Происшествие в Сьене в 1647 году глава 2

2
Придворные принца – герцога расположились в правом крыле дворца, построенном под углом к основному зданию. Крыло представляло собой длинный коридор с комнатами по обеим его сторонам. В комнатах жили по два – три человека, так что можно было сказать, что им повезло, потому как придворные принцессы занимали всего две большие залы. Однако шестеро придворных Осе – Карла остались недовольными. Их поселили в двух комнатах, находившихся в ответвлении от основного коридора, далеко от всех остальных. Причины для недовольства у всех были разными, но главная состояла в том, что они оказались оторванными от своих товарищей и, кроме того, с трудом переносили некоторых из своих соседей по несчастью.
Первую комнату от начала ответвления коридора заняли Грациан Виоль, Маригюрд де Вер и Энлиль Слейтон.
Грациан Виоль был сыном крупного магната, господина Ригюрда Виоля, богатейшего владетеля в провинции Ленхорленс. Отец его три раза женился, но все три брака с девушками из благородных семей остались бездетными. Тогда он объявил, что женится на девице любого звания и состояния, которая родит ему детей. Это сложное дело оказалось по плечу Маргроции Ольсен, дочери стряпчего, покинувшей дом отца в шестнадцать лет и проживавшей в доме, купленном для нее господином Виолем. Последний сдержал свое слово и добился для девицы Ольсен дворянства, а также узаконил двух родившихся друг за другом детей. Благословляя судьбу по разным причинам, родители окрестили детей Грацианом и Грацией, то есть «благодатью». После этого у них появилось еще десять потомков, имена которым подобрали столь же тщательно. Были среди них Глорий и Глория (от латинского «слава»), Консулиан и Консулинэ (соответственно, «утешение»), Мариалмон («радость»), Кристьерри и Кристьерринэ («христианин» и «христианка»). Эванжелиан и Эванжелен («добрая весть», ибо схватки у их матушки начались во время чтения Евангелия). Последней появилась на свет Мария, получившая свое имя в честь богоматери.
Хотя господин Виоль был богат, всякий ясно видел, что на такую ораву не могло хватить никакого состояния, поэтому едва дети подрастали, он стремился пристроить их на выгодные места.  Старшего сына и наследника господин Ригюрд пристроил ко двору. Он считал, что при известной ловкости Грациан сможет сколотить себе здесь хорошее состояние, которое существенно пополнит потери из будущего наследства, которые образуются после того, как сестры выйдут замуж. Господин Ригюрд был любящим отцом и вовсе не стремился спихнуть дочерей в монастырь, как иные экономные родители, лишь бы не отдавать приданое. Он даже был безутешен, когда его дочь Консулинэ выразила твердое желание посвятить себя богу, чего нельзя было сказать о ее сестрах, особенно о Кристьерринэ, которая явно не с христианскими чувствами радовалась увеличению своей доли наследства и возможности выйти замуж.
Сначала Грациан был пристроен пажом к одному видному придворному. Поскольку дома отец и мать, в основном, заботились лишь о здоровье, цветущем внешнем виде и хорошем настроении своих отпрысков, Грациан в моральном отношении был бесформенным и податливым, как воск. Он любил своего господина, потому что тот не утруждал его работой, позволял спать до обеда и брал его с собой на ночные свидания с некоей дамой, во время которых Грациан сидел на кухне, ел засахаренные сливы, запивал вином и поражал заспанную кухарку знанием ругательств и похабных песен. Он научился дерзить придворным дамам, отпускать двусмысленные шуточки, а одну даже шлепнул пониже спины. Вызванный  этим смех придворных-мужчин побудил его еще раза три повторить подобный поступок. Нельзя сказать, чтобы Грациан был испорчен от природы, он скорее повторял как обезьяна то, что видел вокруг. Он был больше распущенным на словах, чем на деле.
