своим индейским корням, к тем славным временам, когда индейцы были хозяевами своей земли. Любовь к индейскому прошлому рождает ненависть к конкистадорам, наглым захватчикам, а к этому примешиваются антииспанские чувства, выпестованные в эпоху освободительной войны.» (А. Кофман «Рыцари Нового Света», М., «ПАН ПРЕСС», 2007 г., стр. 51).
 
Относительно же непорочности иных племен, существующих на земле, обратимся к книге Х. Иннеса «Конкистадоры. История испанских завоеваний 15-16 веков» (М., Центрополиграф, 2002 г.) и почитаем следующие выдержки из нее:

«И все же конкистадоры (большинство из которых, должно быть, хотя бы раз присутствовало на аутодафе) не могли скрыть свой ужас, столкнувшись с другой нацией, практикующей человеческие жертвоприношения во имя религии» (стр. 22);

 «Он (Кортес – К. П.) заявил, что, если испанцы примут девушек, они станут кровными братьями индейцам, а это невозможно сделать, пока девушки не станут христианками, а индейцы не прекратят человеческие жертвоприношения и не откажутся от содомского греха. На тот момент в жертву регулярно приносилось до пяти человек в день. Индейцы предлагали сердца жертв идолам и съедали их руки и ноги. Так же обычны в городах были мальчики-проститутки, одетые девочками» (стр. 90);

«Описание этих жрецов просто ужасно: «Одни носили черные одеяния, как у каноников, а другие – капюшоны поменьше, как у доминиканцев. Они носили очень длинные волосы, до пояса, а некоторые даже до щиколоток, и волосы эти были настолько спутаны и вымочены кровью, что их невозможно было бы разделить. Их уши были разрезаны во многих местах в качестве жертвы, и пахли они серой. Но они также пахли и кое-чем похуже – разлагающейся плотью». Эти жрецы не женились, но практиковали содомию» (стр. 90);

«В городе было тринадцать теокали, около каждого из них возвышалась гора черепов, и Берналь Диас оценивает их общее количество более чем в сто тысяч» (стр. 101-102);

 «Более ужасающая версия рассказывает, что Ачитометль, король Кулуакана, разрешил им поселиться в Тисапане, на кишащей змеями территории, теперь являющейся районом Мехико, называемым Сан-Анжел. Он отдал им свою дочь, без сомнения ища с ними союза против соперничающих городов. Однако вместо того, чтобы отдать ее в жены своему вождю, жрецы убили ее и содрали с нее кожу. Когда же, по их приглашению, Ачитометль приехал с визитом, его повели в затемненную кумирню возжечь благовония их богу. Он разжег огонь и оказался лицом к лицу со жрецом, облаченным в снятую с его дочери кожу. Если это правда, то даже если все это было проделано исключительно с целью увести теночков в безопасные тростниковые плавни, трудно обнаружить что-либо человеческое в этих жрецах с извращенным и злобным сознанием» (стр. 129);

 «Каннибализм также поначалу был для них ритуалом; отсеченные конечности жертвы передавались семье воина, захватившего этого пленника. Однако позже каннибализм превратился в привычку, настолько обыденную, что один из конкистадоров, писавший анонимно, утверждал, что индейцы «ценят человечину более высоко, чем любую другую пищу; зачастую они отправляются на войну и рискуют своими жизнями только затем, чтобы убить и съесть»» (стр. 130-131).

Вот такие свидетельства удивительной непорочности некоторых племен дошли до нас. Более подробно об этих увлекательных вопросах см. заметку о книге Ж.-М. Г. Леклезио «Праздник заклятий».

Как бы там ни было, Жослен принял решение уплыть в Америку. При прощании с Анжеликой этот первый сын полуразорившегося барона произносит важные слова о дворянстве: «Я, увы, принадлежу к сословию, обладающему привилегиями, но бесполезному. Богатые или бедные, дворяне не имеют абсолютно никакого представления, в чем их предназначение. Посмотри на нашего отца. Он в замешательстве. Он опустился до разведения мулов, но не решается полностью использовать эту унизительную ситуацию, чтобы восстановить благодаря деньгам свой дворянский титул. В итоге он проиграет по всем статьям» (стр. 194-195). Анжелике старший брат дает такой совет:

«- Ты становишься красивой и сильной, Анжелика. Будь осторожна. Тебе тоже нужно уезжать. Или в скором времени ты окажешься в стоге сена с одним из конюхов. Или ты станешь собственностью одного из этих толстых дворянчиков, наших соседей.
 
