ВАЛЕРИЙ ИВАНОВ
ГЕКАТОМБА
ТРИЛОГИЯ
ВИЛЬНЮС
2006
Вместо предисловия.
Приближается очередная годовщина трагических январских событий в Вильнюсе. Много было грязи вылито на советскую власть и советскую армию в связи с гибелью людей той ночью на воскресенье 13 января 1991 года в столице Советской Литвы. И видимо уже пришло время разбираться по настоящему в том, что это было, и кто виновен в смерти людей.
Мне, как непосредственному участнику тех событий, в последствии пришлось дважды отвечать перед судом за произошедшее, хотя я никого не оскорбил и пальцем даже не тронул.
Первый раз отсидел 3 года, всё время в тюремных камерах - отчитался об этих годах терзаний и пыток в книге «Литовская тюрьма».
Второй год - в зоне строгого режима, из которых половину года в пыточном карцере блока строгого режима, в «шкафу» - размером 2 метра на 78 сантиметров, высотой 3 метра, без солнечного света, с дневными прогулками, по воле надзирателя, но не более 30 минут в узеньком дворике, в 4 квадратных метра, с плотной металлической сеткой вместо крыши.
Первый строк «мотал» за то, что вместе с тысячами тех, кто не возжелал развала Великой страны СССР и противостоял этому, проводя политическую борьбу в организации интернационалистов «Венибе-Единство-Едность», во главу которой меня избрали на республиканском съезде. Противостоял, без насилия и оскорблений, национал-сепаратистам из «Саюдиса» (постоянно певших на своих митингах какие-то печальные песни о «свободе»).
Второй срок получил – за книгу «Литовская тюрьма», издана в 1996 году в Москве в издательстве «Палея», в которой, кроме прочего, усомнился в правдивости официальной версии «гибели людей 13 января 1991 года в Вильнюсе от рук советских военнослужащих». Благо в процессе следствия я получил возможность ознакомиться с материалами, которые имела генпрокуратура Литовской Республики.
Особенно много этих материалов мне удалось прочесть и зафиксировать во время следствия по второму делу, за книгу «Литовская тюрьма». Факты по событиям 13 января 1991 года в Вильнюсе, изложенные в материалах генпрокуратуры Литовской Республики, их анализ, нашли своё отражение в документах, которые я представил суду по второму делу против меня. Позднее они вошли в рукопись книги «Страшная ночь».
После выхода во второй раз из тюрьмы 15 июля 1998 года, я регулярно посещал судебный процесс по «делу профессоров», где судили руководителей Компартии Литвы во главе с первым секретарём, профессором, габилитированным доктором исторических наук Миколасом Бурокявичюсом. В результате дневниковых записей, возникла рукопись книги «Аутодафе». Она была дополнена другими материалами по тем трагическим события, который преподносила постоянно литовская Фемида и сама жизнь. Они также вошли в эту книгу.
Настоящим предлагаю читателю все эти книги, в виде трилогии «ГУКАТОМБА».
Думаю, представление на суд читателя собранные мною в книге «Гекатомба» документальные материалы, позволят сделать ему непредвзятый вывод о том, что всё же произошло той трагической ночью в Вильнюсе.
Ни один литовский суд не сумел, или не захотел, сделать этого сам, а Страсбургский суд по правам человека, в который обращались за защитой оклеветанные и терзаемые адептами «Саюдиса» их политические оппоненты, также не подвинул к поиску правды литовскую Фемиду. Ни один либерал, ни демократ, вообще никто из политиков Западной Европы не сделал ничего для того, чтобы правда о той трагической ночи 13 января 1991 года в Вильнюсе восторжествовала.
КНИГА ПЕРВАЯ
КАПИЩЕ
(Литовская тюрьма)
…………………………………………………………………………………………………
Светлой памяти
РУСАКОВА ИВАНА СЕМЁНОВИЧА
Солдата со Смоленщины, прошедшего всю Великую Отечественную войну, члена Вильнюсского Горсовета СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», погибшего
в результате январских 1991г. событий в Вильнюсе –
посвящаю эту книгу.
……………………………………………………………………………………………………………………………….
Люди сами создают страхи, которых и боятся.
ТЮРЬМА
27 ноября 1991г., 8.40 час, среда.
Взят под стражу двумя полицейским. Выводил сына Адриана в детсад.
13.20 час. Арестован. Обвиняюсь по статьям 18 и 70 УК ЛР следователем Генеральной прокуратуры Литовской Республики С. Дужинскасом. Кабинет № 111 Генпрокуратуры ЛР, присутствует адвокат Аудроне Бугелявичене.
16.30 час. Пять полицейских с автоматами на перевес вывозят меня из помещения Генпрокуратуры ЛР в Камеры предварительного заключения (КПЗ) по ул. Костюшкос г. Вильнюса. В это время, во дворе Генпрокуратуры, Рая Земтыня, Анастасия Дятковская, Игорь Калинкин, его отец и ещё несколько человек присутствуют и, как могут, стараются криками поддержать меня.
До этого, воспользовавшись кратковременным отсутствием в кабинете следователя С. Дужинскаса, с его телефона связался с А. Дятковской и сообщил, что меня, видимо, будут арестовывать, а мой сын Адриан в детсаде. Вот так мои друзья оказались в половине второго у здания Генпрокуратуры ЛР.
17.20 час. Посажен в камеру № 1 КПЗ. Затем, через сутки, переведён в камеру № 3.
28 ноября 1991г., четверг.
Итак, я в камере предварительного заключения по ул. Костюшкос г. Вильнюса. Вчера, при выходе из дома, когда вёл Адриана в детский садик меня остановил участковый полицейский и его напарник в чёрном гражданском кожаном плаще (зелёные брюки выдавали его полицейскую принадлежность), спросили фамилию и, удостоверившись, что я Иванов, объявили о вызове меня в полицейский участок. Он находится недалеко, около Калварийского базара, по ул. Калвариёс. Было 8.40 часов утра. Повестки не вручили, а показали большую бумагу с предписанием.
Сына надо было привести в детсад, это я и сделал. Полицейские не отставали ни на шаг. Прощаясь с Адрианом в группе, я ещё не знал, что мне не позволят его взять вечером домой, как обычно я это делал в 18 часов. Я не знал, что буду в это время находиться в камере КПЗ № 1, с голым деревянным настилом – нарами, в 6 кв. м., через квадратное окно которой ничего не видно. Стеклоблоки, которыми заложено окно камеры, пропускают лишь тусклый свет. (Можно, правда, ориентироваться – день или ночь на дворе).
Выработанный за годы, инстинкт встречи в 18 часов с ребенком в детсаде, вчера вечером очень угнетал меня. Мысли были только об Адриане. Сегодня как-то легче. Я не знаю в садике ли он, или у моих друзей. Наверное, уже позвонили в Каунас маме, и она приехала за Адрианом. Посчитал, моему сыну сегодня 5 лет, 10 месяцев и 4 дня. Вчера, когда меня уводили из Генпрокуратуры ЛР, я успел передать друзьям, чтобы позаботились о моём малыше. Сегодня спокойней т.к. уверен, сын не оставлен в беде, обласкан и накормлен. Надежда, что с сыном будет все в порядке, успокаивает меня.
Вчера, по дороге из детсада в полицейский участок, домой зайти не позволили. В участке – короткое ожидание, затем полицейский УАЗик, и я – в 111 кабинете Генеральной прокуратуры у следователя С. Дужинскаса. Время 9.20 часов. Правда, как я понял, меня здесь не ждали. Повестку явиться в Генпрокуратуру ЛР для дачи показания я не получил и здесь. Лишь после моего заявления, что говорить буду только после вручения мне официального документа о вызове сюда, Дужинскас выписал повестку, как свидетелю.
Кажется, в марте с.г. я, как свидетель, давал уже показания следователю Прокуратуры Литовской ССР В. Ошуркову относительно событий 13 января с.г. в Вильнюсе. С этих моих показаний и начал вчера следователь Дужинскас. Перед ним лежало толстое дело, в котором находились документы Прокуратуры Литовской ССР. Он, зачитывая эти мои предыдущие показания, уточнял их, переписывая в новый протокол. Зашел Гаудутис, не представился. Я попросил его это сделать, после чего ответил и на несколько вопросов руководителя следственной группы в моём деле.
Как и в предыдущий раз (в марте с.г.) позиция моя относительно событий 13 января с.г. в Вильнюсе была следующей: авантюризм руководства Литвы во главе с Ландсбергисом, недемократичность решения политических вопросов в республике, разнузданная истерия в средствах массовой информации, особенно по радио и телевидению, по отношению к русским и русскоязычным – стали той причиной, которая привела к январской трагедии. Представителей русского населения – рабочих в Верховном Совете Литовской Республики практически не было, а та пара депутатов, которые были там, подверглись такому моральному давлению, которое не давало им возможность исполнять свои депутатские обязанности. Одной из причин выхода народа к зданию Верховного Совета Литовской Республики 8 января с.г. была и данное обстоятельство. Шок у литовских националистов от пикета рабочих у Верховного Совета Литовской Республики был сильным.
(13.40 час. Только что меня перевели в другую камеру № 3. По-прежнему я один в камере. Камера хуже).
Националистически настроенные депутаты развязали антирусскую истерию в средствах массовой информации. А ведь событий 13 января можно было избежать, если бы руководство республики, после, отменяя решения о повышении цен, пригласило все политические силы республики к диалогу, скажем, на телевидении в прямом эфире у круглого стола. О таком диалоге, помню ещё, в начале лета 1990г. я заявил во время выступления в программе «Время» ЦТВ СССР. Однако события развивались по линии конфронтации.
В ночь на 13 января я нёс к Верховному Совету Литовской Республики Петицию – прекратить националистический психоз, дать доступ к камерам телевидения, чтобы услышали точку зрения оппозиционных сил в республике. Увы, трагический сценарий осуществился!
Я полностью снимаю с себя в связи с этим какую-либо вину.
Пикетирование Верховного Совета Литовской Республики 8 января, вручение Петиции и связанные с этим действия, не могут подорвать суверенитет Литвы, привести к беспорядкам. Я никого не ударил и оскорблений никому не говорил, не видел, чтобы рабочие ребята, несшие Петицию, занимались бы чем-то противозаконным. Тем не менее в 13.20 час. следователь Дужинскас заявил, что начинает меня допрашивать как подозреваемого по статьям 18 и 70 УК ЛР. Вызвал дежурную, адвоката из 2-й Юридической консультации Аудроне Бугелявичене, после чего начал допрос по новому протоколу. В 16 часов я понял, что отсюда сам уже не выйду и буду задержан. Сказал следователю, что у меня сын в детсаде и его некому взять т.к. жена умерла три года назад. Ответ: «О нём позаботятся».
Кто? Как? Что я – опасный, скрывающийся преступник?
Ответа не последовало, – а в половине пятого за мной приехали вооруженные автоматами полицейские. В 20.30 с меня сняли отпечатки всех пальцев и ладоней в приёмной КПЗ по ул. Костюшкос г. Вильнюса.
Вечер. Где-то далеко прозвучали позывные радио «Маяк» и сигналы точного времени. По моим расчётам – минул 21 час. У меня часов нет. Они, вместе с паспортом гражданина СССР остались ещё вчера у следователя С. Дужинскаса. В камере у меня спички, расчёска, платок. Ручку и бумагу дали сегодня, когда попросил.
Прошло 26 часов моего нахождения в одиночной камере. За это время вчера вечером дали кружку несладкого чая, сегодня утром – чай с ложкой сахара, полбуханки (кирпичика) белого хлеба; на обед – миска супа с перловкой и солёной капустой, ложка перловой каши и котлета; вечером опять кружка чая без сахара. Не густо, однако кушать не хочу – видимо, нервы, да и сказывается, видимо, недостаток свежего воздуха и движения. Пайка белого – лежит нетронутой. Сигареты «Космос» кончились, Охранник угостил – дал 4 сигареты «Прима». Прогулки, кажется, не полагаются. Спросил – сказали: не бывает. Зато обещали на завтра следователя.
За дверями шум, в соседнюю камеру, справа, привели новосёлов. Вывели и их снимать отпечатки пальцев. Они тоже русские. Вообще литовской речи почти не слышно.
Вечером, когда вывели в туалет, забыл простирнуть носки. Потом охранник не позволил это сделать. Придётся ждать до утра. Надо учиться, не упускать моментов и ещё, видимо, многому чему… ведь счёты со мной власти настроились сводить серьёзно. Иначе, стоило ли им заниматься этим политическим делом?
Да, днём получил «духовную отдушину». Кроме хождения, как медведь по камере: три шага туда, три – обратно, по диагонали, есть возможность заняться умственным «променажем». У меня появились, дал охранник, «За рубежом» № 46 за этот год и «Правда», за 27-е сего месяца. Это уже неплохо.
И опять мысли об Адриане, о маме, о друзьях, соратниках. Что будет завтра?
29 ноября 1991г., 15.30 час, пятница.
Ко мне в камеру посадили уголовного заключённого Анатолия Емельянова – по-видимому кличка, стукач!
Написал первое заявление, в Генпрокурору ЛР А. Паулаускасу: прошу статус политзаключённого; прошу встречи с представителем делегации Верховного Совета РСФСР, которая гостит в эти дни в республике. Других представителей России в Литовской Республики сегодня нет, а литовский Закон об иностранцах даёт мне право в течение 48 часов на такую встречу с представителем России. Текст передал через надзирателя.
30 ноября 1991г., 9.10 час, суббота.
Стукача увели.
12.30 час. Вызвали из камеры в кабинет для допросов КПЗ (ул. Костюшкос) следователь С. Дужинскас. Предлагает ознакомиться и подписать ордер на дальнейший арест, заверенный Генпрокурором ЛР А. Паулаускасом.
Сегодня в 13.20 окончился срок предварительного заключения. Затем – неизвестно что…
Вчера в 14.20 час. ко мне в камеру № 3 подсадили зека. Назвался «Толик Емельянов». Думаю, что его имя и фамилия вымышленные. Стукач. В беседе со мной задавал много таких вопросов, которые свидетельствовали о том, что подготовлен стукач неплохо. Выспрашивал: о моей политической позиции; о том, как отношусь к коммунистам, где Бурокявичюс (Первый секретарь ЦК Компартии Литвы); когда был первый раз в Минске и знаю ли этот город; как отнёсся к путчу в августе; про газету «Венибе-Единство-Едность» - где печатали; что знаю об инциденте в Шумске; каково моё семейное положение; как отношусь к независимости Литвы; к политике, проводимой Ландсбергисом; как оцениваю политику Сталина; как отношусь к послевоенной резистенции («лесным братьям»); как понимаю национальный вопрос; современное экономическое положение Литвы; какие связи с западными средствами массовой информации; о событиях 13 января в Вильнюсе. Пугал при этом, что буду осуждён как уголовник, что лишат родительских прав на ребёнка, отнимут квартиру и т.п. и т.д.
Для меня это интересное открытие. Не ожидал, что стопроцентный зек – обильно татуированный (на груди крест, в виде немецкого «железного креста»), проявит такую прыть и подготовленность. Полезный урок. Сегодня, в начале десятого – его забрали из камеры. Сейчас, видимо, даёт отчёт Дужинскасу или Гаудутису. Затем вызовут меня и решат мою судьбу.
В 13.30 час. меня вывели из камеры в соседний кабинет. Пришёл следователь С. Дужинскас. Он объявил решение Генпрокурора ЛР о моём аресте. Статья 70 УК ЛР, квалифицирует меня как особо опасного преступника, посягнувшего на суверенитет Литовской Республики. Я возразил. Спросил, а что такое суверенитет и как его понимать надо было 13 января с.г. в Вильнюсе. Дужинскас ответил, что в течение 10 дней (т.е. до 10 декабря) я получу полный текст обвинения, а пока на бумаге документа, которую он подал мне на подпись после ознакомления с текстом, осталось незаполненным очень много места. Посмотрим, что там нарисуют.
Спросил о сыне. Ответил, что звонила какая-то пожилая женщина, – Адриан у неё. Кто звонил – не уточнил. (Видимо это тоже элемент психологического воздействия на меня). Попросил закурить. Дал. Спросил его насчёт передач – курево, еда, предметы личной гигиены. Ответил – только в тюрьме Лукишки. Сейчас не положено. Почему?...
Дужинскас, при мне, подписал бумагу о моём переводе в тюрьму, но на мой вопрос, когда я буду переведён, ответил: сейчас нет бригады для перевода, ведь суббота, придётся подождать до понедельника.
Спросил Дужинскаса о моём заявлении на имя А. Паулаускаса, относительно: придания мне статуса политзаключённого, встречи с адвокатом, с представителями СССР или РСФСР, которые как я знаю должны быть в Вильнюсе – ответил, что он не в курсе дела. (Заявление вчера, во время обеда передал дежурному надзирателю).
В нарушение всех предписаний я остаюсь в «своей» камере № 3, похожей скорей на пещеру, с её духотой и влагой, еле брезжащим, из под потолка над дверью, светом, с окном через которое ничего не видно, кроме дневного серого света и вентиляционным отверстием в нём, через дырочки которого, прислонившись вплотную к ним, можно подышать свежим воздухом с улицы.
Никогда не думал, какая это благость дышать свежим воздухом.
Объявили отбой. Значит уже после 22 часов. Тихо. Только слышится звук троллейбусов, проходящих по улице Костюшкос. Там свобода!
Я тоже обрету свободу. Только что восстановил по памяти свой геометрический гармонический квадрат – углы, расстояния между цифровыми показателями. Теперь работы невпроворот. Чувствую как моя философия - триалектика захватывает моё сознание и уводит - далеко, далеко за стены «моей» унылой «пещеры». Что же, если понятие «свободы» выводит из понятия «Воля», то я свободен, и эту свободу можно только убить, убив сознание и волю.
1 декабря 1991г., воскресенье.
Поскольку мне не было предоставлена возможность известить кого-либо из представителя своей страны - СССР, написал Обращение к Президенту СССР. В обращении сообщил о моём ничем необоснованном аресте.
Вслед за этим, написал Заявление С. Дужинскасу с просьбой передать моё письменное Обращение Президенту СССР. Поставил в связи с этим условие следователю относительно даче показаний - когда Обращение достигнет адресата, и я буду знать об этом, тогда и поговорим о происходившем в Литовской ССР. Попросил также о встрече с отцом Владимиром из Ефросиньевской церкви г. Вильнюса.
Начался новый – пятый день моего пребывания в камере – одиночке: ни прогулок, ни пересылок, никакой связи с внешним миром, кроме газеты «Правда» (опять получил, три номера подряд – начиная с 25 ноября).
В дополнение, о минувших сутках. Зек – стукач, который провёл со мной в камере почти 24 часа, не преминул намекнуть мне, что меня могут убить (подстроив нападение), попытаться уговорить повеситься, могут заразить сифилисом или СПИДом, с ребёнком могут что-то сделать и т.п. Вот в такие «игры» здесь власть проводит с заключёнными.
Наказание уже вершится, хотя ещё никто не доказал, что я преступник. Это ли не свидетельство о здешнем тоталитарном государстве? Вместо того, чтобы дать активным представителям не экстремистских политических организаций возможность высказаться в средствах массовой информации, оспорить с аргументами в руках политическую оппозицию и доказать свою правоту в происходящих действиях,– власть бросает людей в застенки. Это государственный политический терроризм!
2 декабря 1991г., понедельник.
Первая передача с воли, утром, от Миры Вороновой.
После обеда, вторая передача от неё.
20.00 час. Забирают из камеры № 3 КПЗ и под конвоем вывозят на тюремном «воронке» в тюрьму № 1 Лукишки. Здесь в приёмнике «шмон» - полный личный обыск, затем два часа в «шкафу» - малюсенькая тёмная полностью закрытая камера на одно сидящее место с вентиляционной дырочкой на низком потолке. Затем распределяют в камеру СМЕРТНИКОВ – в подвале 1-го корпуса, угловая камера, справа, в самом конце, за дополнительной решёткой поперёк коридора. В камере я один.
Ранее, днём. КПЗ. Камера № 3. Только что передал охраннику написанные ещё вчера Обращение к Президенту СССР и Заявление следователю С. Дужинскасу. Время 14.40 час. (три дня, как мне вернули часы).
Два часа тому назад получил первую передачу от Миры: пачка молока, полпалки сухой колбасы, банка консервированной сайры, конфеты, сигареты, яйца, сыр и душистые яблоки. Здесь же чистый носовой платок – весьма кстати. Идёт шестой день пребывания в этой затхлой одиночной камере. Что-то свежее для туалета очень вовремя. Получил большую кипу литовских газет «Республика», «Летувос Ритас» - буду читать.
Очень плохо, что не дают прогулок. Недостаток свежего воздуха компенсирую тем, что во время включения вентилятора подсаживаюсь к стеклоблокам, к просверлённым в них отверстиям, идущим с улицы, или интенсивно хожу по камере, и как можно глубже вдыхаю. Вентилятор большой, сильно гремящий, общий для всего КПЗ. Он расположен в коридоре и во время включения протягивает воздух во всех камерах. Пытаюсь делать в это время зарядку, прежде всего приседания.
Вижу, что наступили некоторые подвижки в способе отношения ко мне со стороны надзирателей. Они стали несколько человечней. Может эти подвижки результат моего Заявления Генпрокурору ЛР? Может. А может – Президенту СССР? Я не знаю. Я вообще не знаю, проинформировал кто-либо мою страну о том, что я арестован и на каком основании. Пользуясь более нормальным отношением ко мне надзирателей, спросил устно - есть ли возможность передать на волю журналистам просьбу о встрече со мной, а также предоставить мне статус политзаключённого и не подсаживать ко мне в камеру уголовников.
А выпускать – не выпускают. Просил сделать это во имя малолетнего сына, который сейчас страдает без отца. Адриашка хотя и маленький, но сколько ему уже пришлось перенести: смерть матери, лишения, унижения и травлю отца со стороны прессы и властей (слышал всё это) и теперь – арест отца. О Боже! Ведь писал великий Фёдор Достоевский «о слезинке ребёнка»… Неужели мы ещё настолько не культурны и не цивилизованы?
В своём обращении к Президенту Горбачёву я сказал, что считаю долгом чести ответь перед судом на поставленные мне, пусть даже абсурдные обвинения. Я не укрывался и не думаю укрываться от следствия.
Думаю, что люди, ведущие следствие, неглупые и понимают это. Тогда зачем это насилие – запугать, сломить меня, сделать какую-то грязную игру (стоит ли она слёз ребёнка? – насилие ведь над ним) – может всё вместе.
Но прежде всего я отчётливо понимаю – ОНИ БОЯТСЯ МЕНЯ!
БОЯТСЯ нас – людей, говорящих им смело в лицо правду и одну только правду, когда другие пресмыкались, подло услужливо лгали, тихо заползали в норы.
Слабый никогда не поймёт сильного. Но как порой бывает жалко этих – слабых. Не понимают они, что раз солгав, раз поступившись нравственными идеалами, не осудив себя внутренне за это – им всегда суждено бояться сильных, всегда лукавить, подличать. Никто, не поможет им, слабым, обряжение в перья триумфаторов-победителей. Боже, прости их, грешных! и укрепи душу мою. Их ведь много…
Только что объявили о переводе меня в Следственный изолятор тюрьмы Лукишки. Время 17.20 час. – собираюсь (надо взять продукты, что передала Мира). В 18 часов за мной придут.
Что там впереди?
Вот я и в следственном изоляторе Лукишской тюрьмы.
Сейчас 23 часа. Непродолжительная поездка через Вильнюс в «воронке», 2 часа сидения в одноместном «шкафу» распределителя тюрьмы и вот камера. Подвал. Сводчатый потолок. Низкий. Сырой. Окна нет, вместо него чёрное отверстие трубы вентилятора. Надел на это отверстие свою фуражку, из трубы сильно дует холодный воздух. В камере светло от стоваттной лампочки, которая весит над дверью. Сама камера меньше предыдущей в КПЗ – каких 4 кв. м., продолговатая - пять шагов в длину, что позволяет «гулять» по ней. У правой стены, как входишь, двухъярусные нары. Внизу устроил постель, верхний ярус – «письменный стол» и полка для хранения продуктов из передачи. В углу, у входа кран, а под ним «седес». По периметру вдоль стены проходит «теплая» труба. Всюду на полу и нарах видны следы мышиного помёта. Надо будет следить за продуктами. Свежий воздух и хорошее освещение (по сравнению с КПЗ) мне понравились. Пока ощущение нормальное – как в тюрьме. В этой камере я, кажется, первый посетитель, после долгого запустения. Это камера тюрьмы для приговорённых к смертной казни.
Жизнь продолжается…
3 декабря 1991г., вторник.
9.00 час. Выводят из «камеры смертников» (об этом мне сказал при раздаче завтрака надзиратель) и переводят в камеру № 170, на третьем этаже 1-го корпуса тюрьмы. Я четвёртый в камере. Затем количество арестованных в 6-ти местной камере (судя по количеству нар) меняется от 3 до 7 человек.
До 13.00 часов – медосмотр, фотографирование (анфас и профиль), опять – оттиски пальцев и ладоней.
Прошёл день пребывания в камере № 170 тюрьмы Лукишки. Подселили меня к трём подследственным, один из которых поляк по имени Богуслав, гражданин Польши. Что-то начудил в Вильнюсе на польском митинге, говорят – сорвал польский флаг. Целый месяц ожидает следователя. Безрезультатно. Сегодня целый день ничего не ест. Объявил голодовку по поводу своего задержания. Надзиратели покрутились, однако ничего не предприняли.
Какие чувства? Из разговора с сокамерниками понял, что никто не спешит заниматься их делами. Один литовец, 30 летний Альвидас, ждёт приговора уже девятый месяц. Второй – русский, сидит уже месяц из-за какой-то мелочёвки и ждёт, что с ним будет. Его зовут Олег, он военнослужащий, 27 лет. Почему находится в тюрьме Лукишки, а не в военной прокуратуре – не понимает. Шутим – наверное заложником держат, глядишь, советские войска быстрее из Литвы выведут.
В общем, ребята нормальные, сживёмся. Есть и радиоточка. Наконец слушал новости. И газеты получили. Не сравнить с тем, что было до этого. Тюрьма переполнена. Очень много молодых лиц обоего пола. Сокамерники сказали, что на четвёртом этаже сидят несовершеннолетние подростки, уже совершившие какие-то преступления. Всё это в тюрьме, где сидят «бывалые». Школа жизни этих подростков будет очень жёсткой.
Утром прошёл медосмотр: сделали флюорограмму, взяли кровь на анализ, дали таблетки от давления и против изжоги. Затем отвели к фотографу. Фотографировали как для тюрьмы с табличкой, на которой фамилия, инициалы и какой-то номер-код. В общем, всё как подобает в таких случаях приёмки нового постояльца в тюрьму. После всего этого был первый раз после ареста на прогулке. Бетонный бокс 16 кв. м. под сеткой, в самом деле «небо в клеточку». 30 минут променажа в одиночку. Завтра утром баня. Расчётами по триалектике не занимался. Вживаюсь в среду обитания. Немного почитаю и спать. Прошлую ночь в камере смертников почти не спал, видимо, нервы…
4 декабря 1991г., среда.
Баня. Простирал нательное бельё. Смена постельного белья. По возвращении в камеру, получил книги из тюремной библиотеки: «Аристотель», «Демокрит», Андрей Белый «Серебряный голубь». Также получил в камеру шахматы. Совсем не плохо. Первые розовые тона среди той удручающей серости, которая встретила меня в 111 кабинете Генеральной прокуратуры Литовской Республики.
Ландсбергис заёрзал. Что-то вчера важное и неудобное для этого национал-чиновника сказал Горбачёв в своём заявлении по телевидению. Во всяком случае «расхныкались» средства массовой информации Литвы под дирижёрством «незабвенного маэстро». Впрочем, и Горбачёв, видимо, нервничает после выхода Украины из состава СССР. Охота пуще неволи, никуда не денешься. Текста выступления Президента СССР наша камерная «литовская радиоточка» не дала. Понятно. Надеюсь, что завтра сумею прочитать в «Правде».
Из комментариев ясно – Президент СССР хочет всё же оставаться таковым, а потому, видимо, вспомнил и о нас, русских и гражданах СССР в Литве, на своей Родине. Похвальная, хотя и запоздалая реакция Президента. Может это и результат моего обращение к нему?
Как это Николай Николаевич Медведев, литовский депутат, дошёл до такой «смелости», о чём я прочёл сегодня в «Правде»? И это с его-то белой, «верноподданнической душонкой»… Ну, Николай Николаевич – держись теперь, достанется тебе на орехи от твоего господина Ландсбергиса. Впрочем, «Эхо Литвы» тебя уже защищает – свои братья. Только всё вот не могу понять, каких русских они «защищают»… Известно, каких «русских».
Расчётами по триалектике не занимался, - вживаюсь всё ещё в непривычную для меня обстановку тюремной действительности.
5-6 декабря 1991г., четверг - пятница.
Сегодня подумал: судить меня будут в помещении Верховного суда Литовской Республики. Там во всех залах стоят клетки, в которых сидят, на своих скамьях для обвиняемых, люди. В течение всего судебного разбирательства над ними «висит меч Фемиды». Он опускается на виновного лишь в самом конце, когда зачитывается решение суда. Приговор – человек виновен, кара. Она может быть различной: от наивысшей – до общественного порицания или штрафа. Всё время, до этих сакральных слов приговора, статус человека в клетке определяет презумпция невиновности.
Спрашиваю себя: почему же тогда этого подсудимого человека, до решения суда – приговора, уже поместили в клетку и унижают тем самым, как некое животное? Почему унижается достоинство человека? Почему суд проходит не на состязательных условиях, которые могут быть только у неуниженного человека? Суд ли при таких условиях вершится?
Спросил у сокамерников – Почему…? Ответили просто. Много побегов из зала суда: через барьер – и на улицу. А там ищи – свищи…
Я возразил: надо обеспечить надёжную охрану, такую чтобы и видно её не было. Иначе, какое же это равенство сторон, принцип состязательности, когда одна сторона уже в клетке и в наручниках.
В ответ Альвидас пожал плечами.
А может, общество, в котором вырос человек, ставший подсудимым, боится его. И словно медведя или кровожадного тигра, держит в клетке. Если обвиняемый, не убийца, не бандит, пойманный с оружием в руках, не насильник или вор, а, вообще, политический – как тогда понимать клетку?
И сам же ответил вслух: это грубейшее нарушение прав человека. Даже военных преступников на Нюрнбергском процессе судили в открытом зале. Клеток там не было.
Стемнелось. В свете прожекторов, освещающих тюремные прогулочные дворики, через узенькие отверстия между пластинами стальных жалюзи снаружи окна тюремной камеры - «ресничек» наблюдаю обильный снегопад. Первый в этом году. Эх, был бы сейчас на свободе, пошли бы вечером с Адриашкой на лыжах или на санках с горки покататься. Как хорошо пройтись по хрустящему свежему белому насту…
8 декабря 1991г., воскресенье.
Получасовая прогулка на свежем морозном воздухе в предрассветной полутьме. Небо «в клеточку» в маленьком узком прогулочном боксике.
9 декабря 1991г., понедельник.
Сегодня после обеда (14 часов) вызвали из камеры. В следственной комнате вижу сидит Дужинскас.
Подумал про себя, его фамилия производная от литовского слова «д;ужити» - бить, разбивать, короче – «бъющий». Его начальник Гаудутис - от литовского слова «г;удити», т.е. ловить. Они двое ведут следствие – один «ловит», другой «бьёт»… и я перед ними. Вот так. Долго придётся «бить», а уж насчёт «ловить» - нет не выйдет, господа ловчие. Не по вашей ловкости и силе наша русская душа. Не знаете вы её!
За Дужинскасом на штативе видеокамера, готовая для съёмки (а может уже снимающая), и оператор при ней. Слева от меня дежурный адвокат, та самая Бугелявичене А., учёный секретарь из адвокатской коллегии г. Вильнюса.
Спрашиваю насчёт Обращения к Президенту СССР – переслали ли? Дужинскас ответил, что моё Обращение передаст Бичкаускас Э., представитель Литвы в Москве.
В ответ на это, сделал заявление, что пока не будет ответа от Президента СССР, т.е. из его канцелярии о том, что моё Обращение к нему от 1 декабря с.г. получено Президентом СССР или, по крайней мере, от самой президентской канцелярии, я давать показания отказываюсь. Поэтому также отказываюсь от адвоката Бугелявичене А., поскольку этот человек мне абсолютно не известен, в том числе и как адвокат. Дужинскас начал уговаривать. В ответ сказал, что считаю свой арест государственным терроризмом Литовской Республики по отношению ко мне, ибо я не собирался никуда «убегать» или «скрываться». Более того, никаких официальных повесток из прокуратуры до моего ареста я не получал. Естественно и адвоката не мог себе подготовить. Ещё раз заявил, что всё происходящее – это грубое нарушение прав человека – по отношению ко мне и моему малолетнему ребёнку, который был оставлен сам по себе без опеки своего отца.
Следователь побледнел. Видеокамера работает, а здесь «пшик» получается. Вот так мы расстались. Я ничего не читал, не подписывал, ни на какие вопросы по существу дела не отвечал.
Теперь буду ожидать, когда друзья найдут адвоката, когда получу извещение из канцелярии Президента СССР о получении моего Обращения к нему. Буду ожидать саму реакцию на данное Президенту СССР Обращение.
В камере появился сегодня ещё один жилец. Молодой парень – 25 лет. Гинтас из Каунаса. Ожидает суда за взятку.
В камере всё нормально идёт своим тюремным чередом, если можно назвать нормальным весь идиотизм того, что новоявленные «калифы на час» пытаются сделать со мной.
Гинтас принёс газеты. В «Правде» за 30 ноября прочитал заметку о своём аресте (до этого читал об этом в «Известиях» за 3 декабря). Спасибо друзьям, не дали замолчать этот бандитизм. Прочитал Заявление коллег-друзей из Эстонии: Лысенко, Белова, Крылова, Шепелевича – молодцы ребята, борются. Один к одному такая же политическая ситуация, как и в Литве - в Латвии и Эстонии. Очевидно, кто-то отрабатывает заготовленный общий сценарий в отношении нас – интернационалистов. Договорились, видимо, национал-сепаратисты между собой о том что делать!
Но где же наша русская общественность? Где честные люди России? Почему молчат? Почему замкнулись только на личных интересах?
Посчитал. Нас в тюрьмах Прибалтики уже более 12 человек политических заключённых: названные товарищи в Эстонии; Рубикс, Парфёнов и ещё несколько в Латвии; Смоткин, Бобылёв и ещё двое или трое, фамилии которых мне не известны. Литовские власти замалчивают их – значит боятся. А ведь все это нормальные образованные люди, граждане СССР, которые имеют свой собственный взгляд на происходящее. И фамилии почти у всех русские. Может именно и в этом дело?
Думаю, именно в этом!
Полностью поддерживаю обращение Лысенко и его эстонских товарищей, готов подписаться под этим документом. Мы честные люди и боремся за честь и достоинство всех людей, за равенство наций, за советское государство, за единство державы. Борьба продолжается!
13-14 декабря 1991г., пятница - суббота.
Позавчера был на свидании с мамой. Получасовая встреча через стекло, в прозрачном боксике, за столом зала свиданий. Молодец – держится браво, но вижу, что очень переживает. Поговорили об Адриане, о делах житейских.
Мама показала через стекло газету «Правда» за 10 декабря. Фотография Адриана на первой странице. Внутри газеты материал о нашей организации «Венибе-Единство-Едность» и моя фотография с Адрианом. В августе 1989г. приезжали к нам в Вильнюс из «Правды» Овчаренко В. и известный фотохудожник Скурихина М. Тогда и была сделана эта фотография, кажется, в городском саду на проспекте Ленина в Каунасе (тогда так назывался этот проспект, ныне переименованный литовскими властями в проспект Витаутаса).
Спасибо друзьям – не забыли. Я тоже их помню. Да, вот только руки не доходили чиркнуть им раньше весточки. Помню, когда узнал, что у Майи умер отец, знаменитый советский фотохудожник, хотел написать, но дела, дела…
А вот Майя – помнит. Урок мне.
Когда мама показывала газету, успел прочесть вступительное слово, написанное Володей. Хорошо написал. Надеюсь получить этот номер газеты в камере. Очень хочу прочесть весь материал, а главное – фото моего малыша иметь при себе.
За Адриана спасибо друзьям, уберегли, вывезли. До этого не выходила из головы судьба сына Болеслава Макутыновича (командира советского Вильнюсского ОМОНа), сбитого автомобилем в октябре. Что это было – судьба или месть? Всякое передумал. Вот почему боялся за Адриана здесь, в Литве.
Завтра у Святослава день рождения. Ему исполняется 16 лет. Я не успел написать ему поздравление. Теперь не знаю, когда мне вообще предоставят возможность написать моему сыну от бывшей моей жены болгарки Мариэлы. Когда ещё сидел в камере предварительного заключения, попросил следователя переслать уведомление о моём аресте Святославу в Болгарию. Дал адрес. Бедный Святослав – такое вот «поздравление» получит. Не знаю, как теперь будет с алиментами для него. Думаю бывшая жена поймет, а когда дадут срок (не сомневаюсь в этом: другого решения от местных националистов ожидать не приходится), и деньги пойдут для Святослава. «Демократы» в зоне, наконец, дадут работу, впервые за 3 года – официальную, государственную.
Как историк, думаю вот о чём: а может, происходящий процесс закономерен. История движется не по прямой поступательной линии. В ней возможны и такие варианты – два шага вперёд, шаг - назад. Воздействия на обстоятельства событий ведь со всех сторон происходят. И не обязательно эти обстоятельства происходят в системах с одинаковым собственным временем отсчёта.
Рассуждали мы как-то с Игорем, рабочим парнем. Он говорит мне: а что, Валерий Васильевич, может сейчас отступили, чтобы затем быстрее вперёд пойти по социалистическому пути. Замечательно подмечено. Думаю, именно так. Только нельзя расслабляться, поддаваться запугиваниям и панике. Современные мировые политические процессы ещё далеки от решения элементарных проблем человеческого бытия. Эфиопия, Афганистан, Чад, Судан и т.д. – вот очаги массового человеческого бедствия. Мы слишком вырвались вперёд по пути обретения цивилизации. Я не говорю, какой ценой, но констатирую – вырвались! И вот теперь этот «шаг назад». Теперь, вперёд мы пойдём уже несколько по-иному… Не дай Бог копировать при этом собственные и западные безнравственные - антигуманные модели. У нас уже есть колоссальный, и во многом трагический, опыт решения фундаментальных человеческих проблем. Надеюсь на ум человеческий. Он ведь не случайность в Космосе.
Сижу на нарах. Они железные, двухъярусные. На них матрацы, постель, ватная подушка и байковое одеяло. Сегодня у нас ещё один постоялец появился – 32-летний парень из Каунаса. Теперь нас 6 человек: двое за убийства; один, говорит – за взятку; один – за укрытие краденного; литовец из Польши – за хулиганство и я – по 70 статье, за антигосударственную деятельность.
24 декабря 1991г., вторник, 11 часов.
Вызвали к следователю Дужинскасу С. В следственную комнату тюрьмы. Познакомился с моим адвокатом из Петербурга Леонидом Николаевичем Богадевичем, щуплый человек, с тонкими чертами лица, чувствуется педант. От Дужинскаса узнаю, что моё Обращение Президенту СССР не направлено. Объявляю, ответ на это – отказываюсь давать показания. Направленная прямо на меня видеокамера всё происходящее зафиксировала. На том и разошлись.
Католическое рождество. Вечером, когда все пошли спать, набросал текст Протеста Генпрокурору ЛР Паулаускасу А., в связи с тем, что моё Обращение Президенту СССР не было отправлено, а также – в связи с безосновательным содержанием меня в тюрьме. После этого начал писать для себя и для людей, желающих знать правду о том, чем явилась и какую политическую деятельность вела в эти годы в Литве наша организация «Венибе-Единство-Едность». Проба анализа. Материал может пригодиться и адвокату, во время суда.
1 января 1992г., вторник.
Новый год встретили скромно. Ни для кого из постояльцев камеры давно не было передач с воли. В час ночи все пошли спать на нары, а я восьмую ночь подряд сижу и пишу - анализирую деятельность «Венибе-Единство-Едность». Сплю днём, начиная с «после обеда» до отбоя, тогда встаю и сажусь писать. А сокамерники – идут спать. За ночь, с 22 до 6 часов утра, когда звенит звонок подъёма, успеваю написать 10 страниц текста. Спешу, т.к. знаю, что мой адвокат Богадевич Л.Н. приедет из Петербурга и 7 января навестит меня. Работа над рукописью позволяет лучше осмыслить проведённую организацией работу, упорядочить факты деятельности нашей организации «Венибе-Единство-Едность» начиная с ноября 1988 года, когда организация была образована, а затем официально легализована Советом министров Литовской ССР.
6 января 1992г., понедельник.
Вторая передача с воли от мамы. Спасибо дорогая.
7 января 1992г., вторник.
11 часов. Вызов к следователю. В следственной комнате, которая располагается в здании бывшей православной тюремной церкви, здороваюсь со своим адвокатом Богадевичем Л.Н. и знакомлюсь с новым следователем по своему делу. Показал удостоверение Генпрокуратуры ЛР, представился – Ромас Юдицкас. Прошу три минуты у него поговорить с адвокатом с глазу на глаз. Разрешает. Успеваю передать свою рукопись адвокату. Она была в рукаве пиджака, занимала много места и мешала согнут руку. Предупредил Леонида Николаевича, что в следующий раз будет ещё продолжение.
Когда вскоре в кабинет вошёл Юдицкас, передал ему текст Протеста на имя Генпрокурора ЛР Паулаускаса А., датированный 24 декабря 1991г. и Заявление, на основании этого Протеста, датированное 30 декабря 1991г.
В Протесте – насчёт безосновательных заявлений Генпрокурора Паулаускаса А. в СМИ по поводу мотивов моего заключения под стражу и необоснованности самого ареста. Генпрокурор утверждал, будто бы я скрывался от следственных органов, в то время как ни одной повестки от них я не получал. Да и какое это укрывательство, когда 28 октября 1991г. в Вильнюсе мы провели конференцию Вильнюсской организации «Венибе-Единство-Едность». На этой конференции было принято решение перерегистрировать нашу организацию в мэрии города, в связи с изменениями в уставе на фоне изменившихся условий её деятельности. 30 октября, через два дня, под номером 5001 Устав нашей организации, с внесёнными в него изменениями, был принят для перерегистрации в Вильнюсской мэрии. Всё это пришлось делать мне. Да, и ребёнка в детсад регулярно не водят «скрывающиеся лица». Указал я и на то, что Дужинскас С. не передал моего Обращения Президенту СССР.
В Заявлении (помеченном датой 30.12.1991.) – отказ от дачи показаний следователям Генпрокуратуры ЛР, на основании изложенного в Протесте, а также в связи с преследованиями по политическим мотивам меня (арест) и нашей организации: Социалистическое движение за перестройку в Литве (СДПЛ) «Венибе-Единство-Едность». Моя позиция: я ни в чём не виновен; мне не предъявлено до сих пор ни одного факта нарушения мною, или возглавляемой мною организацией, законов Литовской Республики. Исходя из презумпции невиновности – пусть следствие сначала найдёт и назовёт факты моих преступлений относительно литовских законов (ничего подобного до сих пор нет), а на суде я на них отвечу. Заявил об этом устно и следователю Юдицкасу. Отказался давать поэтому показания и ему.
К моему удивлению, когда знакомился с Юдицкасом, увидел в помещении человека, которого представили, не называя фамилии, как сотрудника Департамента безопасности Литовской Республики. Это был Валерий Васильевич Савальев, знакомый мне раньше по Высшей партийной школе КПСС, а в последствии по райкому Компартии Литвы в Новой-Вильне. Впервые лицом к лицу я увидел оборотня – мерзкое впечатление.
27 января 1992г., понедельник.
В 10 часов вызвали к следователю Юдицукасу. Присутствует мой адвокат из Питера. Я повторил свой отказ от дачи показаний. Тем не менее, следователь составил, как он сказал, «запись беседы» со мной относительно сына Адриана.
Где он и что с ним я не знал, и ничего более того, что напечатано было в газете «Правда» от 10 декабря прошлого года, которую показал мне Юдицкас сказать не мог. При этом следователь, пытался получить от меня подтверждение того, будто бы факты, изложенные в публикации, не соответствуют действительности. Я, в ответ, подтвердил правдивость фактов, изложенных в статье. В процессе разговора о ребёнке, видел у Юдицкаса протокол допроса Бразиса А., деда Адриана по материнской линии. Будто бы печётся о внуке и хочет взять его себе в семью в Каунас. Я отказал, мотивируя тем, что в течение трёх последних лет, со дня смерти Виргинии, матери Адриана и дочери Бразиса – он и его семья не принимала никакого участия в судьбе моего сына. Подчеркнул и то, что после угроз кровавой расправы над моим сыном, такое имело место в подмётном письме в январе 1991г. бабушке Адриана, моей маме, когда внук был у неё в Каунасе, оставаться Адриану на территории Литвы было бы небезопасно. В своё время 29 января прошлого года, мне представилась возможность сделать Заявление по литовскому телевидению – относительно упомянутой угрозы моему сыну и моей маме.
Следователь поинтересовался также, почему я не ушёл из Телерадиокомитета в ночь на 13-ое, во время Вильнюсских событий. Ответил ему, что угроза физической расправы над собой, вполне известного и узнаваемого человека, со стороны фанатично настроенной толпы националов, собравшейся у этого комитета по улице Конарского, была слишком реальной. В сложившейся ситуации здравый смысл подсказывал отсидеться в здании, за спинами Советских военнослужащих. Только 17 января я с видео-оператором Александром Копыловым покинул помещение Телерадиокомитета. Кстати, именно с Копыловым – оператором съёмочной видеогруппы «Венибе-Единство-Едность» и видеокамерой VHS «National» M7, в автобусе с дружинниками я приехал в 2:30 час. ночи на место событий от Вильнюсского горкома Компартии Литвы. Здание Телерадиокомитета по улице Конарского уже было занято военнослужащими Советской армии. Мы приехали снимать на видео происходящее, а не что-то или кого-то «брать».
Я отказался что-либо подписывать, в том числе и ничем не обоснованные обвинения, которые послужили поводом для задержания меня и заключения под стражу. Они попросту абсурдны.
В душе был неприятный осадок – в эту грязную политическую игру Генпрокуратуры Литовской Республики против меня и нашей организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» пытаются включить и судьбу моего малолетнего сына. Когда в мае 1989 года, сразу после избрания меня сопредседателем республиканской организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», меня уволили с работы в обществе «Знание», ни один из судов, в который я обращался, не заметил нарушения законов. Меня, как отца одиночку, не могли уволить ни под каким предлогом. На иждивении находился малолетний сын, а на старшего Святослава я платил алименты. Да и порицаний относительно моей работы в организации «Знание» у меня не было.
Во время короткой беседы с адвокатом один на один, передал ему вторую часть рукописи книги «Анализ. Январский костёр» (рабочее название). Закончил писать её позавчера, под утро 25 января. Всего вышло более 250 рукописных страниц.
29 января 1992г., среда.
9.30 час. Вызов к следователю Юдицкасу (Юдицкас – от Иуда, что ли?). Короткий разговор с адвокатом Богадевичем относительно хода расследования дела. Сообщил, что уезжает сегодня в Петербург. Просил, в случае чего, вызвать немедленно его из Петербурга.
Юдицкас Р. вдруг поинтересовался телеграммой, которая была послана из помещений телетайпной Телерадикомитета Литвы Горбачёву М.С. во время январских событий, кто её составил и моё отношение к ней. Я ответил, что её не готовил, а текст, который видел – не противоречит моему мнению на суть происходившего в ту роковую ночь. Не знаю, удовлетворил ли таким ответом любознательность Юдицкаса, никакого протокола не велось при этом. Затем следователь поинтересовался: не хотел бы я сменить место пребывания? Ответил – конечно, на виллу где-нибудь на Куршской косе.
Юдицкас, видимо, понял, что таскать бланки протоколов допроса нет смысла, поэтому даже не предложил ничего подписывать. Уже уходя, бросил – «сидеть тебе, Иванов, лет десять». Сразу ответил ему: «Мондела за 23 года отсидки – Нобелевскую премию получил». На том и разошлись: он на волю, а я - в тюремную камеру № 170.
30 января 1992г., четверг.
В 13 часов в нашу камеру приходил представитель прокуратуры ЛР в Лукишской тюрьме Витянис Касперавичюс. Здесь, с семью её обитателями он провёл беседу. Теперь нас в камере семь человек: Малышев О. – военнослужащий МВД СССР, Ганусявичюс М. – адвокат, Лапинскас Е. – ОБХС ЛР, Бурдулис – ГАИшник, Казакевич М. – полицейский, Иванюк А. – гражданин Польши и я.
Прокурор спросил как нам здесь живётся, какие есть вопросы и пожелания. Когда очередь дошла до меня, сказал что нарушаются мои человеческие и гражданские права: камера не рассчитана на семь человек; не хватает чистого воздуха; один человек (поляк) спит на цементном полу; в камеру не проникает солнечный свет и вообще дневной свет, из-за стальных жалюзи на небольшом камерном окне; антисанитария из-за присутствия на небольшом, свободном от нар пространстве камеры (это 2 кв.м.) ещё и «параши» для испражнения 7-и человек и т.п. (Параша – чугунный седес с клапаном для спуска воды, как в обычных наших общественных уборных, только вот выйти из такой уборной нам не дано). И всё это в то время, когда, например, я ещё не являюсь преступником. А буду ли признан таковым – без суда это ещё неизвестно. Тем самым фактически сейчас вершится физическая и психологическая расправа.
Мои сокамерники заявили, что жизнь их находится в опасности, особенно во время переездов – этапирования, поскольку тогда они входят в непосредственный контакт с другими уголовными заключёнными. Касперавичюс В. пообещал отразить всё нами сказанное в своей докладной записке руководству.
3 февраля 1992г., понедельник.
В 14 часов, после обеда, через «кормушку» (отверстие в железной двери камеры для получения алюминиевых мисок с пищей), получил письменный ответ из Генеральной прокуратуры ЛР за подписью Молоткина – по поводу моего Обращения к Горбачёву М.С., а также Протеста Генпрокурору ЛР о мотивах моего задержания и необоснованности содержания под стражей. Ответ дан не по существу. В нём повторяются прежние, ничем необоснованные «доводы» о совершении мною «особо опасного государственного преступления». Кроме этого в ответе было указано, что следователь Дужинскас С. переслал моё Обращение Президенту СССР 24 декабря 1991г., т.е. когда Горбачёв М.С. уже сложил с себя полномочия президента страны.
Издевается Генпрокуратура ЛР! Нехорошо это.
4-5 февраля 1992г., вторник - среда.
Вчера вечером, после прогулки начался резкий озноб. Наверное грипп, но сегодня с утра со здоровьем всё впорядке.
6 февраля 1992г., четверг.
Дежурный надзиратель по передачам, при помощи «баландёра» (раздатчика тюремной пищи), согласно приложенного мамой описи продуктов и предметов, передал мне через «Кормушку» в камеру – 3-ю передачу с воли. Полученные мною продукты, которую на тюремном жаргоне называют «кешаром», вошли в общий продуктовый фонд нашей камеры – «общак». Им пользуются все нормальные сокамерники на равных правах, кроме чем-то провинившихся перед заключёнными и потому «опущенных» (таковых у нас в камере нет). Таков камерный закон.
Социальное положение «опущенных» среди сокамерников - подчинённое. В лучшем случае «опущенный» заключённый становится «духом»: то ли камерным, то ли лично кого-то из заключённых в камере. В первом случае на камерном «духе» лежит обязанность мыть камеру и «парашу», наводить общий порядок. Личный «дух» обстирывает своего авторитета («хозяина»), доставать ему еду, дополнительные пайки, сигареты и т.п. В худшем случае, - «опущенного» могут сделать «петухом», т.е. изнасиловать или имитировать над ним сексуальное насилие. И тогда социальный статус этого заключённого определяется одним словом – неприкасаемый. Это отнюдь не означает, что опущенного «петуха» потом можно сексуально использовать. Хотя есть и такие. Но это уже известное определённое личное призвание. С таким отверженным нормальные заключённые - «мужики», не имеют право говорить и вообще как-то общаться.
Как мне сказали, в некоторых камерах, там, где отпетые «отморозки», - происходят акты сексуального насилия, если вновь прибывший не умеет физически постоять за себя или слаб духом.
18 февраля 1992г., вторник.
Утром вызвали к начальнику тюрьмы Лукишки подполковнику Анжело Ю.А. (дословно – ангел. Неужто хранитель? А может вестник?). В кабинете, в присутствие капитана – «опера» (фамилию не знаю, но кто-то говорил – белорус), а также человека в гражданском (в чёрном кожаном плаще, мне абсолютно неизвестного), начальник тюрьмы объявил:
1) что завтра 19 февраля со мной желают встретиться журналисты и снять на плёнку беседу. – Даю отказ: тюрьма не место для интервью; очень плохо себя чувствую; нет моего адвоката.
2) следователь Юдицкас подписал вчера 17 февраля распоряжение о моём переводе в Следственный изолятор города Шауляй, на том основании, что у меня имеются какие-то контакты с волей и меня надо ещё больше изолировать.
Вот оно, оказывается, к чему 29 января Юдицкас намекал о смене местопребывания – пронеслось в голове.
В ответ делаю официальное устное заявление о том, что очень болен и прошу врача. И добавил, «не дадите врача, тогда сколотите четыре доски, положите меня в этот ящик и везите куда угодно. Мне третий день очень плохо».
Пошатываясь от слабости, в сопровождении дежурного надзирателя, вернулся в камеру и лёг на нары.
Где-то через час, дежурный надзиратель санчасти отвёл меня к врачу. После осмотра врач объявил мне, что определяет меня в тюремную больницу Лукишки.
После обеда меня поместили в камеру 28 Республиканской тюремной больницы Лукишки. Двуместная, относительно большая камера с высоким потолком. Входная металлическая дверь постоянно закрыта, соблюдается режим изоляции. В углу, около двери, «параша» - такая же, как и камере № 170, только цементный пьедестал седеса чуть повыше и пошире. У большого, полностью закрытого стальными жалюзи окна с решётками, по обе стороны у стен – две большие, широкие пружинные кровати с чистой постелью, двумя подушками и байковым одеялом в пододеяльнике. На левой кровати, по ходу, молодой парень. Я расположился на правой.
Ещё по пути к этой камере, русская женщина, фельдшер этой тюремной больницы, шепнула мне: «будте осторожны с вашим соседом в непосредственных контактах – у него подозрение на сифилис».
19 февраля 1992г., среда.
В больнице, как и в тюрьме. В 6 часов подъём и почти сразу укол в ягодицу сильного антибиотика, который делает медсестра простым, не одноразовым шприцем. Установлен диагноз, стрептококковое заражение голени левой ноги -рожистое воспаление. Результат той грязи и антисанитарии, которая царит всюду в тюрьме. Назначили курс: четыре раза в день уколы антибиотиков, витаминов и, вроде. всё. Как сказали, лечит меня лучший доктор – Хоробрых Игорь Сергеевич. Делали анализы - взяли кровь из вены и из пальца, сделали кардиограмму, рентген, в том числе желудка (попросили выпить перед этим какой-то белый раствор) и т.д.
В 12 часов в камере № 28, в сопровождении начальника Лукишской тюрьмы, меня посетил пожилой мужчина, в затемнённых очках и с круглым значком в петлице пиджака. На значке - всадник на коне с мечом в руке. Мужчина представился какой-то литовской фамилией. Не расслышал, кажется, на букву «Ш». Спросил – готов ли я дать интервью для снимаемого фильма «Кредо». Ещё раз я отказал в этом и повторил, что даю интервью только на свободе. Пока же могу сказать - это дело уже сейчас пахнет политическим скандалом. И, пусть скажет, - моего малолетнего сына, у которого умерла мать, теперь, без каких-либо оснований лишили отца. Повернулся на бок и попросил больше меня, как больного, больше не беспокоить. На этом аудиенция «человека в затемнённых очках» в моей больничной камере закончилась.
25 февраля 1992г., вторник.
Охота на мышей здесь необходима. Днём они бегают между кроватями по полу, играют и пищат – штук по десять одновременно. Вот и пришлось ими заняться серьёзно. Мыши ведь серьёзные разносчики болезней, а мы в лазарете, где есть инфекционные. Деревянные полу и перекрытия потолков, лучших «транспортных» артерий между палатами-камерами не придумаешь для мышей. По моей просьбе «баландёр» дал обыкновенную пружинную ударную мышеловку. Зарядили её кусочком сала и за два часа ухлопали десять штук. Перед тем пробовали заряжать хлебом, но таких результатов не достигли. Вот такое наблюдение о гастрономических пристрастиях этих вредных грызунов. Убитых мышей смываем в «парашу».
Своего лечащего врача видел только один раз, в первый день пребывания в больнице. На днях мне объявили, что Хоробрых И.С. направлен куда-то на курсы и я передан другому врачу, литовцу по фамилии Кейна. Этот, кажется, думает лишь о том, как быстрее выписать меня из больницы.
Больничное питание отличается от обычного тюремного. Один раз на день в пайке присутствуют: молоко, масло, кусочек мяса, кусочек творожного сыра, компот, белый хлеб лучшего качества. Каши не из сечки или овса, а пшеничные, рисовые, манные. Картошка в супе или щах хорошо вычищена и без глазков, порезана. Капуста с жиром и не воняет тухлятиной.
6 марта 1992г., пятница.
Сегодня закончили курс уколов с антибиотиками (пенициллин). Опухоль – воспаление лимф левой ноги, спала уже через полторы недели, но вечером в нижней части ноги замечаю небольшой отёк. Покраснения уже тоже нет. Вроде вылечили. Однако подал письменное Заявление на имя начальника больницы Мисявичюса. Прошу проверить кровь на СПИД и сифилис. Взяли кровь на анализ из вены.
Принесли передачу от мамы, уже четвёртую. Спасибо!
Выходя на прогулки, неоднократно наблюдал другие камеры в больнице. Бывали случаи, кого-то выводят – дверь открыта. Все камеры, кроме 28, которые видел, многоместные - по шесть, и более человек. Напротив, в 23-й камере - «петухи». У них отдельная камера в больнице. Как, впрочем, и в тюрьме их администрация тюрьмы сепарирует в отдельные, «петушиные» камеры. Всякий, кто по каким-то причинам попал туда по собственному желанию или по воле администрации (фактически это является уголовным преступлением), навсегда теряет статус нормального заключённого - «мужика».
Крайне неприятное впечатление произвели камеры на первом этаже больницы, где содержат тех, у кого «крыша поехала». Камеры переполнены, многоярусные нары, вонь из них неимоверная, а сами обитатели – как тени. Мне рассказывали здесь, что среди них немало симулянтов, которые готовы есть собственные испражнения, и едят, лишь бы доказать своё сумасшествие. Не все они психические больные, но все они умалишённые. Психическая болезнь для совершивших тяжкое преступление – это скорый выход из тюрьмы, или вообще – дар жизни (таких не расстреливают). И неважно, что дальше годы «психушки» и попечительства родственников, главное – это уже не тюрьма, а это легче.
Боже, прости им эти хитрости. Хотя знаю, ведь только в этом умолишении кара твоя, всё остальное – лишь испытания.
Здесь вообще-то устанавливается только предварительный диагноз для душевнобольных. Этих заключённых везут в Республиканскую психическую больницу для заключённых в город Утяну, где и устанавливают точный диагноз, или вообще не устанавливают болезни.
Видел терапевтических больных. У одного пожилого – цирроз печени. Остались считанные дни жизни, рак безжалостен. Однако его всё ещё не выпускают на волю – умирать. Есть такая, статья УК ЛР, кажется 57-я, позволяющая на любой стадии расследования, освобождать человека от юридической ответственности за содеянное, в связи с неизлечимой болезнью.
Есть в больнице и женщины. Видел молодых, разодетых. У них соседняя 27 камера. Поют по вечерам песни хором, контакт ищут. Я не отзываюсь – к чему? В том корпусе больницы, где сидят осуждённые, и где двери камер-палат не закрываются, в женском секторе есть роженицы, умудрившиеся забеременеть в женской зоне. Рожают они здесь, в Республиканской тюремной больнице. Шесть месяцев они кормят ребёнка после родов. Затем малыша отнимают от матери, она возвращается в зону – ребёнок в детдом. Вот так это делается в конце ХХ века, в центре Европы.
12 марта 1992г., четверг.
В половине первого, перед обедом, вызвали из камеры к следователю Юдицкасу Р. Небольшая светлая комнатка на том же этаже, что и камера, в которой лежу. Присутствует адвокат Богадевич Л.Н., а также Любовь Чёрная (корреспондент союдистской газеты «Атгимимас», представитель литовского «Русского культурного центра») и с ней мужчина с видеокамерой (не представился). Следователь спросил, буду ли давать показания – ответил отрицательно. Тогда Юдицкас сказал, что меня хотят снимать, и указал на Чёрную Л. Давать интервью и сниматься на плёнку – категорически отказался. Без видеокамеры, поговорил с ней о социализме, о идеях, которые нельзя убить, о Первом секретаре ЦК Компартии Литвы Бурокявичюсе М.М., который здравомысленно действовал в ситуации, которую ему «накручивали» Ландсбергис и иже, начиная с 1990г. и т.д. Небольшой общефилософский экскурс получился, в конце которого я всё же попросил включить магнитофон, чтобы она записала текст Протеста, приготовленного мною вчера в камере. Она согласилась и я прочитал в микрофон следующее:
Генеральному прокурору Паулаускасу А. от Сопредседателя движения «Венибе-Единство-Едность» Иванова Валерия Васильевича, заключённого Следственного изолятора Тюрьмы №1 (Лукишки).
ПРОТЕСТ
18 февраля 1992г. начальник Тюрьмы № 1, в присутствии других должностных лиц, объявил мне решение Генеральной прокуратуры ЛР о немедленном переводе меня в Следственный изолятор г. Шауляй, мотивируя это каким-то, точно не указанным мне, режимным соображением.
Сообщаю Вам и без того, видимо, хорошо известный факт, что с 18 февраля с.г. я нахожусь в Республиканской больнице ОЧ 12/11, куда попал вследствие нарушения здоровья, вызванные длительным пребыванием в условиях, нарушающих элементарные человеческие права, но являющиеся режимными в вышеупомянутой тюрьме: 7 человек в камере общей площадью 5 кв. м. (один из подследственных вынужден спать на цементном полу из-за отсутствия нар), практически без вентиляции, без дневного света, рядом с клозетом и т.п. и т.д. Психологический климат в камере, где я, как подследственный по ст. 70 УК ЛР (политическая), находился с подследственными, подозреваемыми в убийствах, осуждённых за попытку убийства, разбой и т.п. – видимо, по Вашей задумке должен сломить меня. Что же, здоровье моё Вам удалось подорвать. До этого я не знал, что такое врач, больница, сердечный приступ или воспаление лимфоузлов – теперь я знаю.
Однако, этого, видимо, Вам мало. Вы рассчитываете на что-то большее. В тюремной больнице меня держали целую неделю вдвоём в камере с подследственным, у которого был обнаружен сифилис. Следователь Юдицкас Р. во время беседы со мной 27 января с.г., в присутствии моего адвоката, намекал на то, что у меня, видишь ли, «ненормальности с психикой», на применение силы для получения показаний – и даже судьба моего малолетнего сына Адриана была включена в материалы дела и т.п.
Может, это стремление любым способом сломить меня, являются истинной причиной перевода меня в Следственный изолятор г. Шауляй – подальше от глаз? А может, длинная дорога между Вильнюсом (где ведётся следствие по моему делу) и Шауляй, имеет свой определённый смысл?
Выражаю свой протест по поводу перевода меня в г. Шауляй и тех нечеловеческих условий, в которых нахожусь (и не только я) в Следственном изоляторе Тюрьмы № 1 (Лукишки).
Окончив чтение, передал Протест следователю Юдицкасу, а копию его, с подписью Юдицкаса о принятии Протеста, - своему адвокату.
Чёрная Л. упрашивала и дальше на видеозапись для ТВ – сказал, - надоело. Начала обещать 2000 рублей для моей мамы и ребёнку - за минуту моего интервью. Отказал. На том и разошлись.
Следователь Юдицкас сообщил, что санкция на моё задержание (так скромно прокуратура определяет настоящий арест, когда подследственный содержится в условиях гораздо более жёстких, чем осуждённый) продолжена до 12 мая с.г. Это уже второе продление «санкции». Ходатайство моего адвоката об изменении мне меры пресечения – ареста, на выход из тюрьмы – «за подписку о невыезде» - отклонено на том основании, что я «менял показания».
Когда я их менял? – если я вообще их не давал Генпрокуратуре ЛР. Давал лишь Генпрокуратуре Литовской ССР, а не этой – господина Паулаускаса Артура. Когда со мной беседовал Дужинскас С., в день моего ареста, я повторял то же, что говорил в марте того года следователю Ошуркову В. Вот и всё!
Юдицкас, как и следовало ожидать, пропустил все эти мои доводы мимо ушей.
13 марта 1992г., пятница.
Вчера вечером, кажется в 21 час, в палату, на пустующую рядом кровать, принесли и положили молодого, рослого парня в бессознательном состоянии. Только что ему сделали операцию живота. Как потом увидел, восемнадцать швов вдоль прореза от диафрагмы до лобка. Хирург сказал по этому поводу, что вытащил у него из желудка стальные пружинки, которые пробили ему желудок и кишечник. Это называется «мастырка», т.е. порча собственного организма путём воздействия на него изнутри различными предметами.
Костя, он же Кястас, представившийся после того как пришёл в сознание, сказал, что проглотил две пружинки, связанные ниткой. Сделал он это для того, чтобы в результате действия «мастырки» уйти из камеры тюрьмы в больничную камеру. В тюрьме его могли зарезать за что-то. Из его объяснений я так и не понял, за что его хотели прикончить сокамерники, но накопленный уже к этому времени опыт пребывания в тюрьме, впрочем, как до этого и на воле, подсказал мысль о «стукачестве» Кости или Кястаса.
Уголовный мир вообще люто ненавидит «ментов» и их пособников стукачей. Ненавидит он полицейских в любом виде, да и просто людей в мундирах. «Стукачей» - уголовников, работающих на полицейских оперативных работников, как в тюрьме, так и на воле, при разоблачении такового – «пришивают», т.е. убивают. Есть, правда, категория официальных «стукачей» - «козлов». Среди «козлов» в основном бывшие солдаты или служащие МВД. В зоне, уже разоблачённые «козлы» живут в отдельных блоках. Уголовные «авторитеты» их знают, и, естественно, с ними не общаются.
Такое положение, как мне говорили «бывалые», не означает, что среди «авторитетов» нет тайно сотрудничающих «стукачей». Подразделение тюремной администрацией заключённых на «козлов» и «авторитетов», сепарация их по отрядам и блокам проживания, даёт возможность оперативным работникам пенитенциарных заведений - «оперу» или, на блатном жаргоне - «куму», прикрывать настоящих своих сотрудников «стукачей». Через «стукачей» отслеживается общая психолого-поведенческая обстановка среди заключённых, обеспечивается общая безопасность среди уголовного контингента, провоцируются нужные для тюремной администрации действия в отношении непокорных и несговорчивых заключённых, «возмутителей спокойствия» и т.д. Как мне сказали «бывалые», все литовские пенитенциарные заведения всегда в СССР считались «козлиными» и никому из «немцев» (так называли литовских заключённых в России), кто переводился для отбывания наказания на территорию РСФСР, тамошние «зеки» (заключённые) до конца не доверили. Да, в общем, и все Прибалтийские зоны, считались «козлиными».
Сегодня к вечеру Костя, или Кястас, уже забрался на подоконник и мило «ворковал» с женщинами из соседней камеры. Они его оказывается знают, и некоторые уже давно. Говорит, в прошлую свою отсидку, он работал здесь, в тюремной больнице, санитаром. Наколка на пальце, в виде перстня, указывает на то, что с тюрьмой он знаком с малолетства. Сказал, что из своих 30 лет – 17 провёл по детским колониям и тюрьмам. Как я понял, почти безвылазно.
16 марта 1992г., понедельник.
В 12 часов вызвали из камеры с вещами. В помещении Распределителя узнал, что переводят в Шауляй. Затем «воронок», 6 «зеков» рядом со мной. В соседнем отделении, за продольной перегородкой, ещё несколько заключённых женщин - «зековок». Впереди, за решётчатой дверью, в «тамбуре» - два охранника с автоматами АКСу. Ещё двое, водитель и старший сопровождающий нашего этапа, в кабине «газона». В такой вот компании пребывал я до 19.30 часов, пока не приехали в Шауляйскую тюрьму - следственный изолятор ОЧ 11/140. По дороге женщин завезли и выгрузили в Паневежскую женскую колонию.
Камера № 66 – карантин, голые железные нары, 22 человека заключённых. В основном это молодые, хорошо откормленные ребята призывного возраста. Под утро, спать было негде, меня узнали, попросили рассказать об организации «Венибе-Единство-Едность». Четыре часа длилась наша беседа. С интересом слушали, много спрашивали, а иногда и спорили. В общем, с большим уважением приняли, понимали, соглашались. Неожиданной для меня была такая реакция со стороны литовских ребят, жизнь которых, к сожалению, оказалась уже надломленной тюрьмой.
17 марта 1992г., вторник.
