Точечные удары благородства

Точечные удары благородства

Приехав на последнем поезде к себе в Марьино, я вышел из метро и неспешно зашагал домой. В тот вечер мы с ребятами успели обсудить  значимые мировые проблемы в чебуречной на Китай-городе, пропустив через себя всего лишь по четыре литра пива; и я чувствовал себя на подъёме от того, что ситуация в мире, в целом, стала более осмысленной.
Я вальяжно шагал в полном одиночестве по абсолютно пустынной улице и радовался недавно приобретённым сакральным знаниям, пока мои размышления не прервали самым непозволительным образом. С неосвещённой стороны отстойников ко мне приближались два бегущих силуэта, причём один отбивался от другого, как в театре теней, дополняя беспорядочные движения криками и визгами. Когда, наконец, моё зрение позволило разглядеть этот трагический дуэт, девушка уже почти добежала до меня, а парень приостановился.
- Помогите! – взмолилась она.
Какого чёрта, ведь я и сам хотел предложить ей свои услуги. Зачем лишний раз напоминать мне об этом? Если у девушки есть проблемы, я всегда готов их разрешить.
- Так, что такое, в чём дело?! – пробасил я с угрожающими интонациями.
Почему-то они оба стыдливо промолчали. В принципе, мне и так было всё ясно. Девушка была юна, свежа и прекрасна, а парень, по моим поверхностным наблюдениям, казался ещё пьянее меня. Хотя это и не значило, что он выпил больше! Я решительно изложил им своё знаменитое кредо:
- Если у девушки есть проблемы, я  готов их разрешить, - и добавил, - тут же – на месте!
Никаких возражений не последовало, оставалось перейти к следующей фазе. Игнорируя молодого человека, снедаемого похотью, я обратился к объекту его желания:
- Показывай, где ты живёшь, я провожу тебя. Всё в порядке, ничего не бойся, ты под моим покровительством и защитой!
Девушка взяла меня под руку, одарила взглядом безграничной благодарности, и, благопристойно прильнув ко мне, почувствовала себя в полной безопасности. Мы направились к её дому, а я пытался успокоить бедняжку, развлекая галантной беседой.
Однако, похоже, она была уже не так обеспокоена и напугана произошедшим, как минуту назад. Я внимательно посмотрел на этого милого ангелочка лет семнадцати, и мне показалось, что эта ситуация начинала ей всё больше нравиться. Она была весела и очень привлекательна, звали её Марина, лет ей действительно исполнилось семнадцать, и я заметил за собой, что стал проникаться неким сочувствием к парню, который плёлся за нами на почтительном расстоянии. На это обратила внимание моя всё более очаровательная и уже совсем не напуганная спутница:
- Смотрите, он идёт за нами.
- Да и пусть идёт, не волнуйся!
Но Марина уже давно перестала волноваться, и откровенно рассказала, как всё было, в ответ на мои расспросы. Естественно, она стала жертвой обстоятельств. Просто она немного пригубила вина с подругами, а молодого человека видит в первый раз.
Меня всегда умиляли красивые молоденькие девочки, проводящие время в больших шумных компаниях, а потом умоляющие защитить их сомнительную невинность и проводить до дома в полвторого ночи. Мне стало ещё больше жаль парня позади нас. По сути, он был ни в чём не виноват.  Он просто крепко выпил, увидел прекрасную девушку среди общих знакомых и вполне обоснованно захотел поухаживать за ней, в меру своих неуклюжих способностей. Но тут появляюсь я – благородный герой с освещённой дороги – немного трезвее, чем он, и разрушаю все его возвышенные помыслы. Наверняка она вела себя излишне раскрепощённо и я, не зная всего, случайно проходя мимо, смог проявить себя "героем", помешав подвыпившему человеку проявить свои инстинктивные потребности. Возможно, на его месте у меня активизировалась бы такая же поведенческая программа...
Снова я оказался в жизни лучше, чем есть на самом деле, вследствие чего проникся к себе уважением и надулся под курткой от гордости.
- Ну вот, мы и пришли, это мой подъёзд. Огромное вам спасибо! – улыбнулась Марина и поцеловала меня в щёку.