И он добавил с внезапной нежностью:

- Поверь моему опыту, дорогая. Такая жизнь станет тебе отвратительна. Спасайся, беги из этих старых стен» (стр. 195).

Характер Раймона также показан в эпизоде с беседой пастора Рошфора. Второй старший брат Анжелики громко заявляет о том, что Католическая Церковь сама проведет реформу гораздо более разумную чем то, что изобразил Мартин Лютер (стр. 192). После того, как старый барон выгоняет пастора из замка, именно Раймон первым предлагает тому свою комнату для ночлега несмотря на разницу в религиозных взглядах (стр. 193).
 
Во второй части Анжелика теряет свою лучшую подругу – ведьма Мелюзина погибла от рук крестьян, отправившихся на поиски своих детей, которых Анжелика подговорила пуститься в путешествие до Америки (стр. 218). До своей гибели Мелюзина успела рассказать своей ученице о любви:

«Сквозь завесу душистого пара Анжелике чудилось, что подруга смотрит на нее строго и печально. Новый страх пришел на смену бурлившим в ее душе гневу и злобе.
 
- А что я должна сделать, чтобы заслужить любовь? – спросила она.
 
Мелюзина развеселилась и тихо засмеялась.
 
- Любовь - это наука, - прошептала она.
 
Анжелике казалось, что ее наивные вопросы вызывают у колдуньи жалость.
 
- Надо просто БЫТЬ ЖИВЫМ! ЖИТЬ и все. Жизнь – это тоже наука.
 
- Разве я живу? – грустно спросила Анжелика.
 
- О, да! Ты куда живее всех, кого я видела в этом лесу» (стр. 175).

Иногда Анжелике казалось, что «эта женщина, живущая в подземной пещере, вовсе не человек, а ангел, который всегда готов прийти на помощь в любой беде» (стр. 176).

Друзья Анжелики, Валентин и Николя, почти незаметны на страницах второй части романа. В неудавшемся путешествии по стопам дяди Антуана и Жослена маркизу ангелов сопровождал Николя, однако в пути он повел себя безынициативно и безропотно согласился повернуть назад при первом же затруднении.
 
Во второй части романа появляется новый сверстник Анжелики, отношение маркизы ангелов к которому становится более сложным, чем чувство детской дружбы к Валентину и Николя. Это ее кузен Филипп дю Плесси-Бельер, сын хозяина замка, управляющим которого являлся Молин.
«Никогда раньше она не видела такого красивого мальчика.

Волосы, шелковая бахрома которых обрамляла лоб, сверкали золотом, и рядом с ними ее собственные кудри казались темными. Черты его лица были совершенны. Костюм из тонкого серого сукна, с кружевами и голубыми лентами очень шел к розовой коже. Его можно было бы принять за девушку, если бы не жестокий взгляд, в котором не было ничего женского» (стр. 158-159). «Анжелика отметила, с каким презрением юный кузен оглядывал темную обшарпанную гостиную. Голубые глаза Филиппа дю Плесси были светлыми, словно сталь, и такими же холодными» (стр. 148).
 
Описания внешности кузена Филиппа, в особенности его недобрых холодных глаз напомнили мне о приеме скандинавских скальдов, упомянутом в книге М. Семеновой «Я расскажу тебе о викингах»: в описании внешности малоположительного персонажа обычно указывалась какая-либо черта, не вселявшая симпатии к герою. В случае с кузеном Филиппом такой чертой выступает жестокий взгляд его холодных голубых глаз.
 
