Право на бесправие

               
               
Светлой памяти
               
моей любимой жены
                Пановой Аллы Андреевны


               

Посвящается






1.
        Трамвай маршрута А, именуемый москвичами “Аннушка”, оглушительно трезвоня, вальяжно пересек улицу Горького рядом со скандально известным ежедневными пьяными драками рестораном “Якорь” и, проехав еще метров пятьдесят,  остановился.
-Переулок Александра Невского!- объявила хриплым утренним голосом кондукторша.-Следующая остановка-Миусский телефонный узел!
        Трамвай судорожно дернулся и загромыхал далее битком набитыми вагонами.
“Все! На следующей выхожу! Лучше пешком чуть-чуть пройду…”-решил Ленька, скромно одетый, худощавый семнадцатилетний паренек - один из пассажиров переполненного трамвая.-Ну, сколько можно об одном и том же!
    А в вагоне трамвая только и было разговоров что о космосе, о Гагарине, о космических кораблях:
       «…Ой! А вы слышали? Наши-то америкашкам как нос утерли! Первыми запустили человека в космос! Во, дают! Ну, молодцы!...»
       Ленька, прижатый  к чьим-то огромным молочным бидонам, был уже не в силах слушать одни и те же фразы, смешанные с перегаром.
-Простите, вы на следующей остановке выходите?-негромко спросил он стоявшего перед ним старичка в черном обшарпанном демисезонном пальто.
Старик ничего не ответил, продолжая  уныло смотреть куда-то в сторону.
-Дедуля, вы что, не слышите? Я вас спрашиваю,-Ленька заработал локтями, стараясь продраться к выходу.
-Что он может слышать?-сумрачно просипел откуда-то сбоку мужик с фиолетовым лицом. -У него ж все мысли уже там,-и фиолетовый  многозначительно посмотрел наверх.
       Трамвай остановился.  Сделав  невероятные усилия, Ленька освободился из трамвайного плена и спрыгнул на тротуар, едва не потеряв при этом авоську с буханкой черного хлеба. Пройдя через знакомый проходной двор, он  перешел на свою родную 2-ю Тверскую-Ямскую улицу, и  зашагал в сторону дома номер 18, где родился и жил вместе с матерью и младшей сестрой Верой в маленькой 16-ти метровой комнатке в коммунальной квартире на третьем этаже.
       Ярко-оранжевое весеннее солнце, облокотясь на ржавые крыши московских домов, осторожно, по-матерински согревало улицы, растапливая редкие кучи почерневшего снега. Воздух был по-утреннему свеж и не обременен выхлопными газами немногочисленных  машин.     Ленька не любил свою улицу. Это была обычная старая московская улица, мощенная крупным булыжником, с редко посаженными чахлыми тополями, не дающими  никакой тени в знойный день, и грязной пивной недалеко от его дома. Протянулась 2-я Тверская-Ямская параллельно улице Горького от площади Маяковского до площади Белорусского вокзала.
       Пивная была  закрыта, однако, среди бочек, стоявших рядом с ней,  уже валялся пьяный мужик, суча ногами и  размазывая вокруг себя остатки весенней грязи.
       «Когда же он успел,-подумал Ленька,-ведь все еще закрыто?
       Брезгливо обойдя бесформенно-грязное существо, через какие-нибудь метров сто, он   повернул под арку родного шестиэтажного дома и оказался во дворе, напоминавшим каменный колодец настолько глубокий, что даже солнце, если и заглядывало в него, то освещало лишь окна последнего этажа. Сам двор был наполовину заставлен огромными деревянными бочками с остатками рассола, который ручейками разбегался по всему двору, создавая неповторимый аромат пьяного застолья: в подвале дома  располагалась овощная домовая лавка.
       Не без труда, перебравшись через эти ручьи, Ленька прошел к своему подъезду,  поднялся на третий этаж и позвонил.
       Дверь открыл сосед дядя Юра, небольшого роста, лысеющий пожилой еврей, большой эрудит, кандидат медицинских наук и заядлый курильщик папирос “Беломорканал”.
-Ты куда провалился? Мать тут твоя совсем извелась! Я ей говорю: куда он денется? А она нет- бегает и бегает, то к окну, то  к двери, то к окну, то к двери.
       Ленька протянул авоську с буханкой черного.
-Пришлось ездить в булочную, аж, к Белорусскому вокзалу, наша почему-то сегодня закрыта.
-Сын, дорогой мой, заставляешь волноваться,-выскочила в прихожую Ленькина мать,-позвонил хотя бы из телефона - автомата!
-Извини, ма, Ленька чмокнул маму в щеку,- мне показалось, что я  не долго!
-Женщины и дети!-вмешался дядя Юра,- главное, ничего не случилось, все в порядке! Давайте быстренько все ко мне в комнату,- Супруга давно уже стол накрыла! Ей-богу, выходной день напрасно проходит, ну, право, жаль.  Мать Татьяна, ты где?
Вопрос дяди Юры был адресован к одной из соседок коммуналки, которую он почему-то именовал всегда, именно, так и не иначе. По имени и отчеству, странное дело,- никогда!
       В коридор тут же вышла невысокого роста, пожилая полная женщина, улыбчивая и добродушная. Соседка Татьяна Александровна Крутова, хотя и жила одна, занимала в квартире две комнаты, одну из которых, правда, можно было назвать комнатой лишь условно, так как она больше напоминала маленькую кладовку с окном, узким как бойница в средневековом замке крестоносцев. Лет пять назад она похоронила мужа и жила теперь просторно в отличии от других обитателей коммуналки, изредка навещаемая сыном Костей, работавшим на каком-то московском авиационном заводе инженером-конструктором. Жила тетя Таня на крохотную пенсию медсестры, которой проработала всю жизнь в одной из районных больниц Москвы. Пенсия была настолько маленькая, что тетя Таня  подрабатывала, делая уколы на дому больным, которые не могли для этой цели посещать поликлинику. В числе ее пациентов, Ленька слышал, были даже такие известные люди как Маршак, Сергей  Михалков и кто-то еще.
   -Верка Федоровна!- продолжал бушевать дядя Юра,-ну, давайте же быстрее, уж очень выпить хочется! Ну что мне, каждого за руку что ли тащить?
