Круг Двенадцати

Я нагнулась и подняла с земли кусок светящегося сиреневого грунта. Как странно. Раньше мне такие камешки не попадались.
-Это – знак,- сказал проходящий мимо человек.
-Знак чего?- удивилась я.
- Конец времен,- многозначительно ответил незнакомец и зашагал прочь.

Я стояла посреди улицы, смотрела на необычный камень в своей ладони и не могла вспомнить: кто я и куда шла. Я посмотрела на небо – оно было пасмурным. Ветер поднимал мои волосы и бросал на лицо. Видимо, собирался дождь. Я медленно обернулась вокруг себя: улица была пустынна и незнакома. Тело  гудело натянутой струной. В сознании была непривычная тишина. Почувствовав внутреннюю потребность куда-то идти, я зашагала вперед, сначала медленно, потом все быстрее. Я чувствовала, что знаю куда идти. Если бы кто-нибудь спросил Куда и Зачем я иду, я не смогла бы ответить. Но не могла сопротивляться потребности двигаться вперед и вперед. Так птицы угадывают направление полета, наверное, также мигрируют рыбы и звери.

Я шла все быстрее, ощущая упругость своих шагов и ровное дыхание. Спокойный вдох и выдох. Мыслей не было. Только спокойствие и радость приближения. Я шла сначала прямо, потом свернула направо в переулок, из него в одну из подворотен, тут отметила, что место мне знакомо, что много раз я здесь проходила мимо, и очутилась в глубине закрытого двора. Старые кирпичные стены окружали его с четырех сторон. Кирпичная кладка, покрытая разводами плесени и остатками штукатурки, местами обсыпалась. От мусорного контейнера шел резкий запах. Мое появление спугнуло двух крыс, которые бросились в разные стороны. Я подошла к крайней слева двери,  выкрашенной зеленой краской. Я взялась за ручку и осторожно открыла. Дверь скрипнула и, ведомая пружиной, захлопнулась за моей спиной. В подъезде было темно. Я поднялась по ступенькам на третий этаж и, выбрав одну из четырех дверей, постучала.

 Дверь открылась почти сразу. На пороге стоял высокий, худощавый мужчина  лет сорока, в очках,  с коротко стрижеными волосами. Ничего не говоря, он жестом пригласил меня войти. Я вошла в полутемную прихожую.

-Может, включите свет?- осведомилась я.
- Электричество отключили. Во всем районе,- спокойно ответил он. Я вглядывалась в его лицо. Было ощущение, что мы давно знакомы, но я не помню его имени.
- Виктор,- представился он. Умные, колючие глаза смотрели на меня пронзительно и испытующе сквозь стекла. Я приняла вызов и, дерзко подняв подбородок, не отвела глаз под прицелом его зрачков. Он усмехнулся.
- Я-Ева.
- Догадался,- плотно сжатые губы растянулись в улыбке. - Проходите, Ева.

Я пошла вперед по коридору, ощутив между лопаток и ниже по позвоночнику до копчика его пристальный мужской взгляд.

Странная квартира. Зачем я пришла сюда? В большой комнате с высоким потолком горели свечи. Но даже при таком скудном освещении было видно, что тут  давно пора делать ремонт. Грязные обои местами отклеились. На потолке были желтые пятна сырости. Деревянные половицы скрипели и прогибались под моими шагами. В комнате стоял старый  диван, буфет, несколько стульев и круглый стол на одной фигурной ножке.

В комнате находились люди: две женщины и двое мужчин. В одной из женщин я узнала Татьяну Алексеевну, с которой познакомилась летом в санатории. Мы встречались в столовой на завтраке и часто беседовали на прогулке. Пятидесятилетняя Татьяна преподавала в университете. Пышная и яркая, она походила на осенний георгин. Она улыбнулась мне и кивнула.

