Письмо двадцатое

 Через три месяца от постоянного недосыпания, у меня на руль уже выработался рефлекс, как у собаки Павлова. Только я за него садился, как тут же появлялся «песок в глазах». Они постоянно были розовые, как у кролика, и выглядел я соответственно. Зато похудел и из кабана стал выглядеть как нормальный человек.

 Дома росло напряжение между нами и ребёнком. Кому понравится вид вечно лежащего борова перед  телевизором? Прошло, почти три месяца, как я работал. По нашему же с ним плану он должен был пойти к Sepp(у) в автошколу. Но, что ему там делать, если билеты не учит? Пока я на работе он рассекает на машине по городу и за городом, катая своих знакомых. Хорошо, хоть на бензин не просит. Пришлось машину забрать. Обиды. Скандал до небес. Люська оббивала порог Arbeitsamt(а), но, что могла предложить в Германии секретарь - машинистка? А ей ничего не предлагали. Даже каких-то курсов переобучения. Она у них денег не получала. На шее не сидела, а поэтому её отфутболивали из кабинета в кабинет и везде улыбались. Я иногда задаю себе вопрос, что лучше? Приклеенная улыбка или не прикрытое  хамство? Улыбка всё же лучше. Несмотря на то, что она такая же искренняя как у манекена, ты можешь мысленно её обладателя послать куда подальше, сам так же улыбаясь. С хамом сложнее. Я не забыл этого чувства постоянного ожидания и готовности отразить хамские выходки. Ведь тут нужно опускаться до его уровня, а это не всегда срабатывает, так как ты находишься на его территории, где он себя чувствует уверенно.

 Настроение у неё от этих походов не улучшалось, а тут ещё ребёнок. С утра и до ночи телевизор. Создавалось стойкое впечатление, ему уютно, ничего не хочется, и он будет жить так до старости. Утром в холодильник и на диван. В обед холодильник и на диван. В ужин что? Всё правильно, и так изо дня в день. Я не Макаренко и нет у меня рецептов решения таких проблем. Снять ремень и дать ему? Как вы себе это представляете практически? Если он по мне один раз попадёт, от стенки  отскребать будет нечего. Конечно, чтобы поднять руку на отца  нужно здорово постараться, и я не хотел выглядеть смешным, бегая с ремнём в одной руке вокруг здоровенного жлоба, при этом другой рукой поддерживая штаны. Смех смехом, а что делать? Разговоры - уговоры  не помогают. В глазах пусто. Призывы к совести пробуждают какую-то деятельность, но её хватает ненадолго. Оставить его в покое? Во мне всё восстаёт, когда после недели в дороге, забывая, что такое нормальный сон и живя по часам, я вижу ЭТО на диване. Не хочу кормить здоровенного детину усевшегося мне на шею, даже  если это мой сын. Люська разрывалась между нами и это я ему  тоже «ставил в счёт». Если это и есть счастье иметь детей, то я  бы пожелал его своим врагам.

 Проработав с Сашкой чуть больше  пяти месяцев, мы расстались. На фирме были такие порядки. На одной машине работало два человека. Один был, как бы ведущий. Шеф имел дело только с ним. Если он звонил по телефону и трубку брал второй, шеф говорил: «Позови первого». Если первого не было или он спал, тогда он снисходил до разговора. Не дай Бог, клиент жаловался на второго. Тот мог вылететь с работы на счёт раз, но вот на первого он мог жаловаться сколько угодно и, даже можно  было доказать свою правоту перед шефом.

 Шефом на линии был сын «дяди Васи» Peter по прозвищу Петруха, а во дворе  хозяйничал уже САМ. Думаю не надо говорить, ребята, выбравшие вариант номер один были вечными вторыми. Их кидали с машины на машину. Немцы с ними обращались, как с нижестоящими, а они терпели. Не знаю почему. Неоднократно с некоторыми разговаривал на эту тему. И всегда один и тот же диагноз. Неуверенность в себе, плюс лень. Потом, привыкнув, они и не думали рыпаться. Шансов сменить работу немного.

А после работы попасть на социал? Тут был маленький, но увесистый крючок. Если шеф увольняет тебя, то он платит тебе три месяца полную зарплату. Если ты увольняешься сам, то три месяца себя содержишь, а  потом Arbeitsamt  начинает тебе выплачивать пособие. Но Arbeitsamt это не социал. На социал попасть после Arbeitsamt(а), можно только доказав, что ты полнейший дебил и не способен ни к какой деятельности. Именно ни к какой вообще. Или тяжело больной человек, правда, тогда нужно получить инвалидность более пятидесяти процентов, что почти невозможно, даже если Вы свою голову принесёте в руках.

