Новогодняя Тема

        Тема, короче. Снег. Полянка. Зайчики скачут. Волки за ними гонятся. Какой-то хрен себе ногу отстрелил... Зима.

        А в чем тема, спросите вы. А тема вот в чем.

        Тема на самом деле неоязыческая. Действие явно происходит под Новый Год. Дух холода, кровавая жертва, ритуальное дерево.

        Полянка. Которая являет собой, по сути, чистую, ровную местность, где когда-то росли ритуальные деревья. То есть, как мы видим - с ними уже провели ритуал, их по сути принесли в жертву, в то время как ели, растущие вокруг, только лишь ожидают своей печальной участи.

        И они ее дождутся! Потому что на полянку медленно падает снег. И когда-то он засыплет эти ели, тем самым принеся их в жертву духу холода и выполнив божественную волю, в результате чего наступит полное единение богов и природы, что, по сути, и являлось первоначальным желанием богов, кои суть бесплотная, нематериальная часть природы - и жаждет воссоединения с материальной ее частью.

        Волки же, являя собой силу материальной части природы, несутся по лесу за зайцами, стараясь исполнить волю древних духов и принести духу холода кровавую жертву под ритуальным древом.

        Но зайчики, единственные среди всего представленного многообразия - вид, изо всех сил стремящийся выжить. Они несутся, лавируя между ритуальными деревьями, как бы демонстрируя этим, что тот, кто противен воле богов - бежит, охваченный страхом, и со всех сторон его подстерегают опасности. И все же они несутся, обезумев от страха перед силами природы, жестоко страдая от них, и окоченевшими лапками утрамбовывают снег, чтобы он не закрыл верхушки последних ритуальных древ.

        В страхе за жизнь собственную они стараются продлить жизнь земную целого поколения - но сим лишь исполняют волю богов, потому что рано или поздно дух холода будет обагрен кровью под какой-нибудь косматой елью, неудачно встретившейся косому на пути.

        Однако объект поклонения язычников, хрен, или, как еще называют его, фаллос, являясь аллегорическим воплощением древнеязыческого божества, обходя дозором владения природы, видит снег, скрывающий землю; видит ели, покорившиеся своей чудесной участи - стать равными богам; видит волков, исполняющих волю божью, дерзающих принести кровавую жертву снегу под елкой; и видит отчаянный, безнадежный бунт трусливого существа, которое только и умеет, что плодиться и размножаться, и даже не хватает ему мозгов, чтобы понять, что надо остановиться и позволить природе довершить начатое.

        "Нет, они не фаталисты", - как бы говорит нам воплощение божества. - "Они готовы променять настоящее, вечное на пошлый миг иллюзорной жизни в телесном облике."
И он отстреливает себе ногу, символически демонстрируя смешанные чувства божества, то есть: уничтожает одну из двух опор, которой он держится за поверхность мира материального, говоря: вот, я нематериальное божество, но половина моя на твоей стороне, бунтарь. И живо то человечество, которое живет; считая, что жизнь скучна и бессмысленна, они, тем не менее, придают ей смысл, пусть даже и не во благо природы.

        Но мы, однако, забыли совсем о духе холода. Что в данном случае является символом духа холода?

        Конечно же, снег. Снег - это ведь ни что иное, как замерзшая вода, она же аш два о, или, как любят говорить некоторые зануды, к которым мы с вами, хе-хе, не относимся - дигидрогена моноксид.

        Не секрет, что положительно температуру можно наращивать практически бесконечно, а отрицательно только до абсолютного нуля. Отсюда вывод: температура есть не сама по себе. Когда температура падает, мы можем сказать, что нас лишили тепла, но не можем ли мы сказать то же самое о человеческих чувствах, о той же любви, к примеру? И получается, что человеческое выражение "она лишена человеческого тепла" имеет в виду вполне конкретные физические переменные, с которыми можно оперировать точно так же, а если "тепло человека" измеряется (говоря о народных устойчивых выражениях) в "теплоте" его "души - но, вернемся же, однако, к нашей воде.

        Вода - источник жизни, зарождение жизни без воды пока в науке неизвестно, вот почему физики, химики и астрономы ищут на любой вновь открытой планете следы воды, и - этот источник жизни лишают тепла, она замерзает и падает вниз, на землю, в виде снега - маленьких льдинок.

        Что же мы можем сказать, как ни то, что снег, дух холода - всего лишь душа бога, лишенная тепла? А боги плачут, когда в них не верят. Но тут снова появляются наши знакомые зайцы. Они не то что не верят, им вообще не до этого. И что теперь? Зайцы бегут, потому что холодно, а духу холода нужна кровавая жертва в виде зайцев.

        То есть - как и следовало ожидать - боги сами о себе заботятся, у них уже готово наказание в виде традиции приносить в жертву неверующего силами самой природы.

        Но что было раньше? Бог заплакал или заяц не поверил? Хотя... Ну, пусть это будет домашним заданием.

        А еще...

        А еще, возможно, дело просто было так. Ну представьте...полянка.

