Долгий путь к вере

Солнце как сдурело, нещадно сжигало все вокруг. Трава вся пожухла, плети арбузов – по-хохляцки кавунов – высыхали на глазах. На пшеницу, рожь, овес страшно было смотреть. Воды в озере Поддувальном становилось все меньше и меньше. Взрослые ходили угрюмые и злые. Куда-то исчезла рыба, об охоте и думать было нечего. Ни ягод, ни грибов. Ребятишки и те ходили притихшие: никаких веселых игр и забав. Мы, послевоенные дети, знали, что такое голод. И от этого становилось страшно. И то, что случилось дальше осталось в памяти на всю жизнь. Как кадры в кино, события тех лет сменяют друг друга…

Июльский знойный день. Неестественная для степи тишина: ни ветерка, ни колыхания. А на площадь перед магазином собираются люди, все в праздничных белых одеждах. В руках у многих иконы, и у одного дедка что-то похожее на знамя. Позже я узнал, что это хоругвь. Конечно, ребятня вся здесь от мала до велика. Молодых мужиков и парней не видно: боязно загреметь под Магадан или Воркуту. Вождь всех времен и народов товарищ Сталин еще жив, так что смелых из себя строить нечего. Хотя, думаю, что они не прочь были прийти тогда к магазину. Нас же, пацанов, разбирает любопытство, что же будет дальше. А дальше как будто чья-то неведомая рука построила всех и это была уже не толпа, а шествие, которое двинулось из поселка в поле. Люди шли и пели, часто смотрели на небо и крестились. Ребятишки слов этих песен не знали. Церквей тогда почти не было, да и сама вера была под запретом. Но матери не побоялись власти и пошли просить Бога о милости, бабуси и деды пошли просить за своих внуков, пошли просить дождя.

…Вот процессия вышла на перекресток четырех дорог. Сейчас я понимаю почему. Этот перекресток напоминал собой огромный крест. Вот здесь люди и остановились. И снова перед глазами…

Люди упали на колени, начали молиться, многие плакали. Не скрою, тогда все это нам казалось каким-то представлением. Почему? Так ни сам, ни мои сверстники не понимали происходящего. Нам больше было понятно, кто такие Ленин, Сталин, Буденный. У нас сам поселок носил революционное название – Красный Урал.

Было почему-то немного страшно, и все ждали какого-то чуда. После молебна люди тихо, неспешно разошлись по домам. А ведь чудо свершилось! К вечеру хлынул ливень. Все высыпали на улицу, плакали, смеялись.

Канавы по краям дороги быстро заполнялись водой, и ребятишки плавали вместе с гусями и утками. И мамки не ругались на нас. Счастье было на лицах у всех. Жаль, что тогдашнее событие не толкнуло нас ближе к вере. Время было такое, и оно долго еще было таким. Впервые сознательно что-то сдвинулось в душе, когда мы, четверо студентов, побывали в Исаакиевском соборе в Ленинграде, в храме Василия Блаженного в Москве. Внутреннее великолепие и убранство этих святынь поразило до глубины души, и что-то в ней перевернулось. Но это было всего лишь преддверие, до веры было еще далеко.
Отец мой умер в довольно молодом возрасте, сказались фронтовые раны. Мать попросила съездить в Покровский собор в краевом центре, где мы жили, поставить свечи за его упокой. О, как же пел хор в этот день в соборе. Это было что-то неземное! Какая чистота голосов! Изумительное благозвучие. Я был совсем рядом от важного решения. Но что-то останавливало. Хотя я знаю, что. Это и смущало.

Шли «лихие» 90. Все трещало по швам. Все, что создавалось трудом многих поколений, грабилось, разворовывалось. Вновь появились богатые, бедные и нищие. Опять претворялся лозунг «Кто был ничем – тот станет всем». Это было настолько дико, что многие задавали себе вопрос, неужели такое возможно? Задавал его себе и я. Коммунисты быстро перекрасились в демократов, партийные боссы и руководители еще быстрее организовали дикую «прихватизацию» и стали «новыми русскими». И ведь этот беспредел не наказывался. Вот это и смущало. Неужели Он этого не видит? Нет-нет, да и возникали такие мысли в голове. И все это творилось с поощрения высших властей, шло от самого президента. Особенно неприятно было смотреть, как эти люди, без стыда и совести, с холеными лицами, так и хочется сказать мордами, не сходили с экранов телевизоров, и обязательно в храмах, то ли красуясь, то ли делали вид, что замаливают свою подлость.

О, если бы кто знал, как тяжело было мне в это время. Но нашлись силы понять, что эти испытания посланы для нас свыше. И те, кто устоял от соблазнов обогатиться за счет других, не воспылать гордыней, тот остался человеком, а не рабом низменных утех. И это успокаивало, давало силы жить.