   Ленька ужасно любил эти еженедельные воскресные застолья, когда вся квартира собиралась в комнате у дяди Юры и завтракала тем, что у кого было. Любил неповторимый еврейский юмор дяди Юры, а уж его рассказы о войне и споры на политические темы!-это был вообще верх блаженства! Сколько нового и интересного открывалось ему в такие дни-в библиотеку можно не ходить, школу не посещать!  И чем больше выпивал дядя Юра, тем красочнее становились его рассказы, диалоги и споры за столом, которые переносились затем вместе с грязной посудой на кухню и продолжались там до тех пор, пока не вымывалась последняя вилка и тарелка. Причем во всех спорах неизменно побеждал дядя Юра, и не только потому, что орал как оглашенный,-все его доводы были настолько аргументированы, что все, кто ему противостоял, невольно замолкали. Достойно соперничать с ним могла только Ленькина двоюродная сестра Инна, старшая его лет на шесть, которая иногда по воскресеньям приходила навестить любимую тетю Веру,  и поневоле вступала в спор на стороне, естественно, родной тети, тем более, что в свои 22 года она имела собственное, отличное от других,  категоричное, весьма нестандартное  мнение по любому вопросу, зачастую ставя контраргументами  дядю Юру в такой тупик, что он нередко говорил: «Ну, тебя, Инка, к черту!»-и уходил раздраженный к себе в комнату. Ее неординарность начала проявляться еще в раннем возрасте: в пять лет, занимаясь на скрипке с частным педагогом, она уже играла довольно сложные произведения  Моцарта, Баха, Гайдна, Паганини. В семь лет, поступив в школу и едва научившись читать, она прочитала всего Мопассана, Золя и Бальзака. Чуть позднее залпом проглотила русских классиков: Чехова, Толстого, Достоевского, Куприна. И только после этого приступила к чтению Пушкина и Лермонтова, да и то потому, что они были предусмотрены школьной программой. Однако нельзя сказать, что она чуралась и чисто детского чтива-сказок. Ей была знакома и сказка про Красную Шапочку, и “Три толстяка” и “Золотой ключик”. Но если для всех детей сказка “Золотой ключик” была только сказкой о деревянном мальчишке по имени Буратино, то маленькая Инна знала, что эту сказку написал советский писатель Алексей Толстой, и что идею этой сказки он позаимствовал из итальянской сказки “Приключения Пиноккио”, написанной Карлом Коллоди,  и что все персонажи сказки Толстого аллегоричны, и что в образе Пьеро писатель в насмешливой форме изобразил поэта Александра Блока, которого, по словам современников, почему-то недолюбливал. Короче, дяде Юре было трудно разговаривать с Инной, но вместе с тем, и Ленька чувствовал это, чрезвычайно интересно. Но Инны сегодня почему-то не было.
                Наконец все расселись за столом в комнате дяди Юры.  Жена дяди Юры, Нина Георгиевна, оглядев собравшихся соседей, шумно вздохнув, с чувством произнесла:
-Предлагаю первый тост за Леню! У него через месяц экзамены в школе на аттестат зрелости, дело серьезное! За его успехи!
-И чтоб обязательно в этом году поступил в институт,-добавила Ленькина мама.
-Будем по этому случаю!-гаркнул дядя Юра и поспешно опрокинул свой граненный стакан.
-Боже, как хорошо-то,-через пару секунд прохрипел он и добавил,-как будто Христосик босичком по грудям пробежал!
       Все тоже выпили и дружно зашкрябали вилками по тарелкам, поспешно закусывая жареной картошкой с луком, солеными огурцами и квашеной капустой, при этом смачно крякая и приговаривая.
       По второй выпили уже за всех присутствующих. Дядя Юра, хрустя огурцом, удовлетворенно откинулся на стуле.
-Ну, что ж, можно теперь и перекурить. Пойдем на кухню, Леонид, расскажешь, как дела. Жалко, отец твой помер. Вот уж он был бы доволен, что такой парень вырос!
       Ленькин отец получил на фронте тяжелое ранение в голову, и после войны больше лежал по больницам, чем работал. В конце концов, после одной из очередных операций, сделанных ему в институте нейрохирургии имени Бурденко, который располагался, кстати, недалеко от их дома,  он умер в возрасте 42-х лет, оставив Ленькину мать с двумя малыми детьми и окладом инженера-технолога на Опытной станции Мосхлебторга в размере 88 рублей 00 копеек.
       Умер он ранним хмурым осенним утром, до  обхода врачей, тихо, без единого стона, так тихо, что никто и не заметил. Только случайно зашедшая в тот момент в палату медсестра, обратила внимание, что лежит Ленькин отец уж в очень неестественной позе, сжимая в руке небольшой  клочок  бумаги в клеточку из ученической тетрадки. Рука безжизненно свисала с кровати. Прямо под ней валялся на полу огрызок простого карандаша. Срочно побежали за лечащим врачом, который примчался довольно скоро, но осмотрев тело, тяжело дыша, коротко бросил его сопровождавшим:”Отмучился, бедняга,”-и осторожно высвободил из окоченевшей руки листочек, неторопливо его расправил, надел очки. На листке нетвердой рукой отца были написаны его последние в земной жизни стихи, точнее, четверостишие, которых за свою короткую жизнь он написал немало и которые Ленька запомнил на всю жизнь:
                Я чувствую, Она идёт,
                Не надо б,  рано это!
                Так пусть сынишка допоёт,
                Что мною не допето...
       Похоронили отца на Ваганьковском кладбище, почти в самом его конце рядом с заброшенными, неухоженными могилами некогда известных людей таких, как Николай Бауман, матрос Железняк, легендарный комдив Киквидзе.
       На следующий после похорон день отца сняли с партучета в Министерстве Вооружения СССР, где он работал, а профком вычеркнул его из списков очередников на улучшение жилой площади.
       А еще через день о нем вообще забыли. А жизнь продолжалась. Страна готовилась к празднованию очередной 37-ой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.
       На здании  Министерства, где работал отец, рабочие, борясь с порывами осеннего ветра, натягивали огромное красное полотнище с надписью:”Народ и партия-едины!”...
       
          Дядя Юра с первых же дней, как Ленька осиротел, взялся опекать его.  Водил  с собой и на стадион “Динамо” на футбол, и в Оружейные бани попариться, и в близлежащий кинотеатр Аквариум, короче, уделял ему  довольно много внимания, хотя у самого рос тоже маленький сын.
-Так какие планы на будущее? - дядя Юра встал возле кухонного окна, облокотился на подоконник,  вытащил и раскурил папиросу.- Выпускные экзамены в школе, знаю, сдашь без проблем.
-Пока не решил,-Ленька присел рядом на табуретку,-у меня ведь через месяц выпускные экзамены и в музыкальной школе. Преподаватель по специальности сейчас чуть ли не каждый день говорит: Павлов, кларнет-это твое будущее, ты должен, непременно, поступать или в консерваторию, или в Гнессинское училище в этом году. Не порти себе жизнь, не вздумай сдавать экзамены в какой-нибудь технический ВУЗ, как это делают многие молодые люди сейчас. Оно понятно, конечно, космос, межпланетные корабли-романтика! Да и модно!
