Мой предновогодний Питер

Я вернулась из предновогоднего Питера, Таня – с полным карманом сказок. Таких, как: полностью перекрытый, заснеженный, обрамленный жаждущей толпой людей -  Невский проспект, по которому, располагаясь  в уюте саней, закутавшись в песцовые меха – проезжали Дед Мороз и Снегурочка. Это было очень сказочно, Таня. Я уже молчу о том, насколько красочно Питер был украшен для придания настроения: над каждым проспектом и перекрестом – мерцающие гирлянды  и движущиеся снеговики, по каждому куполу и каждой  линии архитектуры – пышное подчеркивание. Танечка, я же впервые была в снежном Питере, и ты представляешь – как я задыхалась от восторга?!: скользя по узким  тратуарчикам, сбрасывая  кучки снега с мостов, вглядываясь в замерзшую Неву и раскидывая взгляд по выдающимся очертаниям, припорошенные пухом снега.
Очередная сказка, Танечка – это тот самый Фонтанный дом Ахматовой. Прикусив свою малоосновательную предвзятость к ней, как к личности – я вышла на Невском проспекте и направилась туда, где застыло время. В таких местах оно густо  застывает. Гардеробщица, буквально загнав меня в первую очередь  на третий этаж, вместо Американского кабинета Бродского - быстро приняла мое пальто, поприветствовав. На третьем этаже двойная дверь была  закрыта так, будто кто-то по-настоящему живет в этой квартире. Полу-тон голосов двух  старушек, их манительный жест – приглашение пройти. Кухня: одна из старушек прошла за мной, тихим-тихим голосом указывая на поварешки и примусы.
 - А у Вас тут жарко.
Усаживает меня на стул и заманчиво предлагает мне послушать запись голоса Ахматовой.
 - Да, конечно!.
Таня, Ахматова читает стихи на всю квартиру  своим глухим, томным голосом, а я опять успеваю подумать: «Какая роскошь – слышать поэта! Цветаевой в голосе нет.». Но самое главное, что меня пронзило на этой кухне – это моментально возникшая влюбленность в Ахматову – через ее тембр. Ахматова читает стихи в саму вечность, Танечка. Была ли ты у нее?. Дальше был узкий коридорчик, заклеенный газетами Сталинской эпохи, угол которого на некоторое время стал и  убежищем, и рабочим кабинетом для Льва Гумилева. После коридорчика – выкупленные комнаты, в которых разместили некий мемориал:  за стеклом лики героев «Поэмы без героя», где, среди прочих Ангелов поэзии -  я обнаружила  и фотокарточку М.Ц. Та карточка, где она еще плотная, самоуверенная, счастливая  и  в очках – только что расписавшаяся с Сергеем Эфроном. После: комнаты, комнаты, личные вещи Анны Андреевны и эти запахи бесконечности и Любви, в последней комнате сменяющиеся запахом мандаринов, рассыпанных  на накрытом столе – в честь Наступающего Нового года. Меня проводил до самых дверей. А я им обещала вернуться.
Позже был куплен мой первый томик стихов Ахматовой – в красном переплете и в самом старинном книжном магазине, жизнь которого перевалила уже за 100 лет.
В следующий раз я уже отправилась к Пушкину на его реку Мойка. Было очень морозно и скользко, но я нашла и дошла. Однако – квартира была закрыта, к моему истинному огорчению. Пушкин не захотел меня видеть, что, безусловно – ему прощается. Как прокомментировала  Катя: «У него скоро дуэль, ему можно». Но мне уже понравился вид из его окон – на набережную этой самой реки, недалеко от  которой гремела мощными копытами и винтажными каретами  Дворцовая площадь, тонущая в синеве подсветки.
Мини сказки, Танечка, это благоухающий стол, окруженный дорогими друзьями: вот резвая и навсегда любимая Олька-хозяйка с изумительным строением глаз и богатой  улыбкой - немного растерянна; волнистая Евгения, от которой всегда стойко пахнет креп(к)остью духа и громадой Любви  в Ольке – ровна и беспрекословна ; моя Ангел – Кася, отчетливо избегающая уронить на меня взгляд своими бездонными глазами-  хрупка и смущенна; быстро ставшая родной Ольга – обладательница боснословно-стройных форм и огромной души, рассыпающая тонкие дорожки на журнальном столике -  резво участвует в общем тоне компании.  И еще гости, Танечка – такие разные и неизведанные.
Еже-утренняя сказка, Таня: все та же (родная!) Чайка, в смирении  сидевшая на перилле балкона, выжидающая, среди кружения легкого снега  и лучей благоухающего Солнца, впадающего через окна – в кухню утренней, сонной квартиры. И, Таня! – я наконец-то увидела, как мужик ее кормит – прямо с руки!. Обожаю наблюдать дружбу природы и человека.
И еще сказочки, Таня: поездка по ночному, утопающему в огнях  Питеру, который я высматривала из спущенных окон, бездумно впуская холодный воздух в салон, общее веселье друзей и неожиданное, и даже вынужденное -  знакомство с интересным  человеком, вместе с которым мы, не замечая движений и грохота – разгадывали,  что есть гениальность поэта. У этого человека грустные глаза и удивительного звучания голос, Танечка.
Огромная сказка,Таня: бесконечные писания в телефоне к Кате – обо всем на свете. Ее истинно ощутимое нахождение рядом – среди громких тонов Питера.
А помнишь ту фотокарточку с твоим Питером, которую ты мне подарила,подписав на обратной ее стороне: «Надеюсь, однажды тебе откроется волшебство этого города». Танечка, оно мне полноценно открылось и в самую кровь въелось. Как ты и хотела.
По весне я привезу тебе горсть Питерской земли и просыплю.

У Вас там истинный праздник – рождения Христа. Поздравь от меня Бога, пожалуйста.
С Рождеством, дорогая Танечка.
По векам целую.