Моя Россия
Для меня на этот песенный вопрос ответ один. Моя Родина начиналась не с картинки в букваре и не с товарищей в соседнем дворе. Для меня она начиналась с запаха осенних листьев, когда мы бежали в лес от развороченного немецкой бомбой пассажирского состава в октябре 1941 года неподалёку от станции Буй. Я хорошо себя помню именно с той поры, а осенний золотой лес, пожухлая трава, полуоблетевшие берёзки, неяркое осеннее солнце всегда вызывают у меня воспоминания о военной поре моего детства.
А потом была алтайская жизнь в деревне под Бийском, рыбалка вместе с деревенскими мальчишками на речке Чемровке, непроходимые заросли ивняков по её берегам. Там я нашёл подбитую каким-то охотником утку. Она была совсем свеженькая, только из клюва тянулась клейкая ниточка свернувшейся крови. Я принёс её домой, и бабушка сварила вкусный суп.
С восьми лет я шастал по бору за грибами и ягодами, гонял с приятелями бурундуков. Однажды во время одного из походов мы залезли на лесную вышку. Боже мой! Как сжалось от неизведанного никогда восторга моё сердце! Какая даль открылась мне тогда! Где-то далеко за окраиной леса начиналась степь. Нагретый воздух искажал даль. Она дрожала. И в этом голубоватом мареве я увидел вместо ровного горизонта какую-то синюю изломанную линию. Я спросил своего дружка: «А что это там, далеко? Такое синее?» «А это Алтайские горы», - ответил он.
Как же сильно всё это увиденное мной врезалось в память, если уже потом, заканчивая охотоведческий факультет, я сказал себе, что буду работать только на Алтае.
Сбылась моя мечта - я проработал там четыре года. Пришлось мне замерзать во время сильнейшего степного бурана, пройти под парусом с севера на юг Телецкое озеро, год не вылезать из седла, объезжая кордоны Алтайского заповедника.
Алтай – это моя первая любовь. Разве можно забыть огромность горного пространства, которое раскинулось перед тобой, а ты вместе с конём стоишь на узкой тропе над долиной, прижавшись спиной к скале. Конь пережёвывает удила и гремит ими о зубы. О, этот неповторимый и незабываемый звук! Тёплый монгольский ветер треплет гриву коня и несёт запахи алтайского горного разнотравья, кедровой смолы и дальний-дальний, еле уловимый запах пастушьих стоянок – запах дыма, овечьего помёта и продымленных кож…
Но задолго ещё до своего алтайского житья, из подмосковного дачного посёлка после того, как мы вернулись из эвакуации, я начинал походы по окрестным лесам, с каждым годом всё расширяя своё «жизненное пространство».
Однажды на окраине большого поля я залез на сосну. Зелёные, с каким-то серебряным отливом волны бежали по ржаному полю под тёплым летним ветром. Он был полон запаха цветущих колосьев.
Далеко, километрах в двух за этим полем - Ярославское шоссе с редкими тогда ещё машинами и Новая деревня с маленькой церквушкой. Символ России! Что я тогда понимал?! А ведь это был настоящий символ России – ржаное поле и церковь за ним.
Как странно устроен мир, как тесен он. Именно в этой маленькой деревенской церквушке под Москвой, неподалеку от которой начинались мои первые юношеские охотничьи походы, служил потом протоиерей Александр Мень. В студенческие годы мы с ним учились на одном факультете, охотоведческом. И звали его тогда не отец Александр, а просто Алик.
Наверняка у любого человека есть какая-то особая, генетическая тяга к родным местам. У одних она сильнее, у других совсем не проявляется. Я думаю, что Иван Алексеевич Бунин всю жизни на чужбине страдал, вспоминая не просто абстрактную Россию, а совершенно конкретные, неяркие орловские места. Эрнест Хемингуэй, можно сказать, человек мира, умирать уехал на родину. Для меня же роднее, чем подмосковная природа, не было ничего.
Правда, ещё одно незабываемое впечатление оставила тверская речка Медведица, где мы с приятелем более полувека тому назад провели на охоте и рыбалке незабываемые полтора летних месяца. Безмятежные утра, жаркие дни! Деревня Высоково. Напротив неё какие-то наёмные бабы разбирают на кирпичики разрушенную церковь. Какая же Россия без церкви над речной гладью!? Туманное утро, рыба плещется прямо у самых ног. Скрипят листья тростника. И вот он, чуть слышный посвист утиных крыльев! И ты смотришь туда, откуда они должны появиться, и утренняя дрожь то ли от холода, то ли нервная заставляет тебя приоткрыть рот, чтобы лучше слышать этот посвист, один из самых лучших для охотника звуков. И вот они, утки, уже врываются прямо к тебе из серого пространства навстречу стволам твоего ружья, которые словно сами ищут то, на что они должны быть нацелены! И выстрелы! И падение добычи на воду! И опять великая тишина речного утра. Только затихающее эхо выстрела перекатывается среди далёких перелесков.