На первый взгляд кажется, что Анжелике Филипп не внушил ничего, кроме ненависти. Уже в первые минуты знакомства она «не могла оторвать от него глаз, мучаясь от желания расцарапать ногтями его лицо» (стр. 149). После короткой стычки с ним девочка «слышала только гулкие удары собственного сердца. Какое-то незнакомое чувство и смесь стыда и отчаяния душили ее горло. «Я ненавижу его, - думала она, и однажды я отомщу. Он будет стоять на коленях и просить у меня прощения»» (стр. 170). Даже своей закадычной подруге Анжелика призналась лишь в неприязни к кузену:

«- Не плачь, моя маленькая фея, не плачь! Ты слишком молода, чтобы тратить жизнь на любовную тоску!

- Но я его не люблю, - запротестовала Анжелика. – Напротив, я его ненавижу!» (стр. 173).

И хотя напрямую в «Маркизе ангелов» о влюбленности Анжелики в своего кузена не сказано ни слова, мне все же сдается, что влюбленность эта имела место.

Завершается вторая часть романа обещанием, данным Анжеликой своему отцу в том, что она впредь будет вести себя более благоразумно. «Она знала, что проходящие дни – словно бурный водный поток, который увлекает за собой людей, принуждая выполнять установленные им правила, и что она сама должна плыть по течению, как делают это ее родители для того, чтобы выжить» (стр. 228).
 
 События третьей части романа, именуемой «Боги Олимпа», проходит под знаком того, что совсем скоро старшим детям барона де Сансе предстоит покинуть семейное гнездо и отправиться учиться. Уже на первой странице мы узнаем, что Анжелику, Ортанс и Мадлон ожидало обучение в монастыре урсулинок, а Раймона и Гонтрана – у отцов иезуитов (стр. 231).
 
Действие третьей части «Маркизы ангелов» разворачивается преимущественно на территории замка дю Плесси-Бельер. Анжелика проявила недюжинные смелость, находчивость и хитрость, отважно дав отпор смеющимся над ее невзрачным платьем гостям замка, похитив ларец с ядом и вынудив принца Конде предоставить ее отцу необходимые для успешных торговых операций таможенные права. Даже кузен Филипп, которого Анжелика встретила во второй раз в жизни, почувствовал к ней если не симпатию, то уж по крайней мере любопытство: «У Анжелики так неистово билось сердце, что ей казалось, кузен Филипп, сидящий рядом, должен был слышать его удары. Она посмотрела в его сторону и была удивлена, что с загадочным выражением, застывшим в голубых холодных глазах, Филипп смотрит на нее» (стр. 262).
 
Во время посещения замка дю Плесси-Бельер Анжелика становится свидетелем любовной сцены между принцем Конде и герцогиней де Бофор. «Увиденное потрясло Анжелику и одновременно очаровало. Словно за то, что она так часто рассматривала картину, изображавшую Олимп, любуясь ее свежестью и выразительным величием, для нее – маленькой деревенской девочки, уже многое понимавшей, - наконец открылась вся красота этой сцены, значение которой она вдруг поняла. «Так вот она какая, любовь», - сказала себе Анжелика, и по ее телу пробежала дрожь испуга и удовольствия» (стр. 247).

Следующие пять лет жизни Анжелики, проведенные в монастыре урсулинок в Пуатье, городе церквей и монастырей (стр. 274), описаны в четвертой части романа, «Под сенью собора Нотр-Дам-ла-Гранд». За эти годы и в королевстве, и в семье Анжелики многое изменилось.
 
Благодаря спонтанному вмешательству Анжелики в планы принца Конде юный король Людовик Четырнадцатый, его брат, мать, а также кардинал Мазарини не погибли от яда (стр. 276). Вскоре у стен Парижа в кровопролитной битве сошлись две армии – принца Конде, стоявшего во главе Фронды принцев, и Тюренна, возглавлявшего армию короля. В результате вмешательства артиллерии мадемуазель де Монпансье, дочери Гастона Орлеанского, дяди короля, армия Фронды сумела войти в Париж (стр. 286).
 