Впервые задуматься над своим поведением Виолю пришлось в двенадцать лет, когда однажды ночью его господин оказался застигнутым в доме своей возлюбленной её рано вернувшимися родственниками и бежал, забыв Грациана на кухне. Паж был обнаружен хозяином и нещадно выдран для того, чтобы выбить из него желание следовать порочному пути его господина. В дополнение слуги дома уже от себя облили его помоями и вываляли в перьях. Когда он вернулся домой, господин, выяснив у ревущего пажа, что тот упорно молчал во время всех пыток и не назвал его имени, заявил: «Ну, ладно, ступай, а то от тебя воняет!»
Эти слова послужили последней каплей, убившей в Грациане привязанность к его господину. Всхлипывая и стеная, от чего у него от жалости к себе разболелось сердце, мальчик написал слезное письмо отцу. Письмо пришло вовремя. Как раз в это время набирали детей в свиту к наследнику престола, принцу Осе – Карлу, герцогу Ленхорленсу. Господин Ригюрд Виоль позаботился, чтобы его сын был включен в неё. Оказавшись среди своих сверстников, Грациан быстро приобрел хорошие манеры, научился одеваться по моде, но ничто не могло спасти его от развязности языка, особенно в отношении женщин. Впрочем, и тут однажды судьба над ним подшутила, столкнув с госпожой Эннис Феер, славившейся своим остроумием и острым языком. Ей удалось быстро свести на нет молодое бахвальство Грациана и заставить его смешаться и умолкнуть. В довершение беседы, похлопав юношу веером по руке, она сказала: «Вы краснеете, значит, ещё не все потеряно». «Дьявол в юбке», - прошипел Грациан, но стал вести себя с женщинами осторожнее.
Начиная с шестнадцати лет и два последних года, Грациан Виоль заведовал всеми ключами в хозяйстве принца – герцога. Он хранил их, раздавал по утрам, а также по вечерам сдавал иногда всю связку Осе – Карлу. В Сьене сдача ключей по вечерам, а точнее по ночам, так как принц – герцог ложился поздно, сделалась обязательной процедурой по настоянию вдовствующей герцогини Игнации, выразившей желание, чтобы придворные не шатались по городу вне свиты. Осе - Карл и сам не был расположен давать возможность другим развлекаться в то время, как он спит.
Соседи Грациана по комнате были его ровесниками. Маригюрд де Вер, владетель  Суси, Тартуа и Марелле с юных лет остался круглым сиротой. Перед смертью его отец, чтобы не дать корыстным родственникам разграбить имение сына, опекунство над ним до совершеннолетия попросил возложить на себя короля Кристьерри. Земли Маригюрда занимали большую часть провинции Фёррил. Король Кристьерри близко к сердцу принял возложенные на него обязанности. Он воспитывал Маригюрда со своими детьми и любил, положив руку ему на голову, поговорить о том, как сложно молодому человеку без опыта и друзей справиться с управлением огромными землями. Некоторые из этого делали вывод, что не видать де Веру своих земель, пока король не сочтет его достаточно немолодым человеком, а то и вовсе никогда, потому что на  часто задаваемый при людях вопрос Кристьерри, верит ли мальчик, что он все делает для его блага, Маригюрд, опустив глаза, отвечал положительно. Кроме того, поскольку король то и дело повторял, будто ни за что не бросит вверенное ему дитя на произвол судьбы и всегда будет оказывать ему поддержку, иные делали вывод, что Маригюрда либо женят на одной из принцесс и его имущество отойдет королевской семье, либо посадят в тюрьму, а земли его конфискуют. Не было секретом, что доходы с земель молодого человека велики.
Маригюрд работал секретарем принца – герцога. Он разбирал переписку, выдавал пропуска на выход из дворца, составлял и писал разные бумаги. Характер он имел тихий, замкнутый, манеры вежливые и холодные. Разговаривал он негромко, редко изменялся в лице, носил светлую одежду и вечно таскал под мышкой книгу философа Марка Аврелия. Впрочем, он никогда не избегал развлечений в компании своих знакомых и тогда казался более живым и веселым. Грациан считал де Вера добрым малым, зная, что его не перебьют, даже если он станет изливать душу больше часа, и что Маригюрд все услышит, даже если уткнется в своего Марка Аврелия.
