О том, кто смотрит на нас

Это дрожащие на неуютном ветре лепестки астры.
Это скученные на станции вагоны, закончившие круг.
Это сиротливые бесцветные сны, застывшие на карнизах…

А этот из них самый одинокий. Он потерял своего человека. Человека, к которому приходил неизвестно сколько раз под сомкнутые веки, прошлым утром из квартиры вывели белые люди, и он пока не вернулся. Сон боялся, что наступает это самое «никогда», но все ждал у окошка, свернувшись калачиком. Промок под непочтительным осенним дождем. К его щеке прилип прозрачный паучок. И время до рассвета тянулось медленно.

Сон любил радовать картинами своего человека. Как он был трогателен и мил, тихий и ничей человек. Чуточку непослушными, в морщинках руками готовил чай, во влажных глазах его целый день скользили однообразные события окон. Человек больше жил в прошлом, там, где привольно и снам. Остановится наяву и утонет из настоящего времени. Опустится в протертое кресло, а сон вмиг слетит к нему и разворачивает свиток. О ярких днях лета, о крепких молодых ногах, летящих над травой, о колотившемся от счастья в груди сердце. Во сне все было рьяно, резво, крепко, безмерно, бесконечно.

Тронет полоски высохших губ счастливая улыбка, вздрогнет рука. Сон сейчас строит для cвоего человека потерянный мир, полный звуков и красок. Он окрыляет безмятежностью будущего. И видит, как наливаются свежестью утомленные движением к вечности переживания. Тогда cвой человек умиротворенно, пугающе один.

Однажды приятель нашего сна, тоже сон, но являющийся хозяину ежеминутных погонь, пошутил:

– Сон – это смерть со счастливым концом.

Наш, верный пес ветхого, осеннего человека, сначала испугался такого страшного высказывания, была в нем злая нагота.  Но затем постепенно понял угрюмую закавыку.

«Но куда я уйду, когда потеряю своего человека, когда окончится магнит? – подумал он тогда, взвился над девятиэтажками, посидел на облаке, переводя дух после внезапной мысли.
   
…И вот сейчас, похоже, проясняются загадки. Свой человек достиг «никогда» и не вернется силуэтом в стеклянные прямоугольники. Много ночей нет его. Слабый, шаркающий неуверенными ногами, медленный, уже ничего не умеющий сам, он неспроста не приходит дремать в протертом кресле.

Сну хотелось верить в своего человека, сон день кружил по кварталам, под вечер пристраивался к родным окнам. Но за ними – немота. Лай чужих желтых светильников, эхо перевернутых мусорных баков, странный скрип дверей прогоняли сон в беззвездный бетон.   

Скоро кончилась осень, полетел первый снег – праздничный, как всякая новая белизна. Просветлели коробки домов, сладостно заныло сонное царство, цепляя к себе за плечи свежие-свежайшие подробности счастья, нажитого маленькими и большими людьми. А наш сон совершенно отяжелел от свалившейся ноши впечатлений – он видел, как мальчишки играли в снежки, плавили снежинки в распростертых ладонях – смелых без рукавиц, как строили крепости и гоняли шайбу на расчищенном пустыре. Собаки визжали, когда с ними возились в обжигающих перинах краснощекие пацаны…

Сну стало тяжело – гнулся под мрамором свитков. Он тратил свой запал, показывая крысам прекрасное озеро мира. Те молча точили зубы о деревянные ящики. Он бросался под колеса грузовиков, но не исчезал…
 
И вот однажды, когда дул сильный ветер, сон прислонило к неизвестному окну, и он услышал в квадрате за коричневыми шторами гремящий ручей новорожденной жизни. Сон из последних сил бросился к неплотно запертой форточке, разбрызгивая по дороге из заплечья накопленные краски. Протиснулся в щель голым и легким, как снежинка. В соседней комнате он нашел крошечное личико в одеяле. Нежданно-негаданно, непонятно-немыслимо – у этой вселенной еще не было ни имен, ни открытий. В следующее мговение он расспрашивал углы и карманы, прилично исписанную ручку и пыльную гвардию книжной полки о том, кто поселился в большом мире. А затем успокоился и остался ночевать в торшере, припоминая сказки с начала.

Свой человек сладко причмокнул во сне…