 Ладно! Это уже дебри, в которые я залазить не хочу. Понятно, лавры второго мне улыбались не долго, и у нас в экипаже начались трения. Саня был хорошим, умным, но самолюбивым парнем. Не терпел, когда что-то было поперёк и это долго продолжаться не могло, а я никогда не выносил чьего-либо диктата. Последствия бунта не сказать, что были безразличны, но тут нужно выбирать. Середины не бывает. Сашка видимо это почувствовал и решил всё сам, лишний раз, показав, что между нами лежит не только пропасть разницы в возрасте, но в воспитании и восприятии окружающей обстановки. Я думал мы поговорив, придём к какому-то решению, но он так не думал. Он пошёл к шефу и сказал, что я готов стать первым, ничего при этом мне не сообщая.

Придя на работу, я совершенно неожиданно поехал с другим напарником на другой машине. Это как переехать в другую общую квартиру с другими соседями. На сей раз, это был местный немец, молодой парень двадцати трёх лет. Напарников менял через две - три недели. Дольше  у него никто не задерживался. Забыл сказать, через три месяца после моего устройства к нам пришёл Володя. Тот самый, с которым мы были на курсах и сдавали тест. Его сразу же посадили с этим немчиком. В среду Вовка набил ему морду и высадил на каком-то Rastaet(е)(места на автобане для заправки и парковки).

Скандал замяли, а Вовку всё же взяли на работу. Язык великое дело. Я парень терпеливый и вытерпел, аж до четверга. В четверг, вытерев этим идиотом прицеп, хотел его оставить в Берлине, но он меня всё-таки уговорил взять его. Петрухе же я сказал в категоричной форме, больше с ним не поеду, пускай делает, что хочет. Тот, давай меня уговаривать. Так он со мной никогда не разговаривал. Чувствовалось, из номеров вторых я постепенно передвигаюсь. На одну неделю, не больше, я согласился. В среду, этот болван, в Мюнхене сбил велосипедистку. Её увезли в больницу, а он весь в слезах и соплях поехал домой. Мне прислали другого временного напарника, а со следующей недели эта старая обшарпанная Skania стала моей машиной. Я - номер раз, а напарником, маленького роста, смешливый немец Helmut.

Это был ещё тот кадр. Ржали мы с ним с утра и до вечера. Возраста мы были одинакового, правда, языки разные. Получалось хорошо.  Если возникали языковые проблемы, вступал Helmut, если по работе, я. Когда нужно  было сзади зашнуровать прицеп, то Helmut, жалобно говорил: «Валерий, я чересчур маленький. Достань, пожалуйста». Я его поднимал, под общий хохот. Ростом он не вышел и не нагибаясь, проходил у меня подмышкой. Было очень жаль, когда через полтора месяца, в ответ на хамский тон клиента он пожаловался шефу, а тот сказал свою знаменитую фразу. Helmut ответил, он не иностранец и не позволит ему разговаривать с собой таким тоном. И уволился.

За время работы с ним мой немецкий значительно продвинулся вперёд. Следующим был турчонок. Пацан двадцати двух лет. Первый раз я встретил молодого, искренне верящего в бога человека. Мы спорили с ним до хрипоты, заменяя недостающие слова размахиванием руками и рисунками. Только этим способом можно было немного охладить наши «теологические» беседы. Кроме этого приходилось ещё и работать. Турчонок сказал, что Аллах его не для того послал на землю, чтобы только спать и работать. На сём закончилась его карьера, в фирме не успев начаться.

 С кем только не приходилось работать. Один немец выдержал до утра среды, а потом только и делал, что причитал: «Зачем я бросил старую работу? Я никогда не думал, что на дальнобое так тяжело. Хотелось денег побольше и вот, получил» и далее с вариациями в таком же духе. Когда мы в ночь с пятницы на субботу въехали во двор фирмы, он, не дожидаясь полной остановки машины, выскочил из кабины, и я его больше никогда не видел.

 Наконец-то чехарда закончилась и мне посадили Франца Фанека. Одного из местных. Шпион, так называли одного из водителей, его терпеть не мог, и мы  были частенько свидетелями их перепалок во дворе. О чём шла речь, и в чём было дело, понять невозможно так как ругались они на местном диалекте. В том, что ругались, сомнений не было. Тон. Его не скроешь.

 Поначалу всё казалось о'кей, но через месяц начались трения. Приезжая на фирму грузится или разгружаться, Фанек исчезал, и найти его можно было только в буфете или столовой, где он, приканчивая, наверное десятый стаканчик кофе и выставив вперёд живот, что-то вещал благодарным слушателям, которых в этих местах вечно торчит полно. Я же в это время бегаю с документами, подгоняю и отгоняю машину так как за работу шеф спрашивает с меня. Мне это надоело и я начал его гонять. Вот тут-то и началось самое интересное. От шефа я узнавал такие подробности нашей недельной работы и моих высказываний, что только диву давался фанековской фантазии. Плюс ко всему он меня пару раз подставил, обещая прийти в субботу и сделать кое-какую необходимую работу по машине, и не приходил. В экипаже я ответственен за всё, про всё и за это получал нагоняй от шефа. Не знаю, чем бы это всё закончилось, если бы не уволился Сашка, и я бы не получил его Мерс вместе с вечно недовольным русским немцем Ваней Кирпенко. Как вам нравится чистокровный немец Ваня Кирпенко?