Но вот произошло событие, которое поставило все на свои места. Может кому-то это покажется смешным, но что было, то было.

Как-то ездил в командировку в республиканский центр. Середина августа, чудесная погода, дела к 12 часам дня сделаны. Куда же себя девать, – думаю, проходя мимо автостанции – автобус домой в семь утра. Слышу голос:  «Мужчина, не хотите уехать, мы сейчас отъезжаем». Глянул – автобус идет до соседнего райцентра, что в ста двадцати километрах от моего села. – А что, думаю, почему бы и нет. Часа в четыре автобус будет на месте, а там, глядишь, на попутках и к себе доберусь. А ноги сами уже занесли в автобус. Знал бы, что будет дальше, в жизни бы не поехал. Но дело сделано – поехали... Прибываем в конечный пункт – село с красивым поэтичным названием Усть-Кан. Буквально за селом повезло: тормозит «жигуленок», еду дальше. Но везение недолгое, через двадцать километров продолжаю путешествие автостопом. За мной увязался мальчишка лет шестнадцати, не спросив разрешения, чудак. И тут начинаются непонятные странности. Один нас догоняет автомобиль, другой, третий, но чтобы остановиться – ни-ни. Голосуем вроде добросовестно, да и так видно, что не на сенокос или на рыбалку идем. А машины, как назло, мимо вжить, вжить. Время все ближе к сумеркам. Бояться, конечно, нечего, на полях по обочинам дороги свежие копны сена, так что переночевать не проблема. Но …, нет ни еды, ни спичек. А в чем же все-таки дело, почему не останавливаются? И вдруг осеняет. Это же тебе не советские времена, когда все друзья, товарищи и братья. Сегодня, мил-друг, капитализм. А при нем, как говорил Максим Горький, человек человеку кто? Правильно, волк. Пора бы уже и привыкнуть, автостопник хренов. Вот об этом я думал, угрюмо шагая по гравийке, и с тоской вспоминал о своей японской малолитражке, которая, посмеиваясь, отдыхала в гараже. Но что-то ведь делать надо. Присматриваем подходящее место для ночлега: скоро станет совсем темно, да и усталость дает о себе знать. Отмахали километров шестнадцать-восемнадцать. А в голове мелькает какая-то спасительная мысль, но почему-то постоянно ускользает, да и мальчишка нет-нет да и отвлечет каким-нибудь вопросом. И вдруг шум автомобильного мотора. Спасение пришло неожиданно. Я вспомнил, вспомнил, что надо делать! Бросаю в сторону «дипломат», выхожу на середину дороги и осеняю троекратно крестом приближающийся огромный автомобиль. Метрах в двух от меня грузовик останавливается.

– Ну что стоим, айда в машину, – кричит шофер, открывая дверку.
– Так я не один, со мной еще мальчишка.
– Залезайте оба, чего уж там, – восклицает опять шофер, а у самого лицо не к ночи бы встретиться, бородатое и даже, я бы сказал, свирепое. Присмотревшись, понял, что это не так. Мужик как мужик. Разговорились. С интересом спрашиваю и с волнением жду ответа.
– Скажи по-честному, почему остановился, машин двадцать проскочило, и хоть бы одна тормознула, а ты на тебе.
– Так ты с дипломатом шел, а пацан с рюкзачишком. А что у вас в них? Может, «УЗИ», может, обрезы, а время неспокойное – раз. А второе, ты что сделал? Осенил меня крестом, а это значит, попросил у Него помощи. Как же я мог отказать, подумай сам.
Домой добрались благополучно.

После этого события я стал относиться к жизни, происходящим событиям еще более спокойно и философски. Я уверовал, что Он со мной, что Он есть. Бог испытывает нас на прочность в беде и радости. К богатству и большим деньгам равнодушен был всегда, сегодня укрепился в этом еще больше. И то, и другое зачастую связано с подлостью, мздоимством, воровством, унижением своей души. Нет, это не по мне.
Но и жить по принципу «добру и злу внимая равнодушно» тоже не могу. Отсюда и постоянное отчуждение от властьпредержащих. Им не нравится моя жизненная позиция, о которой говорю честно и открыто, и всегда в защиту простого человека.
Но у каждого своя дорога: у одних – властвовать и наживаться, у других – служить народу. Кто думает иначе – пусть. А я свой путь выбрал давно и буду идти им до конца…
И порукой тому – обретенная вера.

О, дай нам силы, Святый Боже,
Свой крест достойно пронести,
Не каждый, знаю, это сможет –
Дорогой праведной пройти.