Однако прошло немного времени, и король Людовик Четырнадцатый вернулся в Париж. «Единственным, кто продолжал бунтовать, был принц Конде. Стоя во главе испанских войск, он продолжал свою кампанию против французской армии и Тюренна на протяжении еще нескольких лет. Однако Фронда закончилась. Отныне Мазарини считался великим победителем в жестокой гражданской войне» (стр. 300-301).
 
Мадлон, учившаяся вместе с Анжеликой, умерла во время эпидемии чумы (стр. 284). Для маркизы ангелов, верившей в то, что «ничто не могло разрушить ту стену, которую возвел замок Монтелу вокруг детей де Сансе» (стр. 279), это стало первым серьезным потрясением на пути прощания с детством.

Ортанс вышла замуж за дальнего родственника де Сансе, которому отец купил чин королевского прокурора в Париже (стр. 298). Накануне семнадцатилетия Анжелики умерла ее мать. «Девушка долго молилась в часовне, однако не проронила ни слезинки» (стр. 301).
 
Раймон отказался от наследства в пользу младших братьев и постригся в монахи (стр. 303). Гонтран «не желал ни вступать в армию, ни получать образование. Вместо этого он отправился в Париж учиться, вот только чему – никто в точности не знал. Оставалось только ждать, пока Дени достигнет тринадцатилетнего возраста, чтобы вернуть роду де Сансе воинскую славу, согласно обычаю знатных семей» (стр. 303-304).

Незримый поединок за обладание девственностью маркизы ангелов с новой силой разгорается в четвертой части романа. Первым мужчиной Анжелики едва не стал Анри де Рогье, паж на службе короля (стр. 289). В описании его костюма автор романа допускает забавную ошибку, связанную все с той же дамой, именуемой Хронология: коротенькие, похожие на тыкву штаны пажа названы неотъемлемой частью моды шестнадцатого века (стр. 288), тогда как действие романа происходит в веке семнадцатом.
 
Первой плотской близости Анжелики тогда помешал знаменитый отец Венсан де Поль, о котором рассказывал маркиз дю Плесси во время своего визита в Монтелу (стр. 167):

« - Овечки мои, - сказал господин Венсан, - малые дети нашего Милостивого Господа, вы хотели вкусить еще несозревший плод любви. Поэтому набили оскомину, а сердца ваши наполнились грустью. Так дайте же созреть на солнце жизни тому, чему нужно время, чтобы раскрыться. Нельзя шутить с любовью, иначе ее можно никогда не найти. Нет более страшного наказания за нетерпеливость и слабость, чем быть навечно обреченными вкушать лишь плоды горечи – плоды, лишенные настоящего вкуса и запаха!

Каждый из вас должен заниматься своим делом. Ты, мальчик, вернись к своей службе, которую должен добросовестно выполнять. Ты, девочка, вернись к своим монахиням и своей работе. И не забывайте молиться Богу каждое утро. Господь всем нам отец» (стр. 296).
 
Кратковременное возвращение Анжелики в Монтелу обусловлено предстоящим событием, которое должно будет окончательно разлучить маркизу ангелов с родным краем. Речь, конечно, о предстоящей свадьбе с графом Жоффреем де Пейраком, богатейшим человеком Лангедока. Данная свадьба, скорее напоминавшая сделку, была чрезвычайно выгодна и для самого жениха, и для Молина, и для отца Анжелики. Из уст барона де Сансе звучали лишь восторженные характеристики в адрес будущего зятя, что и понятно – отец Анжелики прекрасно знал, сколько темных слухов сопровождало имя графа де Пейрака, и старался рассказывать о нем только хорошее: «Поговаривают, что у него разнообразные интересы. Кроме этого, он великий ученый, он сам сделал чертеж этой паровой машины» (стр. 316).
 