Я был чрезвычайно доволен собой, когда Марина упорхнула в подъезд, и отправилась к давно ожидающим её папе и маме. Я всё сделал, как надо, и даже не спросил номер телефона, как и положено вести себя в подобных ситуациях. Я был абсолютно в этом уверен.
Взорваться от гордости мне не дали нелицеприятные выкрики за спиной:
- Эй, пацан. Стой!
Признаться, это не входило в мои планы. Я обернулся, оценивая обстановку. Опозоренный ловелас-неудачник отыскал во тьме подворотен группу поддержки. Почувствовав изменение баланса сил, распушил хвост и задумал акцию мщения. Вот козлы, блин, сраные уроды, ворчал я про себя. Они решили испортить мне ощущения правильной завершённости вечера и лишить чувства гармоничности финала. Но не учли, что я не побрезгую заняться беговыми упражнениями. Я подумал, что отлично исполнил героическую роль: спасённая мной Марина уже спокойно принимает горячую ванну в своём уютном доме, и не увидит подробности моего тактического отступления.
"А теперь - лёгкая атлетика", - скомандовал себе я, и легко оторвался от преследования по тёмным дворам.
Во время пробежки я наставлял себя восточными мудростями, почерпнутыми в детстве из гонконгских боевиков класса «В». «Выигранный поединок тот, который не состоялся», - говорил «пьяный мастер» своему юному ученику.
Всё-таки не зря летом я тренировал длинный спринт на стадионе, а зимой бегал по лестнице до семнадцатого этажа. К тому же, двадцать метров форы и отличное знание топографии местности… У них не было ни единого шанса! Если уж в десятом классе я убежал от ментов, будучи в нетрезвом состоянии, что взять с этих бедолаг.
Отдышавшись и убедившись в чистоте горизонта, я вспомнил, что милицейская погоня и вправду состоялась где-то в этом районе. Это место становилось для меня каким-то Олимпийским стадионом. В принципе, ничего плохого мы тогда не сделали: только распили на улице литр на четверых. «Кремлёвскую», произведённую почему-то в Бельгии, без закуски, естественно. Просто нам не захотелось о чём-либо беседовать с ментами (обычно эти беседы не привносили новых смыслов в наше существование) и мы решили разбежаться. По каким-то причинам они решили погнаться именно за мной, видимо, по их мнению, я являлся главным несовершеннолетним алкашом. На их примере я бы мог защитить диссертацию по антропологии, наглядно показав, как у человека постепенно атрофируются инстинкты. Любой нормальный хищник никогда не выбрал бы меня для преследования – лучшего из нашей компании бегуна на короткие и средние дистанции.
Даже когда я получил удар дубинкой по касательной и потерял равновесие, то успел вскочить и удрать от запыхавшихся представителей закона. У меня уже тогда возникли вопросы по поводу ужасной физподготовки милиционеров, если они не в состоянии догнать школьника в подпитии.
Правда, эти опытные ищейки не сдались и минут через десять всё же меня взяли, когда я уже расслабился и шёл пешком искать пацанов, чтобы похвастаться удалью и беговыми рекордами.
- Ну у тебя и скорость! - восхитились люди в погонах и скрутили мне руки.
Потом, как обычно, я провёл в отделении два бесплодных часа за решёткой, пытаясь доказать своё интеллектуальное и моральное превосходство, цитируя поэтов Серебряного века и живописуя астрофизические феномены, отчасти иллюстрируя их собственным примером, пока мне не велели заткнуться и нежно не погладили по голове кулаком.

Ностальгируя по той замечательной эпохе, я вернулся домой с неоднозначными впечатлениями от эпизода с неудавшимся по моей вине изнасилованием. Я был убеждён, что мог бы всё спокойно объяснить тому парню, если бы не его группа поддержки. С увеличением количества слушателей мои речи пропорционально теряли свою убедительность. Я любил говорить по душам один на один. Помню, ещё в далёком детстве самые отъявленные хулиганы из нашего двора, даже старше меня на год, оказываясь со мной наедине в замкнутом пространстве, вроде лифта, сразу как-то съёживались и скисали. Я с удивлением не мог узнать этих обаятельных хамов и наглецов. Когда они бродили по району со своей кодлой или сидели у подъезда, то представлялись мне совсем иными людьми, гораздо более храбрыми и романтичными…
- В следующий раз я должен исправить свои ошибки, - обещал я себе, сидя в туалете. Четыре литра пива положительно сказывались на перистальтике кишечника. – В следующий раз всё будет по-другому!