-Ты, знаешь, я думаю, он не прав. Имеется еще один, на мой взгляд, более правильный вариант. Есть классный институт! Называется-Московский государственный институт международных отношений, правда, поступить-крайне сложно: принимают, в основном, детишек  членов Политбюро, ЦК партии, Совмина, Госплана, короче, очень определенный контингент! Но все равно, тебе стоит попробовать, а вдруг проскочишь! Вот это, действительно, будущее! Да еще какое ! Поездки за границу, валюта, высокие должности, и, соответственно, высокая зарплата!  А то будешь, как я, кандидатом наук, только технических, с окладом 120 рублей в месяц и вечной проблемой-как дотянуть до следующей получки!- дядя Юра громко икнул,-Тьфу, черт, обожрался как свинья!... Напишешь тоже какую-нибудь  диссертацию, что-нибудь типа,-дядя Юра на секунду задумался,-Ну, скажем:”Проблематика настройки щипковых инструментов по камертону в условиях космической невесомости”. А? Ничего тема!...  Подумай, Ленечка! В крайнем случае иди на производство и постарайся пробиться сначала по комсомольской линии, затем по партийной. Сейчас без партии, сам знаешь-никуда! Будь ты хоть семь пядей во лбу!-дядя Юра с раздражением загасил в пепельнице папиросу. Посмотрел задумчиво в окно, затем неторопливо повернулся  и спросил:
-Ты, кстати, не читал биографии наших партийных деятелей? Занятная книжонка, могу дать почитать. Так вот, если исходить из того, что там написано, ни один из деятелей нашей родной Коммунистической партии никогда не стремился стать великим музыкантом, художником или артистом. Все они как один, начиная в колхозе или на заводе, последовательно, настойчиво через комсомол, через членство в партии пролезали на руководящие партийные посты, обеспечивая себе  и своей родне упитанную жизнь. При этом все они, как один, представляли собой самые заурядные личности. Спрос на серость-вот секрет их карьеры и вместе с тем парадокс нашей советской действительности. Подумай об этом...
-Юрий Исаевич,-на кухню с грудой грязных тарелок вышла Ленькина мать,-опять свои крамольные мысли проповедуете?
-Упаси боже, Верка Федоровна, я ему просто по-отцовски советую, как лучше сделать,… хотя бы не совершать ошибок старшего поколения. Мне-то ведь в этой жизни уже ничего не надо, все в прошлом,… осталось только последний экзамен успешно сдать,-дядя Юра тяжело вздохнул.
-Это какой еще,-поинтересовался Ленька.
-На зольность, дорогой мой,-как-то грустно произнес дядя Юра и раскурил новую папиросу.
-Ой, Юрий Исаевич, ну зачем вы так?  Все настроение прямо испортили!-мама поставила на плиту чайник.-Живем ведь не так плохо, не голодаем, слава богу.
-Правильно, не голодаем мы, те, кто живет в Москве. А вы поезжайте куда-нибудь подальше от Москвы-тихий ужас! В магазинах, кроме водки, селедки и черного хлеба, ни черта нету! Так и хочется спросить:”Советская власть, ты куда смотришь? Ты где? Ты есть, родная, или тебя нет? ” А поезжайте вы в республики Средней Азии. Так там точно нет Советской власти. В прошлом году ездил я туда в один аул с группой врачей на вакцинацию,- нехорошая эпидемия там вроде начиналась. Приехали, спрашиваем, где тут у вас председатель колхоза или совхоза,-обговорить надо с ним организационные вопросы вакцинации населения. Посмотрели на нас, как на дураков, но проводили к огромному красивому дому с высоким кирпичным забором. Это в бедном-то ауле! Ладно, заходим. Смотрим-под огромным каким-то плодовым деревом сидит на шикарном расписном ковре, облепленный атласными подушками, толстый узбек в дорогом восточном халате и дует из пиалы чай. Потный, жирный-тьфу, противно смотреть!  Настоящий бай, как в кино иногда показывают, когда фильм про дореволюционную жизнь в Средней Азии. Коверкая русские слова спрашивает, чего надо, зачем приехали.
Объясняем, так-то и так, помощь ваша нужна. А он и говорит:”Сейчас прикажу, вам каждому дадут по барану, и уезжайте вы отсюда подобру-поздорову”.
Мы поняли, что нам, действительно, лучше поскорей уехать. А вы говорите-Советская власть! Она есть только в Москве и в пределах Московской области.
-Не все сразу!-не сдавалась мама,-и там будет порядок, вот увидите. У нас ведь тоже поначалу было не ахти. А сейчас и бесплатное образование, и бесплатное медицинское обслуживание, и бесплатные путевки в санатории-все за счет государства.
-Верка Федоровна, ну о чем вы говорите?   Все это оплачено нашими налогами, которые государство аккуратно, ежемесячно выдирает с нас.
-Юрий Исаевич, я сама читала в газете “Правда”, что государство оплачивает...
-Верка Федоровна, вы, ей-богу, как ребенок. Они написать могут что угодно. Все что пишут в наших газетах- это на  сто процентов вранье.
-А по радио?- попытался влезть в разговор Ленька.
-И по радио тоже! Я с этим столкнулся еще на фронте. В самом конце войны получил я назначение командовать орудийным расчетом. После первого боя вызывает меня, да и других командиров расчетов комбат:”Так, нужна сводка в штаб полка об итогах боя. Сержант Литинский, начнем с вас, докладывайте, сколько танков подбили?” Отвечаю:”Три танка точно, а вот четвертый-не могу поручиться.” Тут комбат как заорет:”Литинский, ты что? Фашистов жалеешь? Пиши-десять! И я у себя помечу, что подбито десять танков, чтоб если будут проверять, наши цифры совпадали.” И так делали все, и все знали об этом-начиная от младшего командного состава и кончая командующим фронтом. И эта “липа” шла в Москву и звучала по радио на всю страну в сводках Совинформбюро.
-Я думаю, что это неправда, - несколько неуверенно проговорила мама.
-Правда, еще какая правда,-ощетинился дядя Юра.-Кстати, после войны один наш советский военный аналитик, располагавший доступом к архивам Министерства Обороны, сделал анализ, который показал, что если верить сводкам Совинформбюро, германская армия была унитожена четыре раза, а Советская Армия, если верить немецким сводкам, была уничтожена шесть раз. То есть, там тоже врунов хватало.
-Ладно, ну их к лешему этих немцев, надо жить настоящим; мне кажется, что все-таки наше государство заботиться о людях,-не хотела сдаваться мама,-другое дело, что на местах не так, как надо, выполняются Постановления партиии и Правительства.
-Чушь собачья,-грубо отрезал дядя Юра,-о людях у нас со времен Ивана Грозного никогда не думали и не думают. Люди для наших руководителей-мусор, навоз! Возьмите документы любого партсъезда, любого постановления правительства-везде, примерно, пишется следующим образом: “В целях дальнейшего развития сельского хозяйства....” и так далее. И никогда и нигде вы не увидите слов:”В целях дальнейшего улучшения жизни советского человека...”
А между прочим, даже царь Николай Второй, когда в 1906 году издал под давлением кабинета министров, руководимого легендарным Витте,  манифест по аграрному вопросу, то знаете как он его озаглавил? Ни за что не догадаетесь!...”Об улучшении благосостояния и облегчении положения крестьянского НАСЕЛЕНИЯ”. Во как!  Другое дело, что он по факту ничего не дал, но хотя бы в заголовке обозначил заботу, именно, о человеке, а не о каком-то отвлеченном СЕЛЬСКОМ  ХОЗЯЙСТВЕ!
-Вот видите,-оживилась мама,-а у нас все-таки сказали”Снизить цены” и снизили!