В 12 часов сажают в камеру № 75. В камере со мной 6 человек. Камера спокойная: все по 146 статье УК ЛР и иже – воровство. Среди нас один уже осуждённый – Альгис. Он клеит блокноты, неплохо рисует. Трое молодых сокамерников помогают ему резать бумагу и сшивать её в тетради для формирования блокнотов. Обстановка, пока, в камере хорошая.
С газетами и книгами здесь плохо, сказал Альгис, но кое-что подбросили: «Граф Монте-Кристо» - на литовском языке.
Надзиратели хамовиты, хуже чем в Лукишках.
Камера № 75 находится на втором этаже, во флигеле основного корпуса тюрьмы, кажется, недалеко от тюремной кухни. Определяю это по запаху. Высота потолка в камере, наверное, более трёх метров. Во всяком случае, стоя во весь рост на верхних (вторых) нарах, только пальцами достаю подвешенную к потолку длинной трубы лампы дневного света. А рост у меня 180 см. В этом плане, эту камеру не сравнишь с Лукишской. Там во весь рост, на вторых верхних нарах не выпрямишься. Воздуха здесь гораздо больше. Окно также побольше, и также полностью перекрыто стальными полосками жалюзи и решётками. Но, чувствуется, камера влажная. Вокруг большого и высокого «пьедестала параши», к ней ведут две цементные ступеньки, на покрашенной в грязно-тёмно-зелёный цвет гладкой стене, многочисленные следы отлупившейся и отвалившейся краски. Здесь же, в углу, прямо над парашей кран. Умывальника нет. Надо понимать: вода из крана смывает седес и отсюда же берётся вода для других нужд обитателей камеры. Напротив «параши» два яруса нар и, за ними в длину, ещё два яруса нар, упирающихся в стену с высоко расположенным окном. По другую сторону от этих нар, у противоположной стены, ещё два яруса нар. Дальше, в сторону «параши», железная навесная полка с крючками под ней, для вещанья верхней одежды. Под этой вешалкой обыкновенная деревянная тумбочка, с двумя вертикальными отделениями и выдвижным шкафчиком сверху. От «параши» эту тумбочку отделяет высокая, доходящая почти до груди, шириной в один кирпич, бетонная стенка. Проход между нарами относительно длинный – 10 метров и упирается, с одной стороны, в решётчатую дверь, перед железной входной дверью в камеру, с другой – в подвешенный между нарами, на каких-то самодельных шнурах, столик из металлического листа. Он покрыт остатками байкового одеяла. Пол грязный. На нём что-то давно налипшее – ходить по нему, как по ковру, мягко. Верхняя часть стен и потолок, когда-то, видимо, были выкрашены мелом в белый цвет, теперь – коричнево-жёлтые.
21 марта 1992г., суббота.
После обеда, в 14 часов производили личный досмотр всех заключённых в камере 75, а также в самой камере. Заставили раздеться до трусов, руки на стену, лицом к стене. Досмотр вели человек 15 в военно-полевой форме, бронежилетах, молодые люди с масками защитного цвета на лице. Все в маскодежде были вооружены резиновыми палками, вели себя вызывающе, хамили, кричали матом и прочее. Всячески стремились оскорбить и унизить подследственных. Всё снималось гражданским лицом на видео. Для меня и сокамерников всё обошлось без каких-либо эксцессов с применением физической силы. Сокамерник Альгис думает, что это была не местная команда, а люди из департамента охраны края или курсанты школы полиции. Я думаю – сотрудники министерства внутренних дел, а может, - из отряда «Арас» («Орёл»). Узнали также, что во время визита этой «зондеркоманды» было избито резиновыми палками и ногами трое заключённых. Одному повредили позвоночник – отправлен в санчасть СИЗО, другие избитые «зализывать» свои раны были оставлены в камерах.
24 марта 1992г., вторник.
Нашу камеру № 75 посетил прокурор Генеральной прокуратуры ЛР Омелявичюс, представитель прокуратуры г. Шауляй – Мирный, начальник ОЧ 12/140 Чеснулявичюс. Я подал в руки Омелявичюса Заявление относительно грубого нарушения прав человека во время обыска 21 марта с.г. со ссылкой на Хельсинский заключительный акт и Парижскую хартию, подписанные Ландсбергисом. Устно добавил о недопустимости травли собаками заключённых во время вывода на прогулку.
25 марта 1992г., среда.
Время после отбоя. Все пять заключённых (Антанас в понедельник выбыл в суд) лежат на своих нарах, стремясь заснуть. Невозможно. В коридоре происходит экзекуция – бьют заключённых из соседней камеры № 74. Крики, стоны, слышны удары по живому телу, крики по-литовски – лечь, встать…и удары.
Открывается дверь нашей камеры, дежурный кричит – «в коридор!». Выходим. Перед нами 10-12 человек в военной форме, маскодежде, лица закрыты масками, в руках дубинки. Крик – «к стене!», «руки на стену!», «ноги расставить!». Пока становились – толчки, удары. Как только встали, всех начали беспощадно бить. За мною, кажется, три человека – бьют по спине, левой ногой (я был крайний слева), по рёбрам, животу ногами, резиновыми палками, локтями по позвоночнику, руками, когтями. Очень избили левую ногу, вся в синяках, болит (недавно её лечили от рожистого воспаления), получил наотмашь резиновой палкой десять ударов по этой ноге, целились в коленный сустав. Два раза упал. Били по спине, задели палкой шею. В грудь, в область сердца били ногой. Тот, что стоял с краю (ростом пониже), ерничал: «Во Ивановас – так!».
Что-то скомандовали по-литовски. От боли – не понял, сказали по-русски, тоже не понял - обалдел от ударов и боли. Удар ногой в область сердца. Затем команда по-литовски «лечь!», «встать!» - кто не успевал, били. В коридоре откуда-то лужа. Раньше её там не было. Грязь - всё прилипает. Команда по-литовски – «В камеру, бегом!». Последним был белорус Иван Ходас – ему достались дополнительные удары дубинкой. Дверь закрылась за нами. В коридоре избивают следующую камеру, и ещё следующую и ещё…
Нас били минут 15. После того, когда мы вбежали обратно в камеру, ещё долго раздавались душераздирающие крики безжалостно избиваемых беззащитных людей. 25-го был у врача, слабо было, врач хотел положить сразу в санчасть, я отказался. Теперь знаю, что такое «беспредел» в тюрьме – здесь, в «демократической» и «независимой».
26 марта 1992г., четверг.
Мой день рождения. После обеда положили в санчасть СИЗО в камеру № 109, четырёхместная. Мягкие кровати в один ярус, улучшенное питание, таблетки.
28 марта 1992г., суббота.
Тело болит, большие кровоподтёки на левой ноге, в области сердца, на грудь не нажать – больно, шея болит, болит и верхняя половина спины. Узнал здесь, что 21 марта во время экзекуции сломали позвоночник заключённому из камеры № 53 Ульштинасу Ромасу (подследственному) – его отправили в Республиканскую тюремную больницу в Лукишки. Узнал, что здесь в камерах № 43 и № 5 сидят бывшие секретари Компартии Литвы из Мажейкяй и Шауляй (если не ошибаюсь). Один из них Видмантас (из Мажейкяй) арестован 22 августа 1991 года, в своём кабинете райкома партии. У него обвинение по статьям 67 и 70 УК ЛР (саботаж и антигосударственная деятельность).
10 апреля 1992г., пятница.
В 12 часов, прямо из прогулочного дворика (они на крыше тюрьмы) вызвали на свидание с мамой. Первое - с декабря прошлого года. Целый час был с ней (через стекло) под надзором стоявшего рядом надзирателя. Мама сказала, что приехала с крёстной Адриана Ларисой, но крёстную не пустили. Передала лишь передачу.
Говорили об Адриане. Мама жаловалась на бестактное поведение деда Бразиса, когда он был у неё и требовал Адриана. Она думает, что истинные мотивы поведения деда, под предлогом заботы о внуке, завладеть моей вильнюсской квартирой, пока я сижу в тюрьме. А может и ещё что-то. Во всяком случае, она не верит в искренность его намерений. Я попросил маму написать сыну Святославу в Болгарию. Я, как подследственный, лишён права переписки с кем бы то ни было, кроме письменных заявлений, жалоб и ходатайств следственным органам и тюремной администрации. Мама, в общем, выглядит хорошо, хотя жаловалась на бессонную ночь в поезде по пути в Шауляй.
Воспользовавшись случаем, когда надзирателя кто-то позвал в соседнею комнату, написал большими буквами на клочке бумаги: «Меня 25 марта избили. Срочно зови адвоката» - показал ей. По тому, как она побледнела, я понял, что суть случившегося ей ясна.
Когда через минуту вошёл надзиратель, мама стараясь ничем не выдать своё волнение, рассказывала мне, как без меня у меня дома мои друзья встречали мой день рождения - 45 лет. Когда расставались, я спросил у мамы, когда будет адвокат, она сказала, что как можно скоро.
Дальнейший текст дневника «Тюремные даты» попал, видимо, в нечестные руки. Мама доверила мои тюремные записи одной женщине (фамилия известна), но до сих пор они не возвращены мне. События, описаны вплоть до даты 18 ноября 1992г., восстановлены по памяти. Они были примечательными.
* * *
В общем, уголовное дело об избиении меня в Шауляйском СИЗО было прекращено – «из-за отсутствия доказательств».
Тем временем, срок санкций на мой арест был продлён следователем Юдицкасом ещё на два месяца, до середины июля.
Июнь и июль прошли для меня под знаком интенсивных занятий над моей триалектикой – так я назвал для себя то, чем практически без остановки занимаюсь вот уже десять лет, начиная с 1982 года, а фактически с мальчишеских лет. Природа, её закономерности, математика, физика, химия, астрономия, философия, человек, общество, история, политика, религия, искусство, культура, цивилизация – вот тот круг вопросов, который всегда меня волновал, порождая сознание оригинальными мыслями и новым пониманием окружающего мира.
В тюрьме тоже, если складываются на то условия, можно быть наедине с собой, своими знаниями и мыслями. После двух «капитальных наездов» на меня, с момента прибытия в Шауляй, Генпрокуратура затихла. Можно сказать, пошли нормальные, строго размеренные распорядком, тюремные, камерные дни. Лишь прогулки пришлось выигрывать у своего сокамерника, любителя шашек. Наш «бывалый» Альгис, видимо, подговорил сокамерников не ходить на прогулки (1 час ежедневно), а это значит, и я лишался их автоматически. Регламент, как говорили надзиратели, не предусматривает одиночную прогулку. Вот и пришлось играть с сокамерником Римасом в шашки. Я ставил на кон обеденную пайку, он – выход со мной на прогулку. После такого решения проблемы, я каждый день гулял по крыше Шауляйского СИЗО в то жаркое лето 1992 года. Рядом со мной, в прогулочном дворике, свежим воздухом и ярким солнечным светом наслаждался и Римас.
Июль принёс, на мой взгляд, важные открытия. Исследуя свойства числовых математических систем, в том числе, свойства числового ряда натуральных целых чисел – открыл его трёхмерность (по сути дела четырёхмерность, ибо одно из измерений «синтетическое» - нулевое, основополагающее, всеобъемлющее). Открыл закономерность, на основании которой формируются простые и «сложнопростые» числа. Обнаружил закономерность определяющую знак «+» или «-» у ряда целых натуральных чисел, в зависимости от структуры (в том числе - чётности или нечётности) исходного положительного числа. Само это исходное число, как оказалось, является производным от другого числа, которое входит с состав другого числового ряда, названного мною «гармоническим» или «размерным», или, ещё – «рядом Хроноса».
Переданные мамой тетради (большие, общие, в клеточку), как нельзя лучше подошли для моих изысканий, а линейки (от Альгиса) и самодельный транспортир помогли для дальнейших расчётов чертить графики и определять углы. Очень пригодился учебник «Физической химии» под редакцией доктора химических наук, профессора Краснова К.С. Его мама передала мне в камеру по моей просьбе.
В свободное время читал Фёдора Достоевского: «Братья Карамазовы», «Идиот», «Униженные и оскорблённые» - полученные из тюремной библиотеки.
Тем временем срок санкций на мой арест был продлён далее.
Йонас Пятрайтис появился в нашей камере в конце июля. Высокий, около двух метров роста, атлетического телосложения – он резко отличался от всех тех подследственных зеков, с которыми мне пришлось сидеть до сих пор. Его заискивающая любезность по отношению ко мне, настораживала. Его разговоры со мной, вернее, проба вести их в том направлении, которое казалось важным для моего собеседника, подсказывала мне мысль о том, что он провокатор и имя его не настоящее. Я вёл себя с ним сдержано, внимательно наблюдая за ним, постоянно анализировал его поведение и слова. Попал он в тюрьму, как сказал, из-за воровства нескольких килограммов мяса с мясокомбината в г. Кедайняй, где работал, по его словам, каким-то начальником.
Однажды, это было 11 августа в 16 часов, оборотень превратился в зверя. С сокамерником Витасом («алкаш» - воришка из Клайпеды), сидя на нижних нарах, играли в шашки. Надо отдать должное – Витас играл в шашки куда лучше Римаса, которого к тому времени уже не было в камере. В то время, когда я внимательно изучая партию, обдумывал следующий ход, услышал обращенный ко мне вопрос Петрайтиса: «Ты за социализм?». Коротко ответил: «Да» - и двигаю шашку на следующее поле. В этот момент сильный удар в челюсть – моя голова ударяется о стену камеры. Инстинктивно отталкиваюсь от стены рукой, поворачиваю лицо в сторону ударившего и получаю второй удар в лицо, правда, не такой сильный, поскольку рукой сумел его оттолкнуть. Вижу перед собой дикое лицо Йонаса Пятрайтиса, который орёт на меня благим матом, что «заштырит», изнасилует и т.п. Делает ещё несколько ударов, которые приходятся по моим рукам, скрещённым в защите (сверху меня, сидящего, прикрывают верхние нары). Краем глаза наблюдаю за сокамерниками: Витас, мой шашечный напарник – опешил и сидит смирно напротив, только несколько откинулся, чтобы самому не «получить по зубам»; Альгис стоит за Йонасом Петрайтисом в вызывающей позе, всем своим видом явно поддерживая его; ещё двое сокамерников ведут себя аналогично.
По неписанным правилам тюремных отношений, я должен ответить ударом на удар, иначе сокамерники будут считать «опущенным». В голове мечутся мысли: отвечу – сохраню честь, но перед кем, перед этим провокатором или этими «стукачами», которые боятся выйти из камеры на прогулку, чтобы не дай Бог не встретиться близко с зеками. А может, это попытка разделаться со мной, обвинив меня впоследствии зачинщиком конфликта. Да, да – именно так, мечется в голове. Продолжаю сидеть, прикрываясь руками. Низвергая на меня отборную матерщину, Йонас, видя мою пассивность, отходит и садится на свои нары. Понимаю, попытка физически расправиться со мной не удалась.
Почему же, слыша такой шум из камеры, к зрачку не подскочил надзиратель?
Обычно надзиратели реагируют на куда более тихие звуки из камеры. Сам звук поднимающегося зрачка двери камеры способен остановить очень многие события, происходящие в камере.
Вслед за Петрайтисом сели на свои места и те, кто встал, готовясь к шакальей утехе. Я повернулся к Витасу и, старясь усмирить бушующие во мне страсти, спокойно спросил: «Продолжим?». Это был своего рода тест: считает ли он меня, в создавшейся ситуации, «опущенным». Он ответил: «Продолжим» - и мы ещё около часа, «как ни в чём не бывало», играли в шашки. Через два часа меня вызвали из камеры с вещами – «на этап» в Вильнюс, в тюрьму Лукишки.
Поводом для этого деланного Йонасом Петрайтисом (или как его там) инцидента была статья Генерального прокурора ЛР Паулаускаса А. в газете «Эхо Литвы» за 11.07.1992г., которую Альгис подсунул Петрайтису на глаза незадолго до сымитированного эмоционального «всплеска» у последнего. Несколько ранее, я увидел эту статью в газете, лежащей на нарах у Альгиса. Вырезал эту заметку для себя. В данной статье Генпрокурор ЛР Паулаускас А., не дожидаясь суда, дал свою версию январских событий 1991 года в Вильнюсе, свалив всю ответственность за них: на Компартию Литвы, на «Венибе-Единство-Едность» и, в частности, на меня.
В камере № 75 СИЗО г. Шауляй, эта статья чуть было не спровоцировала, как я думаю, задуманную вышестоящими властями, физическую расправу надо мной. Первый акт этой, в общем неудавшейся акции, состоялся.
Выйдя из камеры на этап, вытер полотенцем пыль со своих ботинок и сдал его вместе с матрацем каптёрщику. Семь часов в маленьком, 4 на 4 шага, абсолютно тёмном подвальном боксике, среди шести человек, затем «шмон», недлительная поездка на ГАЗоне – «воронке», и я в вагоне для перевоза заключённых, который подцеплен в конце рейсового пассажирского поезда Клайпеда – Вильнюс. Этот вагон заключённые величают «столыпинским», видимо в память о премьер-министре царского правительства начала ХХ века, - инициатора создания такого класса вагонов. Снаружи он почти ничем не отличается от обыкновенных – пассажирских. Только через окна, глядя в них с перрона, ничего не видно. Внутри, как в купейном вагоне, длинный коридор, но вместо закрывающихся плотных дверей купе, стальная мелкая решётка и такие же решетчатые небольшие входные двери. По обеим сторонам купе трёхъярусные полки для людей, правда, между полками второго яруса выставляется промежуточная полка, полностью отделяющая низ купе от лежащих на верхних полках. Попасть наверх можно лишь через небольшой вырез в промежуточной полке, расположенный у входных дверей. Надзиратель, «барражирующий» по коридору видит всех, находящихся в камере – купе, через сплошную стальную решётку, являющую собой стену этого купе. Никаких окон наружу из камеры – купе нет. Окна со стороны коридора могут быть открыты только в верхней части для вентиляции. Воля из вагона видна только через эти вентиляционные отверстия, когда они открыты. Находящийся в камере-купе заключённый никак не может дотянуться до этих коридорных окон, стальная сетка, отделяющая купе от коридора, довольно мелкая, рука сквозь её ячейки не проходит.
Вот в таком купе я и оказался, внизу, на нижней полке, плотно сидящим среди других заключённых. Всего нас в купе, посчитал, было 17 человек. Причём, все купе имели приблизительно такое же количество заключённых. Ночная прохлада, да и непродолжительное путешествие в Вильнюс, около шести часов с остановками, успокаивали сознание пониманием скоротечности этих новых мучений.
Сидевший рядом со мной парень очень мило беседовал с Рутой. Купе-камера с женщинами была расположена через одну, от нашей. Не в пример другим пассажирам вагона мужского пола, которые изощрялись в выспрашивании женщин о всевозможных способах любви и их чувствах при этом. Грубый мат сдабривал весь этот «словесный понос».
Несколько позднее, отвлёкшись от беседы с Рутой, парень рассказал мне её историю. Попалась она на золотом кольце с монограммой, которое она не успела продать, и на котором её застукали. Как-то вечером, двое чеченцев пригласили её в свой номер гостиницы «Летува», надеясь, по-видимому, на «амурные» услуги. Не знали похотливые, что Рута не из представительниц самой древней профессии, что её «специализация» - гостиничная воровка. Так вот, когда после обильных возлияний, дело должно было подойти вплотную к «интиму», Рута предложила, наконец, под шампанское прекрасный тост за свободную любовь. Тост был поддержан и огромные бокалы мгновенно осушены. Невдомёк было горцам, что вместе с шампанским они употребляют и какое-то сильное снотворное, Оно быстро убаюкало их.
Как в шампанском оказалось сильно действующее снотворное, и что это было, в конце концов - так и осталось тайной для них. Но когда Рута выходила из номера с золотыми перстнями-печатками и немалой суммой денег, она не упустила оставить на память о себе по большой алой розе каждому из клиентов, меж их оголённых ягодиц.
Девушка с фантазией, задорная, хотя и имеет в свои 23 года уже пятилетнюю девочку – характеризовал её мой собеседник. Видел эту озорницу потом, когда надзиратели из купе проводили её в туалет вагона. По тому, каким страстным взглядом она посмотрела на моего соседа, я понял, что эту миловидную невысокую женщину с моим собеседником связывает не просто знакомство.
Сколько потом пришлось пятилетней девочке ждать из тюрьмы свою весёлую маму, я, наверное, никогда не узнаю.
Около шести часов утра, подъезжая к Каунасу, я встал и просунулся в вырез промежуточной полки. Только так я мог видеть, через открытую для вентиляции верхнюю часть коридорного окна, что происходит снаружи поезда. К этому времени пассажиры «Столыпина» угомонились. Сказывалась усталость, по вагону расплылась предрассветная дремота. За окном, ярко пылая зеленью и желтизной, проплывал лес. Невидимое солнце, освещавшее его, было уже высоко над горизонтом.
Я знал направление железнодорожного пути, по которому часто приходилось ездить из Вильнюса в Каунас, сначала на дизеле, а с середины семидесятых – на электричке. Перед Каунасским железнодорожным туннелем, построенном в конце XIX века французами, на вершине высокого крутого береге излучины реки Неман стоит дом, в котором живёт мама, и я пытался его увидеть. Знал, что это будет возможно только издалека, поскольку открытая верхушка окна вагона не позволит увидеть вершину берега, когда будем проезжать под ним, непосредственно около маминого дома. Уже за несколько километров от полустанка Амаляй, начал различать дома микрорайона, где прошла моя юность, откуда весной 1966 года ушел в армию, и куда потом возвращался только погостить. Сердце сжималось от мысли – не знает мама о моей теперешней близости к ней. А может она идёт сейчас по наклонному пешеходному мосту, как обычно рано утром, на левый низкий берег Немана а Панемунский лес за ягодами или грибами и видит проезжающий в туннель пассажирский поезд…
Но не знает, что из чёрной глубины последнего вагона ищут её родной, красивый образ с белоснежной седой головой, глаза сына, ещё несколько часов назад чуть не растерзанного по чьей-то злой воле.
Отвернувшись в темноте туннеля от окна, чтобы присесть – был поражён мерзостью увиденной картины. На промежуточной полке, кое-как прикрывшись грязной ватной стёганкой, двое зеков занимались мужеложством. Пустые, ничего не видящие глаза высокого «дылды» были полузакрыты то ли от безумства, то ли ещё от чего… когда другой, более мелкий и юркий обхаживал его при этом своими любезностями. Я сел на лавку нижнего яруса, втиснувшись на «своё» место и больше не вставал с неё до самого Вильнюса.
Шквал пережитого, увиденного, почувствованного за последние несколько часов был настолько мощным, что, ошеломлённый, я старался попросту прийти в себя, переосмыслить – устоять на тех духовных «точках опоры», без которых невозможно вынести всё это и не помешаться разумом.
В восемь утра были на станции Вильнюс, а в девять – я сидел в одиночном «шкафчике» распределителя Лукишской тюрьмы и старался как-то примоститься для того, чтобы подремать после бессонной ночи. Где-то далеко после обеда меня, миную карантин, который длится после этапа сутки и более (во время него администрация изучает прибывший контингент при помощи работающих здесь «стукачей»), я был «поднят» в камеру СИЗО.
Вновь я в первом корпусе Лукишской тюрьмы. Корпус имеет два крыла: первое северное, - Следственный изолятор; второе – южное, - тюремные камеры, в которых отбывают свой срок особо опасные преступники, приговорённые к камерному режиму содержания и «крытники», которые в силу тех или иных обстоятельств (чаще всего из-за «стукачества») попросили администрацию вывести их из зоны. Оба крыла, четырёхэтажные здания, сходящиеся своими торцами в ротонду – овальную пустотелую башню, через которую лежит путь из камер в прогулочные дворики, в следственные комнаты (в помещении бывшей православной церкви) и в кабинет «кума», а также - в другие корпуса.
Ротонда имеет вид восьмигранника, в верхней части которого, выше четвёртого этажа, под куполом, на каждой их восьми граней вот уже девяносто лет сидят гипсовые белые ангелы со сложенными, но возвышающими высоко вверх крыльями. Белые ангелы внимательно провожают взглядом каждого, кто проходит по стеклянному полу внизу, словно по воде. О многих и о многом могли бы рассказать они, если бы каким-то чудом их уста раскрылись…
Ротонда, видимо, служила раньше местом, где проводилась служба для заключённых различных религиозных конфессий. Теперь никаких богослужений в Лукишской тюрьме для заключённых в ней людей не проводится. При Советской власти для «крытников», в зале на третьем этаже, дорога в который шла через балюстраду на третьем ярусе вдоль стены ротонды, читались лекции на различные темы. Знаю это из собственного опыта. Кажется, в 1976 году, мне два раза пришлось читать в этом зале лекции для заключённых. Приглашали суда по линии общества «Знание». В то время была возможность у «крытников» получить среднее образование. Сейчас - всё это в прошлом.
Дорога в мою новую камеру № 162 «А», на третий этаж, проходит из ротонды по железной, крутой чёрной чугунной лестнице, как бы висящей между тремя ярусами террасных балконов. Поэтому лестница, словно камертон, громко гудит от каждого прикосновения ступней. С лестницы на каждом из трёх этажей, выход на террасный балкон, по которому заключённые попадают в камеры расположенные по периметру пустого проёма крыла корпуса, перетянутого железными сетками. Если сейчас, скажем, кто-либо захотел бы сбросить меня вниз в проём пространства между балконами – террасами на цементный пол первого этажа, то из этого ничего не вышло, поскольку очутился бы я на сетке.
Мрачность и безысходность нависающей над заключённым обстановки придают выкрашенные в темно-зелёный цвет стены, между рядами плотно закрытых бесконечных рядов камерных дверей. Моя камера расположена в самом углу, с левой стороны, перед большим (на три этажа), давно не мытым окном, в противоположном ротонде торце северного крыла первого корпуса тюрьмы.
В начале октября, возвращаясь с прогулки, случайно увидел Сергея Нагорного, бывшего третьего секретаря Городского комитета Компартии Литвы. Он стоял под чугунной лестницей, напротив камер карантина расположенных на первом этаже моего корпуса. Значит, арестовали и его.
12 октября меня вызвали в следственную комнату. В присутствие моего адвоката Богадевича Л.Н. следователь Юдицкас Р. объявил мне, что изменена статья моего обвинения. Оно переквалифицировано с 70 на 62 статью УК ЛР, которая предусматривает наказание от 10 лет до расстрела, за измену родине, т.е. своему государству. Кроме этого меня обвинили по ст. 105 УК ЛР, за преднамеренное убийство около Вильнюсского телерадиокомитета во время январских событий 1991г. в Вильнюсе некоего Канапинскаса из Кедайняй. Также – в нанесении телесных повреждений значительному количеству собравшихся. Тем литовцам, которые за деньги «Саюдиса» были свезены 12 января 1991г. сюда, в Вильнюс, со всей республики. Инкриминировали мне теперь и какое-то моё комендантство на территории занятой солдатами СА того же телерадиокомитета по улице Конарского.
Я закурил и объявил что это всё какая-то нелепица. Адвокат Богадевич постарался меня успокоить, рассуждая об очевидной полной бездоказательности предъявляемого обвинения. Мне было объявлено, что с 15 октября начинается моё ознакомление с делом. Были оговорены предварительные условия моей работы с 45-ю томами собранных прокуратурой материалов.
15 октября 1992г., когда утром по вызову следователя, я вошёл в следственную комнату, то был удивлён, увидев там, среди некогда знакомых мне людей и трёх незнакомых мне обвиняемых, которые почему-то все проходили, как я тогда считал, по моему делу. Вскоре мне всё разъяснили материалы дела. Оказывается Генпрокуратура ещё в мае 1992 года, когда я был в Шауляйском СИЗО, соединила мои дела, касающиеся моей деятельности как сопредседателя организации «Венибе-Единство-Едность», а также о деятельности нашей организации, с делами Шумского инцидента. Никакой связи с этим инцидентом, который произошёл в ночь с шестого на седьмое ноября 1991 года, не было. Однако, в связи с отсутствием компромата относительно меня и нашей организации – моё дело решили таким образом «запачкать» об оружие, - из Шумского инцидента. Только сейчас, в этом кабинете следователя Генпрокуратуры познакомили меня с ранее неизвестными мне Виктором Орловым, Владимиром Шороховым и осетином Хетагом Дзагоевым – участниками Шумского инцидента, которые теперь становились, вместе с Александром Смоткиным и Александром Бобылёвым, моими «подельниками».
А, может, я – их?
Здесь же в деле оказались документы о деятельности Компартии Литвы и её подразделений во время январских 1991г. событий в Вильнюсе, а также документы о дружинниках, действовавших на базе т.н. Гражданского комитета. Никакой, даже формальной связи между Компартией Литвы и её подразделениями, Гражданским комитетом и дружинниками – одной стороны и «Венибе-Единство-Едность» - с другой, в те январские дни, увы, не было. Но Генпрокуратора «лепила» общее дело, вот почему мне пришлось близко познакомиться и с Сергеем Нагорным и с Александром Кондрашовым, которого также засадили в тюрьму. По мнению руководителя следственной группы Валайтиса, такое дело приобретало уже «солидный вес».
Пошли дни работы по ознакомлению с делом. Правда, через неделю, на меня «наехал» Валайтис с требование немедленно подписать протокол о том, что я уже ознакомился с делом. Это было какое-то истерическое требование, сдобренное угрозами о переводе меня в другую камеру и возможной расправе там надо мной.
Я спокойно ответил, что в такой камере по его распоряжению (или его подчинённых) уже побывал в Шауляйском СИЗО, а здесь, на глазах, мне боятся нечего. И добавил – не подпишу никакого протокола, пока не ознакомлюсь подробно со всеми материалами дела. Адвоката Богадевича не было рядом. К тому времени он вернулся в Петербург.
В общем, мне самому удалось отстоять свои права, и ознакомление продолжилось без всяких последствий для меня.
* * *
Далее, - я возвращаюсь к текстам дневниковых записей, которые были записаны непосредственно во время происходивших событий.
* * *
18 ноября 1992г., среда.
Был адвокат Богадевич Л.Н. Весточки с воли. Жесткое письмо от некой Любови Фёдоровны о моей политической позиции, моих российских друзьях и соратниках. Может так и надо: говорить правду и только правду – несмотря на то, что человек в застенке и не может порой адекватно понимать происходящего на воле, не видя сам происходящего, поведение людей близких ему.
Что это за письмо? «Удар ниже пояса» или…
Стоп?
А я ведь не знаю эту Любовь Фёдоровну, хотя она настолько приблизилась к моей маме, что просит дать ей возможность взять к себе Адриана. Хочет чтобы он жил у неё в России.
Нет!
Такого разрешения нельзя давать никому, кроме родственников. Мама была летом у Адриана в пионерлагере под Москвой и договорилась, что после лагеря, моего сына заберут наши московские родственники, Он теперь у них, и пусть так будет!
Как же трудно моему мальчику выдержать всё это - цинизм и лицемерие взрослых, тогда как сами мы, взрослые, всегда страдаем от этого неимоверно. Да простит меня Адриан, что не сумел обеспечить ему счастливого детства. Думаю, поймёт меня мой мальчик – не всесилен я перед судьбой, когда вокруг нас предательство, продажность и паскудство. И всё же верю, что будет и на твоей улице праздник – сынок. Мы живы. У нас есть надежда и мысли, это уже много и очень важно. Терпение и труд всё перетрут. Прости меня, мама – тебе так же очень, очень трудно. Всё же, это ещё не трагедия, что я здесь. Я жив, а значит – есть будущее и я сделаю всё от меня зависящее, чтобы оно было светлым для всех нас.
Сегодня через адвоката подал заявление на российское гражданство. Надеюсь – это хорошее начало.
Да поможет нам Бог!
23 ноября 1992г., понедельник.
С 11 до 12 часов свидание с мамой. Ей сегодня исполнилось 69 лет. Сердечно поздравил её с днём рождения и пожелал здоровья, скорой встречи всем нам на свободе. С Адрианом всё нормально. Согласен – ему лучше быть у родственников и никому больше его не отдавать. Святослав из Болгарии - молчит. Написал ему письмо с поздравлениями на его день рождения и с новым годом. Надеюсь, по своим каналам передам на волю, а мама перешлёт в Болгарию. Мама попросила оформить ей дарственную на квартиру, что бы власти её не отняли у нас. Я согласился. Теперь необходимо ей поговорить с нотариусом, чтобы подготовить текст дарственной, а администрация тюрьмы заверить мою подпись. Так будет правильно. Договорились также, пусть кто-то из знакомых поживёт в моей квартире, ей будет легче в финансовом отношении. Сказала, что в декабре её увольняют с работы на Каунасском заводе искусственного волокна, где она проработала около тридцати лет секретарь - машинисткой. Выглядит мама хорошо, приоделась по случаю своего дня рождения. Так вот и встретили её 69 лет – да будет ей здоровье и благополучие, и в счастье для всех нас мы с ней верим.
В 14 часов в комнату, где мы читаем дело – знакомимся с ним, явились вдруг Гаудутис А. (кажется его титул: начальник бюро расследований особо тяжких государственных преступлений при Генеральной прокуратуре ЛР) и мой следователь Юдицкас Р. Теперь он назначенный старшим группы следователей в нашем деле № 09-2-068-91. Старший следователь Валайтис уже вторую неделю как ушёл из Генпрокуратуры ЛР. Сбежал, видимо, не видя дальше для себя перспективы – раньше работал следователем КГБ. Ну, что же – скатертью дорога…
Гаудутис всё «лес в душу» ко всем, все пытался разнюхать – есть ли у нас претензии к следствию. «Есть» - ответил каждый из нас: я, Кондрашов, Нагорный, Шорохов, Орлов. Многое высказали, но основное оставили на - потом. Не стоит выкладывать всё этим людям, которые ничего не видят вокруг себя и ради собственной корысти уже предали свою душу бесчестию и теперь вот, вдруг, пытаются играть в справедливость.
27 ноября 1992г., пятница.
Прошёл год с момента моего ареста. Знакомлюсь с делом и всё больше убеждаюсь в циничности, с которой нынешние власти Литвы пытаются расправиться со своими политическими оппонентами. Год в тюрьме – за что?
А ведь было за этот год не просто «сидение» в изоляторе, а физическое издевательство, вплоть до избиения. Это было и физическое издевательство, камера с подонками, даже по зековским меркам - стукачами-«козлами» и прочей нечистью…
Сейчас легче. Может, уже сам становлюсь «бывалым»?
Полученные от мамы фотографии сына Адриана повесил над своими нарами. Теперь у меня свой алтарик. С фотографий Андрюшка, вопрошающе смотрит на меня, а я – на него. Так вот мы и вместе мой дорогой мальчик. Я верю, что скоро правда восторжествует, и мы будем опять счастливы с тобой, с бабушкой и друзьями.
17 декабря 1992г., среда.
На днях, 15 декабря Святославу исполнилось 17 лет. Расти умным мой мальчик и помни об отце, который всегда мыслями с тобой, - желает тебе успехов в жизни и счастья.
С 9 сентября с.г. в нашей камере появился новый жилец – Николай Кремповский, бывший заместитель Генерального прокурора Литовской ССР. Он также оказался за решёткой за свои убеждения и за свою службу Советской власти. Сегодня его перевели в санчасть ОЧ 12/36. В результате пребывания в тюрьме, у него резко ухудшилось здоровье – давление, спазмы сердца и т.п. В нашей камере он пробыл более трёх месяцев. Надеюсь, что его всё же выпустят до суда, хотя бы по болезни.
Знакомясь с 6-ым томом дела, увидел фамилии двух подонков: следователей Адиклиса и Пукяниса. Оказывается в январе с.г. Александра Бобылёва возили в 330 кабинет Министерства внутренних дел ЛР для «специальной» обработки. Били, хотели что-то узнать – не касающееся нашего дела № 09-2-068-91. Выбили два зуба. Особенно усердствовал Пукянис. Узнал у Виктора Орлова, что они же «обрабатывали» и его, и Хетага Дзагоева, да и Александра Смоткина. К осетину Дзагоеву применяли электричество, противогаз надетый на лицо, дыхательный шланг которого находился над раствором с хлоркой – жгли глаза и лёгкие. Вот так действовали следователи из полиции нового «демократического» литовского государства.
Теперь понимаю, почему следователь Юдицкас бесновался в январе в отношении меня. Видимо в Генпрокуратуре ЛР хотели проделать то же со мной, что и с ребятами. Однако, видимо, кое-кто им помешал это проделать со мной здесь, в СИЗО, в Вильнюсе. Поэтому Юдицкас достиг своего и избил меня руками «Араса» 25 марта с.г. в следственном изоляторе в Шауляй.
Важно то обстоятельство, что в деле есть обвинения извергов Адиклиса и Пукяниса. Оказывается эти «пай-мальчики» - «не били Бобылёва». Такие их объяснения даны и приобщены к делу в связи с заявление Бобылёва А.
Через несколько дней, после этих объяснений, эти «пай-мальчики» убили человека. Этого они уже не смогут скрыть. Обезображенный труп подозреваемого Барановского вынесли из полицейского участка. Он живым был препровождён в полицию, где показания из него начали выбивать Адиклис и Пукянис. Смерть наступила в результате бесчеловечных побоев.
Это свидетельство того звериного правопорядка, в лапы которого попали и мы.
22 декабря 1992г., понедельник.
Ждём членов Комиссии по правовым вопросам и правам человека Европарламента. Несколько раз объявили по литовскому радио, что будут инспектировать тюрьму Лукишки.
Наблюдаем здесь, из следственных комнат, волнение среди начальства. В коридоре помещений, где работаем над изучением дела, появляется начальник по режиму майор Лато: «Что надо Вам в камеру?», «Чего нехватка?». Ответил – простыни. Когда привели в камеру на обед, простыни были не только у меня, но и у всех сокамерников, плюс – новая швабра.
Вечером, после ужина (ужин дали на час раньше из-за ожидаемой комиссии) с половины шестого изучаем дела и ожидаем в следственной комнате № 33 прихода комиссии Европарламента. Нас в комнате четверо – я, Виктор Орлов, Александр Кондрашёв, Владимир Шорохов. Никого из следователей, обычно сидящих рядом, почему-то нет. Лишь надзиратель Виталик – мерзкий, придирчивый тип, видимо мечтающий о повышении, находится в коридоре около открытой двери следственной комнаты № 33. Виктор Орлов сидит прямо напротив окна со шторками. У него задание внимательно следить через щели между шторками на окне, предусмотрительно несколько раздвинутыми нами, за всеми передвижениями во дворе «промежуточной зоны» (между въездными воротами в тюрьму с улицы и воротами – непосредственно во двор тюремных корпусов). Не пройти эту «промежуточную зону» комиссия Европарламента не может.
Другой путь в помещения тюрьмы проходит по коридору, мимо нашего кабинета № 33, где мы сейчас находимся. Здесь, естественно, мы всё слышим и пройти мимо незамеченными они не смогут.
Время 19 часов – именно это время было объявлено по литовскому радио как время, когда комиссия должна прибыть в тюрьму Лукишки. Во дворе «промежуточной зоны» никакого движения. Вокруг нас тишина. В 19.30 - приходят два «воронка» - этап из Лаздияйской зоны: Мариамполя, Алитуса, Варены. Видим сквозь окно, выгружают сначала рождественские ёлочки, видимо срезанные где-то в лесу по дороге охраной этапа, затем – 15 «зеков», которые исчезают за дверями «распределителя».
И опять тишина.
Только после 20 часов въехал какой-то «жигулёк», на котором приехал на смену охранник. Смена должна пройти в 21 час. Затем приехала коричневая «Волга» начальника тюрьмы подполковника Анжело (кто-то говорил, что он «крымчак»). Потом началось обычное для развода и пересменки движение в этой части тюрьмы. Охранники готовились к 12-и часовой ночной смене.
Комиссия Европарламента тюрьму Лукишки не посетила. Жаль. Я, Орлов и Шорохов подготовили для неё свои заявления. Теперь придётся передавать их на волю иным путём.
24 декабря 1992г., четверг.
Католическое рождество. Справили его в камере почти по всем обрядам, какие показали сокамерники-литовцы. Владас сокрушался, что ксёндз его не посетил.
Вчера передали по радио, что комиссия Европарламента 22 декабря в 7 часов вечера посетила тюрьму Лукишки и т.д. Интересно, через какие это ещё потайные двери в тюрьму она сюда проникла? Её присутствие ведь мы даже не ощутили.
28 декабря 1992г., понедельник.
Свидание с мамой. Всё беспокоится за меня, но здесь всё же не Шауляйская тюрьма. Да и условия сейчас изменились в связи с тем, что следствие закончилось и мы изучаем материалы дела. Всё же в следственных кабинетах №№ 33 и 34, где мы все вместе работаем, это не в маленькой камере, размером на в пять - на два шага. Правда, следователь Юдицкас Р. всё изливает свою желчь – несчастный. Когда он дежурит с нами, я сижу отдельно от ребят, в другом кабинете – полная сепарация. Смешно, да и только. Без него, все мы вместе.
После обеда приказал!... Именно приказал - оставить 16-й том и взять для изучения 4-7 тома дела. До этого я их пропустил, поскольку материалы, находящиеся в них, меня абсолютно не касаются. В моём предварительном обвинении нет ни слова о тех событиях, которые вошли в названные четыре тома. Там «Шумский инцидент» - причём здесь я?
Теперь Иудушка-Юдицкас не даёт мне ничего дальше читать. Попросту отнял у меня, на полуслове, 16-й том и всучил – четвёртый. К концу дня объявил, что следствие по нашему делу вновь возобновлено. Показал текст решения Генпрокуратуры ЛР. Вместо Валайтиса С., главный теперь Юдицкас Р., плюс ещё, кроме Дужинскаса С., три новых следователя: Милявичюс Г., Милкеравичюс К., Блажявичюс Р.
Что бы это означало? Да, и срок санкций содержания под стражей продлили до 6 мая, т.е. 1,5 года с момента начала дела № 09-2-068-91 – от инцидента в Шумскасе. Значит всё-таки меня, а затем Кондрашова и Подгорного Генпрокуратура ЛР «прилепила» к делу по «Шумскому инциденту».
Грязно работаете господа!
Следователь Дужинскас пояснил: мол, только так смогли добиться от Генпрокуратуры ЛР (как будто они не оттуда) продления срока ознакомления с делом (что за юридическая ахинея?). Никто на этом этапе не может помешать мне полностью ознакомиться с делом. По моим расчётам окончить ознакомление с делом смогу лишь где-то в марте следующего года.
31 декабря 1992г., четверг.
Конфликт со следователем Юдицкасом. Всё по поводу моего нежелания подчиниться его самодурству, причина которого – явно выражены комплекс неполноценности у этого человека. Даже ребята удивились, что он себе позволяет, обращаясь ко мне. Прости его господи – слаб человек!
Уходя с «работы» в камеру, встречать новый год, получил от Юдицкаса «новогоднее пожелание»: чтобы ещё через год, в 1994 году, мы с тобой, Иванов, встретились здесь, в следственных комнатах тюрьмы Лукишки. Таковой была его реакция на то, что я отказался без адвоката подписывать представленные им бумаги о том, что следствие продолжено. Кроме этого я вписал в протокол ознакомления с делом текст, в котором указал, что Юдицкас потребовал изменить очерёдность чтения томов дела.
* * *
27 марта 1993г., суббота.
В четверг 25 марта, после обеда в Вильнюс, в связи с окончанием моего ознакомления с делом, приехал адвокат Богадевич Н.Л.
Сегодня в 12 часов дня я подписал протокол о том, что прочёл и ознакомился с 47-ю томами УД № 09-2-068-91. Фактически я внимательно изучил только 27 томов дела, поскольку в остальных томах были не интересные мне бухгалтерские счеты и акты инвентаризации имущества телерадиокомитета в Вильнюсе. В них же были корешки вызовов в прокуратуру потерпевших и свидетелей. Никакой повестки о моём вызове в Генпрокуратуру ЛР как свидетеля или подозреваемого, я не нашёл.
Просматривая исковые счета, предъявленные мне, отметил очень важный для себя факт: в них значится сумма более чем в 2 миллиона долларов и 19 миллионов рублей – это значительно больше не только стоимости имевшегося у литовского телерадиокомитета оборудования, но и стоимости самих его зданий с телестудиями и Вильнюсской телебашней, взметнувшейся вверх белее чем на 300 метров. В деле имелась справка о финансовых затратах на строительство этих сооружений, которые были построены в Советской Литве за деньги, на которых были изображёны Московский кремль и Ленин В.И., а также красовалась надпись «Государственный Банк СССР». Причём здесь «собственность Литовской Республики».
Мысля логически, названные суммы нанесённого материального ущерба означали, что после 13 января 1991 года в Вильнюсе на месте всех сооружений телерадиокомитета должны были остаться – ну, если не засеянные сосенками пространства, то, во всяком случае, ничем не занятые пустыри.
Абсурд какой-то!
С адвокатом написали ходатайство на имя Юдицкаса Р., в котором, констатируя факт отсутствия в деле каких-либо свидетельств относительно инкриминируемых мне Генпрокуратурой ЛР обвинений, просил: 1) выделить в отдельное производство те материалы дела, которые касаются меня; 2) дело в отношении меня прекратить за отсутствием состава преступления; 3) до решения первых двух вопросов изменить меру пресечения – выпустить из-под стражи.
Перед возвращением в камеру, устно обратился к Юдицкасу Р. с просьбой понять меня как отца, сын которого вот уже год и четыре месяца фактически является круглым сиротой. Попросил его как отец, отца – может поймёт, может будет содействовать перед своим начальством, чтобы изменили ничем необоснованную «меру пресечения». Посмотрим!
2 апреля 1993г., пятница.
Сегодня был неприятный инцидент с охранником. По пути на прогулку, обратился к рядом стоящему зеку – мастеру электрику, из «обслуги», с просьбой подойти позднее к нашей камере и заменить перегоревшую лампочку ночного освещения камеры. Это увидел разводящий охранник, который стоял на другом конце балкона – террасы и закрывал нашу камеру. По возвращении с прогулки, уже у дверей камеры, начал орать на меня благим матом. Я культурно объяснил ему причину моего обращения к зеку-мастеру – на мои аналогичные просьбы к администрации в течение 2-х дней никто не реагировал. Разводящий, толстый, невысокий кретин с выпученными как у карася глазами, видимо от беспробудных пьянок, в ответ наносит мне несколько ударов резиновой палкой чуть ли не в лицо, а затем потребовал написать объяснение. Написал заявление начальнику тюрьмы, в котором изложил суть инцидента, закончившегося резиновой дубинкой.
Кретин забрал, прочитал и заорал в «кормушку»: что, грамотный нашелся?.
В ответ я ему объяснил сколько университетов окончил и назвал своё научное звание. Болван - проглотил… и, сославшись на то, что мол-де надо было писать объяснение, ушёл, несолоно нахлебавшись, перекатывая свои жирные телеса и пыхтя, словно морж. Посмотрел ему вслед, пока этажный надзиратель не захлопнул перед моим носом «кормушку» и подумал – несчастный ты человек.
5 апреля 1993г., понедельник.
Утром, сразу после проверки в 9 часов, когда идёт пересменка надзирателей, вызвали к заместителю начальника тюрьмы майору Матвееву. На столе у него моё заявление по инциденту с охранником 2 апреля и заявление этого охранника. Из разговора по этому поводу, который состоялся с Матвеевым, я понял, что больше всего не понравилось тогда разводящему охраннику моё устное заявление насчёт моих университетов и научного звания. Матвеев так и сказал: «Вы попытались поставить себя выше, и поэтому Вам всё-таки придётся написать объяснение».
Интересно получается, - подумал я, - а удары резиновой палкой, это разве не унижение человека, который ещё даже не осуждён, в сущности ни в чём не виновен. Однако, следуя писанию, - «не возвысь себя…», - написал текст своего предыдущего Заявления, назвав его теперь Объяснением. В нём было моё письменное заверение тюремного начальства, что впредь я не буду иметь никаких контактов с тюремными «зеками - от обслуги». После чего Матвеев «утешил» меня сообщением, что не даст дальнейшего хода этому инциденту, ограничится разъяснением мне всей неправильности моего поведения, и не будет отнимать у меня дополнительную пайку – передачу с воли.
13 апреля 1993г., вторник.
С тюрьмы сняли карантин, наложенный на неё под предлогом эпидемии гриппа. Он длился месяц. Свидание с мамой. Об Адриане не узнал ничего нового. Меня это очень беспокоит. Уже почти полгода от сына нет вестей. Молчит и Святослав. Но там, в Болгарии, со Святославом его мама - не так болит.
Меня беспокоит отсутствие взаимопонимания между мамой и Анастасией Михайловной Дятковской, а также группой сторонников нашей организации «Венибе-Единство-Едность». Кому это нужно? Видимо в этом заинтересованы третьи лица – враги наши. Но где и кто враг? – вот в чём вопрос.
Не успел вернуться со свидания, разводящая следственных кабинетов Дана, опять вызывает из камеры к следователю. В кабинете № 34 Дужинскас С., а сним корреспондент газеты «Летувос Ритас» Тялкснис Ф. Последний предлагает дать интервью для газеты – мол «для Вас это надо, Вам будет лучше»…
Слышал я подобное и от других журналистов, приходивших сюда, ко мне в тюрьму с аналогичными просьбами. Как и прежде, отказываю. Поговорили немного о причинах моего нахождения здесь – полной несостоятельности обвинения предъявленного мне. Объяснил Тялкснису пункты своего ходатайства Генпрокуратуре ЛР от 27 марта с.г. Спросил Дужинскаса о возможности выйти из СИЗО на волю под поручительство до суда. Он ответил, что этот вопрос решит прокурор, когда дело будет передано в Верховный суд Литовской Республики.
Что же, осталось ожидать недели три – до начала мая. Корреспондент оставил несколько газет «Летувос Ритас». Теперь есть что читать. Газеты в камеру получаем 1 или 2 раза в неделю и они, естественно, приходят с опозданием. Большой информационный голод. Кое-как его утоляет радиоточка, транслирующая с перерывами 1-ю программу Литовского радио.
Кроме прочего, корреспондент «Летувос Ритас» спросил: если выпустят, останусь ли в Литве? Может приму Литовское гражданство?
Ответил: Литва – моя родина, Россия - отечество. Если будут условия жить и работать в Литовской Республике с паспортом России, то, видимо, нет необходимости уезжать. Но пока что власти Литовской Республики меня бросили в тюрьму, разлучили с моим малолетним сыном, тем самым сделали его круглым сиротой. Издеваются уже полтора года надо мной и им. Нет у меня доверия к здешней власти, а тем более добрых чувств. Россия же взяла меня под свою опеку, русские друзья борются за освобождение меня и моих товарищей.
Продолжая свой ответ, задал встречный вопрос литовскому корреспонденту: как Вы думаете, какие могут быть мысли и чувства по отношению к теперешним литовским властям, если здесь в Литовской Республике творится такое беззаконие, - и не только относительно меня. И сам ответил на него: я за двойное гражданство, но политика литовских властей совершенно иная – противоположная.
На вопрос относительно того, думаю ли я и в дальнейшем заниматься политической деятельностью, ответил: политической деятельностью можно заниматься, когда есть сторонники, которые призывают к этой деятельности. Образование, опыт и подготовка для этого у меня есть. Если люди скажут «иди и отстаивай наши интересы», которые я понимаю, принимаю и поддерживаю – я буду исполнять их волю в меру своих сил. Кроме этого добавил, в республике ведь на постоянное жительство остается немалое количество граждан России. Не всё может решать Посольство России и его Консульский отдел. Возможно создание землячества Граждан России в Литве. В нём будут нужны грамотные люди.
25 апреля 1993г., воскресенье.
В половине одиннадцатого утра вывели голосовать. В следственном кабинете № 33 ждал заведующий консульским отделом Посольства России в Литовской Республике Сергей Николаевич Загрядский. Он выдал бюллетени для голосования, предложил соотнестись с указанным в бюллетене и опустить в урну для голосования, стоявшую здесь же. В кабинете, кроме него, двое гражданских – женщина и мужчина. У дверей кабинета начальник тюрьмы Анжело и его команда. Поздоровался с Сергеем Николаевичем, которого знал уже лично, по прошлому посещению им меня и других моих подельников в тюрьме Лукишки. Сразу, хотя и предупредили, что говорить не на тему референдума нельзя, я выпалил: интервью в газете «Летувос Ритас» - фальшивка. Переврал и насочинял всё навестивший у меня ранее журналист «Летувос Ритас» Тялкснис Ф.
Получил бюллетень. Дали возможность пройти в 34-й кабинет, спокойно самому обдумать вопросы и зачеркнуть «ненужное». Вернулся в 33-й кабинет – проголосовал. Простился за руку с Сергеем Николаевичем, передал устный привет родным на волю. Он сказал, что вскоре навестит нас. Я вышел из кабинета. Отвели назад в камеру.
Всё прошло быстро и спокойно. Так я узнал, что стал гражданином России.
Видел Хетага Дзагоева. Его вывели голосовать, как и меня. Значит, гражданство России дали и ему.
1 мая 1993г., суббота.
Красивый солнечный день, перед которым не устояли стальные жалюзи на внешней стороне окна нашей камеры. Солнечные зайчики лучей пробиваются в темноту сводчатых стен сквозь узкие щели железных полосок, минуя переплетения толстых и тонких решёток, ярко прорезают пространство, выхватывая из темноты доселе невиданные детали нашего теперешнего убогого пристанища. Висящая под потолком лампа дневного света, надоевшая нам до нельзя, - потушена. И все мы тихо наслаждаемся игрой света и тьмы. В голове у меня почему-то звучит мелодия «Весны» Антонио Вивальди из «Времён года». Вот такое фантастическое зрелище, вот такой «кайф».
После обеда, в прогулочном дворике, сквозь сетку и решётку, наслаждаюсь голубизной неба и яркостью весеннего солнца, свежим, тёплым воздухом, несущим запах распускающихся деревьев и зеленеющей травы. Всё это откуда-то издалека. Всего этого не видно, сквозь сплошной бетон окружающих, давящих отовсюду серых, холодных стен. Эти стены и решётки отпугивают свободных птиц и поэтому здесь очень редко можно услышать их далёкий щебет.
И, всё же, и сюда - в каменные лабиринты пришла весна, солнце и вместе с ним - надежда. Голова наполняется новыми мыслями о будущем… Какое оно?
По радиоточке, в «русском часе» услышал, что во время митинга и шествия в Москве, в результате действий Ельцинских властей, есть жертвы среди граждан
Кому это надо? Неужели Ельцин хочет теперь, после референдума, расправиться с оппозицией? Тогда будет много крови. Мало, что ли, ему той, которая уже пролилась в столице России. Этот зарвавшийся и продавшийся наживе политикан, мне кажется, обезумел от власти, которую захватил при помощи подлости и предательства, развалив наше великое государство. Сколько же терпеть России-матушке от идиотов политиков? Боже, помоги России! Избавь от новых кровопролитий! Русские люди хотят быть счастливыми. Неужели они всё ещё не заплатили своей кровью за счастье детей, прежде всего страдающих?
16 мая 1993г., воскресенье.
10 дней прошло с того дня, как 6 мая с.г. я получил от Юдицкаса Р. письменное уведомление об отказе на моё ходатайство от 27 марта с.г., а также, что дело завершено и передано Генеральному прокурору ЛР. Последний в течение 5 дней согласно УПК ЛР, должен был рассмотреть материалы дела и принять решение, что с ним делать: передать дело в Верховный суд или возвратить на доследование, или же закрыть. Генпрокурор должен был, при этом, ещё раз рассмотреть моё ходатайство, по тексту от 27 марта с.г., которое я направил персонально на его имя 3 мая с.г. И вот, спустя десять дней - ни ответа, ни привета. Написал протест на имя Генпрокурора республики в связи с нарушением моих прав: содержание без санкции под стражей, в то время, когда нет решения суда на это. Передал адресату через дежурного надзирателя.
Узнал, что Нагорного С. и Кондрашова выпустили из тюрьмы на волю – по подписке о невыезде. Они болели. У первого, как кто-то сообщил, открылся туберкулёз, у второго – печень, желчный пузырь, нужна операция.
18 мая 1993г., среда.
После обеда получил уведомление из Генпрокуратуры ЛР, о том, что дело ещё 12 мая с.г. передано в Верховный суд ЛР – 48 томов и более 10 тысяч страниц. Документ подписал заместитель Паулаускаса А. - некто Бабрайтис. Генпрокурор республики «умывает руки» после свершения нечистого дела.
Бумага всё стерпит!
Какая санкция применена по отношению ко мне – я не знаю. Во всяком случае, уведомления об этом не получил в ответ на своё ходатайство, направленное Генпрокурору ЛР 3 мая с.г.
Вечером от «баландёров» нелегально получил в камеру ксерокопию текста проекта закона о Всеобщей амнистии по случаю принятия в Литовской Республике новой Конституции и избрания Президента республики 25 октября прошлого года. На копии подпись Президента ЛР Бразаускаса А.
Как попала копия этого документа из Сейма здешним «баландёрам», я не знаю. Мне они её дали для того, чтобы ознакомился с этим законопроектом и рассказал им, что их ожидает в недалёком будущем. Какое смягчение наказания возможно по статьям в их приговоре.
Закон об амнистии должен быть принят в Сейме ещё в этом месяце. Об этом где-то обмолвились в печати. Его девятый раздел может коснуться и меня. Но, как и каким образом будет рассмотрено моё дело, неясно. Отсюда непонятно, распространится ли на меня амнистия. А ребят, проходящих по «Шумскому инциденту», амнистия должна обязательно коснуться. Реализация амнистию будут проводиться в течение 3-х месяцев со дня ей принятия.
Мои сокамерники, «баландёры», «коптёрщик» и кто-то ещё из «обслуги», устроили у открытой «кормушки» камеры № 162 «А» целую очередь, желая получить юридическую консультацию по этому поводу. Переживают. Один чуть не заплакал, когда сказал ему, что по предполагаемому закону об амнистии он должен очень скоро выйти на волю. Благодарили сигаретами - «курева» в нашей камере перманентно не хватает.
В камере нас сейчас трое. Все курим. Владас из Алитуса бывший милиционер – 146 статья, воровство. Ему 50 лет. Вацис из Каунаса, говорит бывший «саванорис» (доброволец - военнослужащий) – 225 статья, пьяная драка с применение самодельного пистолета - 55 лет. И я, – 62 и 105 статьи УК ЛР, - государственная измена и умышленное убийство.
13 мая с.г., во время свидания с мамой, незаметно от надзирателя получил от неё новогодние фотографии Адриана и его милое письмецо. У него, вроде бы, всё неплохо. Это несколько успокоило, но душа болит о нём постоянно. Кое-какие вести получил и от Святослава. Был у него в Болгарии во Враце один наш человек. Но как их мало - этих весточек!
В свободное время, когда сокамерники - «старики» отдыхают или заняты чем-то своим, работаю над триалектикой. Получаю очень интересные результаты. Времени обдумать их – хватает, но не хватает справочной литературы. Вся надежда на память. Чётко понимаю, что открыл новое в математике, опираясь на философскую концепцию о троичности и триединстве окружающего нас мира. Это принципиально иное, не двойственное мировосприятие, а, следовательно, принципиально конструктивный подход - не противоречивый, не вечно разрушающий через антагонизмы, биполярность, антиномии, взаимоуничтожение разно полярных полюсов. Триалектика - такое новое мышление, которое позволит людям с гораздо меньшими издержками умно постигать и рационально, в гармонии с природой строить своё будущее. Боже дай нам познать принципиальные ИСТИНЫ мирозданья, на которых только и можно построить настоящее счастье людей!
26 мая 1993г., среда.
В 11 часов получил 3 ответа из Генпрокуратуры ЛР на свои 3 предыдущих обращения.
Первый ответ – касался просьбы предоставить мне право участвовать в референдуме проводимом в России 25 апреля с.г.. Его подавал на имя начальника тюрьмы Анжело Ю. во второй декаде апреля. Ответ из Генпрокуратуры ЛР уведомил меня о том, что это компетенция Посольства Росси в Литовской Республике. Такая вот «ложка после обеда» получилась, когда я уже проголосовал – виделся 25 апреля с.г. с консулом Загрядским С.Н., осознавая свой новый юридический статус – гражданин России.
Второй ответ – относительно моего ходатайства об изменении меры пресечения (от 27 марта с.г.) направленный 3 мая Генпрокурору ЛР Паулаускасу А. Под уведомлявшим меня ответом о том, что ходатайство вместе со всем делом № 09-2-068-91 передано в суд, стояла подпись Дужинскаса С. Почему не ответил сам Пауласкас?
Третий ответ – относительно «открытого письма – протеста» главному редактору «Летувос Ритас» от 23 апреля с.г. по поводу публикации в этой газете материала Тялксниса Ф. обо мне. Ответил заместитель Генпрокурора ЛР Бабрайтис. Ответ гласил – моё открытое письмо – протест не рассматривалось в Генпрокуратуре ЛР и никуда не переправлялось. Как будто я просил Генпрокуратуру ЛР его рассматривать. Более того, к письму прилагалась «сопроводиловка», в которой я просил начальника тюрьмы Анжело переправить это моё письмо непосредственно в редакцию газеты «Летувос Ритас».
Издевательства продолжаются! Сегодня, после обеда направил заявление на имя начальника тюрьмы с просьбой предоставить мне возможность встретиться с заведующим консульским отделом Посольства России в Литовской Республике Загрядским С.Н. – в противном случае с 1-го июня объявляю голодовку.
1 июня 1993г., вторник.
Начал голодовку! Ребята тоже начали!
3 июня 1993г., четверг.
Продолжаю голодовку. Консула России Загрядского С.Н. пока нет. Не могу передать своё Заявление о нарушении прав в отношении меня и моих подельников, в том числе статей 18, 20, 21 Конституции ЛР, а также предательского по своей сути сговора – Соглашения между Генеральными прокуратурами Литовской Республики и СССР от 26 сентября 1991г. По этому неблаговидному документу нас, граждан СССР сдали в лапы литовских националистов. На основании данного Соглашения, подписанного генеральными прокурорами Паулаускасом А. и Трубиным Н., Генпрокуратуре ЛР были переданы все дела с материалами расследования трагических событий 13 января 1991г. в Вильнюсе, которые собрали следователи Генпрокуратуры СССР. После получения из Москвы этих материалов, Генпрокуратура ЛР начала кампанию преследования и гонений на оставшихся в Литовской Республике коммунистов, интернационалистов, унионистов – выступавших за сохранение единства государства СССР. Всех этих людей самым мерзким образом – сдали, а литовская сторона не преминула этим сразу же воспользоваться. В ночь с 11 на 12 ноября 1991г., как сообщила хвастливо литовская пресса, на всей территории республики были проведены массовые обыски в квартирах бывших партийных работников и активистов СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Формальным предлогом для этой акции послужил «Шумский инцидент». Руки у бывших литовских «коммунистов» - националистов оборотней, были развязаны.
7 июня 1993г., понедельник.
Был консул Загрядский С.Н. Передал ему Заявление относительно неправомерности моего содержания в застенке. Нарушение статей Конституции ЛР – 18, 20, 21, т.е. безосновательный арест; содержание без санкции суда на арест вот уже более полутора лет; применение пыток и физического насилия. Здесь же указал и на то, что Генпрокуратура ЛР нарушила статьи предательского Соглашения Генпрокуроров СССР и Литовской Республики от 26 сентября 1991г. В нём было оговорено – не преследовать участников январских 1991г. событий в Вильнюсе, а если возникнет необходимость ареста в связи с январскими событиями гражданина СССР, то литовская сторона сделает это только после отдельного соответствующего межправительственного соглашения (3-й и 4-й разделы Соглашения). В момент ареста, меня гражданина СССР, я не видел такого межправительственного соглашения.
Попросил консула сделать от Посольства в местной печати заявление, которое отразило бы названные мной нарушения. Дело с юридической точки зрения относительно меня абсолютно не состоятельно, поскольку я не имею никакого отношения к «Шумскому инциденту» - а мне инкриминируется 62 статья УК ЛР. Также попросил консула поспособствовать встрече с представителями организации «Международная амнистия», деятели которой в конце недели приезжают в Вильнюс.
На встрече с консулом, которого сопровождал советник Российского посольства Соколов Николай Сергеевич, присутствовали также Бобылёв, Дзагоев, Смоткин. Загрядский С.Н. пообещал ещё раз навестить нас 21 июня, когда он возвратиться из Москвы. Понимая, что литовские власти нам опять могут мешать, здесь же, в присутствии тюремной охраны объявили, что если названная встреча с консулом не состоятся, мы с 25 июня начнём опять голодовку, а теперешнюю пока прекращаем.
После обеда написал на имя председателя Верховного суда ЛР Лошиса М заявление с просьбой: выделить моё дело в - отдельное, из дела по «Шумскому инциденту» и, как политическому заключённому и гражданину России, дать возможность получать информацию, используя: телевизор, радио и печать, в том числе из моего государства. Попросил дать мне возможность встречи с мамой.
24 июня 1993г., четверг.
Был заведующий консульским отделом посольства России Загрядский С.Н. – ничего нового, никаких изменений. Ещё раз попросили его содействия по тем вопросам, которые изложили ему на прошлой встрече 7 июня.
Есть только одна новость – судьёй на предстоящем процессе по нашему обвинению назначен судья Верховного суда ЛР Вишинскас. (!) Интересное совпадение. Не станет ли наш Вишинскас таким же палачом, как пресловутый Вышинский – печально известный по политическим судебным процессам в конце тридцатых годов в СССР? Всё ведь, что происходит теперь с нами, по содержанию очень и очень похоже.
Этот Вишинскас, согласно УПК теперь знакомится с делом. На это, согласно УПК, ему необходимо 25 дней.
Консул передал наше обращение в «Международную амнистию»! Мы заявили, что голодовку откладываем до 12 июля, т.е. когда истекут 25 дней, необходимых судье для ознакомления с делом. Наше требование прежнее: ознакомившись с делом, по Конституции ЛР судья должен принять решение о мере пресечения, т.е. оставить нас за решёткой или выпустить по подписке о невыезде.
Ждать суда придётся, видимо, всё лето. Продолжать гнить в тюрьме у нас нет ни малейшего желания. Статья 20 Конституции ЛР гласит, что в течение 48 часов с момента задержания именно судья, и ни кто другой, принимает, на основании документов предварительного следствия, решение о санкции: взять под стражу, отпустить под залог или немедленно прекратить дело из-за отсутствия состава преступления. Мы в тюрьме уже 20 месяцев, но никакого решения судьи на это никто из нас не видел.
На встрече с консулом в следственном кабинете № 33 были все ребята – 6 человек. Всё бледные, ещё не оправившиеся после проведённой 7-дневной голодовки. Особенно плохо выглядит Володя Шорохов. У него трясутся руки. Все на грани срыва – всё это время наше положение хуже, чем осуждённых и «крытников»: ни солнечного света, ни письма из дома.
Сказал Загрядскому С.Н., что ждал «Международную амнистию» - её представителей в тюрьме 11 июня, когда они приезжали в Вильнюс. Но, увы, они прошли стороной от тюрьмы Лукишки.
Консул сообщил, что вроде бы разрешили свидания. Буду ждать. Попросил также консула, чтобы содействовал встрече с известным журналистом Владасом Бикуличюсом. Хочу публично ответит через прессу на фальшивку Тялксниса Ф. из газеты «Летувос Ритас». Обещал помочь.
Думаю о бледных лицах ребят, увиденных на встрече с консулом, которые стоят у меня в глазах. Чувствую как все устали. Кроме физических страданий, давит сознание того, что все мы заложники той грязной политической возни местных политиканов, для которых нет ничего святого, кроме личной наживы и жажды власти для удовлетворения своих подлых похотей. Надо держаться.
Отложив голодовку, думаю – сбережём свои силы. Может удастся уйти от печальных развязок. Все мы, по сути дела, такие молодые.
29 июня 1993г., вторник.
С 11 до 12 часов свидание с мамой. Адриан путешествует с родственниками по России и Казахстану. У него всё впорядке. Дай Бог! Его крёстная Лариса помогает и очень старается. Видно, что маме с ней легче, и мне приятно это осознавать. Дай Бог Ларисе здоровья и счастья!
Мама была в Каунасе. Жалуется – письма от родственников из России не доходят. Жаловалась на здоровье, но выглядит неплохо. Очень переживает.
Вынужден был сказать, что 13 июля начинаем новую голодовку, т.к. нет санкций суда на наше дальнейшее содержание под стражей, согласно 20-й статьи Конституции ЛР. Мама чуть не заплакала – еле успокоил. Дай ей Бог здоровья и исполнения её желаний!
Мама сказала, что консул Загрядский С,Н, очень старается помочь. Она также узнала как-то, что меня не выпустил 6 мая под расписку Гаудутис из Генпрокуратуры ЛР.
19 июля 1993г., понедельник.
Был на взвешивании у врача – в связи с голодовкой, которую продолжаю я и ребята. За субботу и воскресенье похудел на 1,5 кг. Сразу после 16 часов вызвали в следственный кабинет. Просидел час в боксике – «шкафу». Затем вывели назад в камеру. Никто на встречу со мной не пришёл.
Странно! Что это было? Может «шмон» моих личных вещей в камере?
21 июля 1993г., среда.
Праздник. 53-я годовщина восстановления Советской власти в Литве. Увы, радиоточка абсолютно промолчала это событие. В газете «Эхо Литвы» тоже ничего нет. Даже не слышно «лая» по этому поводу, из средств массовой информации Литвы.
В 11.30 часов вызвали из камеры. В следственной комнате с заместителем начальника Департамента исполнительных работ МВД ЛР и наш консул Загрядский С.Н. Заместителю – объяснил причину нашей голодовки. Он удивился (?!), что нет судебной санкции на теперешнее наше пребывание в Следственном изоляторе (следствие уже закончилось) и в тюрьме (мы ещё не осуждены).