Несколько лет назад вместо экзотических бутылок рома, кубинских сигар и высокохудожественных книг,  друзья подарили мне на день рождения пудовую гирю. Гиря изменила мою жизнь. Она явилась тем самым недостающим элементом в моей персональной эволюции, благодаря которому я поднялся на высшую ступень трансгуманизма.
Занятия атлетикой средней тяжести, вкупе с чтением научно-популярных журналов и алкоголем, придали мне небывалую уверенность в своих возможностях. Я и раньше никогда не мучился сомнениями, кто дал мне право судить о категориях «добра и зла». Априори мне было ясно, что любой нормальный человек, воспитанный в полноценной семье, различает «хорошо» и «плохо» в каждой конкретной ситуации. А тех, кто был лишён этого различительного таланта, надо было останавливать. И теперь у меня стало гораздо больше аргументов.
Однако в моей формуле практического воздействия на окружающей мир огромное значение имели пропорции составляющих компонентов. Во всех выигранных баталиях я ни разу не применил физическую силу. Если дело всё же доходило до драки, я неизменно оказывался внизу – на полу или на асфальте рядом с урной, обязательно в крови, а превосходящие силы противника осыпали меня плевками и проклятиями. Однако я не успевал ощутить позорность своего положения, ибо был неподобающе пьян для проявления подлинного героизма. Уроки прошлого не проходили даром – я несколько уменьшил количество выпиваемых алкопродуктов, повысив интеллектуальные и физические нагрузки. Теперь совладать со мной стало гораздо тяжелее.
Раньше, стоило мне остановиться где-нибудь в людном месте, как незнакомые люди сразу же приглашали с ними выпить, предлагали шлюх или наркоту, в которых я никогда в жизни вообще не испытывал надобности. В крайнем случае, им нужны были мои географические познания, чтобы добраться до какого-либо места. Я особенно остро ощутил это на себе, будучи в Праге много лет назад, бродя по её готическим и барочным переулкам в рваных джинсах и потёртой футболке, дополненными длинными волосами и небритостью. Выходя из пивной, я столкнулся с весьма благообразной старушкой, которая по-чешски поинтересовалась у меня, как пройти до какой-то там улицы. Явно прожив в этом чудном граде все свои восемьдесят благообразных лет, она спрашивала у меня – восемнадцатилетнего парня из Москвы, как ей найти улицу в своём родном городе!
Но сейчас человечеству вдруг потребовалось моё всё более всестороннее участие, очевидно, в связи с расширением моих потенциальных полномочий.
У меня не возникало проблем с проявлением своих лучших качеств. Нужно просто чаще ходить по ночам в умеренном подпитии. Или же выходить вовне кристально трезвым сразу после общегосударственных вакханалий, типа Нового года. Я никогда не любил массовые помешательства огромного количества народа, предпочитая им личные феерии и симпозиумы в узком кругу посвящённых.
Я обожал прогулки первого января по опустевшим московским улицам, ощущая себя единственным трезвомыслящим человеком в стране. Воспитание в себе чувства превосходства над толпой – наикратчайший путь к истинной человекотерпимости и филантропии, убеждал я себя, переступая через руины праздника (руины я полюбил ещё в ту счастливую пору, когда жил в Риме, целую неделю). Можно было идти по Бульварному кольцу, а из троллейбусов изредка вываливались счастливые граждане и падали с блаженной улыбкой в сугроб прямо тебе под ноги, чтобы ты помогал им подняться и отряхивал, словно малых детей. Иногда мне даже казалось, что люди специально подстраивают для меня различные коллизии, разыгрывают сценки и поджидают моего выхода в сугробах и подворотнях, чтобы я смог по-настоящему развернуться.