-На что снизили?-дядя Юра побагровел,-на хрусталь, ковры, ювелирные изделия?! Вы их что, можете купить? Вам ребят, черт возьми, кормить нечем!  Я ведь знаю, что вы им каждый день вместо денег на завтраки даете по кусочку черного хлеба, смазанного тонюсеньким слоем маргарина и присыпанного сверху чуть-чуть сахарным песком! Сами вообще ни хрена не едите! Случайно видел содержимое вашего холодильника-из продуктов там одни ваши лекарства! Вы, кстати,   когда в последний раз были в парикмахерской?
       Мама смутилась, вопрос был неожиданный.
-Я этого не могу себе позволить, Юрий Исаевич.
-Вот, именно, не можете,-дядя Юра, казалось не только побагровел, но и посинел,-а этот жирный боров, любимый Генсек Никита Сергеевич, каждую субботу свою жену Нину Петровну, на спецсамолете возит в Финляндию в самую модную парикмахерскую Хельсинки, где ей делают  безумно дорогие прически, стоимость которых иногда доходит до тысячи долларов!
-Я думаю, это все сказки! Откуда вы это знаете?- мама насмешливо посмотрела на всезнающего соседа.
-Знаю, иначе б не говорил.
-Но согласитесь, Юрий Исаевич,-мама попыталась хоть в чем-то взять реванш,-если бы Ленин был жив, он бы не допустил того, что было при Сталине?
-Напрасно вы так думаете, Верка Федоровна, было бы все то же самое! И помяните мое слово: до него еще тоже доберутся! Он ничем не лучше! А его идея создать внутри нашего государства союзные республики по национальному признаку-вообще верх недальновидности! Говорят, что даже Сталин, политик хренов, - и то возражал! Я езжу иногда в командировки,-вы-то не ездите!-и вижу, как это идиотское “гениальное ленинское решение”  работает  на развал страны...
       В прихожей над входной дверью зазвонил звонок.
-Кого это к нам несет?-дядя Юра расслабился,- Ленька, иди открой! Да чужих не пускай!
       Но дверь уже открыл кто-то из женщин, и на кухню вошел сын Татьяны Александровны-Константин Никитич,-здоровый мужик, с широченными плечами и руками, как две совковые лопаты. Лицом он напоминал популярного советского киноартиста Столярова. Короче говоря, настоящий русский богатырь! В детстве, говорили, он очень дружил с дядей Юрой, хотя и был лет на семь его моложе.
-Привет, Юрка,-дружелюбно пробасил гость и потрепал дядю Юру по остаткам шевелюры.
-Константин Никитич, прошу без амикошонства. Привет!-и дядя Юра нетвердой рукой пригладил взъерошенные кучеряшки.
-О, я смотрю, вы тут неплохо уже выпили без меня,-Константин Никитич расплылся в удовлетворенной улыбке.
-И закусили,-язвительно произнес  дядя Юра.
-Тогда, как говорил Луи Арагон,”ближе к телу”! Я тоже хочу, кроме того, я и не завтракал еще сегодня; рассчитывал на свою мать Татьяну.
-Дохлый номер,-посерьезнел дядя Юра,- моя анаконда, если меня сейчас увидит-не даст нам ни грамма! Предлагаю, в полевых условиях, то есть здесь, на кухне.
-А есть что?-тут же посерьезнел и Константин Никитич.
-А как же,-ответствовал дядя Юра и полез  за свой кухонный стол.-Тебе, Котька, штрафняка за то, что опоздал,-проговорил он, распрямившись с трудом, и держа в руках непочатую бутылку “Столичной”,-заначка!
-Кто был бы против, я-за!-Константин Никитич подставил стакан, предварительно вылив из него  в раковину остатки чая.
       Бутылку распили настолько стремительно, что Ленька испытал даже что-то вроде уважения к этим взрослым дядям, хотя сам относился к алкоголю и тем, кто выпивает, крайне отрицательно.
       Закусили тем, что оставалось на грязных тарелках, которые вынесла на кухню для мытья мама, и с нескрываемым наслаждением, закурили. Сделав очередную затяжку, дядя Юра глубокомысленно произнес:
-Все утро воспитываю соседа, но чувствую, безуспешно.
-Провинился в чем,-Константин Никитич, стряхнул пепел в блюдечко.
-Да нет, он парнишка скромный, не шалун. Но хочет после школы по музыкальной части идти. Считаю, будет это ошибкой с его стороны. Мое предложение: надо идти ему по партийно-общественной  линии,-иначе будет как мы. Вот я-окончил медицинский, ты-авиационный, Верка Федоровна-пищевой, и что в итоге? Живем все одинаково, зарабатываем, примерно, одинаково, короче, не живем, а существуем.  Чего не скажешь о тех, кто нами правит: есть все! И еще у них хватает совести орать на каждом углу:”Нынешнее поколение советских дюдей будет жить при коммунизме”.  Какой цинизм! Они сами-то ведь давно уже живут при коммунизме!
-Юрка, мне кажется, ты здесь преувеличиваешь, хотя в чем-то прав. Я думаю, что виноваты в этом мы сами....ну, в том, что происходит. Особенности нашего русского характера.....
-Котька, не спорь,-дядя Юра задумчиво осмотрел кухню.
               Ленька проследил его взгляд,-смотреть вообще-то было не на что: грязные, затянутые паутиной       стены, на которых развешаны ободранные полки с закопченной металлической посудой, в углу газовая колонка, готовая в любой момент взорваться при неумелом пользовании,-а! Да что там говорить!   
Дядя Юра тем временем  продолжил:
-Вся историческая наука подтверждает правоту моих слов. Amicus plato, sed magis amica veritas!
-Латынь,-важно констатировал его друг, порядком захмелевший.
-Совершенно верно,- дядя Юра почесал живот.- В переводе означает:”Платон мне друг, но истина дороже”. В мединституте, когда учился, зубрил день и ночь. Неплохо знал, между прочим...
-Я тебе вот что скажу,-перебил его Константин Никитич,-Мы, русские- люди с весьма специфическим отношением к тем, кто нас окружает.  Вот в чем вся загвоздка! Нас гложет зависть, если кому-то хорошо; если этому кому-то слишком хорошо, то наша зависть стремительно трансформируется в ненависть. Таким образом, наше комфортное состояние напрямую зависит от уровня благополучия ближнего.  Эта наша странная особенность  представляется вдвойне странной, если учесть широту и доброту русской натуры: готовность отдать последнюю рубаху бедному, отдать последний кусок хлеба голодному;  первому придти на помощь гибнущему; не оглядываясь на других, рвануть на груди тельняшку и броситься в одиночку на раскаленный ствол пулемета и так далее. Такая раздвоенность, неоднозначность русской души становится вполне объяснимой, если тщательно проанализировать литературу по истории древней Руси, которая свидетельствует о бесконечных распрях между древними русскими общинами, причиной которых была, именно,  зависть к более богатому соседу, и как следствие, постоянные вооруженные конфликты.