Нет! Для меня Россия - не город. Города, словно все на одно лицо. Настоящая Россия там, за «городскими заставами», в тишине летнего деревенского вечера со щебетанием ласточек на жердях забора. Она в скрипе валенок по снегу на утоптанной тропинке к колодцу и в гулком стуке ведра по его обледенелым брёвнам.
Это только кажется, что прогресс идёт по стране. На самом деле они только в городах да продымленных и пропылённых рабочих посёлках. Там же, в деревенской глуши, редки его приметы - лишь электричество да телевизор (да и то далеко не везде), трактор, месящий осенний просёлок, реактивный самолёт, распарывающий небесную синеву.
Так уж сложилась моя жизнь, охотоведческая и охотничья, что целиком она связана с природой. Наверняка поэтому для меня Отечество - это действительно вся страна, про которую поётся в известной довоенной песне - «широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек». С ними и только с ними связана вся моя жизнь. И хоть эти леса, поля и реки изрядно поковерканы плотинами великих строек, стихией мелиорации, пилой лесоруба, я уверен, что природа залечит свои раны. Надо ей только помогать и помогать не абстрактной любовью.
Неужели немцы, справившиеся с загрязнением Рейна, в воде которого можно было чуть ли не фотоплёнку проявлять, а теперь в него заходит лосось, живущий только в чистой воде, умеют это делать лучше нас? Или та же Америка, чуть было не уничтожившая Великие Озёра, а там теперь резко увеличилась численность того же лосося? Это ли не показатель чистоты среды обитания. Неужели мы хуже них и не сможем вернуть России её былую красоту там, где она была утеряна? Не верю пессимистам. Не они будут восстанавливать Россию.
Да, есть озоновые дыры, есть мёртвая(?) чернобыльская зона, есть нефть, заливающая побережья морей и идущая по поверхности северных чистейших рек. Всё это есть, но как есть те, кто «помогает» коверкать природу России, так есть и те, которые помогают ей восстановиться. Есть бесстрашные и бескорыстные охотничьи и рыбные инспектора, есть простые шофёры, которые никогда не изгадят лесную полянку кучей мусора из кузова самосвала из-за того, что до свалки ехать далеко. Есть настоящие, правильные охотники, что никогда не сбраконьерят, хотя в лесу с ним один на один. Есть, наконец, и в правительстве, и на местах люди, которые понимают ситуацию, хотя и не всегда могут проявить себя с принципиальной стороны. На всё должно быть отпущено своё время. И, может быть, мой внук будет вспоминать прекрасные места России, где ему довелось побывать, поохотиться и полюбоваться её красотой. Ведь для каждого из нас, охотников, Россия - это, прежде всего те укромные её уголки, где он бывал и охотился.
Для меня же глухари и косули ; это тайга под Иркутском, марал ; алтайские горные кедрачи, а лоси и медведи ; припечорские боры.-
Я счастлив потому, что пришлось мне, уроженцу города, пожить среди дикой природы не наездами, в командировках или отпусках, а подолгу, по нескольку лет.
Я видел, как с тихим звенящим шорохом замерзает Телецкое озеро, покрываясь на глазах тончайшей корочкой льда-карамЫса. Я слушал «шёпот» звёзд под щёлканье лопающихся от мороза ёлок на берегу заваленной снегом Печоры, толкал в летнее мелководье тяжело гружёную лодку шестом вверх по перекату. Я топтал свои собственные охотничьи тропинки-путики и проходил их опять и опять, находя на них какие-то другие, особенные приметы. Я открывал новые охотничьи, грибные и ягодные места, о которых даже не все старожилы знали. Я научился проводить лодку по печорским перекатам ночью и находить верный путь в алтайской тайге. Это всё равно, что жить рядом с родным человеком долго-долго, каждый день отыскивать в нём всё новые чёрточки характера и учиться у него тому, чем владеет только он. Я счастлив, наконец, тому, что всё это дала мне моя Родина, Россия. Дай Бог, чтобы и у других было так же. Знаю, что в этом я совсем не одинок!
Свидетельство о публикации №210010501000