231
__
Что-то всё бродит и бродит в душе – целыми толпами бродит. (Видимо, крепкое вино настаивается!) Выскакивает то одно воспоминанье, то другое: Г.: «душа больна, что скрывать. Надо быть ироничным – помогает» - «Ирония всё сводит на нет. Иногда полезно и помучаться» (при А2 было сказано) …«Философ»: «вот он стоит, богатый – ведь он как солнце!» – «Нет, он просто сыт и одет. Он тупой, злой и ничего не умеет». …Н. ведь как рисует: мертвые разводы – «горы» и т.п. – а на них яркие пятнышки рыбок, птичек и цветов (не зверей!). Комнатная, что называется, до мозга костей, вся жизнь – в коробке, в спичечном коробке умещается (но спички есть спички, однако)
Более веселым надо быть… Но как веселиться, когда болеешь неразделенной любовью? Как не нахмуриться, не замкнуться, не помрачнеть, не стать жестче… (и как не посереть, не поскучнеть. И как не задуматься…)
Жизнь – это плавание по водам. Вода же нас почти не держит – хотя и можно иногда расслабиться, лежа на спине. И хотя я как Самсон, но ведь и тяжести на мне - самсоновы «ворота»…
Мне, например, надо еще учиться душевной мудрости (вчера в саду мальчишку не тронул, который у нас что-то раньше ломал – сосед подскочил, доложил, когда тот мальчишка вокруг нас вертелся и даже нам помогал – и это было очень мудро, хорошо)
У Б. в стихах такая отчаянная тоска по любви (пожалуй, в чем-то и зря я сказал ему «шумим, братец, шумим»). Про умозрительного Бога ему не надо говорить – только про любовь к ближним, доброту. А я всё немного не про то говорил ему…
Да, в душевной жизни я еще не так уж силен – может, и не сильнее ее мужа?!
Так или иначе, надо проверить, каков ее муж и какова ее любовь к нему.
Но, с другой стороны, бесплатные дары часто впрок не идут, человек даже не отдает себе отчета в том, как много ему подарено…
Трудно мне так в одиночку всё осмыслять. Словно бы рубишь лес, чтобы сделать себе поле – все силы уходят на рубку. Причем, пока вырубишь в одном месте, в другом снова образуется чаща. А как трудно пни с корнями выворачивать…
Я нежнее А2 – просто у нее нежность наружу, а у меня стыдливо спрятана. Она кусачая и даже о нежности пишет достаточно воинственно! Чисто женский подход – стервозно милый.
Мне же теперь совершенно невозможно учиться какой-нибудь ерунде – так и ей совершенно невозможно понять тот режим, в котором я теперь живу.
Взять того же С.: жалуется на одиночество, но почему-то не жалуется на зажатость и серость свою. Б. мечтает о любви, но не о том, чтобы стать лучше.
И у Щербакова почти нет самокритики, тем более, нужной, жесткой – критикует других и жалуется, жалуется…
Чем больше слушаю Щербакова, тем сильнее влюбляюсь в А. – пою! А А2, как астрономию променяла на физику по практическим соображениям, так и меня – я тоже «астроном».
Нет, мало они в плену тоскуют. Тоскуют, если только плен неудобный. Вот найдет себе Б. «идеал» и станет счастливым подкаблучником. Тоже и С….
«Ждут своего принца» - мечтают о том, чтобы в мужьях-слугах у них был не кто-нибудь, а принц! «Кто-нибудь» только посуду может помыть…
Вдруг приснилось, что такие, как К. способны кончить жизнь самоубийством.
Примирение их могло бы быть весьма трогательным: она плакала, говорила «С1-нька, прости меня», «гладила, как хотела, его всклокоченные волосы»… А попытка развода – обычное дело... …В общем, оказалось, что я случайно влип в неприятную чужую историю… Однако, чего мне огорчаться: я как участник двух войн, двух компаний, заслуженный ветеран. Трижды ранен, восемь раз контужен, опыта – море!
Свидетельство о публикации №210010501225