-По-моему, ты слишком глубоко копнул,-дядя Юра зевнул.
-А вот и нет, в самый раз. Не перебивай!
       Ленька заерзал на табуретке,- становилось интересно. Неужели дядя Костя одолеет друга?
 -Ну, так вот. Эта удивительная неуживчивость привела даже к тому, что наши  далекие предки, как известно, добровольно привели на Русь государей от варягов, которые вообще-то были их неприятелями.
-Дядя Костя, неужели это правда,-недоверчиво проговорил Ленька.
-Читай книжки, Леонид.
-Я читаю, но там этого нет.
-Правильно, те, что ты читаешь, там нет,-Короче, поехали дальше;  копаясь дальше в российской истории, видим, что она представляет собой, по сути своей, сплошную борьбу  за власть или, по крайней мере, за возможность быть рядом с этой властью, что обеспечивает безбедную праздную жизнь тем, кто выиграл эту борьбу, по сравнению с теми, кто эту борьбу проиграл, не говоря уже о тех, кто в этой борьбе вообще не участвовал, потому что хотел просто жить, работать, растить детей.  Причем необходимо отметить, что в наше время борьба за власть рассматривается, исключительно, как средство обогатиться в кратчайший срок. Не случайно, во власть рвутся все, кому надоело перебиваться с хлеба на воду.   Таким образом, сам собой напрашивается вывод, что российский народ никогда не будет жить хорошо, во всяком случае, в обозримом будущем, ибо нынешняя власть генетически унаследовала с тех далеких времен  в своем стремлении властвовать только желание обеспечить себе и своим близким сытную, роскошную жизнь.   Как говориться, комментарии здесь излишни.  А для народа ничего не меняется; как жили, так и живем: Что при Сталине, что при Хрущеве-от получки до получки. Любые улучшения в жизни кое-кого, если и бывают, то не благодаря заботам партии и правительства, а вопреки им! Иногда создается такое впечатление, что власть живет сама по себе, а народ-сам по себе. Поневоле приходит на ум изречение на этот счет французского философа  Вольтера, который ещё в восемнадцатом веке сказал :”Социальное равенство-это и наиболее естественная и наиболее химерическая идея.”  То есть, социальное равенство, на мой взгляд,-это что-то вроде вечного двигателя, который  можно строить сколь угодно долго-всё будет напрасно! Ладно, бог с ним, с этим вечным двигаталем и социальным равенством.  В конце концов, мы в этом плане не одиноки: расслоение общества имеет место быть во всех странах, даже в самых развитых и самых демократичных- и в США, и в Англии, и во Франции, и в Германии. Но факт, от которого при этом никуда не денешься- это то, что народ-то этих стран живет не в пример нашему!...
-Потому что работают там люди не в пример нашему!-ехидно проговорил дядя Юра.
-Правильно, а у нас по-другому и нельзя работать: у нас, что работаешь, что не работаешь... Недаром, в народе поговорка ходит: хочешь сей, а хочешь - куй, все равно получишь....
-Но-но, Котька, здесь дети, веди себя прилично!
-Я постараюсь,- Константин Никитич глубоко вздохнул:
-В общем, на сегодняшний же день я могу сказать с полной уверенностью, что  не будем мы жить нормально до тех пор, пока во главе государства  не встанет человек, облеченный ответственностью вместо привилегий и поглощенный единственной мыслью: как сделать так, чтоб народу жилось лучше.
-Браво, Константин, вот здесь я с тобой согласен: жить хорошо мы не  будем никогда, ну, разве, что лет через пятьсот,-воскликнул дядя Юра.
       Воцарилось молчание. Мужчины сосредоточенно дымили папиросами, стряхивая пепел в блюдечко, стоящее на подоконнике. Ленька, глядя на них задумался, прокручивая в голове снова и снова услышанное.
       “В чем-то они правы ,-думал он,-однако, такое ощущение, что оба-неудачники. Упустили свое, а теперь как бы пытаются объяснить это. Нет, уж у меня в жизни будет по-другому!”
-Пойду к себе,-нарушил тишину дядя Юра,-что толку языком трепать об одном и том же, ничего уже не изменишь,... поезд ушел в семнадцатом году!-и слегка пошатываясь он  зашаркал  из кухни.
Было слышно, как он вошел в комнату, что-то пробубнил в ответ на замечание жены, затем щелкнул тумблером висящего у него в комнате громкоговорителя из черного картона.
       В квартиру  рванулся  бравурный  песенный марш:
Мы, коммунисты,
          Правдой сильны своей!
     Цель нашей жизни,-
                Счастье простых людей!...
 
               
               
2.
       Московский институт инженеров транспорта располагался на улице Образцова за   высокой чугунной оградой, окруженный внутри уютным тенистым сквером. Стояли последние дни августа-теплые, тихие, практически без дождей. Видимо, по этой причине администрация института и вывесила списки, вновь принятых в МИИТ, на улице на деревянных щитах, рядом с центральным входом в институт. С утра до вечера народу возле них  толпилось предостаточно, причем большей частью это были папы, мамы, дедушки, бабушки, тети, дяди-короче, все, кого можно было причислить к категории родственников абитуриентов. Сегодняшний день не стал исключением, и Леньку это огорчило.
        “Надо взять себя в руки,-подумал он, подходя к стендам,-и не в коем случае не показать, что я расстроен, если меня не будет в списках”. 
       С дрожью в коленках и мокрыми подмышками приблизился он в полуобморочном состоянии к бурлящей толпе, то и дело оглашаемой либо горестными воплями и рыданиями, либо радостными возгласами, и с трудом протиснулся вперед. Попробовал пальцем водить по бумаге, но тут же оставил эту затею-рука неприлично дрожала, несомненно, наводя окружающих на определенную мысль.
       “Только визуально,-подумал он,-и продолжил поиск... 
…... Есть! Принят! Боже, лишь бы не умереть от радости!  Ленька еще раз прочел свою фамилию, имя, отчество. Да, все правильно! Ошибки нет! Он- студент Московского института инженеров транспорта!
       Домой не шел, а летел! Скорей, скорей! Позвонить маме на работу-обрадовать! Конечно, жаль, что так получилось: ведь хотел идти учиться либо в консерваторию, либо в Гнессинку... А может это и к лучшему?... Действительно, наверное, правильно кто-то сказал: сломаешь себе всего один палец - и кранты!-Какой из тебя музыкант?!” Так рассуждал про себя Ленька, понимая, что все это больше для успокоения...
-Привет лабухам!-вдруг окликнул его возле самого дома знакомый голос.
Недалеко от подворотни стоял Сережа Королев, худой высокий паренек, одногодок Леньки, необычный во всех отношениях. В свои неполные семнадцать лет он уже играл на трубе в профессиональных оркестрах Москонцерта, помогая деньгами матери, работавшей где-то уборщицей, сводить концы с концами. Кроме того, чувствовал чужую боль, как свою, был на редкость ко всем внимателен и услужлив. Ленька до сих пор помнил, как пятилетний Сережа, когда он как-то осенью заболел  гриппом, пришел к нему домой. На его звонок вышла мама.