Консул сообщил, что на днях арестовали доктора юридических наук, профессора Ивана Даниловича Кучерова (бывшего моего соратника по «Венибе-Единство-Едность», а затем, после выхода из неё в мае 1989 года – лидера Социалистической Федерации Трудящихся Литвы). Его обвиняют, вроде, по 70 статье УК ЛР. Вечером узнал, что его бросили в карантин, в камеру 104. Написал записку ему, по здешнему - «маляву». Жду ответа.
29 июля 1993г., четверг.
Был представитель Генпрокуратуры России – начальник управления по надзору за законностью исполнения наказаний, старший помощник Генпрокурора России, государственный советник юстиции 3-го класса Щербенко Юрий Владимирович. Так он представился, а я записал себе в тетрадку.
Рассказал ему своё мнение о действиях Генпрокуратуры ЛР: о нарушениях и прочих недостойных действиях по отношению ко мне и ко всем нам, находящимся здесь в тюрьме Лукишки 6-и ребятам, гражданам России. Сказал своё мнение о Соглашении Трубина Н. и Паулаускаса А. от 26 сентября 1991 года, по которому меня вообще не имели право арестовывать. К сожалению, мой собеседник, по его утверждению, ничего не знает обо всех этих обстоятельствах. (?!) После чего, сказав, что придёт завтра, покинул кабинет.
После обеда в камеру бросили 3 заключённых из 170 камеры, которую расформировали. Теперь нас в камере 162 «А», вместе с новоприбывшими: Игорем, Антоном и Витасом - 6 человек. Двое разместились на полу.
1 сентября 1993г., среда.
Мой мальчик Адриан сегодня пошёл в 1-й класс школы, Счастья ему, успехов и крепкого здоровья! К сожалению не я отвёл его на новую стезю. Он далеко от меня, и связаны мои руки. Однако я с ним сейчас и пусть мой крест искупит и для него более светлое будущее, более счастливое, более умное – я так хочу и жалею ему от всего сердца все это!
В Литву едет Папа Римский – будет много красивых слов о милосердии, прошении грехов, об истине, о морали и этике христианской. Думаю, моя голодовка на этом фоне будет соответствующей иллюстрацией всей аморальной лживой, циничной политике, которую проводят нынешние власти Литовской Республике. Пусть во время совместной молитвы с Папой Римским знают, что я второй год голодаю в их застенке не имея возможности исполнять свой долг перед своими детьми, как их папа, отец и учитель. Страдает Адриан – самый маленький, самый беззащитный. Его слёзы открывают истину, укрепляют сознание в ней, когда вокруг вершится лицемерие, которое будет - и перед Папой Римским. Не будет этому лицемерию и цинизму прощения вовеки веков – я знаю это!
Второй год томлюсь, не зная даже по какой статье мне, всё же, придётся отвечать перед судом. Третий раз собираются изменить статьи обвинения. Что это? Иллюстрация подлости – «был бы человек, а статья найдётся»? В этом уже расписалась Генпрокуратура ЛР во главе с Паулаускасом А. Неужели ещё не достаточно того, что уже было сделано? Неужели нужны ещё новые факты в подтверждение тому юридическому кретинизму, из которого вытекают во всей своей зловонной гамме человеконенавистнические мерзости? Неужели не видно никому та злокачественная болезнь, которой поражены и другие правовые инстанции Литовской Республики, начиная с самой высшей? Хотел бы я быть разочарованным в этом, видимом мне, диагнозе. Боюсь - разочарования не наступит, ибо дерево «литовского правосудия» растёт из гнилого корня. Плоды этого дерева смердят нацизмом, алчностью, властолюбием во имя наживы. Как и кто, ножом истины, срубит это порочное дерево, чтобы перестало оно разбрасывать вокруг себя ядовитые плоды, чтобы не прорастали вновь эти ядовитые ягоды, способные задурманить сознание даже честных людей. Сегодня аналогичные мысли выразил в Моральной декларации - Заявлении на имя Председателя Верховного суда ЛР Лошиса М. Тем самым ещё раз обосновал свою голодовку.
Вспомнил. Консул обещал, что они: Консульский отдел Посольства России в Литве и Генпрокуратура России сделают заявление властям Литвы – в знак протеста. Будет это сделано с помощью Щербакова Ю.В.
2 сентября 1993г., четверг.
Через дежурного надзирателя подал написанную мною Моральную декларацию – Заявление на имя Председателя Верховного суда ЛР Лошиса М.
В 11 часов вызвали в Буткявичусу Роману Анатольевичу – исполняющему обязанности заведующего отделом по надзору за исполнением наказаний (?! – до суда) Генпрокуратуры ЛР. На его вопросы насчёт претензий к нему, ответил что не имею, поскольку ещё не осуждён. Сообщил ему о том, что передал сегодня Моральную декларацию – Заявление Лошису М., в которой зафиксирована моя позиция относительно проводимой мною голодовки, которую возобновил с 1-го сентября.
После обеда получил передачу от мамы: газеты «Советская Россия», «День», «Аргументы и факты», книги московского издательства «Палея».
6 сентября 1993г., понедельник.
После обеда, между 14 и 15 часами, снаружи, за дверями нашей камеры топот сапог, взрывы стрельба. Камера наполняется дымом, запахом пороха. Вся тюрьма дрожит от автоматных очередей. Чувствую, что стреляют холостыми патронами прямо в дверь нашей камеры № 162 «А». Крики военных команд по-литовски.
Весь этот шум, треск, взрывы в 1-ом корпусе тюрьмы Лукишки длился минут 15-20. Затем всё перемещается во второй корпус, который через тюремный двор, напротив нашего корпуса. Аналогичное слышим оттуда. Вновь звучат команды. Стук военных кованых ботинок о металл сквозной лестницы в центральном проёме корпуса. Затем вой моторов бронетранспортёров увозящих солдат…
Такова действительность. Невероятно, но литовцы, те, которые руководят внутренними войсками своей республики, показали во всём своём неприглядном естестве собственный цинизм – в то время, когда Папа Римский с пастырским визитом гостит в Литве. Они инсценировали расстрел заключённых в тюремных камерах. Вот вам и «misericordia» - «милосердие», и «всепрощение», и «забота о заблудшей овце», и «любовь к ближнему» - христианский апофеоз морали в исполнении команды «Араса» МВД ЛР.
Ужасное впечатление от происшедшего. Перечёркнуты все нравственные нормы.
Вместе с тем смешно от бессилия теперешних литовских властей перед порождённым ими же синдромом общественной жизни, которую я бы назвал – «люпизмом» (от «homo homini lupus est» - «человек человеку волк»), которым сами же и заражены. Смешно, и страшно, ибо порочный круг этой болезни разрастается. Вот теперь он пришёл в тюрьму и проявился всей силой своих симптомов именно в те дни, когда Литва переживает в самом деле историческое событие – визит Папы.
9 сентября 1993г., четверг.
Около 10 часов утра подошёл к «кормушке» служащий – сержант по передачам. Спросил. Буду ли принимать передачу от мамы. Ответил, что в связи с продолжающейся голодовкой пищевую передачу не приму. Объяснил ему мотив голодовки.
Думаю, мама поймёт. В душе помолился за неё – укрепи её Господи! Иначе поступить не могу, иначе бесчестие…
Вчера вызывал подполковник Дмитриев – заместитель начальника тюрьмы по воспитательной работе. Спросил меня насчёт голодовки. Ответил ему, что мотив остаётся – и не важно, что Папа Римский покинул Литву. Сказал подполковнику, что очень некрасиво выглядело 6 сентября в тюрьме Лукишки бесчинство военных «коммандос» МВД ЛР, особенно на фоне его, Дмитриева, выступления по первой программе Литовского радио. В нём от уверял «всех и вся», что заключённые в благодушном, богобоязненном настроении слушают репортажи о пребывании Папы Римского в Литовской Республике и ведут себя благожелательно.
Подполковник Дмитриев сообщил, что только что звонили из Посольства России. Консул Загрядский С.Н. сообщил о начале судебного разбирательства в конце сентября текущего года. Я сказал, что голодовку не прекращу, пока не получу официальное сообщение о том, что передал консул и «Обвинительное заключение».
Как можно верить такому подполковнику, после акта его публичной лжи 6 сентября с.г. по радио - о «благополучии и умильности», царившими в Лукишской тюрьме?
Вчера после ужина бросили в камеру «стукача» по кличке «киса» (имя Аудрюс – вроде бы). Оригинальный тип. Причёска а la «Панк», третья «ходка» - третий раз сидит в тюрьме и… в «ментовской хате» - камере для бывших полицейских и военнослужащих. Сегодня во время наших разговоров, - интересовался он многим, - объяснил, что зря старается узнать то, что ему не положено знать, как говорят в тюрьме. «Киса» сегодня утром написал записку «оперу» и после 2,5 часов отсутствия, вернулся в камеру, чтобы забрать вещи и перейти в другую «хату». Мол, возвращается «в свою» - 123. Чёрт с ним!
Сейчас нас в камере четверо: Вацис, Владас, Игорь (ст. 225 УК ЛР) и я.
Что дальше?
Болит спина. Может почки? Много лежу – может от этого? При голодании необходимо лежать, беречь силы. Покруживается голова, когда встаю. Читать трудно. Устаю. А так, всё вроде бы как прежде, по тюремному – нормально. Только мысли об Адриане и маме сверлят постоянно душу. Дай Бог им здоровья, защитит и укрепи их тело и душу!
10 сентября 1993г., пятница.
Из суда всё ещё нет никаких известий. Голодовка продолжается. По радио идут комментарии о визите Папы Римского в Литве. Не понимаю, почему так хвалят воинствующие выступления Папы против материализма. Ещё несколько лет назад эти местные национальные функционеры и слышать не хотели о духовности, тем более религиозной. Да и Папа хорош! Где же в Евангелии говорится об отрицании материальных ценностей? Там говорится об отрицании, если так можно выразиться, меркантилизма: накопления вещей, финансовых богатств и т.п., а не об отрицании материализма как такового.
Материализм - это философское учение, теория, исходящая из идеи атомарности вещества. Зачем же Папа Римский путает эти два понятия? Именно «зачем?»», а не «почему?». Негоже ему это делать.
Иисус Христос был умнее нынешнего, да и всех предыдущих Пап Римских, которые спят и видят, как богословы разносят в дребезги материализм, а фактически сук, на котором так удобно устроились и который плодоносит для них такими дорогими, в прямом смысле – золотыми плодами. А золото ведь имеет атомарное строение…
Почему бы Папе Римскому не заявить здесь в Литве о борьбе за гуманную высоконравственную духовность и начать бескомпромиссное сражение с меркантилизмом во всех его гнусных, бесчеловечных проявлениях?
Не сделал этого Папа Римский!
17 сентября 1993г., пятница.
С утра был консул Загрядский С.Н. Я прервал голодовку в связи с резко обострившейся политической обстановкой в Литовской Республике – бунт каунасских «саванорисов». В лес ушло 140 человек с оружием. Возможен «Марш на Вильнюс» правых националистических сил. Пахнет переворотом. Помешать ему Российская армия не сможет. 30 августа с.г. она с позором покинула территорию литовского государства.
Из двух зол надо выбирать - меньшее. В Заявлении на имя председателя Верховного суда ЛР Лошиса М. о том, что прерываю голодовку, сообщил – остаюсь на позициях своей Моральной декларации, выраженной на его имя 1 сентября с.г.
Консул сообщил, что суд может начаться только в конце октября, поскольку судья Вишинскас в отпуске. Больше ничего нового.
Загрядский С.Н. явно обрадовался остановке моей голодовки. Попросил сообщить об этом Смоткину А., который также голодает и попросит его прекратить протест.
Я попросил консула передать маме, чтобы пока там обстановка не успокоится, не ездила в Каунас.
После обеда – фруктовая передача от мамы.
Написал Смоткину «маляву» и Саша прекратил голодовку.
После отбоя в камеру ввели генерал-майора Тауринскаса Г. Его взяли сегодня около автобусной остановки, когда он собирался поехать к себе на дачу. Рассказал, что арестовали в Генпрокуратуре ЛР, возили в наручниках домой, где произвели обыск. Держится молодцом. Хорошо, опрятно, по граждански одет, в летней кепке. Долго с ним тихо разговаривали. Он, как гражданин России, написал заявление в Посольство России в Литве на имя консула Загрядского С.Н. с просьбой о встрече. По моей просьбе генералу уступили нижние нары, напротив моих. Сейчас нас в камере 6 человек. Двое на полу.
20 сентября 1993г., понедельник.
В обед генерала Тауринскаса забрали в карантинную камеру № 21. Отделили от меня. Но мы с ним о многом успели переговорить за 2-е суток. Теперь генерал уже не будет простым «новичком» перед гнилой местной юриспруденцией. Он молодец, держится браво.
В камере сейчас 5 человек. Новые «жильцы»: Йонас из Каунаса (подозрительный тип с повадками «стукача»). Римас – добродушный толстяк, с которым играю в шахматы. Владас из Алитуса уехал на суд в прошлый вторник.
Сегодня в Москве Конгресс представителей Народов СССР. Саша Бобылёв сумел передать на волю наше приветствие Конгрессу. Дай Бог им успехов в деле восстановления страны!
21 сентября 1993г., вторник.
21 час. Новости на литовском языке из радиоточки – 1-я программа Литовского радио. Диктор, заикаясь, сообщает из Москвы информацию, которая означает не что иное, как – государственный переворот в России. Ельцин пошёл «ва-банк». Этот авантюрист сказал своё последнее слово – это начало его непосредственного конца. Он сам подписал себе приговор. Русский народ не простит ему диктатуры. Но самое страшное, чтобы не было всё это началом Второй гражданской войны в России в ХХ веке. Думаю, у оппозиции хватит выдержки, чтобы, наконец, обуздать это зарвавшееся животное. Все это очень серьёзно. Как поведёт себя Руцкой, который объявил уже себя Президентом?
Как мало информации.
22 сентября 1993г., среда.
В 11 часов по радио передали, что в Москве спокойно. Хасбулатов объявил незаконным Постановление Президента России. Конституционный суд России также объявил Постановление Ельцина незаконным. Собирают съезд Верховного совета РСФСР.
Что дальше?
Только выдержка, рассудок и точность действий оппозиции даст нужный и, возможно, бескровный результат. Пока тишина и спокойствие – обнадёживают. Но история знает, что самые кровавые события начинаются с событий, внешне очень спокойных - тот же 1917 год. Дай Бог, что бы спокойствие, рассудок и безупречность действий восторжествовали!
5 октября 1993г., вторник.
Ельцин расстрелял танками только-только зарождающуюся в России демократию. Нет уже «белого» дома, он стал – «чёрным». Расстрелянный, растерзанный и сожжённый, он покрылся трауром. Это олицетворение сегодняшней России. Здание российского парламента стало могилой для многих сотен молодых людей, которые отдали жизнь в борьбе с Диктатурой Зверя, за светлую жизнь, которую он у них отнял и забрал себе. Герои не позволили себя унизить – погибли стоя.
Сейчас, пока, Ельцин, Грачёв, Шахрай – одержали победу над беззащитными, по сути дела, разобщёнными людьми. Но дух демократии не убить!
Склоняю голову над телами погибших, не пожелавших покориться Зверю.
Думаю о силе и слабости, о правде и лжи, о стойкости и предательстве, о разуме и глупости, о чести и подлости. Теперь «демократы» покажут своё истинное, безобразное лицо: месть, лицемерие, страх – всё это мне уже хорошо знакомо. Им не уйти от народного возмездия. Не мести, а именно возмездия – воздания по делам и заслугам, воздания – справедливого и честного.
7 октября 1993г., четверг.
В 16 часов вызвали в следственный кабинет № 33. Там неожиданно для меня, сильный свет, телекамера и журналист, который суёт мне, чуть ли не в рот, микрофон. Просит прокомментировать события в Москве. Я согласился на это. Слишком больно за то, что произошло и, поэтому, смолчать не смог.
Прежде всего, сказал о недостатке информации о происходящих в Москве трагических событиях. В тюремной камере одна радиоточка и одни литовские комментаторы – этого слишком мало и слишком - однобоко.
То, что произошло – это трагедия русского народа!
Никого не судил – нет у меня объективной информации. Подчеркнул: тот, кто организовал, спровоцировал и так хладнокровно расстрелял людей – это Зверь, а с ним и его живодёры. История назовёт его и их имена.
Не согласился с подсунутой журналистом аналогией между Московскими событиями и происшедшими в Вильнюсе в январе 1991г года. В Вильнюсе танки не стреляли в свой парламент боевыми снарядами, да и вообще их не было около Верховного совета Литовской Республики. Дружинники, которые были рядом со мной в Вильнюсе, у Верховного совета и у Телерадиокомитета ни на кого не нападали и уж, подавно, никого не били. Я был бы категорически против этого, случись такое. Но общий почерк провокаций в Вильнюсе и Москве – похож. Значить, надо видеть схожесть целей у аранжировщиков тех и этих событий.
В интервью я подчеркнул, что коммунистическую идею нельзя убить – как этого не удалось сделать никому за всю историю человечества. Коммунистическая идея – одна из древнейших социальных идей Цивилизации.
Вечером получил записку от генерала Тауринскаса. Он осуждает «защитников Белого дома» за то, что поддались на провокацию.
5 ноября 1993г., пятница.
Получил, наконец, Обвинительное заключение по делу № 09-2-068-91 в 147 страниц. Уже беглый просмотр его показал – ничего нового: нелепые, ничем необоснованные обвинения. Суд на основе этого обвинения может быть только судебным фарсом.
Да и являются ли представленные мне бумаги Обвинительным заключением?
На нём нет ни одной подписи, ни даты спереди, там, где отпечатано «Утверждаю. Генеральный прокурор Литовской Республики». В конце, там где отпечатано «Следователь – криминалист Департамента по расследованию преступлений при Генеральной прокуратуре ЛР Юдицкас Р.» - нет ни его подписи, ни даты.
Не уважают они нас - своих подопечных, обвинённых в особо опасных государственных преступлениях.
7 ноября 1993г., воскресенье.
Праздник Великой Октябрьской Социалистической революции. В Москве запрещены всё митинги и демонстрации по этому поводу. Предатели народного дела – окончательно показали свою лживую, подлую сущность. Все точки расставлены. Теперь предельно ясно кто есть кто. Они предали дело наших дедов и отцов – народное презрение и возмездие их не минует.
Даже некоторые охранники в тюрьме, не побоялись, угостили сигаретами в честь праздника и поздравили. А в Москве – насилие и запрет со стороны бывших коммунистических «партократов». Вот она драма народа в стыке с подлостью. Вся парадоксальность нашей сегодняшней жизни в этом стыке выражена.
В камере есть ярко выраженные националисты и антисоветчики: Римас – пограничник, Вацис – «саванорис», Зенон – активист Лиги Свободы Литвы. Но я устрою всё-таки праздничный ужин. Есть продукты из маминой передачи, приготовлю аппетитные бутерброды и подам к вечернему чаю в 21 час. Поесть братия любит – не откажется, а тост, к чаю, скажу про себя.
;;;;
ПРОЦЕСС
30 ноября 1993г., вторник.
Начался процесс, который здесь почему-то, очень стремятся назвать судом. Начался – с констатации отсутствия адвокатов у четырёх из нас.
Смешно, сами ведь не дали возможности нашим прежним адвокатам из России защищать нас теперь, во время этого процесса. Местным верить нельзя, да и сами они, насколько стало известно, боятся защищать нас. Непатриотично это, поэтому ни за что не соглашаются, когда их пытается заставить защищать нас литовская коллегия адвокатов. Досада, суд не получается без защиты.
Лицемеры!
Фарс начался. И сразу же пострадали наши родственники. Маму при входе в зал кто-то из литовцев толкнул, и она упала, потеряв сознание. Мама сказала мне об этом инциденте при встрече во время свидания, которое она получила со мной после сегодняшнего заседания в зале суда. Такие вот «свидетели» и «потерпевшие» были созваны сегодня сюда, где вроде бы должно было вершиться правосудие.
По видимому организаторы процесса очень хотели подействовать на нашу психику, чтобы в нервах мы приняли ненормальные - агрессивные позы перед видео и фотокорреспондентами, насевшими в этот момент на нашу клетку. Все ребята это моментально поняли. И, несмотря на те издевательства, которые чинились всем нам до этого, по пути сюда, в клетку зала суда, несмотря на крики и плач избитых и оскорблённых при входе в зал суда женщин, родственников – мы сохранили человеческий, пристойный вид, оставив всю боль от происходящего в своих сердцах.
На заседании успел попросить слово с мотивированным ходатайством об отстранении данного состава суда. Судья Вишинскас сказал, что даст мне слово позже. Была принята моё ходатайство о переводе документов и выступлений с литовского языка, на - русский. Заседание перенесено на 7 декабря.
На этом, фактически не состоявшемся заседании, присутствовал мой новый адвокат Владас Ранонис, назначенный мне на данный процесс Верховным судом ЛР, при посредничестве литовской коллегии адвокатов. Во время встречи со мной 23 ноября с.г., после вывода из дела Верховным судом ЛР моего российского адвоката Богадевича Л.Н. в мае с.г., Ранонис В. сообщил мне некоторые данные о себе. Он адвокат 2-й Конторы адвокатов г. Вильнюса. Работает всего месяц. Специализация – уголовные дела. До этого работал судьёй, причём последние 3 года - в Верховном суде ЛР.
По поводу защиты, у меня было принципиальное соображение: гражданин России должен иметь право, обозначенное в Конституции России, на защиту российского адвоката. В Литовской Республике мне в этом отказали, поэтому я не могу принять защиту литовского адвоката, т.е. Ранониса.
Однако, попросил Ранониса передать моей маме открытку с поздравлением по случаю её 70-летия, которую загодя приготовил и взял с собой, на всякий случай, в следственный кабинет № 35. Ранонис открытку взял, Но сегодня, когда я спросил маму, получила ли она открытку, услышал отрицательный ответ.
7 декабря 1993г., вторник.
Спустя 741 день, т.е. более двух лет тюрьмы, начался процесс по «Делу Иванова» - так его окрестили местные литовские СМИ. Более двух лет без суда и следствия я томился в застенках, во исполнение чей-то злой воли, которую осуществлял Генеральный прокурор ЛР Паулаускас А. по средствам своего ведомства. Томились и ребята, которых Генпрокуратура ЛР сделала моими подельниками. Все мы, бывшие граждане Литовской ССР и СССР, а теперь – России.
К чему весь этот фарс, начинающийся сегодня чужими гражданами в другом государстве? Гражданами Литовской Республики ни я, ни мои подельники никогда не были.
Чтобы реабилитироваться перед международной общественностью за январские 1991 года события в Вильнюсе?
Вряд ли.
Ни одна западная правозащитная организация не сделала никакого демарша к руководству Литовской Республики по нашей защите. Да что там «демарш», простого заявления в прессу – и того не было. А для нынешних правителей России мы «недочеловеки» – «коммуняки». Это нас «коммуняков» правители Кремля под истеричные крики «Убей гадину!» расстреляли из танков в «Белом доме» Верховного совета РСФСР в минувшем октябре, а ещё раньше били – в мае, феврале…
Отметил, в зале нет представителей правовых органов российского государства, чтобы надзирать над тем, что здесь будут вершить над гражданами России.
Может тебе - государство Российское, для межгосударственных политических игр наши судьбы нужны как разменная монета? Может ты - государство Российское, так само утверждаешься в новых международных политических реалиях? Может так хотят потрафит Западу новые «хозяева земли Русской»?
Мы готовы платить нашими жизнями за твоё возрождение. Но любимая нами Россия, когда ты ответишь нам взаимностью? Когда, хотя бы по христиански, полюбишь нас православная Россия – детей своих заблудших, да - и не плутавших, но отвергнутых твоими правителями? Самое страшное для человека - быть нелюбимым, отвергнутым!
На заседании попросил не рассматривать моё дело здесь, в Литовской Республике, а передать его для рассмотрения третьей стороне. Это могут быть или суд в Российской Федерации, или же суд Европарламента в голландском городе Гааге. Мотивировал своё обращение тем, что обвиняюсь по ст. 62 УК ЛР, т.е. в преступлении против литовского государства, которое таким образом считает себя потерпевшим от меня. Верховный суд ЛР является одной из трёх высших институций в Литовской Республике, олицетворяющих литовское государство. Отсюда только один логически обоснованный вывод: под видом суда потерпевший сам расправляется над своим обидчиком. Современные цивилизованные юридические нормы отрицают правомочность таких действий.
По-простонародному, это можно характеризовать как – месть, самосуд и т.п. Здесь не приходиться ожидать объективности в освещении происшедшего. Тем более – справедливого решения.
Судья Вышинский отклонил, как необоснованное, это моё Обращение к нему, как судье Верховного суда ЛР и - общественности.
Тогда я сделал следующее заявление. В нём сказал, что с целью поиска истины о происшедших в январе 1991 года в Вильнюсе событиях, для того чтобы установить их организаторов и виновных за гибель людей, готов участвовать в этом суде. Ходатайствовал о вызове в суд: тогдашнего Председателя Верховного совета Ландсбергиса В.; бывшего премьер министра Прунскене К.; бывшего министра охраны края, генерального директора Департамента охраны края Буткявичюса А.; бывшего заместителя председателя Верховного совета Мотеку К.; бывшего министра внутренних дел Мисюкониса М.; бывшего премьер министра Шименаса А; бывшего руководителя службы охраны правительства Скучаса А.; лидера организации «Лига свободы Литвы» Тярляцкаса А.; старшего полицейского Саснаускаса Т.
Ходатайство было принято судом.
Ходатайствовал об адвокате из России. Отказ. Ссылка на местный закон об адвокатуре, который был несколько месяцев назад принят в Литовской Республике. Он запрещает зарубежным гражданам иметь адвокатов среди своих сограждан, без соответствующего межгосударственного соглашения. В данном случае, между Российской Федерацией и Литовской Республикой, такого соглашения нет. Мне объявили, что для защиты меня назначен адвокат Ранонис В.
Заседание длилось 1 час 30 минут. На заседании присутствовали родственники и друзья.
8 декабря 1993г., среда.
Заседание суда № 3.
Чтение Обвинительного заключения. Перед этим я заявил судье, что мне Обвинительное заключение не было выдано для ознакомления, поскольку полученные мною бумаги под названием «Обвинительное заключение» никем из должностных лиц Генпрокуратуры ЛР не были формально заверены подписью. На это судья Вишинскас мне ответил вопросом: но Вы получили вот это (показал на толстый сшитый фолиант), носящее признаки Обвинительного заключения? Я ответил утвердительно. Тогда следите за текстом, который мы будем сейчас зачитывать – с явным удовлетворением закончил он этот щекотливый юридический инцидент.
Заседание длилось 2 часа 30 минут. Все наши родные были в зале на местах, когда судья зачитывал обвинение.
9 декабря 1993г., четверг.
Заседание суда № 4.
Продолжается чтение обвинительного заключения. Ранонис просит меня, чтобы я взял адвоката Асовского Александра Захаровича русского гражданина Литовской Республики. Отказался. Хрен – редьки не слаще. Всё длилось - 2 часа.
10 декабря 1993г., пятница.
Заседание суда № 5.
Чтение Обвинительного заключения по УД № 09-2-068-91 окончено.
На вопрос судьи Вишинскаса: признаю ли я себя виновным? – отвечаю, - нет. Сразу прошу слово для развёрнутой мотивации своего отказа. Получив от судьи разрешение, зачитываю приготовленный текст:
Ознакомившись с материалами и Обвинительным заключением УД № 09-2-068-91 по обвинению меня по статьям 18, 62 УК ЛР, я пришёл в следующему выводу:
1. Статья 62 УК ЛР предполагает совершение противоправных действий, предусмотренных диспозицией названной статьи, специальным субъектом – гражданином Литовской Республики.
В то же время я ни до вступления в силу Закона о гражданстве Литовской Республики от 5 декабря 1991 года, ни после этого, литовского гражданства не принимал. Являюсь и считаю себя, до распада СССР, гражданином СССР, а в настоящее время являюсь гражданином Российской Федерации.
Кроме того, в постановлении о привлечении меня в качестве обвиняемого отсутствует указание и на конкретных лиц, граждан Литовской Республики, которых бы я организовал на совершение инкриминируемого мне действия.
При таких обстоятельствах, когда отсутствует специальный субъект, обвинение меня по статьям 18, 62 УК ЛР является незаконным и необоснованным.
2. Мне инкриминируется выполнение организаторских действий по совершению преступления, предусмотренного статьёй 62 УК ЛР.
В этом случае следственные органы, в соответствии со статьёй Уголовно Процессуального кодекса (УПК) ЛР обязаны были в постановлении о привлечении меня в качестве обвиняемого указать конкретные мои преступные действия, а именно: где, когда, кого конкретно я организовал на совершение преступления, в чём выразились мои конкретные преступные действия, какие конкретные преступные действия совершённы организованными мною людьми; в чём именно выражается причинная связь между моими действиями и теми последствиями, о которых говорится в Обвинительном заключении (убийство, причинение телесных повреждений гражданам, причинение имущественного ущерба и т.д.).
Однако в названных материалах и Обвинительном заключении, кроме общей декларации о том, что я организовал совершение преступления, нет никаких конкретных ответов на указанные выше вопросы, что является грубейшим нарушением статьи 162 УПК ЛР и ущемлением моих прав.
Поскольку обвинение в том виде, в каком оно сформировано, носит неконкретный, декларативный характер, не соответствует требованиям Закона и не отражает моих конкретных противоправных действий, данное дело в отношении меня должно быть прекращено за отсутствием в моих действиях состава преступлений, предусмотренных статьями 18, 62 УК ЛР.
3. Следственными органами необоснованно, в нарушение статьи 149 УПК ЛР, соединены в одно производство дело по обвинению меня и другое дело - в отношении других обвиняемых. В соответствии с законом, объединение дел в одно производство допускается лишь в случае соучастия нескольких лиц в совершении одного или нескольких преступлений. Для этого должно быть доказано, что все лица, привлечённые в качестве обвиняемых по делу № 09-2-068-91, тем или иным образом объединились для участия в инкриминируемом им преступлении и сознавали, что они совместно участвуют в совершении этого преступления.
Вместе с тем, как в постановлении о привлечении меня, и других лиц, в качестве обвиняемых, так и в материалах другого дела, а также в Обвинительном заключении, отсутствует какое-либо указание на конкретные факты или действия, свидетельствующие о совместном, организованном сознательном участии всех указанных выше лиц в инкриминируемых нам действиях. Другими словами - о соучастии в том смысле, как этого требует статья 18 УК ЛР.
Таким образом, анализ только постановления о привлечения меня в качестве обвиняемого по статьям 18 и 62 УК ЛР и постановления об объединении дел в одно производство позволяет сделать вывод о том, что следствие грубо нарушило статьи 149 и 162 УПК ЛР.
Относительно доказательств, которые подтверждали бы участие меня в совершении преступления, в котором я обвиняюсь, то здесь можно сказать следующее:
1. Из материалов дела следует, что пикет у здания Верховного совета Литвы, имевший место 8 января 1991 года был инициирован первичной группой литовской организации «Саюдис», действовавшей совместно с местной организацией профсоюза (руководитель Зайкаускас) на Вильнюсском Заводе топливной аппаратуры. Затем пикет стихийно развивался. События были спровоцированы решением правительства Литвы от 6 января 1991 года, в результате чего были резко повышены цены на продовольствие.
Из материалов дела видно, что я пришёл к зданию Верховного совета в Вильнюсе уже тогда, когда там собралось большое количество рабочих с различных предприятий города. В деле имеются показания, свидетельствующие о том, что решение идти к Верховному совету со своими требованиями принимались собраниями рабочих на каждом из предприятий.
Каких-либо конкретных доказательств, что я осуществлял какие-либо действия по организации пикета у здания Верховного совета, или по организации штурма этого здания, в деле нет.
Показания же нескольких свидетелей о том, что я организовал собравшихся у Верховного совета людей на свержение законной власти, не могут расцениваться как доказательства свершения мною указанных действий. Они носят декларативный характер и не содержат сведений о том: кого, где, каким образом я организовал – и какие действия совершили конкретные лица по моему указанию.
В деле нет также ни одного доказательства, свидетельствующего о том, что мною лично, либо другими лицами по моему указанию, была совершена попытка прорваться в здание Верховного совета ЛР, а также были причинены телесные повреждения охране здания или нанесён имущественный ущерб.
Кроме того, вызывает сомнение, что все те свидетели, которые декларативно заявляют о моей руководящей роли у здания Верховного совета Литвы 8 января 1991г года, до этого знали меня лично и давали показания именно обо мне, а не о ком-либо другом. Никем из этих лиц опознание меня не производилось и такая возможность уже утрачена, что лишает их показания какой-либо доказательной силы.
2. В материалах дела отсутствует также доказательства, которые свидетельствовали бы о моей организаторской роли в трагических событиях ночи с 12-го на 13-ое января 1991 года в Вильнюсе.
Во-первых, о чём уже шла речь выше, в обвинении, предъявленном мне, не указано ни одного конкретного исполнителя, совершившего по моему указанию конкретные действия, предусмотренные статьёй 62 УК ЛР.
Во-вторых, участие подразделений Министерства обороны, Министерства внутренних дел и Комитета государственной безопасности СССР, а также органов КПЛ (КПСС) в событиях ночи с 12 на 13 января – могло иметь место только с санкции или по указанию руководства названных ведомств, а отнюдь не меня.
В-третьих, материалами дела не доказано, что я был осведомлён о планах попытки так называемого государственного переворота, а также о том, кто, как, когда и каким образом должен был осуществить захват здания телерадиокомитета, какая роль в этом отводилась тем или иным войсковым подразделениям и гражданским лицам. Не доказан мой умысел на совершение инкриминируемого мне преступления.
В-четвёртых, в деле отсутствуют и доказательства того, что я лично применил или пытался применить к кому-либо насилие, а также того, что такие действия совершил кто-либо по моему указанию.
При таких обстоятельствах вменение мне таких последствий моих действий, как убийство, причинение телесных повреждений различным лицам и имущественного ущерба, без указания конкретной причинной связи между моими действиями и ними, лишено всяких правовых оснований.
В-пятых, в материалах дела отсутствуют доказательства, свидетельствующие о том, что я принимал участие в организации т.н. рабочих дружин и в руководстве ими. Более того, следствие и Обвинительное заключение, - указанные выше действия приписывает конкретным лицам: Кондрашову А. и Нагорному С.
В-шестых, следственные органы, инкриминируя мне связь с так называемым Комитетом национального спасения (КНС) и выполнение его указаний, не располагают доказательствами ни самого факта существования такой организации, ни её персонального состава, ни её целей, ни доказательствами наличия какой-либо связи между КНС и мной.
В-седьмых, утверждение следствием в Обвинительном заключении о том, что я являлся комендантом телерадиокомитета, является безосновательным, поскольку в деле нет ни письменных приказов уполномоченных лиц о моём назначении на эту должность, ни регламентации моих функций в связи с «комендантством», ни доказательств того, что такие документы вообще когда-либо существовали и были мне известны.
В-восьмых, следственные органы в Обвинительном заключении вообще не указали, в чём конкретно выразились мои противоправные действия, когда вечером 12 января 1991 года я ходил к зданию Верховного совета Литвы, какие конкретные мои действия были направлены на совершение так называемого государственного переворота и свержения существующей власти.
В то же время из материалов дела видно, что как я, так и другие лица, которые вместе со мной ходили в тот вечер к Верховному совету Литвы, направлялись туда исключительно с мирными целями, безоружные и никаких насильственных действий не совершали и не пытались совершить.
Таким образом, обвинение, предъявленное мне, носит надуманный, не подкреплённый доказательствами характер.
В этой ситуации задержание, арест и содержание под стражей меня в настоящее время противоречит законодательству, о чём неоднократно указывали я и, раннее, мой российский адвокат.
На основании изложенного и руководствуясь статьями 227 и 229 УПК ЛР прошу:
1. Выделить дело по обвинению меня из дела № 09-2-068-91 в отдельное судебное дело.
2. Судебное дело по обвинению меня по статьям 18, 62 УК ЛР прекратить за отсутствием в моих действиях состава преступления.
3. До решения вопросов по 1-му и 2-му пунктам данного мотивированного отказа и вместе с тем ходатайства - изменить мне меру пресечения и освободить меня из-под стражи.
Окончив читать текст, передал его на рассмотрение судье Вишинскасу.
Под конец судебного заседания, когда все обвиняемые высказались по вопросу судьи о признании своей вины и, если да, - то в чём, я опять попросил слова. Выступил с ходатайством об отстранении Государственного обвинителя из Генпрокуратуры ЛР от участия в данном процессе. Мотивировал отвод Левулиса Ф., исходя, прежде всего, из моральных предпосылок: не может человек, 40 лет своей жизни посвятивший делу защиты советского законодательства в СССР и Литовской ССР, всё это время работавший в органах советской прокуратуры, быть обвинителем в судебном процессе, где судят за верность законам СССР.
Накануне, как нельзя, кстати, попалась в руки заметка в газете «Вечерние Новости» о назначении Левулиса Ф. Государственным обвинителем на процессе по «Делу Иванова». Здесь же в статье упоминался его 40-летний опыт работы, - считай со времён сталинских репрессий. Бедный старикашка, аж подскочил от неожиданности и в упор уставился в меня, а я - в него. Так вот и выговорил ему прямо в лицо всё то, что думаю о нечистоплотности методов применённых Генпрокуратурой ЛР и её шефом Паулаускасом А., когда стряпалось данное политическое дело, при этом и - с помощью и насилия.
Ходатайство об отстранении Левулиса Ф, в письменном виде передал судье.
Подал также ходатайство с просьбой ознакомиться с материалами 48 и 49 томов УД № 09-2-068-91, которые Генпрокуратура ЛР собрала после закрытия данного дела, и окончании, в марте с.г., ознакомления меня - с ним.
Ходатайствовал о включении в дело дополнительных документов: видеоматериалов, записанных видеогруппой «Венибе-Единство-Едность» 8 января 1991 года у здания Верховного совета Литвы и в ночь с 12 на 13 января 1991 года у зданий телерадиокомитета по улице Конарского 49 в г. Вильнюсе, а также газетных публикаций с моими интервью в газете «Советская Россия» от 3 октября 1991 года и в местной газете «Согласие» от 1-10 ноября 1991г., где я дал оценку и своё видение произошедших в Вильнюсе в январе 1991 года событий и их предысторию.
С ходатайствами также выступил Кондрашов А., Орлов В. и Смоткин А.
Заседание суда длилось три часа Мама, как всегда была на месте. Эксцессов с родными больше власти не организуют. Всё проходит пока спокойно.
После обеда меня и Сашу Смоткина из тюрьмы доставили в Верховный суд ЛР, где мы по нашему ходатайству были ознакомлены с 48 и 49 томами УД № 09-2-068-91. Ничего особенного не нашли. Несколько переводов протоколов допроса с русского языка на государственный - литовский. Есть справки из МВД Л о том, что никто из нас не имеет литовского гражданства. Это, пожалуй, единственно, что важно с формальной стороны для нашей защиты.
14 декабря 1993г., вторник.
Заседание суда № 7.
Установлен порядок рассмотрения дела данным судом: сначала показания дают обвиняемые, затем – потерпевшие и свидетели. Государственный обвинитель назвал порядок дачи показаний суду обвиняемыми: Кондрашов А., Нагорный С., Иванов В., Смоткин А.; по Шумскому инциденту – Орлов В., Бобылёв А., Шорохов В., Дзагоев Х. После этого будет ознакомление с материалами дела и аудио и видео материалами.
Фактически, с момента начала судебного следствия, когда перед судом должны дать показания все обвиняемые, потерпевшие и свидетели, протоколы допросов которых находятся в УД № 09-2-068-91 – начался путь к установлению того, что же произошло в Вильнюсе в 1991 году. Пусть изначально Обвинительное заключение Генпрокуратуры ЛР, основанное на подтасованных материалах дела, лживо, однако живое расследование здесь, на суде, всё же даёт шанс приблизиться к истине.
Познать истину необходимо не только для того, чтобы покарать виновных за жертвы той январской ночи и тем самым свершить акт справедливого возмездия, но и для того, чтобы понять тот адский механизм, который был приведён в действие. Именно этот политический механизм привёл, в конце концов, к мировому катаклизму - распаду великой державы СССР. Кто и как привёл к тому, что эта адская машина растоптала и сожрала, как теперь стало ясно, миллионы жизней бывших советских людей, граждан СССР. Да и не только их. Необходимо понять – кто и что подпитывало и постоянно подпитывает эту зловещую деятельность.
Вот те вопросы, на которые, надеюсь, удастся ответить здесь на суде хотя бы в какой-то степени или, во всяком случае, приблизиться к ответу на них.
Вильнюсские события января 1991 года, непосредственно сами по себе не привели к окончательной победе правых, националистических, антисоветских, антисоциалистических сил в Литве. Здесь до августа 1991 года продолжалось двоевластие. Только возврат Президента СССР Горбачёва М.С. из Фороса в Москву стал зловещим импульсом к последнему акту великой драмы. В тот момент, когда он сошёл с трапа самолёта в светлом костюме, но с чёрным лицом, охраняемый автоматчиками, и вступил на русскую землю в столице СССР – стало до боли ясно, что Советская власть в Литве пала, а до распада СССР остаются считанные дни.
Первым к трибуне суда, для дачи показаний подошёл Александр Кондрашов. Вкратце, его выступление свелось к следующему.
- Причина кризиса в Литве была общесоюзная, общеполитическая, начиная от Горбачёва М.С. и кончая забастовками горняков;
- Как руководитель народных дружинников, был направлен Секретарём Октябрьского райкома Компартии Литвы Бутримовичем И. в ночь на 13 января из Вильнюсского Горкома Компартии Литвы к автобусам стоящим у здания Горкома, где уже сидели дружинники. Это было после того, как возвратился от здания Совета министров Литовской Республики, куда с дружинниками носил Петицию рабочих крупнейших предприятий Вильнюса с требованиями прекратить в средствах массовой информации разжигание антирусского, антисоветского психоза и прочие действия, направленные против Советской власти в Литве. Петицию передать не сумел. Мы все подверглись хулиганскому нападению со стороны толпы националистически настроенных элементов, стоявших около здания Совета министров. Но кто-то, из шедших, кажется, сумел передать Петицию представителю Совета министров республики. После того, как подверглись нападению – вернулись в здание Горкома Компартии Литвы. В автобус марки «Икарус», в котором уже сидели дружинники, рабочие Вильнюсских предприятий, вошел уже после двух часов ночи 13 января. Куда направлялся автобус, не знал. Представители забастовочных комитетов, забастовки проходили в эти дни на крупных предприятиях Вильнюса и на железной дороге, пошли вручать Петицию к Радиокомитету – их там избили. Подъезжая к Радиокомитету, автобус был остановлен. Военнослужащий СА, стоявший в оцеплении Радиокомитета, очередью из автомата разбил верхнюю фару автобуса. Когда нас всё же выпустили из автобуса, дружинники с красными повязками на руке выбежали из автобуса и встали цепью вдоль проезжей части улицы Конарского, за военнослужащими СА, перед которыми, в свою очередь, стояла цепью литовские милиционеры. И только за ней, толпа сторонников ландсбергского режима.
Дружинников было около ста человек. Вдоль цепи дружинников ходил Иванов В.В. Он сказал ложиться немедленно на землю, если из домов напротив будут стрелять по нашей цепи. Был с ним Юкнявичюс, ответственный работник ЦК КПЛ (КПСС), который перемещался вдоль стены здания радиокомитета и к нам не подходил. Под утро военные СА разрешили нам войти в подвальное помещение здания Радиокомитета. Наверх нас не пускали. Внутри всё было разбито и лежало в беспорядке. Юкнявичюс попросил назначить дружинников для внешнего дежурства, совместно с военнослужащими СА. Я распределил группы. Дружинники, среди которых были и женщины, начали нести такое дежурство у здания Радиокомитета. Двадцать человек наводили порядок в подвальных помещениях, где находились мы. Утром 18 января я и оставшиеся в здании дружинники организовано покинули его на автобусе. Нас отвезли до «Северного городка» г. Вильнюса, где располагались военные части СА.
- 8 января я, как и все, оказался вместе с пикетчиками около здания Верховного совета Литовской Республики. Для похода туда никто дружинников не организовывал, и тем более – для штурма самого парламента. В здании Верховного совета оказался вместе с толпой. Втолкнули, когда люди устремились вовнутрь для того, чтобы прекратить поливание их водой из пожарных брандспойтов. Поливали охранники парламента. После этого прорыва поливание было прекращено. Я сразу вышел из здания Верховного совета Литовской Республики. Вскоре после этого из окна, выходящего во внутренний дворик Верховного совета, Ландсбергис возвестил, что цены возвращены на прежний уровень. Пикетчики начали расходиться.
- Причиной явки в Вильнюсский горком Компартии Литвы вечером 11 января послужило то, что многие людей испугались сделанного накануне публичного заявления председателя Верховного совета Литовской Республики Мотеки К. о том, что Литва находится в состоянии войны с СССР. Люди сами собирались в Горком. Вечером 11 января 1991 года пришёл и я туда. Перед собравшимися в зале Горкома выступил Первый секретарь ЦК КП Литвы Бурокявичюс М., который объяснил сложившуюся в республике ситуацию. Он же попросил собраться всех присутствующих на следующий день вечером здесь же в зале. Таким образом, я и 12 января оказался в зале горкома Компартии Литвы.
Судебное заседание длилось 2 часа.
15 декабря 1993г., среда.
Заседание суда № 8.
Допрос Кондрашова А. судьёй Вишинскасом и обвинителем Левулисом Ф., а также вопрос к нему Белаускаса, потерпевшего 8 января 1991 года у Верховного совета Литовской Республики. Ничего существенного относительно произошедшего утром 8 января у здания литовского парламента: где стоял?, кого видел?, что сам делал?, что делали другие?, когда ушёл? Относительно событий в ночь на 13-е января у Телерадиокомитета – кто и куда стрелял?, кто руководил выводом персонала из здания Телерадиокомитета? Когда ушёл от здания Совета министров Литвы? и т.п. Здесь существенными были следующие ответы:
- военнослужащие СА стреляли в ответ на выстрел по военнослужащим и цепи дружинников с крыши девятиэтажного жилого дома, расположенного напротив здания Телерадиокомитета (КРТВ);
- персонал КРТВ выводили из здания комитета военнослужащие СА;
- от здания Совета министров ЛР ушёл в 2 часа ночи 13 января.
Затем для дачи показаний был приглашён Сергей Нагорный. Он представился – был третьим секретарём Вильнюсского городского комитета Компартии Литвы в тот период, когда происходили январские события в Вильнюсе. Убеждён, что КПЛ (КПСС) и её Центральный Комитет не были готовы к такому ходу событий, которые начали развиваться с 6-го января 1991 года в Литве. Поэтому хотели использовать их в своих политических целях, т.е. поднять свой авторитет. Люди около Верховного совета ЛР 8 января собирались сами, недовольные ростом цен. Вильнюсский горком Компартии оказался в стороне от этой акции протеста. Никаких инструкций из ЦК КПЛ (КПСС) в Горкоме не получали по этому поводу. Кто несёт ответственность за организацию пикетирования Верховного совета ЛР – не знал. Сам оказался около здания литовского парламента по собственной инициативе. Пришёл посмотреть, что происходит. Видел у здания Иванова В.В., который что-то говорил в мегафон. Геннадий Попов, из Гражданского комитета, которого встретил в толпе, предложил зайти вовнутрь и высказать требование к представителям власти.
С группой из пяти, по его мнению, случайных человек он вошёл в здание Верховного совета, где удалось встретиться с депутатами: Озоласом, Станкявичюсом, Буткявичюсом, Недзинскасом. Был при этом и министр внутренних дел Мисюконис. Руководил переговорами сам я, поскольку другие, по моему мнению, не были подготовлены для этого. Во время этих переговоров использовал резолюцию с требованиями Гражданского комитета, которую имел с собой. В резолюции были требования отставки правительства и роспуска Верховного совета ЛР. Это изложил при встрече с депутатами. Выступая от имени Гражданского комитета. Потребовал, чтобы ответ был дан 10 января. В противном случае пригрозил политической забастовкой. Указал 10 января потому, что на 9 января Вильнюсским горкомом Компартии Литвы готовился митинг. Никаких письменных требований не оставил, а устные – отвечали целям КПЛ (КПСС). Подчеркнул, что полномочий на переговоры не имел и действовал по собственной инициативе, в связи с возникшими обстоятельствами, как понимал происходящее.
О плане государственного переворота ничего не знал.
Митинг на ступенях Госбиблиотеки около Верховного совета ЛР 9 января, хотя и организовал Вильнюсский горком КПЛ (КПСС), но сделал это по инициативе ЦК КПЛ (КПСС). Там же, в ЦК, готовилась резолюция. Требования те же: роспуск Верховного совета ЛР, отставка правительства. Митинг 9 января в 16 часов начал и вёл Первый секретарь Вильнюсского Горкома КПЛ (КПСС) Лазутка. На митинге выступил Первый секретарь ЦК КПЛ (КПСС) Бурокявичюс М. На митинге было указано Второму секретарю ЦК КПЛ (КПСС) Шведу В., который являлся депутатом Верховного совета Литвы, зачитать текст резолюции этого митинга публично перед депутатами в Верховном совете Литовской Республики.
На этом судья прервал выступление Нагорного С. и перенёс его на следующее заседание суда. Это заседание длилось 2 часа 30 минут.
Для себя пометил следующее. Нагорный встречает около здания Верховного совета ЛР Попова Г., одного из руководителей Гражданского комитета, который был образован 29 апреля 1990 года в Вильнюсе, на съезде представителей рабочих коллективов городов Литвы. Съезд прошёл в клубе Железнодорожников. Инициатором и руководителем Гражданского комитета стал Владислав Швед – 2-ой секретарь ЦК КПЛ (КПСС). Как известно из практики работы Центральных Комитетов Компартий Союзных республик, вторые секретари – были «глазами и ушами» ЦК КПСС в данном республиканском ЦК и вообще в республике (или административном регионе). Ничего, на что не дал бы добро 2-й секретарь, 1-й - делать не стал бы. Сам 2-й секретарь ЦК Компартии союзной республики СССР был обязан чётко исполнять те инструкции, не говоря уже об официальных документах, которые он получал от руководства ЦК КПСС и, прежде всего, непосредственно от Генерального секретаря ЦК КПСС. Отсюда вывод – инициатива требований об отставке Верховного совета Литовской Республики и литовского правительства исходила от Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачёва М.С., и была доведена до депутатов этого Верховного совета через Шведа В.
Путями передачи этих требований стали:
1-й - возглавляемый Шведом В. Гражданский комитет;
2-й – митинг 9 января около Госбиблиотеки и его резолюция, приготовленная в ЦК КПЛ (КПСС);
3-й – через третьего секретаря Вильнюсского горкома КПЛ (КПСС) Нагорного С., во время переговоров с депутатами литовского парламента;
4-й – через требования забастовочных комитетов предприятий города Вильнюса.
16 декабря 1993г., четверг.
Заседание суда № 9.
Нагорный С. продолжает давать показания суду.
10 января 1991 года Президент СССР Горбачёв М.С. своей телеграммой на имя тогдашнего Председателя Верховного совета Литовской Республики Ландсбергиса В. потребовал немедленного восстановления в Литве действия Конституции Литовской ССР, которая, как известно, была отвергнута 11 марта 1990 года данным Верховным советом, а также – восстановления действия Конституции СССР в Литве. Несколько позднее, 10 января нам стало известно о том, что в некоторых рабочих коллективах на предприятиях Вильнюса начались забастовки. На следующий день 11 января около 10-и часов утра я узнал, что на площади Независимости около Госбиблиотеки собираются люди недовольные политикой литовских властей. Я их не собирал. Думаю, это были бастующие с Вильнюсских предприятий. Они действовали стихийно, и я решил взять на себя руководство этим митингом. По моей просьбе мне из Горкома Компартии принесли текст резолюции митинга 9 января. После того, как посоветовался с людьми, я решил собрать представителей различных рабочих коллективов и районов города. Собралась группа в 7 человек, и мы пошли в Верховный совет ЛР. Там встретился с депутатами, среди которых были Вайшвила, Станкявичюс, Абишала. Я передал резолюцию митинга 9 января и потребовал зачитать её по радио. Договорились, что когда это сделают, люди разойдутся. Когда Абишала прочитал эту резолюцию в Верховном совете, люди начали расходиться с площади Независимости. На следующий день 12 января, по указанию ответственного работника ЦК КПЛ (КПСС) Шурупова В., был в 18 часов в Вильнюсском горкоме КПЛ (КПСС), в своём кабинете. В 23 часа зашёл Шурупов и оставил несколько экземпляров Петиции, адресованной Верховному совету Литовской Республики. Пояснил, что надо сегодня вручить их адресату. Петиция начиналась словами: «Жители столицы Литвы… - оканчивалась, - … дружба народов и согласие». Когда я пришёл на балкон зала в нашем Горкоме, там была группа людей, и Шурупов меня представил секретарём горкома партии. Пояснил, что я буду с ними. До этого он велел мне идти с группой Иванова, однако я не пошёл с ними. К Верховному совету я пошёл один, а группа Иванова, разбитая до этого на десятки, пошла совсем другим путём. С Ивановым я не о чём не советовался и действий своих не согласовывал. Что он делал около Верховного совета, не знаю. Своего задания попасть в Верховный совет и вручить Петицию я не смог выполнить, т.к. было много людей и было бесполезно пробовать пройти сквозь толпу. Когда несколько позднее услышал движение военной техники по туннелю, в направлении Телерадиокомитета, я вернулся в горком партии. Он, однако, уже был пуст.
В процессе дополнительного допроса Нагорный С. сказал следующее.
- Организатором митинга 9 января 1991 года был непосредственно Вильнюсским горкомом КПЛ (КПСС) В резолюции этого митинга были требования: 1) роспуск Верховного совета Литвы; 2) восстановить действия Конституций Литовской ССР и СССР; 3) ввести прямое президентское правление Президента СССР на территории Литвы. Митинг окончился в 17 часов.
- Председатель президиум Верховного совета Литвы Ландсбергис В. и его заместитель Мотека К. призывали население охранять объекты Совета министров ЛР, Верховного совета, Дом печати, телебашню, Телерадиокомитет и другие объекты. Средства массовой информации Литвы разжигали националистические, антисоветские, антиармейские настроения. Это накаляло атмосферу в городе, но вместе с тем служило единению левых сил против выхода Литовской Республики из Союза ССР.
- К 18 часам 10 января бастовало 10 предприятий – в ответ на невыполнение требования резолюции митинга 9 января.
- В ночь на 13-е января около здания Совета министров, как мне стало потом известно, был избит дружинник Павел Василенко, другие фамилии мне неизвестны.
- Вопрос о введении президентского правления в Литве ставился на более высоком уровне, велись переговоры. Я не знаю, кто это делал. От так называемого Комитета национального спасения мы в Горкоме Компартии никаких поручений не имели. Сам Первый секретарь ЦК КПЛ (КПСС) Бурокявичюс М. отрицал своё участие в нём. В ночь с 12 на 13 января 1991 года мне стало известно, что комитет национального спасения обратился за помощью к военным частям Советской армии. Затем происходили столкновения между военнослужащими СА и боевиками Департамента охраны края. Имелись жертвы с обеих сторон.
- Нагорный С. не сумел назвать кого-либо персонально из состава членов Комитета национального спасения.
Затем для дачи показаний пригласили меня – Валерия Иванова. Я поднялся к микрофону, вставленному сквозь решётку клетки, где сидели мы – шестеро тюремных узников. Показания давал, опираясь на то, что сказал следователю Генпрокуратуры Литовской ССР Ошуркову 10 марта 1991 года. Сокращённо излагаю суть сказанного суду.
Организация Социалистическое движение за перестройку в Литве «Венибе-Единство-Едность» начала свою деятельность в начале ноября 1988 года и официально зарегистрирована, после своего Учредительного республиканского съезда, который состоялся в мае 1989 года. Регистрационное свидетельство Совета министров Литовской ССР выдано 17 января 1990 года.
СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» ставила своей целью реализацию трёх основных целей:
- защита гражданских прав всего населения Литвы на основании Конституции СССР, Литовской ССР, Всеобщей декларации прав человека ООН (1948 г.) и т.п.;
- сохранение единства Союза ССР на основе обновления федерации;
- социалистическая ориентация развития СССР и Литвы, с многоукладной экономикой.
Формы деятельности, только политические, вплоть до забастовок. Военизированных структур организация не имела и не имеет. Какие-либо насильственные методы и формы деятельности в нашей организации исключены, что также зафиксировано в Уставе СДПЛ «Венибе-Единство-Едность».
«Венибе-Единство-Едность» оппозиционная политическая сила, которая действовала в Литве против сепаратистской, националистической политики, которую проводил Верховный совет Литвы во главе с Ландсбергисом В. С 1988 года в Литве шел процесс поляризации общества по национальному признаку, с одновременным зарождением и социальных, классовых противоречий, на фоне стагнации экономики. Компартия Литвы, возглавляемая Бразаускасом А., не противодействовала этим тенденциям. Наоборот, ЦК Компартии Литвы, начиная с осени 1988 года, проводил политическую деятельность, направленную на раскол единства литовских коммунистов с коммунистическими организациями в других союзных республиках СССР и выхода из состава КПСС, а Литвы – из состава СССР. Такая деятельность проводилась сепаратистами путём возбуждения межнациональной розни в Литве, прежде всего, между литовцами и русскими. Наша организация «Венибе-Единство-Едность» стояла на позициях решений, принятых на 3-м Съезде народных депутатов СССР – выход Литвы из состава СССР может быть осуществлён на основе законов СССР и всеобщего референдума по этому вопросу.
Считаю, что с 11 марта 1990 года, когда только что избранный Верховный совет Литовской ССР принял Декларация о независимости и восстановил действие Конституции Литовской Республики 1938 года – с этого момента вся дальнейшая деятельность этого Верховного совета является юридически незаконной. Кандидаты в депутаты, баллотировавшиеся на выборах в Верховный совет Литовской ССР в феврале 1990 года, не имели никаких полномочий, после своего избрания, для принятия решения об отмене Конституции СССР и Литовской ССР на территории Литовской ССР и о выходе этой союзной республики из состава СССР. Референдум по этому вопросу вообще не проводился.
Незаконные действия сепаратистов привели к тому, что в республике резко ухудшилось экономическое положение. Накануне нового 1991 года «Венибе-Единство-Едность» выпустила листовку, в которой вместе с новогодними поздравлениями трудящихся, люди предупреждались о возможном скором повышении цен. Сам я узнал о том, что с понедельника 6 января резко возрастут цены от одного торгового работника ещё в субботу 4 января 1991 года, когда после закрытия магазинов, в них началась работа по пересчёту и переписке цен на товарных прейскурантах. С понедельника к нам в штаб-квартиру «Венибе-Единство-Едность» начались звонки с предприятий, в которых рабочие жаловались на резкое повышение цен. Часто приводился пример: обед из трёх блюд в рабочей столовой, который стоил до рубля, теперь стоит около пяти рублей, зарплата прежняя, в среднем от 200 до 300 рублей. Теперь придётся половину и более – выложить на питание в рабочей столовой. Все возмущались таким решением литовского правительства.
В 9 часов утра 8 января 1991 года мне в штаб-квартиру «Венибе-Единство-Едность» позвонили с предприятия и сказали, что в здании Верховного совета Литовской Республики происходит большой пикет протеста против повышения цен. Мы с видеооператором Артёмовым А., захватив видеокамеру, сразу выехали на моей автомашине к зданию литовского парламента. Спустя 10 минут были уже в его внутреннем дворике. Здесь было полно народу. В толпе были и активисты «Венибе-Единство-Едность» - рабочие с предприятий. В правом углу, если смотреть на входную дверь парламента, в свой небольшой жёлтый мегафон какие-то лозунги выкрикивал лидер организации «Лига свободы Литвы» Антанас Терляцкас. Здесь же, вокруг него собрались его сторонники, высоко выставив вверх жёлто-зелёно-красные литовские национальные флаги. В этой ситуации я решил вернуться в штаб-квартиру «Венибе-Единство-Едность» за своим мощным мегафоном. Через 20 минут я был вновь во внутреннем дворике Верховного совета Литвы и начал через мегафон зачитывать лозунги на плакатах пикетчиков. Они были следующими: «Долой парламент, долой правительство Прунскене», «Голод не знает национальных границ», «Играй кодо – маэстро» и т.п. Примерно в 9:50 у моего мегафона сели батарейки, и я не мог им пользоваться.
В 9:55 в толпе у входа в Верховный совет началось брожение, стычки, толкание. Ровно в 10 часов правая половина двери центрального входа в Верховный совет отворилась и из проёма на толпу людей стоящих во дворике полилась вода из брандспойтов. Толпа отшатнулась, но затем навалилась на дверь и закрыла её. Фонтан воды остался внутри здания Верховного совета ЛР. Поэтому, сразу же охранники здания Верховного совета сняли правую половину входной двери с петель и беспрепятственно начали вновь поливать людей в толпе. Тогда большая группа людей из толпы ворвалась в открытый проём входа в здание Верховного совета. Поливаемые водой, они, видимо рефлекторно, стремились прекратить это чинимое охраной бесчинство над собой. И им это удалось. Поток воды почти сразу прекратился. Что произошло внутри здания, я не знаю, поскольку не покидал своего места напротив входа в Верховный совет ЛР, в пятидесяти метрах от него.
Минут через тридцать в окне здания парламента Литвы, на втором этаже, вслед за Озоласом Р., который просил людей успокоиться, появился Ландсбергис. Председатель президиума Верховного совета Литовской Республики поблагодарил присутствующих за то, что пришли на пикетирование, и объявил о возвращении цен на прежний уровень. В это же время на здании Верховного совета Литвы появился транспарант «Цены отменены». После этого пикетчики начали сразу расходиться. От здания Верховного совета ЛР я сам ушёл в 10:45.
Никаких попыток захвата здания Верховного совета Литовской Республики я не наблюдал. Если бы то большое количество пикетирующих, несколько тысяч, захотело бы захватить здание Верховного совета Литвы, то при соответствующих организующих призывах это можно было достичь. Но таких призывов не было. Большие стеклянные окна первого этажа здания, при наличии у пикетчиков хотя бы камней, не говоря уже о других соответствующих предметах, не составили бы серьёзного препятствия.
По моему мнению, можно было избежать кровопролития во время январских 1991 года событий в Вильнюсе. Ведь крови не было ни в Каунасе, ни в других городах Литвы, где также действовали военнослужащие СА. Кровь не была фатальной неизбежностью для достижения левой оппозицией своих целей. Ни ЦК КПЛ (КПСС), ни рядовые члены партии, ни СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» и другие организации нашего фланга не были заинтересованы в пролитии человеческой крови. Все мы это прекрасно понимали.
Кстати, именно поэтому, когда в августе 1991 года начались события в связи с объявлением ГК ЧП СССР, левая оппозиция, насколько известно, не делала ничего такого, что могло бы спровоцировать кровь. Подставленная ловко правыми в Литве – с одной стороны, и Президентом СССР – с другой, запачканная в январе ими человеческой кровью, левые силы были очень и очень осторожны теперь.
Справедливости ради, надо отметить что и правые националистические силы в Литвы, в чьих руках были все рычаги конкретной власти, вели себя также очень пассивно в те августовские дни 1991 года. Если не сказать – панически. Может потому, что, в самом деле, в течение нескольких дней Президент СССР не подавал из Фороса никаких сигналов о себе?
Ещё в 1989 году мне в руки попалась любопытная брошюра, изданная в Ватикане на литовском языке. В ней утверждалось, что глубокой осенью 1987 года, во время конфиденциальных переговоров Президента США Рейгана Р. и Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачёва М.С. в столице Исландии Рейкьявике, третьим вопросом повестки дня, из четырёх, обсуждался вопрос об отделении Прибалтийских союзных республик Литвы, Латвии и Эстонии от СССР! О чём говорили в особняке, строго охраняемом от замерзающих на улице журналистов, по указанному вопросу между собой эти два высших государственных лица двух мировых сверхдержав, мы - жители Советской Прибалтики так и не узнали. До сих пор остаётся без ответа запрос по этому поводу Народного депутата СССР Когана Е., сделанный на съезде Народных депутатов СССР Горбачёву М.С., свидетелем чего была вся страна.
Возвращаясь к 8 января 1991 года в Вильнюсе, хотел бы отметить следующее. После того, как цены на продукты питания были восстановлены на прежнем уровне, события, по моему мнению, ни в коем случае нельзя было форсировать. Возвратившись с пикета около Верховного совета Литовской Республики в штаб-квартиру «Венибе-Единство-Едность» я сказал собравшимся в зале некоторым участникам этого пикета: теперь надо подождать – и власть сепаратистов в Литве падёт, как падает с дерева недоразвитый и сгнивший плод. Мне было абсолютно ясно, что экономика Литвы не выдержит сепарации от сырьевых ресурсов СССР, а сколь-либо значимых своих энергетических и сырьевых ресурсов у Литвы нет.
На этом судья прервал мои показания и объявил о возобновлении их завтра на следующем заседании суда. Данное заседание длилось 5 часов.
17 декабря 1993г., пятница.
Заседание суда № 10.
В 10 часов утра я продолжил свои показания суду.
До январских событий, а конкретно – до 11 января отношения между СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» и ЦК КПЛ (КПСС), мягко говоря, были прохладными. Нас, и в том числе, прежде всего, меня, в ЦК не понимали и не хотели понять. Часто слышал о себе мнение оттуда, что я «экстремист», «непредсказуем», «компрометирую левых» и т.п. Некоторые скатывались до того, что обвиняли меня в том, что я «провокатор». Чёй? – правда, при этом не говорилось. Обидно всё это было слышать со стороны идейных соратников, в то время, как с другой стороны – идейные враги упражнялись в тех же обвинениях, только использовали для этого всю мощь имевшихся в их руках СМИ. С подачи 2-го секретаря ЦК КПЛ (КПСС) Шведа В. и, я думаю, КГБ, а также «Саюдиса» была попытка дезорганизовать работу руководства СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», для того чтобы ослабить очень большое влияние нашей организации среди широких слоёв русского и русскоязычного населения Литвы. На первом митинге «Венибе-Единство-Едность» - «В защиту гражданских прав», проведённый нами в Вильнюсе 12 февраля 1989 года, - участники требовали равенства всех граждан Литовской ССР, не зависимо от национальной принадлежности и используемого языка, прекращения антирусских и антисоветских выступлений в средствах массовой информации республики, не допустить реставрацию буржуазного строя в Литве и т.п. На митинг пришло более 100 тысяч человек, из полумиллионного населения столицы Советской Литвы. В первой, часовой предупредительной забастовке во исполнение резолюции этого митинга, которая состоялась 15 февраля, участвовало более 40 тысяч человек, рабочих 67 предприятий республики. Эта была первая политическая забастовка в СССР периода «перестройки».
Деструктивная работа против «Венибе-Единство-Едность» выражалась в создании фактически на той же социальной базе параллельных организационных структур – аналогичного идейного, левого направления, с последующим стравливанием лидеров этих политических организаций, используя для этого различные, в том числе нечистоплотные методы. С этой целью публично муссировались вопросы, не относящиеся к сущности политической деятельности лидеров этих организаций, форм и методов действий, направленных на достижение взаимоприемлемых целей. Например, такой параллельной структурой был Гражданский комитет, или, созданный ещё раннее, упомянутым Шведом В., Комитет защиты Советской власти в Литве и т.д.
Говорю это к тому, чтобы показать, какой непростой была ситуация в левом движении накануне январских событий. Правда, 16 декабря 1990 года на Конгрессе демократических сил Литвы, который проходил в Вильнюсе, была предпринята попытка консолидации левого движения в Литовской ССР. Но действия провокаторов, я думаю, бесспорно, засланных в руководство ЦК КПЛ (КПСС), не позволили достигнуть настоящей консолидации действий различных организации левого направления. Никакой совместной работы, насколько мне известно, Конгресс демократических сил, его руководство, с организацией СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», а также лично со мной, не проводил и не советовался ни по каким вопросам. Признаюсь, я ожидал разработки какой-то программы совместных действий, а может быть даже плана. Подчеркну ничего, даже подобного на это, не было вообще.
Поэтому, когда к вечеру 11 января 1991 года, в ситуации, когда все литовские СМИ уже кричали, что «руководство Литвы объявило войну СССР», к нам в штаб-квартиру «Венибе-Единство-Едность» позвонил ответственный работник ЦК КПЛ (КПСС) Валерий Шурупов, занимающийся связями ЦК с общественными организациями Литвы, и пригласил меня с представителями нашей организации «Венибе-Единство-Едность» прийти к девяти часам вечера в Вильнюсский горком Компартии Литвы, у меня не было по этому поводу никаких возражений.
До этого в 15 часов, уйдя в 13 часов с очередного митинга около Госбиблиотеки, который прошёл 11 января 1991 года, мы с видеооператором Артёмовым А. съездили к Дому печати ЦК Компартии Литвы. Узнали, что он взят под охрану военнослужащими СА, которые вытеснили из него националистически настроенных литовских саванорисов – добровольцев, охранявших работавшие здесь редакции литовских газет правого, сепаратистского толка и ничего общего не имевших с идеями Коммунистической партии Литвы. С холмика напротив Дома печати, а затем и ближе, видеооператор «Венибе-Единство-Едность» заснял отъезд танков от занятого военнослужащими СА здания. Вокруг толпились несколько сотен протестующих. Но всё прошло без жертв, если не считать порез уха одного из вооружённых саванорисов, который произошёл то ли от осколка срикошетившей пули, то ли от – разбившегося стекла. Об этом инциденте я узнал потом, из литовской телепрограммы. Танки от Дома печати поехали вниз под гору, в направлении к Северному городку, а не прямо – к стоящей в километре от Дома печати телебашни. Дорога, широкий проспект по направлению к ней был абсолютно свободен. Никто и ничто извне не препятствовал бы такой поездке танков к телебашне, случись она в тот момент. Никаких жертв тогда бы не было.