На диване сидели двое молодых мужчин. Их лица мне были плохо видны. У одного из них длинные темные волосы были собраны в хвост, коленями он сжимал черный  футляр гитары.
У окна стояла монашка, матушка Ольга,  в черной рясе с большим крестом на груди. Ее я видела несколько раз в церкви. Мы познакомились там, когда болел мой маленький сын, я тогда была в отчаянии. Она  помогла мне выбрать иконку и крест. Я после этого еще пару раз приезжала в церковь на причастие и заказать сорокоуст, а потом уже не ездила. И книгу, подаренную ей, так и не прочитала. Похоже, матушка Ольга меня не узнала.

Я смутилась тем, что встретила в этом странном месте знакомых людей и не знала, куда  деть руки, что говорить. Все молчали.

В дверь раздался стук. Я с чего-то решила, что знаю, кто пришел и, ухватившись за повод покинуть комнату, спросила у Виктора:
-Можно я открою?
-Конечно.

Я нащупала задвижку засова, но дверь была не заперта. Дом ждал гостей, замки не запирали.
На пороге был Ванька, старый мой друг, почти любовник. Почти, потому что не поддавался до сих пор на мою провокацию. Я знала, что нравлюсь ему давно, с пятого класса, и безбожно кокетничала. Потом мне становилось стыдно за свои ужимки, я надолго оставляла его в покое, переключалась на других, потом, когда было скучно или грустно, опять звонила ему. А он  лучше меня понимал, что любовные отношения разрушат нашу детскую дружбу и не обижался. Мы редко встречались после окончания школы, но встретившись, болтали по нескольку часов кряду. Обо всем. Иногда заходя непростительно далеко в своих откровениях.

Увидев на пороге меня, Ванька улыбнулся, обнажив щель между передними зубами. Словно знал, что я буду здесь. Я со смехом потащила его в комнату.

Вскоре подошли остальные.  Нас оказалось двенадцать человек. Странная компания, более разных людей не увидишь даже в телешоу.
- Пора начинать,- объявил Виктор.

На полу комнаты кругом расставили двенадцать свечей. Все присутствующие молча надели белые балахоны и заняли свои места в круге. Середину круга пересекала вертикальная линия, от которой, как ветви, отходили еще две: на 1 и 11 часов циферблата. Из большого ящика, обтянутого черной кожей, с тисненым рисунком в виде крестов, пентаклей и других символов Виктор извлек двенадцать ножей с костяными рукоятками и загнутыми клинками. Каждый из присутствующих взял нож.

Я знала, опять тем же инстинктивным чутьем, что это собрание – наша последняя и единственная миссия. И через короткое время я, как и все здесь присутствующие, должна воткнуть этот клинок в свою грудь, между четвертым и пятым ребром, немного левее грудины. И что в этом какой-то тайный смысл. Я потрогала пальцем острое лезвие и вздрогнула. Нужно собраться, быть мужественной. Это ведь совсем не сложно и чрезвычайно важно сделать  это именно сегодня и прямо сейчас. Я вспомнила, как читала про сэппуку.  Главное - достоинство и выдержка. Я посмотрела на остальных.

Виктор - он оказался в круге напротив меня - был невозмутим. Его жесткие черты выражали непреклонную решимость. Теперь я всё вспомнила про него. Он коллекционер оружия, филолог, мизантроп, очень тяжелый в общении человек, со всеми, но не со мной. Меня всегда возбуждали циники наглой и надменной манерой держаться, в ней я чувствовала более острое стремление к любви. Может поэтому со мной они становились пушистыми.

Матушка Ольга, стоявшая справа, сжимала нож двумя руками и шевелила губами, читая молитвы. «Надо же, - подумала я, -ведь самоубийство запрещено христианством».

Ванька был спокоен, насмешливо поглядывал на меня, как когда-то давно, в детстве, когда мы ныряли с вышки в бассейн. Я не удержалась и спросила:
-Что ты тут делаешь?
-Тоже что и ты.
-А я что здесь делаю?- я начинала злиться. Я всегда злюсь, когда чего-то не понимаю. То генетическое, интуитивное чувство, которое привело меня в эту странную квартиру, исчезло куда-то. Передо мной стояли представители секты с совершенно настоящими ножами и на полном серьезе собирались устроить резню.