-Сережа, а Леня болен. Так что придется тебе гулять без него.
-Я знаю,-ответил Сережа,-и протянул к маме руку,-передайте ему.
Мама не сразу поняла, что он хочет, так как на лестничной площадке было темновато, а когда разглядела-тихо заплакала: детская чумазая ручонка сжимала большое красное красивое яблоко...
-Привет чувакам,-в тон другу ответил Ленька, используя также слово того жаргона, который вот уже более года использовался среди московской молодежи, особенно, молодых музыкантов, игравших и пропагандировавших американский джаз.-Куда идешь?
-К  Володьке Кочегару,... да ты знаешь его! Он сейчас в Котях переехал.
Куда?!-изумленно переспросил Ленька.
-В Котях, или в Котяшкину деревню. Это место кто как называет.
-А где это?
-Возле метро Новослободская. Не знаешь разве?
-Впервые слышу.
-Ну, ты даешь, чувак! Позади Высшей партийной школы такой большой зеленый двор, окруженный пятиэтажками!... Там, говорят, до революции нечистоты со всей Москвы свозили и сваливали, отсюда и название пошло... Ну что, идешь?
-Идем, только позвонить надо откуда-нибудь матери...
       Двор, действительно, был на редкость зеленый и поэтому при входе в него сразу создавалось ощущение уюта и спокойствия. Меж деревьев и кустов стояло несколько небольших самодельных дощатых столов, за которыми сидели мужики неопределенной внешности и сосредоточенно пили стаканами водку. Закуска присутствовала на столах символически.
-Мосгаз отдыхает!-кивнул головой в сторону мужиков Королев.
-Почему Мосгаз?-не понял Ленька.
-Все мужское население Котяха работает в Мосгазе, впрочем стоп! Вон видишь, чувак идет-Коля Седов! Кличка-Седой. Все знает. Он тебя сейчас просветит по всем статьям.
-Он что, тоже Мосгаз? Выглядит как-то не по-мосгазовски.
   Молодой человек, приближавшийся к ним, действительно резко контрастировал с окружающим населением: одет он был в элегантный серый добротный костюм, под которым была видна тщательно отглаженная голубая рубашка. Из-под брюк выглядывали изящные темно-коричневые замшевые туфли. Ленька вдруг почувствовал к нему  невыразимую симпатию и уважение.
-Здорово, Коля,-протянул руку Сергей,-знакомься, мой друг, Ленька, тоже лабух, кстати.
-На чем лабаешь, чувак?-с видом профессионала осведомился Седов.
-На кларнете и саксофоне,-смущенно ответил Ленька.
-Доброе дело,-похвалил Николай,-предлагаю по этому случаю кирнуть.
-Я не пью,-поспешно выпалил Ленька, догадавшись, что предлагается.
-А ты будешь,- обратился Седов к Сергею.
-Нет, меня Кочегар ждет! Давайте, чуваки, я пошел.
Оставшись одни, молодые люди какое-то время стояли молча, не зная о чем еще говорить. Ленька чувствовал, что и Николай испытывает к нему симпатию, в противном случае он давно бы ушел. Наконец, понимая, что дальше молчать нехорошо, Ленька произнес:
-Николай, неужели ты работаешь в Мосгазе?
-А что, не похоже? Клёво одет?
-Чересчур клево! Как студент ВГИКА или МГИМО.
-Ну это я уже после работы переоделся. Не ходить же целый день в дерьме, как эти совкозлы,-и он кивнул на сидящих за столом.
-А почему ты пошел работать в Мосгаз? У тебя какое образование?-Ленька замер в ожидании.
Ответ сразил его.
-Шесть классов!
-Не может быть! Рассуждаешь ты не как шестиклассник.
-Читаем немного. Пытаемся повысить самостоятельно свой культурный уровень.
-А почему бы тебе не пойти учиться дальше?
-А зачем?,-Николай ошалело посмотрел на Леньку,-я зарабатываю в месяц больше, чем инженер! Так инженером чтобы стать еще пять лет учиться в институте надо , недоедая и недосыпая! Нет, у нас в Котяхе об этом никто и не думает. В основном у всех 3-4 класса. Я-самый образованный: шесть классов,-но это по- дурости, мать послушался. В три часа дня мы все уже дома-и по стакану!
-Ну и чего в этом хорошего?-теперь уже Ленька с удивлением смотрел на нового друга.
-А что еще делать?!-Николай вдруг преобразился: лицо его сделалось злым и отрешенным,-да, мы зарабатываем больше иного инженера, но все равно, разве это деньги?! Что на них купишь, куда поедешь? Впрочем у нас и купить-то нечего! А уж поехать тем более! А так хотелось бы,-поехать куда-нибудь, посмотреть мир, узнать правду, как там действительно люди живут на «загнивающем»! Вот и киряем поэтому каждый день, чтобы забыться и не думать ни о чем. Кстати, об этом еще Герцен писал, ты должен знать.
Ленька почувствовал, что краснеет.
-Мы в школе проходили Герцена “Кто виноват?”, затем... “Сорока-воровка”, но я что-то не припомню там такого.
-Значит так читал! Герцен, правда я сам не помню, в какой книге, писал, что пьянство русского человека происходит от осознания им безысходности, беспросветности своей судьбы. И что интересно, он пишет, что английские работяги в свое время тоже киряли, и может похлеще нашего!  Потому что сломались, как он пишет, в безвыходной борьбе с нищетой и тупым бытом. А теперь не пьют, потому что жить нормально стали. Как до наших партийных совкозлов это не доходит, я не понимаю. Ну, ничего, они доиграются!...А вообще до Мосгаза я работал, правда совсем немного, токарем на заводе “Красный пролетарий”...
-А где это?
-За кинотеатром “Экран жизни”, ближе к Самотеке...
-Знаю!
-Так вот, работаю месяц. Получаю зарплату-вроде ничего: на одного хватает, для семьи , конечно, маловато. На следующий месяц, думаю, дай-ка норму перевыполню. Перевыполнил! И что ж ты думаешь? Лажа получилась, чувак! Пришла нормировщица и перенормировала мою работу. В результате работать пришлось больше, а зарплата осталась практически та же! Идиоты! Вместо того, чтоб стимулировать меня и выжать еще больше-взяли и срезали расценки! Кроме того, испортил отношения с другими токарями, так как им из-за меня тоже срезали расценки. Пришлось уволиться. Вот так я оказался в Мосгазе!...
       Неожиданно зеленую тишь Котяшкиной деревни прорезал грубый женский крик:” Ванька!... Пьяница проклятый!... Алкоголик чертов!... Ты когда домой пойдешь, зараза?!... У тебя что, дома делов нету?!...”
В ответ от одного из столов раздался не менее жуткий мужской рев:”Нюрка!...Ты дашь спокойно посидеть или нет?!... Домой приду-ведь удавлю, стерва!!!...”
   -И вот так у нас каждый день,-тоскливо проговорил Николай.
-Наверное, к этому трудно привыкнуть?-спросил Ленька.