Но танки СА спокойно поехали к себе в часть.
11 января 1991 года в 21 час я сам лично прибыл в Вильнюсский горком КПЛ (КПСС). В зале, куда я вошёл, было полно народа. Наверное, более полутысячи человек. Все знакомые лица – работники предприятий, организаций и учреждений города Вильнюса, коммунисты и беспартийные. Вскоре в зал, в президиум, вошли 1-й секретарь ЦК КПЛ (КПСС) Бурокявичюс М, Шурупов В. и другие ответственные партийные работники. Первый секретарь ЦК КПЛ (КПСС) выступил с сообщением об обстановке в Литве. Сказал, что в сложившейся политической ситуации создан Комитет национального спасения. Кто входит в его состав и где он располагается – сказано не было. Ставился вопрос о взятии под контроль литовского радио и телевещания рабочими, в связи с разнузданным нагнетанием этими СМИ антирусской, антисоветской истерии и психоза. Нам было предложено держаться спокойно и не поддаваться на провокации. В заключении, всем собравшимся в зале было предложено на завтра, в то же время, собраться сюда вновь. Когда мы расходились, ко мне подошёл Шурупов и сказал, чтобы завтра я захватил с собой видеокамеру и оператора.
Вечером 12 января 1991 года по радио сам слышал призыв Ландсбергиса В. к студентам: немедленно идти к Верховному совету ЛР на его защиту – экзамены зимней сессии переносятся и т.п. В этой обстановке я понял, что появление на площади Независимости около здания Верховного совета Литвы большой группы людей говорящих по-русски может вылиться в потасовку и, тем самым, спровоцировать непредсказуемые действия, в результате которых всю ответственность, естественно, литовские националисты возложат на нас. Поэтому изначально действовал, руководствуясь этим соображением. Именно для того, чтобы не спровоцировать столкновение между сторонами, когда литовские власти во всю нагнетают конфликт, я принял решение поделить на десятки всю группу людей, несущих Петицию в Верховный совет Литовской Республики из Вильнюсского горкома партии. Никаких указаний, кроме того, что надо Петицию донести до Верховного совета ЛР, не получал. Этому были посвящены все мои действия на площади Независимости у здания Верховного совета Литовской Республики.
Люди из моей группы меня прекрасно понимали. На них лежала огромная ответственность в ту ночь, расплачиваться за которую, случись провокация, им пришлось бы многим и, прежде всего, увольнением с работы, которая тогда ещё их кормила. В республике, после принятия 25 января 1989 года закона о государственном языке, под предлогом перестройки производства и сокращения штатов, проводились большие увольнения, в результате которых за воротами оказались прежде всего люди не знавшие литовского языка в ещё недавно почти полностью русско-польско-еврейско-белорусском Вильнюсе. Ребята предполагали, что если их задержат во время вручения Петиции, то последующее сообщение на место работы, будет означать одно – немедленное увольнение. Поэтому охотно оставили свои личные документы в Горкоме партии.
Приблизительно в 00:15 часов я с десяткой людей, выйдя из горкома, был уже около фонтана на площади Независимости около здания Верховного совета. Здесь по моим оценкам было около полутора тысяч граждански людей, которые слушали музыку игравшей на ступенях Госбиблиотеки молодёжной бит-группы, или осаждали привезённые сюда многочисленные подвижные киоски, откуда раздавали горячительные напитки и бутерброды. Многие прогуливались по площади или плотно стояли у стен здания Верховного совета Литовской Республики. Было сухо и свежо, снега не было.
Мы не собрались в общую группу. Стоя на возвышенности фонтана, я видел, как ребята стараются самостоятельно пройти сквозь плотную толпу к зданию Верховного совета, а им мешают. Некоторые из находящихся на площади людей меня узнавали. Поэтому я попросил двух ребят из своего десятка, которые были поплотнее, следить за тем, чтобы сзади кто-нибудь не напал на меня. Эта просьба оказалась ненапрасной. Когда я сам предпринял попытку пройти к дверям Приёмной Верховного совета ЛР, выходящим в сторону фонтана и пошёл один по живому коридору, который открыли передо мной стоявшие здесь гражданские люди, кто-то, видимо из этой толпы, сзади налетел на меня с криком. Но когда я обернулся, то увидел лишь брюки и ботинки какого-то гражданского, который летит к живой стене, толкаемый двумя здоровяками, литовскими дружинниками с зелёными повязками на рукаве. Я прошёл дальше, однако дверь Приёмной была плотно перекрыта широкими досками и затемнена.
Несколько позднее я предпринял ещё одну попытку пройти к зданию Верховного совета ЛР со стороны аркад, напротив центрального входа. Однако, будучи опять опознанным и видя агрессивность толпы, отступил и вернулся назад на площадь. Понял, что мне не удастся самому передать Петицию, поэтому в дальнейшем наблюдал происходящее вокруг здания Верховного совета.
Примерно в половине второго ночи раздался гул и лязг движущейся военной бронетехники, которая проходила по автотоннелю под площадью Независимости. В 1:35 со стороны телебашни раздалась канонада артиллерийской стрельбы и треск автоматных очередей. Толпа на площади заметалась, люди начали куда-то бежать, забиваться в углы площади. Сам я отошёл к строящемуся зданию гостиницы Верховного совета ЛР, стоящему на проспекте Гедимина. Пробыл здесь минут пять, наблюдая за происходящим, а затем пошёл назад, в сторону Горкома. Вместе со мной, по одному и небольшими группками, возвращались ребята, нёсшие ранее в Верховный совет Петицию. Среди них я увидел несколько с разбитыми лицами: Станкевич, Зеленюк, Блинов и др. Объяснили, что им досталось от литовских дружинников с зелёными повязками и от стоявших в толпе людей, когда, пытаясь пройти к зданию литовского парламента, ненароком, просили стоящих, по-русски, пропустить их. Только одному из нас - Ярецу удалось передать Петицию адресату.
В два часа ночи 13 января 1991 года я и члены моей группы вернулись в здание Горкома. Сделал проверку – не досчитал 10 человек. Что стало с ними – не знаю. В зале Горкома работал переносной телевизор «Шилялис». Помню, когда выходил из зала, на экране этого телевизора шли горизонтальные полосы. Транслировавшаяся до этого программа литовского телевидения, прекратилась. В коридоре встретил Шурупова В. и сказал ему, что в связи с сложившимися обстоятельствами я сам Петицию не сумел передать. Не знаю, куда делись 10 человек, из моей группы в 70 человек, которые ходили к Верховному совету ЛР с Петицией. В ответ Шурупов сказал, чтобы я брал видеокамеру, шёл и садился в автобус, стоящий около здания Горкома. Зайдя в один из кабинетов Горкома, я взял видеооператора съёмочной группы «Венибе-Единство-Едность» Копылова А., он весь вечер просидел здесь в ожидании, и мы с ним и съёмочной камерой вышли на улицу, сели в автобус «Икарус». Он был полон людей, у некоторых на рукавах были красные повязки. Нам осталось место только на передней площадке, около водителя. Вскоре автобус тронулся и занял место в конце колонны – чёрная «Волга» с «цековскими» номерами, которые начинались на число 33, микроавтобус «Латвия», автобус «Пазик» и наш большой «Икарус». В «Латвии» и «Пазике», кажется, также ехали дружинники. Кто ехал в «Волге» я не видел. Куда и зачем ехали, я не знал, как впрочем, наверное, и никто из пассажиров нашего автобуса. Это можно было понять по характеру разговоров. Мне было понятно лишь одно – будем что-то снимать на видео, и мысленно я связывал предстоящую работу с той канонадой, которую услышал, находясь несколько раннее в центре Вильнюса на площади Независимости более получаса тому назад. Поэтому когда колонна, минуя здание КГБ, поднялась на улицу Калиновского и остановилась на улице Конарского, не доезжая комплекса зданий Телерадиоцентра, напротив скверы у входа в него, окружённого бронетехникой и солдатами СА, я удивился. Для меня это было полной неожиданностью. Канонада, которую слышал ранее, была слышна около Телебашни, а до неё отсюда полгорода надо проехать.
После того, как дружинники с красными повязками выбежали из автобусов, они встали цепью вдоль ярко освещённой фонарями улицы Конарского, за военнослужащими СА. Поэтому, стоя в цепи, не входили в контакт с гражданскими лицами литовской национальности, которые были свезены сюда из городов Литвы. С правой стороны, около здания Радио я насчитал 8 автобусов, но и дальше виднелись ещё автобусы. Попросил видеооператора начать съёмку всего, что он сможет снять в этих непростых ночных условиях. Сам отошёл к цепи и начал ходить спереди ей, со сторону улицы, понимая, что если буду опознан стрелком со стороны жилого дома, то моё постоянное движение поможет спастись, во всяком случае, от смертельного попадания. Предупредил дружинников, чтобы немедленно ложились, если услышат звук стрельбы или свист пуль.
Однако, когда пуля одиночного выстрела, может снайпера, лязгнула об асфальт около цепи дружинников, никто до этого звука самого выстрела не услышал и лечь не успел. В ответ, из-за наших спин, в направлении крыши жилой блочной девятиэтажки раздались очереди из автоматического оружия бронетехники СА. Мощные фары военных машин на мгновение осветили там людские силуэты, которые стразу спрятались куда-то в темноту, за бордюр крыши. Больше попыток обстрела нас со стороны окружающих домов не было.
Со своего места около оцепления дружинников, я видел автодорожное происшествие, когда кто-то из толпы гражданских лиц по другую сторону улицы Конарского неосторожно выскочив на проезжую часть (или его вытолкнули), и был сбит быстро проезжавшим зелёным «Москвичом». Автомашину сразу, было, остановил милиционер, но после короткой беседы с водителем, милиционер отошёл в сторону и «Москвич» помчался дальше по улице. Потерпевшую отвезли на другой машине.
Отмечу, на мой взгляд, одно важное наблюдение, сделанное той ночью. Машины скорой медицинской помощи имитировали массовый вывоз раненых с места событий около КРТВ. Это выражалось в том, что медицинские машины, каждые пять минут приезжавшие на улицу Конарского, останавливались напротив КРТВ, затем, постояв немного, быстро отъезжали, включив «мигалку» и звуковой сигнал. Причём они с улицы никого не брали, поскольку двери машин, всё то время, пока она стояла, оставались закрытыми. Думаю, это дьявольски хитрая акция, по задумке её организаторов, должна была показать сновавшим всюду с видеокамерами и фотоаппаратами иностранным корреспондентам, массовость жертв «расправы военнослужащих СА с мирным гражданским населением». Журналистов, как ни странно, загодя очень много приехало к этой ночи в Вильнюс (кроме Невзорова А. из Петербурга) и заняли они, в отличие от нас, очень точные позиции для своих репортажей с места предстоящих событий. Синий цвет «мигалок» машин скорой помощи и кричащие звуковые сигналы, рёв моторов военной бронетехники, редкие хлопки холостых выстрелов пушек танков – создавали соответствующий антураж, возбуждали эмоционально толпу литовских националистов, подогревая их стремление к протесту по поводу присутствия здесь военнослужащих СА. Я не видел, правда, чтобы советские военнослужащие кого-либо из гражданских избивали около КРТВ. Видел я только то, как, выйдя из черной «цековской Волги», Юкнявичюс получил сразу удар резиновой дубинкой от стоявшего у машины военнослужащего СА. Видимо солдат не понял, что к зданиям КРТВ приехали сторонники советской власти.
Под утро резко похолодало, пошёл снег. В шесть часов десять минут по цепи прошла команда повернуть направо и идти в здание Радио. Хотя я и мой видеооператор не были дружинниками и, естественно, не носили красных повязок, тем не менее, мы пошли вместе со всеми в это здание. Выходить за оцепление стоявших впереди нас военных, было просто небезопасно. Экзальтированная толпа литовских националистов по другую сторону улицы никого из нас так просто сквозь себя не пропустила бы. За минувшую ночь противостояния в этом можно было убедиться по тому, как эти люди себя вели. Если бы не военнослужащие СА, нам всем не удалось бы избежать нападения литовских националистов. В общей сложности их было свезено сюда автобусами со всей республики в десять раз больше, да и организованы они были чётко и вели себя уверенно. В этом надо отдать им должное. Сознание, пропитанное националистическим угаром, утверждало их в правоте своих действий, укрепляло их боевой дух, который выражался в громогласном гневе, в демонстрирующих сопротивление жестах и натуральной, животной ненависти ко всем нам – солдатам СА, интернационалистам и русским националистам, стоявшим напротив и смотревшим им прямо в лицо.
На следующий день я узнал, что этой же ночью на 13 января была полностью уничтожена, в результате налёта, штаб-квартира СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» по улице Чюрлёниса 2/9 г. Вильнюса. То, что я потом увидел, напоминало последствия смерча, который пронёсся по некогда ухоженным кабинетам и залу, унося с собой не только стулья и мебель, но и окна с оконными рамами.
В подвальном помещении здания Радио, куда мы вошли ранним утром, был большой беспорядок. Выбитые из окон стёкла лежали осколками на полу, валялись какие-то милицейские шинели с «всадником на коне» в петлицах, дверные петли у дверей были выбиты и все двери распахнуты. У входа груда тяжёлой мебели, видимо изнутри двери были забаррикадированы, чтобы нельзя было их открыть и т.п.
Во время построения, которое сделали Юкнявичюс и Кондрашов для того, чтобы организовать внешнее дежурство, я сказал, что надо сделать уборку, а то придут журналисты, а мы здесь в таком беспорядке. Мы и окажемся виновными за него. Со мной согласились, и те, кто был свободен от дежурства на улице, принялись наводить порядок. Мы с видеооператором определили место для видеокамеры и для себя в одном из кабинетов подвала, а дружинники расположились в большом студийном зале № 1. Второй студийный зал, для оркестровых записей, оставался свободным. Кроме подвального помещения, выходить куда-либо наверх, военные сразу всем нам запретили.
Днём 13 января мы с видеооператором отдыхали. С 14 января – начал помогать прибывшей из Москвы группе телевизионных специалистов. Получил от Стейгвилы Г.С. задание помогать московским товарищам с переводом и т.д. Работник КРТВ Стейгвила Г.С. был назначен Постановлением от 13 января 1991 года руководителем занятых военнослужащими СА зданий этого комитета по улице Конарского. Данное Постановление я потом увидел в материалах дела № 09-2-068-91 Том 3 лист 168 - оно было отпечатано на пишущей машинке большими буквами, и под ним большими буквами виднелась подпись «КОМИТЕТ НАЦИОНАЛЬНОГО СПАСЕНИЯ». Кстати, в этой бумаге говорилось: «поручить тов. Стейгвила Г.С. обеспечить работу телевидения и радио Литовской ССР, принять меры по охране административных и общественных зданий, организовать набор творческих и технических работников, администрации и руководящих работников».
Работал я с московскими товарищами до 17 января 1991 года и, как только подготовили всё к выходу в эфир, покинул КРТВ на автобусе, который приехал от Вильнюсского горкома КПЛ (КПСС). В 16 часов я и смена дружинников, вывезенная автобусом из КРТВ, были уже в центре города, откуда я поехал домой. Ещё раньше, 14 января, на таком же автобусе, КРТВ покинул видеооператор «Венибе-Единство-Едность» Копылов А., забрав с собой видеокамеру и отснятый материал.
Телевидение возобновило свою работу в тот же день 17 января 1991 года в 18 часов. В те дни литовское правительство объявило траур в связи с событиями в ночь на 13 января и имевшимися человеческими жертвами. Поэтому трансляция началась с видеоряда из Рыльского монастыря и церковного песнопения. Это было не случайно. Дело было так. Мы с одним из московских телевизионщиков, отобрали из списка видеотеки нужные нам регистрационные карточки, 19 штук, с записями симфонической музыки, которая соответствовала обстановки траура. Это были произведения Баха, «Реквием» Моцарта, Шопена и т.п. Затем спустились в хранилище, однако ни одной из отобранных нами видеокассет в видеотеке не оказалось. Нам пришлось усердно поработать, пока мы сумели всё же подобрать соответствующую музыку и видеоряд. Думаю, сделанное нами это важное открытие, указывает на то, что кто-то в КРТВ заранее готовясь к событиям ночи 13 января, в которых предполагались людские жертвы, своевременно изъял из видеотеки искомые нами записи и вывез их из здания телевидения. Надо признаться – они с дьявольской предусмотрительностью рассчитал, что будет пролита человеческая кровь и свершится акт жертвоприношения человеческих жизней.
Музыку и видеоряд, которые мы подобрали по регистрационным карточкам в видеотеке КРТВ, транслировало Независимое литовское телевидение, которое сразу после занятия военными СА КРТВ, начало свои телепередачи в эфир в других частях города Вильнюса.
Подводя итог, хочу подчеркнуть, что все мои усилия в те дни были направлены к тому, чтобы не допустить стычек и кровопролития между конфликтующими сторонами. Испытываю большое удовлетворение, что там, где я был и мог влиять на поведение окружающих меня людей, физическая конфронтация была сведена до минимума. И, если была кровь, которую всё же не удалось избежать моим соратникам, то били нас, за то, что мы оставались верными законам СССР и Литовской ССР.
Затем судья Вишинскас вызвал к микрофону в клетке Александра Смоткина.
Вкратце, Смоткин А. показал, что был лишь участником январских событий как дружинник, который лично не приемлет власть литовских националистов и национальной литовской буржуазии. Он никого не тронул во время январских событий и ничего не делал по приказам Иванова В.В., сопредседателя СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», т.к. в этой организации не состоял.
Смоткин А. рассказал о своём участии в Шумском инциденте, суть которого в следующем. Группа патриотически настроенных русских ребят из Вильнюса подготовила радиопередачу - поздравление с 74-й годовщиной Великой Октябрьской Социалистической революции. У них был в наличии хороший радиоприёмник, оставшийся им от военных СА. С территории Белоруссии в районе населённого пункта Шумск, вечером 6-го ноября 1991 года они провели пробную музыкальную трансляцию на г. Вильнюс и возвращались через литовский пограничный пункт в Шумске. До этого, в листовке, которая поздравляла с наступающим праздником, население города Вильнюса было оповещено о готовящейся радиопередаче. Указывалось время её трансляции – 19 часов 7 ноября на частоте 75 м. Когда в машине, которую вёл Орлов В., и в которой ехали Дзагоев Х и Смоткин А., начал делать осмотр литовский пограничник, то обнаружил автомат АКСУ. В момент задержания Смоткина А., литовский пограничник Блистьев ударил Смоткина по голове, на что последний оказал ему сопротивление и, крикнув «Ложись, а то убью!», взорвал два неизвестных взрывчатых устройства. Они не причинили никому из пяти присутствующих здесь же людей, а также стоящему автомобилю, никаких повреждений. Смоткину удалось скрыться в тёмном лесу и уйти в Белоруссию, несмотря на ошалелую стрельбу, быстро прибывшего сюда отряда литовских автоматчиков. С Шумского погранпоста, сразу после инцидента, Смоткин вернулся в Полоцк на место теперешней его постоянной работы. Через 2 дня, Смоткин по ложной телеграмме Генпрокуратуры ЛР, в которой сообщалось о том, что он, Смоткин А. - «является злостным рецидивистом и убийцей двух человек», – был выдан сотрудникам литовских спецслужб, начальником УВД города Полоцка. В дальнейшем в Литве Смоткин А. подвергся страшным пыткам и истязаниям, в результате чего были изуродованы руки и поломаны три левых ребра.
Оружие Смоткин А. получил от сотрудников ОМОНа г. Вильнюса, когда как дружинник, прибыл для оказания помощи в ночь на 23 августа 1991 года на базу советских милиционеров в Валакампяй. Тогда, после падения ГК ЧП СССР, ожидался штурм базы литовскими полицейскими. Штурм не состоялся, а оружие в конечном итоге осталось у Смоткина А. и у других дружинников.
Теперь это оружие проходило по делу «Об инциденте на Шумском пограничном посту 6 ноября 1991 года», которое почему-то в виде 4-х томов было включено Генпрокуратурой ЛР в дело о январских событиях 1991 года в Вильнюсе.
Впрочем, почему эти четыре тома оказались тут – ясно. Основной удар Генпрокурор Паулаускас А. готовил против меня, когда для суда формировались материалы УД № 09-2-068-91. Оружие, которое проходило по делу о Шумском инциденте, по мнению этого прокурора, хотя бы косвенно, но пачкало меня и организацию СДПЛ «Венибе-Единство-Едность».
Что и говорить, но за уши притянутый к январским событиям «Шумский инцидент», в глазах мало-мальски сведущих в юриспруденции людей, выглядел беспомощной, саморазоблачительной потугой Генпрокурора ЛР и его бездарных подчинённых.
Во время ознакомления с делом, когда в следственных комнатах №№ 33 и 34 у меня была возможность говорить с ребятами, проходящими по делу № 09-2-068-91, я узнал любопытную деталь. Она может совершенно в ином свете высветить трагедию, которая произошла на пограничном посту с Белоруссией, в посёлке Медининкай, в самом конце июля 1991 года, когда там зверски были расстреляны 8 литовских служащих.
На Шумском пограничном посту с Белоруссией, он находится недалеко от поста Медининкай, сразу после задержания Орлова В и Дзагоева Х. была предпринята попытка их расстрела отрядом автоматчиков, который прибыл незамедлительно на этот пост на грузовике. Свершись этот расстрел, а пули очередью прошли над головами ребят, никто не смог бы возразить, что труппы Орлова В. и Дзагоева Х. – «людей напавших на Шумский пограничный пост вечером 6 ноября» не являются трупами людей расстрелявших литовских служащих четыре месяца назад в Медининкай. По утверждению Генпрокуратуры ЛР, автомат АКСУ, найденный в «Жигулях» Орлова В., являлся оружием одного из убитых служащих в Медининкай.
Трупы мочат!
Только поспешное сообщение одного из таможенников Шумского погранпоста - один из троих пассажиров «Жигулей» только что сбежал, - остановило новое зверское преступление. Думаю, бегство Смоткина А. не только спасло всем им троим жизнь. Оно послужило провалу акции, с иезуитской расчётливостью (цель оправдывает средства) тщательно продуманной и подготовленной спецслужбами в Литве. В результате неё «убийцами из Медининкай» должны были стать эти парни.
Тем не менее, следствие ещё долго не отказывалось от попытки увязать «грязное оружие из Медининкай» с неудавшимися «радистами» из Шумскаса. Уж очень хотелось запачкать советских патриотов в злодейском убийстве литовских служащих. Кстати, посланная 8 ноября 1991 года в Полоцкий УВД телеграмма Генпрокурора ЛР, с целью выдать литовским властям Смоткина А., характеризовала последнего как матёрого убийцу. Понятно – из Медининкай...
Сам Смоткин после августа 1991 года жил тогда уже в Полоцке и работал высококвалифицированным инженером связистом.
Рассказав о своих злоключениях и ответив на вопросы, Смоткин А. окончил своё выступление в половине третьего.
За ним с места в клетке был поднят для дачи показаний Александр Бобылёв. Он обвинялся также как и все мы по статье 62 УК ЛР, а также - по статье 234 (незаконное хранение оружия). У него утром 7 ноября 1991 года при обыске литовские следователи нашли пистолет ПМ, который он не успел сдать компетентным советским военным представителям, находившимся тогда в Вильнюсе. Пистолет этот Александр получил из ОМОНа. Когда он в августе 1991 года добровольцем пошёл служить в этот отряд милиции, который возглавлял Болеслав Макутынович. О том, что Бобылёв как-то связан с группой, готовящей радиопередачу с праздничными поздравлениями, литовские спецслужбы знали, видимо от провокатора, работавшего в этой группе.
Из материалов дела следует, что «радиогруппа» насчитывала 7 или 8 человек. Каких-либо более конкретных показаний, кроме слов относительно намерений этой группы осуществить «антигосударственную деятельность» (поздравлением - что ли?), в деле не было. Тем не менее, Бобылёва А. долго допрашивали и только в 17 часов он сел на лавку в клетке.
В Литве кое-кто из властных структур хорошо помнил Бобылева А., как ответственного коменданта по проведению в республике 17 марта 1991 года Всесоюзного референдума по вопросу о единстве СССР. Тогда почти одна треть часть взрослого населения Литвы проголосовала за единство державы. Правда не всем удалось приехать на участки для голосования – литовские власти, во главе с бывшим Первым секретарём ЦК Компартии Литвы Бразаускасом А., всячески мешали проведению этого референдума. Литовские националисты не могли простить Бобылёву А. проведённой организационной работы по референдуму. Им было наплевать на то, что Бобылев А., ведущий инженер на одном из Вильнюсских оборонных НИИ, специалист разработчик лазерной техники, окончивший аспирантуру – в августе 1991 года вынужден был уйти со своей работы и сменить гражданскую одежду на военный камуфляж. Теперь он был для них очень опасный преступник.
20 декабря 1993г., понедельник.
Заседание суда № 11.
Заседание длилось почти три часа. Показания давали Орлов В, Шорохов В., Дзагоев Х.
Виктор Орлов в сущности повторил показания Смоткина А. о произошедшем на пограничном посту в Шумске. Подчеркнул при этом, что с его стороны и со стороны Дзагоева Х., в момент задержания никакого сопротивления пограничникам не было оказано. В его автомобиле «Жигули» был обнаружен, скрытый под покрывалом автомат АКСУ. Все команды они выполнили. Более того, Орлов крикнул Смоткину, чтобы и тот не сопротивлялся, увидев возможность конфликта между ним и пограничником. Когда взорвалось отброшенное Смоткиным взрывное устройство, все они, вместе с пограничниками, стояли уже около машины. Взрыв, произошедший в нескольких метрах от них, не причинил никому никакого ущерба. Почему так произошло, и что это было за устройство – Орлов не знает, и не видел его.
В здании литовского МВД, куда его и Дзагоева Х. доставил, после не приведённого в исполнение расстрела в Шумске и после допроса в Верховном совете Литовской Республики, он двое суток провалялся на полу какого-то кабинета, прикованный наручниками к ножке стола. С протоколом изъятия из его автомобиля автомата АКСУ, он ознакомился лишь тогда, когда велось общее ознакомление с делом. Протокол был оформлен двумя часами позже произошедшего инцидента на пограничном посту, когда Орлова уже не было в Шумске. Кроме этого, когда Орлова и Дзагоева увезли, автомобиль «Жигули» был разграблен. Понятых, якобы присутствовавших при изъятии автомата, Орлов естественно в лицо никогда не видел, как и тот самый АКСУ, который лежал у него в машине и который накануне принёс ему в сумке Павел Василенко – один из активных дружинников. То, что ему показывали потом, были лишь фотоснимки автомата АКСУ, якобы изъятого из его, Орлова автомобиля вечером 6 ноября 1991 года на пограничном посту в Шумске. Опознания «изъятого» АКСУ, как вещественного доказательства, суд также не произвёл.
Поэтому утверждать, что автомат АКСУ, который был у Орлова в автомашине «Жигули» в момент задержания в Шумскасе и тот автомат АКСУ, который был предъявлен на фотографиях суду, один и тот же автомат АКСУ - не представляется возможным. Кстати, не было опознания оружия изъятого и у Бобылёва А, а также каких-то рычажков от гранат – вменявшихся обвинением Смоткину А.
Но всё это не было принято судом во внимание.
Заканчивая свои показания, Орлов заявил, что говорил только о тех событиях, которые, по мнению литовской стороны, произошли на территории Литвы и отказывается давать показания о своих действиях на территории Белоруссии. Судить о них – не входит в компетенцию данного суда.
Отвечая на вопросы, Орлов В. подтвердил, что сам составил, редактировал и записывал на магнитофонную ленту передачу, посвящённую 74-ой годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции. Она была основана на материалах периодической печати, официально распространяемой в СССР в то время. Автомат АКСУ взял с собой, поскольку считал, что возможно нападение на него и группу, которая в лесу вела пробную трансляцию, направленную на всех, в том числе и на Вильнюс. Радиопередатчик чешского производства сам по себе также представлял немалую ценность. Его сотрудники литовских спецслужб незаконно изъяли с территории Белоруссии несколько дней спустя, после 6 ноября 1991 года и присвоили себе. Никакого опознания ни до суда, ни на суде этой радиотехники не проводилось.
Владимир Шорохов, который давал показания после Орлова В. участвовал в пробной радиопередаче под Шумскасом 6 ноября 1991 года. Однако в отличие от «Жигулей» Орлова В., его «Запорожец» спокойно проехал Шумский пограничный пост - по указанию литовских пограничников и без всякого досмотра. В группе была и третья автомашина, вместе с двумя другими подъехавшая на Шумский погранпост и также как машина Шорохова, благополучно миновала его почти без задержки.
В отличие от двух других автомобилей, в машине «Жигули» Орлова было оружие – его и задержали. Возникает естественный вопрос – откуда была такая информация у литовских пограничников?
Когда Шорохов узнал, что на погранпосту произошло ЧП, а узнал он сразу, когда, миновав Шумский пост, остановился в километре от него с литовской стороны, в ожидании автомашины Орлова. Услышал два взрыва и автоматную очередь с той стороны. После чего он решил срочно выехать в другой город.
Его взяли через полторы недели. У следствия ничего против него не было, но будучи по натуре честным человеком, он признался в том, что на территории Белоруссии у его родственников на селе, закопал жестяную упаковку с автоматными патронами. Заводская упаковка патронов осталась у дружинника Шорохова В., высококлассного рабочего специалиста, наладчика электронной аппаратуры, в ту самую августовскую ночь 23 числа 1991 года, когда он, также как и многие местные советские патриоты, пришёл на помощь советским ОМОНовцам. В тот день с советскими милиционерами, на их вильнюсской базе в Валакампяй, хотели разделаться литовские полицейские. (Тележурналист Невзоров А. снял об этом телефильм «Наши»). Сдавать патроны тем, со стороны которых, начиная с 1988 года неслись открытые русофобские оскорбления и угрозы физической расправы, Шорохов не захотел. Этого оказалось достаточным, чтобы Володя провёл следующие два года в Следственном изоляторе Лукишской тюрьмы.
Сами эти патроны представители литовских спецслужб опять-таки незаконно изъяли с территории Белоруссии. Они не имели на такое изъятие разрешения белорусских властей.
Дополнительных вопросов к Шорохову В. почти не было.
К микрофону в клетке поднялся осетин Хетаг Дзагоев, советский солдат, не успевший выехать после демобилизации в свою родную Сереную Осетию. Друг Виктора Орлова. Попал с ним в переделку на пограничном посту в Шумске вечером 6 ноября 1991 года. К уже известным обстоятельствам «Шумского инцидента» он добавил некоторые подробности. У него был пистолет ПМ (следствие «опознало» это оружие, как пистолет убитого служащего с Медининского таможенного поста, исчезнувшее той июльской ночью). Этот пистолет Дзагоев получил от Смоткина А. в начале ноября 1991 года, когда встречался с ним в процессе подготовки радиопередачи. Сам Смоткин А. получил пистолет из Вильнюсского ОМОНа ночью 23 августа 1991 года. Пистолет был без номера, т.к. Смоткин А. спили его напильником. На Шумском пограничном посту 6 ноября 1991 года Дзагоев Х. не воспользовался пистолетом, хотя такая возможность у него была. После обнаружения в автомобиле автомата АКСУ и взрыва Смоткиным взрывного устройства, Орлова и Дзагоева литовские служащие положили на обочину дороги и заставили лежать. В темноте Дзагоев закопал пистолет в песок, избавляясь тем самым от оружия.
Раннее, при ознакомлении с делом, Хетаг рассказывал мне, что был момент, когда он мог расстрелять чуть ли не в упор трёх остановивших их пограничников, но не сделал этого. Вот вам и «нападение» на Шумский погранпост.
Продолжая свой рассказ Дзагоев сказал, что после того, как их положили на землю, через несколько считанных минут, приехал грузовик с военнослужащими вооружёнными автоматами и устроили несостоявшийся расстрел его и Орлова. Затем их бросили на пол кузова грузовика и под дулами приставленных к затылку автоматов привезли в Верховный совет Литовской Республики на допрос. После чего перевезли в здание литовского МВД, где в одном из кабинетов допрос был продолжен. Во время него Дзагоева бросали на металлический сейф, стоявший на мокром полу и подключённый к электричеству. (Об этом Хетаг рассказывал мне раньше). Пистолет ПМ следователи нашли на следующий день там, где его оставил Дзагоев, закопанным в землю на обочине дороги. Не было ни акта изъятия этого пистолета, ни опознания оружия в суде в качестве вещественного доказательства!
Отвечая на дополнительные вопросы, Дзагоев сказал - остался в Вильнюсе после демобилизации, потому что подружился с сестрой Орлова В.
Заседание закончилось в 16 часов 20 минут.
Наконец, сегодня, после 22 часов, сразу после отбоя, меня перевели из камеры № 162 «А» в камеру № 317, которая находится на первом этаже во втором корпусе Лукишской тюрьмы. В этом корпусе, над нами, расположены камеры с больными туберкулёзом и другими лёгочными заболеваниями – «туберкулёзный корпус». Здесь меня радостно встретили мои «подельники»: БобылёвА., Дзагоев Х., Орлов В., Смоткин А., Шорохов В. Их перевели в эту камеру несколько часов ранее. Администрация тюрьмы, после некоторой проволочки, всё же выполнила решение судьи Вишинскиса - после дачи показаний свести нас, как политических, в одну камеру.
В камере восемь нар, шесть из них заняли мы. Я на нижних - слева от входа. Ожидать к нам в камеру находящихся в Лукишской тюрьме двух других советских патриотов Кучерова И.Д и Тауринскаса Г – не приходится. По распоряжению Генпрокуратуры ЛР они с нами в полной изоляции, хоты формально они не проходят с нами по одному делу. Больше политических здесь в тюрьме нет.
Камера грязная до ужаса. Навели порядок, готовимся к встрече нового 1994 года. Хорошее это знамение – все вместе накануне нового года. А на суде ничего существенного против нас нет.
29 декабря 1993г., среда.
Заседание суда № 15.
Пришло 10 потерпевших. Их опрос длился полтора часа.
Дамашявичюс В.В., литовец, оператор киностудии, 47 лет.
«11 января 1991 года в пятницу снимал в различных местах людей, дежуривших около различных объектов. В субботу вечером был в КРТВ, поскольку имел пропуск войти в комитет… Услышал выстрелы, побежал наверх. На третьем этаже, в мужском туалете, открыв окно у входа, приготовился снимать. Снимал кинокамерой студии на чёрно-белую кассету. На улице у входа в здание Телевидения были люди, которые сначала не пустили солдат в здание. Солдаты стреляли холостыми, бросали взрывпакеты. Люди начали отходить, солдаты их подталкивали. Люди отошли к забору строящегося рядом здания… Снимал минуту, сужу по количеству отснятых кадров и длине ленты… Через пять минут в туалете открылась дверь, но никто не вошел… Через 10-15 минут спустился вниз здания Телевидения, увидел, что через гардероб пробежало 3 или 4 десантника… Сверху, по лестнице спускалась диктор Баужите. В холле был десантник, который велел мне выйти. Кассета находилась у меня под одеждой в штанах. Я её вынес… Вышел на улицу. Поскольку живу недалеко, пошёл домой, выложить кассету. Когда проходил здание Радио, начали стрелять боевыми, поскольку сыпались окна. Кто стрелял и откуда – не видел… Положив дома кассету, вернулся фотографировать».
В феврале 1991 года был признан потерпевшим материально, поскольку оставленная в туалете здания Телевидения кинокамера пропала.
Лаукявичюс А.А., литовец, инженер КРТВ, 31 год.
«В ночь на 13 января 1991 года в КРТВ не был. 14 января 1991 года по разрешению Стейгвилы Г. был впущен военными СА, охранявшими вход в здание КРТВ. Обнаружил в своём кабинете № 119«а» пропажу… Стейгвила Г. распоряжался, кого впускать в здание КРТВ, он решал все вопросы – что можно вынести, а что – нельзя и т.п.».
В июне 1991 года признан материально потерпевшим в УД № 09-2-002-91. (?!)
Шатейка А.Ю., литовец, привезли из Купишкес, электромонтёр, 51 год.
«Приехал из Купишкес организованно, вместе с женой и 14-лектним сыном… Были на ступенях у входа в здание Радио… Меня один солдат два раза ударил… Когда стреляли по нам, то у ребёнка, который держал в руках магнитофон, осталась в ладони только ручка».
Откуда и кто стрелял – не уточнил. Может потому, что не видел нечто неудобное для пояснения? Или – потому, что хотел что-то скрыть о стрельбе из противоположного дома? Ведь если магнитофон был отстрелен, то пуля должна была пройти по траектории сверху – вниз. Правда, при условии, что его сын стоял впереди толпы и держал магнитофон ниже уровня пояса. Данная толпа могла быть видной из дома напротив здания Радио, как следует из материалов дела, только сверху. Снизу, с тротуара, видимость ограничивали автобусы, стоявшие напротив, у входа в здание Радио, непосредственно около ступеней ведущих в него. Я сам видел эти автобусы. Если же допустить, что его сын стоял внутри толпы, то тогда не ясно, как вообще мог произойти отстрел магнитофона – как и кто внутри толпы выстрелил. Почему следствие не разобралось в этом детально?
Через неделю судмедэксперт установил у него лёгкие телесные повреждения на лице и ноге.
Шатейка В.А., литовец, привезён из Купишкес, учащийся, 14 лет.
«Приехал в автобусе вместе с родителями… Мы немного присели, когда начали стрелять… (откуда и кто – не уточняет) В руке осталась только ручка магнитофона, куда делся сам магнитофон – не видел… Я ничего не делал. Тихо сидел. Мама в этот момент была передо мной… Мы с мамой ушли от здания…»
Через неделю судмедэксперт установил лёгкое телесное повреждение на голове.
Галумбаускас А.-М.П., литовец, безработный, 50 лет.
Дал показания по событиям 8 января 1991 года около здания Верховного совета Литовской Республики, в связи с пикетом.
«Пришёл сам в 9 часов утра к зданию Верховного совета Литовской Республики. Всё пространство внутреннего дворика здания парламента было занято пикетчиками. Это были «единственники», поскольку развивались красные флаги и говорили по-русски. Видел человека по фамилии Даукша Д., который присутствовал часто на мероприятиях Лиги свободы Литвы… применили воду, правда, где-то полметра не хватило брандспойтам, находившимся внутри здания Верховного совета, чтобы вывести их поливающие концы за входную дверь, наружу…»
Вот почему охранники сами сняли двери с петель и убрали их – чтобы двери не мешали поливать пикетчиков водой. Никто из пикетчиков дверей здания Верховного совета не ломал и - не снимал. Всё логично и просто, как сама правда.
«В здание ворвались захватчики. Я также попал в здание Верховного совета».
Зачем же так – «захватчики». Может, просто хотели остановить поток воды льющийся на них. Да и сам, - зачем полез внутрь?
«Среди ворвавшихся, я видел пьяного мужчину, говорившего по-русски. Думаю, что это были люди из организации «Единство».
Ну, конечно, раз пьяный, да ещё и говорит по-русски, это уж обязательно человек из «Единства». К сожалению, этот малограмотный человек жертва той пропаганды, которой его третий год подряд потчевали вполне образованные дяди и тёти из местных СМИ. Они готовились к январским событиям 1991 года в Вильнюсе. Усиленно формировали из нас, местных русских и представителей других национальностей, говорящих на русском языке, не желавших распада единства СССР, образ: врага, оккупанта, затем – коллаборанта. Словно мы находились в условиях военной оккупации. Действовали эти «спецы» от пропаганды вполне профессионально, так что посаженные ими семена раздора дали обильные злые плоды. Эти плоды Генпрокуратура ЛР показывает нам здесь сейчас, на суде. Какое обилие форм и проявлений, однако, к сожалению лишь одного содержания – не светлого, человеколюбивого, но чёрного, человеконенавистнического, плотского свойства.
«Был ли около Верховного совета Литвы лидер «Единства» Иванов В., я сейчас не помню».
Ровно через год, 14 января 1992 года Генпрокуратура ЛР признала Галумбаускаса А.-М.П. потерпевшим морально и материально: пропала шапка, шарфик, были оторваны пуговицы – всего убыток на 100 рублей (советских). На это в деле оформлен гражданский иск, видимо к тому, кто это сделал там, в пикете, год назад.
На этом судья закончил сегодняшнее заседание суда, которое, можно сказать, прошло под лозунгом: «Литовская семья – патриотическая семья!». Не хватало только одного – громко воскликнуть во весь голос этот лозунг, или повесить его над судьёй, в виде транспаранта, а может, - и того и другого.
Во всяком случае, для иллюстрации этого лозунга нам и показали две семьи (была опрошена также жена Галумбаускас А.-М. – ничего интересного), представляющие разные социальные слои литовского населения. Рабочего с провинции - была опрошена его жена, завмаг, не щадящая своего ребёнка во имя лозунга «Свободу Литве!» и безработного, под этим же лозунгом готовая пойти под танки.
Странно это. Нормальные люди не выставляют своих детей под возможный удар. Так уж устроен человек, таковы его натуральные инстинкты – прятать детей от возможной опасности. Однако эти патриоты, несмотря на своё очень сложное финансовое положение (судя по показаниям), поспешили занять своё место среди защитников «стратегических объектов в г. Вильнюсе». Что их ждёт в «Свободной Литве», где главным становятся деньги и различные идеологические фетиши, а не человек?
Перед началом этого заседания, сидя в клетке в зале суда, вся наша шестёрка «подельников» жестикулировала и всячески давала понять своим родным и близким, что все мы теперь вместе в одной камере. Жестикулировали потому, что нам категорически запрещалось что-либо говорить, а тем более переговариваться с родными в зале суда. Ослушание могла стоить нам зуботычины от охранников в «предбаннике» зала суда. Предупреждения на этот счёт были нам высказаны ещё вначале судебных заседаний.
По выражению лица своей мамы и мамы Виктора Орлова догадался - они поняли, что нас перевели в одну камеру, и разделяют с нами эту маленькую радость.
1 января 1994г., суббота.
Первый новый год в тюрьме среди друзей. Из бумаги сделали ёлочку, раскрасили в зелёный цвет зелёнкой, - свечка из сала. Вместе с Хетагом Дзагоевым потрудились и сделали Стенгазету с новогодними пожеланиями.
У нас была подшивка журналов «Огонёк» за 1960 год, списанная по идеологическим соображениям из Госбиблиотеки им. Мажвидаса (на подшивке стоял соответствующий штамп. Как не соответствующие содержанием новому капиталистическому строю в Литве, советские журналы списывались и раздавались в камеры тюрьмы). Из этой подшивки мы подобрали нужные нам иллюстрации на советскую тему и приклеили на лист бумаги. Клеем для аппликации служил прожёванный со слюной хлебный жмых.
В центр Стенгазеты на фоне государственного флага СССР поместили известный снимок Сталина И.В. с полководцами, победителями во Второй мировой и Отечественной войне. Подписали – «С Новым 1994 годом – годом нашей Свободы!» и «Наше дело правое – мы Победим!». Стенгазету водрузили на стене в центре камеры. Под ней прикрепили фотоснимки наших родственников, я - сына Адриана. Приготовили бутерброды и, даже, на факеле из сала поджарили колбасу, полученную накануне в передаче. Заварили крепкий чай и в 23 часа по местному времени - в 24 по Московскому, встретили 1994 год. Год нашего выхода на свободу. Много говорили о родных, близких и друзьях, анализировали ситуацию и события в России, философствовали, размышляли о будущем. Спать пошли в 5 часов утра.
5 января 1994г., среда.
Начались новые в этом году заседания суда. Новые, а, впрочем, старые. Пришла мама и родственники всех ребят. Поздравляют, намёками, с новым годом. Пришла Аня с дочкой – красавица. Аня изменилась, но смотрит также с задором и вниманием. Её приход - большой духовный подарок мне. Спасибо ей.
Мама сообщила шепотом, что новогодние поздравления послала Адриану и Святославу. Отправила и мои поздравления им с днём рождения.
Сегодня был продолжен допрос потерпевших - пришло 13 человек. Об этом сообщила «впорхнувшая» в зал секретарь судебного заседания.
Все встают: «суд идёт».
Заседание суда № 16.
Пинкуаускас В.В., литовец, рабочий, 30 лет.
«Когда пришли военные, люди кричали - «оккупанты»… Мне ударили в затылок… Материальный ущерб мне не был причинён».
17 января 1991 года был признан потерпевшим от удара в затылок.
Невераускас Ю.Б., литовец, директор КРТВ, 41 год.
«В мои обязанности входят вопросы: экономические, финансовые, социальные и технические. В моём прямом подчинении находился Технический центр… До 31 декабря 1990 года наши здания охраняли милиционеры из части охраны Вильнюсского городского Управления внутренних дел. Я хотел, чтобы охрану КРТВ взял на себя отряд охраны МВД, поскольку работники Вильнюсской милиции своим культурным и профессиональным уровнем не соответствовали нашим требованиям».
В действительности, Вильнюсская милиция тогда была просоветской. Да, и по национальному составу в ней было очень мало лиц литовской национальности.
«С 1-го января 1991 года наше КРТВ охраняли люди из отряда охраны МВД. Отряд этот охранял важные государственные объекты».
Внимание! Отметим – подготовка к защите Комитета при литовском Совете министров по радио и телевидению в г. Вильнюсе по ул. Конарского 49 началась ещё в конце 1990 года!
Ещё не было Решения литовского правительства о повышении цен, ещё не было Пикета Верховного совета Литвы, ещё не было митингов протеста в Вильнюсе, ещё Президент СССР не посылает телеграммы с требованием восстановить союзное законодательство в Литве, ещё высшие политические руководители Литвы не объявили войну СССР, ещё советские военнослужащие не берут под охрану Дом печати в Вильнюсе, ещё, наконец, не вечер 5 января 1991 года, когда началась загрузка подразделений Псковской Воздушно-десантной дивизии в самолёты, для полёта на территорию Литовской ССР – а руководство КРТВ усиливает охрану своего здания.
Удивительная проницательность. Однако, в волшебные чудеса нормальный человек прекращает верить уже в юношеском возрасте. Возникает вопрос – откуда оно знало, что произошло только спустя полмесяца?
Самый простой ответ – существовал какой-то план, который националисты из литовского правительства знали.
«В течение нескольких дней, до 12 января 1991 года, ночью и днём, около нашего КРТВ собрались люди с различных мест Литвы. Никаких проблем между нами и ими не было… С 10 января 1991 года у нас был усилен режим пропусков. Была усилена охрана центрального входа и входа в здание Радио… Сам я 12 января 1991 года, по собственному желанию был с 17 часов 30 минут на работе… Обходя в половине двенадцатого ночи здания КРТВ, я видел около 70-ти различных работников КРТВ, которые этой ночью с 12 на 13 января 1991 года работали. Они готовили и транслировали в эфир радио и телепрограммы…
Я, Тапинас Л., Матеюнас К., Калинаускас Ш., Юрявичюс А. – руководители КРТВ, были в кабинете Генерального директора на 2-ом этаже в кабинете № 909, когда услышали выстрелы из орудий около Телебашни, за рекой Нерис. Через некоторое время в кабинет вбежала секретарша и сказала, что нападают на здание Радио. Мы остались в кабинете, телефоны действовали. Я слушал радио. В кабинете работали два телевизора. Один показывал сигнал с эфира, другой был включён на прямую трансляцию из телестудии, не через эфир. Я точно не зафиксировал, когда из эфира пропал сигнал из телестудии – комментарий дикторши Бучелите. Было это около 2 часов, несколько минут после 2-х часов ночи. Я переключил картинку на студию. Студия работала. Бучелите говорила, однако картинка и звук в эфир не проходили, поскольку Телебашня уже была выключена. Могу добавить, для того, чтобы в эфир шёл последний репортаж Бучелите, необходимо было не менее 10-ти работников, которые обслуживали технику показывающую картинку…
Ещё во время трансляции картинки в эфир, мы из своего кабинета слышали выстрелы танка, автоматные выстрелы со стороны ул. Конарского. В нашем кабинете свет был выключен, работали только телевизоры. Я слышал, как стучали в двери нашего кабинет из коридора, и как выломали двери из коридора в приёмную секретарши. Из этой приёмной также были двери в наш кабинет, однако их никто не открыл и звуки утихли… В это время в эфире ещё была трансляция Бучелите. Затем увидел, что эфирная трансляция прекратилась, а студия ещё работала. Мы поднялись и вышли. Надо было идти и смотреть, что происходит в здании. Когда выходили, студия ещё работала. Спустились в вестибюль на первый этаж. Это заняло одну минуту. Через дверь столовой, которая выходит в вестибюль, навстречу нам вышли работницы столовой и сказали, что в столовую солдаты принесли какой-то труп и положили на стол».
Возможно, это был умирающий лейтенант Виктор Шацких из боевой группы КГБ «Альфа»? Генпрокуратура ЛР не вела следствия по обстоятельствам его гибели! Судья Вишинскас также не поинтересовался, что произошло с этим человеком, погибшем в здании КРТВ, в ту - трагическую для всех ночь.
«Мы гурьбой направились к выходу. Десантники, окружившие нас, подталкивали нас к выходу. Мы вышли через центральный вход корпуса редакции. Было около 2 часов 15 минут ночи. Пошли на стоянку машин, Люди в основном уже были выдворены с этой стоянки машин. Десантники стояли цепью вдоль ул. Конарского и не пускали людей с противоположной стороны улицы к зданиям КРТВ. На стоянке военные собирали всех людей выходивших из зданий КРТВ и затем вывели их на ул. Конарского. Около 3-х часов ночи мимо нас к зданию Радио проехал «Икарус» и ещё какой-то автобус. Из них вышло много гражданских лиц с красными повязками на рукавах. Они выстроились за военными СА, ближе к зданиям КРТВ… Автобус «Икарус» приехал со стороны центра города. Я ушёл от здания КРТВ в 4 часа утра 13 января 1991 года. Больше войти в здание КРТВ я не смог до 18 января 1991 года, когда меня с депутатом Верховного совета Литовской Республики Беном Рупейкой пропустили в здание КРТВ…
Уже около 6 часов 30 минут утра 13 января 1991 года мне домой позвонил бывший директор программ ТВ (до марта 1990 года) Стейгвила и начал просить, чтобы я пришёл в КРТВ».
Здесь Невераускас Ю. сам себе противоречит, поскольку если бы захотел, то мог бы прийти и быть в здании КРТВ уже днём 13 января 1991 года. Мог бы остаться работать и дальше в КРТВ, но не захотел.
«Стейгвила Г. сказал, что он находится в кабинете Генерального директора КРТВ, что военные жалуются ему, что не могут успокоить солдат, которым нравятся различные «блестяшки», что я, как знающий хозяйство, мог бы помочь ему выяснить, что и где из вещей находится, надо вставлять новые замки и т.п. Я отказался. Из разговора со Стейгвилой я понял, что он имеет какие-то полномочия, поскольку просил прийти…»
Значит всем в КРТВ уже с ночи 13 января 1991 года руководил Стейгвила, а не я. Следствие это знает. Тогда зачем оно морочит всем голову, в том числе Верховному суду ЛР, своим нелепым обвинением меня - «был комендантом в КРТВ с 13 января 1991 года». (?!) Ответ только один, для того, чтобы прикрыть своего человека - Г. Стейгвилу, чтобы он не попал на скамью подсудимых в клетку Верховного суда ЛР. Видимо, литовским националистом он ещё будет нужен в качестве провокатора.
«Стейгвила сказал, что позвонит через час. Около половины восьмого он вновь позвонил, спросил, не передумал ли я и вновь позвал прийти работать вместе с ним. Позднее позвонил директор технического центра Бузонас М., который тоже говорил о дальнейшей работе в КРТВ. Мы вместе с сотрудниками посовещались и договорились собраться в 11 часов около КРТВ. Там и собрались 13 января 1991 года. Бузонас подошёл к нам со стороны здания Радио… Главный энергетик КРТВ Желвис Р. сказал, что в здании ещё находятся спрятавшиеся люди, поскольку около 10 часов утра ему домой позвонил из КРТВ Сальджюнас В. После этого Бузонас М. отошёл от нас и вошёл в здание Радио. А через некоторое время вывел из него 6 наших работников, которые спрятались с началом штурма в диспетчерской энергетика…».
29 января 1991 года он был признан потерпевшим морально и имущественно в связи с действиями Советской армии по УД № 09-2-002-91.
Пранаускене Г.А., литовка, электромеханик КРТВ, 31 год
«В ночь на 13 января 1991 года дежурила в здании Радио КРТВ. Наши окна выходят на ул. Конарского. На окне были прикреплены радиоколонки с громкоговорителями, и радио прямо вещало программу на улицу. Его слышали люди, стоявшие на улице. Несколько позже, в час тридцать ночи послышались выстрелы танков около Телевизионной башни. Вскоре к нам подъехала военная техника… Мы забежали в свой кабинет и выключили свет, закрыли двери. На улице уже стреляли. Начали стрелять боевыми патронами, они попали в раму окна, выбили стёкла окон. Мы спрятались под стол. Думаю, что стреляли по радиоколонкам, поэтому нам так много и попало».
Противоречит себе. Радиоколонки были в другом кабинете, а когда подъехала военная техника – «забежали в свой кабинет», где не было радиоколонок. Почему спрятались под стол, как будто стреляли на уровне окон их кабинета или сверху. По логике, которая вытекает из действий советских военных, они должны были стрелять с улицы, по окнам, т.е. снизу – вверх.
И ещё. В деле есть показания советских военнослужащих СА, что по ним велась стрельба боевыми патронами из противоположного жилого дома, когда они уже были в здании Радио. Из того дома кто- то стрелял сверху - вниз.
«Мы не могли подойти к окну и не видели, что делается на улице. Стрельба прекратилась, слышались взрывы. Около 2 часов ночи радио перестало работать… В три часа ночи я вернулась домой. Когда выходила из КРТВ, здания Радио и Телевидения были уже заняты».
В декабре 1991 года была признана потерпевшей морально и имущественно в связи с действиями Советской армии по УД № 09-2-002-91.
Кастюшкевичюс Й.А., литовец, начальник лаборатории ТЦ КРТВ. 30 лет.
«В ночь на 13 января 1991 года дежурил в здании Радио КРТВ, в центральной аппаратной. Около 2-х часов проехала военная техника… В нашу центральную аппаратную солдаты вошли раньше, чем те, которые прорвались с улицы, через центральный вход в здание Радио. Я всё время стоял у окна и наблюдал, что делается внизу, около центрального входа в здание Радио. То, что они оказались здесь раньше, для меня было неожиданностью. В центральной аппаратной здания Радио нас было три человека… Войдя, военные велели отключить аппаратуру. Я отказался. Тогда другой, подойдя, вынул все провода. Телевидение ещё работало. Потом опять велел отключить аппаратуру, т.к. светились дисплеи… Мы сами отключили питание. На улице стреляли холостыми патронами танки, слышны были автоматные очереди. Нас вывели в коридор. Вывели и дикторов Лукошюса Б. и Садукаса А. Работники оделись, нас вывели… От начала нападения прошло около получаса. Выходя, видел что все коридоры полны солдат. Видел 8 лежащих полицейских, тогда они назывались милиционерами. Когда выходил, начали сильно стрелять на улице. Меня задержали и положили с полицейскими. Пролежал 10-15 минут. Затем главный из военных велел нам бежать на улицу… Постоял 10 минут, знакомых не нашёл, пошёл домой. Раненных гражданских и военных не видел».
В июне 1991 года был признан потерпевшим морально и имущественно, в связи с действиями Советской армии по УД № 09-2-002-91.
Бузонас М.А., литовец, директор ТЦ КРТВ, 56 лет.
«12 января 1991 года я дежурил в здании КРТВ до 20 часов, потом пошёл домой… На следующий день, 13 января мы, работники КРТВ, встретились на ул. Конарского. Я подошёл к военным и сказал, что в здании остались несколько работников. Мы их нашли в диспетчерской и вывели наружу. Тогда меня ввели только на первый этаж здания Радио. Все двери были выломаны, стационарная аппаратура была на месте, только переносной я не заметил… Техническому Центру КРТВ принадлежат все здания на ул. Конарского 49, а также в Неменчине, бывший Дом творчества, который 9 января 1991 года также заняли военнослужащие СА».
Это новость! Об этом никто, никогда, ничего не сообщал. Там же в Неменчине, как мне позднее стало известно, находиться станция, через которую осуществляется радиорелейная связь с Москвой. Почему тогдашнее руководство Литвы умолчало об этом захвате?...
«В исковую сумму по ущербу, нанесённому действиями военных СА – 18 с лишним миллионов рублей, - входят и ценности, которые были и в этих зданиях».
В июне 1991 года был признан потерпевшим морально и имущественно, в связи с действиями Советской армии по УД № 09-2-002-91.
Узелене В.М., литовка, заведующая видеотекой КРТВ, 38 лет.
«В ночь на 13 января 1991 года мы дежурили в центральном здании Телевидения в кабинете фонотеки № 228… На наш этаж вошло несколько десантников. Мы вели запись видеокамерой того, что происходит в коридоре… По лестнице мы спустились на первый этаж. Я не видела, чтобы десантники ломали какие-либо двери. Как только мы спустились на первый этаж, увидела напротив ступенек, лежащего на полу одного солдата. Как он был одет, я не помню. Он был без маски, очень красивое лицо. Я могу вспомнить по фотографии, но не знаю, узнаю ли?»
Опознание следствием не производилось, На суде также фотографии этого солдата не показывали.
«Он выглядел моложе других солдат. Мне показалось, что ему лет 18-19. Около него было двое других десантников, и один из них рвал на нём рубашку. Лежащий парень был очень бледен, но крови я не видела ни на рубахе, ни на лице, ни на полу. Не помню, видела ли я на плечах его погоны. Мне показалось, что этот парень наглотался очень много наркотиков, т.к. его глаза выкатились из орбит, язык вылез изо рта, весь был бледный. Что он застрелен, я даже не подумала, поскольку в нашем здании выстрелов не слышала даже. Потом один из солдат, который был около лежащего, выставил на нас пистолет и, ругаясь, велел нам идти прочь от себя. Тогда мы пошли дальше, мимо гардероба в редакционный корпус и вышли в вестибюль редакционного корпуса. Здесь было немало людей, которые хотели спасать нас от солдат. Затем, какой-то солдат, видимо, раздражённый кем-то из людей, бросил что-то на землю, и это - взорвалось. Испугавшись, мы с другими людьми выбежали из здания».
Была признана потерпевшей морально и материально.
Уцкус Р.С., литовец, инженер, радиоаппаратуры КРТВ. 28 лет.
«В ночь на 13 января 1991 года дежурил на КРТВ. Чувствуя, что КРТВ может быть занят, взял с собой видеокамеру и видеомагнитофон. Я находился в Центральной аппаратной вместе с другими… В час тридцать ночи услышал со стороны Телебашни выстрел, понял, что это был танк. Перед этим мы позвонили на Телебашню, нам ответили, что Телебашню окружили Советские солдаты… Около 2-х часов ночи, увидел военную технику на ул. Конарского… Нас вывели через центральный вход. На ул. Конарского люди были уже на другой стороне её проезжей части. Никаких дружинников там не было». (!)
В марте 1991 года был признан потерпевшим морально и имущественно, в связи с действиями Советской армии по УД № 09-2-002-91.
6 января 1994 года, четверг.
Заседание суда № 17.
Наполовину упало количество потерпевших, которые сегодня пришли в суд для дачи показаний. Всего 6 человек. Опрос длился полтора часа.
Пилсудскис Р.Я., литовец, привезли из Кедайняй, рабочий, 19 лет.
«В 18 часов 12 января 1991 года с рыночной площади г. Кедайняй выехали в г. Вильнюс на 8 автобусах… Стоял около центрального входа в здание Радио КРТВ… В меня десантник стрелял, попал в правый глаз. В больнице из него вытащили кусочек пластмассы. Я опять вернулся в КРТВ. Видел дружинников с красными повязками на рукавах, стоящих цепью за военными СА. Они просто стояли и ничего не делали. Думаю, это было сделано для того, чтобы показать – есть гражданские люди в Литве, которые поддерживают Советскую армию. Это была пропаганда».
В общем, он прав. В СССР были силовые структуры, которые профессионально выполняли данные им приказы. Зачем здесь бестолковая самодеятельность. Тем более, январские события в Вильнюсе – это не самодеятельная игра, проба сил и т.п. Те «шахматисты», которые сидели в Кремле и в Верховном совете ЛР, умело передвигали человеческие фигуры, играли их жизнью, судьбой державы и республики, добивались нужного результата. Скандинавский сценарий игры гроссмейстерам был расписан. Импровизация, на заданную тему, разрешались, но – не самодеятельность.
Видя и понимая это, не хотелось «подставлять» рабочих вильнюсских ребят под неминуемый суд истории, случись им запачкаться кровью своих соотечественников. Свидетель Пилсудскис очень правильно всё понял.
Да, это была пропаганда – один из видов физически ненасильственного политического воздействия в сфере идеологической, нравственной борьбы. В то же время, для обладания массовыми средствами той же пропаганды – СМИ, Президент СССР «подставил» три рода вооружённых сил СССР: СА, МВД. КГБ. Горбачёв М.С. дал возможность литовским националистам запачкать этих военных кровью своих сограждан. Что, у него не нашлось других, ненасильственных средств и методов для того, чтобы восстановить советскую власть, советскую социалистическую, высоконравственную интернациональную идеологию? Не верю!
Ландсбергис, бросив под железо боевой военной техники тела гражданских людей, женщин, детей (но не вооружённых саванорисов!), сфотографировавшись в бронежилете – для той же «паблик релэйшэн» – выиграл окровавленный пропагандистский козырь в грязной Скандинавской игре с человеческими жертвами.
Судмедэксперт 16 января 1991 года установил у свидетеля Пилсудскиса лёгкие телесные повреждения, в связи с кровоизлиянием в правое нижнее веко глаза.
Бложе З.Й., литовец, привезли из Кедайняй, пенсионер, 61 год.
«В 18 часов с рыночной площади г. Кедайняй выехали автобусами в Вильнюс. Я ехал один. Приехали в Вильнюс в 21 час. Поехали на ул. Конарского к КРТВ. Я стоял в 10-и метрах от улицы, во втором ряду. Получил от десантника в челюсть, начал отходить. Десантник ударил по голове. Пошла кровь. Машина «Скорой помощи» отвезла в больницу. Порвали штаны, но иска не предъявляю».
Судмедэксперт через полторы недели установил у него лёгкое телесное повреждения, в связи с ударной раной головы.
10 января 1994 года, понедельник.
Свидание с мамой в тюрьме. Свидания получили и Виктор Орлов, Саша Смоткин, Володя Шорохов. Новости прежние: переживаем за вас всех, видим, что у обвинителя ничего нет против тебя, а так в общем со здоровьем не плохо, но возраст – сам понимаешь, как не просто переживать всё это… От Адриана и Святослава новостей нет. Мама давно не была в Каунасе и потому новых писем после нового года не получила. Получила пенсию в 120 лит. Платит за две квартиры, мою в Вильнюсе и свою, в Каунасе – около 80 лит, плюс передачи мне. С чего она живёт? Ничего не сказала о финансовой помощи друзей.
Выглядит неплохо. Дай Бог ей здоровья.
11 января 1991 года, вторник.
Заседание суда № 18.
Сегодня в суд для дачи показаний пришло 6 человек. Опрос длился 1 час.
Канапинскене Р.С., литовка, 35 лет, жена 39 летнего рабочего из г. Кедайняй Альвидаса Канапинскаса, погибшего, по утверждению Генпрокуратуры ЛР, около КРТВ в ночь на 13 января 1991 года.
«12 января 1991 года мой муж, вместе с другими людьми из Кедайняй в 18 часов уехал в Вильнюс, охранять КРТВ. Больше домой не вернулся. В ту ночь мой муж погиб. Я была дома и об обстоятельствах гибели моего мужа ничего не знаю. Я осталась с двумя детьми 1975 и 1978 года рождения, Кристиной и Ромунасом. Моего мужа похоронило государство. Мне материальных убытков не причинено».
Постановление о признании потерпевшей морально по УД № 09-2-002-91, в связи с действиями Советской армии, подписано 31 января 1991 года.
Интересно пригласил ли на этот процесс судья Вишинскас родственников погибшего лейтенанта Виктора Шацких из группы «Альфа» КГБ СССР.
Лапенис. П.Ю., литовец, привезён из Кедайняй, землевладелец, 42 года.
«Поездку на восьми автобусах в Вильнюс из Кедайняй 12 января 1991 года организовало районное Самоуправление. Приехали в Вильнюс в 21 час, к КРТВ на ул. Конарского. Нас встретили дружинники с зелёными повязками на рукавах и показали где нам стоять. Мы приехали без всякого оружия. Мы не думали, что так произойдёт. Со мной был Канапинскас, который потом погиб… Мы стояли у здания Радио… Ещё до окончания концерта народного ансамбля, дружинники с зелёными повязками сказали, что подъезжают танки, и в дали послышались выстрелы пушек. Люди сказали, что стреляют около Телебашни … Через 10 минут танки показались и на ул. Конарского. Штурм начался около 2-х часов ночи. Штурмовали мужчины в форме десантников с автоматами в руках. Им было около 30-и лет. Я стоял с другими наверху ступенек, ведущих к входу в здание Радио. Когда военные напали, мы их вовнутрь не пропустили. После первого, неудавшегося штурма, солдаты бросились во второй раз, нападая с прикладами автоматов, бросали взрывпакеты. В давке меня столкнули с лестницы. В это время недалеко от меня взорвался взрывпакет и пошёл дым. Я отошёл подальше, вздохнул свежим воздухом и опять вернулся к лестнице. Но в это время солдаты ворвались вовнутрь здания Радио, а на улице начали стрелять в жилой дом напротив. Я отходил с ул. Конарского в направлении ул. Жемайтес. Канапинскаса рядом со мной во время нападения военных я не видел… Я гулял до 6 часов утра. Я искал Канапинскаса, но потерялся с ним».
Как же так? По данным в деле он погиб от взрыва, а тут, просто - «потеряться» в толпе. Как это возможно? А может не в толпе и не на ступенях в здание Радио? Иначе взрыв поразил бы многих, тем более что взрывпакеты не рвут человеческое тело. Значит где-то в другом месте, не в толпе и не от взрывпакета, а от чего-то посерьёзней, погиб Канапинскас А. Где, в другом месте? Это может знать бригада машины Скорой медицинской помощи, отвозившая труп Канапинскаса А. с ул. Конарского в морг на ул. Полоцко. Это видно из материалов дела. Не забыть спросить об этих обстоятельствах, когда в качестве свидетелей будут опрашивать медиков из этой бригады машины Скорой медицинской помощи.
«Дружинники с красными повязками на рукавах появились откуда-то, после того, когда всё уже было занято военными. Они просто стояли за военными в цепи. Думаю, что если бы мы ещё раз напали, то их функция была отразить нас. Около 7-и часов утра автобусом с автостанции поехал в Каунас. Автобусом из Кедайняй, который привёз нас, не мог поехать, поскольку он был заблокирован солдатами и танками. С автостанции Каунаса поехал автобусом в Кедайняй. Во время езды начал болеть правый бок. Бок не перестал болеть. Меня положили в больницу, затем в Вильнюсе оперировали 23 января 1991 года. Материального ущерба мне не было причинено».
В мае 1991 года судмедэксперт в акте медицинской экспертизы записал: «тяжёлое повреждение в результате внутреннего разрыва правой почки. Травма могла произойти в результате удара твердым тупым предметом или от удара твёрдым предметом».
Подгорный П.Д., русский, привезён из Кедайняй, водитель, 42 года.
«Около центрального входа в здание Радио мужчины оборонялись от десантников. В один из моментов, мужчины сильно толкнули десантников и 10 или 15 - из солдат упали на землю. Из этой кучи послышался хлопок. Я увидел, как после хлопка один из солдат не встал, его подняли другие и отнесли».
Может это связано с ранением капитана СА Гаврилова в ногу, здесь, у здания Радио? Почему судья не интересуется этими обстоятельствами событий в ночь на 13 января 1991 года около КРТВ?
23 января 1991 года Подгорный П.Д. был объявлен потерпевшим, а судмедэксперт установил менее тяжкие телесные повреждения от взрывной волны и удара.
Чапкаускене К.М., литовка, привезена из Каунаса, служащая, 38 лет.
«12 января 1991 года в 18 часов 30 минут вместе с другими жителями из г. Каунаса отправились на мирную стражу к КРТВ в Вильнюс, поскольку была угроза нападения советских десантников… Ночью, когда кончил играть ансамбль «Армоника», около 2-х часов 13 января, напротив центрального входа в здание Радио, со стороны парка Вингис показалась колонна военной техники… Одна машина остановилась прямо напротив меня и из неё выскочили военные. Они штурмовали здание… Сыпались осколки стекла. Во время штурма мне сорвало с ног один ботинок, второй также был разорван. Я просила солдат помочь мне. Неся меня, один солдат сказал, что он из Дагестана. Они говорили, что во время штурма пострадал один их солдат… Меня отнесли к «Москвичу» и положили на крышу машины… В больницу меня доставила машина Скорой медицинской помощи. В больнице у меня из одной ноги вынули пулю, из другой – кусочек пластмассы».