В моей жизни случались длительные периоды, когда я переставал обсуждать глобальные вопросы в барах и дешёвых кафешках, а вместо этого доставал из-под кровати гири и начинал регулярно посещать университетский спортзал (куда меня пускали по старой памяти), чтобы заполнить образовавшиеся бездны. Частота и насыщенность событий эпического характера сразу резко снижались, в такие моменты со мной случались, скорее, идиотские казусы, нежели чем победные взлёты Воли и Разума.
Однажды я сел на своей ветке и приготовился к длительному созерцанию случайных попутчиков. На следующей станции в вагон вошла женщина с животом и встала прямо надо мной. Я никак не мог сообразить, это особенности её фигуры или она банально беременна. «Вы ждёте ребёнка? А на каком месяце? Может, у вас двойня?», - крутилось у меня на языке. Но вдруг у неё обыкновенные для женщин проблемы с лишним весом. Должен ли я уступить ей место, ведь женщина выглядела вполне молодо и энергично. Не мог же я спросить напрямую: «Вы толстая или беременная?». На всякий случай я встал и сделал вид, что мне скоро выходить. Я никогда не мог разобраться сходу с сугубо женскими проблемами.
Мне удавалось проявить себя по мелочам – будить спящих пассажиров на конечной станции, дабы их не поглотило депо; или помогать бабушкам поднимать по лестницам их тяжёлый скарб на колясках. Правда, многие из них явно подозревали во мне грабителя их объёмного имущества, яростно вцепляясь сильными натруженными руками в свои потрёпанные мешки и авоськи.
Но один раз мне достался подарок судьбы – я отвёл в медпункт на «Чкаловской» дедушку, больного сахарного диабетом. Он полулежал на скамейке, когда я заметил его. Все торопливо проходили мимо, вероятно принимая его за очередного пьяного бомжа. Однако ему нужен был укол инсулина, а не стакан водки, он успел сунуть мне медицинскую справку, прежде чем начал терять сознание у меня на руках.
- Всё будет в порядке, - сказала медсестра. – А вы ему кто?
- Я? Никто. Просто прохожий. Значит, всё нормально… тогда я пойду.
- Да. Спасибо вам молодой человек. Побольше бы таких людей, как вы.
Мне патологически нравилось быть благородным супергероем из комиксов, и причинять добро, не взирая ни на что. Я ненавидел циничных подонков и не хотел быть похожим на нынешних поколенческих кумиров и «икон стиля». Просто мне не нравилось ощущать себя полным дерьмом и вести, как дерьмо. Возможно, это было навязано моими родителями в детстве, или же «внутренне присуще» - мне было плевать.

Как-то раз я возвращался домой после пяти часов баскетбола, волейбола и среднетяжелой атлетики. По стечению обстоятельств это совпало с окончанием матчей очередного тура в футбольной премьер-лиге. Я зашёл на «Сретенском бульваре» и сел рядом с двумя тихими подростками, замотанных в спартаковские шарфы. Меня поразило их цивилизованное поведение, я недоумевал, почему они были такие тихие. Наверно, их было недостаточно много…
На «Чкаловской» поезд почему-то надолго встал с открытыми дверями, будто ожидая, пока на него не пересядут со всех смежных линий. И тут издалека я услышал голоса, отражённые и усиленные акустическими особенностями станции: «Мы – «Динамо»!!!», - распевали они на шесть или восемь хриплых глоток.
Если «Динамо» и впрямь были «они», то такой клуб должен наводить неподдельный ужас на футбольных полях всей планеты. Я сидел спиной к платформе и мог только воображать, кому принадлежали эти несущие первородный хаос и разрушения голоса. Мне представлялось лубочное пьяное быдло, весом килограмм под сто двадцать. Я обернулся и достоверно убедился, что моё воображение ничуть не преувеличило масштаб этих хтонических персон. Поезд не трогался с места, а чудовищные вестники «Динамо» неумолимо приближались. Один из них уже заметил враждебную атрибутику на моих соседях и долбанул со всей силы по стеклу:
- Эй! Свиньи, мясо! Грёбаные спартачи, бля!
Я обожал эпические матчи вроде «Манчестер Юнайтед» - «Барселона» или «Бока Хуниорс» против «Ривер Плэйта», но уже давно всерьёз подумывал о запрещении футбола в одной отдельно взятой стране.
