Новогодние сны

Со стоном Вадим  сдёрнул с груди одеяло, пытаясь вырваться из кошмара: ему снилось, что он стоит на площади, а вокруг много людей, у которых совершенно одинаковые лица. Вадим страстно призывает их к каким-то действиям, но толпа неподвижно замерла и зловеще молчит, глядя на него ничего не выражающими глазами.  И вдруг из толпы кто-то крикнул: «Он всё врёт! Он чужой!»  Толпа разразилась громким хохотом, завыла, заулюлюкала: «Он чужой! Он чужой!» Превратившись в клокочущую раскалённую массу, она медленно потекла прямо на Вадима. Он  пытается убежать, но не может.  Живая магма обволакивает его тело, подбираясь к голове, чтобы навсегда залепить рот, глаза, уши…
Вадим проснулся в холодном поту, сердце лихорадочно колотилось. Некоторое время лежал, пытаясь успокоиться, окончательно придти в себя. Было тихо, темно. До рассвета ещё далеко. Встал, выглянул в окно. Заснеженные деревья застыли в неподвижности, как та толпа, которую он только что видел во сне. Может, это было продолжением сна, но только мир показался чужим и совсем незнакомым. Какая-то сила влекла его прочь из дома. Он оделся и, даже не взглянув на спящую жену, вышел на воздух. Ночное новогоднее небо с ярким серпом месяца и скопищем мерцающих звёзд вливало в душу невероятную свободу. Лёгкие заполнял свежий морозный воздух. Вадиму казалось - ещё немного, и  он взлетит в эту бездонную высь и там постигнет ещё никем нераскрытую тайну, зачем этому прекрасному миру нужен презренный, заражённый гордыней  человек.

И тут, напугав его, заверещал телефон, который он никогда не вынимал из кармана куртки.  Звуки мелодии набатом прогремели в тишине ночи. Это прозвучало таким резким диссонансом, что Вадим бросил телефон в снег, и когда тот, отказываясь замолчать, продолжал неистово надрываться, он в исступлении пнул телефон башмаком. Телефон слабо пискнул, потом замолчал, и в ночной тишине Вадим явственно услышал, как голос человека из трубки сказал ему:
- Трубку поднимите. Она вам ещё послужит.
Он поднял смятую трубку и пробормотал куда-то в пространство:
- Вы кто?
- « Я тот, кого никто не любит и всё живущее клянёт!» - напыщенно изрёк голос.
- Кто это? – снова повторил Вадим.
-  Я  - философ Брудов. Давно хотел встретиться и поговорить с вами. Вы мне интересны. - Голос звучал как будто с другой планеты. Несмотря на скрытое высокомерие, голос завораживал, и Вадим совсем не удивился себе, когда произнёс:
- Что ж, давайте встретимся. Где и когда?
- Машина ждёт вас. Мой водитель отвезёт вас ко мне.
Действительно, у садовой калитки стоял чёрный лимузин неизвестной марки. Водитель не вышел ему навстречу, и когда он залез внутрь, даже не повернулся к нему, ни о чём не спросил, а тотчас двинулся в путь, набирая скорость. Они мягко летели по широкому шоссе, и было удивительно, что  им не встретилась ни одна машина.
- Ехать далеко? – Вадим решил прервать тягостное молчание. Водитель ответил не сразу:
- Нет. Близко. – И больше не добавил ни слова.
Минут через двадцать машина остановилась у бревенчатого, стилизованного под кабачок, ресторана.
- Встреча здесь? – спросил Вадим шофёра.
- Здесь, - ответил тот.
Вадим подошёл к двери ресторана. Она сразу же открылась. Девушка в нелепом кокошнике, в псевдонациональном русском костюме поклонилась в пояс:
- Проходите, гость дорогой. Мэтр Брудов ждёт вас.  Едва Вадим ступил в душный зальчик, ему навстречу из-за стола поднялся высокий худой человек в накинутой на плечи хламиде. У него было бледное лицо с запавшими щеками и тёмными непроницаемыми глазами. Он энергично, как старому знакомому, пожал ему руку:
- Рад, весьма рад вашему визиту. Давно хотел познакомиться лично. Тимофей Игумнович.
- Вадим Михайлович. Тоже рад, - представился Вадим.
