Голавль

Автобус швыряло по выбоинам грунтовки. До Орлова ещё километров пять, не меньше. За окном мелькал унылый, однообразный лес.
Пашка облокатился о свой огромный рюкзак, глаза скользили по несущимся на встречу деревьям. Свою остановку он узнавал по известной ему небольшой примете, неприметная тропинка бежал в сторону Орлова там, где её пересекала высоковольтная линия. И не было там ни вывески не будки да и самого Орлова небыло уже, лет наверное пятнадцать, была лишь вызженая солнцем луговина на пригорке у реки, где раньше стояли две одинокие почерневшие избы. А с той луговины на другом берегу виднелась небольшая деревенька, Филино с десятком домов и пятью жильцами, из которых двое приезжали лишь летом, проводя длинную зиму у детей в городе.
- Вот это рюкзак, вот рюкзак у тебя парень!?
Невысокий дедок в стареньком пиджаке и рваных резиновых сапогах, хлопая себя по бокам, искренне восхищался и радовался Пашкиному рюкзаку.
- Да с таким рюкзаком, куда хош можно. Молодец парень, молодец. Отличный рюкзак, клюквы наносишь, наздаешь, деньги заработаешь. А ты чей?
- Да я дедушка Шуры Орининой  внук, с Филино я дедушка.
- Да ты что!?
Дед даже присел от удивления.
- А меня то, помнишь? Помнишь, головеньев ловили? Меня, дядю Сашу, пастуха!? Пашка! Да какой же ты здоровый стал!
Восхищался Дядя Саша.
Пашка его тоже узнал, постарел, седой весь, а все как мальчишка. Та же лукавая улыбка, тоже восхищение всем окружающим, какая-то детская наивность и жизнерадосность.
- А я Паш на Воротишне живу, один я теперь, дочька заболела в дурдом забрали. Ну сейчас мы с тобой заживем, на Сухону поедем, лещей ловить. Надо только пораньше на утренний автобус выходить, больно уж рано вставать. Да и рюкзак у тебя, вон какой. Или с вечера переночевать на реке, а с утра лещ, знаешь, как клюет.
- Дядя Саша искренне радовался Пашке как будто он приехал в гости именно к нему, радовался несбыточным мечтам о их совместной рыбалке, призывал в свидетели старушек, пассажирок сельского автобуса, излучая радостные улыбки.
Пашка вспомнил как двадцать лет назад, он восьмилетним пацаном увязался за веселым сельским пастухом, дядей Сашей, который сам будучи блаженным, как восьмилетний пацан обещал открыть ему тайну голавля. Рыбы, которую Пашка видел лишь однажды, да и то в миг когда она сверкнув серебряным, широким как поднос боком  скрылась неизвестно куда, ниоткуда появившись в глубине под заросшим лесным берегом. Пашка оцепенел потому, что всегда думал, что реку на берегах которой он вырос населяли лишь стайки плотвиц и бойкие полосатые окуньки. И не мог он поверить в реальность этого серебряного чуда, которое в деревне звалось голавль и ловилось якобы на лягушек.
- Про лягушек, забудь.
Вещал, дядя Саша серьезно прищурившись.
- Головенья на них не берут. Надо лишь катушку лески «Клинской», нуль двадцать пять, и маленький крючок, тройник. Наживлять будем большого кузнечика. Один крюк ему в грудку, другой в брюшко, а третий в ножку вонзай.
Пыхтя от усердия, Пашка делал все, что говорил ему дядя Саша. Ради поимки такого трофея он был готов выполнять все его команды.  Ступая на носочках след в след, они выбрались на небольшой пустынный запесок.  Противоположный берег реки зарос лесом, деревя подмытые весенним половодьем валились в воду поднимая в верх засохшие ветви, словно руки утопленников.
Теперь отматывай метров пятнадцать, двадцать лески, бросай как можно дальше и сиди, жди. Здесь головеньев тьма мы с дочкой по пять штук за день весной ловили.
Дядя Саша осекся, вспомнив про дочь. Его Светка, красивая высокая блондинка с тугим, как лошадиный хвост пучком пшеничных волос, была настоящей красавицей. Завязывая узлом на животе мужскую рубашку, как ковбой скакала верхом без седла. С сельской молодежью не общалась. Пашка, видел её всегда одну и казалось ему, что Светка, разговаривает с лошадьми словно с людьми и те понимая каждое её слово согласно кивали головами, ржали и фыркали.