«Так», - сказал я себе и начал прорабатывать возможные сценарии. Узкое пространство, тщедушие болельщиков «Спартака», равнодушие и страх пассажиров, подавляющее численное преимущество «Динамо», шум и плохая акустика в вагоне – тут не спасли бы самые изощрённые навыки риторики, тяжёлой и лёгкой атлетики. В моей современной эстетической концепции практического благородства герой никак не мог быть размазанным по полу, и его не должны были метелить ногами примитивные недоумки.
«Не так уж я и крут, если не могу справиться с шестью разъярёнными фанатами. Вот когда бы пригодилось огнестрельное оружие», - проносилось у меня в голове. Но двери вдруг закрылись и за секунду сценарий «как всё будет» превратился в допущение «как могло бы быть».
Я списал потерю самообладание на полное отсутствие алкоголя в крови и посоветовал себе хотя бы раз в неделю вновь посещать пивные для терапевтического эффекта.

Чтобы ненавязчиво насаждать добродетельность, необходимо запастись терпением, чутко отзываться на флуктуации реальности и не бояться вступать с ними в различные взаимодействия. Я возвращался на метро с очередного заседания Уличного Пивного Клуба на Никитском бульваре, меня всего насквозь пронизывали тонкие вибрации мироздания. В метре от меня к крашеной высокой блондинке, кичащейся видом своей дорогой недоступности, подошёл покачивающийся молодой человек с банкой пива. Он произнёс какие-то любезности, а она даже не удостоила парня ответом. Более того – даже взглядом. Она просто отвернулась и холодно отвергла его куртуазные ухаживания. Однако он не сдавался и начал заходить с другой стороны. Я не в силах был наблюдать за этим:
- Отстань от неё, это бесполезно.
Парень с пивной банкой сразу же переключился на меня и предложил выйти. Конечно, была задета  честь, да ещё и в присутствии дамы… Я и не ожидал иной реакции.
- Охотно! – согласился я. Тем более, это была моя станция.
Поезд с белокурым воплощением фенотипического совершенства уехал, мы остались стоять с ним вдвоём на перроне. Я поймал себя на мысли, что уже забыл черты лица этой бездушной блондинки. Уверен, меня она вообще не заметила. А теперь я стоял на станции «Пролетарская» с каким-то пьяным молодым человеком, который, очевидно, мечтал вызвать меня на дуэль. Однако приглядевшись к нему внимательней, я заметил, будто вся его агрессивность, замешанная на алколоидах и тестостероне, вдруг куда-то улетучилась. Вероятно, она исчезла в тоннеле вместе с поездом, на котором уехала крашеная красавица.
Я не знал, с чего и начать. Мне пришло в голову упиваться доброжелательностью и модулировать дружественные интонации:
- Понимаешь ли, вся трагедия состоит в том, - вещал я, - что именно в такие моменты, как вот сейчас у нас с тобой, нам особенно необходимы женская забота и ласка. Но как раз в этом виде мы можем вызвать у них только лишь насмешки и презрение, хотя нуждаемся в понимании и нежности.
Я, как мог, утешал его и объяснял, что вполне его понимаю:
- Прибавь я ещё один литр, то сам бы оказался на твоём месте, - уверял я своего оппонента. И в конце добавил, что, на мой просвещённый взгляд, эта бессердечная сучка, скорее всего, фригидна, и ко всему прочему – беспросветно тупа.
Он внимательно выслушал меня и предложил с ним немедленно выпить. Мне пришлось вежливо отказаться:
- Прости, но в меня больше не лезет, всё равно пиво идет уже не в голову, а только в мочевой пузырь. Кстати, как тебя зовут, друг?
- Ильдар.
- Удачи, Ильдар!
Я пожал ему на прощание руку и перешёл на «Крестьянскую заставу».
Наконец-то я всё сделал правильно. Жаль, что мне не удалось тогда побеседовать с парнем из моего района, который уже практически заполучил прелестную семнадцатилетнюю Марину, если бы не моё бесцеремонное вмешательство. Во время забега или мордобоя не так-то легко формулировать мысли. Не сомневаюсь, мы бы обязательно выпили с ним на брудершафт прямо у подъезда. Всегда надо стремиться к совершенству. Это было достойное завершение дня.