Вернемся к нашим якорям

Стоит вернуться к теме о психологических «якорях» («Граждановедение, № 40). О целенаправленном формировании в душе ученика положительных опор для жизни, для учения, для труда. Особенно учения – самого трудного вида человеческой деятельности. Жить – великая радость, учиться – захватывающе интересно, и в самом примитивном физическом труде – есть зёрнышки удовольствия. С таким бы настроем нам учеников! Воспитание на одном страхе даёт или рабов или бунтовщиков. Это относится к семье и к школе. (Более того: это относится и к общественной жизни вообще).  Но во всём нужна мера.

И получает школа нередко детей запуганных или маленьких «зверьков». Это надо учитывать. И строгий учитель в классе тут имеет преимущество, а либеральному грозят большие неприятности. Начитавшись о «якорях», либеральный учитель начнёт урок с улыбки, с доброго слова, с шутки – и в классе начнётся сначала тихое брожение, потом – шум. Дети есть дети – они любят лёгкую жизнь.  Учитель примет строгую позу, класс успокоится, – но время упущено, минут 10-15. Строгий учитель начинает урок с объявления о важности материала, который предстоит изучить. Доброе слово и улыбку он редко дарит ученикам на уроке (а хочется пустить шутку, чтобы облегчить душу!). На уроке надо работать – это должны усвоить все, а после – веселись, сколько хочешь с учителем и без него. Если тугодум успешно справится с задачей, поставленной строгим учителем, этот факт отложится в его душе, как самый ценный «якорь» («Я победил, я личность!»). Злой учитель (не либеральный и не строгий), действительно, начнёт с грубого морализирования, с раздачи двоек, с записей в дневник; таких «морализаторов» никто не любит.

«Жизнь прекрасна, окружающие нас люди великолепны, тебя ждёт великое будущее!» – неустанно твердит воспитатель-оптимист ребёнку дома и в школе. Желая воспитать хорошего человека. На первый взгляд тут всё правильно: добрые чувства, на поверхности и в глубине, залегают в душе питомца. А что будет потом, когда молодой человек столкнётся с реальной жизнью? Потом будет разочарование, будут стрессы. И, поступив в институт за деньги родителей, столкнувшись с нечестностью, хитростью, подлостью, жестокостью, он придёт к выводу: мир лежит во зле, нужна ещё одна революция. Окончательная, последняя. Кровавая, но справедливая. В своё время мы затвердили: «Жизнь прекрасна и удивительна! Лет до ста расти нам без старости!» А протянули лишь 74 года. Оказалось, что по многим параметрам экономики мы – на уровне Верхней Вольты. («Верхняя Вольта с ракетами и атомной бомбой», - говорили о нас). При коммунистах мы столько пели и плясали, столько декламировали («Читайте, завидуйте …!»), столько говорили и писали об успехах, что для  разумного скепсиса в душе не осталось места. Всё окончилось пшиком.

Однажды, ещё при Советах, я прочитал такое в газете. Дети хорошо убрали класс, и учитель, чтобы усилить эффект воспитания, чтобы создать «тёплые психологические якоря», попросил школьную уборщицу похвалить их. Радость! Восторг! И еще из той же статьи. Дети дружно собрали деньги на одно благородное дело, и учитель попросил директора школы написать им благодарственное письмо. Он осуществлял «педагогизацию среды воспитания». И здесь трюк сработал. В то время партийные (и беспартийные) учителя так воспитывали добрые чувства детей – юных строителей коммунизма. Они не замечали в этом фальши, подтасовки, подлога, неоправданного раздувания оптимизма. Правду от детей можно скрывать лишь до поры до времени. А вот другая крайность.  «Жизнь трудна и опасна, кругом несправедливость, преступность, безнравственность, идет война всех против всех!» – внушает детям воспитатель-пессимист. Порой сам того не замечая, что своим  отношением к обществу, к власти, к товарищам, своим выражением лица он как бы говорит: нет правды ни на земле, ни на небесах. И эту философию дети усваивают от учителя.