Её лечили в Венгрии. Акт судмедэкспертизы от 10 января 1992 года зафиксировал: «пулевое ранение обеих ног с переломом кости, которое могло произойти 13 января 1991 года».
Почему её вывезли в Венгрию? Почему так долго надо было ожидать ей решения судмедэксперта? Судья Вишинскас не обратил на это никакого внимания.
Зимарев И.Ю., русский, бывший омоновец, 35 лет.
«Относительно пикета 8 января 1991 года около Верховного совета могу сказать следующее. Я и другие омоновцы стояли в охране, в цепи, у главного входа в здание Верховного совета ЛР. Видел в толпе пикетчиков плакаты с требованием отмены повышения цен, роспуска парламента и правительства… Кое-кто из представителей Верховного совета ЛР пробовали разумно говорить с пикетчиками, советовали ясно сформулировать требования и их вручить депутатам Верховного совета ЛР… После того как сняли дверь в здание Верховном совете для того, чтобы она не мешала поливать водой толпу пикетирующих из брандспойта, люди со двора вбежали в холл здания. Поливать водой не надо было, поскольку толпа уже к тому моменту успокоилась, и надо было просто подождать. Когда люди из пикета начали вбегать в здание Верховного совета ЛР, то мы резиновыми палками с помощью защитников Верховного совета, которые были внутри здания, сумели остановить людей… Были ли вручены какие-нибудь требования в тот день в Верховный совет ЛР я не знаю… Иванова В.В. я не видел и не знаю, что он делал в тот день».
В августе 1992 года он был признан потерпевшим: «морально».
Гринцевич И.И., поляк, полицейский, 38 лет.
«Был ответственным за два поста снаружи и четыре поста внутри здания Радио - по три человека на каждом. Около центрального входа в здание Радио находились: я, Гнездов П., Зубенко М., Ниждан, Дигюнас… Работники милиции нашего подразделения никакого сопротивления солдатам не оказывали, т.к. понимали, что если окажем его, то пострадают работники КРТВ и гражданское население. В момент нападения на здание все работники находились в своих кабинетах. В здании электрическое освещение было потушено. Когда в здание ворвались солдаты, то в нём было около 10-12 работников милиции… Когда потом включили освещение, мы уже лежали на полу…».
Актом судмедэкспертизы 29 января 1991 года у него установлено: «перелом IХ-Х рёбер правого бока, удар лица и спины».
13 января 1994 года, четверг.
Заседание суда № 20.
С заседания № 18, 11 января с.г., Верховный суд ЛР начал приглашать потерпевших по новой, сначала списка. В этом списке потерпевших во время январских событий в Вильнюсе, составленном Генпрокуратурой ЛР, находится 392 фамилии. По первому кругу – в суд пришёл 61 человек, 15,6% от общего числа указанных в этом списке людей. Для столь важного судебного разбирательства невысокая активность. Как нам стало известно, на каждое очередное заседание коллегии Верховного суда вызывается по 20 потерпевших, проходящих по УД № 09-2-002-91. В первом круге вызовов в суд, учитывая это обстоятельство, активность составляла 50%.
Сегодня 3-я годовщина той трагической январской ночи в Вильнюсе. Пришло пятеро потерпевших из 20-и вызванных на данное заседание. Комментарии излишни. Опрос длился 1 час.
Синкевичюс С.Й., литовец, инженер, 57 лет.
«Пришёл к КРТВ, когда он был занят… Почти напротив входа в здание Радио, на проезжей части дороги лежал мужчина в тёмной одежде, плотного телосложения, не молодой. Его снимало телевидение, затем, сняв, быстро исчезли. Этого человека вывезла машина Скорой медицинской помощи».
Может, это был труп Канапинскаса А.? Судья безмолвствует. (?!)
«Там стоял танк, который выстрелил, и я оглох. После этого я ходил к центральной телефонной станции, расположенной рядом. Там ничего не происходило, хотя наши люди стояли. Позже вернулся назад к КРТВ».
В апреле 1991 года судмедэксперт установил у него акустическую травму.
Шапокене Р.В., литовка, служащая, 38 лет.
«Мы с мужем были на углу здания Радио… Видела как солдаты стреляли в жилой дом с противоположной стороны ул. Конарского… Солдаты в здание Радио прорвались через окно около центральных входных дверей этого дома… Ещё до начала атаки слышали по-литовски, из громкоговорителя призыв: «Братья и сёстры мы не хотим кровопролития, разойдитесь…». Видела, как вели парня с обгоревшей головой и руками, одежда была разорвана. Он был полный с вьющимися волосами. На другой день, по телевидению показали именно так выглядевшего мужчину и сказали, что он умер».
Судья безмолвствует. (?!)
«Одного мужчину несли на носилках, без признаков жизни. Мне кажется, делали массаж сердца».
Может Канаписнкаса А.? Опять судья ничего не уточняет. (?!)
В марте 1991 года у неё была установлена - акустическая травма.
14 января 1994 года, пятница.
Судебное заседание № 21.
Пришло пятеро потерпевших. Опрос длился один час.
Пусвашките Я.А., литовка, уборщица, 60 лет.
«Смотрела передачу телевидения и диктор около 2-х часов ночи сказала – «на нас нападают». Я быстро оделась, написала на бумажке свою фамилию и телефон родственников. Положила бумажку в карман пальто, чтобы меня опознали, если что случится. До этого двое суток дежурила около Верховного совета Литвы. Когда подъехали к КРТВ на «Жигялях», с незнакомыми ребятами, увидела танк около центрального входа. Подбежала к танку и начала говорить с танкистами: «Ребята, зачем убиваете мирных жителей». Потом встала напротив танка и кричала: «Умру, но танк не пропущу!». Не видела, чтобы военные имели кроме автоматов другое оружие».
А танк?
«Меня не били. Молодой солдат увёл меня на другую сторону ул. Конарского. Видела, как прожектор освещал жилой дом напротив телевидения и что-то искал. На месте событий была 4-5 часов. Затем пошла к Верховному совету ЛР. Мне причинён моральный ущерб».
Знакомясь с делом, я видел видеокадры, запечатлевшие поведение этой женщины около солдат и военной техники. У меня создалось чёткое мнение, что те «незнакомые ребята» из «Жигулей», которые привезли эту пожилую женщину к КРТВ, когда здания уже были заняты военными, были телевизионщики и везли её с провокационной целью. Почему-то свободно пройдя сквозь цепь полицейских, она всё время приставала к военным, и всё время её снимали на видеоленту. Буквально чувствовалось, что «ребята» ожидали неадекватного поведения солдата. Случись такое – вот и был бы «жареный факт»: «Советский солдат бьёт простую литовскую пожилую женщину, защитницу КРТВ». Опять пропаганда!
Провокация не удалась. Однако за проведённую работу, её объявили потерпевшей. В феврале 1992 года судмедэксперт вписал в Акт судмедэкспертизы вывод: «акустическая травма».
15 января 1994 года, суббота.
После прогулки в прогулочном дворике, когда в 16 часов вошли в свою камеру № 317, то по радиоточке, которая транслировала литовскую радиостанцию М-1, услышали: «Сегодня органами Генпрокуратуры ЛР в Вильнюсе арестованы Первый секретарь Компартии Литвы Миколас Бурокявичюс и его заместитель Юозас Ермалавичюс».
Вот это новость! Что это? Предательство? Самопожертвование? Думаю – быстрее второе.
Предательство властей России – это возможно, учитывая, что там происходит. Но если это так, то это очередное преступление властей, оккупировавших сегодня русский народ. Тогда, нас Литве сдали власти, оккупировавшие советский народ. Теперь - тот же синдром.
Почему они всех сдают?
Чтобы удержаться у власти.
Зачем им власть, если они не любят свой народ?
Чтобы удовлетворять свои похоти, амбиции и алчность.
Но ведь это мерзко! Если не сказать – преступно.
Как мало информации. Сообщили, что в понедельник состоится пресс-конференция Генпрокурора ЛР Паулаускаса А. Узнаем больше. Все мы здесь в камере потрясены! Бесспорно это неординарное событие для всех нас и для политической обстановки в Литве.
Но что таится за всем этим? Что это?
18 января 1994 года, вторник.
Заседание суда № 22.
Пришло 5 потерпевших. Согласно нумерации фамилий в списке потерпевших, вернулись назад, к 75 номеру, а были уже на – 122. К чему этот возврат?
Опрос длился один час.
Индрюнас Д.А., литовец, студент, 23 года.
«Я живу недалеко от «Северного городка». Около ноля часов 13 января 1991 года я готовился ехать дежурить в город. Увидел, что из «Северного городка» выезжает военная техника… Я на проходящей машине доехал до КРТВ… Я не видел, как солдаты прорывались к зданию КРТВ… Группа дружинников стояла за солдатами. Людей с повязками не видел…».
В январе 1992 года судмедэксперт установил у этого студента акустическую травму.
После обеда нас всех перевезли из камеры № 317 «Туберкулёзного корпуса», в камеру № 289, во втором крыле второго корпуса тюрьмы. Стандартная камера из восьми нар. Нас по-прежнему шесть человек, никого не подселяют.
19 января 1994 года, среда.
Заседание суда № 23.
Сегодня «столпотворение» - пришло 11 человек. В течение двух часов судья успел опросить всех потерпевших.
Язгявичюс П.П., литовец, полицейский, 47 лет.
«Дежурил в ночь на 13 января 1991 года на верхнем этаже здания Радио КРТВ. Около двух часов услышали выстрелы орудий со стороны Телебашни, и диктор телевидения объявила, что военные занимают Телебашню. Через 10 минут увидел, что военная техника от парка Вингис едет к КРТВ… Атака длилась до 15 минут, и здание было занято военными Советской армии… Военнослужащий, который в первый раз приходил к нам в аппаратную, пришёл опять и с подоконника начал стрелять в направлении жилого дома напротив. Стрелял боевыми патронами, поскольку сыпались стёкла в окнах дома напротив. Отстрелял два магазина».
Почему Прокуратура ЛР не провела трассологическую экспертизу в связи с этим свидетельством? По поводу такой экспертизы в деле нет никаких документов.
«Ещё через некоторое время пришёл этот же военный и, приказав заложить руки на голову, вывел нас, полицейских, на улицу, через центральный вход в здание Радио, через пост № 1. В коридорах лежали шланги брандспойтов, приготовленных к обороне здания. Выйдя на улицу, я пошёл в наш штаб…».
В феврале 1991 года судмедэксперт установил у него лёгкие телесные повреждения.
Дульке А.М., литовец, директор стройфирмы, 54 года.
«В ночь на 13 января 1991 года «единственники» стремились проникнуть в здание Правительства Литвы».
Интересно, он что, проверял у этих людей членские удостоверения? Их не было у рядовых членов СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Или это действие всё того же стереотипа, навязанного литовскими националистами - пропагандистами, что все кто не с нами – те «единственники»? Глупо!
«Видел, как полицейские их задержала, а потом, втолкнув в полицейскую машину, куда-то увезли. Мы ехали домой мимо «Северного городка». Там увидел колонну военной техники. За ними ехали два легковых автомобиля. В белых «Жигулях» сидели люди и снимали на видеоленту движение колонны. Я тоже поехал за колонной и «Жигулями». Мы поехали к парку Вингис. Колонна остановилась. Посоветовавшись о чём-то, военные повернули в направлении здания КРТВ, на ул. Конарского. Поехал за ними. Там, невдалеке, поставил автомобиль. Стоял на углу улиц Конарского и Пожелы. Здесь, рядом со мной выстрелил холостым зарядом танк. У меня заболели уши. Когда военные заняли КРТВ и стрельба прекратилась, я уехал домой. От здания Радио я отъехал около 2-х часов ночи… Конкретных актов насилия я не видел. Я не видел, чтобы военные били несовершеннолетних, женщин, других людей. Военные были в касках с наличниками. Были в возрасте около 20-и лет. Я у них палок в руках не видел. Дружинников около зданий КРТВ я не видел. Слышал выступление по громкоговорителю, чтобы расходились по домам…».
В мае 1992 года судмедэксперт установил у него лёгкое телесное повреждение в связи с акустической травмой.
Козловский С.Б., поляк, полицейский, 33 года.
«Когда приехали к КРТВ, видел военную технику, стоящую на ул. Конарского… Военные стреляли в противоположную сторону, от здания Радио, в жилые здания…».
В январе 1992 года судмедэксперт установил у него лёгкое телесное повреждение, годом раньше он был признан потерпевшим по УД № 09-2-002-91.
Кинскис В.Ю., литовец, привезён из Купишкес, рабочий, 34 года.
«Вместе с другими жителями из Купишкес приехали в Вильнюс охранять объекты от возможных захватчиков…Стоял на крыльце здания Радио. Напротив нас проход баррикадировали пассажирские автобусы. Приехали военные, сцепившись руками, мы их не пропускали. Тогда солдаты начали бросать взрывпакеты… Над нашей головой посыпалась штукатурка здания. Тогда я, как и все, присел и в этой позе был некоторое время. В то время, когда мы поднялись, военные уже прорвались к окнам и лезли внутрь здания Радио. Рядом с ними стоял солдат, другой лез к нему на плечи, чтобы залезть в окно и попасть внутрь здания. Когда солдат лез в окно, кто-то оттолкнул стоящего солдата от окна. Солдат упал на землю, а когда вскочил на ноги, ударил первого попавшего под руку мужчину…».
18 января 1991 года судмедэксперт установил у него легкие телесные повреждения: синяк на левой руке и левом плече.
Юкна З.Б., литовец, рабочий, 33 года.
«13 января 1991 года, зайдя в «Бистро» на проспекте Гедиминаса, услышал из радиоприёмника беспокойный голос дикторши Бучелите, что их окружают. Я вышел на улицу и на проходившем автомобиле подъехал к КРТВ. Там уже было много военных… Из толпы к военным вышла женщина и сказала: «Бей меня!».
Уж не та ли самая Пусвайкштите, которая давала показания несколько дней назад, 14 января? Слишком схож почерк провокации. Да и автомобиль тот же. Не одна ли это «команда» провокаторов? Почему вновь молчит судья?
Лёгкие телесные повреждения, судмедэксперт установил у этого свидетеля в апреле 1991 года. Спустя три месяца от январских событий!
20 января 1994 года, четверг.
Заседание суда № 24.
Недзвегас Э.-Й.П., литовец, привезли из Кедайняй, инженер, 45 лет.
«1 января 1991 года с рыночной площади около 19 часов выехали в Вильнюс… Со мной были Тякутис, Лапенис, Канапинскас, Свейкаускас – мы вместе и ходили… Когда приехали десантники, не предупредив людей, первыми прыгнули на лестницу. Их было, кажется, 10 -12 человек. Я с Тякутисом прибежали на лестницу и оказались на первой линии».
А где Канапинскас?
«Первую атаку прорывавшихся в здание Радио солдат – выдержали. Я попытался оттолкнуть оказавшегося около меня десантника. Он ударил меня прикладом в голову. Я потерял сознание и ударился об автобус. Через некоторое время сознание вернулось ко мне… Рядом со мной был Тякутис… Десантники бросились к окнам, через них влезли в здание Радио и заняли его. После этого я, Лапенис и Тякутис искали Канапинскаса, но не нашли. Дружинники появились в 2 часа 30 минут. Они стояли за полицейскими и военными. Несколько наших мужчин всё же прорвались и дали дружинникам по голове».
Откуда? Я такого не видел.
«Около 5-и часов утра я с Лапенисом поехал к Верховному совету ЛР».
17 января 1991 года судмедэксперт установил у него лёгкие телесные повреждения: ушибы на голове и теле.
Зубенко М.А., русский, полицейский, 42 года.
«12 января 1991 года начал в 20 часов дежурство на посту у центрального входа в здание Радио. Имел пистолет МП и обойму патронов. Дежурные посты были усилены… Солдаты начали бросать взрывпакеты и стрелять. Двери были заперты и задвинуты мебелью. Разбили окно. Первый солдат забрался на окно, которое около дверей. Я ему изнутри крикнул: «Куда лезешь?» Он пригрозил выстрелами - стреляя холостыми патронами. Солдаты быстро прошли в здание. Нас поставили и обыскали. Забрали пистолеты. Пришёл военный и сказал: «Убили нашего»
Почему судья не уточнил кого?
«Тогда нас положили на землю в коридоре и начали обзывать предателями, срывая при этом кое-кому погоны. Мы пролежали долго, потом нас по одному выпустили. Мне разрешили взять с поста мой портфель. Вывели через центральную дверь…».
30 января 1991 года судмедэксперт установил у него легкие телесные повреждения от ударов в тело.
21 января 1991 года, пятница.
Заседание суда № 25.
Пришло 7 потерпевших. Опрос длился 1 час.
Милюкштис С.Р., литовец, инженер, 30 лет.
«В ночь на 12 января 1991 года я со своей женой и друзьями был около КРТВ. Приблизительно около 2 часов ночи сообщили, что в направлении центра едет военная техника. Однако в ту ночь к зданию КРТВ она не приехала.
В ночь на 13 января 1991 года я с женой и знакомыми опять дежурил около КРТВ. Около 1 часа ночи сообщили, что переодевшиеся десантники заняли здание Совета министров ЛР. Мы сели в автомобиль и поехали туда. Побыли полчаса и вернулись назад. Здесь мы услышали выстрелы около Телебашни. Около 1 часа 41 минуты, увидел едущую к КРТВ колонну бронемашин. Первой ехала машина Скорой медицинской помощи «Латвия», за рулём которой сидел прапорщик и солдат с сумкой».
Интересно как это он сумел и успел рассмотреть ночью, в темноте кабины?
«За ней ехали БТРы на колёсах, броневик, на крыше которого был громкоговоритель, военная крытая автомашина, и автомашина с будкой в кузове. Остановились только две последние автомашины. Из крытой машины вышло около 20-и десантников, со шлемами и резиновыми палками. Часть их напала на здание Радио, стреляли вверх, другие стояли и ничего не делали. Через некоторое время военные машины вернулись. Начали бросать взрывпакеты. Люди начали бежать. Один взрывпакет взорвался около моих ног. Я побежал вперёд, меня догнал десантник и начал бить резиновой палкой… Возвращаясь домой на своём автомобиле, встретил трёх испанских тележурналистов, которые попросили подвезти их до гостиницы «Летува»… За занятие зданий КРТВ ответственность несёт только Советская армия».
18 января 1991 года судмедэксперт установил у него синяк на спине.
Маркутайтис Д.В., литовец, инженер, 45 лет.
«С 11 января 1991 года до 13 января 1991 года я ночами дежурил около КРТВ».
Почему с 11-го января? Неужели ему уже тогда было известно о предстоящем нападении военных на КРТВ?
«Прийти туда меня заставила обязанность защищать независимость нашей республики от самозванцев и солдат Советской армии. Я видел на телеэкранах, как они хотят свергнуть власть нашего государства».
Наглядный пример воздействия пропаганды на человека. Как это можно увидеть «хотение свергнуть власть» - в том числе и по телевидению? Как это «самозванцы» могут нарушить «независимость нашей республики»? Чьей – «нашей»? Какую «независимость»? От чего или от кого «независимость»? «Всё смешалось в доме Облонских» - когда страдает здравый смысл.
«Военные через окна здания Радио довольно быстро проникли вовнутрь».
В январе 1991 года судмедэксперт констатировал у него акустическую травму.
Каминскас А.Д., литовец, служащий КРТВ, 42 года.
«В газете «Kalba Vilnius» («Говорит Вильнюс») за 13 марта 1992 года была опубликована статья Штикялиса С.: «Что не вложено в книгу». В ней рассказывается о том, как была организована работа телевидения и радио Литвы, после того как КРТВ был захвачен военными…»
В ней говорилось, как музыкальный редактор Каминскас А. был избит дружинниками, когда хотел пройти на работу ночью 13 января 1991 года. После чего, 19 марта 1992 года, спустя год от январских событий, следователь Генпрокуратуры ЛР Юдицкас Р. вызывает его к себе и снимает показания, почти слово в слово совпадающие с текстом названной статьи. Как назвать такие действия по снятию свидетельских показаний, я не знаю. Но то, что всё это звучит не убедительно, как преднамеренная акция, затеянная с определённым умыслом следствием, чтобы очернить дружинников, - вот это точно. Ведь сам Каминскас А. не обращался никуда в течение года с такими «сенсационными» заявлениями - об избиении его дружинниками. Он не обратился ни в Прокуратуру ЛР, ни в больницу. Но вот, когда в первой половине марта 1992 года следователь Юдицкас Р. готовился направить меня в Шауляйский СИЗО для избиения, вдруг появляется эта статья, а за ней и сам потерпевший. На суде он, правда, снисходительно заявил: «между дружинниками Валерия Иванова – лидера «Единства», я не видел».
Как ни странно, но через год после ночи 13 января, 20 марта 1992 года судмедэксперт установил у Каминскаса А. легкое телесное повреждение: шрам на правой ладони длинной 2,5 см. Сантиметры указаны для пущей правдивости, что ли?
24 января 1994 года, понедельник.
Заседание суда № 26.
Пришло 9 человек. Опять возвращаемся к началу списка потерпевших. Активность явки потерпевших в суде, в этом круге, упала до 35 % от общего числа вызываемых. Где же патриотические чувства? Ведь от той трагической ночи прошло всего 3 года.
Опрос потерпевших длился 1 час 30 минут.
Парфёнов И.Й., русский, привезён из Купишкес, инженер, 29 лет.
«В Вильнюс с другими жителями из Купишкес прибыли в 23 часа и остановились около КРТВ, где было около 1000 человек… Я, как гражданин Литовской Республики, считал своим долгом защищать литовский парламент во главе с Ландсбергисом… Внутри здания Радио я видел только милиционеров. Автоматического оружия у них я не видел. Видел развёрнутые шланги брандспойтов».
Значит, был внутри здания Радио.
«Около здания я видел дежуривших мужчин с зелёными повязками – литовских дружинников… Около часа ночи, среди дежуривших прошёл слух, что нападают на Совет министров. Часть людей поехала туда… В два часа ночи, без 2-3 минут, со стороны Каунаса приехала военная техника… Первая атака солдат не удалась. Более высокие солдаты начали бросать взрывпакеты в толпу, дымовые шашки, пластмассовые гранаты, слезоточивый газ… В 3 часа ночи, или - несколько минут после 3-х часов, видел как приехало 2 автобуса: ЛАЗ и «Икарус». Из них вышли мужчины лет 30-и с красными повязками на рукавах. Приехавшие мужчины выстроились в цепь за военными, на расстоянии от них в 50 метров… Я не видел, чтобы дружинники кого-либо били…».
16 января 1991 года был признан потерпевшим: морально и имущественно.
Ожялене Е.А., литовка, студентка, 23 года.
«К КРТВ пришла тогда, когда здания были уже заняты. Военные никого из гражданских лиц не трогали. Автомобиль, который ехал мимо КРТВ, между тротуаром и танком, стоявшим посреди улицы, т.е. в том месте, где шли мы, студенты музыкальной академии. Эта проезжавшая автомашина зацепила мне ноги. Получив удар в ноги, я упала в сторону. Что за машина меня ударила, я не видела и сказать не могу. Стоявшие рядом люди меня подняли и отвели к машине Скорой медицинской помощи. Там мне сказали, что если смогу сама идти, то чтобы сама шла и обратилась в травматический пункт. Так как мне было немного лучше, я в больницу сразу не обратилась. 18 января 1991 года нога очень опухла, и я обратилась в 8-ю поликлинику».
Я видел, когда и как попала под машину эта женщина. На мой взгляд, это было серьёзное дорожное происшествие, чудом окончившееся лишь ударом легкового автомобиля «Москвич» по ногам студентки. Возникает вопрос – если такой пострадавшей было отказано в Скорой медицинской помощи, то тогда кому вообще эта помощь должна была оказываться? Не трупам ведь?
Впрочем, из материалов дела видно, что здесь, на ул. Конарского, именно так и происходило. Проводилась имитация массового вывоза пострадавших. Естественно, делалось это отнюдь не из гуманных целей, но всё ради той же, её величество – ПРОПАГАНДЫ!
Судмедэксперт 30 января 1992 года (?!) констатировал Ожелене Е.А. «менее тяжкие телесные повреждения ног».
Шкленивайте Д.Р., литовка, ученица, 19 лет.
«Около 1 часа 30 минут ночи услышала дома выстрелы. Оделась и побежала к КРТВ… Дружинников не видела».
22 января 1991 года судмедэксперт установил у неё менее тяжкие телесные повреждения: «ушибленная рана головы и сотрясение мозга средней тяжести».
25 января 1994 года, вторник.
Заседание суда № 27.
Пришло 10 потерпевших. Опрос длился 1 час 30 минут.
Сейбутис А.П., литовец, привезён из Купишкес, хозяин, 59 лет.
«Я стоял на ул. Конарского, подъехал автобус «Икарус». Я с другими хотел подойти к этому автобусу. В это время от здания Телевидения прибежали два военных, которые начали нас отгонять от автобуса. Когда я отошёл от автобуса, то из него выбежали 20-30 мужчин в гражданской одежде. Они были не вооружены. Все мужчины побежали к зданию Телевидения. Я был около КРТВ до 9 часов утра».
В мае 1992 года он был признан потерпевшим по УД № 09-2-002-91: морально и физически.
Мунтримас Р.Ю., литовец, привезён из Купишкес, инженер, 55 лет.
«12 января 1991 года вместе с пятью десятками жителей Купишкес выехал в Вильнюс. Дежурство около КРТВ начали в 22 часа… Некоторые военные имели маски на лице и видны были только глаза. Атака на здание Радио, где стоя, длилась 2-3 минуты и люди отступили… После занятия военными КРТВ подъехал автобус, из него вышли люди. Они стояли, а на рукавах у них были повязки. Они не были вооружены… Со времени первой атаки прошло более чем полчаса…».
Судмедэксперт в марте 1992 года (?!) установил у него лёгкое телесное повреждение: «ударная рана лба и царапина на ноге».
26 января 1994 года, среда.
Заседание суда № 28.
Пришлось 15 человек, из которых 14 – это работники КРТВ, которые были признаны Генпрокуратурой ЛР потерпевшими в связи с событиями ночи 13 января 1991 года, когда военные СА заняли здание КРТВ на ул. Конарского 49. Из них непосредственное участие в событиях той ночи 13 января приняли только двое человек. Остальные работники КРТВ: Грабаускас Р.-В., служащий, 49 лет; Гуя Ю.В., служащий, 31 год; Гурскис Э.Ю., инженер, 46 лет; Йокубонис В.С., инженер, 29 лет; Йодушене Н.С., служащая, 39 лет; Юшкенас Р.Д., служащий, 35 лет; Киера А.П., инженер, 34 года; Лапинскене С.А., инженер, 36 лет; Римша Р.Й., инженер, 27 лет; Курклетите Э., корреспондент, 58 лет - все литовцы по национальности, непосредственного участия в указанных событиях не принимали. Все они, тем не менее, были признаны в июне-августе 1991 года потерпевшими морально и имущественно по УД № 09-2-002-91 в связи с действиями Советской армии.
Из них, собственный корреспондент Радио СССР в Литве Эляна Курклетите дала следующие показания.
«В мае 1991 года со мной на КРТВ прибыли представители Московского Гостелерадио, бухгалтер и Геннадий (фамилию не указала). С ними были Гельбах и Паулюс, кабинет которых был рядом с моим. Геннадий не понял, что я литовка, думал, что я из Москвы. Поэтому, не стесняясь, при мне, Геннадий спросил Гельбаха и Паулюса – «почему вы не увезли оборудование? Вы же знали». Они растерялись, начали отвечать – «откуда мы знали». Тогда этот Геннадий им сказал: «Мы же вам звонили».
Сам по себе такой звонок из Москвы интересный факт, когда открытым текстом предупреждаются все возможные и невозможные спецслужбы во всевозможных местах о том, что Москва готовит нападение на КРТВ в Вильнюсе и – «ребята готовьтесь, эвакуируйтесь». В то же время, можно начать кампанию по подвозу людей с территории всей республики, для последующей обработки их при штурме КРТВ танками, которые пока что были заправлены лишь горючим.
«Я из этого делаю вывод, что Паулюс и Гельбах не только знали о предстоящем захвате зданий (как, впрочем, и все другие, кто слышал разговор с Москвой на эту тему), но и сочувствовали захватчикам»
А вот это невозможно доказать. Да и само определение «сочувствие» - не наказуемо.
«В 1990 году, в сентябре и октябре к Бурокявичюсу несколько раз приезжал заместитель руководителя Всесоюзного радио и телевидения Сухов. Он заходил к Паулюсу с Гельбахом. Там о чём-то шептались, когда я заходила сообщить им о том, что кто-то звонит, они сразу переставали говорить. Сухов ходил по кабинетам, был даже в гаражах – возможно, он разведывал позиции… 17 января 1991 года, возвратившись из отпуска, не была впущена в своё служебное помещение – корпункт, который находится в здании КРТВ. Меня остановил, дежуривший там десантник. В это время в здании руководил работник ЦК КПЛ (КПСС) Стейгвила Г. Когда я позвонила по телефону ему, он отказался впустить меня в мой рабочий кабинет…».
Янушонис Р.Й., литовец, инженер КРТВ, 46 лет.
«Когда началась атака военных на КРТВ, я успел забежать через боковые двери вовнутрь здания, вместе с другими. Пробежал до конца коридора, там лежал на полу нагреватель с кипятильником. Он был перевёрнут, валялись в разлитой воде разбитые стёкла. Солдаты начали меня и других, вбежавших вовнутрь людей, выгонять на улицу, крича – «нашего убили!». Когда из административного корпуса КРТВ меня и других выгнали на улицу, я перешёл на другую сторону ул. Конарского… Я был около здания КРТВ до 3 часов ночи. Со стороны здания Радио слышен был текст «Воззвания». На улице между военными и солдатами встали полицейские. Несколько молодых людей с палками хотели напасть на военных, но полицейские их оттеснили назад. Больше ничего не видел».
В июне 1991 года он был признан потерпевшим по УД № 09-2-002-91: «морально» и «имущественно».
27 января 1994 года, четверг.
Заседание суда № 29.
Сегодня в суд собраны опять только люди, работавшие в зданиях КРТВ, которых Генпрокуратура ЛР объявила потерпевшими морально и имущественно, но не по нашему делу, а по УД № 09-2-002-91, в связи с действиями Советской армии в ночь на 13 января 1991 года в Вильнюсе. Пришло 13 человек - явный прогресс.
А может потому пришли, что дело касается меркантильного интереса? Но причём здесь я, или дружинники?
Масюлене В.И., русская, гардеробщица, 59 лет; Мартинкайтене Э.П., литовка, дежурная, 67 лет; Матиконис А.Г., литовец, рабочий, 29 лет; Мицкунайтис Б.И., литовец, рабочий, 49 лет; Микученене И.-В.П., литовка, инженер, 50 лет; Музыка Л.Ф., русский, рабочий, 59 лет; Наркелюнайте Л.К., литовка, гардеробщица, 63 года; Печюлис Ч.В., литовец, рабочий, 49 лет; Пундите И.П., литовка, инженер, 28 лет; Селицкая К.В., белоруска, инженер, 26 лет - все эти люди в ту трагическую ночь не были на работе в КРТВ. Остальные трое: Лукшите А.Й., литовка, электромеханик, 32 года; Пундите Р.А., литовка, инженер, 28 лет; Салдджюнас В.-Р.Л., литовец, инженер, 50 лет – были ночью 13 января 1991 года в здании КРТВ, на своих рабочих местах.
Некоторые выдержки из их показаний дополнили картину происходившего.
Лукшите А.Й. «На картинке с телекамеры, которая была расположена в коридоре, мы увидели, как приходят военные. Мы бросились выключать аппаратуру… Военные отвернули телекамеру в сторону окна и ушли вниз, в студию, где была диктор Бучелите… Из центральной аппаратной нас по одному вывели к коридор. Привели к помещению столовой. Сказали – «посмотрите, что ваши сделали». Увидела. Что на столе лежит военный десантник, в полосатой майке и ботинках, в брюках. Никаких ран не видела, только около дверей столовой, в пяти метрах от них, видела немного крови. Потом нас вывели на улицу… Я пробыла на другой стороне ул. Конарского до 6 часов утра. Раненых гражданских и военных лиц, кроме упомянутого, не видела… Около 3 часов 30 минут или около 4-х часов утра, военная машина вывезла десантников, которые штурмовали КРТВ. Но часть военных осталась, а также в какой-то момент приехали мужчины с красными повязками».
Салдджюнас В.-Р.Л. «Атака началась около 1 часа ночи. (?!) Спрятался в электрощитовом помещении. Ещё до событий в ночь на 13 января 1991 года мы оговорили, как сделать, чтобы коллаборанты какое-то время не могли включиться в работу. (Готовили саботаж) В электрощитовом помещении я был со своими работниками цеха… Выключили технологические вводы и, закрыв электрощитовую комнату, спрятались в диспетчерской… Мы пробыли там до следующего дня, до 14 часов. Директор Бузонас на следующий день попросил военных нас выпустить, и нас выпустили».
28 января 1994 года, пятница.
Заседание суда № 30.
Опять пришли на заседание все потерпевшие люди, работавшие на КРТВ. Серова Т.И., полька, инженер, 38 лет; Сиротавичене Н.С., русская, инженер, 39 лет; Шакалис В.-Й.А., литовец, техник, 61 год; Шилейкайте Ч.М., полька, монтажёр, 34 года; Шимонелис Р.Й., литовец, механик, 40 лет; Шнипас К.А., литовец, инженер, 33 года; Ужкурелене Э.С., литовка, инженер, 52 года; Василяускас Б.Й., литовец, водитель, 55 лет; Видзбелис М.С., литовец, фотокорреспондент, 33 года; Жидялис Й.П., литовец, инженер, 29 лет; Жилёнис В.Й., литовец, инженер, 29 лет - все эти люди в ту трагическую ночь она не были на работе в КРТВ. Тем не менее, все они были признаны Генпрокуратурой ЛР потерпевшими по УД № 09-2-002-91: «морально» и «имущественно».
Турчинавичюс В.Й., литовец, инженер, 50 лет. В ночь на 13 января 1991 года дежурил в здании КРТВ.
«Центральный вход в здание Радио с улицы был закрыт. Двери были забаррикадированы. В здание Радио входили через боковую дверь. В здании были люди в гражданской одежде, а также полицейские… От выстрелов танка вылетело окно. Люди упали на пол. Видел, что через ворота один водитель выгнал передвижную телестанцию. Через 40 минут в коридоре шум утих. Я предложил выйти из звукоаппаратной, где мы спрятались. Нас военный вывел к центральному выходу. Люди были на другой стороне ул. Конарского».
Как и все остальные. Кто сегодня пришёл в суд, он был признан Генпрокуратурой ЛР потерпевшим по УД № 09-2-002-91: «морально» и «имущественно». Весь опрос этих потерпевших судья провёл за полтора часа.
1 февраля 1994 года, вторник.
Заседание суда № 31.
В пятый раз судья возвращается к вызову потерпевших - начальных номеров списка, приложенного к обвинению по нашему УД № 09-2-068-91. В минувшем четвёртом круге вызовов, потерпевшие увеличили свою явочную активность. Может меркантильный интерес, может боязнь потерять место работы из-за «гражданской несознательности» явились причиной, по которой в суде ежедневно присутствовало более половины потерпевших? Скорее всего - и то, и другое. Сегодня пришло 8 человек, из которых только 6 – это потерпевшие люди с улицы, а не работники КРТВ. Весь опрос длился 1 час 10 минут.
Мангавичюте Л.Ю., литовка, ученица, 19 лет.
«Когда от Верховного совета ЛР, приехала к зданиям КРТВ на ул. Конарского, то там уже стояли танки. КРТВ был занят… Дружинников не видела».
В марте 1991 года судмедэксперт установил у неё акустическую травму.
Бражене С.Й., литовка, буфетчица столовой КРТВ, 44 года.
«В ночь на 13 января работала в буфете. Услышала, что приехали танки, вылезла в окно, но было холодно, и возвратилась через дверь в здание телевидения. Возвращаясь коридором, увидела, что из коридора в столовую, со стороны лифта, четыре солдата принесли мёртвого десантника. Его положили на стол в столовой. Один солдат, вооружённый автоматом, остался охранят тело десантника. Нас выдворили из здания… На следующий день, я была у Стейгвилы в кабинете в здании КРТВ. Это было 13 января 1991 года. Он велел впустить меня в буфет…».
В июне 1991 года она была признана Генпрокуратурой ЛР потерпевшей по УД № 09-2-002-91: «морально» и «имущественно».
Бирулене О.-Н.П., литовка, секретарь КРТВ, 53 года.
«Дружинников не видела. Всем руководил Стейгвила. Иванов был как у себя дома».
В июне 1992 года она была признана Генпрокуратурой ЛР потерпевшей по УД № (нет): «морально» и «имущественно».
2 февраля 1994 года, среда.
Заседание суда № 32.
Пришло 10 потерпевших, из которых девять человек, в связи с событиями 13 января 1991 года в Вильнюсе и один: Блистьев А.М. – по «Шумскому инциденту». Дольше всех длился опрос тележурналистки Стейблене Н.Р. Поэтому заседание суда было несколько длиннее по времени и продолжалось 2 часа 10 минут.
Стейблене Н.Р., литовка, тележурналистка КРТВ, 37 лет.
В ночь на 13 января 1991 года работала в КРТВ, в кабинете № 406, на четвёртом этаже административно-редакционного корпуса…Окна нашего кабинета выходят во двор, поэтому я не видела прорыва десантников. Один из работников информировал нас, что делается на улице. Когда мы узнали, что десантники уже внутри, мы вышли в коридор. Вскоре в коридоре показался десантник и велел всем выйти из кабинетов, кто ещё в них находился… Десантник собрал нас в углу четвёртого этажа, а сам ушёл. Вдруг началась стрельба и мы присели. Было 2 часа 5 минут ночи. Большой шум от стрельбы шёл откуда-то снизу, сыпались стёкла, взрывались взрывные устройства. Когда шум утих, я услышала, что кто-то кричит по-русски, что срочно нужен врач, скорая помощь, так как убили человека.
После этого пришли два десантника и велели спускаться вниз по лестнице. Было уже 2 часа 20 минут. Десантник по-русски кричал нам «спокойно!». Я ответила, что мы и так «спокойны», лишь бы они вели себя спокойно. После этого я спросила - где этот раненый человек, наш ли это человек или нет? Один из десантников ответил, что это их человек и он внизу. Он ещё спросил, может я врач. Я ответила, что не врач, однако могу перевязать раненого. Спускаясь вниз, увидела десантника с рацией. По моему мнению, именно этот десантник звал Скорую медицинскую помощь. Я его спросила,- где этот раненый? Однако в ответ он пробормотал что-то непонятное. Спустившись вниз, в вестибюле, я увидела лежащего на полу десантника. Он лежал на спине, ногами к выходу. Он был без оружия, без бронежилета, без каски. В области груди я видела кровавое пятно на его куртке. Я обратилась к десантнику, который был рядом, и сказала - может он ещё живой. Попросила разрешения проверить пульс. Они мне разрешили это сделать, и я два раза проверила пульс. Пульс не прощупывался, и я сказала десантникам, что их друг мёртв. На это один десантник мне по-русски сказал: «Вот, что ваши сделали»…
Пошла к выходу. Меня сопровождал десантник. Выходя, видела нашу буфетчицу, которая порезалась стеклом. Со ступенек мне помог спуститься работник полиции.
Относительно митинга 8 января 1991 года могу сказать, что видела около здания Верховного совета ЛР Терляцкаса, а Иванова не видела…»
Очень важные показания, относящиеся к обстоятельствам гибели лейтенанта КГБ Шацких В. В показаниях чётко зафиксировано, что сначала военные тихо проникли в здание КРТВ. Начали выводить персонал и вдруг – стрельба, фактически бой, в результате которого погибает Шацких В. Однако ни следствие, ни судья Вишинскас не придали этим показаниям никакого внимания. Их не интересуют обстоятельства гибели этого человека. Опознания, по фотографиям, тела погибшего ни следствие, ни суд – не производили. Я начал задавать Стейблене Н. соответствующие вопросы, но в очередной раз был остановлен судьёй, мол, к чему это любопытство. Ответил судье Вишинскасу, что считаю аморальным его такое отношение к судьбе человека, погибшего той ночью, трагической для всех нас.
В феврале 1991 года Стейблене Н. была признана Генпрокуратурой ЛР потерпевшей по УД № 09-2-002-91: «морально» и «имущественно».
Кемерзунас Р.Й., литовец, безработный, 37 лет.
«Военные начали атаковать старое здание Радио. До прибытия военных видел троих мужчин, которые вели себя провокационно - что-то несли под курткой… Саванорисы из Департамента охраны края в рукавах, как я знаю, держали штанги, завёрнутые в паралон. Однако под рукав, эти штанги были положены для самообороны».
Так, всё же саванорисы около КРТВ были вооружены! Генпрокуратура всячески укрывала этот факт от суда.
Спустя год, в марте 1992 года судмедэксперт установил у него лёгкое телесное повреждение. (?!)
Скамаракас А.Л., литовец, полицейский, охранник КРТВ, 20 лет.
«Дежурил с Дапкунасом, т.к. он заменился местом с русским, который должен был дежурить по графику».
Русским не доверяли!
«В 2 часа ночи услышал шум со стороны парка Вингис. Когда приехала техника, люди, которые были на улице, подошли к выходу в здание Радио. Мы закрылись внутри здания, забаррикадировали двери».
Короче, людей, которые инстинктивно искали убежище перед надвигающейся военной техникой, оставили один на один с военными на улице, а сами укрылись.
«Послышались выстрелы внутри комплекса. Поднялся на второй этаж, увидел десантников. Десантники, двое с автоматами, вывели нас в конец коридора, а потом велели выйти из здания. Дружинников не видел».
29 января 1991 года судмедэксперт установил у него царапину на правой ладони.
Выступивший в конце опроса служащий Шумского таможенного поста Блистьев А.М. показал, что Смоткин А.Р. сбежал от него в лес, в направлении Белоруссии, бросив при этом два неизвестных взрывных устройства. Они взорвались, но не причинили повреждений Блистьеву. Бровь была разбита до крови в результате потасовки, возникшей между ним и Смоткиным А. в момент попытки задержания последнего. О том, что 6 ноября 1991 года к ним на пост приедут ребята с рациями, он не знал. Во всяком случае, он так заявил сегодня на суде.
После обеда всех нас в тюрьме посетил советник Посольства России в Литве Соколов Н.С. Он поддержал нас морально сообщением о том, что МИД России внимательно следит за ходом судебного разбирательства по нашему делу. В свою очередь мы выразили своё неудовольствие в связи с тем, что на суде не присутствует официальный представитель российских правоохранительных органов с целью наблюдения за ходом судебного процесса в условиях, когда мы лишены российских адвокатов. Были высказаны и другие пожелания с нашей стороны, и, прежде всего, относительно информационного вакуума о нас и для нас, граждан России, который создан в связи с происходящим судом Генпрокуратурой ЛР. Советник Соколов Н.С. обещал помочь в этом плане.
3 февраля 1994 года, четверг.
Заседание суда № 33.
Пришло 6 потерпевших в связи с событиями 13 января 1991 года в Вильнюсе и опять Блистьев А.М.
Судья начал с него, но ничего добавить к вчерашним показаниям служащий таможенного поста не смог. В то же время Блистьев А.М. пожаловался судье Вишинскасу на то, что вчера, выходя из здания суда, услышал в свой адрес нелицеприятные высказывания со стороны людей, которые присутствовали в зале в качестве слушателей. В ответ, судья, естественно, пригрозил санкциями тем женщинам, на которых показал Блистьев А.М. И это практически всё, для чего, я думаю, он вновь сегодня пришёл на процесс. Это значит надо было кому-то спровоцировать инцидент между судом и людьми, которые нас поддерживают и, естественно, болезненно реагируют на очевидную тенденциозность данного судебного разбирательства. Ведь судья упорно ищет лишь какие-то обвинительные аспекты происходившего - по отношению ко мне, дружинникам и участникам «Шумского инцидента».
Всем уже стало очевидно, что найти какие-то криминальные факты против меня или дружинников не получится. Судья нервничает. Да и наши сторонники, которые регулярно, в составе около 20 человек, присутствуют на каждом заседании, также не испытывают большой любви к тем, что устроил это представление. Им неприятно постоянно видеть нас, нормальных русских ребят, в клетке.
Сегодня представление длилось 1 час 20 минут.
Шаудянис С.Й., литовец, инженер, 58 лет.
«Я живу рядом с КРТВ. Услышав стрельбу, прибежал к зданию. Откуда-то со стороны ул. Жемайтес несли мужчину без признаков жизни».
Несли, скажем труп, в сторону ул. Конарского к КРТВ. Для чего? Может для того, чтобы подбросить его к КРТВ, а там – «смотрите, советские военные убили нашего!...». Зачем, спрашивается, нести пусть даже пострадавшего человека в сторону – где стреляют, а не наоборот?
«Я вообще не видел никаких «единственников», только мне сказали, что они приехали автобусом».
Кто сказал? Может в Генпрокуратуре ЛР во время опроса так сказали? Судья не уточняет этот важный аспект. (?!)
«Дружинников сам не видел».
В середине февраля 1991 года судмедэксперт установил у него легкое телесное повреждение: «синяк на левой ноге».
Есть в действиях Генпрокуратуры ЛР ещё одна тёмная сторона. Она не пошла на создание совместной с Прокуратурой Литовской ССР комиссии по медицинскому освидетельствованию потерпевших, непосредственно сразу после 13 января 1991 года. Не пошла она и на создание международной медицинской комиссии, для такого же освидетельствования. Более того, Генпрокуратура ЛР, в лице своего руководителя Паулаускаса А. обратилась ко всем участникам событий той трагической январской ночи, чтобы они ни в коем случае не давали показаний Прокуратуре Литовской ССР, которая по произошедшим событиям начала свои следственные действия. Цель Генпрокуратуры ЛР и, управляющих ей действиями теперешних политических вождей Литвы была следующей: скрыть от общественности обстоятельства гибели людей и ранения тех, что прошёл через ту ночь.
Немного найдётся с мировой юридической практике таких фактов, которым были бы равны по степени цинизма и лицемерия, действиям нынешнего литовского высшего государственного органа - Генеральной прокуратуры, призванной стоять на защите законности и предания суду виновных. Её руководитель сам начал служит сокрытию преступления, которое связано с массовым убийством людей. Тем самым Генеральный прокурор ЛР Паулаускас А стал соучастником этого чудовищного преступления. Такое карается в уголовном порядке.
6 февраля 1994 года, воскресенье.
Два с половиной дня провозился над анализом списка потерпевших указанном в Обвинительном заключении Генпрокуратуры ЛР по УД № 09-2-068-91. По тому самому, по которому сейчас в Верховном суде ЛР вершится над нами процесс, а не по УД № 09-2-002-91 – оно к нам не относится. Сделал статистический анализ названного списка явившихся в суд потерпевших и их показаний. Получилась следующая картина и выводы.
Всего в списке потерпевших по событиям 13 января 1991 года в Вильнюсе на ул. Конарского 49, около КРТВ – 384 человека. Из них 187 человек получили те или иные травмы, в том числе «акустические», т.е. 49% от общего числа потерпевших, средний возраст которых составил 38 лет. Средний возраст оставшихся 197 потерпевших «морально и имущественно» составил 40 лет. Это были люди более старшего возраста, которые благоразумно в драку с военными не лезли.
Из 384 потерпевших, 166 человек или, приблизительно, 43% составили работники КРТВ, остальные 57% или 218 потерпевших, это люди с улицы: привезённые из других городов и жители Вильнюса. Среди людей потерпевших на улице, жители Вильнюса составляют 62%, привезённые с других городов, соответственно, 38%.
Табл. № 1. Социальный состав 218 потерпевших, не работников КРТВ.
1. Служащие 58 чел. 27%
2. Учащиеся (школьники и студенты) 43 чел. 19%
3. Рабочие 42 чел. 19%
4. Творческая интеллигенция, преподаватели 28 чел 13%
5. Полицейские 19 чел. 9%
6. Пенсионеры 17 чел. 8%
7. Безработные 8 чел. 4%
8. Крестьяне 3 чел. 1%
218 чел. 100%
Табл. № 2. Национальный состав 218 потерпевших, не работников КРТВ.
1. Литовцы 198 чел. 90,8%
2. Поляки 8 чел. 3,7%
3. Русские 8 чел. 3,7%
4. Белорусы 3 чел. 1,4%
5. Испанцы 1 чел. 0,4%
218 чел. 100,0%
Примечание: Поляки, русские и белорусы – в основном сотрудники полиции, испанец – тележурналист.
Из 218 потерпевших: мужчины составляют 154 человека, 71 %; женщины - 64 человека, 29 %.
Табл. № 3. Возрастной состав 218 потерпевших (по возрастным группам).
1. от 1910 г. рождения, до 1920г. рождения. Возраст до 80 лет – 2 чел. - 0,9 %;
2. от 1920 г. рождения, до 1930г. рождения. Возраст до 70 лет – 9 чел. - 4,1 %;
3. от 1930 г. рождения, до 1940г. рождения. Возраст до 60 лет – 38 чел. - 17,4 %;
4. от 1940 г. рождения, до 1950г. рождения. Возраст до 50 лет – 29 чел. - 13,3 %;
5. от 1950 г. рождения, до 1960г. рождения. Возраст до 40 лет – 57 чел. - 26,1 %;
6. от 1960 г. рождения, до 1970г. рождения. Возраст до 30 лет – 52 чел. - 23,9 %;
7. от 1970 г. рождения, до 1980г. рождения. Возраст до 20 лет – 30 чел. - 13,48%;
8. от 1980 г. рождения, до 1990г. рождения. Возраст до 10 лет – 1 чел. - 0,5 %;
218 чел. 100,0%
Среди потерпевших доминировали люди в возрасте от 20 до 40 лет, половина потерпевших.
Табл. № 4. Активность потерпевших. Степень участия в сопротивлении военным (с учётом социального положения 199-и потерпевших* и их пола).
ЖЕНЩИНЫ МУЖЧИНЫ
1. Пенсионеры 48,0% в соц.гр. 1. Рабочие 80,0% в соц. гр.
2. Служащие 39,6% в соц.гр. 2. Безработные 75,0% в соц. гр.
3. Учащиеся 37,3% в соц.гр. 3. Крестьяне 67,0% в соц. гр.
4. Творч. инт. 37,0% в соц.гр. 4. Творч. инт. 63,0% в соц. гр.
5. Крестьяне 33,0% в соц.гр. 5. Учащиеся 62,7% в соц. гр.
6. Безработные 25,0% в соц.гр. 6. Служащие 60,4% в соц. гр.
7. Рабочие 20,0% в соц.гр. 7. Пенсионеры 52,0% в соц. гр.
* Без учёта полицейских.
Табл. № 5. Активность явки в суд. (По социальным группам).% от списочного числа 218 потерпевших с улицы
1. Крестьяне 100%
2. Рабочие 62%
3. Служащие 60%
4. Творческая интеллигенция, преподаватели 59%
5. Пенсионеры 58%
6. Учащиеся 49%
7. Полиция 31%
8. Безработные 25%
Примечание: Крестьян организованно привозили в суд, для дачи показаний, поэтому такая 100% явка. Других потерпевших приводили в суд для дачи показаний полицейские. Такая практика привода, была начата с середины января.
Исходя из данных о мотивациях в своих исковых заявлениях в прокуратуру, места жительства (из Вильнюса или – провинции), активности потерпевших (учитывая процентный показатель явки в суд для дачи показаний), вывел для различных социальных групп 218 потерпевших два коэффициента: «сознательности» - «+» и «заинтересованности» - «-».
Табл. № 6. Коэффициент сознательности потерпевших, с ул. Конарского в ночь на 13 января 1991 года в Вильнюсе.
Средний возраст
1. Крестьяне +1.25 48 лет.
2. Пенсионеры +0,75 64 года.
3. Безработные +3,00 37 лет. (саванорисы)
4. Творческая интеллигенция -0,50 41 год.
5. Полиция +2,00 31 год.
6. Рабочие -2,00 44 года.
7. Учащиеся -1,25 21 год.
8. Служащие -3,25 39 лет.
Всего из 218 с ул. Конарского 49 в ночь на 13 января 1991 года для дачи показаний в суд пришло 120 человек, или 55 %. Из этих людей никто в ту ночь меня около КРТВ не видел вообще. «Дружинников не видели» - 74 % потерпевших. «Дружинники стояли за военными, в цепи», «приехали после занятия КРТВ военными» - такие показания дали все оставшиеся 26% потерпевших.
Работники КРТВ, не работавшие на своих местах в ночь на 13 января 1991 года, но посчитавшие себя потерпевшими «Морально» и «имущественно» в результате январских событий в Вильнюсе, по списку в Обвинительном заключении УД № 09-2-068-91, представленного Генпрокуратурой ЛР, составляют 166 человек. Из них для дачи показаний в суд пришло 68 человек, или 41% от общего числа списочного состава потерпевших работников КРТВ.
Табл. № 7. Национальный состав 166 потерпевших работников КРТВ.
1. Литовцы 147 чел. 88,5% 15 творч. раб., 76 служ., 56 рабочих.
2. Поляки 8 чел. 4,8% 4 служащих, 4 рабочих.
3. Русские 6 чел. 3,7% 4 рабочих, 2 служащих.
4. Белорусы 3 чел. 1,8% служащие и рабочий.
5. Украинцы 1 чел. 0,6% творческий работник.
6. Молдаванка 1 чел. 0,6% рабочая.
Табл. № 8. Возрастной состав 166 потерпевших работников КРТВ (по возрастным группам).
1. от 1920 г. рождения, до 1930г. рождения. Возраст до 70 лет – 8 чел. - 5 %;
2. от 1930 г. рождения, до 1940г. рождения. Возраст до 60 лет – 22 чел. - 13 %;
3. от 1940 г. рождения, до 1950г. рождения. Возраст до 50 лет – 31 чел. - 19 %;
4. от 1950 г. рождения, до 1960г. рождения. Возраст до 40 лет – 69 чел. - 41 %;
5. от 1960 г. рождения, до 1970г. рождения. Возраст до 30 лет – 36 чел. - 22 %.
166 чел. 100 %
Табл. № 9. Должностное распределение 166 потерпевших работников КРТВ.
1. Служащие (начальники участков, служб, дежурные и т.п.) - 84 чел. 50,60%
2. Рабочие (наладчики аппаратуры и т.п.) - 66 чел. 39.76%
3. Творческие работники (журналисты, репортёры, редактора) - 16 чел. 9,64%
166 чел. 100,00%
Табл. № 10. Активность явки в суд (по должностным группам).
1.Творческие работники 9 чел. 56%
2.Служащие 40 чел. 48%
3.Рабочие 19 чел. 30%
Естественно все эти люди ничего не могли сказать относительно моих действий в ночь на 13 января 1991 года около КРТВ, или относительно действий дружинников, тогда же и там же. Они не были свидетелями происходившего.
Список потерпевших около здания Верховного совета Литовской Республики во время пикетирования его 8 января 1991 года, составленный Генпрокуратурой ЛР, насчитывает 8 человек. Из них на суд для дачи показаний явилось 7 потерпевших, т.е. 87,5%. Шесть человек из списочного состава потерпевших в этом пикете – это полицейские. Оставшиеся двое – это пенсионер и безработный. Лишь один из них сказал, что видел меня в тот день стоящим около колоннады внутреннего дворика Верховного совета ЛР, на значительном расстоянии от центрального входа в здание парламента. Больше никто, ничего определённого о моём поведении в тот день не смог сказать. Это закономерно, ибо кроме чтения через мегафон текстов транспарантов и плакатов, и ничем – другим не занимался. Да и то, чтение это длилось лишь 10 минут.
Всего из 392 человек, включённых Генпрокуратурой ЛР в список потерпевших во время январских событий 1991 года в городе Вильнюсе, в Верховный суд для дачи показаний перед коллегией разбирающей в судебном порядке УД № 09-2-068-91 явилось 195 человек, что составляет 49,7%, т.е. меньше половины упомянутого списочного состава.
Не густо. Еле-еле набрали и этих. Ведь за явку в Верховный суд не платили, не устроили в Верховном суде бесплатный буфет с горячительными напитками, как всё это было устроено во время январских событий. Интересно было бы узнать, откуда брались деньги, и огромные деньги на организацию всего этого, плюс - автобусов и бензина на подвоз людей в Вильнюс из многих городов Литвы. И ещё на многое другое, что делалось в те дни литовскими националистами-сепаратистами, и на что судебная коллегия Верховного суда ЛР в процессе рассмотрения УД № 09-2-068-91 не обращала никакого внимания. А ведь за всем этим история Литвы, судьбы и, даже, жизни людей. Я уже не говорю о понятии справедливости. В таких условиях ей нет места, нет места и правосудию.
7 февраля 1994 года, понедельник.
Заседание суда № 35.
Начался опрос свидетелей, которых пришло сегодня 11 человек. В основном это бывшие члены нашего Вильнюсского городского совета СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» - кроме трёх человек, среди которых и Бразис А. К., дед Адриана по матери. Не буду называть членов Горсовета нашей организации, поскольку это не безопасно для свидетелей, в нынешних политических условиях в Литве.
Опрос свидетелей длился 1 час 30 минут.
Бывшие члены Вильнюсского городского совета СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» рассказали о деятельности нашей организации, о её программных целях: служить делу единения всех наций, проживающих в Литве, во благо республики и всей нераздельной страны. Все отрицали наличие в нашей организации дружинников или других каких-либо структур подобного рода, поскольку свою работу организация проводила чисто политическими методами, открыто. Давали показания о моей личной деятельности в организации, подчёркивая при этом, что вопросы, связанные с деятельностью организации, решались только коллегиально на заседании Вильнюсского горсовета СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Показания всех свидетелей были точными и, по существу, отрицали все инсинуации со стороны обвинения с целью вменить нашей организации какой-либо политический экстремизм. В том числе и в моей политической деятельности.
Дед моего сына Адриана, Бразис А.К. рассказал об отношениях с моей покойной женой Виргинией, которые характеризовал как нормальные и даже хорошие. Аналогично характеризовал и мои отношения к нему. Деда очень интересовал вопрос, где мой сын Адриан.
Думаю, это полезно было бы услышать тем литовским националистам-сепаратистам, которые считали невозможным нормальные и хорошие отношения между русскими и литовцами, в том числе и в семьях.
Русофобия не является характерной чертой социальной психологии литовцев. Как, впрочем, и ксенофобия по отношению к представителям любого другого этноса. Литва была всегда местом пересечения различных этносов: славянских, германских, балтских, еврейских и т.д. Однако, начиная с конца ХIХ веке, до нынешних времён, в литовской среде всегда существовали политические силы, финансово поддерживаемые западными соседями, которые всячески стремились и стремятся привить русофобию национальному характеру нынешних литовцев, извратить их национальное самосознание. Проведённый вчера и позавчера мною статистический анализ списка потерпевших, наглядно показал – многие из этих людей были попросту обмануты своими националистически настроенными вождями. Многие подверглись воздействию массового психоза, который нагнетался литовскими СМИ в те январские дни. Этот психоз способен кратковременно полностью видоизменять личность человека, его поведение, сделать на какой-то момент из нормального, рационально мыслящего человека – безумного зомби, живого мертвеца. А ведь рациональность, взвешенность, сдержанность - характерная черта психики и поведения литовца. Он скорее склонен в сложных ситуациях к самоуничтожению. По официальным данным Литовская Республика занимает первое место в мире по количеству самоубийств на душу населения.
Плохо приходится тому человеку, который не сумел противостоять и выйти из навязанного извне перманентного состояния психомоторного аффекта – зомби. Он теряет рассудок. Сам Бог карает его!
8 февраля 1994 года, вторник.
Заседание суда № 36.
Пришло 10 свидетелей. Их опрос длился полтора часа.
Удивили меня свидетельские показания знаменитого литовского архитектора, автора проекта здания Верховного совета Литовской ССР - Насвитиса А.К. Он утверждал, что центральные двери входа в здание Верховного совета ЛР на пикете 8 января 1991 года, были выломаны пикетчиками. Видимо даже ему не показали видеозаписи тех событий, когда на экране видно, как полицейские сами снимают створку двери с петель входных дверей в здание литовского парламента. Жалко мне такого министра, который не знает о происходящем, и которого обманули окружающие, не показав и не сказав ему, что происходило во время пикета 8 января 1991 года.
О подготовке самого пикета министр строительства и урбанистики ЛР узнал ещё вечером 7 января 1991 года от министра внутренних дел ЛР Мисюкониса М. Инициатива – поднять цены, исходила от премьер министра ЛР Прунскене К. А
«Иванова В.В. я во время пикета не видел… Акция 8 января имела влияние на отставку Правительства ЛР, потому, что новые цены нельзя было вводить без решения на этот счёт Верховного совета ЛР. Верховный совет должен был принять закон о компенсациях в связи с повышением цен и согласовать их с действиями Совета министров ЛР». Реплика судьи Вишинскаса: «Эта отставка Правительства не от повышения цен, а старые беды в этой обстановке решались?».
Насвитис А.К.: «Охрана была, но никто не думал, что всё начнётся так рано… После вечернего заседания Правительства 13 января 1991 года, было сообщение, что из Москвы в Вильнюс летит делегация Верховного Совета СССР и надо её ждать. Затем позвонили, сообщили об обострении ситуации. Вскоре по радио сообщили об атаке на здание Совета министров ЛР. (?!) Около здания литовского правительства было много людей. Задержали трёх человек, и они были арестованы»
Время, когда были арестованы принесшие Петицию, министр не помнит.
«Затем позвонили из приёмной премьера и вызвали министров. Привели трёх арестованных. Они были неэстетичного вида. Они хотели вручить Петицию, которая также имела неопрятный вид. В Петиции рабочие просили передать власть Комитету национального спасения. Где сейчас текст Петиции не знаю. Эту бумагу оставил на столе премьера. Было сказано, чтобы арестованных и дальше продолжали удерживать. Затем позвонил в Верховный совет Ландсбергису. Тот сказал, чтобы отпустили арестованных, т.к. этот факт могут использовать в качестве повода для нападения. Всё это произошло уже во время атаки на КРТВ и Телебашню».
Якайтис А.А., служащий охраны Верховного совета Литвы сообщил суду, что также «чувствовал (?!), что в начале января могут быть около Верховного совета ЛР организованы различные провокации. 8 января 1991 года все были подняты на ноги. Утром начали собираться во дворике Верховного совета люди говорившие по-литовски. (!) Это были люди Терляцкаса А. (лидера организации «Лига свободы Литвы»). Дворик быстро заполнился. Иванова В.В. я не успел заметить в толпе, т.к. был направлен охранять вход со стороны бюро пропусков».
Лерентене Л.-Й.Й., пенсионерка. Её живописные показания не имели ничего общего с истиной, с тем, что на самом деле происходило до 10 часов 40 минут утра 8 января 1991 года около здания Верховного совета ЛР. Она утверждает, что «пришла к месту событий после 11 часов утра», т.е. когда во дворике около здания Верховного совета Литвы никого уже не было.
Гончарова Н.В., работавшая на множительной технике в Вильнюсском городском комитете КПЛ (КПСС) в своих свидетельских показаниях отрицала наличие каких-либо документов Комитета национального спасения в той документации, с которой ей приходилось работать.
Гальцев Ю.П. «Пикет около Верховного совета Литвы 8 января 1991 года был организован по инициативе организации «Саюдис» Вильнюсского завода топливной аппаратуры… На пикете видел Терляцкаса и его людей с флагами… Иванов В.В. с мегафоном стоял во дворе в окружении своих людей… Был ли он комендантом Телевидения после того, как его заняли военные – сказать не могу».
Ужмишките Д.А., фельдшер, сотрудник полиции, показала, что оказала медицинскую помощь трём полицейским, которые пострадали от столкновения с толпой пикетчиков 8 января 1991 года. «Очевидных ранений видно не было».
Павлов П.Т. «Встретился с Терляцкасом А. на пикете 8 января 1991 года около Верховного совета Литвы».
Этот свидетель показал кроме этого, что сам подготовил небольшой транспарант, на котором по-литовски было написано: «Литва, почему 11 марта 1990 года ты не села за «круглый стол»?
Имеется ввиду дата провозглашение в одностороннем порядке Верховным Советом Литовской ССР «Декларации о независимости Литвы».
«С этим плакатом я свободно (!) вошёл во внутрь здания Верховного совета Литовской Республики за всеми, когда сняли входную дверь. Среди вошедших из дворика, здесь было много литовцев, поскольку говорили на литовском языке».
В конце заседания суда, подсудимого Кондрашова А. характеризовал его отец Кондрашов Н.К.
9 февраля 1994 года, среда.
Заседание суда № 37.
Опрошено 11 свидетелей, с которыми судья работал всего один час. Все, кроме двух, давали показания по участникам Шумского инцидента. Двое свидетелей, по январским событиям, ничего существенного не сказали.
10 февраля 1994 года, четверг.
Заседания суда № 38.
Заседание длилось 1 час 50 минут, с перерывом.
Свидетельские показания по мне и моему сыну Адриану, суду дали моя мама – Иванова Н.Н. и заведующая Детским садиком № 118 г. Вильнюс Фелдманене С.Я. - куда ходил мой сын до моего ареста. Затем показания давали 11 свидетелей по Шумскому инциденту и о незаконном хранении оружия подсудимым Бобылёвым А.
11 февраля 1994 года, пятница.
Заседание суда № 39.
В связи с январскими событиями 1991 года в Вильнюсе, немало важного рассказал бывший видны партийный функционер КПСС и КПЛ Гуряцкас Й.Й.
«Какие-либо секретные документы по политической и идеологической работе партии и ЦК КПЛ (КПСС) не принимал… Относительно введения Президентского правления звучали отдельные голоса на пленумах ЦК КПЛ (КПСС). На Бюро такой вопрос не рассматривался. Решение относительно введения Президентского правления официально не принималось в ЦК КПЛ (КПСС). Работники ЦК КПЛ (КПСС) не чувствовали и не предполагали, что в Литве может быть введено Президентское правление… Уже в декабре 1990 года было большое напряжение… О готовности применить армию я ничего не слышал, таких разговоров со стороны секретарей ЦК КПЛ (КПСС) мне не пришлось слышать… О том, что в Литву перебрасываются военные части, я слышал из сообщений радио и телевидения… С какой целью Первый секретарь ЦК КПЛ (КПСС) выезжал в Москву я начале января 1991 года, я не знаю. Он не информировал об этом членов Бюро ЦК КПЛ (КПСС)… После решения Совмина Литвы о поднятии цен заседаний Бюро ЦК КПЛ (КПСС) не было… Митинг в Вильнюсе 9 января 1991 года в связи с повышением цен и недовольством действиями правительства Литвы был организован КПЛ (КПСС)… О том, что Верховный совет ЛР призовёт 2000 человек своих сторонников и получится два митинга одновременно на одной площади, никто об этом среди нас не знал и не предвидел… Мы не были ознакомлены в ЦК КПЛ (КПСС) с тем, что готовится штурм зданий радио и телевидения… Военные структуры не подчинялись ЦК КПЛ (КПСС). В ночь с 12 на 13 января 1991 года я был дома. Включил радио и слышал выстрелы около Телебашни. Из радиопередач было ясно, что происходит штурм… Кто входил в Комитет национального спасения, в ЦК КПЛ (КПСС) не было объявлено. Партия его не утверждала… 15 января 1991 года состоялось заседание Бюро ЦК КПЛ (КПСС). Было принято решение, но в печати оно не публиковалось. Говорилось о созыве Пленума ЦК КПЛ (КПСС), однако вопрос затягивался. После упомянутого заседания Бюро, я больше в ЦК КПЛ (КПСС) не работал…»
На вопрос относительно сотрудничества руководства ЦК КПЛ (КПСС) и организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», свидетель ответил: «Партия от него отмежевалась».
Из оставшихся 4-х свидетелей двое никак не участвовали в событиях января 1991 года в Вильнюсе, а двое других были в ночь на 13 января около Телебашни.
Лисовский С.С., один из этих двоих, показал: «Видел у Телебашни, как из пятиэтажного жилого дома стрелял по толпе собравшихся людей какой-то человек».
14 февраля 1994 года, понедельник.
Заседание суда № 40.
Сегодня столпотворение – пришло 15 свидетелей. Опрос длился 4 часа, с двумя перерывами.
11 свидетелей, из - 15-и, в своих показаниях не привнесли никаких новых фактов в судебное расследование. Основная их часть подтвердила, что в ночь на 13 января 1991 года они «не смогли вручить текст Петиции представителям литовских властей», что «ехали в автобусе, неизвестно куда», «привезли к телебашне» и т.п. Показания оставшихся четырёх свидетелей добавляют новые штрихи к хронике происходившего.
Об организации пикета, который состоялся 8 января 1991 года около Верховного совета ЛР, подробно рассказал свидетель Кусков Г.П.
