Анальный секс

 Анальный секс меня никогда особо не привлекал. Но с появлением в моей жизни нового комиссара партизанского отряда, мое отношение к этому виду секса переменилось. Мне так понравилась попка комиссара, что я не мог оторвать взглядов от нее и мастурбировал в одиночестве в лесу. Мне так хотелось проникнуть в нее языком или пальцами, а еще больше хотелось трахнуть его в штабной землянке под портретом товарища Сталина. Мне хотелось, что бы он ответил мне взаимностью, хотелось испытать чувство полного обладания своим командиром, подчинения его мне, девятнадцатилетнему партизану-комсомольцу.
Но комиссар относился к моим намекам без энтузиазма, спокойно, но твердо переводя разговор на другие темы - разгром фашистских захватчиков , освобождение Европы.
Я уж было смирился с тем, что анального секса мне не видать, но вдруг однажды, меня вызвали в штаб.
Комиссар был один, стоял, склонившись над картой разложенной на столе, соблазнительно выставив свою обворожительную попку. Я проглотил слюну и доложил о своем прибытии. Он подозвал меня к столу и принялся что то показывать мне на карте, водя карандашом по ней, я автоматически кивал, а сам стоял как пьяный, бас комиссара ласкал мой слух, я поплыл.......
- Ты чего, боец?, -испугался комиссар
- Виноват, -очнулся я.
Комиссар хмыкнул и снова склонился над картой оттопырив свой зад.
Я не удержавшись провел по ней рукой. Комиссар сxватил меня за руку , отвел ee и сказал:

- Дима, не надо.... Вот разгромим фашистов тогда...
-Товарищ комиссар,- зашептал я ему на ухо расстегивая на нем гимнастерку,-мы быстро, сил нет.....

-Ну ладно, махнул рукой комиссар, -только дверь закрой.
Я закрыл дверь и принялся расстегивать галифе командиру, тот вяло сопротивлялся, с опаской поглядывая на дверь.

Я завалил его на стол ,смазал член слюной, нанес немного на вод в его попку и, прикоснувшись к нему членом, надавил на головку пальцем. Член заскользил по смазке, не попадая туда, куда нужно, но, наконец, нашел ложбинку входа и стал погружаться в нее. Комиссар напрягся, а когда я подался вперед, чтобы член вошел еще глубже, вскрикнул от боли и попросил прекратить. Я был расстроен, но понимал, что другого случая может и не быть. а вдруг завтра бой ?
Я вернулся с задания, после того, как мы подорвали эшелон с немецкими раненными солдатами и подарил комиссару трофейный немецкий одеколон, которому он очень обрадовался.
Через несколько дней мы попробовали еще раз. Я стоял на посту, недалеко от партизанского отряда, когда ко мне пришел комиссар, с букетом полевых цветов, которые он мне вручил, поцеловав в щеку.
Я захотел овладеть партийным работником немедленно, по моему и комиссар сам хотел этого. Он приспустил галифе и кальсоны и задрал гимнастерку. был удивлен, что кольцо мышц у входа в анус не стало нисколько мягче — по моим наивным представлениям, должно было быть иначе. В этот раз нас снова постигла неудача. Прибежал кто то из партизан и передал, что комиссара ждут срочно в штабе, радист починил рацию.Еще через несколько дней мне удалось все-таки войти в комиссара, когда я его застал одного в штабной землянке, введя член на четверть и, как раньше, почувствовав, что движение застопорилось, я вытащил член и тут же попытался ввести его снова — и он относительно легко вошел. Но нормального секса все равно не получилось. Комиссар быстро попросил прекратить, так как он вспомнил, что у него болит живот второй день.
После этого мы занимались анальным сексом всего раз пять. Удовольствия нам это не приносило. Начинали мы, сгорая от страсти, но все быстро угасало: Комиссар был напряжен, ожидая, что вот-вот станет больно, а я, в свою очередь, не мог расслабиться, боясь сделать еще больнее. Член двигался в нем с трудом, ощущения были не очень-то приятные, а однажды я даже умудрился надорвать уздечку на члене — пришлось сделать длительную паузу, чтобы ранка на нежной коже хорошо затянулась.
В конце концов комиссар заявил, что, раз с анальным сексом ничего хорошего не получается, то заниматься им больше не нужно, до тех пор, пока последняя фашистская сволочь не будет уничтожена.На мои апелляции к чужому опыту он не обращал внимания, говоря что-то в стиле «Это — они, а мы — это мы». Как-то раз, расстреливая оккупантов , я понял, что с явной симпатией приглядываюсь к симпатичным фашистам, которых бы я отъебал.....