Хреновый писатель

Я давно не был дома. Раньше не ездил, потому что всегда не хватало времени, в последние несколько лет не появлялся, чтобы не расстраивать родителей. Литературные дела мои шли неважно, я так нигде и не напечатался, а просто зря просиживал дома.

Но с нынешнего лета, выкинув все фантазии из головы, я наконец занялся делом, устроившись в одну компанию. Мне даже было не важно, чем занимается компания, я хотел просто стать таким как все. Просто жить, ни о чём не думая, смешаться со всеми, чтобы не выделяться из этой пёстрой, но одновременно серой, скучной массы офисных трутней.
Но и это не важно, главное, что я опять встал на ноги.

За общим семейным столом было тихо. Лишь стук ложек напоминал, что за ним сидят живые люди.
- Чего это дождичек-то вчера совсем мало намочил,- пробормотал отец.

И опять тишина.

- Что в городе-то слышно: будут пенсию добавлять, а то все изробились, а платят мало. В теливизер  это посмотришь, как хорошо горажане-то живут, а здеся-то жизни нет, - не выдержала мать.

Младший брат насупился:
-Ма, ты чё забыла, я же тебе рассказывал, что три столба у магазина сладили, чичас вечером светло будет, расцветёт наша деревня!
-Чё расцветет-то?! На ферме как грязища была, так до сих пор ничего сделать не могут.

Разговоры крутились вокруг деревни, изредка переходили на городские новости и снова возвращались на избитую колею.

Всем хотелось говорить о моём творчестве, но никто не решался начать первым. Среди братьев и сестёр я должен был стать надеждой и опорой, но видно моё творчество, как молния, погубило дерево, сломав вершину. Дерево выжило, но ни красоты, ни опоры уже в нем не было: и срубить жалко, и смотреть тошно.

Куда меня только не тянуло в последние годы, но чего-нибудь достигнув, тут же охладевал и снова мучительно принимался искать себе применение в этой длинной жизни. Последним моим увлечением была литература. Я отдался ей полностью, пьянея от близости с гармонией слов. Иногда мне казалось, что я достиг своей мечты, стоило лишь протянуть руки, и я ухвачу удачу за хвост, но вслед за этим наступало неотвратимое и горькое отрезвление.

Устроившись в компанию, я всё реже и реже вспоминал свои литературные опыты.
Всё проходит и забывается. Перелистнув очередную неудачную страницу,  жизнь потекла установленным чередом.

Дома у родителей  я чувствовал, как мои прежние призрачные планы,  неудовлетворенность и потерянность – всё проходит. Словно я опять обретал твёрдую почву, так давно потерянную. Всё становилось ясно: литературы нет, её придумали бездельники. Я бездарен. Ничего писать не нужно, всё, что нужно, уже давно написано. Остаётся только читать.

Современные писатели жалки в своих потугах, им никогда не достигнуть вершин классиков. Планка их мечтаний – напечататься за собственные деньги в затрапезном издательстве, чтобы всю оставшуюся жизнь запинаться в коридоре о коробки непроданных экземпляров собственной книги.

За столом все оживали: то в одном, то в другом конце стола вспыхивали острые темы.
Тему моего творчества старались обходить стороной, но уж очень крепко она у всех засела в печёнках, поэтому, чем больше выпивали спиртного, тем свободнее становились разговоры.
Каждый старался высказаться и показать, что они уже давно знали – ничего у меня не выйдет: «ведь ежели каждый начнёт отсебятину нести, то какой дурак её читать-то станет».
Я не обижался. Сейчас, сидя за общим столом, выпивая водку и закусывая малосольными огурцами, я был для отца всё тот же неугомонный, взбалмошный сын.

-Я прочитал все твои рассказы, правда ничего не понял. Я их и своему сменщику Митьке показывал, он тоже ничего не понял. Это читать никому не интересно. Ты меня прости, но ты хреновый писатель! Кто будет читать твою ахинею?!  Смотри, раньше писатели описывали балы, светские беседы, размышления о России, поэтому их и считали двигателями прогресса. А ты пишешь о сантехниках, водке и доступных женщинах.
Да об этом и читать не надо, в окно выглянул всё это и увидел.
Литература должна возвышать. Она должна устранять грань между жизнь обыденной и жизнью гармоничной и прекрасной, чтобы все читатели чувствовали, что ты знаешь, что такая жизнь есть. И тогда ты станешь популярным.

Отец сердился. Все притихли. В такие минуты его было не остановить.

-Я тебе так скажу: нет таланта писать о великом – иди работай. Нам работники во как нужны. Новый трактор недавно пригнали из Японии, завести месяц как не могут. Уж разобрали весь.
-Да не из Японии, а из Китая. Всякое барахло в деревню отправляют, - встрял младший брат.
-А ты, вообще, помалкивай, зачем мотоплуг разобрал, как картошку-то осенью убирать станем?
-Да я хотел впрыск новый установить, чтобы мощность увеличить, - сконфузился брат.
-Впрыск, впрыск. Учиться тебе нужно, а то так балбесом и будешь ходить.
-Да не хочу я в институте этом учиться, я лучше в техникум пойду. Вон Федька сосед техникум закончил, машинистом стал работать, через год машину хорошую импортную купил.
-Тьфу, ты эту колымагу машиной даже не называй! Сколько ей лет? В два раза старше тебя! Один раз по деревне проехала, да и увязла в луже, трактором потом вытягивали, - проворчал отец.
Мать, видя, что отец добреет, облегченно вздохнула и постаралась перевести тему:
-Ты сколько сейчас сынок получаешь-то?
-Каждый месяц могу по новому мотоплугу покупать, так что не волнуйтесь, будет чем картошку копать, - улыбнулся я.
-Молодец! – похвалила мать.- Откладываешь?
-Конечно, машину хочу себе новую купить.
Машина стала главной темой оставшегося вечера. Теперь уже никто не допекал меня, я снова становился родительской гордостью и опорой. С прежними заблуждениями было навсегда покончено.
                ***
Ночью я проснулся от давно забытого шума: барабанной трели капелек дождя по металлической крыше.
Так вот чего мне всегда не хватало в этом чудовищном, пыльном городе, населенном бездушными, размалёванными офисными куклами!
Этот дождь словно смывал с меня многолетнюю грязь моих заблуждений и неудач и дарил уже практически выжженному листочку надежду на новую жизнь.
Я не спал всю ночь. Всё мое солнечное, ничем не омраченное детство пронеслось перед глазами.

