Человек из сказки. гл. 10. песня в лесу

   К вечеру я дошел до Озерского лесничества. На берегу лесного озера стояла та же деревянная баня, а поодаль, под сенью столетних елей, приютилось здание лесничества и два небольших бревенчатых домика. Посреди озера, на зеленом островке все так же стояла беседка, а от беседки берегу был переброшен все тот же шаткий деревянный мосток.
   Смеркалось. Теплый воздух, напоенный влагой, приятно освежал легкие, и, поддавшись общему спокойствию, я разомлел. С трудом, заставив себя распаковать спальник и плащ-палатку, я покормил собаку и поужинал сам. А потом прямо в беседке посреди озера я заснул, быстро и беззаботно.
*     *     *
    Было зябкое осеннее утро. Легкая дымка окутала озеро и беседку, в которой я ночевал. Светало. Сырость и холод забрались в спальник, под одежду, заставляя меня крупно вздрагивать всем телом.
   Внезапно, я отчетливо услышал громкое кряканье с противоположного берега озера, и что-то новое пробудилось в моей душе. Забытый, в ностальгических переживаниях, охотничий азарт вернул меня к жизни, встряхнул и заставил мое сердце взволноваться приятно.
   Минуты через две, я уже пробирался знакомой тропой к густым зарослям камыша, из которого и доносилось кряканье. Стараясь не шуметь, я осторожно скрадывал утку, и казалось, сама природа помогала мне в этом. Солнце всходило за спиной, а ветер легкими порывами шумел камышом и заглушал мои шаги. Чап, почувствовав мое настроение, осторожно крался впереди, прядя ушами и вертя своей несмышленной башкой во все стороны. Вдруг он сорвался с места и крупной рысью ринулся в камыши. Я напрягся в ожидании вылета уток, и тут, как всегда неожиданно, воздух всколыхнулся вместе с камышом под шум взлетающих птиц. Я выстрелил и одна из птиц, расставив крылья, медленно пошла на снижение. Еще раз, и подранок, кувыркнув в воздухе, шлепнулся прямо посреди водоема. Только я передернул плечами и зябко поежился, представляя свое утреннее купание, как понял, что мне этого делать не придется. Арлекин, в типичной своей манере быстрого и шумного плаванья, шел прямиком к утке. Я подошел к самой кромке воды. Чап тем временем доплыл до добычи, подобрал ее и повернул обратно. Вот он выбрался рядом со мной на берег, и мокрый, дрожащий в азарте, положил битую птицу на берегу, и придавил ее лапой.
 - Молодчина! - похвалил я пса, - умница! Ну что, отдашь мне утку?
   Я протянул руку и без труда вынул из-под лапы добычу. Чап глянул на нее, облизнулся, и посмотрел на меня недоуменно-грустным взглядом. Взамен он получил от меня конфету, которую съел тут же, вильнул хвостом и побежал к следующему камышовому острову. Чудный пес, про себя восхитился я, а ведь его даже никто не учил этому!!!
   Чап добросовестно вытоптал заросли, но на сей раз безрезультатно, и снова полез в тот остров, где ему повезло. Пришлось его отозвать, чтоб не палил себя зря.
   Воодушевленные охотничьим успехом, мы наскоро перекусили и продолжили свой путь.
   Солнце поднималось над лесом, озаряя золотом своих лучей поляны и рощи, дубравы и березовые перелески. Утренний свет просачивался сквозь густой полог древних чащоб, пробуждая сонную еще природу. Могучие дубы, важно шумя кронами, потягивались, и радуясь солнцу, тянули свои ветви к небу. Воздух был напоен ароматом осени, сытым и пьяным запахом добра и достатка. Все вокруг было неспешным и статным, и каждое движение леса совершалось уже без нелепой суетности лета.
   Вот и река, с веселым звоном несущая свои коричневые воды, то звеня на каменистых отмелях холодными струями, то тихо и важно плывя меж косматых лесных берегов. Вдоль потока, узкой лентой извивалась тропа, и терялась в зарослях азалии. Где-то в километре отсюда, вверх по реке был брод к которому я шел. Вот так, неспешно бредя по тропе, в сопровождении, ставшего вдруг на удивление пронырливым, арлекина, я любовался окружавшим меня великолепием. Вот молодая рощица берез вперемежку с осинником, без подлеска, но с густым папоротником в пояс. Чап словно в волнах фантастического зеленого моря то нырял, то вновь появлялся меж широких изрезанных листьев орляка. а вот дубняк, густо поросший снизу непролазными зарослями азалии, за ним совершенно чистый, без травинки, и от того просторный как бальная зала, старый сосняк, с колоннадой корабельных сосен.
   Детство не оставило памяти об этих местах, и ступая по этой чудной, новой для меня стране, я вновь почувствовал себя сказочным странником. Впереди река врезалась, с шумом и плеском, в типичную для этих мест россыпь камней. Поток пенился и бурлил на мелководье, играя тысячами брызг в солнечных лучах. Брод, отмеченный на карте, был передо мной. Без труда преодолев реку, я, как былинный герой, вдруг оказался на распутье - тропа расходилась тремя пресловутыми дорогами. Я сверился с картой: тропа должна была быть одна. И куда идти теперь? Я присел под разлогим дубом поразмыслить. Чап, напившись на перекате холодной воды, с довольной миной улегся рядом. Вдруг он насторожился и повел ушами в сторону тропы. Из лесу доносился чей-то голос. Я прислушался, кто-то пел, и судя по всему ребенок. Порыв ветра донес до меня песню:
Ой там на горі
Стояла криниченька
Синім струмочком
Бігла водиченька

Бігла холодная
Тихо дзвеніла
Де свого яструба
Я загубила
   Интересно... подумал я, голос явно не стыковался с любовной песней по возрастному тембру.