Они уселись за стол, покрытый белой скатертью, расшитой красными петухами. Зальчик был рассчитан на одну компанию.
- Я люблю этот кабачок. Здесь русский дух, здесь Русью пахнет.
Вадим заметил, что Брудов любитель избитых цитат.
- Ну-с, - продолжал хозяин, потирая руки, что мы с вами выпьем? Я беру ответственность на себя, вы не против? – и не дожидаясь ответа, он сделал жест невидимому официанту:
- Ванечка, дружочек, - понизил он голос, -  всё, как обычно. Ты понял?
- Конечно, Ваша светлость, - сверкнул смородинными глазами Ванечка.
- Он сказал «Ваша светлость»? Здесь такой сервис? Все гости – сплошь - «светлости»?- хмыкнул Вадим.
- Да, сервис здесь отменный. И обслуживание сугубо индивидуальное. Я ведь потомок князей Брудовых. Член общества «Славные потомки лучших российских фамилий». – И он сунул Вадиму под нос визитную карточку, всю сплошь в золоте.
- Я ничего не слышал о таком обществе.
- Это и неудивительно. Конечно, это не тайное общество, но знают о нём только избранные.  И я вас пригласил сегодня за тем, чтобы предложить стать членом этого общества.
- Благодарю за честь, - Вадим отвесил учтивый поклон славному потомку безвестных князей Брудовых, - но не считаю, что моя фамилия Оболмасов – лучшая российская  фамилия.
Князь Брудов сделал вид, что не почувствовал иронии.
- Ну, дорогой Вадим Михайлович, это вы напрасно. Самоуничижение, как известно, паче гордости. Ваши предки прославили Россию и ратными походами, и революционными подвигами. А вы, их благородный потомок, сформулировали интересную концепцию дальнейшего развития России. Многим ваши идеи кажутся утопическими, даже безумными, но члены нашего общества очень ими заинтересовались. Мы готовы всячески помогать вам, пропагандировать эти идеи, так сказать, внедрять их в сознание масс.
- Вы читали мою монографию «Россия на пороге будущего»?  Она отвергнута научным сообществом. Вам это известно?
- Это неудивительно. Такое резкое неприятие вашей работы учёными – для нашего Общества лучшая рекомендация. Все учёные – неисправимые традиционалисты. Они не преемлят ничего нового.
В этот момент к столику подошли двое: красивая женщина лет 30, а, может, и побольше, в короткой юбке и блузе с низким декольте, и её спутник с маленькой бородкой и в очках, вылитый Чехов. Он тянул лет на 50.
Тимофей Игумнович обрадованно вскочил:
- Прошу вас, друзья, к нашему шалашу. Вадим Михайлович, это мои соратника по Обществу, Елена Игнатьевна и Никифор Порфирьевич. Они потомки великого  писателя матушки-России, Каравашкина.
Пришедшие церемонно раскланялись. Вадим встал, и Елена Игнатьевна сунула ему руку явно для поцелуя. Вадим охотно выполнил её желание. О великом Каравашкине он, признаться, услышал впервые.
- Друзья, - продолжал жизнерадостный хозяин,- а это - тот самый Вадим Михайлович.
Гости радостно заулыбались, глядя на гостя с обожанием, как будто от него зависела их дальнейшая судьба.
Не прошло и несколько минут, а на столе уже громоздились бесчисленные закуски и батарея бутылок.
- Это по-нашему, по-рассейски, напитков должно быть много! – громогласно воскликнул Никифор Порфирьевич. Елена Игнатьевна весело рассмеялась, как от оригинальной шутки. У неё был приятный, точно звон колокольчика, смех.
Официант Ванечка споро и бесшумно обслуживал  весёлую компанию. Тосты следовали непрерывным потоком. В основном за Россию, за лучших её сынов, за самых красивых в мире русских женщин и всё в таком ключе.
- Музыку прикажете? – совсем, как в прошлом веке, осведомился Ванечка.
- Давай - цыган, Ванюша! – распорядился Тимофей Игумнович.
Цыгане, хотя их было не более пяти-шести человек, сразу заполнили весь зальчик музыкой, энергией, яркими красками. Всё закружилось, запело, отозвалось ликованием в душе Вадима. Он вскочил, протягивая руку Елене Игнатьевне:
- Потанцуем?