                ***

Утром я вышел во двор. Дождь прекратился.
Я смотрел на пашню, огороды – ничего не изменилось за эти годы.
Земля ничего не помнит, чтобы не случилось, она продолжает бесконечный круговорот.

Подошёл отец.
-Любуешься? Да, места у нас красивые: тишина, простор, почва плодородная, воздух чистый, - райское место…
Я молча слушал отца и вдруг почувствовал, как в моей душе поднимается темная муть  забытых противоречий. Всё уже отстоялось, улеглось, затянулось каждодневными пустяковыми делами, и вот именно сейчас они вырываются наружу.

-…В этом-то году добрый урожай пшеницы должны собрать. Постаралась земля. Горожане-то, поди, без пшеничного хлебушка жизнь себе не представляют?! – он закашлялся тем  спокойным и добрым смехом, чего мне так не хватало все эти годы.

Его доброта, его спокойствие и уверенность взорвали меня:
-Какой хлебушек, какие горожане, какая благодарность? Да горожане сейчас уверены, что хлеб так и растёт булками на деревьях. Им начихать на твои деревенские урожаи и надои. Они знать не знают про деревенский труд. И это нормально! Там совсем другая жизнь, понимаешь, другая!

Отец порывался что-то мне ответить, но я ему не давал даже открыть рот.

-Жизнь оказалась совсем другой, чем ты представлял и мне рассказывал. Доброта, нравственность, честность – это пустые слова.
Ты обманывал меня, а я верил тебе.
Ты считал, что деревня – это центр мироздания. Ты выдумал себе эту жизнь. Всё неправда, целая твоя жизнь – всё неправда.
А я, когда это понял, то мне сразу легче стало. Не надо голову забивать всякой ерундой. Все должно быть в жизни просто и понятно…

Услышав спор, на крыльцо выглянула мать:
-Сынок, ты бы чай попил на дорожку, а то когда в следующий раз-то приедешь!..
-Хорошо, я сейчас приду.

Отец мочал и как-то сразу вмиг постарел. Минутная  злость прошла, и на душе стало скверно и пусто.

Я жалел, что не сдержался и наговорил отцу лишнего.
-Извини, отец, что-то на меня нашло. Ты хотел что-то сказать?

Он молчал. Тишина, оглушающая тишина разделяла нас.

-А что говорить? Ты и сам всё знаешь. Пойдём в избу, мать ждёт.

                ***

Я со всеми родными простился у ворот. До остановки пошёл провожать лишь отец.
Ночной дождь намочил дорогу. Мои ботинки проваливались в мягкую, жирную землю. Отец шёл позади в сапогах и сердился:
-Говоришь, зарабатывать стал, а нормальную обувь себе купить не можешь! Как ты в этих ботинках-то ходишь?
-Так в городе асфальт, сапоги только в деревне нужны.
Отец замолчал, потом сплюнул с досады:
-В Сочи олимпиаду готовят с чудесами разными, опять иностранцев удивить хотят, а для стариков в деревне асфальтовую дорогу сладить не могут. Срамота Российская!

Дальше шли молча. Отца что-то беспокоило.
-Как там в городе жизня-то. Скажи?
-Шум, суета, все бегут, хотят чего-то успеть, и целая жизнь так проходит в спешке.
-А ты чего-же?
- А что я? Я так же живу. Привык уже.
-Привык?!- отец повысил голос.
-Да, привык, теперь жизнь пойдёт на лад. Сейчас денег скоплю, машину куплю. Буду часто приезжать.
Отец смягчился:
-Это хорошо,- потом не удержался:- Пишешь ещё?
-Немного по выходным. Уже не так, но я не жалуюсь. Я тебе привез новые рассказы. Почитай,  я на столе оставил.
-Почитаю, - он замолчал.
-А ты ещё веришь,- он замялся, стараясь подобрать слова поделикатнее, - в себя, не остыл, думаешь ещё сможешь чего-нибудь написать?- он стал опять серьёзным: – Только честно говори, со мной жеманиться не надо.
-Хочу писать, много интересных набросков есть, да времени не хватает.
Подошёл старенький автобус.
-Ну вот что, сын, я тебе скажу: уходи со своей фирмы, вот деньги я тебе даю, на сколько хватит. Сиди пиши! Только матери ничего не говори, пусть считает, что ты работаешь.
-Не надо, отец…
Автобус нетерпеливо загудел.
-Молчи, мы с матерью не богатые, и эти деньги богатыми нас не сделают, а тебе помогут.
Ну всё, сын, давай будем прощаться, когда ещё снова к нам приедешь…
-Я приеду!
-Не загадывай! Пиши, сын, пиши…