Маленькая предрождественская история

    «Пусть! Пусть! Пусть!» - в моей голове назойливо пульсировала одна и та же мысль. Я сидела на снегу, на пустыре, вдали от родной улицы. Плакать не хотелось, но обида душила меня, и слёзы сами собой катились по замерзшим щекам. Я знала, что виновата сама, что все кажущиеся упреками слова мамы и бабушки – это чистая правда, это мои собственные мысли о себе, которые я старательно не подпускаю близко к сердцу. Потому что маленькая протестантка, живущая внутри меня, всегда заглушает голос совести, который неустанно твердит: «Они правы, правы, правы…»

    И вот я здесь. Едва ли шестнадцатилетняя девушка может позволить себе убегать из дома... Но маленькой протестантке дозволено всё. У неё есть время остепениться и подумать, пообижаться, поплакать, пострадать, снова найти себя и вернуться. И я сидела и вновь ждала своей душевной гармонии, упиваясь слезами и жалостью к себе. Как восемь лет назад. Ничего не изменилось.

    «Вот пусть я заболею и умру! И они пожалеют о сказанном...» - думала я, сидя на морозе без шапки. Маленький глупый ребёнок... А вечер тихо опускался на городок. Тихо, скромно звезды начинали освещать небо. Тихо падал снег, мягкий и серебристый. Предрождественское время. Нет! Ужасный снег, ужасные звезды! Ужасный, чужой, холодный вечер! И слёзы, слёзы, слёзы... Обида и одиночество...

     - Ты плачешь? – голос за спиной нарушил звенящую тишину, окружающую меня. Я оглянулась. Позади стояла маленькая девочка лет семи-восьми в голубой куртке и с парой маленьких коньков в руках.
    - Нет, нет, я не плачу, - торопливо вытерев лицо кулаком, в подтверждение своих слов я уставилась на неожиданную собеседницу, - что здесь делаешь ты? Поздно уже, почти семь, тебе пора домой.
    - Я была на катке. – Она показала свои маленькие, смешные коньки. – И по дороге люблю заходить на это поле. Здесь так свободно. А почему ты здесь сидишь?
    - Просто так. Я думаю... мечтаю. Тебя проводить? Ты далеко живёшь?
    - Нет, я сама. Я живу... в детском доме. А ты с кем живёшь?
    - С мамой и бабушкой.
    Помолчав немного, я добавила:
     - Там плохо?
     - Нет. Нормально. Я новенькая, меня не обижают.  Мне даже завидуют.
    Я оторопела.
    - Завидуют? Чему?
    - У меня была мама. Хорошая мама. А полгода назад она ушла. Больше у меня никого нет, и меня привезли сюда. Все говорят, что меня скоро возьмут в семью, потому что мамочка была очень хорошая, а у остальных всё преступники да пьяницы. Но я никуда не хочу. Я люблю свою маму. Она смотрит на меня с неба. И ещё мне иногда чудится, что её фотографии движутся и мама что-то говорит мне. Я знаю, что она никогда не бросит меня.

    Мне стало стыдно за себя. Тревожно и  страшно. Девочка спокойно смотрела на меня наивными тёплыми глазами. Что же это были за глаза! Огромные, глубокие, светло-серые. И ресницы от снега стали совсем белые. Мне показалось что взгляд её седой, и волосы, если снять шапку, тоже окажутся седыми.

    - Ладно. Мне пора. Ты тоже иди домой, тебя ждут. Тебя ведь очень любят.
    Она повернулась и ушла. Я ничего не сказала ей вслед. Я тихо плакала от осознания собственной слабости и глупости. Тревога переросла в настоящую боль. Маленькая девочка открыла мне глаза на то, что я долгое время не могла понять. Они ведь просто любят меня! Внутренняя маленькая протестантка не смогла ничего возразить. Она исчезла и больше не вернется.

    Я медленно встала, натянула шапку и пошла домой. Снег падал мягко и бережно. Как он прекрасен! Звезды светили, как маленькие небесные светлячки. В окнах домов весело мигали гирлянды нарядных ёлок. Чудесный предрождественский вечер. И они очень любят меня.