Молодость Кобы. Баку. Балаханы. 6 сцена

                на фото открытка: жилые бараки пос. Балаханы 1906 г.
6  СЦЕНА

11(24) января 1905. Вторник. 11-20


Рабочий пригород Балахан как вымер: практически всё взрослое население - да и малолетки, конечно, увязались - собралось на центральной площади в промзоне. В тишине остановленного производства и на таком большом расстоянии отчётливо слышался гул многотысячной толпы. Жилой квартал опустел, даже собаки ушли на митинг. На пороге армянского барака № 22 Илья Васильев осторожно постучал в дверь закутка Нцгоевых. Старик приоткрыл щёлку и сразу вышел на крыльцо.

– Барэв дзэс, уважаемый Зураб-джан. Как Мануш? Инч ка чка?* Вышла она из своего угла?

– Барэв, Илья-джигярь.  Нэт, дарагой. Нэ виходит из угла. Нэ ест почти. Уж десять дней. И книжек не читает.

– Зураб-джан. Можно мне с ней поговорить? Ей это не навредит?

– Айо, инарке!** Мануш ничто нэ наврэдит ужэ.

Илья вошёл в комнату, встал перед занавеской. Тихо позвал:
– Мануш. Это я, Илья. Я тебе пастилки принёс. Фруктовые…

Ткань качнулась, две смуглые тонкие руки втянули парня внутрь, и горячее, почти невесомое тело Мануш прижалось к нему. Девушка дрожала, ладони Ильи, когда он прикоснулся к её лицу, ощутили влагу.
– Илия, дорогой… Ты один остался у меня… И отец… Я опозорена навсегда… Почему ты не брезгуешь мной?..

– Мануш, милая, – Илья почувствовал шквал нежности, жалости и любви. – Что ты говоришь! Я – никогда! Ты – самая лучшая на свете…

Илья усадил девушку на топчан, сел рядом. Рука наткнулась на что-то острое – нож.
– Что это, Мануш? Зачем?

– Я не хотела жить… Я не стала бы жить, но отец… Он без меня тоже не… Только это держит… И ты… Я слышала, как ты приходил каждый день. Я всегда помнила, как мы с тобой читали вместе…

– Да, "Социал-демократ" и «Искру». Я буду помнить об этом всегда. Я увезу тебя отсюда, Мануш.

– Я боялась за тебя. Ты спас меня от насильников тогда – они услышали, как ты кричал и ругался по-русски, и убежали… И потом спас, когда стрелял в этого Мирзо… Отец рассказал… Никто не посмел прийти сюда, оскорблять и плевать нам в лицо… Но им всем не важно – было что или не было! Позор навсегда. Их сдерживает только страх… Здесь жить больше невозможно!

– Уедем вместе. У тебя же отец в Тифлисе. Когда он вернётся?

– Через полтора года. Его из Вологды на поселение перевели, под Омск. Туда к нему разрешат, наверно…

– Я тебя не брошу. Но надо же доучиться. Полкурса всего осталось.

– О чём ты, милый Илья! Какие курсы! С этим кончено…

– А кружок? Разве можно девочек бросить? Ты же их научила борьбе. Да и революция же началась! Ты что, не в курсе? Скоро всё шат лав*** будет!

Мануш вдруг отстранилась. Её глаза блеснули в полумраке закутка, рассеиваемом только свечой и отражённым от потолка светом, но уже не мокро, а сухо и зло.
– Революция? К чёрту революцию, если её такие мерзавцы делают, как этот Коба!

– Что?! Что ты сказала? Причём здесь товарищ Коба?

– Я долго думала. Это он всё подстроил. Только на его зов я бы пошла на собрание. Я восхищалась им. Он так говорил про всё, что сердце горело от гнева на мучителей народа и от счастья служить угнетённым, отдать за них жизнь… Негодяй! Я и за него была готова… Ненавижу! Стихи читал…

– Почему ты уверена? – оторопел Илья. – Может, случайно…

– Не было в тот день никакой ячейки! Отец у Тиграна спрашивал. Это главный наш в армянском секторе… А этот огуз, что приходил – точно от него. Он его Сосо назвал. Никто в Балаханах не знает его имени… Только я знала… Сам мне сказал, когда на диван ронял и под платье лез…

– Он?.. – задохнулся Илья. – А ты?..
 