- Потанцуем! – тотчас откликнулась она. И они смешались с весёлой цыганской толпой.
Когда они вернулись к столику, тот одиноко красовался своим изобилием. Однако ни Тимофея Игумновича, ни Никифора Порфирьевича нигде не было видно. Исчезли и цыгане, и официант Ванечка.  Стало неприятно тихо.
- Куда это все подевались? – спросил удивлённый Вадим Михайлович.
Елена Игнатьевна небрежно отмахнулась:
- Вышли освежиться.
К парочке подошёл официант:
- Ваши друзья немного перебрали. Я распорядился, чтобы их отвезли домой.
Елена Игнатьевна ничуть не удивилась:
- Вы всё правильно сделали. – И, обернувшись к Вадиму, добавила:
- Пьяными их лучше не видеть.
-Но Тимофей Игумнович пригласил меня по делу… - начал было Вадим.  Елена Игнатьевна его перебила:
- Об этом не беспокойтесь: все деловые переговоры – моя обязанность. Кстати, я уже прочитала ваш труд. – Она откинулась назад и задумчиво смотрела на Вадима Михайловича, как будто решала, мог ли он написать такое замысловатое произведение.
Тот невольно заелозил на своём стуле:
- Прочитали? – нарочито небрежно спросил он. - Я рад. И что вы скажете?
- Интересно... Но в общем-то об этом говорят многие.
- Ну уж нет! Я смею думать, что мои мысли совершенно оригинальны.
- Полноте! О необходимости инноваций, ускоренного развития науки сейчас не говорит только ленивый.
- Так фишка не в том!  Главное – каким образом запустить маховик?! За годы криминал-либерализма Россия потеряла способность к научно-техническому прогрессу: разрушены научные школы,  разворована материальная база, эмигрировали талантливые учёные, прервалась связь новых и старых поколений учёных, до безобразия деградировали высшие учебные заведения, лишённые и финансирования и преподавательской элиты! И вот в этой выжженной пустыне я предлагаю метод ускоренной регенерации и движения вперёд!
Елена Игнатьевна загадочно улыбалась.
- Ах, какой же вы идеалист. Какой мечтатель. А ведь ещё Фримен Дайсон сказал, что правила всемирно-исторической игры меняются от десятилетия к десятилетию непредсказуемыми путями. А вы как будто всё знаете наперёд. Впрочем, у вас в монографии действительно много совершенно оригинальных идей. Но, знаете что, давайте хоть ненадолго забудем о делах. Я приглашаю вас ко мне в номер. Здесь стало слишком тихо и грустно.
Она встала, и нетвёрдой походкой направилась к выходу. Вадим был разочарован этим разговором. На что он надеялся, он и сам не понимал. Но ведь для чего-то его пригласили сюда. Уж не для того, чтобы напоить и заставить выслушивать глупости Елены Игнатьевны. «Что это я разговорился с ней о науке. Разве женщины способны мыслить диалектически», - думал он, шагая за ней  и глядя на её стройные ножки.
Он не слышал звонка её телефона. Он увидел только, что она вдруг резко остановилась, выхватила из сумочки телефон и сказала каким-то незнакомым ему тоном:
- Что? Именно сейчас? – минуту слушала молча, потом добавила: - Хорошо. Сейчас буду.
Обернувшись к Вадиму, лучась извиняющейся улыбкой, она попросила его  подождать, совсем недолго, буквально одну минуточку, в актовом зале общества.  Открыла перед ним одну из дверей и тотчас исчезла.

Он вошёл в просторный зал для заседаний, освещённый настенными бра, сел в кресло у самого прохода, огляделся.  Зал был богато отделан золотом, ценной породой древесины, бархатные удобные кресла, на стенах портреты незнакомых ему людей. Внезапно он точно очнулся от  бреда: где он? Что это за люди? Куда они исчезли? Что от него хотят? А главное, как ему вернуться домой? Он вынул из кармана разбитый мобильник, тщетно пытаясь позвонить жене. Жена не отвечала.
Ярко вспыхнула люстра под потолком, и  зал начал заполняться нарядными людьми, оживлённо разговаривающими друг с другом.  Они расселились по местам с такой уверенностью, как будто за каждым из них уже давным-давно были закреплены эти кресла.