Возвращение в Монтелу не принесло Анжелике былой радости. «Для нее все здесь стало чужим, бессмысленным, вялым, хоть слуги сновали то тут, то там, выполняя поручения» (стр. 306). Невесту графа де Пейрака «не покидало чувство того, что ее словно бросили одну и она заблудилась» (стр. 317). Именно на ностальгии по детским ощущениям попробовал играть Николя, стараясь добиться благосклонности Анжелики (другой друг ее детства, Валентин, появится лишь на свадебном пиру, чтобы подарить новоиспеченной графине корзину булочек – стр. 356-357):

«Девушку переполняли эмоции, и на глазах вдруг выступили слезы, ибо от этого жеста веяло ее детством, чарующим миром Монтелу с прогулками по лесу, опьяняющим ароматом боярышника, прохладой, веющей от каналов, по которым Валентин катал ее на лодке, ручьями, где они ловили раков. Без сомнения, Монтелу, где сладковатое, таинственное дыхание болот смешивается с резким ароматом окутанного тайной леса, не походило ни на одно другое место на земле…

- Помнишь, как мы тебя называли, - прошептал Николя, - Маркиза Ангелов…» (стр. 335).
 
«Еще никогда Анжелика не ощущала влечение мужчины, еще никогда так ясно не осознавала, какое желание будит ее красота» (стр. 338). И все же она нашла в себе силы отказать Николя в близости в тот день. Девушка сказала ему, что выйдет замуж за графа де Пейрака. Зловещая тень Великого Лангедокского Хромого немедленно выросла перед ней:

« - Николя, скажи мне, ты знаешь его?

Он поднял на нее глаза, и она увидела в них злую иронию:

- Да… я видел его… Он много раз приезжал сюда. Этот мужчина так уродлив, что девушки разбегаются, когда он проезжает на своем черном коне. Он хромой, как дьявол, и такой же злой. Говорят, в своем замке в Тулузе он завлекает женщин любовными напитками и странными песнями. И те, которых он заманивает, исчезают навсегда либо сходят с ума. О, у вас будет прекрасный супруг, мадемуазель де Сансе!» (стр. 340-341).

Еще более жуткие черты приобретает фигура графа де Пейрака в устах Фантины Лозье: он оказывается не только алхимиком, повязанным с самим дьяволом, но чудовищным развратником, а также убийцей своих предыдущих жен, которых у него, однако, никогда не было (стр. 353-355).

И вот, когда чувство отчуждения становится невыносимым, Анжелика прямо на свадебном пиру, где ее супруга представляет его друг маркиз д'Андижос, решила отдаться Николя. Однако благодаря склонности тети Жанны шпионить за всеми старый Гийом сорвал любовную сцену между маркизой ангелов и ее старым другом. Лютцен отказался говорить с Анжеликой, Монтелу окончательно отверг ее, и ей осталось лишь уехать к своему хромому супругу (стр. 365).
 
 В общем и целом книжка мне понравилась, как можно догадаться. Из явных недочетов огорчают разве что вышеописанные нелады с хронологией.
 
В завершении следует сказать о языке романа и о фигуре автора в нем.
Язык книги в основном лаконичен, прост и именно потому хорош. Впрочем, иногда автор явно злоупотребляет короткими предложениями и даже абзацами. Это хорошо видно из следующих двух абзацев:

«Мелюзина, колдунья.

Она была госпожой господского леса» (стр. 60).

Восклицательные знаки в речи от автора тоже неуместны – скажем, вот тут: «Свои седые волосы Мелюзина перехватывала лентой, а иногда украшала цветами, и Анжелика находила, что это очень красиво!» (стр. 61). В следующем примере мы снова видим излишний восклицательный знак, а еще наблюдаем непонятно зачем вставленные в текст от автора кавычки: «Она только что провела «своих» людей через болота. Долгие часы за ней по пятам следовало это жалкое сборище. Теперь она уже не ребенок!» (стр. 75).
 
Несколько раз в тексте можно заметить практически незримое присутствие автора. Так, на странице 58 автор прямо обращается к читателю: «Вы бы не нашли здесь ни единой прогалины вплоть до севера Гатина и Вандейского бокажа…». Такую же картину видим на странице 274: «На небе не было ни облачка, мягкое небо касалось крыш Пуатье, можно было подумать, что вы находитесь на Юге…». Страницей ранее автор обозначает свое присутствие, назвав Анжелику и ее родственников «нашими путниками».
   
Надеюсь, «Клуб семейного досуга» продолжит выпускать романы об Анжелике прежними темпами.