– А я сказала, что не готова… Что честная девушка. А он обзывал «меньшевичкой», клялся, что с женой разведётся, и опять приставал. А я засмеялась…

– Засмеялась?

– Айо. Его револьвер мне в живот упёрся, и я подумала: вдруг выстрелит? Я тогда стану первой павшей революционеркой в Балаханах…

– А он?

– Вскочил сразу. Мрачный стал. Платье мне одёрнул и сказал, что уроки революции для меня окончены.

– Сволочь! Я теперь точно знаю, что тебя этот прихвостень Гагик на сходку вызывал.

– Да, он. Он с Варфоломеем дружок. Помощником Кобы.

– Я убью эту мразь, Кобу!

– Нет, Илья. Я тебе запрещаю. Я сама его убью.

– Ты? – Он оглядел хрупкую фигуру девушки, в неярком свете казавшуюся призрачно-воздушной. – Как? Этим ножиком? Да он сломается о его кабанью шкуру. А у меня наган! – Илья показал, потрещал барабаном. – И меня знают там, в комитете. Вацек, например. Я к нему ходил недавно. Он мне задание секретное дал…

В этот момент со стороны комнаты раздался грохот вышибаемой двери, а следом хрип старого Зураба. Илья сообразил – взвёл курок. Занавеска распахнулась, и затрепетавшее пламя свечи осветило глумливую, черноглазую физию Варфоломея-Вошки, а за ним три оскаленные небритые рожи южан, и ещё кто-то мелькал сзади. Сверкнула сталь клинков. Они не очень спешили.

– От так фокус! И этот фраер здеся! Нехай, до кучи. Ну, чё, вали их, братва!

Ударил выстрел, затем второй, третий, четвёртый. Илья, ничего не соображая от грохота собственного сердца, палил наугад прямо перед собой, в упор. Всё заволокло едким дымом. Послышались рычание, крики и одинокий, удаляющийся топот.

Мануш не упала в обморок, не забилась в истерике. Она первой выскочила из-за ширмы, сжимая в тонкой руке свой нож, и, перепрыгивая неподвижные тела, бросилась к отцу. Тот лежал у двери на спине с неестественно вывернутой головой. Из огромной раны под седой бородой ещё вытекала волнами чёрная кровь, но глаза уже остекленели. Девушка упала перед телом на колени, уронила голову на старческую, цыплячью грудь и в голос закричала.

В это время один из лежащих рядом головорезов застонал и попытался подняться на локте. Мануш, не прерывая свой крик отчаяния, метнулась к нему и всадила между рёбрами свой нож по рукоятку. Илья не мог её остановить. Он замер посреди комнаты, пытаясь поймать хоть какую-нибудь мысль. Кроме помощника Кобы, Варфоломея, из затылка которого вытекла часть мозгов, вповалку лежали ещё три тела: раненный недавно татарин Мирза и два огромных чернобородых абрека, одинаковых, как близнецы. Рядом с каждым поблёскивали здоровенные кинжалы, вытащенные из ножен.

– Бежим, Илья! – Мануш опомнилась первой. – Скорей. Сейчас нас схватят.

Она бросилась в дальний угол жилища, достала из сундука узелок и, снова упав перед телом отца на колени, поцеловала его в лоб. Её лицо и вся одежда были в крови.

– Бесполезно, – глухо ответил Илья.  – Найдут. Догонят. Лучше умрём здесь.

Тут совсем близко от крыльца хлестнул одинокий выстрел. 

________________________
*   что нового (армянс)
**  да, конечно (армянс)
*** очень хорошо (армянс)

                продолжение http://www.proza.ru/2010/01/04/1409