Человек из сказки. гл. 18. сказка

   Сколько дней прошло в заповедном лесу, я и не заметил. Захар, невесть, отчего подобрел и стал рассказывать мне свои дивные истории, которые он скурпулезно записывал в школьные тетрадки. Со временем он сшивал свои записи в переплеты, и таких самодельных книг у него уже было четыре. Днем, когда Захар обходил свои владения, я помогал по хозяйству Насте, а по вечерам, когда девушка убегала на свидания к любимому, мне составлял компанию старый лесничий. Он был по-прежнему хмур и угрюм, но его показная строгость исходила не от жесткости натуры, а скорее от необычного и необъятного знания, коим он просто не решался поделиться. Даже мне попервах приходилось ежечасно ломать ледяную корку отчуждения и недоверия этого человека. Когда же, наконец, внутренняя робость и боязнь быть поднятым на смех, подались, передо мной открылся поистине сказочный мир полесских мифов, суеверий и легенд.
   Я в упоении слушал рассказы о том, как один лесник, обнаружив во ржи, колыбель мавченка, целое лето ходил слушать пение русалки. А когда его друг спугнул мавку, он не находил себе места, пребывая в состоянии тревоги и тоски целых полтора года. История про то, как местный леший водил браконьеров вокруг собственного хутора до тех пор, пока те не отказались от затеи добыть лося, вообще могла бы стать предисловием к любому охотничьему изданию. Я впитывал в себя как губка рассказы о призраках и криничниках, об неупокоенных и ведьмах... Поистине, все это время я жил как в сказке, и каждое дерево, каждый куст, ручей и даже облако на головой, во время моих охотничьих походов было наполнено для меня смыслом, воспринималось мной не как отдельное составляющее, не как орудие или материал для достижения каких-то целей, а лишь как цельная, совершенная гамма впечатлений, как чудесный аккорд волшебной музыки жизни.
   В установленные дни была охота, хотя и кней у меня кардинально изменилось отношение. Меня теперь больше не волновал трофей как конечная цель, как итог, меня занимал сам процесс, которому я раньше уделял так мало внимания... От созерцания капелек росы на утренних травах до вечерней закатной тишины природы в золоте засыпающего солнца я впервые был частью всего этого чудесного великолепия, а не потребителем и собирателем.... Были, конечно, и азарт преследования, и удачные выстрелы, и работа моего пса - все это вместе с подготовкой и снаряжением патронов стало частичкой охоты, этого грандиозного действа и величайшего таинства, заняло положенное место, не доминируя над всем остальным.
   Впервые за долгие годы я вновь ощутил щемящую радость перед походом в лес, яркую вспышку счастья в душе  и многие другие забытые, со времен моего "радиоактивного" детства, чувства и переживания. Где-то в уголках сознания находились искринки того затерявшегося чувства беззаботной радости, и подобно сказочному колобку радость эта появлялась и ускользала, разрастаясь "от сусека к сусеку".
   Все было мне внове, и все, как когда-то, запоминалось сразу и насовсем, оставляя по себе лишь чувство причастности ко всему миру.
   И я потерялся. Я как малый ребенок впитывал в себя красоту и естественность жизни, не зная вовсе о той вероятной горечи, которая наверняка предстоит. Я жил, и я понял, наконец, зачем, как и почему человек живет в этом мире. И хотя не смог бы выразить и сотой доли этого знания в словах, я не задумываясь отдал бы полжизни не приди оно ко мне сейчас, вот так, даром...
*     *     *
   В один из дней, к обеду, на своем стареньком мотоцикле, приехал дядя Петя, привезя с собой двух беспечных и неугомонных поросят. И когда маленькие и хрюкающие бесята были поселены в новом, построенном специально для них вольере, жизнь в Истоках приобрела новый смысл. Особенно этим смыслом озадачились два существа: Ириска - рысь и арлекин Чап... Однако, надежная сетка не позволяла воплотить задумы молодых хищников в жизнь, отчего лесной угол Захара стал несколько более шумным, чем обычно.
   И век бы радоваться всему этому и вкушать, но как и в каждой сказке в моей легенде появилась третья сила - время. Его называют беспощадным и неумолимым, но я назвал его просто - необходимым, ведь бесполезно, на самом деле, умолять то, что просто по природе своей не может, да и не должно, слышать. Настало время расставания - мне надо было уезжать и, чтобы не страдать зря, я просто собрал свои вещи и забросил их в коляску мотоцикла.
   А потом был путь, легкий и немножко грустный, совсем чуть-чуть. Словно прочтя любимую книгу, нехотя закрываешь ее, и долго с грустью смотришь на переплет. И в этом переплете вновь был Ведьмин хутор, и из-за забора в нем выглянула большеглазая Кыся, а маленькая Христя, заступив дорогу мотоциклу, всего лишь на миг прервала мой путь, для того только, чтоб подарить мне у Чертовых камней, сплетенный из осенних листьев и трав, ведьмацкий венок. В том, что она пойдет по стопам своей бабки и тетки, я даже не сомневался. Было что-то такое неясное, ускользающее во всем ее облике...
   И снова был путь, и снова была сказка, пусть только ее форзац, или даже обложка, но все-таки сказочные...