Повторюсь: во всём нужна мера. Как-то я встретил такое заявление одного выдающегося человека: «Как меня воспитывали? Никак. Вся педагогика моих родителей заключалась в том, что они убирали с моей дороги препятствия». Бравада? Пожалуй, но не только. Существуют в мире люди, их очень немного, которых природа наделила необычной определенностью и целеустремлённостью. Первый пример – наш Михаил Ломоносов с рыбным обозом добравшийся из Архангельска до Москвы, чтобы учиться. Второй пример –  немец Генрих Шлиман, с детства мечтавший найти и откопать  Трою, и осуществивший свою мечту. Этим людям нужен минимум воспитания. Но чаще – детям нужна помощь. О Моцарте я читал, что его отец, как учитель музыки, был весьма строг и деспотичен. Юный Вольфганг работал по десять часов в сутки, чем очень подорвал своё здоровье (прожил всего лишь 35 лет). Основная масса детей нуждается в грамотном педагоге – учителе и воспитателе.

Читая Гегеля, я заинтересовался его взглядом на воспитание. «Своеобразию человека не следует придавать чрезвычайно большого значения. Скорее следует считать пустой, бессодержательной болтовнёй то утверждение, что учитель должен заботливо сообразоваться с индивидуальностью каждого из своих учеников, научить и стараться развивать их каждого в отдельности. Своеобразие детей терпимо в кругу семьи; но с момента поступления в школу начинается жизнь согласно общему порядку, по одному, для всех одинаковому правилу; здесь дух должен быть приведён к отказу от своих причуд, к знанию и хотению общего, к усвоению существующего общего образования. Это преобразование души – только и называется воспитанием». («Философия духа», §395). Итак, прочь «своеобразие», «индивидуальность», «причуды» ученика, да здравствует «общее»! Никаких положительных «якорей», одна дисциплина. Однако немец нам не указ, нам известна немецкая страсть к муштровке. К тому же с тех пор утекло много воды.

Чтобы управлять народом, нужны кнут и пряник. Не знаю, кто первым сформулировал это правило. Чтобы воспитывать детей, нужны меры принуждающие и воодушевляющие. Чего должно быть больше? Это зависит от ребёнка. В том и трудность нашей работы, чтобы хорошо усвоить, с кем мы имеем дело. Интенсивным внедрением положительных «якорей» мы можем воспитать человека, у которого вся  жизнь будет окрашена в розовый цвет, который пасует перед простыми трудностями. А можем – остановить перед пропастью. Мальчик бросился под колёса электрички, девочка прыгнула с девятого этажа на асфальт. Трагедию можно было бы предотвратить, если бы в школе не работали… тупицы. Дети, сидящие перед нами в классе, выглядят одинаковыми. Очень похожими друг на друга (а Иванов и Петров даже сидят на одной парте, на перемене ходят в обнимку). Опасная иллюзия! Надо хорошо знать, откуда кто пришёл. «Ты чей?» – спрашивали раньше у человека, когда хотели что-то знать о нём. Семья – естественная стихия воспитания, и в воспитании школа с ней состязаться не может. И семьи бывают разные, настолько разные, что нам порой бывает трудно их классифицировать. В семье нередко имеют место чудовищные извращения нормальных человеческих отношений. Вот варианты: отец систематически бьёт мать, отец бросил семью, мать бросила семью, родители пьянствуют вместе с детьми, дети голодают. Ответственный учитель хорошо об этом осведомлён. Есть у него, конечно, и общие мерки, без общих мерок в формировании гражданских качеств ученика не обойдёшься (тут Гегель прав), но особый манёвр для каждого у него обязательно должен быть. Принцип Макаренко: «Максимум требовательности к ребёнку и максимум уважения к его личности» не отменяется, важно, чтобы «максимумы» были сбалансированы и применялись к месту. Корягин С.О. 19 октября 2006 года.