Бег на длинную дистанцию

   В предвыходной осенний день военного 1944 года наш жидкий школьный обед в темпе приближался к заключительной компотной стадии, когда в столовой вдруг объявился физрук и, постучав ложкой по пустому бачку, потребовал   к себе внимания.

- В это воскресенье, - заявил он, -  то есть послезавтра, на стадионе «Динамо» будут подытожены результаты городской школьной олимпиады. Вы в курсе, поскольку все эти дни активно за нас болели. Однако,  чтобы  попасть в число  призёров, нам в заключительном соревновании, а именно в забеге на пять километров - нужна только победа и то при условии, что мы выставим при этом на дорожку не менее двух человек. Первый, способный опередить соперников, Лёша Дыгаев у нас уже есть.  Требуется второй, которому достаточно будет  выйти с ним и любой ценой (хоть ползком) добраться до финиша, чтобы нам не выставили «баранку» за неявку. Мне нужен  доброволец.

Мы молчали. Бежать, а тем более ползти за просто  так пять километров ни у кого  никакого желания не было.

- Это всего лишь двенадцать с половиной кругов, - между тем успокаивал  нас физрук и, помедлив, добавил, что  участник до и после бега, без предъявления продуктовой карточки получит  бутерброд с американской  тушёнкой и банку сгущённого молока.

Последнее условие, хоть и  вызвало за столами некоторое оживление, но желающих всё же не обозначило.

Тогда физрук, ещё чуть помедлив, выложил свой последний  козырь.
- Я не сказал главного, - объявил он, - добровольцу в собственность останется форма, в которой он побежит: облегающая майка, сатиновые трусы и кожаные «спортсменки».

- А вот это уже  был совершенно другой разговор, - зашевелился народ, - Это в корне меняло дело.

В 1944 году майка и трусы за какую-то там пробежку  сам по себе  достойный приз, а любая кожаная обувь по тем  временам - это вообще  целое состояние.

Я живо представил себя  щеголяющим в хромовых «спортсменках», и, опережая товарищей,  поднял руку.

В день состязания, свою торопливость за утренним безсахарным чаем я   объяснил бабушке тем, что спешу на спортивное соревнование
- Что ты собираешься там делать? – спросила она.
- Всего лишь пробежать пять километров, - ответил я,  - и получить в награду за это майку с трусами и спортивные  тапочки из настоящей кожи.
- Ты должен будешь  прибежать первым?
- Нет, последним.
- Кто ж за это награждает? - усомнилась она
- Представь себе, - заверил я бабушку, - и если хочешь знать, мне там, кроме того, обещают без карточек бутерброды с американской тушёнкой и банку сгущённого молока.
- Ты дал подкупить себя  конкурентам?
- Поверь, что меня наградят наши  и за нашу победу.
- Хочешь сказать, что сегодня к ужину у нас будет сгущённое молоко? - усомнилась она, и я, убегая, заверил её, что именно так оно и будет.

В урочный час на стадионе всё происходило  без обмана. Мне дали выбрать плотно облегающую  трикотажную майку с укороченными рукавами, замечательные синие трусы и фантастической красоты добротные, довоенного покроя, кожаные «спортсменки», от которых трудно было  оторвать глаза.
 
Теперь оставалось только пробежать те чёртовы двенадцать с половиной кругов, чтобы получить всё это в собственность и потом сколь угодно наслаждаться обновой.

Облачившись в предоставленную униформу и дожевав перед битвой первый из двух обещанных  бутербродов  с  американской тушёнкой, я отправился на старт.

Там к размеченным дорожкам, кроме нас с Лёшой Дыгаевым, приноравливались ещё шесть  соперников по забегу.
- Держись в хвосте группы и береги силы, - не уставал наставлять меня опытный Лёша, - не забывай, что они понадобятся тебе  не в начале, а в конце бега. Твоя задача всего лишь  не сойти с дистанции, поэтому не пытайся никого обгонять, иди за их спинами и не слушай воплей болельщиков.  С непривычки тебе и так будет непросто.

Годы спустя, набравшись жизненного опыта, я  понял, сколько сил можно было сэкономить в жизни, следуя полезным советам. Но это пришло ко мне потом, с годами.  А в тот день, как только мы по выстрелу стартового пистолета сорвались с места, мной тут же  овладел  непонятно откуда возникший азарт, и все полезные советы разом вылетели из головы.

Началось с впечатления, будто  группа наших соперников, отпустив вперёд фаворитов, двигалась  слишком уж вяло, и, что лично я, несмотря на свою неопытность, не в пример им  смог бы  бежать гораздо быстрее.

Прибавив немного  шагу, я  действительно с лёгкостью  обошёл ближайшего к себе бегуна, после чего почувствовал, что если ещё немного прибавлю, то обойду и следующего. Лёша в это время был уже  где-то  впереди, и одёрнуть меня от ослушания его  наставлений  было некому.
 
В бездумном порыве  я стал  обгонять соперников одного за другим, и меня вовсе не настораживало, что они, при этом с подозрительной легкостью уступают мне дорогу. С глупой самонадеянностью я относил  это за  счёт  признания  с их стороны моего  спортивного превосходства.

Вселившийся в меня бес, с лёгкостью внушал мне эту дикую мысль, и через некоторое время я действительно  оказался не только во главе  компактной группы, бегущей, по-прежнему не торопясь в полукруге от фаворитов, но, обнаглев, оторвался  от  неё метров на пятьдесят вперёд.