«Всё началось с утра 7 января 1991 года. Остановился весь завод топливной аппаратуры. Заводской «Саюдис» собрал стихийный митинг. Вместе с профсоюзной организацией завода только наблюдала за происходящим. Состоялось два митинга в актовом зале - «Саюдиса» и Профсоюзный. Директору завода не удалось успокоить людей. На заводе начали создавать забастовочные комитеты. Партком завода в этом не участвовал. Директор попросил людей работать 7 января 1991 года, сказав людям, что «завтра 8 января я сам пойду с вами к Верховному совету Литвы с требованием отменить повышение цен». Однако ни 7-го, ни 8-го января завод не работал. В начале 9-го часа утра, 8 января 1991 года, заводская колонна рабочих, идущих пикетировать Верховный совет Литовской Республики, заняла всю проезжую часть проспекта, ведущего в центр города. Около завода «Сигма» присоединилась большая колонна рабочих с этого предприятия. Стихия брала верх во всём происходящем, директор ничего не мог сделать. Перед 10-ю часами утра вся огромная масса людей была около Верховного совета ЛР. Протяжённость этой колонны была от моста Черняховского (ныне Зелёный мост) на проспекте Дзержинского (ныне Калварийском), до площади Независимости (приблизительно 2 км.). Идущие на пикет рабочие несли несколько резолюций митингов, которые состоялись до этого 7-го января 1991 года. В основном – содержали экономические требования. Были и требования отставки правительства Прунскене К. Видел Иванова В.В., который стоял в правой стороне дворика, около здания Верховного совета ЛР и что-то говорил в мегафон. Что именно, не помню. Встретил Терляцкаса А., с мощным мегафоном… Нас пустили внутрь, чтобы мы вручили текст резолюции кому-нибудь из депутатов. Документ принял советник Ландсбергиса…».
Дубровин А.А. «Пикет 8 января 1991 года был стихийным протестом рабочих на антинародную политику Правительства… Видел во время пикета, как на подмогу охране здания, которая стояла тогда ещё в милицейской форме, через центральный вход здания Верховного совета выбежала группа молодых мужчин. Их было приблизительно 30 человек, в возрасте примерно 25-30 лет. Они также начали оттеснять толпу пикетчиков от центрального входа в здание парламента. Один из них давал команды этим людям. Он был в гражданском, в светло голубой куртке. Когда куртка у него случайно вдруг распахнулась, я увидел у него под курткой автомат, типа «Узи». После этого на пикетчиков из брандспойтов хлынула вода… Ландсбергис из окна здания Верховного совета сказал пикетирующим людям, что он ничего не знал о повышении цен и обвинил в этом правительство Литвы. Затем он объявил об отмене повышения цен. К 10 часам 30 минутам толпа рабочих, пикетировавших Верховный совета Литовской Республики, разошлась».
Чалко Г.С. «Ночью 13 января 1991 года шли к зданию Совета министров Литвы с Петицией. До этого Шурупов инструктировал в Горкоме партии нас и представил Юкнявичюса, как работника ЦК КПЛ (КПСС) и пояснил, что он будет командовать всеми нашими действиями, а мы должны вручить Петицию министру Насвитису. Текст петиции я лично не знал, т.к. её нам не зачитывали в Горкоме партии. Кем руководил в КРТВ Иванов В.В. я не знаю».
Галайба С.М. «Руководителем группы, нёсшей Петицию в Верховный совет Литовской Республики в ночь на 13 января 1991 года был Иванов В.В… Анатолий Вишня из Вильнюсского таксопарка вручил Петицию представителям Верховного совета Литвы».
15 февраля 1994 года, вторник.
Заседание суда № 41.
Не состоялось по причине неявки свидетелей.
17 февраля 1991 года, четверг.
Заседание суда № 42.
Пришло 3 свидетеля. Опрос длился 35 минут.
Гарбштас А.Ю., который подошёл к КРТВ в 3 часа ночи 13 января 1991 года, констатировал, что «дружинники просто стояли… Иванова не видел».
Ревко А.Ч., бывший танкист, уроженец Литвы. В своих показаниях дал всем возможность взглянуть на происходящее в ту январскую ночь, под новым ракурсом.
«Проходил срочную службу в СА на танковом полигоне в Пабраде, под Вильнюсом… Мы на трёх танках приехали к КРТВ в ночь на 13 января 1991 года, уже после того, когда здания КРТВ были заняты другими военными СА. Наша задача была охранять КРТВ. Мой танк не стрелял. Был я там, около КРТВ со своим танком, одну ночь. Всю ночь на 13 января 1991 года около КРТВ мы просидели в танке, потом нас впустили в здание КРТВ, в комнату, которую указал какой-то десантник, который был как комендант. До этого, когда я приближался на танке к телецентру, мне пришлось сесть «по боевому», потому что люди из толпы кидали в танк камни, в руках людей были ломы, палки, металлические прутья, хоккейные клюшки. Когда мы подъехали к прилегающей к телецентру территории, то я видел, что во дворе телецентра, рядом со зданием телецентра стоит толпа людей. Люди двигались, бегали вперемешку с ними в толпе и десантники, которые были одеты в форму защитного цвета – «камуфляж», с бронежилетами, с автоматами на плечах и с дубинками в руках. Десантники оттеснили толпу от здания телецентра. Люди, находившиеся напротив десантников, имели в руках палки, металлические прутья. Минут через 10, после нашего приезда к КРТВ, десантники оттеснили толпу от здания телецентра и оцепили здания КРТВ. Поясняю наш танк маневрировал и объезжал легковые автомобили, деревья, людей. Все движения танком и маневрирования я осуществлял в строгом соответствии с указаниями командира танка. Ночью 13 января 1991 года во дворе телецентра я увидел, как какие-то люди производили видеокамерой съёмку происходящего… 13 января 1991 года, утром, внимательно осмотрел танк. Я не обнаружил на нём следов крови или других следов наезда танка на людей».
Таких наездов не было нигде в Вильнюсе в ту ночь на 13 января 1991 года. Снимки, которые публиковались в печати, изображающие будто бы «наезд на гражданских людей советских танков» ни что иное, как грубые подделки: фотомонтаж или инсценизация. Асанавичюте Лорета, 22-х лет литовская девушка, по рассказам очевидцев, была вытолкнута кем-то из толпы, около Телебашни, где она стояла, под движущийся военный бронетранспортёр, который своим боком прижал её к окружающей Телебашню стенке. По диагнозу врача из Вильнюсской больницы Красного креста, куда привезли Лорету, у неё было установлено: «сжатие талии, бёдер и ног с многочисленными поломами бедренных костей». [Сейчас доподлинно известно по материалам следствия, что ни одной кости у пострадавшей сломано не было - ИВВ] Её живой, в сознании, доставили в больницу. На кадрах видеозаписи видно, что она пытается улыбнуться, когда её снимали. Во время операции в больнице она скончалась.
«На танке было много камней, палок, были вмятины. Часов в 5 утра 13 января 1991 года я увидел, что возле здания КРТВ появились дружинники, с красными повязками на рукавах. Откуда они появились, я не знаю. При мне дружинники не вступали в какой-либо контакт с толпой людей. Телесных повреждений у дружинников я не видел».
Неожиданные обстоятельства, свидетельствующие о фабрикации Генпрокуратурой ЛР УД № 09-2-068-91, выяснились из показаний и опроса свидетеля Михневича З.И., врача со станции Скорой медицинской помощи Вильнюса. На этой машине отвозили труп Канапинскаса А в Вильнюсский городской морг на улице Полоцко.
«С 9 часов утра 12 января 1991 года я заступил на суточное дежурство в бригаде машины Скорой медицинской помощи. Наша бригада состояла из трёх человек: меня, фельдшера Черняй А.И. и водителя Луконина О. Примерно с 17-18 часов до 22-23 часов дежурили, по указанию старшего врача смены Жукаускене, около Верховного совета Литвы. Затем работали на линии, по вызовам. Примерно около половины первого ночи 13 января 1991 года получили вызов на улицу Шалткалвю (район Науининкай, минут пять езды до ул. Конарского), где пробыли, оказывая помощь больному, около часа, а может быть больше. Освободившись, на той же улице Шалткалвю, получили задание по радиостанции следовать на ул. Конарского к КРТВ.
Подъезжая со стороны ул. Басанавичюса к улице Конарского, моя бригада наблюдала вооружённых солдат, одетых в пятнистую форму. Вклинившись в толпу примерно метров на 30, по проезжей части, машина Скорой медицинской помощи, в которой находился я со своей бригадой, остановилась примерно на расстоянии 40-50 метров, не доезжая здания Радио. Здание Радиокомитета от нашей машины находилось впереди справа на указанном расстоянии. Наблюдал, что сразу же после остановки, в 15 метрах впереди нашей машины, на месте только что отъехавшего такси взорвалось какое-то взрывное устройство с сопровождением ярко-голубого цвета вспышки, от которой стало ярко, и такое ослепление почувствовал, как будто смотрю на сварку. Названный взрыв сопровождался умеренной звуковой волной. Буквально перед взрывом, на этом месте, на мгновение, я увидел предмет по форме похожий на брикет, по цвету стали.
Наша машина проехала вперёд ещё примерно 20 минут и остановилась. Тогда к машине подбежали молодые люди, мужчины, и сообщили нам, что есть тяжело раненый больной. Водитель выдал им носилки и последовал за ними. Через 15-20 секунд больной был доставлен в машину. Сразу же я и фельдшер Черняй принялись осматривать больного. Он был без признаков жизни. Я заметил, что у него была обширная рана грудной клетки, справа в подмышечной области. Видел и соответствующее повреждение одежды в указанном месте. Одежда была обожжена вокруг отверстия к ране. Можно полагать по внешнему виду одежды, что взрыв произошёл снаружи одежды. Находясь около КРТВ, я слышал выстрелы из стрелкового оружия: одиночные и очередями. Через, примерно, 3 минуты после принятия названного погибшего, машина тронулась в направлении морга. По рации я согласовал с дежурным, в какой морг вести.
В морг на улице Полоцко доставили труп погибшего мужчины около 2 часов 30 минут ночи. При сдаче дежурному санитару, в кармане погибшего мужчины обнаружили паспорт на фамилию Канапинскас А. После сдачи трупа Канапинскаса А., я получил вызов поехать к Академии полиции в район Балтупяй, там находился около 20 минут, затем, получив задание, поехал к Телебашне. Туда прибыл в 3.30- 4 часа, стрельбы не слышал».
На вопрос судьи, видел ли Михневич З.И. около КРТВ дружинников с красными повязками на рукавах – был дан отрицательный ответ.
Я задал Михневичу З.И. несколько вопросов. Первый: «Сколько времени заняла дорога от ул. Шалткальвю до ул. Конарского?». Ответ: «Доехали быстро, за несколько минут». Второй: «Можете ли указать конкретное место на ул. Конарского, откуда был взят труп Канапинскаса А.?». Ответ: «Нет, не могу. Это может знать водитель нашей машины». Третий вопрос: «Почему Вы взяли в машину Скорой медицинской помощи труп, когда рядом, судя по показаниям свидетелей, находились живые раненые люди, нуждавшиеся в медицинской помощи?». Замешательство со стороны Михневича З. А, затем, ответ: «Из моральных соображений». (?!) Четвёртый «На страницах 79 и 80, тома 14 УД № 09-2-068-91 находится ксерокопия Карточки вызова Скорой медицинской помощи от 13.01.1991 года № 5330 к раненому мужчине в возрасте 38 лет на ул. Конарского к КРТВ – Вы узнаёте эту карточку, заполненную Вашей рукой и с Вашей подписью и личным номером 3206, на которой обозначен диагноз CADAVER (труп)?». Судья открывает 14-й том дела и показывает Михневичу З.И. указанные мной страницы. Внимательно приглядевшись, Михневич З.И. заявил: «эту карточку заполнял не я. Я её не узнаю». Подлог на лицо!
Меня смутило в этой карточке, когда я знакомился с этим делом, время, проставленное в графах. Оно было одинаковым в трёх графах: «приём вызова»; «передача вызова»; «выезд». Из своей полуторагодовой практики работы в молодости санитаром кардиологической бригады Скорой медицинской помощи, я знал, как правильно должна быть заполнена карточка вызова и насколько скрупулёзно её заполняли всегда врачи. Ведь за этой формальностью, огромная ответственность за жизнь человека, которую порой решают считанные минуты. Поэтому такие «вольности», какие увидел на карточке в деле, я не мог не заметить. Да и трупы машина Скорой медицинской помощи никогда не берёт. Для этого есть другие службы. Всё это указывало на одно: данную карточку вызова машины Скорой медицинской помощи, находящуюся в УД № 09-2-068-91 заполнял не врач скорой помощи. Оставалось только проверить честность врача Скорой медицинской помощи Михневича З.И. Он с честью вышел из этого испытания, хотя и не без некоторого надрыва.
В списке свидетелей, приготовленном Генпрокуратурой ЛР фамилии водителя из бригады врача Михневича З.И., работавшей в ту январскую ночь, не оказалось. Странно, ведь следователь должен был, прежде всего, задать ему вопросы, как впрочем и всем, кто был причастен к выносу тела смертельно раненного Канапинскаса А. с места событий: «где именно был убитый в момент произошедшего?», «откуда его взяли?», «где то место конкретно?» и т.п.
Ходатайствую о вызове в суд в качестве свидетеля водителя машины Скорой медицинской медпомощи Луконина О.
18 февраля 1994 года, пятница.
Заседание суда № 43.
Пришло четверо свидетелей. Опрос длился 55 минут.
Показания 3-х свидетелей не принесли ничего нового и важного по событиям ночи 13 января. Четвёртый, полицейский, показал, как вела себя полиция в ту январскую ночь в городе Вильнюсе.
Двилайтис В.И. «С 12 января 1991 года я был назначен дежурным по специальной средней школе МВД СССР им. Бартошюнаса (в г. Вильнюсе). 13 января 1991 года, около 1 часа 40 минут от дежурного МВД получил указание взять около 40 слушателей полицейских, которые проходили первичную подготовку в упомянутой школе и доставить их в дежурную часть МВД. Я и заместитель начальника Управления охраны при МВД ЛР Шлюжас А. прибыли к дежурному МВД, получили рацию и сразу выбыли к КРТВ на ул. Конарского. Когда приехали, то там были уже солдаты СССР. Самого начала захвата КРТВ не видел. На месте событий был заместитель министра МВД подполковник Забараускас В. Он дал указание беречь людей… Я и другие работники полиции просили и прямо требовали, чтобы гражданские вышли из парковой площадки. Когда все гражданские были на другой стороне дороги, я дал указание работникам полиции встать перед ними и не пускать их близко к солдатам, хотя люди рвались к солдатам, говоря, что с ними справятся. Люди говорили: «разрешите убить хотя бы по одному солдату»…После этого к парковой площадке приехало два автобуса и машина «Латвия». Из них вышли гражданские лица. На руках имели красные повязки. На парковой площадке они выстроились в один ряд и стояли час, полтора, потом пошли в здание комитета. Чтобы их разозлить, люди кричали: «Предатели». Ни одного из этих людей я не узнал… Воспользовавшись случаем, я спросил врача Скорой медицинской помощи – сколько людей погибших и раненых? Он мне сказал, что четверо погибло, в их числе один солдат и 3-е гражданских. (?!) Так он мне в то время мне ответил. Около 6-7 часов утра разрешили взять автобусы… Я дежурил около КРТВ до 9-и часов утра».
Примечательная деталь – полиция не охраняла КРТВ. Она приехала уже после взятия зданий телевидения и радио военными и, фактически, лишь для того, чтобы отвести гражданских людей от КРТВ. Чувствуется, была неуверенность в рядах полицейских по поводу того, что будет дальше. В ночь на 13 января 1991 года они, в принципе, пассивны. Раскол на миллионеров и полицейских только что начался в рядах МВД республики. Он проходил и по ул. Конарского, около КРТВ. По другую её сторону, охраняя КРТВ, стояли советские служащие МВД в военном камуфляже.
22 февраля 1994 года, вторник.
Заседание суда № 44.
Пришло пятеро свидетелей. Заседание длилось 1 час 5 минут.
Из показаний этих пяти свидетелей можно выделить следующие моменты:
Садукас А.А. «Работал в студии КРТВ. Атака военных началась в 1 час 57 минут. Всё произошло очень быстро. Около 2-х часов пяти минут военные стучали уже в дверь нашей студии».
Шлюжас А.В. «Около 8 часов утра, часть работников полиции передислоцировалась к зданию Верховного совета Литовской Республики. Я с 15-ю оставшимися работниками полиции продолжал начатую работу и после долгих переговоров с военными, была достигнута договорённость по поводу автобусов, стоявших около КРТВ. Их возвратили людям, приехавшим на них из других мест Литвы».
23 февраля 1994 года, среда.
Пришло 6 свидетелей. Опрос свидетелей длился 2 часа 10 минут.
Все показания свидетелей сегодня в той, или иной степени касались обстоятельств гибели лейтенанта КГБ Шацких В. Думаю это было специально спланировано коллегией Верховного суда ЛР, в связи с сегодняшней красной датой календаря для каждого советского человека. Такой вот образчик реваншистской пропаганды. Поразительно! Не суд, а - пропагандистское шоу.
Сами показания были важные, по содержанию, и менее важные, точные или противоречивые, как, например, Юцюнаса В.К., утверждавшего, что военные сами «по неосторожности, ранили друг друга». В общем, как обычно… и, всё же многое в них было существенного, даже принципиального для понимания происходившего 13 января 1991 года в Вильнюсе.
Милейко А.Ф. Водитель машины Скорой медицинской помощи, отвозивший раненого лейтенанта Виктора Шацких в больницу «Красный крест» г. Вильнюса.
«Передали по радиосвязи, что надо ехать к КРТВ. Когда подъехали на ул. Конарского, нас встретил военный. К машине вынесли раненого военнослужащего СА. В машину его внесли живым, т.к. я видел как врач сделал укол раненому. Однако по дороге он умер. Привезли мёртвого в «Красный крест». С нами ехал военный, сопровождавший. Мы сопровождавшего военного отвезли назад на КРТВ. Когда возвращались, то уже видел, что стоят дружинники, которые были с красными повязками на рукавах…».
Каткаускене Я.П., комендант из департамента исправительных работ МВД ЛР.
«Я и ещё несколько людей увидели, что солдаты уже в здании КРТВ. Кто-то сказал, что там немного военных. Вошли вовнутрь – кажется 50 человек, и побежали в фойе административного корпуса. О том, что солдат мало, очень активно объяснял один 45-летний мужчина в тёмной куртке. Однако, когда вошли внутрь, женщина, которая первая хотела идти дальше по коридору, всех остановила, сказав, чтобы остановились и не шли дальше, поскольку лежит неживой солдат и все обвинят, что мы его застрелили. Люди сразу остановились и дальше не шли. Вернулись назад».
Откуда они знали, что солдат неживой и застрелен? Ведь можно просто упасть и не встать, потеряв сознание. Во-вторых, действия этой женщины, сотрудницы МВД ЛР – без форменной одежды, явно направлены на оказание сопротивления военным СА: «там немного военных» - отмечает она. Не из этой ли группы людей, вбежавших в фойе, прозвучал роковой для лейтенанта Шацких выстрел? Ведь не по своей воле, как свидетельствуют другие, вернулась эта группа назад на улицу из фойе Центрального административного корпуса КРТВ. Очень много противоречивого в показаниях этой женщины. Нельзя было не видеть, как она во всю старается скрыть что-то очень важное, связанное с обстоятельством гибели лейтенанта КГБ Шацких В.
Моя попытка выяснить обстоятельства стрельбы в фойе, о которой было заикнулась свидетельница, ничем не увенчалась. Она просто всё отрицала. Ничего не поделаешь, опытный сотрудник МВД. Стаж работы видимо не маленький – ей всё же уже 46 лет.
Вайчюнас Р.Р., врач Вильнюсской больницы «Красный крест», 33 года.
«В ночь на 13 января 1991 года я был в приёмной клиники. Работал, принимая раненых. Больше было привезённых от Телебашни – в основном осколочные раны от стёкол. Были с ожогами. Была Лорета Асанавичюте. Раненые были. Среди гражданских лиц, принесли солдата. Он был мёртв. Это был труп Шацких. Могу сказать, что привезённый труп десантника снимали видеокамерой. Точное время, когда он был привезён в клинику, кажется, было 2 часа 32 минуты ночи, или - 2 часа 42 минуты. Снимал кто-то из самоуправления, других присутствующих при этом, я не знал. Труп десантника привезла машина Скорой медицинской помощи Вильнюсской городской станции скорой медицинской помощи. Там по этому поводу должны быть данные. Труп несли на носилках гражданские лица, а сопровождал военный. Я установил, что лежащий на носилках мёртв. Сначала подумал, что он ранен в голову, поскольку голова была забинтована, Сняв бинт, я увидел, что никаких ран нет. После этого под рубашкой увидел бинт. Бинт на спине был в крови. Сняв бинт, увидел на спине рану. Сопровождающему я сказал: «Готов!». Наши женщины начали кричать, что они сами убили его».
Такие утверждения не единичны в показаниях свидетелей – литовцев. Значит они в принципе, ради достижения цели, допускали такую возможность. Иезуитская это логика. Спрашивается, откуда в ту трагическую ночь, исходя из каких аналогий, особенно у женщин, могли возникнуть такие кощунственные мысли? Может они попросту знали, что такое поведение возможно? Ведь стрелял же кто-то тогда с крыш жилых домов по толпе гражданских людей.
Помню, спустя некоторое время, после январских событий, профессор криминалист Иван Данилович Кучеров выступил с разоблачением в газете «Советская Литва», где доказал, что стреляли по трупам людей, чтобы Генпрокуратура ЛР могла представить их как жертвы, погибшие от пуль солдат Советской армии в ночь на 13 января 1991 года в Вильнюсе.
Впрочем, сейчас, этот свидетель, врач по профессии, сделает сенсационное по своему цинизму, саморазоблачающее признание.
«Сопровождающий военный ничего не сказал, только махнул головой, мол, понял, что привезённый десантник неживой, и вышел. Потом я принимал других людей. Через 40 минут, или через час, пришёл гражданский, представившийся военным врачом из Рижской окружной больницы. Его сопровождал переодетый в спортивный костюм тот же десантник, который сопровождал раненого, и ещё один - в спортивном костюме. Он спросил - привезён ли в клинику военный? Я сказал что нет. (?!) Тот десантник, что сопровождал труп, даже не отреагировал на мой ответ. Потом они проверили наш морг. Приезжали ещё несколько раз, в том числе с работником военной прокуратуры.
Труп Шацких был тайно вывезен в клинику «Сантаришкес» и там вскрыт и спрятан. Этот вывоз организовал главный врач нашей больницы. Труп в Республиканскую клинику «Сантаришкес» был вывезен машиной Неотложной медицинской помощи нашей больницы «Красны крест». Фамилию водителя, который вёз - я не знаю. Знаю только по внешнему виду. Как мне известно, труп Шацких, с водителем везли два студента. Из какого учебного заведения эти студенты, я точно не знаю. Когда точно был вывезен труп из «Красного креста» - сказать не могу».
На мой вопрос: «Можно ли понимать Ваше поведение с телом убитого лейтенанта Шацких В., как использование трупов для не медицинских, а кики-то других, например, политических целей? – свидетель Вайчюнас Р.Р. ответил: «Да, именно так. Труп Шацких спрятали по политическим соображениям, и трупы использовали в политических целях». Комментарии излишни! Всё сказано.
24 февраля 1994 года, четверг.
Заседание суда № 46.
Пришло 4 свидетеля. Опрос длился два часа.
Тауткуте Б.-Э.Й., литовка, режиссер редакции «Панорама» КРТВ, 52 года.
«Мой рабочий кабинет № 405 на 4-ом этаже. В 1 час 55 минут ночи 13 января 1991 года по ул. Конарского быстро проехала колонна боевой военной техники. Она состояла приблизительно из семи машин. Через окно я видела, как гражданские люди побежали к входу в помещение здания Радио и выстроились в несколько рядов. Солдаты также выстроились в ряд. Какое-то короткое время гражданские и солдаты стояли друг перед другом. Затем откуда-то, вдруг, показалось больше солдат, из которых одни, сквозь выстроившихся цепью, побежали к входу в здание Радио, а другие в направлении к входу в Административный корпус здания Телевидения. В это время к входу в здание Телевидения начала бежать и часть гражданских людей. Что там, около входа происходило, я не видела, поскольку из окна нашего кабинета входа видно не было.
Какое-то время мы ещё имели возможность видеть, как солдаты ворвались внутрь и идут на первом этаже здания. Там стояла камера. Потом, кто-то из солдат камеру повернул в сторону. Тогда мы вышли в коридор. В какой-то момент я посмотрела на часы, было 2 часа 15 минут.
Когда мы спускались вниз, на первый этаж, в фойе я увидела лежащего солдата. До этого, когда мы были ещё на верху, внизу послышался взрыв и стрельба. Затем слышала, как по рации вызывают Скорую медицинскую помощь.
Лежащий солдат был светловолосый, на нём не было оружия, не было на нём и шлема. Видела, что в области груди одежда солдата была запачкана кровью. Когда мы остановились около этого солдата, другие кричали, что они ни в кого из наших не стреляли, а наши люди застрелили их солдата».
Смоленене В.В., литовка, главный редактор КРТВ.
«Мой рабочий кабинет находится на седьмом этаже Административно-редакционного корпуса КРТВ. Всё произошло очень быстро. Вместе с режиссёром Петраускасом Р. вышла в коридор и закрыла кабинет. Когда мы сошли на шестой этаж, увидела двух пробегающих десантников. Они остановились и спросили – откуда мы. Узнав, кто мы такие сказали идти вниз, где увидела ещё одного, стоящего десантника. На четвёртом этаже нас и других работников КРТВ поставили к стене. В это время началась стрельба, как я поняла, что-то происходило на втором этаже. Там слышались звуки бьющегося стекла, что-то ломали. Словом, был большой шум. После этого нам велели идти вниз. Спускаясь вниз, увидела лежащего на полу десантника».
Лейтенанта КГБ из группы «Альфа» Шацких В.?
25 февраля 1994 года, пятница.
Заседание суда № 47.
Пришло двое свидетелей. Судья опрашивал их 40 минут. Это не были свидетели, которые видели события ночи 13 января 1991 года в Вильнюсе.
Иноземцева А.Д., сотрудница завода радиоизмерительных приборов, рассказала о пикете 8 января 1991 года около Верховного совета ЛР. «Народ сам двинулся на пикет 8 января. Заводское начальство не пускало нас участвовать в пикете».
Хизовец В.Т. дал показания относительно «Шумского инцидента», как друг одного из его участников.
1 марта 1994 года, вторник.
Заседание суда № 48.
Пришёл один свидетель. Его опрос длился 10 минут.
Петраускас Р.П., литовец, режиссёр КРТВ. Фактически он полностью подтвердил показания Смоленене В.В., данные несколько дней назад.
«На 4-ом этаже нас встретил десантник, который поставил нас к стене, велел присесть и так держал минут 15. Внизу в это время слышались взрывы, серии из автоматов. Мы подумали, что на втором этаже десантники столкнулись с бывшими там работниками. Потом я услышал, как внизу кто-то кричал по-русски, какие-то сигналы, может ноль девять или ноль один, и всё время повторял, что нужна Скорая медицинская помощь, умирает человек. Потом нас десантник повёл вниз. Один из стоящих рядом десантников сказал мне, что они не сделали ни одного выстрела, а мы стреляли в их солдата».
2 марта 1994 года, среда.
Заседание суда № 49.
Пришёл один свидетель в связи с делом Бобылёва А., обвиняемого по незаконному хранению оружия. Опрос длился 10 минут.
3 марта 1994 года, четверг.
Заседание суда № 50.
Никто из свидетелей не пришёл. Раздосадованный судья Вишинскас начал всем с нареканием объяснять, что полиция не выполняет наложенную на неё функцию привода свидетелей на данный судебный процесс. Попросил секретаря выяснить - почему не явились свидетели. Также попросил, чтобы начали вызывать свидетелей по нашим ходатайствам. Все свидетели, которые не явились до этого по утверждению судьи Вишинскаса, должны быть опрошены 7 марта. Всё это длилось пять минут. Затем нас вывели из клетки и под конвоем вывезли обратно в тюрьму Лукишки.
8 марта 1994 года, вторник.
Заседание суда № 52.
Прежде всего, после того как в зал, где мы уже сидели в клетке, впустили наших родственников, поздравили женщин с праздником. Сделать это было не просто, т.к. сегодня нас поместили в другой зал Верховного суда ЛР. Клетка в нём расположена так, что мы сидим спиной к присутствующим в зале. Позади нас расположились охранники, которые орут, как только мы поворачиваем головы для того, чтобы обменяться взглядами с родными, шепнуть губами приветствие. Правда, по дороге в этот зал, нас провели по коридору, с обеих сторон которого стояли наши родственники и друзья. Возгласы приветствия собравшихся, этого своеобразного почётного караула, проводили нас на очередное заседание суда.
Пришло двое свидетелей, опрос которых длился 25 минут. Ничего нового.
9 марта 1994 года, среда.
Заседание суда № 53.
Пришло трое свидетелей, среди которых бывший заместитель Председателя Верховного совета Литвы Станкявичюс Ч.-В.Й. Опрос свидетелей длился 2 часа 15 минут.
Первым судья вызвал в зал суда Станкявичюса Ч.-В.Й.
«8 января 1991 года я сам не встречался ни с кем из представителей пикетчиков. Организаторы пикета, митингов и всех беспорядков были в Москве. Было несколько сценариев, начиная с использования недовольства рабочих людей и кончая танками».
А кто поднял цены на продукты питания? Кто тем самым возбудил недовольство рабочих? Сделало это литовское правительство - ваше господин Станкявичюс.
«Какого-то конкретного документа по этому поводу я не видел. Не знаю, существовал ли какой-то документ относительно предстоящих событий в Литве. Мне было известно о планах ЦК КПЛ (КПСС). Всё было скоординировано из Москвы. Всё это было в документах ЦК КПСС, подписанных Горбачёвым. О Комитете национального спасения (КНС) узнал 13 января 1991 года. Персональный состав КНС не знаю. Нам говорили, что они скрывают свои фамилии.
Что касается пикета 8 января 1991 года, то я не видел, чтобы Иванов руководил этим пикетом. Своим решением о повышении цен, правительство спровоцировало то, что люди потребовали его отставки. Я видел исходившие из правительства Литвы записки, которые носили директивный характер. О том, что правительство будет повышать цены на продукты питания в Литве, стало известно уже в конце декабря. Поэтому считаю, что план готовился под это, но не была известна конкретная цель. Действия организации «Единство», митинги в организациях в связи с повышением цен, пикет – это всё только повод. В то же время, по моей оценке, Верховный совет ЛР не считал действия литовского правительства провокационными».
На вопрос судьи о целях поездки премьер министра Литвы Прунскене К. в Москву 8 января 1991 года, свидетель ответил: «Цель визита была обсудить вопросы, связанные с призывом в Советскую армию».
На мой вопрос: гражданином какого государства Вы были в январе 1991 года, какой паспорт был у тогда Вас в кармане?» - Станкявичюс У.-В.Й ответил патетически, - «я был гражданином Литовской Республики всегда!». Не желал он явно признать того бесспорного факта, что в кармане у него тогда лежал, как и всех его соратников, и у нас, общегражданский Паспорт гражданина СССР.
На вопрос Нагорного С. по поводу Резолюции митинга 9 января 1991 года, вручённой Станкявичусу Ч.-В.Й 11 января 1991 года: «Содержались ли в ней какие-либо угрозы насильственных действий против Верховного совета ЛР, или литовского Правительства в случае неисполнения требований данного документа?», - свидетель ответил, - «нет не содержались». Значит, Резолюция митинга 9 января 1991 года не носила ультимативного характера и не может расцениваться как документ, призывающий к свержению власти в Литве.
Шуйкайте В.В., служащая КРТВ.
«Спустившись в коридор первого этажа, я увидела лежащего на полу десантника. Он был светловолосый, голубые глаза, очень бледен. Оружия, шлема, бронежилета у него не видела. Могу сказать, что он был высокого роста, продолговатое лицо. Он лежал на спине. Видела, что этот десантник был ещё живой. Он как-то хотел вдохнуть воздух. И видно было, что он не может вздохнуть. Рядом сидел десантник и рукой трепал ему лицо, видимо, стараясь привести его в чувства. Этот десантник по-русски спрашивал: «Виктор, что с тобой?». Куртка на лежащем десантнике была расстегнута. Под курткой виднелась тельняшка. Кровь я не заметила».
Показания этой свидетельницы вызвали у меня большое сомнение в её искренности, хотя некоторые её показания сходились с показаниями других свидетелей. Сомнение вызвало то обстоятельство, что она слишком чётко обрисовала образ погибшего лейтенанта КГБ Шацких В. Эта свидетельница, пусть не полностью, но называет даже как его зовут – «Виктор». Однако эта свидетельница помещает в своих показаниях умирающего Виктора Шацких, как и свидетель Римшас В.А. (показания суду дал 23.02.1994г.), в метрах 30-40 от того места, где его видели другие свидетели. Например, - Стейблене Н. (см. 02.02.1994г.) Это запечатлено на схемах, представленных следствию свидетелями, которые я видел в деле. Такое расхождение в показаниях не могло не заинтересовать следователей.
В самом деле, из всех показаний получается, что было двое пострадавших военных в здании Телевидения, если не считать при этом - «неживого военного» на ступенях ведущих к зданию Радио. (Показания суду Каткуса А.-С.А. от 24.02.1994г.). Отсутствие в деле материалов дополнительного расследования такого рода обстоятельств, связанных с гибелью человека (или нескольких людей – военнослужащих Советской армии), позволяет мне утверждать, что следователи Генпрокуратуры ЛР не стремились выяснить обстоятельства гибели людей ночью 13 января 1991 года в Вильнюсе, а может и специально запутывали следствие, чтобы сокрыть случившуюся трагедию.
Не занимался рассмотрением вопроса о причинах и обстоятельствах гибели лейтенанта КГБ Виктора Шацких и судья Верховного суда ЛР.
Впрочем, судья Вишинскас теперь и не многое может выяснить.
Молчит и Левулис Ф. Государственного обвинителя из Генпрокуратуры ЛР вообще не интересуют ранения и оборванная жизнь военных Советской армии. Они для него не люди, видимо?
11 марта 1994 года, пятница.
Заседания суда № 55.
Пришла одна свидетельница.
Янкявичене Р.К., работница столовой КРТВ.
«Когда советские военные заняли здание Телевидения, я привела столовую в порядок и хотела, закрыв дверь, уйти. Вышла в фойе, но меня остановил солдат и сказал, чтобы я не закрывала дверь. При мне двое солдат внесли застреленного третьего солдата».
Откуда такая информированность о виде ранении погибшего?
«Несли, взяв за подмышки и за ноги. Застреленный солдат не подавал никаких признаков жизни. Я и другие сотрудницы были поражены увиденным, однако, как и когда был застрелен этот солдат – не знали. Всюду вокруг до этого были слышна стрельба, слышались взрывы. Те, кто принёс убитого солдата, положили его на стол в столовой, на спину и выбежали из столовой за дверь. В зале остались другие - 2-3 солдата. Я видела, как лежащему на спине погибшему подняли вверх тельняшку. Грудь его была перебинтована…».
Далее противоречиво - и ничего такого, чтобы заинтересовало судью и гособвинителя.
Я, вопросом, уяснил для себя, что и эта свидетельница «дружинников не видела». И меня она не опознала, когда, почему-то, её попросил это сделать судья.
Затем судья Вишинскас объявил, что судебная коллегия приступает к зачтению документов, которые находятся в УД № 09-2-068-91, а свидетели будут опрашиваться по мере их явки для дачи показаний в суд.
Прежде всего, к делу были приобщены документы, свидетельствующие о нашем российском гражданстве, кроме Нагорного С. Он гражданин Литовской Республики.
Затем зачитывались документа в связи с арестом участников «Шумского инцидента», Бобылёва А., меня. Зачитал справку министерства внутренних дел республики, из УД № 09-2-068-91: том №1, лист дела 195 – о том, что я раннее не был судим. Справка датирована июлем 1992 года. Была зачитана моя характеристика, написанная литовским министерством иностранных дел в связи с поступлением меня в докторантуру при Институте истории Академии наук ЛССР, документы организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», в том числе документ о регистрации нашей организации Советом министров Литвы.
Потом судья зачитал документы, относящиеся к январским событиям 1991 года в Вильнюсе. Была зачитана Петиция Верховному совету Литвы от 8 января 1991 года, которая содержала требования: 1) Вернуть прежние цены на пищевые товары и услуги населению; 2) Распустить Верховный совет Литвы; 3) Отставка Совета министров Литвы – «если до 16 часов 9 января 1991 года не будет получено исчерпывающего ответа на наши требования, оставляем за собой право на всеобщую забастовку. Ответ передать в Гражданский комитет г. Вильнюса, проспект Гедимина 36». Под документом стояла подпись – «участники пикета».
Была зачитана Стенограмма заседания Верховного совета ЛР от 11 января 1991 года, когда зачитывалась резолюция участников митинга 9 января 1991 года с требованиями роспуска Верховного совета ЛР и последовательного выполнения решений 1-го Съезда Народных депутатов СССР о законном выходе союзных республик из состава СССР; о введении президентского правления в Литве; восстановления действия Конституции СССР и Литовской ССР на территории республики. В случае невыполнения - всеобщая забастовка.
После зачтения этих документов, коллегия верховного суда заслушала документы, связанные с арестом Кондрашова А. и Нагорного С., а также другие документы, относящиеся к этим обстоятельствам.
Прозвучал в зале суда текст Петиции Верховному совету Литовской ССР (!), за подписью – «Коллективы 19-и крупнейших заводов и предприятий г. Вильнюс». За данной подписью стояла дата «13 января 1991 года» и время «00 часов». Эта петиция была отнесёна и передана той же ночью в литовский парламент. Текст Петиции начинался словами: «Рабочие заводов…», а заканчивался – «… согласие всех народов». Требования к Верховному совету ЛР: подать в отставку, мирно передать власть Комитету национального спасения; восстановить в республике действие Конституции СССР и Литовской ССР; прекратить антирусскую, антисоветскую истерию в средствах массовой информации.
В представленных суду русском и литовском текстах Петиции имеются существенные различия. Если в русском тексте Петиция адресована Верховному совету Литовской ССР, то в тексте этого документа на литовском языке – к Верховному совету Литовской Республики. В литовском тексте не ясно, какую конституцию требуется восстановить, сказано лишь «восстановить конституцию республики». Но какой?
Было зачитано Постановление о назначении Стейгвилы Г. руководителем КРТВ в ночь на 13 января 1991 года, заверенное рукой Ермалавичюсом Ю., уполномоченного ЦК КПЛ (КПСС) по связям с Комитетом национального спасения Литвы. Прозвучали тексты других документов, так или иначе связанных с деятельностью литовской Ассоциации радио и телевидения, деятельность которой одобрил ЦК КПЛ (КПСС).
В конце заседания судья Вишинскас обговорил поданные нами ранее ходатайства относительно вызова в суд некоторых лиц, для дачи свидетельских показаний, которые имели прямое отношение к событиям января 1991 года в Вильнюсе. Судья без всякой мотивации отказался вызвать в суд Ландсбергиса В., Мотеку К., Шименаса А., Скучаса А., Буткявичюса А. Свой отказ, как судебное решение, он попросил приобщить к делу. На этом, спустя 1 час 40 минут, сегодняшнее заседание суда закончилось.
15 марта 1994 года, вторник.
Заседание суда № 57.
Пришла одна свидетельница, которая ничего нового не добавила, к уже известному о событиях января 1991 года в Вильнюсе. Затем слушали документы дела. Заседание длилось 1 час 55 минут.
Первым судья взял 8-й том УД № 09-2-068-91. Он содержит много весьма интересных документов и свидетельств политических деятелей СССР и представителей военного командования Советских вооружённых сил.
Установлено, что Первый секретарь ЦК КПЛ (КПСС) Бурокявичюс М.М. был в Москве 8 января 1991 года, с утра и отбыл в Вильнюс после 16 часов. Швед В.Н., второй секретарь ЦК КПЛ (КПСС) был в Москве с 4-го по 9 января 1991 года. Бурокявичюс М.М. с 12 часов 33 минут по 15 часов 36 минут был в кабинете заведующего отделом ЦК КПСС Болдина В.И., где в это же время были: Бакланов О.Д., Пуго Б.К., Язов Д.Т., Крючков В.А., Шенин О.С., Нишанов Р.Н. В этот кабинет входили – Попов А.И., Ланина О.В., Панюков Б.Е. Что происходило в кабинете Болдина В.И., из документов в деле - неизвестно.
Из протокола допроса обвиняемого Болдина Валерия Ивановича от 2 октября 1991 года.
«Следователь: При обыске у Вас дома были обнаружены и изъяты различные документы, в том числе и письмо на имя Горбачёва М.С. от Бурокявичюса от 7 января 1991 года. Что Вы можете сказать о нём?
Ответ. Все документы, адресованные Горбачёву М.С., докладывали ему. Правда, по разным каналам: 1. – непосредственно мною лично, 2. – через секретарей, 3. – направлялись ему на дачу. Этот документ мог ко мне вернуться от Горбачёва М.С., его мог Горбачёву отдать сам Бурокявичюс. На нём никаких отметок нет, т.е. документ оставлен без внимания и должен был быть сдан в архив. Сказать утвердительно о том, что я видел этот документ, не могу …»
Генпрокуратура ЛР упорно искала некий «план переворота» в январе 1991 года в Литве и – не нашла его. В данном случае следователи предполагали, что частное письмо 1-го секретаря ЦК КПЛ (КПСС) Бурокявичюса М.М. и является таким «планом переворота», который был передан Горбачёву М.С. накануне январских событий. Однако дата упомянутого письма: «7 января 1991 года» - уже лишает его какой-либо важности по отношению к январским событиям в Вильнюсе. Письмо составлено практически в то время, когда эти события уже начались, ибо новые цены на продукты питания жители Литвы увидели 6 января 1991 года.
Любопытная деталь, 8 января 1991 года, в день пикетирования вильнюсскими рабочими Верховного совета Литвы, в Москве находятся: 2-й секретарь ЦК КПЛ (КПСС) Швед В.Н., премьер министр Литвы Прунскене К., 1-й секретарь ЦК КПЛ (КПСС) Бурокявичюс М. – перечислены по порядку времени прибытия их в Москву.
11 октября 1991 года состоялся новый допрос Болдина В.И. следователем по особо важным делам Генпрокуратуры СССР Нарсесьяном Р.А.
«Вопрос. Валерий Иванович скажите, кого Вы знаете из работников ЦК КП Литвы, военных из Литвы?
Ответ. Никого не знаю.
Вопрос. Вам предъявлен журнал № 8 работы приёмной заведующего общим отделом ЦК КПСС, где указано, что 8 января 1991 года в Вашем кабинете происходила встреча, где присутствовали Бурокявичюс, Язов, Пуго, Крючков, Шенин, Бакланов. Скажите, что Вы можете сказать об этой встрече, какие вопросы на ней решались, и какие решения на ней были приняты?
Ответ. С Бурокявичюсом я не встречался и практически его не знаю. Знаю его только визуально. Полагаю, что не знают его и мои секретари. Были нередки случаи, когда они докладывали мне об одном человеке, а в кабинет заходил совершенно другой. Во всяком случае, самостоятельно, без поручения Президента или Генсека, у меня никогда не было встреч на подобном уровне. Конкретно о данной встрече 8 января 1991 года я ничего не помню. (…)
Вопрос. Скажите, передавалось ли обращение, подписанное Бурокявичюса, которое Вам представлялось на допросе 2 октября 1991 года, Горбачёву М.С., если да, то какое было по нему решение и был ли Бурокявичюс на приёме у Горбачёва М.С.?
Ответ. Бурокявичюс был членом Политбюро и мог встречаться с Генеральным секретарём по своему желанию. Насчёт этого обращения скажу то, что я уже говорил, т.е. что как попал этот документ ко мне, я не помню. Но то, что его никто мне лично не передавал, это точно, иначе он был бы зарегистрирован как заявление одного из руководителей Компартии Литвы. Больше мне добавить нечего».
В своих предыдущих показаниях Болдин В.И. раскрыл деталь, которая не имеет прямого отношения к январским событиям в Вильнюсе, но раскрывает определённую черту характера бывшего Президента СССР и Генсека ЦК КПСС. Эта черта характера наивысшего руководителя супердержавы, видимая невооружённым взглядом тем, кто профессионально занимается политикой, могла сыграть роковую роль в судьбах миллионов людей, и не только в Прибалтике. Я убеждён – и сыграла, там, – в Рейкьявике.
Цитирую данную часть показаний Болдина В.И. без сокращений и комментариев.
«Вопрос: при обыске в Вашем служебном кабинете, в сейфе был обнаружен и изъят пакет, в котором находились деньги в сумме 100 тысяч долларов. На пакете имеется запись на листве бумаги. «Деньги полученные М.С. от Ро Дэ У. Предложение направит их детской больнице г. Брянска, поддержки не получило. Вопрос завис». Скажите, почему эти деньги находились в Вашем сейфе, и что Вы вообще можете об этом сказать?
Ответ. Весной 1991 года, точнее не помню, когда Горбачёв М.С. вернулся из Южной Кореи, то через некоторое время он передал мне этот пакет и сказал, что надо подумать, что с этими деньгами делать. Я этот пакет не вскрывал, и что там находилось, не видел, не считал денег. Потом узнал, что там не деньги, а чеки. Я подумал и предложил Горбачёву М.С. направить эти деньги в детскую больницу в г. Брянске. Я поручил своему помощнику Морозову подготовить необходимые документы на этот счёт. Потом я передал эти документы Горбачёву. Ему что-то это предложение не понравилось, и он сказал, чтобы мы вернулись к этому вопросу позднее. Так вот этот пакет и лежал у меня в сейфе. Я напоминал Горбачёву об этом несколько раз, но так всё и осталось без ответа. Вот поэтому этот пакет и находился всё это время у меня в сейфе. Хочу уточнить, о том, что в этом пакете не деньги, как я сначала думал, а чеки я узнал уже в ходе следствия, поскольку сам пакет не вскрывал».
Лист 44. Болдин Валерий Иванович. 8 января 1991 года. «В Литве обострение! В Литве около 100 тыс. жителей возле здания Верховного совета ЛССР. Пожарные брандспойтами поливают… Все против повышения цен. Кузьмин (В.М. генерал-полковник) вчера, 7.10.1991. разговаривал с Ландсбергисом...».
Интересная деталь – Ландсбергиса в те дни в Москве нет, но и с ним что-то согласовывают. Что? В деле № 09-2-068-91 ответа на этот вопрос нет.
Листает дальше восьмой том дела. Из протокола осмотра 8 октября 1991 года в Москве следователем Генпрокуратуры ЛР Валайтисом С. документов изъятых в служебном кабинете бывшего главнокомандующего сухопутными войсками СССР Валентина Варенникова.
Лист 34. «2. Копии шифротелеграмм №№ 210724, 210701, 210679 от 19 августа 1991 года».
Кто допустил гражданина зарубежного государства до такого досмотра секретных военных документов, должен был быть немедленно привлечён к судебной ответственности за разглашение военной тайны!
«Имеется запись о Литве. Запись начинается словами «Ландсбергис – пианист-националист..., заканчивается – курсант». Указанные записи носят тезисный характер. Можно понимать, что рассматриваются вопросы о взаимодействии Советской армии с Правительством Литвы… По имеющимся данным в Литве, в созданных националистами формированиях насчитывается до 10 тысяч боевиков и до 15 тысяч единиц стрелкового оружия. Машинописный документ «Регистрация добровольцев», где указывается, что литовское движение «Саюдис» начинает регистрацию добровольцев для «службы в системе охраны края».
Последние два предложения датированы мартом 1990 года.
Из документов изъятых во время обыска у бывшего министра обороны СССР Дмитрия Язова.
Лист 42. «Указ Горбачева М.С. (подчеркнуто в тесте) – необходимо: Больше направить наших людей, выступление, телевидение… - на кого опираться? Нельзя реанимировать старое правительство. Опираться на комитет и создавать комитеты везде! Что делается по выполнению указа Президента, как идёт разоружение? Сколько сдано оружия?».
Лист 43. « 9 апреля 1990 года – Президентский совет; – О положении в Литве!
- Что такое Президентское правление! Это крайний путь! – Создать штаб и союзный комитет! – Идёт большая закулисная работа! – а что можно использовать до Президентского правления? (…)
Горбачёв М.С.: - Вопрос Литвы далеко вышел за рамки Союза?
- Каким будет Союз? Сильным или слабым?
- Мир понимает и Литву, но литовский вопрос становится мировым – интернациональным!
- Нельзя дать ремнём по «попе» Литве. Но? Мы ищем лёгкие пути, а их нет!
- Дать ход процессу переговоров об обновлении федерации !? (…)
- В чём позиция Москвы? Съезд признал – все законы Ландсбергиса, – незаконны!
- Защитить Конституционный строй, права граждан и т.д. Что же делать? Живите по Конституции! Другое дело, ваши законы? Но они должны быть в рамках Конституции Союза!
- Идите с народом вместе!
- Всё, что вы приняли, приостановите! Что делать сегодня – агитация и пропаганда. КРТВ и Дом печати служат именно этому!».
Далее, лист 45. «Запись – опубликовать! Всеобщая забастовка! – пойдёт телеграмма, - чтобы отменили свои решения, восстановить Конституцию… - около 200 человек вооружённых, в зале Верховного совета Литвы. Пойдёт обращение! Издательство принадлежит КПСС, - взять! Следующий этап – наращивать давление на В(ерховный) С(овет) и поднять коллективы!».
Лист 46. «В 16.00 – большой митинг! МВД – есть предательство в рядах!
- Не Бурокявичюс, а Сакалаускас! (бывший председатель правительства Литовской ССР), а Бурокявичюс будет помогать…».
Поднимать коллективы можно лишь тогда, когда люди сами захотят «подняться»! За ручку ведь их не поведёшь. В январе 1991 года в Вильнюсе люди поднялись потому, что их довели до такого состояния литовские политики. Всё остальное – дело организации.
Внизу, под документами об изъятии у Язова Д.Т. вещественных доказательств читаем: «Осмотр был произведён в служебном кабинете здания № 8/4 у. Куйбышева г. Москва. Подписи понятых, подпись Валайтиса С.».
Вот так, как у себя дома!
Лист 47. Из «Объяснительной записки» по факту событий 13 января 1991 года в Вильнюсе заместителя командующего войсками Прибалтийского военного округа (ПРИБВО) генерал-лейтенанта Овчарова В. от 13 октября 1991 года первому заместителю главнокомандующего сухопутными восками СССР.
«Указ Президента СССР от 25 июля 1990 года «О запрещении создания вооружённых формирований, не предусмотренных законодательством СССР» в Литве вообще, и в г. Вильнюсе в частности, никто, считаю, и не думал выполнять, чем создалась реальная угроза безопасности для жизни военнослужащих и членов их семей… Я получил задачу от генерал-полковника Кузьмина Ф.М. (командующий ПРИБВО) оставаться в Вильнюсе и контролировать действия войск округа при получении задач от старшего начальства, чем и занимался до 18 января (1991 года). До вечера 12 числа (января 1991 года) колонны на бронетехнике численностью 10-15 единиц, несколько раз, ежесуточно, выходили в город для наведения порядка, когда поступала информация о крупных столкновениях враждующих сторон, т.е. сторонников и противников Советской власти в Литве. Последних, считаю, было больше, т.к. в продолжении прошедших суток по средствам массовой информации, в, в особенности, по телевидению, днём и ночью, продолжались призывы по этому поводу и постоянно напоминалось, что Литва считает себя в состоянии войны с Советским Союзом. Противники Советской власти собирались со всех концов республики, немало из которых, думаю, были с оружием.
Не знаю, как быстро до вечера 12 января, но вечером того злополучного дня генерал-полковник Ачалов В.А. (тогда заместитель министра обороны СССР) несколько раз по телефону ЗАС разговаривал с бывшим министром обороны маршалом Советского Союза Язовым Д.Т.
После последнего разговора он поставил задачу взять под охрану Литовское телевидение в г. Вильнюсе, чтобы прекратить безумие и не допустить кровопролития.
Для выполнения этой задачи часа в 22-23 12 января стали выдвигаться две колонны на бронетехнике: одна – по направлению к зданию телецентра, другая – по направлению к телебашне. Обе колонны были от 107 МСД. Боеприпасы у личного состава были только холостые. Ни одна из колонн не дошло до назначенных объектов из-за большого скопления людей и автомобилей, выставленных на маршрутах, по которым выдвигались эти колонны. Через некоторое время колонна смогла возвратиться в городок (Северный), а вторая простояла на месте, где её остановили, много часов. Задача осталась невыполненной.
Около 2 часов ночи 13 января, уже по другому маршруту двинулись две колонны на бронетехнике парашютно-десантного полка с танками 106 Т.П. (танкового полка) в количестве семи единиц. Одна колонна с тремя танками взяла под охрану здание Телецентра (КРТВ), другая - с четырьмя, - телебашню. Произошло это где-то в 5 часов утра 13 января.
К руководству действиями войск десантников, в связи с их особой подчинённостью, ни бывший командир 107 М.С.Д. (мотострелковой дивизии) генерал-майор Усхопчик В.Н., ни я – отношения не имели. (подчёркнуто мною) Танки действовали с десантниками, в общем сделали 17 холостых выстрелов, от которых не пострадал никто.
Насколько мне известно, боеприпасы к стрелковому оружию у воинов-десантников также были холостые.
Утром 13 января узнал о погибших людях и до сих пор не могу понять – кто и для чего это сделал?».
Лист 60. Из докладной записки командира 234 ГВ ПДП (гвардейского парашютно-десантного полка) гвардии полковника Комара И., первому заместителю главнокомандующего сухопутными восками.
«По январским событиям в г. Вильнюсе поясняю следующее:
5 января 1991 года (подчёркнуто мною) около 12 часов дня полк был поднят по тревоге в полном составе без выхода из военного городка. Командир дивизии уточнил задачу – подготовить личный состав, технику и выход на аэродром г. Пскова в штатном составе. Готовность к выходу в 20.00. В 20.30 полк в полном составе начал движение на аэродром и в 23.00 приступил к загрузке в самолёты ИЛ-76. К 14.00 6 января 1991 года полк сосредоточился на аэродроме Гайжюнай и по 7 января 1991 года размещался в военном городке учебного центра. В ночь на 8 января 1991 года начал движение в г. Вильнюс. (Подчёркнуто мною) К 7.00 8 января 1991 года сосредоточился в военном городке мотострелковой дивизии («Северный городок»).
На Гостелерадио были назначены 7 ПДР (парашютно-десантных рот), развед рота и рота 237 ПДП (парашютно-десантного полка), усиленные 3 танками. Кроме того, свои задачи на этих объектах выполняли офицеры группы «Альфа», а на Гостелерадио действовала рота специального назначения Вильнюсского полка МВД.
Из разговоров я узнал, что после 23.00 12 января 1991 года в городе передвигались различные по составу колонны мотострелковой дивизии, которые были блокированы местными жителями. Полковник Кустрьо устно, около 1 часа ночи приказал мне с 3.00 (Время Московское, в Вильнюсе с 2.00 часов) приступить к взятию Телебашни и Гостелерадио под охрану. При этом было указано, что оружие с холостыми боеприпасами применять в крайнем случае, офицерам и прапорщикам выдали боевые патроны, на случай защиты при применении вооружёнными группами огнестрельного оружия по нашим военнослужащим. Это было основано на информации о наличии на улицах вооружённых лиц, а на крышах домов – снайперов. (Подчёркнуто мною).
При выходе колонн к этим объектам на личный состав гражданские лица бросали камни, прутья, бутылки, в т.ч. с зажигательной смесью, различные взрывные устройства. С ближайших домов было применено стрелковое оружие по военнослужащим. (Подчёркнуто мною) Пьяные молодчики, по несколько тысяч, вооружённые палками, металлическими прутьями, ножами – избивали солдат. В результате погиб лейтенант КГБ группы «Альфа»; огнестрельное ранение получил капитан Гаврилов; от удара по голове потерял сознание рядовой Бургазев, у него был похищен автомат без патронов. Было травмировано около 60-и военнослужащих. 30 человек из них – получили травмы средней и тяжёлой степени. Рядовой Рига был ранен ножом в руку. Многих военнослужащих спасли каски и бронежилеты. При этом я дал команду стрелять вверх холостыми патронами, развернуть боевые машины и личный состав укрыть за бронёй. По радио неоднократно передавал: боевые патроны не применять, т.к. вокруг находились люди не вооруженные, а боевики прикрывались ими как щитом. (Подчёркнуто мною) Это можно установить, прослушав запись радиопереговоров. Эти записи есть в распоряжении Прокуратуры республики. Гражданских убитых и раненых я не видел, узнал об этом вечером 13 января 1991 года. Дать точный ответ, откуда они, я не могу, т.к. не знаю».
Аналогичные объяснения заместителю главнокомандующего сухопутными войсками СССР даёт заместитель командира 237 ГВ ПДП подполковник Телегин.
Лист 62. «Утром 11 января, примерно в 10.00 меня вызвал полковник Кустрьо и устно поставил задачу: подготовить 100 человек и быть в готовности к 13.00 11 января 1991 года взять под охрану «Дом печати».
Однако, приблизительно в 11.00 была срочно дана команда на выезд. Колонна (…) приблизительно в 12.10 прибыла к «Дому печати». Около него находилось примерно 700-800 человек, которые бесновались и выкрикивали различные ругательства. Я обратился к ним с просьбой освободить проход в «Дом печати», но в ответ услышал только ещё более изощрённую ругань. Я собрал командиров рот и уточнил им задачу: построиться клином и постепенно оттеснить толпу от дверей. Боевые машины в это время, и в дальнейшем, участия не принимали и стояли на проезжей части улицы, находящейся возле «Дома печати». Около 12.20 11 января я дал команду подразделениям начать движение.
Толпа, находившаяся на ступенях «Дома печати» начала избивать солдат и офицеров, применяя металлические трубы. Двери «Дома печати» были забаррикадированы, поэтому пришлось их взломать. Внутри здания боевики начали обливать солдат горячей водой из брандспойтов, а затем стали кидать под ноги 3-х литровые банки с бензином и зажженными фитилями. И только благодаря быстрым действиям личного состава удалось потушить загорающийся бензин и не допустить до пожара. В 12.45 я доложил полковнику Кустрьо, что здание взято под охрану, травмировано 70 человек солдат, сержантов и офицеров. Мне было приказано полковником Кустрьо возглавить охрану «Дома печати» и неотлучно находиться в нём. Около 14 часов я получил команду от полковника Кустрьо вывести из здания весь персонал и запустить для усиления охраны 20 человек из полка МВД. В дальнейшем «Дом печати» находился под нашей охраной до 17 января и был передан мной по акту войскам МВД (…)».
Том дела 13. Лист 21. Председатель КГБ СССР Крючков Б. Генеральному прокурору СССР Трубину Н., 18 февраля 1991 года; в ответ на запрос от 1 февраля 1991 года Генпрокурора СССР Трубина Н. ; Крючкову Б.
«(…) Трагические события 13 января в г. Вильнюсе, повлёкшие человеческие жертвы, нельзя рассматривать вне развития обстановки в республике на протяжении последнего года. Они являются результатом политического курса нынешних руководителей Литвы, поставивших население республики на грань гражданской войны.
Антиконституционный акт Верховного совета Литовской ССР от 11 марта 1990 года о Восстановлении независимого Литовского государства создал фундамент для принятия законодательных актов, находящихся в вопиющем противоречии с Конституциями СССР и Литовской ССР, что ведёт к фактической ликвидации существующего в республике государственного и общественного строя.
Принятые Верховным советом Литвы после 11 марта законы и их исполнение республиканскими органами власти и управления привели к грубому нарушению закреплённых в Конституции СССР и международных пактах политических и социальных прав граждан, дискриминации людей иной национальности. Постановление Третьего внеочередного Съезда народных депутатов СССР, последующие указы и обращения Президента СССР к Верховному совету Литвы, в которых давалась ясная правовая оценка деятельности органов власти республики, были проигнорированы. В частности, не только не исполнены, но и грубо нарушены указы Президента СССР «О дополнительных мерах по обеспечению прав советских граждан, охране суверенитета Союза ССР на территории Литовской ССР», «О мерах по охране неприкосновенности права собственности в СССР», «О запрещении создания вооружённых формирований, не предусмотренных законодательством СССР, и изъятии оружия в случаях его незаконного хранения». Верховным советом Литвы вопреки законодательству СССР были образованы департаменты государственной безопасности и охраны края, которые с момента создания начали выявлять «неблагонадёжных» лиц по отношению к политике нового руководства. Обнаружение впоследствии списка таких лиц в помещении департамента охраны края тому подтверждение.
Принятое правительством Литвы решение о многократном повышении цен на продовольственные товары вызвало взрыв возмущения, послужило толчком к массовым выступлениям трудящихся за свои права. Начались забастовки рабочих коллективов, которыми выдвигались и политические требования. Попытка представителей трудящихся передать 8 января в Верховный совет свою Петицию была пресечена силой.
В дни, предшествующие 13 января, в КГБ Литовской ССР, наряду с другими сигналами о возможных столкновениях представителей различных политических сил, поступала информация и о нахождении в зданиях телерадиокомитета, телебашни и их окружении складов оружия и вооружённых боевиков, что впоследствии подтвердилось.
Так в помещении департамента охраны края в Вильнюсе обнаружено 26 единиц огнестрельного оружия и 40 ящиков боеприпасов, а в одной из комнат телерадиокомитета найдены 2 комплекта переносного зенитно-ракетного комплекса «Стрела-1», огнестрельное оружие. 12 января заместитель председателя Верховного совета республики Мотека в телепередаче «Панорама недели» заявил о том, что Литва находится в состоянии войны с Советским Союзом. (Подчёркнуто мною) В созданной руководством республики взрывоопасной обстановке это послужило толчком для перерастания идеологического противостояния сторонников сохранения Литвы в составе СССР и их противников в физическое противоборство и массовые беспорядки.
В конце дня 12 января ситуация стала носить неконтролируемый характер. Находившиеся около здания парламента активисты «Саюдиса» учинили физическую расправу над представителями трудовых коллективов, пытавшихся вручить свои требования руководству республики. Происходившие в Литве события диктовали Комитету государственной безопасности СССР необходимость оперативно отслеживать эти события и глубоко анализировать их. С этой целью, а также для охраны здания КГБ Литовской ССР в республику командировались отдельные оперативные сотрудники КГБ СССР. Среди них были и те, кто непосредственно участвует в борьбе с террористическими проявлениями, что представлялось крайне острой обстановкой в Вильнюсе.
Для контроля за обстановкой, во время взятия под охрану внутренними войсками и подразделениями Вооружённых сил указанных зданий, на место событий были направлены несколько сотрудников КГБ СССР. При подходе к телецентру один из них, лейтенант Шацких В. был убит выстрелом в спину. Ни одного боевого выстрела сотрудниками КРБ произведено не было. Более того, они были снаряжены только холостыми патронами. (Подчёркнуто мною).
Никакие войсковые части КГБ СССР ни до, ни после 13 января в Литовскую ССР не направлялись.
Распространяемые сведения об участии в указанных событиях Витебской дивизии пограничных войск КГБ СССР, равно как и о принадлежности к КГБ СССР других войсковых подразделений, абсолютно не соответствует действительности.
По нашим оценкам, если бы в период январских событий не были приняты меры по предотвращению физического столкновения больших масс людей и массовых беспорядков, очаги которых уже возникли вечером 12 января, то это привело бы к гораздо большему кровопролитию».
Некоторые детали этого, очень важного для понимания по существу Вильнюсских событий 1991 года, свидетельствуют о том, что высшее руководство СССР не имело в себе надлежащей силы самостоятельно разрешить глубинные и разносторонние политические проблемы, возникшие в Литве и имевшие судьбоносное значение для граждан СССР, а может и – других народов мира.
В документе, например, указана ссылка на «физическую расправу над представителями трудовых коллективов» и т.п., для того, чтобы впоследствии обосновать взятие под контроль литовские средства массовые информации. Нелогично!
Это с одной стороны.
С другой – отсутствие мужества. Это не позволило легальным властям страны взять на себя полную ответственность за силовое противодействие беззаконию в своей стране. Тем более что какой-либо юридической легитимностью Верховный Совет Литовской Республики по отношению к Верховному Совету Литовской ССР не обладал. Фактически на территории суверенного социалистического литовского государства - Литовская ССР, незаконно было образовано, территориально не обозначенное, иное литовское государство – Литовская Республика.
Подобное поведение руководства СССР и Литовской ССР можно расценивать как:
1. Идейную и политическую деградацию руководства страны, и неумение правильно понять и оценить происходящее, безволие в принятии решений о конкретных действиях и контрдействиях;
2. Частичное, но значительное, отсутствие духовной, нравственной поддержки действий руководства страны на местах;
3. Слабость в руководстве страны вследствие внутренних интриг в нём;
4. Неумение государственного руководства, при реализации интересов страны, соответственно действовать на местах, в том числе при помощи кадровых назначений, полное неумение правильно реализовать контрдействия против националистов;
5. Отсутствие у руководства страны возможности финансово поддерживать и стимулировать общегосударственные интересы на местах;
6. Государственная измена в высшем руководстве страны вследствие, той или иной зависимости его отдельных представителей от другого государства или государств.
Высшее руководство СССР, уверен, страдало всеми названными симптомами данной политической болезни – нравственного разложения, с её безвольностью и беспомощностью.
Здесь, в Литве, население делилось на три группы: националисты-сепаратисты – до 200 тысяч сторонников; интернационалисты-унионисты – до 600 тысяч сторонников; безучастные наблюдатели – до 2 миллионов оставшегося населения республики, при общем количестве населения Литовской ССР 3,7 миллиона человек.
В Литве значительная часть населения не понимала, что происходит и куда их ведёт незначительная кучка националистов и обслуживающая их литовская интеллигенция. Литовские средства массовой информации не раскрывали сути происходившего – как смену общественно-государственного строя в Литве, с возвратом к капиталистическому, классовому обществу господ и слуг, к духовной деградации людей.
Лист 44. Из Заключения Главного управления командующего внутренними войсками МВД СССР генерал-полковника Шаталина Ю.В. от 14 февраля 1991 года относительно событий в январе 1991 года в Вильнюсе, направленного Генпрокурору СССР Трубину Н.С. по его запросу; министру Пуго Б.К. - от 1 февраля 1991 года.
«(…) При выполнении задачи военнослужащие внутренних войск подвергались обстрелу, а также нападению со стороны агрессивных участников беспорядков с палками и металлическими прутьями, забрасывались камнями. В результате обстрела у рядового Тулубаева Ю.В. были прострелены специальный шлем «Сфера» и магазин к автомату. Личный состав оружие на поражение не применял. (Подчёркнуто мною) Охрана объекта силами подразделения В/Ч 7574 осуществлялось до 17 января с.г. Его состояние зафиксировано представителями Прокуратуры СССР, посетившими Гостелерадио 15 и 16 января».
Лист 45. «Выполнение задачи по обеспечению общественного порядка в районе Дома радио в г. Вильнюсе личным составом внутренних войск осуществлялось в соответствии с Законом СССР от 26 марта 1990 года «Об обязанностях и правах внутренних войск Министерства внутренних дел СССР при охране общественного порядка».
Лист 54. Из Справки начальника Вильнюсского гарнизона генерал-майора Усхопчика В.
«О принадлежности зданий телецентра и радиовещания (…) 1. Здание телевизионного центра, как и радиовещания (студии, телебашня, лаборатории и т.п.) с учётом затрат на их строительство и аппаратуры принадлежат в равной степени, как Гостелерадио СССР, так и республиканскому телерадио. В связи с этим в организации проведения теле- и радиопередач должны равно участвовать все заинтересованные в этом союзные и республиканские организации.
2. С приходом к власти «Саюдиса» экстремисты полностью устранили все партии, общественные организации, и в первую очередь Компартию Литвы, от возможности использования этих средств массовой информации. Многократные, в различных видах обращения к руководству «Саюдиса» по этому вопросу, положительных результатов не дали (…)».
Лист 56. «Совет Министров СССР.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
От 28 марта 1990 года, 186 225
Москва, Кремль
О мерах по защите собственности КПСС на территории Литовской ССР
В соответствии с просьбой ЦК КПСС и руководствуясь ст. 10 Конституции СССР, Совет Министров СССР постановляет:
1. Совету министров Литовской ССР: не допускать самовольного изъятия, а также использования зданий, сооружений и имущества КПСС на территории Литовской ССР никакими организациями, кроме временного ЦК Компартии Литвы (на платформе КПСС), его партийных комитетов, предприятий и учреждений, имея в виду, что ЦК КПСС предоставил исключительное право пользования собственностью КПСС на территории Литовской ССР временному ЦК Компартии Литвы (на платформе КПСС).
(…) устранить допущенные на территории республики нарушения (…) собственности КПСС.
2. Приостановить использование распоряжения Правительства республики от 11 марта 1990 г. № 64. Предложить Совету Министров Литовской ССР отметить это распоряжение, принятое по вопросу, не входящему в компетенцию Правительства республики (Имеется в виду передачи собственности КПСС на территории Литовской ССР Литовской республики).
3. Совету Министров Литовской ССР и Министерству внутренних дел Литовской ССР обеспечить охрану зданий, сооружений и имущества, являющимися собственностью КПСС, находящуюся на территории Литовской ССР, в первую очередь Литовского издательства ЦК КПСС, зданий ЦК Компартии, Института истории партии с партийным архивом, Дома политического просвещения, комплекса зданий Вильнюсской высшей партийной школы (…)
Председатель Совета министров СССР Н. Рыжков
Управляющий делами СМ СССР М. Шкабарня».
Лист 62. «ЗАЯВЛЕНИЕ
Латвийской Республики, Литовской Республики, РСФСР и Эстонской Республики.
Последние действия руководства Советского Союза в отношении балтийских государств, создали реальную угрозу их суверенитету, привели к эскалации насилия и человеческим жертвам.
