Баллада о янтарном шаре

               

Тихо! Тихо. Ти-хо... Шагаю будто по облакам. Прохожие — ангелы, дома — дворцы, машины — милые игрушки — урчат так ласково, словно котята на перине. Я несу домой СОСТОЯНИЕ! Нет, не в кошельке — в душе. Сейчас приду, сниму ботинки, пальто... Только бы не расплескать! Только бы донести! Так редко приходит она, эта милая, счастливая минута творческого окрыления.

Поднимаюсь по ступенькам, стараясь не замечать одышки. Старею? Ну к черту! Сорока еще нет. На площадке мусор? Какие пустяки. В воображении встают другие образы, другие картины, «иные берега, иные волны»... Стоп, заносит.

«Живой, янтарный солнечный шар...» Вот так хорошо, так и  начну.
Открываю дверь, снимаю ботинки, пальто... На кухне жена с подругой. Сидят, разговаривают.
— Привет.

И быстро к себе в комнату.

Здесь у меня столик, полочки, книги, бумажки-записушки — мой маленький мирок, который в минуты вдохновения раздвигается, не ведая границ, ширится, растет…
 «Живой, янтарный солнечный шар медленно плывет над  полем».

...Медленно плывет... медленно плывет... М-да, кисленько. Может быть, - «лучисто дышит»? Ага! Так лучше!

Включаю лампу. Желтый мягкий свет покрывает стол. Отодвигаю ненужное. Только чистый лист, ручка... Воображение уносится ввысь, и оттуда: «...Живой, янтарный солнечный шар...» Комнаты уже нет, а только небо, облака, зеленая трава и ...живой, янтарный... Даже звуки слышу, милые звуки летнего поля.

«...Клевера, напоенные росами, клонят к земле медовые жемчужины головок».

Я чувствую запахи, дыхание теплого ветра, и, кажется, слышу слова, которые сами стекают с пера не бумагу: «И вот так каждый вечер...» Как хорошо! Как   верно!   Как...

— …И вот так каждый вечер... — слова настолько реальны, что возникает ощущение, будто они не пригрезились, а...

— ...придет с работы, забьется в спальню — и попробуй его чего-нибудь заставить сделать.
 
Да это же жена на кухне!

Словно вихрь по комнате пронесся, весь мой ясный закат тучами закидал.

Пробую уши ладонями закрыть, и дальше отсюда, выше, туда за тучи, за облака, от суеты мирской к янтарному шару своему. А в щелку между ладонью и ухом вползает кухонный разговор:

—   Я уж про мусорное ведро молчу – пока допросишься – вспотеешь, легче самой вынести. Хоть бы раз посуду за собой помыл, ковер вытрясти помог. Как ишак: продукты таскай, жрать готовь, стирай, убирай... Только и помощи-то, что получку приносит.

—   Да, слава Богу, что не пьет. — Это Люська, подруга, за меня, горемычного, заступается.

—   Ой, да иной раз думаю: лучше бы пил...

—   Ты что!..

Ах, Люська, Люська, добрая душа.

Вздохнул я тяжко, головой поник, и СОСТОЯНИЕ мое, как яблоко румяное, с ветки — об землю… Только и сил осталось, чтоб из-за стола подняться, до вешалки  добрести.

—   Вот-вот-вот, ему только это и надо! Сейчас соберется и смоется куда-нибудь часа на два, квартирант несчастный!

В ботинки влез, шапку нахлобучил...

— Эй, квартирант, сумку возьми! На обратном пути картошки купишь.

По лестнице вниз... вниз... вниз, будто с Парнаса не землю грешную. А впереди себя обшарпанным мячом футбольным пинаю никому не видимый и не нужный янтарный шар. Дали заревые... клевера медовые…

Сквозь грохот наполненных бензиновой гарью улиц, мимо унылых, однообразных коробок с дырками окон возвращаюсь домой. Шаги считаю: раз... два... три... чтобы о прошлом не думать и о будущем не мечтать, чтобы придавить разом, к чертям собачьим, и фантазию, и мысль свою: пять... шесть... семь... В одной руке авоська с картошкой, в другой, бережно прижав к груди, волоку домой дыню — маленький янтарный шар семейного благополучия.

«Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова...»

Мурманск 1986 год.