Трибуны, видя мою прыть, бурно протестовали против вялости остальных бегунов,  и я, теша себя мыслью, что делают они это, призывая своих ставленников следовать моему примеру,  с ещё большим усердием выбрасывал вперёд свои ноги, не уставая любоваться при этом пришедшимися впору замечательными  кожаными  «спортсменками», в которые они были  обуты.

Первые два круга из числа предстоящих двенадцати с половиной я бежал, всё больше отрываясь от основной массы  соперников, в полной уверенности, что оправдываю самые смелые надежды своих болельщиков, и, не смея предположить, что наблюдающий за нашим  бегом  физрук ругает меня на чём свет стоит самыми последними словами.

Признаки предсказанных им с Лёшей Дыгаевым неприятностей стали проявляться  уже на третьем круге.

Поначалу мне стало казаться, что размер  майки подобран мной не совсем удачно, и она  теснит мою грудь, затрудняя дыхание.  Ещё через круг мне уже казалось, что грудь моя заключена вовсе не в трикотажную майку, а в  железные обручи, которые с каждым шагом стягивали её всё туже.

Я стал  утешать себя мыслью, что  так обычно уходит первое дыхание, однако, теряя  его,  почему-то  не чувствовал приближения второго и,  чтобы как-то перевести дух, стал заметно умерять свой шаг.  Это тут же сказалось на расстоянии, отделяющем меня от основной группы.

Глянув через плечо, я  увидел, что бежавшие до этого, как мне казалось, ни шатко, ни валко соперники, не прибавляя темпа, шаг за шагом приближались ко мне и ещё через полкруга стали  один за другим без труда обходить меня на дорожке,  похоже, не думая при этом расставаться со своим  первым дыханием.

Вскоре все они, не прибавляя скорости, были  уже впереди, и я видел, как   расстояние между  нами вновь стало увеличиваться, но теперь уже за счёт моего   отставания.
 
В отчаянии, чтобы обновить силы, я заставил себя дышать глубже. Это как будто удалось, но ненадолго. К затруднённому дыханию прибавилась подобная судороге боль в икрах. О прежнем темпе бега уже  не могло быть речи, мало того, я видел, что с каждым шагом  продолжаю безнадёжно отставать от соперников.

Следя поначалу за преодолёнными кругами, я сбился с их подсчёта и, прислушавшись в очередной раз к выкрику «счётчика» с флажком, понял к своему ужасу, что не пробежал ещё и половины.

Ещё через некоторое время, убеждённый до этого в том, что все участники бегут далеко впереди меня, я  удивился непонятному шуму за своей  спиной, и, обернувшись, увидел приближающихся  фаворитов, обгонявших   меня на целый круг.

Горько и утомительно было бы рассказывать, как проходила вторая половина моего бега так же,  как и не менее горько и утомительно  было бы обо всём этом читать.

Достаточно сказать, что во второй половине забега фавориты обгоняли  меня на новый круг ещё дважды, а один раз это  удалось сделать и группе ближайших соперников, так что  заключительную часть пути я продвигался к финишу уже  в полном одиночестве.

Круга за три до конца впереди  у меня никого уже не оставалось. Все мои соперники к этому времени  пересекли финишную черту, а я всё ещё находился  на непокорённой дистанции и всякий раз, минуя «счётчика» с флажком, тщетно надеялся  получить, наконец,  финишную отмашку, но всякий раз  слышал от него всего лишь номер пройденного круга, которым, казалось, не было  конца.

К этому времени назвать бегом,  моё передвижение по гаревой дорожке  нельзя   было  даже  с очень  большой натяжкой.
Утраченное дыхание комом стояло в горле, а сведённые судорогой ноги с трудом отрывались  от земли и, спотыкаясь, загребали носками подножный   гарий,   всякий раз грозя зацепиться одна за другую.

Физрук, давно уже стоявший у бровки стадиона,  молча сопровождал меня  сострадающим  взглядом, не решаясь проронить в мой адрес ни одного  слова.

Трибуны, наоборот, бушевали. Дождавшись благополучных  результатов   своих спортсменов, их недавние болельщики не стали расходиться и стоя, в едином порыве скандировали поощрение мужеству одинокого  участника, из последних сил бредущего к финишу почти шагом.

Я терял уже остатки сознания, когда приблизившись к поднявшему флажок «счётчику»,   увидел  отмашку его флажка и, не веря ушам, услышал, заветное: «Финиш!». После чего, уже не держась на ногах,  сделал ещё шаг и  упал в чьи-то  объятья.

Пришёл я в себя я только на массажной лежанке в раздевалке. Никого, кроме физрука,  рядом уже не было.
- Очнулся? – спросил  он с облегчением, - полежи  немного. Не стану тебе мешать. Ты - молодец. Всё твоё в шкафчике.

Мне пришлось действительно немного полежать, прежде чем  появились силы достаточные, чтобы встать на ноги.

В своём шкафчике я нашёл  второй бутерброд с американской тушёнкой и банку сгущённого молока.

В 1944 году в природе не существовало ни сил, ни обстоятельств, способных отвратить военного подростка  от перепавшего ему дополнительного куска хлеба с американской консервой.
 
 С детской отходчивостью  забыв о только что пережитых напастях, я  с лёгким сердцем и отменным аппетитом насладился ломтиком хлеба, покрытом  ароматным пластом  ни с чем не сравнимого  заокеанского мяса.

Вот, что действительно способно восстановить  истраченные силы, а вовсе не какое-то там второе дыхание.

Подкрепившись, и осознав, что кошмар на беговой дорожке, казавшийся бесконечным уже позади, я  почувствовал  себя по настоящему счастливым.  Оставалось только поспешить домой к ужину с банкой сгущённого молока, чтобы разуверить усомнившуюся во мне любимую бабушку.


Москва, 2010