Выражая твёрдую волю наших народов сохранить и укрепить суверенитет, провозглашённый высшими органами государственной власти,
Сознавая реальность угрозы нарушения прав человека всех проживающих на территориях балтийских государств, независимо от их национальности,
Исходя из убеждения, что дальнейшее развитие наших государств возможно только на пути радикальных преобразований, на основе свободы и демократии,
Латвийская Республика, Литовская Республика, РСФСР и Эстонская Республика заявляют следующее:
1. Стороны признают государственный суверенитет друг друга.
2. Властные полномочия на территории государств, подписавших заявление, осуществляются только законно избранные органы. Действия параллельных структур, претендующих на исполнение властных полномочий, являются незаконными.
3. Стороны считают недопустимым использование вооружённой силы для разрешения тех или иных внутренних проблем, кроме как по официальной просьбе законно избранных органов государственной власти.
4. Латвия, Литва, Российская Федерация, Эстония считают недопустимым участие своих граждан в вооруженных акциях наносящих ущерб государственному суверенитету друг друга.
5. Стороны выражают готовность оказывать конкретную поддержку и помощь друг другу в случае возникновения угрозы их суверенитету.
6. Стороны считают антизаконными и решительно осуждают провоцирование международных конфликтов ради достижения тех или иных политических целей.
7. Латвия, Литва, Российская Федерация и Эстония подтверждают свою решимость развивать отношения между своими государствами на основе принципов международного права и взаимосогласованных договорённостей.
8. Стороны призывают все государства, как входящие в СССР, так и другие государства мира, решительно осудить акты вооружённого насилия против самостоятельности балтийских государств и их мирного населения, несущие угрозу демократии и стабильности в СССР, а также в международном сообществе.
Настоящее заявление представляется в Организацию Объединённых наций, другим международным организациям, а также парламентам и правительствам государств мира.
Заявление подписано 13 января 1991 года в столице Эстонской Республики городе Таллине.
Председатель Верховного Совета Латвийской Республики А. ГОРБУНОВ
Председатель Верховного Совета РСФСР Б. ЕЛЬЦИН
Председатель Верховного Совета Литовской Республики В. ЛАНДСБЕРГИС
Председатель Верховного Совета Эстонской Республики А. РЮЙТЕЛЬ»
Любопытный документ фарисейства. Он лжив от начала до конца. Насколько известно, 13 января 1991 года Ландсбергис В не покидал города Вильнюса и не мог, естественно, подписывать это Заявление, которое почему-то значится от имени государств. Ландсбергис В. не имел таких полномочий – заявлять от имени Литовской Республики, а не, скажем, от имени Верховного совета Литовской Республики, дай ему, последний, на это соответствующее разрешение.
Во втором пункте ловко сведены в одно понятие «властные полномочия» и «законно избранные органы». Это не одно и то же. Не всегда «законно избранные органы» впоследствии осуществляют законно «властные полномочия». В Литве именно так и произошло. Избранный по законам Литовской ССР Верховный Совет Литовской ССР, упразднив своим решением Конституцию Литовской ССР и другие государственные законы, тем самым моментально сделал незаконной всю остальную свою деятельность, в том числе – «властные полномочия». Верховный совет Литовской Республики не был избран, т.е легально как таковой не существовал.
По третьему пункту, опять – «законно избранных органов государственной власти» в Литовской Республике с 11 марта 1991 года не было.
Четвёртый и пятый пункты – определение суверенитет и название государств его носителей. Необходимое точное название государств, в такого рода документах, здесь отсутствует. Это даёт возможность разночтения. С юридической точки зрения данное определение «суверенитет» по отношению к конкретным государствам – здесь не состоятельно. В самом деле, чей «суверенитет»: Литвы, Литовской ССР, Литовской Республики, – и что понимать под определением «Литва»? и т.д. Впрочем, носитель государственного суверенитета СССР – его Верховная власть, в том числе, в определённой мере, и над Литовской ССР, а также над другими союзными республиками, никогда, на законном основании, не объявляла о выходе, например, Литовской ССР, со своей территорией, из состава СССР. Границы Литовской Республики ещё до сих пор не очерчены. Так что говорить о суверенитете Литовской Республики абсурдно, в том смысле, что неизвестно на какую территорию этот суверенитет распространяется. Ареал юрисдикции суверенных прав отсутствует у Литовской Республики, как, впрочем, и у государств латышей и эстонцев. Что же касается граждан Литовской Республики, на которых бесспорно распространялся бы суверенитет Верховной власти Литовской Республики, то их в январе 1991 года попросту не было. Все действующие лица январских событий в Вильнюсе 1991 года имели паспорт гражданина СССР, может - зарубежных государств, но никто из них не имел паспорта гражданина Литовской Республики.
Однако 8 пункт, с его призывом к «стабильности в СССР», превзошёл по лицемерию даже 6-й пункт - с его осуждением неких провокаторов «международных конфликтов ради достижения тех или иных политических целей». Каких – «тех или иных…»? и кто провокатор – при этом «скромно», по понятным причинам, националисты не упоминают. Вор первым и громче всех кричит: «Держи вора!» - таковы уж манеры у этой публики.
И ещё, одна народная мудрость помогает раскрыть лицо нынешнего Президента Российской Федерации – «Скажи мне кто твои друзья, и я скажу – кто ты».
Вы сами себя разоблачили господа.
16 марта 1994 года, среда.
Заседание суда № 58.
Пришёл свидетель Стейгвила Г., руководитель КРТВ после событий в Вильнюсе 13 января 1991 года.
«Был назначен в группу по руководству КРТВ. С Ивановым В.В. встречался на КРТВ. Я был с утра 13 января на КРТВ. Видел, что дружинники охраняли. Когда люди начали идти на КРТВ, Иванов начал подписывать пропуска. (?!) Надо было получить подпись Иванова (?!) Я не могу подтвердить, что он был комендантом. Я не могу сказать, что его назначил Науджюнас (секретарь ЦК КПЛ (КПСС) Первую неделю он был на КРТВ, затем, позже, делал программу на КРТВ. После ухода Иванова, пропуска подписывали военные. (?!)
Руководитель группы ЦК КПЛ (КПСС) дал указание идти работать на КРТВ 13 января 1991 года.
Уточняю, сначала формы пропуска на КРТВ не было».
На мой вопрос, может ли Стейгвила подтвердить своё утверждение о том, что я подписывал какие-то пропуска или бумаги с разрешением войти в здания КРТВ после 13 января 1991 года, он ответил отрицательно.
Не было и не могло быть таких бумаг в деле, поскольку это абсолютная ложь. Не имел я, и никто не давал мне полномочий пускать кого-то в КРТВ тогда. Да и не видел я сам в этом необходимости. Не с этой целью я оказался на КРТВ в ночь на 13 января 1991 года - не играть в привратника, мягко говоря. Из показания этого человека непонятно, когда он говорит правду, а когда нагло лжёт.
Я читал показания – лживый донос Стейгвилы Г. данные следователю Генпрокуратуры ЛР Гаудутису Ю. в тот день, когда меня арестовали 27 ноября 1991 года. Он дал их сразу после того, как меня вывели из кабинета следователя и увезли в КПЗ под охраной пяти конвоиров с автоматами Калашникова наперевес. Этот провокатор без обиняков заявил: «Он был комендантом здания телевидения. Как я знаю, его назначил Науджюнас. Он там был как руководитель дружинников “Единства”. Там был около недели. Давал разрешения людям входить в здание, управлял дружинниками. Там был в течение недели комендантом… Я утверждаю, что Иванов был комендантом».
Именно эти, отнюдь небезобидные для меня измышления Стейгвилы Г., бывшего функционера ЦК КПЛ, послужили поводом Генпрокуратуре ЛР и её руководителю Паулаускасу А., чтобы выдвинуть против меня основные обвинения, в связи с событиями января 1991 года в Вильнюсе.
Крайне неприятное впечатление омерзительности произвёл этот двуликий человек, полностью деморализованный угрозами Генпрокуратуры ЛР, и поэтому вызывающий к себе только чувство глубокого отвращения.
Затем судья Вишинскас приступил к дальнейшему зачтению документов УД № 09-2-068-91.
Том 14. Лист 1. «Министерство здравоохранения 14 января 1991 года Представляет сводные данные о погибших 13 января 1991 года...».
Обстоятельства гибели, место гибели и время гибели в течение суток 13 января – не указано. В документе указывается лишь на некоторые возможные причины получения смертельных ранений и травм. Однако, это официальный список жертв, приуроченных властями Литовской Республики к событиям января 1991 года в Вильнюсе.
Лист 14. Из Акта судмедэкспертизы № 53 от 13 января 1991 года, проведённой судмедэкспертом Козловским С.П. в городском морге по ул. Полоцко 6 «а»: «Экспертиза трупа Канапинскаса Альвидаса Эдвардо, время исследования с 4 часов 30 минут, до 5 часов 30 минут 13 января 1991 года. (подчёркнуто мною) Заключение. 1. Смерть г-на Канапинскаса А.Э. наступила от острой кровопотери в результате травмы грудной клетки взрывным устройством, сопровождавшейся раздроблением рёбер справа и размозжением средней и нижней долей правого лёгкого, о чём свидетельствует наличие в просвете раны инородных частиц и пластмассы, и резины. (…) 6. Каких-либо других телесных повреждений при экспертизе трупа г-на Канапинскаса А.Э. – не установлено (…)».
Этот документ стал юридическим актом саморазоблачения действий Генпрокуратуры ЛР по фальсификации происходившего ночью 13 января 1991 г. в Вильнюсе. Фальсификация стала очевидной при сопоставлении данного Акта с Протоколом, касающимся трупа несчастного Канапинскаса А.Э. (или - ещё кого-то), зачитанным по моей просьбе судьёй Вишинскасом. Адская игра «по политическим мотивам» с человеческими трупами, в которую играли в ту ночь некоторые медики и следователи прокуратуры – продолжалась.
Разоблачить её, в данном случае, помогло время вскрытия трупа Канапинскаса А.Э., указанное в упомянутом Акте судмедэкспертизы № 53: «с 4 часов 30 минут, до 5 часов 30 минут 13 января 1991 года».
На листе 78, того 14 тома, читаем: «Протокол осмотра трупа. 13 января 1991 года, г. Вильнюс. И.о. следователя Вильнюсской прокуратуры Бурокас Е. В помещении морга Института судмедэкспертизы, при участии понятых: Берлинскайте Р.И., Шилинскайте Р.Р., по адресу г. Вильнюс, ул. Полоцко 6-25. Начало осмотра : 4 часа 50 минут, окончание осмотра 5 часов 00 минут».
В первом и втором документе, из приведённых данных о времени осмотра трупа Канапинскаса А.Э. получается, что всё происходило одновременно: мёртвое, совершенно обнажённое, уже вскрытое к 4 часам 50 минутам тело человека лежит на цементном столе прозектора, над ним склонились двое – судмедэксперт Козловский С.П. и следователь Бурокас Е., но видят они абсолютно разные вещи!
В Протоколе, составленном Бурокасом Е., читаем, что труп погибшего в это же время одет: «Во время осмотра установлено: труп Канапинскаса Альвидаса Эдвардо, в майке серого цвета, штаны х/б серого цвета, трусы х/б синие с белыми полосками, носки х/б серого цвета, ботинки кожаные, рубашка коричневого цвета в клеточку. Привезён в 2 часа 30 минут 13 января 1991 года с ул. Конарского реанимационной бригадой с сопроводительным листом, диагноз cadaver».
Странно, врач Скорой медицинской помощи Михневич З.И. утверждает, что его бригада – кардиологическая, а не реанимационная. Об этом свидетельствуют показания следователю Генпрокуратуры СССР, которые Генпрокуратура ЛР «прошляпила», среди показаний военных Советской армии.
Далее Бурокас Е. фиксирует в своём Протоколе: «У трупа найден паспорт Канапинскаса Альвидаса Эдвардо, 1952 года рождения 21 июля в Кедайняйском р-не, Паспорт У-ОК № 501137, выдан ОВД г. Кедайняй 31 июля 1978 г. Прирегистрирован, г. Кедайняй, ул. Тайкос 10-46. Стреляная рана на правом боку, грудной клетки с поражением лёгких. Регистрация трупа № 64».
Подчёркиваю – «не рана от взрыва», а именно – «стрелянная рана», - спешит вписать в свой Протокол следователь Бурокас Е., не дожидаясь, когда через полчаса судмедэксперт Козловский С.П. впишет окончательный диагноз в свой Акт № 53.
Кто из этих двух людей лжёт? Почему эта юридическая ахинея осталась в деле? Это уже вопросы не к суду, хотя – ходатайствую о вызове в суд следователя Бурокаса Е. Генпрокуратура ЛР ещё не сняла с меня обвинение о соучастии в гибели Канапинскаса А.Э., и поэтому хочу спросить Бурокаса Е.: «Видит ли он разницу между стреляной раной и раной причинённой взрывным устройством?» Если - нет, то объясню ему, что при стреляной ране входящее круглое отверстие от пули небольшое, размером с её диаметр, а - выходное, если оно есть, гораздо больше. Об этом знают даже детишки, насмотревшись по телевизору фильмы - «боевики». Взрыв – даёт обширную рану, с рваными краями.
Ещё один документ из Тома № 14, на 45-ом и 46-ом листах дела, заставляет задуматься об обстоятельствах гибели Канапинскаса А. Из Акта экспертизы от 4 февраля 1991 года: «представленные к исследованию небольшие осколки. На них нет следов какого-то изделия, частью которого оно было, поэтому установить, частью какого изделия они являются, невозможно. Кроме этого в криминалистической литературе нет образцов для сравнения с данными материалами…» - извлечёнными из тела Канапинскаса А.Э., остатками взорвавшегося и убившего его взрывного устройства. А раз нет таковых – значит, это было самодельное взрывное устройство. «Установить, какого свойства были применённые взрывные вещества, не представляется возможным» - читаем на 57 листе тома дела. Военные советской армии, насколько мне подсказывает здравый смысл, не нуждались в применении неизвестных самодельных взрывных устройств. Да, и не нужны они им были, по существу, эти взрывные устройства, кроме хлопушек – взрывпакетов, по заключению тех же экспертов, не причиняющих человеку ранений.
Далее судья зачитал некоторые показания потерпевших, включённые в данный том дела, которые по существу ничего нового не добавляют к уже известному. Зачитывает акты судмедэкспертиз всех потерпевших, показания которых находятся в данном томе дела.
Продолжает эту работу ещё с тремя последующими томами дела: 15, 16, 17 – переключившись на зачитывание только заключений судмедэкспертов по потерпевшим. После каждого тома – я высказываю свои реплики о том, что персоналия всех потерпевших вписаны в акт судмедэкспертизы неправильно. Это даёт возможность соотносить выводы, имеющиеся в актах - с неопределёнными точно любыми личностями. С другой стороны - все эти акты относятся к УД № 09-2-002-91, а не к рассматриваемому данным судом УД № 09-2-068-91.
Заседание длилось 2 часа 15 минут.
17 марта 1994 года, четверг.
Заседание суда № 59.
Пришло 4-е свидетеля. Их опрос длился 1 час 55 минут.
Вайшвила З., во время январских событий в Вильнюсе в 1991 году занимался вопросами Комитета охраны края и безопасности, бывший заместитель премьер министра Литовской Республики. Из противоречивых, малосвязанных логически между собой отдельных фрагментов его показаний суду, выделю некоторые.
«8 января 1991 года с самого утра и в ходе Пикета, мне пришлось заниматься координацией действий между Верховным советом Литвы, Правительством и МВД. Был создан оперативный штаб по противодействию. Была установка избежать конфронтации. Полиция была не вооружена. (?!) …».
Вопрос судьи: «Вы участвовали на одной встрече в Верховном совете Литвы?».
Ответ: «Да, в Приёмной. Может это было 7 января». (?!)
Вопрос: «Какие политические требования были во время Пикета 8 января около Верховного совета Литвы?».
Ответ: «Прежде всего о том, что Верховный совет Литвы должен уйти в отставку, Ландсбергис, и Правительство».
Вопрос: «Кто был организатором митингов 9 и 11 января 1991 года?»
Ответ: «Мы получили информацию, что готовятся эти митинги, или акции. Мы хотели избежать возникновения конфликтов. Большинство людей поняли, что причина исчерпана, поэтому эти акции не прошли».
Вопрос: «Вы знаете что-либо о попытке передачи Петиции в ночь на 13 января 1991 года?».
Вайшвила не понимает в чём дело. Потом говорит, что не помнит обстоятельств. Но, «вроде, что-то было».
Всё это снимают на видео и киноленты присутствующие сегодня в зале суда корреспонденты.
Вопрос судьи: «Этот Пикет 8 января имел влияние на отставку Правительства?».
Ответ: «В какой-то мере, да. Руководство Литовской Республики знало информацию об отставке правительства ещё в конце декабря 1990 года. Было ясно, что прикрытием для консервативных сил в СССР является та ситуация, которая сложилась в результате непринятия требований об отставке Верховного совета Литвы, а не повышение цен. Решение о поднятии цен было принято, когда Верховный совет Литвы ушёл на зимние каникулы. Правительство, которое отказалось исполнять требования Верховного совета Литвы должно было подать в отставку».
Видимо имеется в виду, что оно самостоятельно, без согласований, подняло цены на продовольственные товары. (?!)
Вопрос: «Руководству Литовской Республики было известно о готовящейся акции. Почему Верховный совет Литвы не был соответственно прикрыт?».
Ответ: «Накануне было установлено, что Мисюконис (министр внутренних дел) оградит здание Верховного совета Литвы «живым забором» полицейских и переносными заборчиками будет перекрыт вход во внутренний дворик здания. Но полиция оказалась позднее, и её было недостаточно. Поэтому факту Мисюконис до сих пор не дал ответа. Люди прошли во дворик (…). Кто снял двери, не знаю. (…) На встрече с представителями (пикетчиков), там был Лауринкус М., Буткявичюс А., Ландсбергис В. – положил документы в свой сейф».
Вопрос обвинителя: «Что делал Иванов в этот день?»
Ответ: «Относительно Иванова В. категорически утверждать не могу, т.е. не помню».
Вопрос судьи: «Не было ли там Терляцкаса А.?».
Диссидент - антисоветчик, лидер националистической организации «Лига свободы Литвы».
Ответ «Терляцкас А. и его люди пришли раньше со стороны площади Независимости и со стороны Приёмной. Шли без оружия, чтобы отделить пикетчиков».
Адвокат Ранонис: «Лига свободы Литвы и Терляцкас пикетировали по поводу цен?»
Ответ: «Никто не был доволен повышением цен, - и добавил - Иванова не было в Верховном совета ЛР ни 7 января, ни 8 января».
Как будто я туда ходил, как к себе домой?!
Далее Вайшвила коснулся визита премьер министра Прунскене в Москву в день пикетирования, 8 января: «Она сказала, что едет в Москву, чтобы попытаться встретиться с Горбачёвым М.С. и попробовать остановить надвигающиеся события»!
Откуда она знала, какие события «надвигаются»? До 13 января было ещё 5 дней.
Терляцкас А. «Ещё накануне событий Лига свободы Литвы знала, что Московские коммунисты из партии Бразаускаса, «Единство» будут желать разогнать Верховный совет Литвы. Пришла армия (…). Я ходил к Ландсбергису 7 января. Он предупредил. Он также выступал 7 января по телевидению, предупреждал, что «Единство» готовит митинг около Верховного совета Литвы. Я ждал «Единство» и приехал. (…) Я обвинил партию Бразаускаса и Верховный совет Литвы в том, что произошло. (…)».
Луконин О., водитель Скорой медицинской помощи, отвозившей труп Канапинскаса А. с ул. Конарского. «Около 2-х часов ночи 13 января 1991 года будучи на ул. Шалткальвю получили по рации сообщение ехать на ул. Конарсокго. Там были через две минуты. Подъехали со стороны ул. Жемайтес».
Это противоречит показание Михневича З.И., который утверждал, что подъехали со стороны центра города, т.е. с противоположной стороны.
«Не доехали до центрального входа, т.к. мешали люди. Я взял носилки и в метрах 20-40 взял с дороги, совместно с другими людьми, человека. Он лежал на земле, на дороге. Он был окровавлен. Сразу отвезли его в морг, затем поехали в Полицейскую Академию».
В принципе ничего нового. Место гибели Канапинскаса А. осталось неизвестным.
18 марта 1994 года, пятница.
Заседание суда № 60.
Пришло 4-е свидетеля – и каких! Заседание длилось 2 часа 50 минут.
Прунскене К., премьер министр ЛР в январе 1991 года.
«В начале 1991 года была заметна активность в СССР, в связи с международной обстановкой и прежде всего в Персидском заливе. Шеварднадзе сделал заявление об угрозе диктатуры в СССР, делалось всё, чтобы повернуть историю назад. 7 января была получена телеграмма от Горбачёва, Кузьмина – в которой говорилось о призыве литовской молодёжи в Советскую армию, о недопустимости его срыва. В связи с этим от Буткявичюса и Мисюкониса пришли сообщения, что готовится какая-то акция. Премьер министр Латвии Годманис, также просил меня встретиться с Горбачёвым.
До этого прошло общее совещание у нас. Присутствовали Ландсбергис, Бичкаускас… - не было только Зингериса. Решили вопрос о встрече с Горбачёвым. В 16 часов 30 минут 7 января от Ландсбергиса вернулся Озолас и сказал мне во время заседания Совета министров, чтобы я немедленно позвонила Горбачёву. Я сейчас же позвонила Горбачёву и сказала секретарю, что хочу с ним встретиться. Через полчаса мне позвонили из Москвы и сказали, что завтра могу с ним встретиться.
Вечером, на совещании у Ландсбергиса, решили, что должна ехать и добиваться главного, чтобы не было насильственных действий Москвы.
7 января начало действовать положение о повышении цен. Бразаускас и некоторые другие хотели, чтобы его не было, без принятия механизма компенсации, в связи с повышением цен.
Рано утром, 8 января первым рейсовым самолетом вылетела в Москву. В Москве была до 16 часов, 8 января, вместе с Бичкаускасом. В 14 часов 30 минут принял Горбачёв М.С. На приёме у него были час. Просили Горбачёва М.С., чтобы не было насилия в отношении Литвы. Ещё до этого, когда были в Литовском Посольстве в Москве, вместе с Бичкаускасом, слышали, что идёт заседание Верховного совета Литвы и – Пикет. Горбачёв сказал, что ломают двери Верховного совета Литвы (?!) и - Бичкаускас пошёл выяснять. Горбачёв сказал, что только что в течение часа получил эту информацию. Могу сказать, что Горбачёв не хотел идти на разговоры относительно недопущения насилия. Более того, он затягивал встречу, и это создавало впечатление, что он специально пригласил нас в Москву в этой сложной обстановке. Он хотел, чтобы мы здесь сидели и ничего не могли решать на месте. Вместе с тем, чувствовалось, что за происходящее Горбачёв не хочет брать на себя ответственность, утверждая, что Язов берёт на себя ответственность. По мнению Собчака, которого мы встретили потом, - «Горбачев капитулировал». (?!) Горбачёв был скован силами, которые им руководили. (?!)
Мы вернулись в Вильнюс 8 января. Правые в Парламенте формировали вопрос об отставке Правительства. Таково было мнение многих людей. Во время происходивших 8-9 января хаотических событий я была ещё Премьером. Напряжение было большое, действия руководства были парализованы. 10 января был назначен новый премьер министр Шименас А., а я стала рядовым членом парламента. Я не знала заранее о готовящейся акции 8 января около Верховного совета Литвы.
Относительно повышения цен, то их до нас уже подняли в Эстонии – 3 января, в Латвии – 5 января. С этими республиками была договорённость, что и мы поднимем цены. Мы подняли цены 7 января, т.к. министр торговли Синкявичюс сказал, что физически тяжело было осуществить переоценку товаров. Цены надо было поднимать. Уже в январе мы не могли получить сырьё и материалы, не было средств. У нас была договорённость с российским премьером Силаевым о поставках нам нефти и сырья. Но нам нечем было платить. Сельхозпродукты мы не могли давать в обмен, т.к. нечем было платить крестьянам. Не было у нас средств на компенсацию. Новые цены надо было срочно вводить, у нас не было выхода, иначе мы не могли избежать провала.
Повышение цен мы подготовили ещё в декабре. На вопрос Ландсбергиса относительно наших намерений по ценам, я ответила, что будем пить шампанское на встрече нового 1991 года по старым ценам. Ещё 10 декабря 1990 года мы говорили на тему компенсаций в связи с повышением цен с Добровольским. 4 января на заседании Правительства Литвы, первым вопросом, который обсуждался, был вопрос о компенсации. Рудис, Антанавичюс, Шименас – поддержали компенсации. Не было, правда, при этом других представителей, депутатов из Верховного совета Литвы, из оппозиции – Станкявичюса, Вагнорюса. В общем, представителей правой парламентской оппозиции не было. Но это не означает, что правые не знали о том, что готовится повышение цен. Кажется даже академик Вилкас, во всеуслышание сказал: «Не говорите глупостей о том, что правые в Верховном совете Литвы не знали о готовящемся повышении цен». Правительство, тем не менее, ввело компенсационный механизм. Вопрос стоял только о его размерах. В общем, правые и левые спекулировали на повышении цен. (?!)
«Единство» выдвигало лозунги отставки правительства и парламента. Правые, в том числе Ландсбергис, Чапайтис – отставки только правительства. У дверей Верховного совета Литвы экстремистские силы Терляцкаса и Иванова в одно и то же время действовали совместно, дестабилизируя обстановку.
Руководство Советского Союза имело информацию и могло как-то повлиять. Реакционные силы в Москве были, прежде всего, недовольны деятельностью правительсва Литвы. В то же время и в Литве были недовольные деятельностью правительства. Имидж Бразаускаса был выше, чем Ландсбергиса. Профессор Тихомиров делал анализ положения в Литве, в связи с готовящимся повышением цен. Каунасцы хотели воспользоваться им – для удовлетворения своих политических амбиций. Москва должна была этим воспользоваться. Меня, как премьера, постоянно компрометировали. Цель – расчленить политические силы в Литве. Попытка создать кризис были и раньше. Чапайтис и правые нападали на меня. Если бы началась война, моя задержка в Москве была бы соответственно расценена, и Парламент имел бы возможность обвинить меня, отстранить большинством голосов. Но я сама подала прошение об отставке. Вопрос об отставке меня – не рассматривался. Накануне событий, 7 января вопрос вообще должен был решаться по-другому. Ко мне приходил человек, в моих мемуарах я назвала его фамилию, и просил 5 мест, а также «отдать» - Бразаускаса, Мисюкониса и ещё несколько мест для правых в Правительстве Литвы. Его главное желание – отдать пять мест для правых в правительстве - и я остаюсь премьером. На эту жертву я не пошла. Ландсбергис сказал «хорошо». У Юршенаса глаза блестели. Одним это был путь к президентству, другим – к отставке правительства и шанс для своих людей – в новом. События 8 января имели влияние на отставку правительства. Чапайтис, Ландсбергис – сослались при этом на мнение людей. Кто-то всё усилил, и люди в Парламенте голосовали за правых, за тех пять – в новом правительстве.
Первые, кто использовал наши внутренние интриги и амбиции, это коммунисты и Московский центр. Правительство Рыжкова начало в ноябре, декабре проводить другую политику в отношении нас, нарушая законы.
В отношении организаторов акции пикетирования могу сказать, что Лауринкус М. (тогдашний шеф госбезопасности ЛР) показал мне документ с заседания у Бурокявичюса в ЦК КПЛ (КПСС). В нём утверждалось, что Терляцкаса А. надо было бы премировать за такую полезную работу, которую он проводит, и которая оказывается весьма полезной для них. Хотя, по мере того как приближалась отставка правительства, Лауринкус больше работал с Ландсбергисом. Главная сила КПЛ, КГБ. Вариант Горбачёва мог быть только более мягким, чем Язова и Лигачёва. Когда мы объявили независимость, эти силы противились. В Москве реакционные силы не хотели нашей независимости. Применялся сценарий экономической блокады и т.д. Было много публикаций против нас, митингов, деклараций, листовок, обращений к Горбачёву М.С. В октябре 1990 года говорила с Горбачёвым я, а у Рыжкова сидели советники из КПЛ. Весь центр всего – находился в Москве. Весь центр всех событий.
Днём 12 января 1991 года никто не знал, что это произойдёт. Я была в правительстве, затем в парламенте. Около 21 часа уехала к маме – это около 100 км. от Вильнюса. Позвонил Бразаускас, включила радио, чтобы услышать, что происходит.
Утром была в правительстве. Почти все мы были там в 8 часов. Не было только Мисюкониса, Луокиса, которые были в парламенте. Озолас и Бразаускас пришли позже, в 9 часов. Я в Вильнюсе в ночь на 13 января не была. Меня позвали приехать Озолас и Бразаускас. В 9 часов все мы собрались в кабинете Шименаса А. (новоназначенного премьера литовского правительства), который куда-то пропал. Члены правительства, все мы ничего фактически сделать не могли. Министр иностранных дел Саударгас был уже в Польше – думали, что надо будет уже формировать правительство в изгнании. Но никто не знал, где Шименас. Узнали, что между 9 и 10 часами в аэропорту должен приземлиться из Москвы самолёт с делегацией Верховного Совета СССР во главе с Олейником Б. Однако больше никто ничего не знал. Кажется, только один министр коммуникаций Биржишкис мог узнать Олейника Б. Я и Антанайтис сказали, что мы должны встретить эту делегацию и перехватить её, чтобы не встретили представители ЦК КПЛ (КПСС). Затем, в это же время мы услышали, что премьером назначен Вагнорюс и мы ушли в здание Верховного совета Литвы.
Могу заявить, что при принятии постановления о повышении цен компетенции правительства не были превышены, даже принимая во внимание решение Верховного совета Литвы от декабря 1990 года, в котором указывалось: цены не могут быть повышены без принятия механизма компенсации. Повышение цен послужило лишь поводом к январским событиям. Сам Чапайтис просил форсировать повышение цен.
Премьером я была до вечера 10 января 1991 года, когда был назначен - Шименас А.
Когда 8 января 1991 года я была у Горбачева, лично мне он сказал – «только Вас одну признаю как руководителя Литовской Республики».
Текст Петиции, которую передали в ночь на 13 января в Совет министров – не видела».
Я задал вопрос: «Почему Вы будучи премьер министром в Литве, не сделали ничего, для того, чтобы нейтрализовать назреваемый и уже развивающийся конфликт, скажем, собрав у «круглого стола» представителей различных национальностей, националистов и интернационалистов, рабочих, представителей левых и правых партий, власти и в прямом эфире попробовать разобраться в происходящем? Считаю, что было возможным договориться, как разрешить возникший кризис, ибо здравый смысл всегда присутствует у нормальных людей».
Экс-премьер ответила: «Общественность была подготовлена нашими разъяснениями в средствах массовой информации. Нападали только экстремистские силы. Было два полюса, которые использовали ситуацию – правый и левый. Мы были инструментом в руках других сил». (?!)
Каких, чьих? Вразумительного ответа на свой вопрос я не получил. Вообще показания Прунскене меня во многом удивили. Не ожидал я от премьер министра услышать избитую песенку о том, что «я здесь не причём». Виноваты все: Москва, правые, левые, экстремисты, международное положение, Латвия и Эстония и, Бог весть, кто ещё – только не я.
Но кто ещё в Литве тогда обладал большей исполнительной властью, чем не премьер министр Прунскене К.?
Никто!
И она не сделала ничего, чтобы предотвратить «Варфоломеевскую ночь» 13 января 1991 года в Вильнюсе. Наоборот – уезжает из города за 100 километров, подальше.
Ну, ладно, женщина и всё такое прочее. Но где же мужские лидеры из Верховного совета ЛР? Они тоже ничего не предприняли для того, чтобы нейтрализовать обстановку в Литве. Наоборот, им нужна была людская кровь, им нужны были жертвенные трупы литовцев, им нужна была война с СССР.
Во имя чего?
Независимости?
Блеф это!
Сама премьер Прунскене К. призналась суду, что без нефти, без сырья из России – конец Литве!
Так во имя чего умерла в больнице «Красный крест», через несколько часов после сделанной ей врачами операции, Лорета Асанавичюте?
Ответ премьер министр Литвы дала чёткий, она его знает, и постоянно указывала на него – ПОЛИТИЧЕСКИЕ АМБИЦИИ. В данном случае они означают: решение собственных комплексов – за счёт других людей, за счёт интересов всего народа. Не дать, а взять – вплоть до самого святого, - жизни человеческой.
Лауринкус М. «Я был директором Департамента безопасности ЛР и вся информация по событиям 8 января была у меня. Но я передал её Шадрейке В., в Комиссию Верховного совета Литвы, которая расследовала происшедшее. Я в эту комиссию не был включён. Весь материал был оставлен в Департаменте, когда я ушёл с поста директора службы безопасности. У меня есть и другие материалы, связанные с деталями этих событий.
В начале января нам было известно о том, что должно произойти. Конкретно о митинге 8 января мы узнали 7 января. Обсудили 7 января, вечером на совещании с депутатами из комиссии по безопасности вопрос об охране на следующий день. Обстоятельства складывались так, что многие наши цели преследовались. Таким был общий процесс по отношению к нам.
Весь материал, связанный с «Единством» у меня есть. Организатором акции была КПЛ (КПСС). Повышение цен было лишь поводом. Имеется письмо Бурокявичюса от 7 января 1991 года о введении в Литве Президентского правления».
Что значит письмо? Письмо, это частные рассуждения на некую тему. Дайте документ!
Да и 7 января это уже после «начала января», когда Вам господин Лауринкус М., и иже, «было всё известно... что должно произойти. Выходит гражданину Бурокявичусу - ещё «не известно», и он 7 января 1991 года садится за лист бумаги, чтобы наедине с собой, порассуждать «о введении в Литве Президентского правления». Здесь нет никакого криминала.
«Что за этим был большой план, стало сразу ясно на митинге 9 января 1991 года».
Так представьте этот «большой план»! Он так нужен этому Верховному суду.
«Об этом говорит резолюция митинга. С весны 1990 года действовали политические силы «Единства». Наступила координация сил, это и делалось по плану. Анализ событий до 13 января 1991 года провела комиссия Верховного совета Литвы под руководством Шадрейки В. В связи со смертью Шадрейки, Комиссия не представила результаты по событиям 9-10 января 1991 года в Верховный совет Литвы. Я не буду говорить свои версии относительно влияния на смену правительства Литвы акции 8 января 1991 года около Верховного совета Литвы».
На просьбу адвоката Стасюлиса предоставить высшей судебной инстанции – Верховному суду ЛР имеющиеся, по заявлению Лауринкуса М., у него документы по Комитету национального спасения, по СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» и прочие – относительно январских событий в Литве, бывший директор Департамента госбезопасности отказался это сделать. При этом Лауринкус всё время теребил перед собой, многозначительно, папку – неизвестно с чем, совершая такой вот иллюзионистский приём.
На мою просьбу назвать персональный состав Комитета национального спасения, или хотя бы кого-либо отдельно из его числа – Лауринкус М. ушёл от ответа. Привёл при этом какие-то пространные, ничего не говорящие рассуждения. Не узнал я от него ничего о Плане переворота в Литве в январе 1991 года. Как, впрочем, - и суд, и государственный обвинитель, и адвокаты, и присутствующие, кроме журналистов, которых сегодня почему-то не было в зале суда.
Это означает - в январе 1991 года плана государственного переворота в Литве не было!
Мисюконис М., во время январских событий министр внутренних дел ЛР.
«Вечером 7 января 1991 года было совещание, на котором Лауринкус М. сказал, что завтра будут собираться люди, пикетировать Верховный совет Литвы. Было договорено, полиция будет стоять около колон, и не пропускать людей во внутренний дворик парламента. Закона о митингах, пикетах и демонстрациях тогда не было, поэтому запретить что-либо в этом плане мы не могли. Мы получили не точную информацию о начале Пикета. Около 8-и часов утра я проезжал около Верховного совета Литвы, там ещё никого не было. По нашим сведениям пикет должен был начаться около 10 часов утра 8 января. Поэтому мы не смогли вовремя обеспечить надлежащую охрану здания Верховного совета Литвы. К тому же вся связь у меня в то утро была заблокирована. Даже эфир блокировался. (…)».
В дальнейшем, отвечая на мои вопросы, экс-министр дал следующие пояснения:
1. Телебашню и здания Верховного совета Литвы полиция в ночь на 13 января 1991 года не охраняла (да и к зданиям КРТВ приехала только после того, как они были взяты под охрану военнослужащими Советской армии).
2. В МВД ЛР не было данных о потерпевших от дружинников полицейских, или других гражданских лиц, охранявших объекты Литовской Республики 8-13 января 1991 года.
3. Данные о СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», как организаторе пикета 8 января 1991 года около Верховного совета Литвы, получил от Лауринкуса М.
Комментарий. По первому ответу: согласно утверждения литовских властей, больше всего гражданских лиц погибло около Телебашни; там, по утверждению очевидцев, было большое количество боевиков «Саюдиса», которые прыгали из окон технических служб Телебашни, или спускались из них на верёвках, чтобы уйти от военнослужащих Советской армии, занимавших объекты.
По второму ответу: В полицейских сводках не было зарегистрировано нападение и разгром в ночь на 13 января 1991 года штаб-квартиры организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Не оказалось в них данных и об избиении представителей левых политических сил в республике, которые мирно несли Петицию литовским властям.
По третьему ответу: Не удивительно, что данные о мнимом участии СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» в организации Пикета 8 января 1991 года около Верховного совета ЛР Мисюконис М. получил от Лауринкуса М. Ведь и здесь, на суде, бывший директор Департамента Госбезопасности пытался плести интриги, но никак не помогал узнать истину.
После этих свидетелей в зал суда был вызван четвёртый свидетель, которого вызвали в связи с делом Бобылёва А. Он сделал «квадратные глаза», ничего не понимая, что и о ком он должен говорить, и в связи с чем. Судья извинился, что зря потревожили его своим вызовом и отпустил с Богом.
На этом и закончилось нынешнее, весьма важное заседание суда.
22 марта 1994 года, вторник.
Заседание суда № 62.
Пришло двое свидетелей и двое экспертов. Заседание длилось 2 часа 10 минут. Первым был опрошен свидетель по «Шумскому инциденту», вторым – по январским событиям.
Варанаускас Л., бывший депутат, работавший в комиссии по безопасности Верховного совета Литвы.
«О предстоящих событиях мы узнали 7 января 1991 года. Мы собрались, Тучкус А. из Лиги свободы Литвы сказал, что и их «легионеры» будут завтра около Верховного совета Литвы. Слышали, что Алкснис В. говорил – «в Латвии с течение двух недель всё восстановят». Верховный совет Литвы не работал, когда правительство принимало решение о поднятии цен. Депутаты были на Рождественских каникулах. До этого мы приняли решение, что цены нельзя поднимать без компенсации. Звонили из Москвы, вызвали Ландсбергиса и Прунскене. Прунскене сказала, что поедет. Уже 7 января 1991 года на комиссии Верховного совета Литвы было принято решение о необходимости отставки правительства Литовской Республики. Ландсбергис сказал, что правые должны остаться в правительстве.
Утром 8 января я увидел, что около Верховного совета Литвы собираются люди. Я прошёл через толпу в здание Верховного совета Литвы. Вскоре началось заседание. В какой-то момент Ландсбергис сказал, что они уже в холле и надо быстро решать с ценами. Мисюконис плохо организовал охрану Верховного совета Литвы. Депутат Рупейка Б. жаловался на них.
Потом, в течение двух минут, повышение цен было отозвано. Депутат Амброзявичюс сразу сообщил об этом представителю пикетчиков, директору завода Радиоизмерительных приборов Бурденко О. об этом решении.
10 января 1991 года мы получили телеграмму от Горбачёва М.С. с требованием восстановить действие Конституции СССР и Литовской ССР. В ответ в Литве был создан Временный военный совет. Мотека К. и некоторые другие депутаты, публично призывали, в случае вооружённых конфликтов с военнослужащими Советской армии, вести стрельбу на поражение.
11 января 1991 года мне сказали, что идут представители «Единства» для встречи с депутатами Верховного совета Литвы. «Единственниками» называли всех, кто был против независимости Литвы. Кроме других на встрече с представителями «Единства» был депутат Абишала. Требование «единственников» было – депутат Верховного совета Литвы Швед В. должен зачитать на сессии резолюцию митинга от 9 января 1991 года. Могу сразу сказать, что депутаты не дали Шведу В. зачитать данную резолюцию на сессии Верховного совета Литвы. Её зачитал вечером депутат Абишала. Потом я сказал, что «мы будем иметь Литву творцов, изобретателей и поэтов». «Единственники» указали – контакты вести через Шведа В.».
СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» не имело контактов с те дни с представителями Верховного совета Литвы и никаких указаний никому не давалось, в том числе и второму секретарю ЦК КПЛ (КПСС) Шведу В. Всеми этими контактами заправлял Вильнюсский горком КПЛ (КПСС) и его секретарь Нагорный С.
«В ночь на 13 января 1991 года я выезжал из Вильнюса. В Вильнюс вернулся уже только утром. Был в Верховном совете Литвы. Депутат Смайлис утверждал, что Комитета национального спасения Литвы вообще нет. Многие так думали, но Горбачёв М.С. утверждал, что есть: «в его составе есть один известный писатель». Если он думал при этом о Балтушисе Ю., то когда недавно Балтушис умирал, он сказал, что умирает литовцем.
Обороной Верховного совета Литвы и других объектов командовал Скучас А., Буткявичюс А., Лауринкус М. – в том числе и в ночь на 13 января 1991 года».
Затем показания давали эксперты, в связи с «Шумским инцидентом». По январским событиям ничего нового для себя не выяснил.
24 марта 1994 года, четверг.
Заседание суда № 64.
Два часа судья зачитывал документы из 45-49 томов УД № 09-2-068-91. Тома №№ 27 - 44, включительно, это бухгалтерские выкладки на распечатках ЭВМ по ущербу, нанесённому КРТВ. Их судья проигнорировал. Том № 45 – повестки вызовов в суд для ознакомления с делом, потерпевших. Том № 46 посвящён гибели лейтенанта КГБ СССР из группы «Альфа» Шацких В. Приведенные уже свидетелями и потерпевшими показания, противоречивы, а документы, на мой взгляд, далеко не комплектны. Многочисленные пробелы, относительно обстоятельств гибели советского лейтенанта, руководитель следственной службы Генпрокуратуры ЛР Гаудутис И., пытался заполнить своими, не менее противоречивыми выводами, в которых доминировал абсурдный тезис о смертельном выстреле в Шацких В., сделанном его товарищем по оружию. Присутствовавшие при вскрытии тела Шацких В. (после того, когда оно всё же было найдено через некоторое время в больнице «Сантиришки») трое работников военной прокуратуры Вильнюсского гарнизона, естественно никак не могли подтвердить утверждения Гаудутиса. Оснований для таких утверждений вскрытие не дало. Да и алкоголя в крови Шацких В. обнаружено не было – по материалам экспертизы.
Здесь же, на листах дела 102-103, рядом со справкой Гаудутиса И, между материалами следствия по делу Шацких В. «затерялся» выдающийся документ цинизма и лицемерия. Цитирую его полностью, в назидание всем честным людям, русским и россиянам, интернационалистам и националистам, знайте - и такое предательство по отношению к своим гражданам было совершено в стране, руководимой Президентом Горбачёвым М.С.
Вот он – документ предательства:
«СОГРАШЕНИЕ
о взаимопомощи между Прокуратурой СССР и Генеральной прокуратурой Литовской Республики по уголовному деду № 18/5918-91.
Генеральный прокурор Литовской Республики Паулаускас А.С. и Генеральный прокурор СССР Трубин Н.С. заключили настоящее Соглашение в целях обеспечения сотрудничества при расследовании уголовного дела о событиях, имевших место в январе 1991 г. в г. Вильнюсе, и защиты прав граждан, гарантированных законами государств, при этом достигли договорённости в следующем:
1. Прокуратура СССР полностью передаёт Генеральной прокуратуре Литовской Республики уголовное дело № 18/5918-91. Дело состоит из 37 томов, материалы подшиты, пронумерованы и составлена опись.
Вместе с делом согласно описи передаются вещественные доказательства, видео и аудиокассеты.
2. Генеральная прокуратура Литовской Республики берёт на себя обязательства соединить все передаваемые ей материалы дела № 18/5918-91 с имеющимися в её производстве по тем же фактам уголовным делом продолжить всестороннее, объективное и полное его расследование и о результатах сообщить в Прокуратуру СССР.
3. Генеральный прокуратур Литовской Республики берёт на себя обязательство обеспечить защиту от преследования за содержание показаний граждан, допрошенных Прокуратурой СССР по передаваемому делу в качестве свидетелей и не являющихся участниками указанных событий.
4. Прокуратура СССР берёт на себя обязательство оказывать Генеральной прокуратуре Литовской Республики в ходе дальнейшего расследования дела необходимую правовую помощь на территории СССР в рамках действующего уголовно-процессуального законодательства в виде выполнения поручений о производстве конкретных следственных действий.
Следственные действия, проводимые по делу на территории СССР и требующие санкций прокурора, совершаются только с санкции Генерального прокурора СССР либо Генерального прокурора соответствующей суверенной республики с предварительным предоставлением им обосновывающих такие действия следственных материалов.
Вопросы, касающиеся задержания, ареста и выдачи гражданина СССР по указанному уголовному делу, должны решаться в соответствии с межправительственным договором об этом между СССР и Литовской Республикой.
Настоящее Соглашение составлено 26 сентября 1991 г. в двух экземплярах и вступает в силу с момента его подписания.
Генеральный прокурор Литовской Республики
Главный государственный советник юстиции
А. Паулаускас (подпись)
Генеральный прокурор СССР
Действительный государственный советник юстиции
Н. Трубин (подпись)»
Нас, сторонников единства державы – Союза Советских Социалистических Республик, передали в лапы зверя на двадцатый день, после признания Государственным Советом СССР, во главе с Горбачёвым М.С., суверенитета Литовской Республики. И пусть никого не убаюкивают гладкие, всё казалось бы оговаривающие фразы этого документа. Теперь доподлинно известно, что это был лишь «камуфляж» ещё одного, из вершимых тогда в СССР, государственного преступления.
Необходимо отметить и такой факт, что никто из нас, подсудимых, не видел описи передаваемых литовской стороне документов, согласно их содержания. Не видели – и упомянутых в Соглашении вещественных доказательств, собранных следователями Прокуратуры СССР, не видели переданных видеоматериалов. Протокола с такими описями материалов УД № 18/5918-91 никто не видел. Если такая опись реально существовала, то тогда можно констатировать, что Генпрокуратура ЛР совершила преступление, которое квалифицируется как – подлог документов с целью сокрытия преступления.
Впрочем, уже сейчас я обвиняю Генпрокуратуру ЛР в том, что она совершила названное преступление. Ранее удалось выяснить фальсификацию документов следователями Генпрокуратуры ЛР, подлог с трупами людей, теперь факт с сокрытием документов по цитируемому Соглашению. Известно также, что в мае 1991 года Генпрокурор ЛР Паулаускас А. призывал участников и свидетелей трагических январских событий 1991 года в Вильнюсе не давать показания следователям Генпрокуратуры СССР и Литовской ССР. Тем самым Генпрокурор ЛР Паулаускас А. мешал следствию и тем самым покрывал преступников, ответственных за гибель более десяти людей. Данное действие карается по закону – как пособничество в совершении преступления.
Однажды, когда я ещё знакомился с делом, среди томов УД № 09-2-068-91, вдруг в руки попался то УД № 18/5918-91 Генпрокуратуры СССР, подлинник одного из томов, переданных литовской стороне. Я его пролистал. Время было мало, а он содержал 264 листа. Выписал себе с 56 листа инструкцию на литовском языке: «Школа партизана. Военное положение: как оказывать сопротивление». В ней описывались различные формы и методы проведения диверсионных актов и саботажа против Советской армии. Аналогичные инструкции публиковала газета «Gimtasis Kra;tas» («Родной Край») – лист 59. На листе 61 – имеется документ, свидетельствующий о том, как всё, что только что указывалось в инструкциях – реализовалось в октябре 1990 года в г. Паневежисе против военных комиссариатов СССР и семей советских военнослужащих. В УД № 09-2-068-91 - этих материалов нет.
Том 47 начинается пространными рассуждениями кандидата исторических наук Баужиса Ч. на заданную тему - с историческим антуражем. Этот материал, следователи Генпрокуратуры ЛР, видимо, рассчитывали использовать как ещё одно свидетельство обвинения. Жаль, что этих людей, непосвящённых относительно исторической науки, никто не уразумел, что Баужис Ч. составил для них всего лишь агитационную листовку размером в 37 листов УД № 09-2-068-91 и не более того. Документом, а тем более научно обоснованным исследованием тех процессов, которые происходили в Литве с момента образования самостоятельного государства, после падения Российской Империи в 1917г., до наших дней – никак не назовёшь. Здесь не присутствует ни научный аппарат, ни лексика, ни, даже, элементарная логика. Вместо этого, избитые пропагандистские клише: «красный империализм» - это в 1940 году; «оккупационный период» - это с 1940 по 1991 год, при этом сочинитель даже не удосужился взглянуть в текст международной Гаагской конвенции 1907 года, где чётко сформулировано, что и когда есть «оккупация». Естественно здесь же в тексте находим и такие «перлы» – «у колыбели «Саюдиса» стояли выдающиеся люди Литвы» и т.д. С этим деятелем всё ясно.
Далее, в деле пять протоколов допроса свидетеля Шведа В., бывшего 2-го секретаря ЦК КПЛ (КПСС), спешившего отчитаться перед Генпрокуратурой ЛР о своих действиях во время январских событий 1991 года.
Надо отметить - в этих пространных отчётах, занявших 17 листов, 34 страницы дела, всё гладко, «ни сучка, ни задоринки». В самом деле, болезнь глаз мешала вести нормальную партийную работу, много отсутствовал по болезни, а во время январских событий надо было быть в Париже. Потом, когда сестра вышла замуж за гражданина Израиля – отказали в доверии товарищи по партии.
Справедливости ради надо отметить, в таком объёмном материале нашлись весьма примечательные факты и – очередное саморазоблачение Генпрокуратуры ЛР, свидетельствующее о лицемерии её сотрудников.
Лист 39. «Гаудутис И., вопрос: Что Вам известно относительно приказа № 009 Департамента охраны края?
Швед В., ответ: Науджюнас (секретарь ЦК КПЛ (КПСС) показал мне приказ № 009 «А», когда мы готовились к интервью на Центральном телевидении. Это был перевод с литовского языка. Оригинала не имели. Я впервые увидел его и узнал о его существовании. Меня удивило, как в нём всё обдумано. В нём было предусмотрено, что если (Советская) армия начнёт какие-либо действия, то департамент (Охраны края ЛР) возьмёт заложников и, если надо, расстреляет…».
Лист 47. Швед В.: «Относительно встречи с секретарём ЦК КПСС Фалиным я также хочу уточнить, что с ним встретился только 15 января 1991 года, 7-8 января я встречался с его помощников Александровы и другими работниками. Разговаривая с Фалиным, я вспомнил, что он мне сказал, что 13 января 1991 года, рано утром была перехвачена шифровка из-за границы литовскому парламенту, в которой говорилось, чтобы они действовали по плану № 3».
Лист 48. Швед В.: «Но я, проанализировав ситуацию, всё же считаю, что этот Комитет (национального спасения) является фикцией, поскольку его деятельность должна была как-то проявиться хотя бы в ЦК КПЛ (КПСС). Прикрывшись этим Комитетом национального спасения, могли действовать какие-либо лица, которые имели высшие полномочия и отдавали приказы. Здесь могли быть таковыми различные лица, а я не знаю, кто конкретно мог этим заняться. Кроме этого, что касается возможности появления списка членов Комитета национального спасения, могу сказать следующее: я никогда не был в составе этого Комитета, о существовании этого Комитета, организации – ничего не знаю…».
Саморазоблачение Генпрокуратуры ЛР в фабрикации против меня и СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», а также против дружинников в УД № 09-2-068-91 зафиксировано в вопросе Гаудутиса И., заданном Шведу В.: Как объяснить тот факт, что после штурма гражданских объектов на улицу к занятым объектам из Вильнюсского горкома партии были выпущены так называемые дружинники?».
Швед В. сказал: «Я не был в Вильнюсе и этой информации не имею».
Зато нам стало хорошо понятно – что происходит здесь в зале Верховного суда ЛР. Думаю, и судья Вишинскас В. понял всю глупость своего положения в связи с предъявленным суду Генпрокуратурой ЛР обвинением и почти четырёхмесячным заслушиванием показаний потерпевших и свидетелей событий января 1991 года в Вильнюсе.
В 48 и 49 томах ничего нового. Их собрали уже после ознакомления нами с делом, поэтому к судье была просьба зачитать только документы, которые подтверждают факт, что все мы, кроме Нагорного С., не являемся гражданами Литовской Республики. Это судья и сделал. На этом закончилось ознакомление с материалами УД № 19-2-068-91, теми, которые были в его 49-и томах.
На этом закончилось и сегодняшнее заседание суда.
25 марта 1994 года, пятница.
Заседание суда № 65.
Сегодня в зале заседаний суда собралось много наших сторонников, среди них, с большим букетом цветов выделяется мама. Она жестами поздравила меня с наступающим моим днём рождения. Хотела передать цветы мне в клетку, но охранники были неприступны. Много сегодня было в зале женщин и мужчин с цветами. Когда выходили, после полутора часов заседания из зала, я крикнул – цветы передайте маме!
Сейчас, описывая этот день, ловлю себя на мысли, что ровно два года назад, в этот же день, накануне своего дня рождения, я был зверски избит служащими из бригады МВД ЛР «Арас» («Орёл») в Шауляйском СИЗО. Прошло 730 дней и - круг замкнулся, перечёркнутый минус стал плюсом.
Благодарю тебя Боже за испытания и воздание!
Государственный обвинитель Левулис Ф. попросил суд приобщить к делу бумаги, якобы найденные в ЦК КПЛ (КПСС), когда здание Центрального комитета Компартии Литвы было занято литовскими полицейскими 23 августа 1991 года. Тем самым обвинение предприняло отчаянную попытку доказать существование плана государственного переворота в Литве в январе 1991 года.
Это были какие-то рукописные полуобгоревшие тексты. По утверждению Гособвинителя – обращение Бурокявичюса М.М к Горбачёву М.С. от 7 января 1991 года и характеристика событий 8-13 января 1991 года в Вильнюсе, составленная секретарём ЦК КПЛ (КПСС) Науджюнасом. Назвать эти бумаги официальными документами ЦК КПЛ (КПСС) или вещественными доказательствами нельзя. Для этого нет никаких оснований: нет протокола выемки этих бумаг с места их нахождения, на них нет ни печатей, ни подписей, утверждающих их в качестве документов ЦК КПЛ (КПСС); нет графологической экспертизы рукописей, необходимая для идентификации их авторов и т.д. Возникает вопрос - почему они не нашли своё место в УД № 09-2-068-91, когда его Генпрокуратура ЛР формировала?
Кроме того, в этих бумагах нет никаких указаний на то, что я должен был бы делать во время январских событий в Вильнюсе. Ведь на скамье подсудимых сижу здесь я. На всё это указал судье Вишинскасу. Тем не менее, эти бумаги были приобщены к делу.
Затем судья дал указание показать видеоматериалы отснятые видеогруппой «Венибе-Единство-Едность». Среди кадров отснятых 8 января 1991 года, во время пикетирования около здания Верховного совета Литвы, чётко прозвучали слова благодарности Председателя Верховного совета ЛР Ландсбергиса В., обращённые к пикетчикам: «Спасибо, что пришли!».
Так в чём же дело? Ведь это было сказано после так называемого штурма пикетчиками Верховного совета Литовской Рсепублики.
26 марта 1994 года, суббота.
С 4 марта мы, шестеро «подельников», находимся в новой камере № 423 Лукишской тюрьмы. Это самая большая, самая высокая и самая просторная камера, в которой мне приходилось сидеть за эти два с лишним года. Она к тому же и самая чистая, поскольку мы первые жильцы в ней. До этого здесь были тюремные мастерские, где отсиживавшие свой срок «крытники» (заключённые, отбывающие свой срок в камерном режиме), работали, изготавливая велосипедные колёса.
Теперь в Литве экономический обвал, работы нет и на воле. Естественно, услуги зеков теперь не нужны никому. Тюрьма переполнена, вот и заняли мы это помещение прежних мастерских, в срочном порядке переоборудованное под камеры. Нам повезло. Мы ушли из смрада и затхлости прежних камер.
Свой день рождения встретил с ребятами за настоящим столом, сидели мы вокруг него на лавках. Такое чудо цивилизации в тюрьме, я также встретил впервые только здесь, в камере № 423, 6-го корпуса Лукишской тюрьмы. До этого миску с пищей приходилось ставить на табурет или крышку тумбочки, а то и просто держать на весу, сидя на нарах.
31 марта 1994 года, четверг.
Заседание суда № 67.
Опять полтора часа просматривали видеоматериалы Генпрокуратуры ЛР по январским событиям. Сегодня, наконец, все присутствующие в зале суда отчётливо увидели видеокадры, где в 10 часов 11 минут 8 января 1991 года (на кадре виден «таймер»), во время пикета около здания Верховного совета ЛР – его охрана сама снимает с петель одну створку двустворчатых тяжёлых центральных входных дверей в здание литовского парламента. Никто из пикетчиков не мешает охране в этом занятии.
Очередной блеф Генпрокуратуры ЛР о том, что пикетирующие рабочие взломали дверь, ведущую в здание Верховного совета ЛР во время «штурма» здания - рассыпался под неумолимой правдой факта, зафиксированного беспристрастной видеокамерой. Сегодня рассыпался ещё один пункт обвинения против меня и СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Фактически были подтверждены показания о том, что снятие двери позволило охране какое-то время беспрепятственно поливать водой из противопожарных брандспойтов пикетчиков, стоявших около здания на улице.
Отметил для себя следующую деталь. После просмотра данных видеоматериалов, которые были нам предоставлены ещё во время ознакомления с делом, сейчас - эти кадры перемонтированы. Тогда, год назад, я составил порядковую нумерацию сюжетов, по общему хронометражу плёнки кассеты. Теперь порядок сюжетов в кассетах Генпрокуратуры ЛР был изменён. Кое-что исчезло из них, т.е. было подчищено обвинением во время подготовки видеокассет к демонстрации в суде. Это произошло, видимо, после того, как мой адвокат передал суду видеозаписи «Венибе-Единство-Едность» о январских событиях в Вильнюсе.
Главное – хотели если не сокрыть, то хотя бы завуалировать этот сюжет о снятии двери Верховного совета Литвы его же охранниками. Этот сюжет был перенесён на другую кассету и вставлен совсем в другой видеоряд. Однако очередная подтасовка Генпрокуратуры ЛР не удалась, и на эти кадры было обращено особое внимание судьи.
1 апреля 1994 года, пятница.
Заседание суда № 68.
На заседание гособвинитель Левулис Ф. принёс ещё одну видеокассету. Её показали. На ней кадры запечатлевшие, как из автобуса, марка которого неустановленна, в полутьме выбегают какие-то люди.
Где, когда всё происходит – из показанных кадров установить невозможно.
Судья просит меня прокомментировать увиденное.
Ответил китайской пословицей: «Трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, где её – нет».
Судья улыбнулся, на том и разошлись.
Однако атака гособвинителя не прекращается. Он вносит новое обвинение в отношении Смоткина А.Р. – попытка преднамеренного убийства должностного лица при исполнении служебных обязанностей.
Чудовищное обвинение и абсолютно не логичное, после всего того, что здесь, на суде, удалось выяснить в связи с «Шумским инцидентом». Впрочем, месть затуманивает даже здравый рассудок.
Юридическую извращённость этого процесса подчеркнула и брошенная Левулисом Ф. лицемерная фраза: «Больше никаких дополнительных обвинений никому из вас не будет предъявлено». Фактически, тем самым с меня, снято обвинение по ст.ст. 18, 105 УК ЛР (соучастие в преднамеренном убийстве).
На что он рассчитывал – на нашу «глубокую благодарность» ему?
Вынужден был гособвинитель, после моего ходатайства, передать судье и документы, фиксирующие нарушение прав человека в Литве накануне январских событий на фоне того, что происходило в Литве в последний год Горбачёвской «перестройки». Эти два документа упоминались в протоколах допроса Шведа В. ещё в 1991 году - как переданные Генпрокуратуре ЛР. Судья, не зачитывая, приобщил документы к делу.
После 1,5 часа работы, судья объявил перерыв в заседаниях суда до 11 апреля.
7 апреля 1994 года, четверг.
Уже несколько дней работаю над статистическим анализом списка свидетелей, который представлен в Обвинительном заключении Генпрокуратура ЛР по нашему УД № 09-2-068-91.
Всего в списке 256 свидетелей, из них для дачи показаний явилось в суд 102 человека или 39,8%. В списке среди других, 80 человек свидетелей военнослужащих Советской армии. Из них лишь один бывший солдат СА, проживающий в Литве, прибыл на суд. Без учёта советских военнослужащих общий процент явки свидетелей составил 56,8%. Кроме этого, на суд, для дачи свидетельских показаний явилось 8 свидетелей по нашим ходатайствам – из 16, т.е. ровно 50%, а также - три эксперта. Средний возраст свидетелей составляет 42 года. Мужчины составляют 80% от общего числа свидетелей. Дело было мужское.
По направлениям расследования Генпрокуратурой ЛР УД № 09-2-068-91 свидетели распределяются на следующие группы (без учёта свидетелей пришедших в суд по нашим ходатайствам), см. таблицу:
http://www.photoshare.ru/office/image.php?id=4564529
Данная таблица воочию разоблачает стремление Генпрокуратуры ЛР так организовать следствие, чтобы навести всю ответственность за январские события в Вильнюсе на СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», оставляя в стороне все другие левые политические структуры, действовавшие тогда в Литве, и прежде всего, возглавляемый 2-м секретарём ЦК КПЛ (КПСС) Шведом В. – Гражданский комитет. Как таковой он вообще в деле не фигурирует. Данный факт наводит на очень много размышлений.
Но, прежде всего, за этим отчётливо просматривается грязная провокация, разменной монетой в которой оказался я и наша организация СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Так и хочется написать: существовал сговор между Шведом В. и Генпрокуратурой ЛР (читай - властями Литовской Республики) о том, кто должен быть назван крайним в январских событиях 1991 г. Вильнюсе, чтобы истинные – Горбачёв М.С. и его подручные в центре и на местах – могли дальше разрушать великую страну, а затем спокойно благоденствовать.
Думаю, история подтвердит этот мой тезис.
Все пять протоколов допроса Шведа В. как свидетеля, находящиеся в УД № 09-2-068-91, составлены в период с 6 июня до 15 ноября 1991 года.
Затем 27 ноября 1991 года арестовали меня. Когда я отказался давать показания Генпрокуратуре ЛР, её шеф Паулаускас А. упрятал меня и избил руками «Араса» в Шауляйском СИЗО. Затем дал команду «копать» под нашу организацию СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Все протоколы допросов, в качестве свидетелей бывших членов Вильнюсского городского совета СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» относятся к апрелю-маю 1992 года.
Паулаускас А., и его бригада, ничего не нашёл криминального в действиях нашей организации, и - в моих. И не мог найти, поскольку никаких противоправных действий мы не совершали, и он знал об этом, но блефовал. Однако нужен был криминальный фон для обвинения меня – лидера СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Тогда вот, в мае 1992 года и соединил возбуждённое против меня дело, с абсурдными обвинениями, которое явно рассыпалось, с делом о «Шумском инциденте», подключив сюда же и обвинение по Бобылёву А.
После такой махинации, Генпрокурор ЛР Паулаускас А. без зазрения совести давал на право и на лево свои газетные «откровения» по поводу моей «антигосударственной деятельности». Тем самым Паулаускас А., некогда несостоявшийся разведчик КГБ СССР, но видимо, не совсем потерянный для этой структуры человек, доказывал в июле 1992 года через прессу, что задание по дискредитации меня и СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» в принципе выполнил.
Никакого «криминала» в моих действиях во время январских событий 1991 года в Вильнюсе (да и ранее, и вслед затем) из показаний явившихся в суд свидетелей – усмотреть было нельзя. Документально обоснованных показаний, которые могли бы являться основой для уголовного обвинения меня, а также в отношении организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» - в деле нет.
И быть не могло, поскольку антизаконных действий никто из нас не совершал. Все наши действия в легально юридически оформленной и зарегистрированной организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» соответствовали действовавшей тогда на территории Литовской ССР советской Конституции и - законодательству.
И ещё одна деталь, свидетельствующая о грязных методах ведения дела Генпрокуратурой ЛР. Получив протоколы допросов участников январских событий января 1991 года в Вильнюсе от Генпрокуратуры СССР, литовские следователи начали вызывать этих участников – на повторный допрос. Естественно, любые расхождения между показаниями, данными год назад следователям Генпрокуратуры СССР, и теперь, следователи из Вильнюса могли интерпретировать, как умышленное стремление сокрыть что-то, а отсюда – угрозы, давление и т.п. Всё это известные отработанные приемы ломки свидетеля, для того чтобы выжать из него нужные показания.
Не помогло. Люди тогда ещё не были приучены торговаться своей честью, во имя сохранения собственной шкуры.
11 апреля 1994 года, понедельник.
Заседание суда № 69.
Сегодня в суде был особый для нас день. В суд в качестве свидетелей привезли из Лукишской тюрьмы бывшего Первого секретаря ЦК КПЛ (КПСС) Бурокявичюса М.М., бывшего заведующего идеологическим отделом ЦК КПЛ (КПСС) Ермалавичюса Ю.Ю. и советника ЦК КПЛ (КПСС) Кучерова И.Д.
С того момента, когда спецслужбы Литвы выкрали с территории Белоруссии руководителей Компартии Литвы, прошло три месяца. Тюрьма ещё не успела наложить свой отпечаток на их светлые лица. Лишь Иван Данилович Кучеров, к этому дню проведший в застенках 9 месяцев, выглядел бледным и несколько растерянным.
Когда их, поочерёдно, под охраной полицейских вводили в зал суда для дачи показаний, мы вставали со скамьи подсудимых, отдавая тем самым честь людям, которые в самый ответственный момент боролись за единство нашей великой страны, взяли на себя ответственность за социалистическое будущее, и которых беспардонно предали – прежде всего, их бывший прямой номенклатурный руководитель Генеральный Секретарь ЦК КПСС Горбачёв М.С., Президент СССР.
Сейчас они, переживающие вместе с нами акт драмы, достойной пера Шекспира. Привезённые сюда в суд, свидетельствовали «Разрушителю» (судья лишь орудие в его руках), что они честно служили государству, гражданами которого все мы были до декабря 1991 года. Свидетельствовали для того, чтобы «Разрушитель» ещё раз вдохновился своей «победой», набрался чёрной сатанинской силы разрушения, видя скованную цепями мощь этих людей - отчаянных, честных, высокообразованных, немолодых, но поверженных подручными «Разрушителя» и принесённых в жертву ему.
И это испытание Божье они прошли сегодня с честью. Но чаша испытаний, поставленная и перед ними – лишь пригублена. Укрепи Боже их души, ибо долгим ещё предстоит путь по дороге к Твоему Храму.
Заседание длилось 3 с половиной часа.
12 апреля 1994 года, вторник.
Заседание суда № 70.
Судья 2 часа, с перерывом, зачитывал документы из УД № 09-2-068-91. Ничего нового. Ничего, что могло бы скомпрометировать СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» и меня во время январских событий в Вильнюсе. Правда, пришлось объяснить судье, когда тот зачитывал показания Вадильева А., бывшего сопредседателя СДПЛ «Венибе-Единство-Едность», что группа под названием «Интердвижение Литвы» - это не организация СДПЛ «Венибе-Единство-Едность».
Образованная в январе 1990 года с подачи Шведа В., при посредничестве небезызвестного Сергея Кургиняна, группа раскольников вышедшая из рядов нашей организации (Вадильев А., Панкин В., Овчаров Н. и примкнувший к ним Гришковский Ю.) выполняли определённые заказы местных спецслужб, иногда даже не осознавая этого. Действия названных, и ещё нескольких известных лиц, а также всё, что помечено подписью - «Интердвижение Литвы», с января 1990 года не имеет ничего общего с деятельностью организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность» и её Вильнюсского горсовета. Этим названным лицам из «Интердвижения Литвы» удалось дезорганизовать в 1990 году работу республиканского Совета СДПЛ «Венибе-Единство-Едность». Всё происходило в то время, когда литовские националисты готовили в Литовской ССР государственный переворот, осуществлённый ими в ночь на 11 марта 1990 года, после выборов в Верховный Совет Литовской ССР.
15 апреля 1994 года, пятница.
Заседание суда № 71.
Полтора часа длилось оглашение документов и допрос подсудимых.
Смоткин А. потребовал от суда провести следственный эксперимент, для того, чтобы установить все обстоятельства его самозащиты от нападавшего пограничника. Хотел доказать суду своё нежелание «убить пограничника». Обвинение в преднамеренной попытке «убить пограничника», отвергает и его адвокат Ранонис В. Он поддержал ходатайство о проведении следственного эксперимента в связи с «Шумским инцидентом».
Судья Вишинскас В. отказывает в этом Смоткину А. и его защитнику.
Если учесть, что данный судебный процесс имеет несколько смысловых пластов: политический, моральный и юридический – то последний, юридический, не выдерживает элементарной критики. Всё подчинено здесь политической сути происходящего. Враги литовского государства известны – вот они, в клетке зала суда, и с ними надо расправиться! Показательная расправа должна стать назиданием для тех, что посмеет возразить нынешним литовским представителям власти в стране, причём, любым способом.