Третий сосед Грациана, Энлиль Слейтон, был родом из королевской провинции Мирлауд. Он принадлежал к патрицианскому роду из города Локсли, который еще в XIV веке породнился с королевской семьей, когда господин Донал Слейтон женился на принцессе Саксии, дочери короля Шейкоба I Строителя. Такая удача привалила семейству Слейтон потому, что правящий король Осе I, старший брат принцессы, стремясь оградить права своего сына от посягательств родных, выдал многочисленных своих сестер за людей знатных, но стоящих много ниже них по социальной лестнице. Таким образом, их потомство лишалось права на престол. Семейству Слейтон престол был ни к чему, а вот престиж его сразу увеличился. Благодаря счастливому родству, Слейтоны смогли поправить свои дела и приобрести земли не только в Мирлауде, но и в Ленхорленсе, и в провинции Левелин. Энлиль и сестра его Николоза происходили от того самого Донала Слейтона, что женился на принцессе, но от потомков его второй жены. Их отец, Рори Слейтон, поместил детей ко двору из соображений возможной блестящей карьеры и для того, чтобы они не теряли связи с королевским семейством.
Энлиль ведал бумагами на иностранных языках, которые приходили на имя принца – герцога. Он их читал, переводил, а также писал на них ответы, так как сам Осе – Карл с письменной речью на зарубежных языках (как и на родном) особенно не дружил. Энлиль был обычным молодым человеком, веселым, когда ему было весело, и грустным, когда ему было грустно, вспыльчивым, когда его злили, и флегматичным, когда его не трогали. В глубокую задумчивость его повергали лишь размышления о престиже семьи, когда он задумывался, позволяет ли этот самый престиж сделать ему то или иное. Впрочем, если юноша был уверен, что никто ничего не узнает, то забрасывал мысли о престиже подальше.
Соседям Грациана, Маригюрда и Энлиля из комнаты слева тоже было либо около двадцати, либо чуть больше лет. Наиболее выдающейся личностью из них являлся Симеон Эве де Фирон. Невысокого роста, с длинными, тщательно ухоженными светлыми волосами, бледный, с маленькими голубыми глазками, господин Симеон был не по годам мудр. Узнав об изгнании господина де Вьен, он сказал: «Приближаясь к солнцу, помни, что оно обжигает». Сам он никогда не забывал этого правила и приближался к солнцу, придерживаясь теневой стороны. Иными словами, он был главным наушником Осе – Карла, однако, хотя все знали об этом, никто никогда не видел, когда, где и как Симеон делает свои доклады. Де Фирон был отменно вежлив, в меру образован (он посещал некоторые салоны, слушал, что там говорят, а через некоторое время повторял услышанное в других местах), в меру начитан (на его столе лежал Вергилий), в меру любезен и услужлив. Все с ним тоже были вежливы, любезны и услужливы, но не считали его приятным человеком.
Второй жилец, Джилмоури Дубтар, происходил из заслуженного, но обнищавшего дворянского рода. Предки его отличались на поле брани, в лице же Джилмоури боевой дух семьи совершенно выдохся. Обычно его было не слышно и не видно. Часами молодой человек мог сидеть на подоконнике глубокой оконной ниши, находившейся в конце коридора и смотревшей прямо на окна фрейлин принцессы Клары, пиликая на лютне. Объясняя свое недостаточное внимание к девушкам вообще, Джилмоури утверждал, что он безнадежно влюблен в одну из фрейлин. Некоторые считали, что он врет, другие находили это возможным, но никак не могли выяснить личность таинственного предмета его воздыханий.
Третий сосед, Кристьерри Криммонс, был всегда недоволен. Имея нечто, он всегда стремился заполучить иное, а, получив его, начинал желать третье и вздыхать об утраченном первом. Настроение его менялось беспрестанно: он с аппетитом ел, после этого сокрушался, что обильная еда портит фигуру, потом махал рукой на потолстение и ссорился с кем – нибудь, тут же мирился, пять минут жил в приподнятом настроении, после чего ходил мрачнее тучи.