Но к креслу Вадима не подошёл никто. Его не замечали, как не замечают привычные или неинтересные предметы.  В своем тренировочном костюме и стоптанных кроссовках, он чувствовал себя неловко  и униженно.
Но вот люстра погасла. Осветилась сцена. И на сцену вышел его новый знакомый, Тимофей Игумнович Брудов. Тимофей Игумнович успел переодеться, выглядел молодцевато и энергично.
- Дорогие друзья, - обратился он к присутствующим, - прекрасен наш Союз!  Великие дела предстоит нам совершить! Для этого мы призваны укреплять и расширять наше братство. И сегодня я хочу представить ещё одного соискателя, которого считаю достойным стать нашим другом и собратом. Это – Вадим Михайлович Оболмасов! Автор той самой  монографии «Россия на пороге перемен».
В зале повисла тишина. А Вадим, не ожидавший такого поворота событий, просто вдавился в кресло, стараясь таким образом исчезнуть из этого зала.
- Вадим Михайлович здесь, в зале. И я хочу представить вам его. Вадим Михайлович! -  обратился Брудов к Вадиму, - прошу вас подняться ко мне на сцену.
Растерянный Вадим встал со своего места и одёргивая изрядно потёртый спортивный костюм, такой неуместный среди сверкающей роскоши, в полной тишине поплёлся к Брудову.
Когда он предстал, наконец, перед залом, кто-то крикнул:
- Это шутка?!
- Почему шутка? Господин Оболмасов – наш новый кандидат. Сейчас он расскажет вам о себе и о своих оригинальных идеях.
Зал враждебно загудел. Покрывая гул, кто-то снова эмоционально крикнул:
- Не слушайте его! Он чужой! Чужой!
Все вскочили со своих мест и кинулись  на сцену.  Кто-то схватил Вадима за волосы и потащил вглубь сцены.
- Смерть чужим! – скандировала толпа. – Им нет места в нашем мире!
Извиваясь, как питон, Вадим вырвался из объятий врага, отскочил к самому заднику сцены, сорвал полотнище, драпирующее задник, накинул его на плечо, как плащ цезаря и закричал голосом народного артиста, специализирующегося на шекспировских трагедиях:
- Прочь, недостойные холопы!
  Не вам, решать мою судьбу!
Толпа  на мгновение остолбенела от неожиданности, но Вадиму этой заминки было вполне достаточно, чтобы распахнуть окно и выпрыгнуть в мягкий холодный снег.

Не поднимаясь на ноги, он побежал прочь на четвереньках, как преследуемая дичь.  Затем, зарывшись в снег, некоторое время неподвижно лежал на животе, пытаясь отдышаться. Его трясло, он был мокрый от пота. Наконец, он позволил себе подняться и оглянуться назад. Его окружал заснеженный  ночной лес. Уходящие ввысь раскидистые ели и сосны, закрывали звездное небо. Никаких признаков жилья, ни дороги, ни даже тропинки. Только незнакомый враждебный, засыпанный снегом лес.
В этой отчаянной тишине, в этом пугающем одиночестве он медленно побрёл вперёд, постепенно всё отчётливее осознавая, что пришёл конец. Он вдруг подумал, что умирать от холода совсем не страшно: просто он ляжет в снег, его тело перестанет чувствовать холод, и он спокойно заснёт. Но сейчас, пока есть хоть чуточку сил, он должен идти. Покойный отец говорил ему не раз: человек только потому выжил на земле, что никогда не сдавался.
И он всё шёл и шёл упрямо вперёд, спотыкаясь, падая, но поднимаясь вновь и вновь. И вот, когда, казалось, что у него уже не было сил, и мучительно хотелось заснуть, в кармане мокрой куртки ожил, жалобно запищал телефон. Окоченевшей рукой Вадим с трудом вытащил его из кармана, опасаясь, что он просто рассыплется в его руке, и поднёс к уху:
- Я вас вижу, - сказал незнакомый голос. – Вы совсем близко от шоссе. А теперь слушайте меня внимательно: поверните градусов на 40 направо и идите только прямо. Телефон держите у уха, я буду корректировать направление, в лесу невозможно идти точно по прямой.
- Кто это?!