В прошлый приезд в деревню на конюшне Пашка, Светку не застал, на его вопрос бабушка рассказала, что весной Светка сошла с ума, бегала голой по деревне и её отвезли в психбольницу в Кувшиново.
Пашка закинул наживку, кузнечик описав крутую дугу вяло шлепнулся в пяти метрах от берега и под тяжестью стального крючка тут же пошел ко дну. Сколько не пытался он забросить промокшую снасть подальше, ничего из этого не выходило. Дядя Саша с мальчишеской удалью прыгая вокруг показывал как надо бросать, потом забыв о том, что может распугать рыбу, пробовал бросать сам и после неудачи, сплюнул.
- Ну ладно хватит тут с тобой сидеть, пойду смородину собирать, да за стадом смотреть надо.
Пашка, оставшись один долго ещё сидел на берегу, обхватив руками колени, глядел на неподвижную черную воду и слабо натянутую течением леску. В природе не происходило ровным счетом ничего.
- Да рыбы мне не поймать, да и скучно совсем.
Он подобрал валявшийся прут,, почти на метр воткнул его в сырой песок и закрепив петлей накинул с верху катушку с леской. Пробравшись через кусты, вышел на луг. Дяди Саши нигде видно не было, Пашку это не расстроило.
- Тоже мне рыбак научу, научу.
Проводя каждое лето в деревенской глуши, он уже привык к одиночеству. Заигрался, забегался за большими с изумрудными глазами кузнечиками, срывая на бегу яркие цветы и переспевшую землянику. Ошалев от запахов валялся в траве, любуясь плывущими облаками. Сколько времени прошло не известно, может быть часа полтора. Пашка поднялся, надо забирать леску да бежать домой, а то мама ругать будет, целый день дома нет. Он пробрался обратно на запесок подошел к кромке и обмер, Клинская леска, натянутая как струна со звоном разрезала черную воду, вытащенный на половину из песка прут выписывал в воздухе причудливые зигзаги.
Двумя руками, Пашка выбирал врезавшуюся в пальцы леску, тяжелый как серебряный слиток голавль заходил бурунами под водой не показываясь на поверхность. Время остановилось. Пашка воспринимал происходящее, словно в замедленной сьемке. Тяжелая в крупной как пятаки чешуе рыбина играя на солнце запрыгала по песку. Тройник выпал у неё из огромного костистого рта.
- Сейчас в воду ускачет!
Пашка покатился по песку борясь с рыбой не в состоянии детскими ладонями остановить её завораживающий танец. Из последних сил он навалился и прижал голавля к песку всем своим телом.
- Поймал, сердце радостно застучало, он боялся пошевелиться.
Наскоро смотав леску, и завернув трофей в куртку и обхватив руками увесистый сверток, он заспешил домой. Пробежал мимо пасущегося стада.
- Эй, ты куда!?
Из кустов с бидоном смородины выглядывал дядя Саша.
- Поймал, домой несу.
- Да ну!? Покажи! Вот это да! Я же говорил, я говорил киллограмов пять нет, семь!
Восторгаясь дядя Саша запрыгал вокруг.
- А плавники какие оранжевые, а чешуя, серебро! Беги домой мамке показывать.
Переваливаясь через жерди заборов, с трудом удерживая тяжелый сверток. Заскочил в избу никого. Побежал в огород, видимо все картошку копают.
- Тебя где с утра носит, помог бы лучше бабушке с картошкой.       Мама была недовольна, Пашка отпустил куртку, рыбина выпала шлепнувшись об утрамбованную землю, заиграла на солнце пятаками чешуй.
- Где взял? Дядя Саша дал?
- Сам поймал.
- Ну сегодня будем рыбу жарить.
Мама смягчилась и потрепала сына по выгоревшим волосам.
- Ой, ой, ой!
Бабушка Шура восхищенно качала головой.
- Орлово.
Автобус взбрыкнув, замер. Пашка закинул на спину, тяжелый с жесткой спиной и ремнями утяжки рюкзак.
- Ну давай, Пашунь!
Постаревший дядя Саша тянул ему сухую пятерню. И как будто расстались они только вчера, сказал улыбаясь:
- В среду в магазин приходи, а в пятницу с утра на лещей едем.
Дверь автобуса захлопнулась и он фыркнув и обдав Пашку дорожной пылью затрясся по дороге дальше.
- Ивану от меня привет!
В открытую форточку кричал дядя Саша.