Как дед Фаттей с Толкуновой пел

(записки сельского учителя)
Да, сильно уважали Фаттея Попова в Горном Алтае. А как же, основатель целой династии мараловодов. Сильно могутной как мужик был: 13 детей с женой сродили, и девять из них парни. Да не просто абы какие, а кровь с молоком, рослые, широкоплечие, в общем, есть на кого посмотреть. А что, и смотрели. Да еще как. И жили они далеко от суетного райцентра, в красивом местечке Курдюме, что переводится с киргизского или монгольского как быстрый ручей или скорость, быстрота. Само название как бы намекает, что жить в этом месте нужно не ленится. Вот так и жили. Ведь за маралами глаз да глаз нужен, и не просто, а хозяйский. Уж этого у Фаттея не отнимешь – фронтовая закалка. Острый глаз, сноровка, да солдатское везенье – и остался он живой, и не просто так, а с наградами. А мила была до слез самая главная для него медаль «За отвагу». А уж ее на фронте кому попало не давали, это точно. И еще подарок привез солдат с фронта – осколок, который потом целых 40 лет таскал в теле. Говорил, бывало, поглаживая место, где сидел осколок: «Это мне на память, чтобы не забывал о фронтовых друзьях-товарищах».

И была у него еще знатнейшая награда: Орден Октябрьской революции, и имел он его в районе один. Это уже за труд неустанный на мараловодстве.

Фаттей гордился тем, что о нем даже в Москве знают, правда, гордость эту скрывал за вечными своим шутками-прибаутками. И еще он радовался, что большинство сынов приучились тоже к мараловодству. И не просто приучились, а стали даже обставлять отца по наградам, как Петр, например, но это другая история. А то ведь так к Толкуновой и не доберемся. И нежданно-негаданно случилось вот что. Пригласили семейство Поповых, и вы думаете куда? Аж в саму Москву, и не просто так, а на «Голубой огонек». Это такая модная тогда передача была по телевидению. Сейчас она тоже есть, но только на Новый год. А вот лет 40 назад так этот самый «голубой огонек» почитай к каждому празднику «казали», как у нас многие говорят. Прибегаю вечером с работы домой, а тут гостей полон дом: дед Фаттей с супружницей и сыновьями. Веселые, разговорчивые, но как-то немного смущенные. Понимаю я их. Это ж надо из какого-то крохотного Курдюма да в саму престольную, дак еще и снимать будут. Это тебе не хухры-мухры. Как одеться, какую обувку надеть? А галстук, будь он неладен. В общем, проблем хоть отбавляй. Петру там или Михаилу им-то ни почем: мужики молодые, стреляные и в городах частенько бывали. Да и остальные сыновья Фаттея тоже. А ему вижу нелегко. То к зеркалу тайком подойдет, то на супругу жалобно так посмотрит, будто хочет сказать: «А не рвануть нам, Татьяна, назад в Курдюм, пока не поздно?» Но, как говорят, кареты поданы, ехать надо. И поехали, а мы стали с нетерпением ждать, как развернутся события, и не отходить от телевизора.

Вы спросите: почему дед остановился перед поездкой у меня, так тут секрета большого нет: Фаттей шибко любил смельчаков, а меня этим вроде Бог не обидел. Вот с первого концерта, с которым мы приезжали к мараловодам в Курдюм, я ему и приглянулся. Ну об этом хватит – это не главное, главное впереди.

И вот проходит дней пять-шесть, точно не помню, жена кричит: «Бросай свои книжки, скорей – наши!» Дураку понятно, что наши – это дед Фаттей со своим народом. Конечно, галопом к телевизору. Сегодня это может и смешно, но тогда… Увидеть людей, которых хорошо знаешь, по телевизору и из Москвы, ну это сказка, это же das ist fantastish! И вот на экране высвечивается заставка «Голубого огонька», и главное действие начинается. Радостные ведущие постепенно «разогревают» участников «Огонька», а у меня ноги непроизвольно выбивают чечетку, ну когда же, когда. Вот показали Германа Титова, Валентину Терешкову, Кобзона – здорово, но нам не это надо. И вот оно, свершилось. Артистка, которая «от всей души» передачу вела, «Спокойной ночи малыши» (ребятишки тетей Валей ее звали), обалдеть, в каком красивом платье выходит чуть вперед от столиков, где сидят приглашенные, и говорит: «Среди сегодняшних гостей много замечательных людей, о которых мы говорили и еще скажем, но сейчас я хочу представить всем вам и всей стране целую династию славных тружеников-мараловодов из далекого Горного Алтая – семью Поповых и, конечно же, сказать Фаттею Петровичу и его супруге спасибо за такую большую семью и за тот труд, которым вы и ваши сыновья прославляют нашу Родину». Жена деда Фаттея, видим, засморкалась в платочек, дед тоже сыринку в глазах стал искать. Одни парни улыбаются, правда смущенно, да на салаты диковинные налегают.

Сказать честно, мы тоже растрогались, особенно жена, она на слезу тоже слабая.
Но главное было впереди. «Огонек» идет своим чередом, мы думаем: все, больше земляков не увидим.

И вдруг! Снова показывают столик, где сидит дед Фаттей с бабой Таней с двумя сыновьями, остальные за другими. Все довольные, разомлевшие. И тут к столику знатного мараловода подплывает, будто пава, сама Валюша Толкунова, мечта всех мужчин того времени. Ангельски улыбаясь, она говорит в микрофон: «А сейчас я спою для наших гостей-сибиряков песню «Мы на лодочке катались». Ах, как она пела! Это не то что сегодня под «фанеру». Чистый, завораживающий голос. И мне кажется, что в этот момент песня и музыка околдовали Фаттея. Когда Толкунова запела «В лесу, говорят, растет, говорят» и плавно помахивая платочком пошла в танце, в Фаттея будто бес вселился. Он соскочил со стула, подскочил к Толкуновой, обхватил ее рукой за талию и как гаркнет в микрофон «живет, говорят, хорошенький мальчоночка». Что тут началось! Герман Титов и Терешкова бешено аплодировали, Кобзон тогда еще совсем молодой парень хохотал напропалую. Но баба Таня-то, баба Таня! И сердиться грешно, ну, не плакать же. Махнула рукой, и тоже смеяться.
А в конце песни дед Фаттей вообще учудил: поцеловал Толкунову в щечку и помахал в камеру рукой, мол, знай наших.

Целый месяц после возвращения из Москвы Фаттей ходил задумчивый и только покряхтывал, да улыбался в бороду каким-то своим затаенным мыслям. Баба Таня посердилась немного, да и перестала, такой уж он у нее, не променяешь ни на кого другого. Некоторые скажут: да не было этой истории. Да как же не было? Может, не совсем такая, но была. И пусть она будет памятью моей о хорошем человеке, деде Фаттее из Курдюма.