Расправа над нами продолжается.
18 апреля 1994 года, понедельник.
Судебное заседание № 72.
Всё! «Судебное следствие закончено» - объявил судья.
Констатирую для себя, что основные соучастники и организаторы январских 1991 года событий в Вильнюсе и Литве, на которых были поданы ходатайства о вызове сюда в суд, для дачи показаний: Ландсбергис В., Мотека К., Шименас А., Озолас Р., Буткявичюс А., Скучас А., Гячас В., а также следователь Бурокас Е. – проигнорировали литовскую фемиду. Мы так и не услышали их показания в Верховном суде ЛР, который пытался, как думается, иногда – узнать, почему и конкретно от кого погибли люди в ту трагическую ночь в Вильнюсе. Ни Верховный суд ЛР, ни мы, ни общественность – так и не узнали этого.
Вместо фактов мы услышали избитый набор алогизмов, которыми оперировал, как ни странно, на историческом поле гособвинитель Левулис Ф. в своей пространной обвинительной речи, длившейся два с половиной часа. Здесь было всё: и «образование литовского государства в 1918 году»; и Лига наций – «признавшая его»; и «Пакт Риббентропа – Молотова» от 23 августа 1939 года. Относительно последнего, Левулис Ф., сославшись на «авторитет» Волкогонова Д., оповестил нам всем следующую несуразицу – «это был сговор Сталина с Гитлером, который предопределил насильственное военное присоединение Литвы к СССР». Затем гособвинитель всячески «отбеливал» антисоветскую националистическую профашистскую послевоенную «резистенцию», рассказал нам о расколе в компартии Литвы в декабре 1990 года, на волне «национального возрождения»; о «бесчинствах» Советской армии в апреле 1991 года в Тбилиси; дал свою версию январских событий 1991 года в Вильнюсе – во имя «сохранения империи». Он даже утверждал, что нас судят не за то, что мы были членами Коммунистической партии или членами СДПЛ «Венибе-Единство-Едность».
Только вот не услышал я в его речи относительно себя того, что называется «уголовно наказуемыми действиями».
В заключительной части своего выступления Левулис Ф. отменил обвинение по статье 62 УК ЛР – измена государству, караемая вплоть до расстрела, на статью 70 УК ЛР. Она содержит следующее определение: антигосударственная деятельность и создание антигосударственной организации – от 3-х до 8-и лет зоны усиленного режима, как особо опасным государственным преступникам, или штраф. Эту 70-ю статью УК ЛР гособвинитель определил: мне, Нагорному С., Кондрашову А, Бобылёву А. и Смоткину А. Последние трое в качестве дружинников стояли в ночь на 13-е января 1991 года около задний КРТВ. И этого хватило, чтобы стать «особо опасными государственными преступниками»!
Касаясь «Шумского инцидента», Левулис Ф. отметил, что «нападения на литовский пост не было»; «граница между Литовской и Белорусской республиками проходит там же, где проходила административная граница Литовской ССР и Белорусской ССР».
Не заметил гособвинитель Левулис Ф., что тем самым подтвердил легальность существования Литовской ССР, с её границами. Никуда не денешься, факты - вещь упрямая.
Резюмируя своё выступление гособвинитель Левулис Ф. объявил суду следующий «заказ»: Иванов В.В. – ст. 70 УК ЛР, 6 лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима; Кондрашов А.Н. – ст. 70 УК ЛР, 5 лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима; Нагорный С.И. – ст. 70 УК ЛР, 4 года лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима; Смоткин А.Р. – ст. 70, 16, 105 п. 2, 4, 10 УК ЛР, 8 лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима; Бобылёв А.Г. – ст. 70 и 234 УК ЛР, 5 лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима; Орлов В.В. – ст. 234 УК ЛР, 3,5 года лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии общего режима; Шорохов В.В. – ст. 234 УК ЛР, 3 года лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии общего режима; Дзагоев Х.Г. – ст. 234 УК ЛР, 3 года лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии общего режима – ко всем, кроме Смоткина А., из-за его 105 статьи, с применением амнистии и сокращения срока отбытия наказания на одну треть.
Гражданские иски со всех нас гособвинитель снял.
19 апреля 1994 года, вторник.
Заседание суда № 73.
Сегодня на суде состоялось «шоу», которое, очевидно, по задумке режиссёров из Генпрокуратуры ЛР называется видимо: «Нация осуждает!» - длившееся 1 час 25 минут.
В течение этого времени перед коллегией Верховного суда ЛР, напротив клетки, где сидели мы, предстал 41 так называемый общественный обвинитель. Из этой публики 16 человек потребовали для нас расстрела, а остальные – «судить по закону», или - «возместить материальный ущерб». Только один, Валёнис Д., студент консерватории, очевидец происходившего ночью 13 января 1991 года около зданий КРТВ, сказал: «Если они и виновны, их осудит Бог. Я прощаю им».
Для 16 человек, потребовавших для нас высшей меры наказания, мы не люди. Это чётко определил Ивашкус Х., литовский националист – доброволец, действовавший в ту ночь на 13 января 1991 года около зданий КРТВ. Он заявил суду, глядя на нас: «Людей за решеткой никто не держит».
В этих словах всё сошлось воедино: и позиция литовских властей в отношении нас, и позиция литовских националистов. Иначе, зачем же нас надо было держать за решёткой в зале суда, когда, ещё, не ясно виновны ли мы, граждане СССР и граждане России, в чём-то перед государством литовцев. Исходя из логики заявления Ивашкуса Х., сделанного на основании воочию увиденного в зале суда, можно сказать то, что он не договорил в слух, не доозвучил он то, о чём, своими действиями по отношению к нам попросту орали литовские власти: «все кто против независимости Литовской Республики – «недочеловеки», которых надо физически уничтожать!». Знакомый мотив. В фашистской Германии такое отношение к политическим оппонентам было открыто возведено в ранг государственной политики. Что-то общее есть у таких политических режимов. Даже первые такты мелодий германского и литовского государственных гимнов – одинаковы. Так и слышится: «Литва, Литва – превыше всего!...». Только вот жаль, что в Генпрокуратуре ЛР не помнят заключительных слов своего государственного гимна, где говорится о Единстве, которое должно процветать, во имя Литвы! Автор строк литовского национального гимна Кудирка В. имел ввиду межнациональное единство, в исторически многонациональной Литве – то, что спустя девяносто лет было вписано в программу СДПЛ «Венибе-Единство-Едность».
Затем в течение 1 часа 45 минут выступал адвокат Ранонис В., защищающий меня и Смоткина А. Грамотно и умело он отверг все обвинения гособвинителя Левулиса Ф. в отношении меня – как недоказанные, а мои действия во время январских 1991 годы событий в Вильнюсе – не имеют характера уголовно наказуемых. Резюмируя – адвокат попросил для меня оправдательного приговора.
В отношении Смоткина А., сказал, что действия его на Шумском таможенном посту можно квалифицировать по ст. 203 ч. (сопротивление служащему во время исполнения служебных обязанностей) и 234 УК ЛР. Отрицал обвинение по статьям 16-й и 105-й УК ЛР, которые он аргументировано отверг. В конечном итоге, по мнению Ранониса В., срок наказания Смоткина А. должен быть исчерпан сроком его пребывания в тюрьме с момента ареста, до решения суда, т.е. 2,5 года.
Полностью оправдать Нагорного С. попросил адвокат Стасюлис К., после своей получасовой защитной речи в отношении действий бывшего секретаря Вильнюсского городского комитета КПЛ (КПСС).
Относительно Орлова В., которого он тоже защищал, адвокат признал факт нарушения закона по статье 234 УК ЛР. Наказание – ограничится сроком проведённым в тюрьме до решения суда.
Сорок минут длилась защитная речь адвоката Палтарокене В. в отношении своих подзащитных Кондрашова А., Дзагоева Х и Шорохова В. По её мнению нет никаких доказательств уголовно наказуемой деятельности Кондрашова А. во время январских событий 1991 года в Вильнюсе, поэтому он должен быть оправдан.
Дзагоев Х. и Шорохов В. нарушили закон и поэтому могут быть признаны виновными по статье 234 УК ЛР. С тем, однако, что они за 2,5 года, проведённых в тюрьме, фактически отбыли своё наказание и после вынесения приговора могут быть выпущены сразу на волю.
В отношении того, что произошло в январе 1991 года в Литве, по мнению Палтарокене В. – «это дело военных, и надо было так и вести его». Мы же, участники январских событий в Вильнюсе, сидящие в клетке на скамье подсудимых, попросту подпали под «формулу Вышинского»: дайте нам человека, а статью мы найдём – подытожила адвокат.
Никто из выступавших адвокатов, в своих защитных речах не коснулся вопроса ответственности местных литовских властей за произошедшее в январе 1991 года в Вильнюсе и Литве. Это характерно, и этого нельзя не подчеркнуть. Опять всё тот же детский синдром безответственности.
20 апреля 1994 года, среда.
Заседание суда № 74.
Адвокат Кузнецов И., защищающий Бобылёва А., в течении 50 минут доказывал полную невиновность своего подзащитного, бывшего в августе 1991 года в рядах Вильнюсского ОМОНа и потому имевшего право на ношение оружия.
Этим выступление окончились судебные прения.
Следующий этап – последнее слово подсудимых. Судья Вишинскас В. назвал очерёдность выступлений, и они начались.
Я не буду подробно излагать их суть.
Естественно все они, в той или иной мере, мотивировали те поступки, которые нам инкриминировало следствие, и которые в своём генезисе были предопределены той общественно-политической обстановкой, которая сложилась к началу 1991 года в Литве. В той или иной мере отрицая или принимая на себя ответственность за содеянное, все выступавшие были едины в одном, и это то, что осталось за скобками высказанных вслух суждений – данный суд не может вынести справедливый приговор. Данный суд не вершился на принципе уравновешивания, отсутствовали те самые весы, те самые две чаши на концах общего коромысла, в руках литовской «Фемиды», глаза которой к тому же открыты и - меч блестит в руках. Поэтому в последнем слове некоторых из нас звучали слова обращённые к чувству милосердия людей - восседающих напротив, на ритуальных стульях, в ритуальных одеждах, под гербом, где изображён скачущий воин с вознесённым для удара мечём.
По времени и по порядку - выступления суд расписал следующим образом:
Нагорный С. выступал с 11:05 час. до 11:35 час.;
Кондрашов А. – 12:00 - 12:05 час.;
Орлов В. – 12:05 - 12:10 час.;
Шорохов В. – 12:10 - 12:12 час.;
Смоткин А. – 12:12 - 12:30 час.;
Бобылёв А. – 12:30 - 13:05 час.
После перерыва на обед, когда нас свозили в тюрьму в нашу камеру № 423, чтобы принять пищу -
Иванов В. . – 15:15 - 16:30 час.
В своём «последнем слове» я вынужден был ответить гособвинителю Левулису Ф. на его безграмотные, дилетантские и, естественно, наивные исторические пассажи. Тезисы сказанного мною, не вдаваясь в подробности, были следующие:
- До настоящего времени не установлена, по периметру, Государственная граница Литовской Республики, поэтому действия литовских пограничников по существу незаконны - нельзя охранять то, чего нет;
- 19 апреля 1938 года литовское правительство на своём заседании, на котором председательствовал Президент Литвы Сметона А., приняло польский Ультиматум. В нём Польша потребовала восстановить нормальные дипломатические отношения, предоставить политические гарантии полякам, проживающим в Литовской Республике и их объединениям, как национальному меньшинству; навсегда отказаться от Вильно и Виленского края и т.д. Польский Ультиматум представил на заседание литовскому правительству для обсуждения министр иностранных дел ЛР Лозорайтис С. До этого - министра поддержал главнокомандующий Литовской армией Раштикис С.;
- Новый раздел территории межвоенного литовского государства в 1939 году начался ровно за 5 месяцев до т.н. Пакта Риббентропа Молотова. В Берлине 22 марта 1939 года в 22 часа 55 минут министр иностранных дел ЛР Урбшис Ю и литовский посол в Германии Шкирпа К. подписали с министром иностранных дел Третьего Рейха Договор о воссоединении Мемельской области с государственной германской территорией - Восточной Пруссией. Утром 23 марта 1939 года на рейде Мемельского порта (Клайпеды) появилась немецкая военная эскадра кораблей. На борту броненосца «Германия» с ней прибыл Гитлер А., который в тот же день с балкона Мемельского драмтеатра возвестил жителям города и миру о присоединении Мемельской области к Германскому Рейху;
- Летом 1939 года в Москве велись четырёхсторонние переговоры между СССР, Англией, Францией и Польшей о создании системы коллективной безопасности от захватнических действий Германского Рейха. К этому времени к Германии уже присоединены, благодаря попустительству со стороны Англии и Франции (в том числе – Мюнхенский сговор): Австрия, Чехословакия, Клайпедский край. Теперь Гитлер во всеуслышание заявляет о жизненной необходимости для Великой Германии – присоединить к ней Данциг (Гданьск), в котором для Польши были свои интересы на Балтике. Переговоры провалились из-за несговорчивости Польши в вопросе пропуска через её территорию ограниченного контингента войск Красной Армии к границе Германского Рейха. Сразу же вслед за этим 23 августа 1939 года в Москву прилетел Риббентроп И.;
- 23 августа 1939 года в Москве подписан Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, т.н. Пакт Риббентроп – Молотов, а вслед за ним, секретный Протокол. В 1-ом пункте данного Протокола - Литовская Республика не в сфере интересов СССР (т.е. в сфере интересов Германии). В этом же пункте указано, что Германия и СССР: «признают интересы Литвы в округе Вильнюс». Поэтому политикам Литовской Республики неразумно данную договорённость считать антилитовской;
- К началу Второй мировой войны в Литовской Республике проживало большое количество евреев. Естественно в сложившейся к сентябрю 1939 года международной обстановке эти люди тяготели к СССР. Понимали всю обречённость своих соплеменников под гербом Германского орла – прежде всего в Чехословакии. Её столица Прага, вместе с Вильно, была в межвоенный период одним из двух мировых центров Еврейской культуры. В Вильно, в свою очередь, более 40% горожан было еврейской национальности и более 30% - польской, а литовцев только около – 2%. Аналогичная демографическая ситуация была и в столице Литовской Республики Каунасе, только литовцев здесь было 23%. Коренные литовцы никогда не были горожанами, они были всегда землепашцами.
Граждане Литовской Республики – евреи, контролировавшие основной: промышленный, торговый и финансовый капитал в стране, выделявшие субсидии на финансирование Литовской армии – не могли не сопутствовать включению Литовской Республики в сферу интересов СССР, а города Вильно и всего Виленского края - в состав Литовской Республики. С воодушевлением в Каунасе и по всей республике 10 октября 1939 года был принят Советско-Литовский договор о взаимопомощи и о передаче Литовской Республике города Вильно Виленской области, оформленный вслед за Германо-Советским договором о дружбе и границах от 28 сентября 1939 года. Последний, в прилагаемом секретном протоколе, определил Литву уже в сфере интересов СССР. Размеры передаваемой Литовской Республике территорий составили 6655,5 кв.км., численность населения – 457,5 тыс. человек, в том числе: литовцы – 100 тыс. человек, в основном в Тракайском и Ширвинтском районах, остальные поляки, белорусы, евреи, русские - староверы. Никто тогда в Литовской Республике, в том числе среди более 300 тысяч её еврейских граждан не мог сказать, как поведёт себя дальше Германия Гитлера А.;
- В апреле-мае 1940 года в Европе резко обострилась военно-политическая ситуация в связи с вторжением Германии в Данию и Норвегию, а затем в Бельгию, Голландию и во Францию. 10 июня 1940 года в войну вступила фашистская Италия.
В ответ на сложившуюся ситуацию - действия СССР по обеспечению собственной безопасности были решительными. Эти действия не могли не встретить понимания среди влиятельных еврейских финансово-политических слоёв общества в Литовской Республике, которые из двух зол выбирали для себя, прежде всего - жизнь. Эхо ужасов Варшавского еврейского гетто докатывалось до Литвы. Вот почему Сметона А., оказавшись фактически в одиночестве, вынужден был 15 июня 1940 года бежать к своим патронам в Германию, а в Литовской Республике началась подготовка к выборам в Народный Сейм.
Литовская интеллигенция идеологически обеспечила выборы, в результате в Литве была восстановлена Советская Власть, а 3 августа 1940 года Литовская ССР на сессии Верховного Совета СССР была принята в состав СССР, на правах союзной республики. В тот же день Белорусская ССР передала Литовской ССР, «в ознаменование вступления» последней в состав СССР, часть своей территории.
Казалось – всё сделано правильно для того, чтобы угроза иудофобской всеразрушающей немецко-фашистской оккупации была отодвинута дальше. Более года Мировая война своей костлявой рукой смерти не касалась граждан Литовской ССР, её огонь не жёг территорию Литвы.
Но именно литовские евреи заплатили затем, в основном летом 1941 года, самую большую цену – 240 тысяч человеческих жизней – литовским националистам, за то, что хотели жить, обеспечивая безопасность и своим литовским согражданам. Политическая амбиция, помноженная на грубую физическую силу животного инстинкта, алчность, помноженная на зависть, упрямство, помноженное на тупость – раздавили их жизни, не щадя ни младенца, ни старика, ни кормящую мать, ни юношу в рассвете лет, ни стройную красавицу, ни дряхлую старуху… К сожалению нашлись в литовском народе отщепенцы, которые под науськиванием немецких фашистов, или потому что сами были таковыми, взяли на себя этот страшный грех;
- 700 тысяч жизней Советских воинов было положено за освобождение Прибалтики и Литовской ССР от немецко-фашистских оккупантов. В начале 1945 года Верховное военное Командование Красной Армии передало отвоёванный Клайпедский край руководству Литовской ССР.
Именно при Советской власти наибольшего расцвета достигли литовская национальная культура и искусство. В братской семье народов СССР Литовская ССР достигла наивысшего хозяйственно-экономического развития, люди начали жить зажиточно, уверенно глядя в будущее. Однако его у них опять отняли.
Таковыми были основные мысли, высказанные суду. Доказывать, используя последнее слово, ещё раз свою полную невиновность в том, что мне пытается инкриминировать обвинение, я не счёл нужным. Всё кричало о моей невиновности по предъявленной 70-й статье УК ЛР, равно как - Бобылёва А, Кондрашова А., Нагорного С. и Смоткина А. Единственно в чём я всегда признавал себя виновным - думал и действовал не так, как местные националисты, потому что человека вижу не в чёрно-белых тонах, не двумерно-плоскостным «нечто», а подобно Святой троице – многомерно-цветной и вместе с тем принципиальной волевой нравственно-гуманной личностью. Но кто обвинит меня в этом?
Последнее слово Дзагоева Х. судья оставил на следующее заседание.
25 апреля 1994 года, понедельник.
Заседание суда № 75.
Своё последнее слово суду Хетаг Дзагоев говорил ровно одну минуту. После чего судья Вишинскас В. объявил, что коллегия удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора. А мы были в 75-й раз этапированы из зала суда в тюрьму Лукишки. На моих часах было 10 часов 32 минуты.
29 апреля 1994 года, пятница.
Заседание суда № 76.
Страстная пятница. Приговор. Все стоят, они - там, а мы шестеро: я, Бобылёв А., Орлов В., Дзагоев Х., Шорохов В., Смоткин А. – в клетке.
Судья Вишинскас В. читает на литовском языке: Приговор. Именем Литовской Республики 29 апреля 1994 года г. Вильнюс. Коллегия по уголовным делам Верховного Суда Литовской Республики в составе: председательствующего Вишинскиса В., судебных заседателей Волкович Д. и Григалюнайте А., при секретаре Шатене Д. и Петронене И., с участием прокурора Левулиса Ф, защитников: Палтарокене В., Стасюлиса К., Ранониса В. и Кузнецова И., переводчика Клипчювене Э… Подсудимые: Бобылёв А., Кондрашов А., Иванов В., Нагорный С. и Смоткин А. во время совершения инкриминируемых им преступлений гражданами Литовской Республики не были (а кто вообще был тогда ими?), поэтому субъектами преступления, предусмотренного ст. 62 УК, они не являются. Следовательно, их деяние квалификации по ст. 62 УК не подлежит… подсудимые принимали активное участие в деятельности КПЛ (КПСС)… их деяние соответствует ст. 70 УК. (Отмечу: в январе 1991 года КПЛ (КПСС) была легально действующая организация в Литве, равно как и СДПЛ «Венибе-Единство-Едность») … Судебная коллегия, руководствуясь ст. 330-333 УПК Литовской Республики приговорила:
Бобылёва Александра Геннадьевича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 70 и ст. 234 ч. 1 УК ЛР и подвергнуть:… лишению свободы сроком на три года, отбывание наказания назначить в исправительно-трудовой колонии усиленного режима. В срок наказания зачесть предварительное заключение с 7 ноября 1991 г. по 29 апреля 1994 г. В отношении Бобылёва А. применить ст. 3 Закона об амнистии в связи с принятием Конституции Литовской Республики и срок назначенного наказания сократить на 5 месяцев и 14 дней;
Дзагоева Хетага Гавриловича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 234 ч. 1 УК ЛР и подвергнуть:… лишению свободы сроком на три года, отбывание наказания назначить в исправительно-трудовой колонии общего режима. В срок наказания зачесть предварительное заключение с 7 ноября 1991 г. по 29 апреля 1994 г. В отношении Дзагоева Х. применить ст. 3 Закона об амнистии в связи с принятием Конституции Литовской Республики и срок назначенного наказания сократить на 5 месяцев и 14 дней;
Иванова Валерия Васильевича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 70 УК ЛР и подвергнуть:… лишению свободы сроком на три года и 6 месяцев, отбывание наказания назначить в исправительно-трудовой колонии усиленного режима. В срок наказания зачесть предварительное заключение с 27 ноября 1991 г. по 29 апреля 1994 г. В отношении Иванова В. применить ст. 3 Закона об амнистии в связи с принятием Конституции Литовской Республики и срок назначенного наказания сократить на 7 месяцев и 21 день;
Кондрашова Александра Никифоровича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 70 УК ЛР и подвергнуть его штрафу в размере 1500 литов (375 долл. США);
Нагорного Сергея Ивановича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 70 УК ЛР и подвергнуть его штрафу в размере 1500 литов;
Орлова Виктора Владимировича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 234 ч. 1 УК ЛР и подвергнуть:… лишению свободы сроком на три года, отбывание наказания назначить в исправительно-трудовой колонии общего режима. В срок наказания зачесть предварительное заключение с 7 ноября 1991 г. по 29 апреля 1994 г. В отношении Орлова В.. применить ст. 3 Закона об амнистии в связи с принятием Конституции Литовской Республики и срок назначенного наказания сократить на 5 месяцев и 14 дней;
Смоткина Александра Романовича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 70, ст. 16 и ст. 105 п. 2, 4 ст. 234 ч. 1 УК ЛР и… окончательное наказание 8 лет лишения свободы, отбывание наказания назначить в исправительно-трудовой колонии усиленного режима. В срок наказания зачесть предварительное заключение и начало отбывания наказания исчислять с 10 октября 1991 года;
Шорохова Владимира Васильевича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 234 ч. 1 УК ЛР и подвергнуть:… лишению свободы сроком на три года, отбывание наказания назначить в исправительно-трудовой колонии общего режима. В срок наказания зачесть предварительное заключение с 15 ноября 1991 г. по 29 апреля 1994 г. В отношении Шорохова В. применить ст. 3 Закона об амнистии в связи с принятием Конституции Литовской Республики и срок назначенного наказания сократить на 5 месяцев и 17 дней.
Гражданские иски отклонить… Приговор окончательный обжалованию и опротестованию в кассационном порядке не подлежит».
;;;;
ЗОНА
4 мая 1994 года, среда.
Прошла почти неделя с момента оглашения приговора. До половины пятого по полудню, мы все вместе, вшестером в той же камере № 423. Нас не перевели в общую «послесудебную» камеру, как это делается обычно. Видимо, уважают статус нашей 70 статьи. По ней мы числимся у местной администрации как «особо опасные государственные преступники» (ООГП) и нас требуется держать по местным правилам содержания в отдельности от обычных уголовных преступников. Спасибо и за это.
Маме, во время свидания, дал задание поехать сразу после окончания учебного года к родственникам в Кострому и привезти Адриана в Литву. Очень хочу его видеть. Прошло два с половиной года, как нас разлучили. Ему теперь 8 лет и он оканчивает 1-й класс. Как он там, мой мальчик?
Долгое время Адриан жил у сотрудника издательства «Палея» Виктора Сахарова. Патриоты России надёжно спрятали Адриана от спецслужб Литвы, когда те упорно его разыскивали.
Утром в 11 часов нас в Лукишской тюрьме посетил заведующий Консульским отделом Посольства Российской Федерации в Литовской Республике Сергей Николаевич Загрядский.
По поводу закончившегося суда над нами, я выразил ему от всех нас, граждан России неудовлетворение тем, что на процессе не присутствовал официальный российский наблюдатель. По нашему мнению в условиях, когда все мы были лишены защиты своих российских адвокатов, это было необходимо.
Сопровождавший российского официального представителя заместитель начальника Лукишской тюрьмы Матвеев объявил, что сегодня нас должны этапировать в зону для отбытия наказания. По этому поводу, с нашей стороны было отмечено, что все кто имеет обвинение по статьям 62 – 70 УК ЛР, по законодательству Литовской Республики должен содержаться в отдельных зонах для ООГП. К тому же, мы граждане Российской Федерации, что также предопределяет нам отдельную зону от заключённых - граждан Литовской Республики.
Подал заявление консулу, что желаю отбывать оставшийся срок в России, как её гражданин. Тоже сделал и Смоткин А., когда его вывели из боксика на встречу с консулом и Матвеевым. Загрядский С.Н. обещал срочно всё сказанное передать в Москву, чтобы получить ответ.
После обеда в зону общего режима в Правенишки, что под Каунасом, для отбытия оставшихся нескольких недель наказания вывели из камеры с вещами на этап Орлова В., Дзагоева Х. и Шорохова В. В камере остались только мы трое - ООГП, носители 70-ой статьи: я, Бобылёв А, Смоткин А.
5 мая 1994 года, четверг.
Есть много свободного времени почитать, позаниматься. Работаю, как и прежде над «Философскими этюдами Триалектики» - философия, математика, физика. Получаю интересные результаты. Ещё год назад, находясь в Шауляйском СИЗО открыл любопытное явление 18-летний хронологический цикл, который при совмещении его с периодической таблицей Менделеева И.Д., даёт вполне гармоничную, закономерно определяемую картину качественных изменений в системе. Назвал этот объединённый цикл: «Русским циклом». Прошлый год – 1993 был годом Алюминия, который, как известно, при возгорании горит ярко и интенсивно. Нынешний - Кремния: твёрдость, кристалличность, упорядоченность. Быть этому году таким же. Следующий – 1995 – год Фосфора: белый – нестабильный, самовозгорающийся; красный – стабилен. 1996 гоад – год Серы – дьявольская штучка. Всем надо быть особенно осторожным, грядёт коварство.
Эх, кабы помогло это предвосхитить будущее, сделать его познаваемым, а потому и менее опасным. Издревле люди мечтали об этом.
То, чем занимаюсь сейчас, намного сложнее, но потому и интересней. Фундаментальные закономерности мироздания открываются моему взору сквозь «математическое поле рядов качественных чисел» при помощи нелинейной математики.
11 мая 1994 года, среда.
В половине четвёртого, после обеда, меня и двух Александров - Бобылёва и Смоткина вывели из камеры с вещами на этап в Правенишскую зону усиленного режима. Прощай Лукишская тюрьма, два с лишним года отданы твоим казематам, ненасытным на людскую плоть и души человеческие. Нам удалось сохранить наши души, мы с честью покидаем тебя.
«Воронок», дальний железнодорожный путь Вильнюсского вокзала, знакомый уже тюремный вагон-зак. Ехали втроём, отдельно от других зеков. В половине двенадцатого ночи нас высадили на тёмном полустанке. Впереди, на отгороженной от поля площадке, под светом прожекторов и взором вооружённой охраны с собаками, сидит на корточках группа осуждённых, человек тридцать. Нас подвели и посадили рядом на корточки. Сидим, ждём транспорт. Вскоре нас рассовали в прибывшие несколько «воронков» и минут через пятнадцать мы уже въезжали в зону: слышен был скрежет железа, топот сапог, голоса команд.
Когда все мы оказались в клетке – «Отстойнике» - насчитал более двадцати человек. Куда подевались остальные – не знаю. Может, отвезли в другие зоны. Их здесь кажется три: наша, с усиленным режимом; с общим режимом, куда увезли неделю назад Виктора, Володю и Хетага и для больных туберкулёзом.
По одному с вещами вызывают из клетки к столику, за которым сидит зек, молодой крепкий парень и записывает в толстую, расчерченную от руки тетрадь наши персональные данные. Вписывает туда и статью, по которой осуждён, и на сколько, какое образование, какая профессия. Затем «шмон».
Через час по прибытии, построенные в небольшую колонну, уже движемся свежей весенней ночью, по неширокому проходу между высокими бетонными стенами, с паутиной гирлянд колючей проволоки поверх них. Сквозь ночь колонна людей с пакетами в руках движется к помещению карантина, где должна провести некоторое время. Непривычно, впервые после двух с половиной лет в это время суток находится на улице. В зоне тишина, зона спит, - а мы идём под лучами прожекторов за зеками, ведущими нас в неизвестное…
18 мая 1994 года, среда.
Прошла неделя пребывания в карантине, который представляет собой одноэтажный барак с одной залой, уставленной двухъярусными железными пружинными кроватями, коридором, ведущим на улицу, из которого двери – в туалет с умывальником и душевую, а также в «каптёрки» здешнего нашего «начальника» зека - Павла и Генки, его помощника. Вся заасфальтированная территория вокруг барака – «карантина», длинной метров 70, шириной – 20 и прилежащий к ней небольшой палисадник с растительностью, отгорожена от остальной зоны и от помещений камерного типа (ПКТ), с которыми вплотную смыкается. Свободное перемещение по всей этой территории, особенно когда солнечным весенним утром выходишь из барака на прохладный, бодрящий воздух, под абсолютно открытое, бесконечно голубое небо – навивает чувство неописуемого блаженства. Слишком долго не было таких ощущений.
Однако рассудок охлаждает эмоции. Он подсказывает быть осторожным и не расслабляться. Здесь, в зоне, всё не просто и очень опасно!
Основной контингент в «усилке» - убийцы, насильники и особо крупные мошенники. Это, конечно же, не означает, что они не люди и с ними надо вести себя как-то ненормально. Нет. С ними как раз и надо вести себя очень и очень по-людски: внимательно, не лукавить, не заискивать – от понимания содеянного ими. Опасность заключается в нервном срыве этих людей, души которых обременены непомерной тяжестью сознания совершённого величайшего греха - человекоубийства.
Пренебрежение, обман, стяжательство, словоблудие, холуйство – вот те действия, которые действуют на изнывающую психику зека, треплют истерзанные, истрёпанные нервы этого человека, продолжающего чувствовать вкус собственной жизни.
А какому другому человеку названное духовное блудство не действует на нервы. Наверное, только совсем потерянным, у которых переродившееся, порочное сознание полностью потеряло какие-либо нравственные точки опоры и потому, по сути дела, перестало быть сознанием человека разумного.
Здесь в зоне, где все рядом и некуда уйти, накопленная неприязнь разрушительной молнией срыва, даёт зеку разрядку, и плохо приходится тому, кого он поражает. Поэтому в неволе, как нигде на воле, очень строго соблюдается свой неписаный – «зековский кодекс чести». Он, кроме прочего, иерархически регламентирует весь социум зоны. Его вынуждена соблюдать и здешняя тюремная администрация – иначе хаос и «беспредел». Иначе – смерть!
Меня всё время не перестают удивлять любые формы отношений между «ментом» и «зеком». По сути дела это ведь два антагонистичных, не приемлемых друг другу фактора одной системы. Наблюдая эти парадоксальные взаимодействия в течение более двух лет, вижу, чем соединяются здесь два берега пропасти. Генерально: со стороны «мента» - грубая сила; со стороны «зека» - лицемерие. Именно при помощи лицемерия «зек» очень часто обходит острые для себя углы.
Обманывать и ещё раз обманывать себя приучают «менты» своих поднадзорных «зеков», сознательно принижая в этих людях чувство собственного достоинства и возвышаясь, тем самым, в своём самомнении перед «зеком» и - в себе.
Собственным «Кодексом чести» человек по прозвищу «Зек», спасает свою истерзанную душу от полной деградации под волей «ментовского сапога». Ни ксендза, ни попа, ни христианской «любви к ближнему» - «зеку», по существу, не дано сегодня.
И не надо при этом лицемерить, употребляя здесь определение «Исправительно-трудовая колония» и т.п. Сам по себе, без соответствующей гуманной высоконравственной идеологии, труд никого не исправил, да и не может исправить. Я не видел до сих пор на своём тюремном пути ни одного высоконравственного или хотя бы по настоящему высокообразованного служащего - из тех, кто непосредственно повседневно работает с заключёнными. Никто из них и подавно не мог своим пониманием нравственной духовности человека, знаниями в науках и опытом в повседневных делах просвещать жизнь несчастных людей заточения. «Мент» - и есть «мент»! Поэтому видел я много того, что мог бы назвать коротким словом - гадливость.
Аббревиатура ПКТ – помещение камерного типа. Так, скромно, начальство пенитенциарных заведений называет внутреннюю тюрьму. Зеки эти «помещения» называют БУРом – Блок Усиленного Режима. Здесь на самом деле усиленный режим, даже по отношению к зоне усиленного режима. Вывод из камеры на прогулку - 30 минут ежедневно в небольшой боксик, зарешеченный сверху. Пища – примитивные крупяные похлёбки и каши. В 6 часов утра, с подъёмом, постельные принадлежности отбираются, а нары складываются к стене и запираются охранником до 22 часов вечера, когда звучит звонок отбоя. На небольшом, зарешеченном окошке, знакомые стальные жалюзи, не пропускающие в камеру солнечный свет, а только несметное количество комаров. Под потолком горит простая лампочка в 60 ватт. Полумрак – съедает глаза, сырость – лёгкие.
Сегодня мы трое «семидесятников» переведены из карантина в 26 камеру БУРа. Мы наказаны на полгода и на каждого из нас оформлены соответствующие бланки. Наказаны за то, что отказались выйти в зону и жить среди других её обитателей, которых здесь, как нам кто-то сказал, около 2-х тысяч.
Сразу, после прибытия сюда, каждый из нас троих подал заявление на имя начальника зоны полковника Зарядского Ю., что отказывается выйти в зону, мотивируя своё решение существующим регламентом, по которому мы, политические, должны содержаться в отдельной зоне. Естественно, это не могло понравиться здешнему начальству. Уж больно велико было желание властей, что называется, «растворить» нас среди всех зеков. Мол, нет в Литовской Республике политических заключённых.
Ещё во время пребывания в карантине, мне пришлось несколько раз встречаться с «авторитетами» двух самых крупных зековских группировок Правенишского «усилка»: «Каунасской» и «Вильнюсской». Начальство позволило мне для этого даже покидать «карантин» и выходить в зону. Беседы были непростыми. Мне удалось убедить и более спокойных, взвешено-самоуверенных в себе «каунасцев», и более юных и горячих – «вильнюсцев». Основные наши аргументы были понятны им: мы держим свою «масть» - политические, ООГП, закон на нашей стороне и пусть власти не нарушают его; мы ждём поддержку от международных правозащитных организаций, помощь нам, это помощь и вам, т.к. ваши человеческие и гражданские права нарушаются в тюрьме и зоне постоянно; нас в зоне начальство желает, насколько уже стало известно, поселить в 5-м блоке, а это «козлиный» блок; мы никогда не сотрудничали с властями и не позволим бросить на нас тень – проживанием среди «стукачей». Этим аргументы были поняты. На нашу просьбу помочь нам с радиоприёмником в камеру БУРа, а о таком разрешении мне стало известно, «каунасские авторитеты» сказали, что помогут.
23 мая 1994 года, понедельник.
Сегодня вышел на свободу, отбыв срок наказания, Саша Бобылёв. С ним на свободу ушло наше с Сашей Смоткиным «Письмо из БУРа», адресованное в газету «Правда». Сашу Бобылёва на воле встретят Витя Орлов и Хетаг Дзагоев, которые сегодня также выходят на волю из соседней зоны общего режима. Володя Шорохов выёдет на волю из «общака» в конце этой недели – 28 мая.
Просидели ребята за решёткой после приговора три с половиной недели. Казалось бы, ну зачем их надо было оставлять за решёткой, вести этапом в Правенишские зоны. Можно было выпустить их из зала суда – два с половиной года у всех были позади, три недели ничего не решали. Достаточно.
Ан, нет! Всё было сделано для того, чтобы именно не случилось такой демонстрации: приговор, открывается дверь клетки, в которой мы сидим в зале суда и ребята выходят на свободу… Политический сценарий процесса над нами ни в коей мере не допускал подобной картины. Вот почему сегодня, тайком от прессы, ребята вышли на волю отсюда, из Правенишских зон, вдали от Вильнюса.
Как это по-литовски: «запустить всё в болото»: стоячая тина поглотит нечто, упавшее на неё, и опять тишина - даже волн не было.
Боятся, ой как боятся и боялись здесь всегда этих волн. Ведь волна это удар, это действие – для противодействия нужно многое… В том числе что-то и отдать, а отдавать не хочется. Довлеет подспудно синдром хуторского менталитета.
Есть, правда, что-то, что можно всем раздавать, ничего самим не теряя при этом (в нарушение всех законов физики) – но сие, как правило, не употребляется здесь. Это что-то - потрогать нельзя, хотя и сила огромная таится в том.
Называние тому – Знания. Знания Истины – это Закон. Только на основе Истины, как на камне, можно строить дом, который не смоет нахлынувшая волна.
Литовцы! Так не бойтесь вы Истины. Не ущемит она вас, не обгадит более, и покинут вас многие комплексы и станете вы добрее, свободнее и краше. Ярчайшими, цветными гранями воссияет каждая человеческая личность, в которой гармонично едины духовное, социальное и животное – начала, когда окружающее информационное поле будет преломлено сквозь призму знаний, духовно определяющую вас. И чем больше ваш капитал знаний, чем шире информационное поле, по которому вы идёте - охватываемое вашим умным взором, чем интенсивней ваше движение – тем радостней, гармоничней и ярче цвета излучаемого вами счастья, тем счастливее становимся все мы…
Однако, что есть Истина?...
Мне осталось сидеть до 6 октября с.г. Смоткину Саше – до 10 ноября 1999 года. Ему ужасно плохо и он этого не скрывает.
18 июня 1994 года, суббота.
Незабываемый миг встречи с Адрианом 15 июня. Он стоит с той стороны широкого длинного стола в комнате свиданий зоны, разгороженной поперёк на секции прозрачными плексигласовыми стенками, и внимательно, удивлённо, но вместе с тем с застенчивостью смотрит прямо на меня, а я на него. Какой-то миг я читал его взгляд, его мысли: «вот папа, а он другой, не такой, как я его видел последний раз в группе детсада, тогда, давным–давно. Он одет как-то не так, седой, но глаза его…».
А может это я, смотрел на него и думал подобным образом?
…Прервал его, сказал – «Иди ко мне» и он неловко, подталкиваемый бабушкой, перелез через стол прямо в мои объятья. Я прижал его к себе, почувствовал, как сильно бьётся его ещё маленькое, но столько уже пережившее сердце, приподнялся, встал и выпрямился, держа его как грудного ребёнка на руках и – долго, долго успокаивал. А он - меня. Мы были счастливы в этот момент. По щеке тихо текли слёзы. Мы были опять вместе.
Моя мама, оставшаяся с той стороны стола, смотрела на нас, и что-то говорила, но я не слышал её.
Три дня мы провели вместе в т.н. гостиничных комнатах зоны, По регламенту, даже осуждённым на усиленный режим, после отбытия половины срока, каждый квартал разрешается одно личное свидание с близкими родственниками. Естественно я попросил такое свидание и – вызвал Адриана с моей мамой. А больше и некого из близких родственников.
Трое суток мы с Адрианом внимательно изучали друг друга. Бабушка была посредницей в этом процессе игры чувств, рассудка и эмоций. Малыш быстро привык к моей зековской робе с кепкой и перестал её замечать, хотя сначала, как мне показалось, она его настораживала.
Привыкнув, Адриан много рассказывал мне о своих путешествиях по России, в том числе на Сахалин, об учёбе и друзьях. «Гвоздём» программы стало стихотворение Лермонтова М.Ю. «Бородино», которое он целиком выучил наизусть и, очень стараясь, рассказал мне и бабушке.
По коридору гостиницы мы ходили в фойе смотреть большой цветной телевизор, а также других зеков и их подруг, которые угощали Адриана конфетами. В ту среду в зоне состоялось 15 свадеб. Свой медовый месяц, вернее три дня, молодожёны проводили в этой гостинице. Они были весёлые, однако, внешне, не выглядели пьяными, поскольку употребление алкогольных напитков официально в зоне запрещено.
Быстро пролетели три дня и вот опять камера, мрак и затхлость.
23 июня 1994 года, четверг.
Меня из БУРа вызвали на встречу со съёмочной группой литовского телевизионного канала «Балтия». Ещё месяц назад они приезжали, чтобы снять интервью со мной после суда. Тогда я отказал им, т.к. в «карантине» мне пришлось побрить бороду, а без неё я не хотел сниматься. Пригласил их навестить меня в зоне после 5 июня, когда восстановится мой прежний внешний вид. Честно сказать, я не хотел давать интервью и всячески отлынивал. Однако, судилище над нами уже состоялось, возможность спровоцировать какой-то неосторожный ответ исчезла. Да и кое-что хотелось сказать широкой общественности после того, как нынешние литовские власти, не найдя аргументов, нас попросту упекли в застенки.
И вот теперь я сижу с телевизионщиками в кабинете заместителя начальника зоны Драздиса и рассказываю свои впечатления о суде, вспоминаю некоторые фрагменты деятельности общественно-политической организации СДПЛ «Венибе-Единство-Едность».
Лейтмотив интервью: наша организация не вела работу против литовцев как националов, наоборот - за объединение людей всех национальностей в Литве в созидательном процессе построения нового, гуманного общества, обеспечивающего социальную справедливость. Для консолидации сил на этом попроще необходимо было единство всей страны – СССР.
Мы были против того общества, где главноё идеей является идея денежной прибыли, где духовный мир людей извращён культом «Золотого тельца», где человек является лишь средством для получения Прибыли и потому с ним можно делать всё, что служит этой цели. Это у них называется «свобода». Да и сам человек, развращённый культом наживы торгует всем, начиная: мужчины – от своих рабочих рук; женщины – с …; дети – от того и другого, - и заканчивая совестью.
Мы за то общество, где главной идеей являлся высоконравственный образованный, культурный. Человек; где духовный мир определяют закономерные моральные, этические и эстетические воззрения; где люди, зная, и познавая принципиальные законы Истины вселенского мироздания, понимая окружающий мир, сознательно строят своё будущее в гармонии с природой, сильной волей своей сохраняя незыблемой святыней семью человеческую, в которой обеспечено сытое, грамотное, весёлое детство подрастающего поколения и обеспеченная, интересная, оздоровляемая жизнь людей преклонного возраста.
Посмотрим, что они из сказанного мною возьмут к себе в телепередачу. Сказали, что покажут её через неделю. Наш телевизор в камере не показывает программу телевидения «Балтия». Надо будет как-то изыскать способ увидеть телепрограмму.
13 июля 1994 года, среда.
Показали телепередачу с моим интервью по ТВ «Балтия». Как и думал, самое важное осталось за экраном. Не показали. Этого и следовало ожидать от них.
Передачу вместе с Сашей Смоткиным ходили смотреть в помещение, где проживают «каунасские авторитеты». До этого, они пригласили нас к себе. Администрация зоны не препятствовала.
Большой японский телевизор «Сони», спутниковая антенна с тарелкой на крыше – картинка на экране была превосходного цветного качества. Угостили орехами, свежими бананами и абрикосами, кофе. Всё что, в комнате-зале, есть. Однако это «всё есть» только у «авторитетов».
«Петухи», самая низшая каста, в буквальном смысле этого слова – «неприкасаемые» зоны, часто остаются в столовой даже без положенной чашки крупяной похлёбки.
29 июля 1994 года, пятница.
Главный врач зековскоского лазарета вызвала на встречу с российским консулом в Вильнюсе Загрядским С.Н. В 17 комнате личных свиданий зековской гостиницы, которую выделили на 2-е суток Саше Смоткину и его маме Лидии Сергеевне (приехала навестить сына), встретились с представителем МИД РФ. Он уже поговорил с Сашей, и мне добавлять ничего существенного не пришлось. Да и мысли мои о нём, о Саше – он болен и ему надо срочно, как можно быстрее выбраться отсюда в Россию. Там его по состоянию здоровья должны, на мой взгляд, отпустить на волю. А здесь у него ещё пять лет впереди и он их может не выдержать по причине своей болезни.
Консул обнадёжил, показал бумагу из Прокуратуры России. Делаются шаги, пока в одностороннем порядке, по переводу в Россию А.Смоткина.
Я останусь на месте в зоне до конца – до 6 октября с.г.
Узнал, что дело генерал-майора Тауринскаса Г. выделено из «дела профессоров» - Бурокявичюса М. и других работников ЦК КПЛ (КПСС), - в отдельное производство. Оно скоро будет в суде.
Мама Саши Смоткина показала вырезку из «Правды», где было опубликовано наше «Письмо из БУРа». Саша Бобылёв уже выехал в Россию и, кажется, навсегда.
Лидии Сергеевне сказал, что условия сейчас, после перевода нас на лечение в здешний лазарет, неплохие. Однако, известно, где мы находимся, и какие могут быть гарантии нашей жизни, пока мы здесь…
Начальник зоны Зарядский Ю. вчера с ужасом в глазах сообщил, что в Петербурге были выступления перед литовским представительством в нашу поддержку и ему МИД Литовской Республики дал задание ответить, каково нам здесь в зоне. Пытался нам доказать, что мы не в качестве наказания помещены в БУР. Но как тогда понять те бланки приказов, подписанные им и нами, после ознакомления в том, что мы «наказаны за отказ выйти в зону».
Тридцатиминутная встреча с консулом России для меня практически закончилась ничем, если не считать пачки сигарет «Вест», которые я получил в подарок от Посольства России и, которые я использую как местное, зековское средство оплаты за оказываемые те или иные услуги по бытовым вопросам. С 18 июня с.г. по просьбе Адриана, не курю. Сын попросил поберечь мне своё здоровье – что я сделал и выполняю.
6 сентября 1994 года, вторник.
Ровно месяц до выхода из тюрьмы. Истосковался по дому, который для меня означает – Адриан и мама. Сказал им во время последней встречи 29 августа, чтобы в сентябре не приезжали на свидание. Сын учится, а в субботу на свидание слишком много желающих приезжает. Да и 4 километра пешком им идти от железнодорожной станции, с сумками. Жду 6 октября.
Вчера из лазарета опять вернули в БУР – ПКТ. Камера теперь у нас под № 30. Угловая и меньше предыдущей - № 26. Нам с Сашей хватит. Опять разрешили телевизор и радио.
Два месяца позволили отдышаться на свежем воздухе, после долгих двух с половиной лет, проведённых в тюремных камерах. Мне осталось ровно месяц вдыхать камерный смрад, а вот Саше… - он мечется, нервничает, переживает. Россия ему пока ничем, на предмет перевода его к себе, не помогла. Нет пока результатов той деятельности, которую проводит Посольство России в Литовской Республике.
Сейчас с Сашей особенной сложно, его нервозность доходит порой до срывов. Но надо терпеть – ему трудней.
Сегодня сделал над столом из подручных средств дополнительный светильник, с абажуром. Смогу теперь спокойно читать в камере и писать. Не хватает света от висящей под потолком лампочки. Надо дочитать книги, которые взял из библиотеки зоны, и те которые дали мои новые здешние знакомые. Писать по философии в последнее время не получается. Мысли о малыше, о доме – всё затмевают. Так понемногу, «копаю» и кое-что попадается интересное. Как хочется донести свои открытия до людей, дать новые ключи к пониманию сущего: принципов его системной организации, формирования инертных структур, поляризации – тем самым уйти от бремени нынешних антитетических, диалектических предрассудков, несущих в конечном счёте кровь людскую и страдания.
Дай Бог выйти! Дай Бог сказать!
6 октября 1994 года, четверг.
В 13 часов 30 минут я вышел за двери зоны ИТК-2 усиленного режима п. Правенишки. Навстречу первым подбежал ко мне Адриан. Так началась СВОБОДА! Цветы, цветы, цветы друзей.
Из карцера меня вывели в 11:30 часов утра. В камере остался Смоткин А. Уходя из БУРа, по пути мимо дверей его узилища, постучал и сказал – буду продолжать дело за его скорейшее освобождение, за освобождение Бурокявичюса М.М, Ермалавичюса Ю.Ю., Кучерова И.Д., Тауринскаса Г. и других политзаключённых. Затем сказав ему «прощай», пошёл быстрее на выход по узкому длинному коридору из этого тёмного барака.
Кроме Адриана и мамы, меня встречали Витя Орлов, Володя Шорохов, Игорь Калинкин, Анастасия Михайловна и ещё человек восемь. Была мама Саши Смоткина, рассказал ей что и как. Ей было тяжело, но она держалась.
Был солнечный, прекрасный осенний день. По автостраде Каунас – Вильнюс двигалась небольшая колонна легковушек, которая остановилась на одном и паркингов у дороги. Выпили шампанского и ещё раз расцеловались.
Впереди был Вильнюс.
;;;;;;;;;
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Сейчас, когда пишу эти строки, прошёл год со дня моего выхода на свободу. Много это, или мало, для того чтобы понять уже встреченное, решить нерешённое, сделать недоделанное?
Оказалось и много и мало. Решать и делать ведь приходиться не только уже понятое, но и всё вновь увиденное, что предстаёт для понимания в процессе труда.
Без суда, без определения – «виновен» или «не виновен», Генпрокуратура Литовской Республики продолжает физическую расправу над профессором, габилитированным доктором исторических наук Бурокявичюсом М.М. (68 лет), профессором, габилитированным доктором исторических наук Ермалавичюсом Ю.Ю. (58 лет), профессором, габилитированным доктором исторических наук Кучеровым И.Д. (68 лет), которого год продержали в подвальной камере Лукишской тюрьмы. Я видел, какая там сырость. У Ивана Даниловича Кучерова открылся в тюрьме рак лёгких, и он уже не нуждается в приговоре никакого человеческого суда, с его любой мерой наказания.
То, что готовится в отношении заключённых в тюрьму профессоров, и что в Литовской Республике называют «предстоящим судом», никогда таковым не будет. Это будет очередной политический спектакль на заданную тему, с назидательным ритуальным жертвоприношением в конце. Минувший процесс по УД № 09-2-068-91 со всей очевидностью показал несправедливость литовской Фемиды.
Александр Романович Смоткин, инженер-связист, 46 лет, продолжает томиться в камере-одиночке ПКТ Провенишской зоны усиленного режима, спустя 4 года после того, как у одного литовского служащего, при не выясненных обстоятельствах оказалась разбитой бровь.
Читающий эти строки, подумай и хотя бы на какой-то момент представь себя на месте этих людей. Там - в узких, грязных, переполненных людскими телами камерах, без свежего воздуха и солнечного света…
Уверяю тебя читатель, ты ничего не ощутил, ничего не понял. Каким бы хорошим, или даже гениальным, не было твоё образное, абстрактное мышление – ты не сможешь себе представить, что такое тюрьма. Тебе не будет хватать для этого деталей. Например: в три часа ночи слышишь сквозь плотно закрытую дверь своей камеры, в коридоре тюрьмы плач мужчины, навзрыд, хрипящим голосом произносящего – «мама, мама!». А утром следующего дня узнаёшь, что этот плакавший парень, которого вынесли из соседней камеры в санчасть, перерезал сам себе бритвой горло…
Может, ещё каких-то деталей тебе не будет хватать, которые - и я, прошедший через эти круги ада, не знаю.
Этот АД, это дно, это преисподняя общества, в котором живёшь и ты - читатель. Это ЧРЕВО открыто, и никто не может чувствовать себя нормально, пока ОНО постоянно заглатывает в себя детей, женщин, мужчин и, даже немощных стариков, переваривает их и выплёвывает в нас, ежедневно, свои экскременты.
Нормальный человек не имеет право молчать, пока работает это чудовище, этот современный БААЛ, имя которому – тюрьма. Не имеет права молчать, видя грязную работу подручных этого чудовища. Не имеет права молчать, когда на пожирание этому Баалу брошены светлые лица высокообразованных людей, не возжелавших насилия над разумом, честью и совестью.
Однако молчат международные правозащитные организации. Молчит самая авторитетная из них «Амнести интернейшнел», информированная не раз и не два о расправе сегодня в Литовской Республике над людьми, в том числе и за свои коммунистические убеждения. Их боятся, их хотят уничтожить власти.
Неужели и эта правозащитная организация работает на идеологическое обслуживание культа Баала и «Золотого тельца», а её руководители – всего лишь жертвы этого ненасытных идолов, жертвоприношение которому вершится жизнями и судьбами иноверцев?
Знаю, велика сила врождённых животных инстинктов и приобретённых условных рефлексов над телом человеческим. Но не менее велика над ним мощь нашего человеческого разума, знаниями и волей способного обуздать низменные влечения – противостоять злу необузданной корысти, раскрыть правду человеческого общежития, раскрыть и понять необъятные просторы мироздания – в которых живой человек только и может, должен обрести счастье.
Жизнь моя за истекший год не была усыпана цветами благоденствия, но и не была предопределена только злой внешней волей. Я всё время работал.
Первое рабочее задание, по выходе из тюрьмы, получил от литовских властей. Надо было противостоять унизительной акции депортации, которую мне, Орлову В., Шорохову В. и Кондрашову А объявила литовская служба миграции. Спустя 9 месяцев, благодаря поддержке Государственной Думы Российской Федерации, а также Посольства России в Литовской Республике, я и сотоварищи получили Вид на жительство. В Литовской Республике нашлись трезвомыслящие политики, противопоставившие политическую мудрость – глупости зарвавшегося, амбициозного, местного чиновника. Лопнул очередной «пробный шар» литовских националистов-русофобов, запускавшийся с целью испытать предел терпимости России к акции дискредитации её граждан в Литовской Республике.
Я рад, что удалось предотвратить депортацию.
В Латвийской Республике, в это же время, акция по депортации гражданина России латышскими властями, привела к трагическому исходу – акции самосожжения, а в Эстонии – страдает семья гражданина России Пётра Рожка.
Второе рабочее задание указала мне совесть. Книга, лежащая перед тобой читатель, результат этой работы. Естественно, её могло и не быть. Могло не быть и ряда статей, написанных за этот год, если бы мне пришлось в это время, засучив рукава кидать грузы или, скажем, мешать цемент на стройке – зарабатывая на кусок хлеба мне и моему сыну, одежду, оплату жилища. Благодаря моей маме и добрым людям в Литве, я мог, при помощи друзей работать над дневниками написанными в тюрьме.
Удалось мне, при помощи друзей, найти работу учителем истории в 38-й русской средней школе г. Вильнюса. Увы, литовские власти работать мне не дали, сославшись на то, что я не имею справки о знании литовского языка. Не дав мне возможности сдать экзамен по литовскому языку, которым я свободно владею, меня, после недели работы учителем, уволили из школы. А вместе со мной – и директрису школы, многоопытного преподавателя и прекрасного человека Валентину Сербента, принявшую меня на работу. Экзамен по литовскому языку я сдал 9 октября с.г., и был отмечен приёмной комиссией как один из тех, кто весьма успешно сдал его. Полученная справка, однако, не поможет мне устроится на работу, Принять меня опасно – можно самому потерять место. Всё именно так было обставлено с увольнением директрисы названной русской школы. Поэтому я остаюсь по-прежнему без финансовых средств к существованию.
Мудрая русская пословица – не имей сто рублей, а имей сто друзей, - воодушевляет меня оптимизмом, и я смело смотрю в будущее.
Начатое 10 августа 1995 года переписывание дневниковых записок,
окончил 27 октября 1995 года, в г. Вильнюсе, в 19 часов.
ОГЛАВЛЕНИЕ
1 ТЮРЬМА 1
2 ПРОЦЕСС 48
3 ЗОНА 157
4 ПОСЛЕСЛОВИЕ 165
Книга под названием «Литовская тюрьма» отдельным изданием вышла в свет в 1966 году
в Московском издательстве «Палея».
Настоящее издание исправлено и дополнено.
…………………………………………………………………………………………
ПРИЛОЖЕНИЕ
ДОКУМЕНТ
ДОНОС ПРОВОКАТОРА СТЕЙГВИЛЫ Г.С.
Генеральная прокуратура Литовской Республики УД № 09-2-068-91 Т.д. 47 л.д. 55.
Перевод с литовского языка
ПРОТОКОЛ ОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ
Свидетель СТЕЙГВИЛА Гинтаутас Стасио, дата рождения 22 января 1944г., место рождения: г. Каунас, образование высшее, временно не работает, адрес: (…). Место опроса: Генеральная прокуратура Литовской Республики. Следователь Ю. ГАУДУТИС. Дата опроса: 27 ноября 1991г. Время опроса: 19.10 - 19.40 час.
С 1969г. я работал в Комитете по радио и телевещанию, работал и в то время, когда его заняла армия СССР.
Вопрос. С какого времени работали в Комитете по радио и телевещанию?
Ответ. Работал на телевидении со дня занятия армией. Меня послали Науджюнас и Ермалавичюс.
Вопрос. Как в Комитете по телевидению оказался Иванов?
Ответ. Иванов в Комитет по телевидению попал во время штурма, с военными и дружинниками. Он был комендантом здания телевидения. Как я знаю, его назначил Науджюнас. Он там был как руководитель дружинников “Единства”. Там был около недели. Давал разрешения людям входить в здание, управлял дружинниками. Там был в течение недели комендантом, а затем, в связи с конфликтной ситуацией, был замещён. Здание заняли другие военные. От услуг Иванова отказались. Своими показаниями я утверждаю, что Иванов был комендантом.
Показания прочитал, записано верно.
. (подпись) Стейгвила.
………………………………………………………………………………………….
Комментарий по показаниям Г.Стейгвилы Генпрокуратуре ЛР 27.11.1991 г.
1. «Иванов в Комитет по телевидению попал во время штурма, с военными и дружинниками». Заявление относительно «штурма» является ложью.
Штурма Комитета по радио и телевидению (далее КРТ) не было, тем более с участием дружинников, поскольку офицеры спецгруппы КГБ СССР «Альфа» проникли в здание КРТ по ул. Конарского 49 г. Вильнюса через окно на втором этаже с тыльной стороны основного здания (со стороны двора), заняли здание в течение 7 минут, около 2 часов ночи 13 января 1991 г., когда прекратилась прямая трансляция из телестудии. Ни одного выстрела на поражение «альфофцы» не произвели, никакого насилия в отношение работавших в комитете людей не было, всё прошло весьма мирно. Дружинники подъехали на ул. Конарского, к зданию КРТ, ровно в 2:30 час., т.е. спустя 30 минут после занятия здания спецгруппой КГБ и окружением его Внутренними войсками в/ч 4545 из г. Вильнюса. После прибытия, дружинники выстроились вдоль ул. Конарского перед входом в центральное здание КРТ и так цепью длинною около 100 м., спокойно стояли до 6 часов утра 13 января 1991 г. Затем военные из названной военной части разрешили дружинникам и В.Иванову с видеооператором пройти в подвальные помещения здания радиокомитета. Там, в двух больших студиях дружинники разместились на отдых, выставив гражданские патрули с красными повязками на рукавах для внешнего дежурства вдоль улицы у входа в КРТ.
2. «Он был комендантом здания телевидения. Как я знаю, его назначил Науджюнас... Там был в течение недели комендантом... Своими показаниями я утверждаю, что Иванов был комендантом». Заявление относительно «назначения В.Иванова комендантом здания телевидения Науджюнасом» является ложью.
Не мог В.Иванов, сугубо гражданский человек, быть комендантом здания, полностью контролируемого военнослужащими. Генерал Науджюнас не давал В.Иванову никаких полномочий относительно КРТ. Провести видеосъёмку происходящего на улицах Вильнюса ночью 13 января 1991 г. В.Иванова попросил меня В.Шурупов, именно по этому он оказался в автобусе вместе с дружинниками Гражданского комитета (создан в апреле 1990 г.), который возглавлял В.Швед.
3. «Он там был как руководитель дружинников “Единства”. Заявление относительно «руководства дружинниками Единства» является ложью. Никаких дружинников, или других силовых структур, движение «Венибе-Единство-Едность» не имело.
Эти полностью лживые показания: о «коменданте здания телевидения В. Иванове» и руководстве им дружинниками - в последующем, на суде, никак не были подтверждены.
Г. Стейгвила подписал эти показания спустя два часа после того, как В.Иванова, после привода в здание Генеральной прокуратуры Литовской Республики по ул. Сметоны 4 г. Вильнюс, задержал следователь С. Дужинскас, а затем препроводил под вооружённым конвоем в Камеру предварительного заключения на ул. Костюшкос, г. Вильнюс.
ЭТОТ ДОНОС Г.СТЕЙГВИЛЫ СТАЛ ФОРМАЛЬНЫМ ОБОСНОВАНИЕМ АРЕСТА В.ИВАНОВА !
ЛИДЕРА СДПЛ “ВЕНИБЕ-ЕДИНСТВО-ЕДНОСТЬ” В. ИВАНОВ
ДОЛЖНЫ БЫЛИ УБИТЬ В ВИЛЬНЮСЕ НОЧЬЮ 13 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА
Начальник передающей радио и телевизионной станции г. Вильнюса А.РАМАНАУСКАС, утверждает: “Кровавой ночью Иванова в башне не видел. “Единство” приехало, когда всё было кончено. Позднее прояснились детали этого кровавого дела. В Высшей партийной школе, ещё за несколько дней до событий, появился прострелянный автобус. На нём и должен был приехать Иванов с командой. Задание - сцепиться с людьми, чтобы был повод ввести армию. Иванову наверное медаль надо дать. Он умный мужик. Ведь его должны были пристрелить. Чтобы трупы были. Он это почувствовал и сознательно опоздал на 3-4 часа.” - так звучит в переводе с литовского языка выдержка из статьи Рамуне САКАЛАУСКАЙТЕ “Глазами очевидца” в газете “РЕСПУБЛИКА” от 19 сентября 1991 года.
В самом деле, секретарь парткома Вильнюсского научно-исследовательского института радиоизмерительных приборов В.Антонов, давал указание В.Иванову (по утверждению последнего), той ночью следовать с дружинниками к Вильнюсской телебашне и долго обижался на лидера “Единства”, что он это не исполнил.
В книжке Э. Ганусаускаса “Живая баррикада” (на литовском языке, издательство “Летувос Ритас”, Вильнюс, 1992г.) на странице 107 имеется фотография выполненная В.Гулявичюсом, на которой изображены два мертвых тела, лежащих “валетом”. Одно в гражданском, другое в форме десантника. Гражданский - это труп Т. МАСЮЛИСА, с бородой и усами! Он был застрелен в упор в толпе около Вильнюсской телебашни, выстрелами спереди и сзади - прямо в сердце. Его приняли за В.Иванова. Вот почему той ночью он был спрятан и положен вместе с лейтенантом КГБ В. Шацких.
Фото см. здесь: http://www.photoshare.ru/office/image.php?id=6703878
http://www.photoshare.ru/office/image.php?id=6703894 .
Трилогия Гекатомба. Книга первая Капище
© Copyright: Валерий Иванов-Виленский, 2010
Свидетельство о публикации №210010601076
Свидетельство о публикации №210010601076
Рецензии
Валерий Васильевич! спасибо..
Рад что Вы выстояли и не сломались, оставшись оптимистом по жизни..
Некоторые моменты, из того что успел прочитать пока до "процесса", не мог читать без перерыва что бы успокоится,
и впервые пожалел что давно бросил курить..
Столько пережили ..
Храни Вас и Ваших близких Всевидящий
Владимир Кольцов-Навроцкий 10.11.2014 15:01 • Заявить о нарушении
Рад что Вы выстояли и не сломались, оставшись оптимистом по жизни..
Некоторые моменты, из того что успел прочитать пока до "процесса", не мог читать без перерыва что бы успокоится,
и впервые пожалел что давно бросил курить..
Столько пережили ..
Храни Вас и Ваших близких Всевидящий
Владимир Кольцов-Навроцкий 10.11.2014 15:01 • Заявить о нарушении
Здравствуйте Уважаемый Владимир! Рад, получив от Вас данный отзыв. Огромное спасибо. Сразу извинюсь за задержку с ответом - много информации и статей пришлось обрабатывать и писать. Одна из них вот эта: http://www.newsbalt.ru/detail/?ID=45375 . Она опубликована здесь на "прозе.ру" .
В тюрьме писал дневниковые записки, наблюдая и анализируя новые для своей жизни реалия и, возвращаясь к анализу минувших только что политических событий в Литве, в угасавшем СССР - по воле новоявленного Герострата. Писал так, как пишут стоят на пороге вечности, поскольку не знал, выйду ли на свободу из тюрьмы. Хотел донести правду о том что и как происходило. Удалось в основном сохранить эти записи, передав их на волю. Так вот и получилась "Литовская тюрьма". Есть ещё записи, но она остались в Москве, у главного редактора издательства "Палея", выпустившего данную книгу в 1996 г.
Всего Вам доброго, с уважением Валерий Иванов
Валерий Иванов-Виленский 03.12.2014 20:47 Заявить о нарушении
В тюрьме писал дневниковые записки, наблюдая и анализируя новые для своей жизни реалия и, возвращаясь к анализу минувших только что политических событий в Литве, в угасавшем СССР - по воле новоявленного Герострата. Писал так, как пишут стоят на пороге вечности, поскольку не знал, выйду ли на свободу из тюрьмы. Хотел донести правду о том что и как происходило. Удалось в основном сохранить эти записи, передав их на волю. Так вот и получилась "Литовская тюрьма". Есть ещё записи, но она остались в Москве, у главного редактора издательства "Палея", выпустившего данную книгу в 1996 г.
Всего Вам доброго, с уважением Валерий Иванов
Валерий Иванов-Виленский 03.12.2014 20:47 Заявить о нарушении
.....привет, земляк!
Тяжело читать.....пoчти забыл это...
Спасибо
Гогель Могель 18.08.2016 05:48 Заявить о нарушении
Тяжело читать.....пoчти забыл это...
Спасибо
Гогель Могель 18.08.2016 05:48 Заявить о нарушении
Валерий!
...для меня вы ещё более уважаемый:)
Не сочтите за амикошонство моё первое обращение.
.....слушал "комсомолку", по интернет-радио, была передача о презентации книги Галины Сапожниковой, я услышал "ключевые слова" о Вильнюсе и пр., прозвучала Ваша фамилия, вдруг выскочил мега поп-ап (как говорят туземцы) и меня накрыло то, что давно не накрывало - воспоминания....
Тут я сгоряча и сразу, нашел Вас на Прозе и вот так.....обратился.
Без "Вы", с большой буквы и на ты....
Крепкого здоровья и удачи, в это сложное время, когда сбылись мечты всех Черных Магов, что при помощи повторения лжи, в заклинаниях, её.......можно овеществить и реализовать....
.....сбылись, да не до конца!
Природа сама, без больших философий, всё расставит по местам....
....моя самодельная философия обясняет это так, что мы, аки дифференциальное облако, состоящее из облок меньших, и наоборот, движемся орбитам.
И только непонятное явление, именуемое нашим сознанием (что не мешает в рамках теории-самопала, быть участниками другого, бОльшего сознания), вызывает иллюзию нашей могости что-то изменить.
А мы можем только наблюдать....
...тут я потихоньку скатываюсь в завиральные эмпиреи:)))
По любому - был очень рад увидеть Вас виртуально!
Ещё раз, мои пожелания всего самого хорошего!
(вожу свой грузовик в Америке, что касаемо меня)
:)
Гогель Могель 19.08.2016 03:53 Заявить о нарушении
...для меня вы ещё более уважаемый:)
Не сочтите за амикошонство моё первое обращение.
.....слушал "комсомолку", по интернет-радио, была передача о презентации книги Галины Сапожниковой, я услышал "ключевые слова" о Вильнюсе и пр., прозвучала Ваша фамилия, вдруг выскочил мега поп-ап (как говорят туземцы) и меня накрыло то, что давно не накрывало - воспоминания....
Тут я сгоряча и сразу, нашел Вас на Прозе и вот так.....обратился.
Без "Вы", с большой буквы и на ты....
Крепкого здоровья и удачи, в это сложное время, когда сбылись мечты всех Черных Магов, что при помощи повторения лжи, в заклинаниях, её.......можно овеществить и реализовать....
.....сбылись, да не до конца!
Природа сама, без больших философий, всё расставит по местам....
....моя самодельная философия обясняет это так, что мы, аки дифференциальное облако, состоящее из облок меньших, и наоборот, движемся орбитам.
И только непонятное явление, именуемое нашим сознанием (что не мешает в рамках теории-самопала, быть участниками другого, бОльшего сознания), вызывает иллюзию нашей могости что-то изменить.
А мы можем только наблюдать....
...тут я потихоньку скатываюсь в завиральные эмпиреи:)))
По любому - был очень рад увидеть Вас виртуально!
Ещё раз, мои пожелания всего самого хорошего!
(вожу свой грузовик в Америке, что касаемо меня)
:)
Гогель Могель 19.08.2016 03:53 Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.