        Лес, темно, на полянке светло. Снег лежит. Заяц бежит.

        И мужик, значит, стоит, целится. А заяц уже далеко убежал. Теперь волк бежит. Серый. И чего-то стукнуло вдруг мужику в голову фразой "откажитесь от черной икры". Рука дернулась, волк и ускакал. Вон, уже не видать.

        Стоит мужик и думает: "вот чего я подумал про эту черную икру, какая черная икра в лесу, о чем я вообще". И еще один заяц бежит. "Вот", - мужик думает. - "Вот заяц, он вообще о черной икре ни черта не знает. Не видел он ее никогда. Счастливый. Не буду в тебя стрелять." Ну, ускакал. Опять волк бежит.

        "Я чего", - думает мужик. - "На кольцевой, что ли? Какие волки похожие".

        - Вай, нэт, пачэму на калцевой, - ему говорят. Мужик смотрит, а рядом армянин стоит.
        - Я что, - говорит мужик, - вслух сказал?
        Армянин щурится.
        - Даа...

        Мужик оборачивается, а вокруг армяне. А в голове все вертится "откажитесь от черной икры", он мысль гонит, а она не гонится. "Где ж", - думает, -" я это видел, чего она всплыла". И тут, короче, он себя вдруг осознал.

        Стоит он с ружьем в руке. Ну, короче, полянка, лес, елки там. Снежок. На заднем плане где-то - заяц, за ним волк, слева направо проносятся. И тут армянин ему говорит:

        - Ну ти стрэлять-то будэшь или нэт? Заплачено!

        Мужик голову поднимает, а над ним надпись болтается "ТИР". И тут мужик все вспомнил. Как он весь ноябрь работал. И даже в декабре, когда Жорик посидеть позвал - нет, сказал, буду доделывать, весь год халявил, можно сказать. Ну хрен с тобой, сказал тогда Жорик. И так нашему мужику обидно стало, он паяльник схватил было, хотел Жорика догнать, а потом думает - ну и правильно, и хрен со мной, действительно... Они-то работали. А мне теперь стыдно, они бухают там, а я доделываю то, чего за год не успел. Работают люди, один я...эх.

        И доработал он в итоге до конца декабря, и даже премию получил по итогам года, а Савелий Дмитрич его тогда по плечу хлопнул и сказал - вот, мол, молодец ты, Петруха, далеко пойдешь. Всегда бы так, мол. И он тогда добрался домой, довольный, что жена в кои-то веки не будет смотреть на его зарплату, как на вещь в себе какую-то.

        И она тогда послала его в супермаркет за чем то, он уже забыл, и он - он точно помнил, что купил....да, купил, и - да, вот там-то он и видел эту чертову надпись, что черной икры не хватает, а откуда у него черная икра, у них в городе ее отродясь не было, этой икры, да... Так возвращался уже было обратно, а навстречу Михаил с ребятами. Ну как же, сколько лет, друг детства, да как ты там, молодец, и ты молодец, как не посидеть, не выпить, не вспомнить, ну и решили завернуть на полкружечки по-любому.

        Ну вот и завернули. Кто куда, а моя дорога в дюны, потом там еще с кем-то посидели-выпили, в итоге время новый год ау-ау, а денег нет, и еды нет, и вообще добираться домой еще ж бог знает на чем, ведь не ходит уже ничего. И тут мужик как вспоминает, сколько ж он тогда в супермаркете накупил... Батюшки, а жена-то с детьми голодные сидят, господи... А там чего только не было, и мясо, и еще черт-те что, и главное, на что жить-то после нового года...

        И тут взгляд мужика натыкается на ворота - он, оказывается, в каком-то парке отдыха, а там ворота, и на них надпись, короче, "ВЫХОД". И он понимает, что да, выход-то есть. Поднимает ружье и отстреливает себе ногу. И армяне все приседают от ужаса, а он падает на колено, ревет и рассказывает, что так и так, мол. Семью кормить. Нет ли газетки у кого?

        Тут армянин какой-то, жирный, небритый, в кедах найковских, протягивает ему Комсомольскую правду от позавчерашнего числа, и мужик складывает ногу вдвое, заворачивает в газету, со слезами на глазах снимает ремень с джинсов и аккуратно перевязывает сверток. Кто-то говорит: как же он пойдет? Мужик, на тебе хоть ружье ржавое, опираться будешь. И мужик встает и идет сквозь толпу и метель.

        И если посмотреть на все это из космоса, то видна тускло освещенная улица, и фигурка, бредущая по центру ее. От нее остаются следы, половина из которых круглая, как след протеза капитана Флинта, а на плече что-то тяжелое и массивное, как попугай, орущий, естественно, "Пиастры! Пиастры!"

        А на самом деле это просто одинокий мужик добирается домой. У него нет одной ноги, но он опирается на ружье, дуло которого вонзается в тонкий лед, проламывает его и оставляет кружочки, так похожие на следы деревянного протеза. И не попугай у него на плече, а сверток, в котором лежит семейный ужин.

        И пиастров у него тоже никаких нет.