-Что ты, еще как можно. Более того, я так их понимаю. Смотри, вот здесь за столом: он-Человек. Образно говоря, для него тут благодать: его слушают, его уважают, если он пожелает, для него бегут еще за водкой! А дома что?... Дома-он пьянь, гнида, паразит!...Да мало, каких еще слов он наслушается! Вот и спрашивается, с какой стати,  он будет домой рваться?...
Ленька чувствовал, что ему возразить абсолютно нечего. Кроме того, что-то ему подсказывало, что Николай прав, и многое из того, что он говорил, перекликается с тем, что он много раз слышал от дяди Юры на кухне, но каким образом все это связано, объяснить себе не мог.
-Между прочим, а ты сам-то сколько классов окончил,- спросил вдруг Николай.
-Я в институт поступил сегодня,-смущаясь проговорил Ленька.
-Да ты что! У меня таких образованных друзей еще не было,-воскликнул Седов,-а ну, идем,-и потащил образованного друга поближе к столам.
-Мужики, -заорал он,-это мой друг Леонид. Живет на 2-ой Тверской-Ямской. Но самое главное-он окончил, представляете, десять классов и сейчас поступил в институт!
-Я не знаю, на что ты намекаешь, Седой, но ход твоих мыслей мне нравится,-пробасил один из мужиков. Ленька вдруг с удивлением заметил, что из нагрудного кармана мужика торчит белоснежный носовой платок.
-Это - Вова Шендриков,-наклонился к Леньке и тихо прошептал Николай, и добавил,-по паспорту. Во дворе - кличка Граф. Видишь, платок белый носит? Вот все из-за него. Хотя в него никогда не сморкается: обычно, двумя пальцами- и об забор! А уж потом пальчики об этот платок вытирает. Тоже вообще-то образованный, но меньше, чем я-пять классов всего!
Сотрудники Мосгаза тем временем дружно начали доставать из карманов мятые трешки и рубли.
-Пошел сбор средств, чтобы отметить общую радость,-пояснил Николай,-твоя радость-это теперь и наша радость. Однако, что толку-ты ведь не пьешь. Надо сваливать, иначе мужики не отстанут.
-Отцы, не суетитесь, мы все равно уходим. У нас билеты на футбол, так что вы уж тут без нас как-нибудь.
Мужики было начали огорченно галдеть, но друзья настолько стремительно отдалились, что скоро о них забыли.
       Наконец, Ленька спросил, стремительно двигаясь за  новым другом:
-Так куда мы сейчас? Бежим-бежим, а куда-непонятно.
-К метро Новослободская. Договорился встретиться там в пять часов с одним чувачком,-задыхаясь ответил Николай,-обещал мне билеты на сегодняшний матч Спартак-Торпедо. Хотел пойти с отцом, но он так нажрался, скотина, прямо с утра, что придется искать ему замену. Так что, видишь, я мужикам, насчет, футбола не соврал!... А может, ты со мной?
-С удовольствием, но надо матери позвонить.
-Так пока я буду встречаться, ты и позвонишь от метро-там телефонов- автоматов навалом.
Возле метро разошлись в разные стороны.
       Поговорив с матерью, сообщив ей радостную весть и отпросившись на футбол, Ленька, с чувством исполненного сыновнего долга, стал прохаживаться вдоль метро, высматривая Николая.
       Неожиданно он увидел его, стоящего почти рядом и разговаривающим с каким-то громилой почти двухметрового роста и поразительно тупой физиономией. Но то, что он услышал, поразило его еще больше. Друг Колька, задрав голову вверх, после нескольких приветственных слов, спросил громилу:
-Послушайте, товарищ! Вот я знаю, что вы идиот, а вы сами-то знаете об этом?
От этих слов Ленька обомлел. “Сходили на футбол!-подумал он”.
Громила точно также, как и Ленька, на какое-то мгновение оторопел. Потом несколько секунд стоял, что-то соображая. Этих мгновений и секунд было достаточно Николаю для того, чтобы отойти стремительным шагом от громилы и перейти, примерно, половину Новослободской улицы на противоположную сторону.
-Ах, ты, падла!!!....Убью!!!-раздалось на всю улицу,-и рискуя быть задавленным, громила рванул через дорогу за Колькой. Однако фора, которую он предоставил оказалась слишком значительной-обидчика и след простыл!
      Подождав, пока громила вернется на исходную позицию, Ленька пошел обратно в Котяшку искать друга.
-Здесь я!-окликнул вдруг из кустов ставший уже родным голос.
-Колюнь, ну , ты напугал меня! Зачем тебе это надо было? Ведь если б он догнал......
-Исключено! Все было рассчитано. Я ж это делаю не в первый раз. А потом-такая тупая морда! Я просто не смог устоять, извини, чувачок!...
-Билеты на футбол хоть достал?
-А как же! Вот они! Сейчас давай зайдем в магазин, возьмем пузырь, пару плавленных сырков-и на троллейбус! Время есть, успеваем!...
       На стадионе “Динамо” творилось невообразимое. Столько матерщины одновременно со всех сторон Леньке не доводилось еще слышать, даже когда ходил на футбол с дядей Юрой. Кроме того, пили практически все и тоже со всех сторон. Друг Колька, не отставал от других, и несколько раз приложившись весьма основательно к своей бутылке, к концу первого тайма уже дремал. Стало скучно, хотя страсти на поле бушевали во всю.
       Раздался свисток судьи, извещавший об окончании первого тайма. Николай очнулся.
-Что, конец уже?-спросил он хриплым голосом.
-Да нет, первый тайм только окончился,- ответил Ленька.
-Какой счет?
-По нулям.
-Ну, я тогда в туалет быстренько,... поверзаю.
-Не надо б, Коль, ты в таком виде...
-Да ладно, тут все в таком виде!...Потом, честно говоря, верзошник одеревенел от сидения, заодно, хоть разомнусь,-и Николай, наступая на ноги сидящих и падая то и дело на них, устремился к выходу с трибуны.
       Вернулся он, когда второй тайм шел полным ходом. Прошел на свое место, молча рухнул и захрапел.
       Выходили со стадиона друзья чуть ли не самые последние.
 Небо нахлобучилось черными зловещими тучами и, казалось, вот-вот обрушится на Москву сильнейший дождь. Порывы прохладного, напоенного озоном, как всегда бывает перед грозой ветра, срывали пожелтевшую листву с деревьев вокруг стадиона. Однако болельщики не бежали к метро, а не спеша растекались в разных направлениях, словно стараясь остудить, разгоряченные водкой и перипетиями матча, тела. Более того, прямо перед стадионом на небольшой площадке,-Ленька заметил,-образовалось несколько кучек из болельщиков, которые как-то странно то взрывались оживленным разговором, то на какое-то время замолкали и стояли молча, разглядывая с ненавистью друг друга.
-Пойдем, послушаем, о чем там толковища,-предложил Николай.
-Только не долго, а то сейчас, мне кажется, дождь ливанет-согласился Ленька.