- Мы очередной раз спасаем мир,- в его интонации не было ни капли иронии.
-Ты же всегда был против суицида!
-Я был против алкоголя, табака и наркотиков. Вот это - суицид. А здесь совсем другое.

Вдруг заговорила увешанная амулетами  цыганского вида тетка. Она говорила, глядя куда-то перед собой, растягивая, как медиум, слова:
- Когда приблизится Конец Времен, кровь Двенадцати прольется в круге и конец будет началом.

Надо сказать, что я не очень - то падка до всякого оккультизма. Я люблю настоящую жизнь, реальную, плотскую: люблю вкусно покушать (и при этом совершенно не толстею), люблю праздники, танцы, веселье, секс люблю, люблю красивые вещи. Мне двадцать девять лет. Если кто-то и тянется к потустороннему и загробному, то точно не я.

- Все мы – двенадцать - очень разные. Слишком разные и сильные чтоб находиться  долгое время вместе, - это с бразильским акцентом заговорил седой старик, очень сильно похожий на автора «Алхимика» и «Книги Воина Света».
-
По отдельности мы - люди. Не совсем обычные, немного не такие как все, со своими слабостями и недостатками. Но люди, из мяса и костей. А вместе мы - в этом круге – Бог. И Бог Отец, и Великая Мать, и Сын – это мы. Лишь в круге мы составляем целое. У каждого своя сила, и свой путь. Но цель одна. Наша миссия - сделать мир лучше. Мы не от мира сего. Мы Воинство Света. Мы узнаем друг друга среди других, чувствуем «своих» в общей массе. И в каждом из нас - предназначение. Каждый должен в земной жизни сделать все от себя зависящее для улучшения жизни человечества в целом: культура, просвещение, духовные практики, помощь ближним - это то, ради чего мы живем.

-Ну, а я-то тут причем?- я чувствовала себя втянутой во что-то серьезное.
- Ева, тебе же приходилось видеть сны о гибели мира?
-И что с того?
- И ты в этих снах жертвовала собой ради спасения других? В этих снах ты владела силой делать людей лучше? Мы все видим такие сны. Потому что мы - воины. И во всех прошлых жизнях были ими.

 Только сейчас я заметила, что каждый из присутствующих был опоясан мечом.  Скользнув рукой по бедру, я тоже ощутила у пояса рукоять и ножны.

-Каждый из нас послан в мир со своей миссией, и лишь в крайнем случае мы собираемся вместе. В критической ситуации, И сейчас пришло время нам принести себя в жертву миру, принести жертву за этот мир. На мир надвигается катастрофа. И если Двенадцать одновременно пронзят свои сердца, в мир высвободится колоссальная энергия. Очистительная. Сила твоей чувственности, Ева, сольется с внутренним пламенем каждого из нас. Полученная энергия сотрет с лица земли остатки человеческого мусора, очистив пространство для новой Жизни. Так конец станет Началом.

Виктор, а за ним остальные, начали произносить молитву или заклинание на древнем языке. Тяжесть навалилась на мои плечи и затылок, и, повинуясь происходящему, одновременно с остальными, я приставила к груди клинок, ощущая кожей сквозь тонкую ткань пульсацию сердца навстречу острию. 

-Х-х-ха-а-а!

***

В следующую секунду я проснулась в своей постели. Темно. Тиканье часов. Слева сонное сопение мужа. В детской тихо. В грудной клетке – частые удары. От моего выкрика проснулась кошка в  ногах и вопросительно мурлыкнула.

- Ну, приснится же такое! – я провела ладонями по лицу, потом приложила руку к груди, где бешено стучало вполне целое сердце, и пошлёпала босиком на кухню пить воду.