Де свого сокола
Милого, ясного
Я загубила
Доля нещасная
   Со всей серьезностью продолжал голос, с искренне-наивной интонацией и неподдельной грустью.
Квітну я в лісі
І вже оцвітаюся
За своїм милим
День в день побиваюся
   Я хохотнул и устроился поудобнее - голос приближался, и я горел нетерпением узреть "оцветающуюся" артистку.
Прийди бо серденько
Ти до криниченьки
З чистого струменя
Випий водиченьки
   На тропинке показалась босоногая девочка лет восьми - девяти от роду, в простеньком платьице и с корзинкой в руках. Ни дать ни взять - Красная шапочка, только вместо шапочки ее большеглазую и курносую головку украшали русые кудряшки.
Глянь яка гарная
Дівчина квітне
Для тебе серденько
Глянь бо привітно
   Маленькая путешественница приближалась к броду.
Сядь мій соколику
Глянь у криниченьку
Тільки для тебе
Дзюркоче водиченька
   Певунья грустно вздохнула, подтянула подол рукой и перешла реку вброд. Выйдя из воды она заметила меня, и не скрывая удивления то ли спросила, то ли констатировала:
 - Ба! Мыслывець! Здрастуйтэ дядьку!
 - И ты будь здорова! - отвечал я ей, - ты чего одна в лесу?
 - Грибов набрала, - она с гордостью указала на полную подосиновиков и боровиков корзину.
 - И не страшно тебе самой за грибами ходить?
 - Не! - беззаботно отвечала она, - а кого бояться?
 - Волков, например, - сказал я, - сказку про Красную шапочку, небось, читала?
 - Так то ж сказка! - махнула рукой моя знакомка, и резко сменила тему, - а звать вас как?
 - Павлом, а тебя?
 - А я Христя, - и так же без предисловий влепила, - а шо ж вы мыслывець, а зверя не шукаете?
 - Заблудился я, - отвечаю, - не подскажешь, какой дорогой до Ведьмина хутора дойти?
 - Такий здоровый и заблудился?! - развела руками грибница, - а шо вам на хуторе надо?
 - Ничего, я в Истоки иду, мимо Ведьмина хутора.
 - Ага! Ну то пойдем! - пригласила она, - я тоже на хутор иду.
 - Домой? - спросил я, подымаясь.
 - Не а! К бабушке, - ответила полесская Красная шапочка, - я с Озерского, тата там у меня лесничий!
 - И тебя саму отпустил? - спрашиваю, подстраиваясь под ее широкий, как для ребенка, шаг.
 - Конечно, а кому бабушку проведать? - с важным видом ответила спутница.
 - Давай корзинку понесу, тяжелая, наверное? - предлагаю.
 - Не дам, - категорично отвечает Христя, - бо лесовик больше грибов не покажет.
   Впереди показалась гряда валунов, серых, замшелых плит, некогда вывернутых капризом природы из-под земли. Двумя рядами, с разными интервалами относительно друг друга, они стояли по обе стороны тропы. Лес в этом месте расступался, давая место широкому лугу, посреди которого вилась тропа меж валунов.
 - Недоброе место, - сказала девочка и перекрестилась.
 - Почему? - спросил я, не сбавляя шага.
 - По цим камням Святой Гаврила черта гнав, огненной пугою. Там даже следы есть от копыт нечистого, и от его хвоста.
 - Честно?!
Девочка серьезно на меня посмотрела:
 - Честно! - и вдруг спросила, - а ты шо нехристь?
 - С чего ты взяла? - спрашиваю.
 - Я ж говорю - место недоброе, а ты не крестишься?
   Пришлось креститься. Дитя удовлетворенно вздохнуло и пошло дальше. Возле самых камней Чап сел и зарычал, вздыбив шерсть на загривке. Девочка обернулась и посмотрела:
 - Чует собака, что злое тут. Придется вам его на шворку брать, бо не пойдет!
   И действительно, сколько я ни подталкивал пса, арлекин упрямо сидел и скалился на камни. Пришлось из ружейного ремня делать импровизированный поводок и тянуть его чуть ли не волоком.
    На валунах действительно поверху виднелись, словно вплавленные в камень отпечатки копыт, напоминающих козьи, и борозда "от хвоста нечистого" тоже была. Меня передернуло - а что если и правда!..
   Христя, отрешившись от всего, шептала про себя молитву, меня беспричинно знобило, а серые камни, казалось, вот-вот сомкнутся на нас, как зубы или заколдованные врата.
   Черте что, мысленно возмутился я и попытался отвлечься, однако странное чувство подавленности не покидало меня до тех пор, пока мы не прошли гряду камней. Впереди показались такие же, как и в Озерском бревенчатые избушки. Тропа раздваивалась и девочка остановилась.
 - Вам направо, дядя, - указала она рукой, - через Черный бор и Дедово болото. Глядите, только на болоте в окно не булькните! - напутственно добавила она.
 - Буду глядеть, заверил ее я,  - ну, бывай здорова!
 - До свидания, - ответила девочка, - заходите в гости, я тут у бабушки неделю буду грибы собирать. Спрашивайте Марью-ворожку. Девочка зашлепала к хутору, а я остался с разинутым ртом: Марья-ворожка в Ведьмином хуторе - как вам это нравится? А?