- Сейчас некогда вести никчёмные переговоры, тем более, что ваш телефон явно неисправен и может отказать в любую минуту. Старайтесь идти как можно быстрее. Я буду следить за вашим маршрутом.
Пререкаться с невидимым спасителем не было сил. Вадим повернул направо, до конца не понимая, что это , галлюцинация или случилось чудо, и кто-то  зафиксировал его на приборе дальнего видения.
Ему казалось, что он бежал, но голос неумолимо повторял:
- Постарайтесь идти быстрее. Вы идёте слишком медленно.
Но быстрее идти он не мог. Он понимал, что все его усилия напрасны, сил больше не оставалось, сражение за жизнь проиграно…
И вдруг (о, чудо!) - лес расступился, и он увидел шоссе. Теряя сознание, он выбрался на шоссе, и последнее, что почувствовал - чьи-то крепкие руки подхватили его, и чей-то голос повторял:
- Всё в порядке. Вы – молодец. Вы спаслись.

В тёплой машине Вадим быстро пришёл в себя, но мозг работал заторможено, и мысли, казалось, навечно замёрзли где-то в глубине его существа. Он не испытывал никаких эмоций, механически подчиняясь своему спасителю. Тот снял с него мокрую одежду, растёр спиртом тело, надел какую-то тёплую сухую одежду, завернул в толстое одеяло, заставил выпить обжигающую спасительную жидкость. И он заснул, точно привалился в чёрную дыру.
Проснулся оттого, что мужчина энергично тряс его за плечи:
- Не спите! Как вы себя чувствуете? Вас отвезти домой или в больницу?
- Вы кто? Как вы меня нашли? – наконец, очнулся Вадим.
- Разве вы меня не узнаёте? Я – водитель Тимофея Игумновича.  Я видел, что произошло.
- У вас есть прибор дальнего видения? Но где он? Его не видно!
Водитель довольно рассмеялся:
- Конечно, не виден. И в этом моё преимущество.
- Спасибо вам, я вам очень обязан. И передайте мою благодарность Тимофею Игумновичу.
- Ну, уж Тимофей Игумнович здесь совсем не причём.
- Но разве не он вас отправил меня спасать?
- Конечно, нет!  Зачем ему это?
- То есть как? Мы же с ним так и не поговорили по поводу моей монографии!
- Да о чём говорить-то? Он и так с ней прекрасно знаком.
- Зачем же вы тогда привезли меня к нему?
- Он хотел с вами лично познакомиться и понять, можно ли с вами поладить.
- ???
- Ну, в смысле, купить вашу работу, чтобы вы этим больше не занимались.
- Зачем ему это?
- Этого я не знаю. Знаю только, что ваша работа напугала его.  Ему было видение, что  как только в России будут озвучены подобные идеи, Общество лучших российских фамилий уже не сможет управлять Россией.
- Он хотел от меня избавиться!?
- Ну, уж этого я не знаю. Понимайте, как хотите. Он только часто повторяет: самое страшное для нас – это идеи, адекватные коллективному подсознательному народа России. Если, мол, эти идеи уйдут в массы, Россию не остановить. Ни одна Америка ничего не сможет сделать. Они этого очень боятся.
Обескураженный Вадим долго молча смотрел на водителя:
- Тогда я не понимаю, почему вы меня спасли? Почему всё это рассказали?
- Да чего тут непонятного. Во мне ведь тоже сидит часть этого самого «подсознательного».
- Спасибо вам за всё. Я думаю, мы с вами увидимся ещё не раз. И, может, поработаем.
- Поработаем непременно! Мы покажем всем, как нужно жить на земле, чтобы и самим было хорошо, и чтобы других не обижать. Ладно. Едем. А то скоро рассвет.

Вадим проснулся, когда за окном было уже светло. Рядом мирно спала жена. Он сразу вспомнил о прошедшей ночи, вскочил с постели, пытаясь обнаружить следы ночного приключения. Но нигде не нашёл ни мокрого спортивного костюма, ни грязных кроссовок, ни следов протектора чёрного лимузина у калитки. Вернувшись в дом, он остановился на пороге холла, растерянно оглядываясь вокруг: что же это было, сон что ли? И тут где-то рядом пискнул сломанный мобильник.Вадим наклонился к креслу и увидел, что его бедняга - мобила, что-то хочет, но не может и уже никогда не сможет просигналить.