Они были вместе

Зима.
Они были вместе.
Он – в своем мире, она - в своем. Но ведь они были вместе.
Проводили, иногда. Иногда проводили вместе вечера. Реже, но все же это случалось – они проводили и дни.… Еще реже – бывали и ночи.

В другие моменты их несвоевременных жизней – они были совсем другими. Были – совсем с другими. Привязанности, обязательства, шуточные и серьезные договоры.

Бедные. С самого первого совместного момента они боялись. Боялись, больше всего на свете. Страшились, что однажды, совершенно вдруг, реальность взорвет телефонный звонок или что-то еще, что прервет нить, так прочно связавшую их вместе. Она - по своей молодости и наивности, он – по своей начитанности и предвзятости.

Осень.
Они только встретились.
С высоты своего второго высшего он неспешно рассуждал за обедом с лучшим старым другом: «Знаешь, я думаю, когда видишь красивого человека, – сложно сразу разобрать какой он на самом деле. Внешняя красота не дает разглядеть сущность. А желание владеть красотой - затмевает желание найти душевную близость. И ты – находясь рядом, не думаешь о том, что рядом – Человек. Не думаешь, какой рядом человек, зачем рядом этот человек…». Он, правда, так думал, раздевая ее мысленно при каждой новой встрече. Касаясь мимолетно ее руки, плеча, шеи, волос – хоть чего-нибудь, при малейшем удобном случае. Жадно рассматривая ее, спрятавшись за чьим-нибудь плечом на шумной вечеринке (которую и устроил только ради нее).

Время шло.
Период игры в соблазнение остался в октябре.
Он привык к ее близкой красоте. Знакомая до мельчайших подробностей, она стала ему дороже самого себя - как он иногда эгоистично думал, и так близка, как будто родная... Конечно, он не мог отказаться от своих маленьких житейских радостей, или уступить в ничего не значащем споре. Не мог и пересилить свое свободострастие и пригласить ее больше чем на одну ночь, или – придя к ней на день рождение или Рождество, – познакомиться со всей ее родней. Но он знал, и чем больше знал, тем больше страшился – она ему очень близка и очень, очень дорога.
Страх разрушает настоящее. И однажды, страшась, он не обнаружил ее рядом. Проснулся утром и не обнаружил.

И была весна.
И был он. И он был, как прежде, одинок.
Может, потому что не хотел никого пускать чувства в свою жизнь, может, потому что боялся, что будет больно. Боялся. Вдруг кто-то сделает ему больно. Своим уходим. Да по тысячам разных «потому что». Просто – одинок.
Он одиноко успокаивал себя мыслями о своей правоте. Убеждал себя, кормил этими мыслями на завтрак и на обед. Одиноко повторял их на ночь, как мантры. В его втором высшем, в ворохе прожитых лет, в тысячах прочитанных между строк страниц – там, где-то там, таилось тайное знание. О том, что красавицы не любят чудовищ, Лолита и Гумберт смогли быть рядом только в воспаленном мозгу Набокова, и двадцатилетние студентки любят своих преподавателей только до тех пор, пока те читают им лекции о причудливом развитии мировой культуры.

Время бежит особенно быстро, когда не следишь за ним. Часы все чаще показывали полночь, а вокруг все реже были слышны голоса. Отдышка на третьем пролете, а не после третьего оргазма. И женщина мечты – только в воспоминаниях. Сердечный приступ и легкое недомогание после обеда. Время бежит быстро. Особенно если за ним не следишь…

Уже почти лето. И она уже – несостоявшаяся мать двоих детей. Он – пережил друга и растерял нервы…
Ему стукнуло 50, а ей – на десяток больше 25ти...

Жуткое, знойное лето.
Хочется хоть немного счастья. Например - счастливого конца. Его не будет.
По-августовски распахнутые ставни, застывшее звездное небо…
Ближе к полуночи его телефон взорвался от звонка. Он, по-прежнему слушая тишину, никого не ждал и совсем не хотел снимать трубку. Пока не услышал знакомый до колик в животе голос.
И всю следующую ночь они сидели на кушетке в его гостиной и плакали, обнявшись, потому что на самом деле – никого ближе друг друга у них не было. Он – сожалел о не сделанном, она – о свершившемся.
А на следующее утро - будничная операционная, вторая рабочая смена молоденькой медсестры и третья по графику операция у рядового хирурга. Наркоз обволакивал сознание, и последнее, о чем она думала перед уходом:
- Они были вместе.
Он – в своем мире, она - в своем.
Но ведь они были вместе.