С высоты его полета

Он парил на недосягаемой высоте в американском небе уже не первое столетие, и глядя на этот слепящий глаза пейзаж, казалось, что только три вещи останутся вечными на Земле после исчезновения разумных «homo», которые год за годом приближали конец своей цивилизации, и которые торопились и боялись не успеть сделать того, что давно хотели сделать.
Совсем по-другому выглядели прерии индейцев 2 с лишним столетия назад. Два раза в год здесь, через эти бесплодные, бескрайние земли проходили бесчисленные стада бизонов, которые рождались здесь, устраивали брачные бои за самок, и которым было суждено погибнуть от пропитанных ядом кактуса стрел индейцев, для которых эти животные были не только явлением природы, проявлением всевыживающей жизни в лишенных свежей травы прериях. Бизоны были для них самой жизнью, и если бы было возможно прервать эту жизненосительную артерию такую важную для сыновей каньонов, то, наверное жизнь для индейцев  стала бы невозможной.
Он парил под облаками, поддерживаемый теплыми воздушными потоками, поднимавшимися с раскаленной, как сковородка земли. С этой высоты он видел то, что не дано было увидеть индейцам, сотни лет жившим на этой земле и считавшим эту землю прародительницей всего живого. Сыновья каньонов страстно завидовали многочисленным достоинствам животных окружающих их, и старались подражать им во всем. Он вешали на шею бусы из клыков медведя, желая иметь его силу, делали обувь из шкуры бизона, желая иметь его выносливость и быстроту. Но больше всего они почитали его, и не задумываясь отдали бы сотню скальпов врага завоеванных ими в смертельных поединках за пучок перьев из его хвоста, потому что больше всего они желали иметь его вечность. Им казалось, что, украсив свой наряд перьями, они хотя бы не намного приблизятся к тому, чем их так обделила природа, наградив одних своих созданий клыками, когтями и перьями, а другим, предоставив возможность получить все это с помощью разума.
Он парил над разверзнувшимися скалами, которые природа разложила, раскидала или, разломав на исполинские куски, оставила на огромном пространстве, которое невозможно было охватить даже его всевидящим взором. Каньоны, над очертаниями которых поработали солнце, дождь и червь времени, выглядели неправдоподобными титаническими творениями фантазии природы. Утром они были окаменевшими динозаврами, первыми приветствующие небесное светило. Он же играло на их отвесных, бурых стенах изъеденных ветром и жарой своими лучами, и создавало причудливые, искривленные тени, завидев которые живность, обитавшая здесь быстро и старательно стряхивала с себя остатки чернильной ночи, и торопливо выходила из своих укрытий, чтобы успеть сделать все необходимое, пока не исчезли тени, имевшие обыкновение исчезать ближе к полудню. Днем, всколыхнувшаяся было жизнь на дне и на широких плато каньонов немного затухала и все животные стремились укрыться в своих норах, гнездах и пещерах. Ящерицы - чтобы не быть съеденными змеей или пернатыми хищниками, а те в свою очередь, чтобы не обгореть на беспощадной жаре, копя силы на вечернюю охоту. И только облака не пытались спрятаться куда-нибудь и сейчас походили на только что распустившийся белоснежный хлопок, развеянный по ветру и собирающийся опуститься на треснувшие плоды какао-бобов, которые были каньонами. На дне одного из них вилась узкая ниточка реки, и казалось, что стоит только нагнуться и можно взяв эту ниточку продеть её в игольное ушко.
Вечером остывающее, но до сих пор пылающее солнце цвета кобальта медленно закатывалось за незримую границу дня и ночи, превратив горизонт в зарево огромного пожара планетарного масштаба, который было невозможно потушить, и которое жаром своего дыхания незаметно подожгло плавящиеся днём от высокой температуры нескончаемые просторы желтого днем и огненного у горизонта песков. На этом величественном фоне, разверзнувшиеся скалы каньонов казались вратами в преисподнюю, из которой вырывались последние языки пламени, которые, однако, не были способны причинить вреда.
На горизонте медленно догорало солнце, опускаясь за обугленные утесы и опалив тучи, которые имели неосторожность приблизиться к нему, и только он по-прежнему парил на недосягаемой высоте уже не первое столетие, и, глядя на это слепящий глаза пейзаж, казалось, что только три вещи останутся вечными на Земле…