Язык его был безупречен. Как и положено какой-то диалект, но если бы меня попросили описать хама, то Ваня подходил под это определение, как тугая перчатка на руку. Нет, в экипаже хамить я ему не давал, в первые два дня расставив все точки над «i», но слушать, как он разговаривал с другими, было стыдно. Хорошо ещё, что в нём не признавали русского. Справедливости ради надо заметить, кроме этой черты с Ванькой можно было работать. Человеком он был не вредным. Аккуратистом и не крохобором. Шефу не бегал жаловаться на каждую мелочь, и по-своему был порядочным человеком, отстаивая перед немцами русских, которые чего-то не понимали или не могли достойно ответить.

 На фирме было восемь русских экипажей и восемнадцать немецких. Из местных работали только шестидесяти двухлетний, беззубый немец по кличке  Шпион, Фанек и Уве. Как Шпиона звали на самом деле, из наших не знал никто. Шесть лет с ним в паре проработал Уве и однажды сказал: «Хватит». И началось. Шпион менял напарников как перчатки. Издевался, как только мог. Он ставил на торпеду(пространство перед ветровым стеклом. жарг.) банку с пивом, и если она  падала или съезжала в сторону, а стоять  она у него могла день и два и больше, он выгонял напарника из-за руля и сообщал шефу, что тот не умеет ездить. Всё. Человека отправляли обратно в Arbeitsamt и брали следующего.

Так продолжалось до тех пор, пока к нему не попал Серёга. Это был бывший мент, который знал, что нужно делать. Первым делом он выкинул банку с пивом с торпеды. Вторым сказал, сейчас позвонит шефу и скажет, что не может ехать с пьяным напарником, а потом сдаст его полиции. На третью неделю Шпион таскал Серёге по утрам кофе в спальник. Когда Серый спал, он следил за тем, чтобы возле машины громко не разговаривали,  и гонял всех. Как Сергей этого добился вообще не понятно. По-немецки он объяснялся еле-еле. Как они общались? Конечно же  он остался за Шпионом как земля за колхозом.

 А почему Шпион? Он знал, каким-то непостижимым образом, всё и обо всех. Самые свежие сведения. После появления на фирме Серёги он стал самым лучшим защитником русских против оси. Что такое оси? Это немцы из бывшего ГДР. Немецкий  национальный характер и так не сахар, а тут ещё на него наложилась тень от совдепии. 17 х 2 = 34. Столько человек было оттуда. В основном из  Gera(ы). Есть такой город, довольно большой, примерно в пятидесяти километрах от Chemnitz(а) и что-то около трёхсот от нас. Как их занесло именно к нам, история умалчивает. Но одно можно сказать твёрдо, у нас приличная безработица, а в тех краях целые кварталы стоят пустые. Квартиры ничего не стоят. Люди оттуда бегут как тараканы. Нет работы. Нет денег. Нет перспектив. Ничего нет. Так вот, они лебезили перед шефом, что хоть  как-то понятно и перед Шпионом, что совсем непонятно. Вид это имело омерзительнейший и тут же высокомерие в общении с русскими. Я на них смотрел как на клопов, а Ванька по своему обыкновению говорил, что от них можно ждать всякой подлости. И тут я ему верил.

Оговорюсь, так как не хочу огульно обвинять чуть ли не пол Германии. По работе приходилось часто в те края ездить. Люди отличаются от остальной Германии приветливостью и не приклеенными улыбками. Что у них внутри не знаю, но те, кто работал у нас, видимо были одной  компанией, а в семье, как  известно, не без урода. Приведу пример, чтобы не быть голословным. Тот же Володя, о котором я столько вспоминаю, грузится в Бремене на юг. Рядом стоит машина из нашей же фирмы с оси. Слово за слово, договариваются во время паузы на одном из Rastaet(ов) попить кофе, так как до половины дороги им по пути. Пока Вовка с одним пьёт кофе, другой срывает с его машины пломбу и утаскивает шесть видеомагнитофонов. Они не попались. Их, просто вычислили. Доказать ничего нельзя. Настучали в тёмном углу по печени без всяких доказательств, да и только. В общем, любовь обоюдная. А шеф, откуда только что берётся, поступал по принципу, разделяй и властвуй. У него это получалось, прямо-таки профессионально. Наверное их этому где-то обучают.


Продолжение http://www.proza.ru/2010/01/08/598