       Подошли к ближайшей,-человек 30-40,-группе болельщиков, которые в этот момент неожиданно замолчали и стояли, враждебно уставившись друг на друга. Ленька протиснулся насколько было можно вперед. В центре толпы стояли насупившись два мужика: один-тощий и лысеватый, другой-пузатый, румяный, но тоже лысый. Наконец тощий с ехидством произнес:
-Ну, а как тебе судья Анзюлис?
Пузатый, не раздумывая, брякнул:
-Нормальный судья. Судит уверенно...
Тощий взвился:
-Это Анзюлис-то нормальный?!-и понеслось. Тощий поливал грязью бедного Анзюлиса со всех сторон. Пузатый пытался протестовать. Окружавшая их толпа немедленно подключилась к спору и заколыхалась, раздираемая вескими аргументами и не менее вескими контраргументами.
       Пузатый плюнул и стал продираться через толпу наружу.
       Все разом замолчали.
       Ленька увидел, что теперь перед тощим стоит, только что протиснувшийся в центр толпы, высокий импозантный мужчина, похожий на оперного певца или какого другого артиста.
       Тощий какое-то время внимательно смотрел на него, затем произнес свою сакраментальную фразу:
-Ну, а как тебе судья Анзюлис?
“Артист” замешкался. Толпа недовольно засучила ногами, и “артист”, видимо, желая угодить оппоненту, опрометчиво выпалил, подстегиваемый толпой, желавшей поскорей поучаствовать в споре:
-Никуда не годиться! Очень слабенький судья...
Вот этого Ленька уже не ожидал!
Тощий как ошпаренный вдруг заорал, что лучшего судьи он не видел, что его объективность безгранична и так далее. Толпа тоже зашумела, заколыхалась и тоже разошлась во мнениях.
“Артист”, как и Ленька, был ошарашен: такой двуличности от тощего он явно не ожидал...
И тут Ленька неожиданно понял: тощий не мог ответить по-другому! Ведь если бы он согласился с “артистом”, спора не получилось бы!...
       Ленька покачал головой и стал пробираться из толпы, где его уже поджидал окончательно протрезвевший приятель.
-Ну, как? Здорово моросят?-Колька довольно улыбался.
-Забавно, но не более того,-отмахнулся Ленька.
       Домой ехали опять на троллейбусе. Разговор не клеился. Чувствовалось, что оба устали. На площади Белорусского вокзала Николай вышел и побрел к себе в Котяшкину деревню, чтобы кое-как проспаться, а утром снова ходить по квартирам и ремонтировать газовые колонки, газовые плиты, собирая с нищего населения в виде благодарности мятые рубли и трешки, заработанные тяжким трудом.
      Дверь квартиры Ленька открыл своим ключом. Стараясь не шуметь, вошел в прихожую.
  Из комнаты дяди Юры репродуктор, как всегда, извергал звуки  жизнеутверждающей песни:
Сегодня мы не на параде,
   Мы к коммунизму на пути,
        В коммунистической бригаде,
С нами Ленин впереди!...
Беспартийный дядя Юра на кухне пытался запаять дырявую кастрюлю. Беспартийная мама в ванной стирала на деревянной ребристой доске белье. Беспартийная тетя Таня у себя в комнате штопала рваные чулки. Заканчивался очередной день советских людей на их нелегком пути к коммунизму...
    

               
                3.
        Пушкин в двадцать лет написал всемирно известную поэму “Руслан и Людмила”. Адмирал Нахимов в двадцать лет совершил свое первое кругосветное путешествие. Академик Тимирязев в двадцать лет опубликовал свой первый научный труд. Леонид это знал и очень переживал, что он в свои двадцать лет еще ничего не написал и не совершил, и всего-навсего студент третьего курса “паровозного института”, как в шутку называл МИИТ дядя Юра; вдобавок ко всему учеба не шла, и была, если так можно выразиться, в свободное от музыки время, а точнее, от ежедневных “халтур” на танцплощадках Москвы и Подмосковья. Правда, с деньгами в семье стало лучше: смогли даже приобрести небольшой радиоприемник с проигрывателем для пластинок,-однако, телевизор оставался недосягаемой мечтой! Утешало то, что и у других  это чудо техники было большой редкостью.
       В прихожей зазвонил телефон. Леонид выскочил в коридор, снял трубку.
-Алло, слушаю вас!
-Здорово, чувак, это я, Василий! Сегодня вечером есть клевая работа в Жаворонках.
-А где это?
-С Белорусского вокзала минут 30-40 езды...
-По скольку башляют?
-По шесть рублей, если работать впятером будем.
Работать впятером значило: Василий-ф-но, Леонид-саксофон-альт, Алик Туаев-ударник, Горбульский Владимир-гитара, Кирсанов Толя-контрабас.
-Мне кажется маловато.
-Чувак, так ты что, лажануть хочешь?
-Ну, что ты, Васька, куда ты, туда и я! Где и когда встречаемся?
-На Белорусском, у касс, в шесть вечера.
-Годится!-Леонид повесил трубку.
 Отказать Ваське Золотову он не смог бы, даже если б тот предложил ему работать и за трояк. Слишком многим он был ему обязан. В школе они учились в одном классе, но с друг другом не общались, как впрочем и с другими одноклассниками. После уроков оба спешили домой готовиться к занятиям в музыкальной школе. Как позже выяснилось, оба учились в одной и той же музыкальной школе №2 Свердловского района г.Москвы, только Василий по классу фортепьяно, а Ленька - по классу кларнета. Жили тоже рядом: Ленька- в доме №18 по 2-ой Тверской-Ямской улице, а Золотов- на этой же улице в доме №20. Но в силу того, что оба были уверены в своей исключительности, окружающих они не замечали,  друг друга- тоже. Кроме того, манера держаться у Василия была такая, что если и захочешь-не подойдешь! Конечно, что и говорить, интересный он был парень: роста выше среднего, спортивного телосложения, голубоглазый и с пышной копной русых волос, пребывавших постоянно в каком-то художественном беспорядке. Все девчонки в школе были от него без ума, но он их не замечал, отдавая все время музыке, спорту, а также, разумеется, школьным предметам, из которых предпочитал английский язык и математику. Ленька, иногда наблюдая его, думал про себя: этот - с целью в жизни! Молодец! Наверняка, добьется своего! В крайнем случае, родители помогут!
       А родители у Золотова были, действительно, не простые: мать работала фининспектором райкома партии, а отец-крупным начальником в Госкомитете по внешнеэкономическим связям СССР. Его семья была единственной на улице, которая имела легковую машину “Победа” и каменный гараж для неё во дворе дома. Жили они  в отдельной трехкомнатной квартире с огромным балконом на втором этаже. Одноклассники почти все знали об этом и завидовали Ваське по-черному!
       Подружились они случайно, уже в классе девятом. На одной из переменок кто-то из одноклассников стал восторженно рассказывать Золотову, что он в каком-то клубе слушал выступление диксиленда Грачева. “Они играли такой джаз,-ну, просто обалдеть!”-захлебывался паренек. Василий снисходительно посмотрел на него и произнес:
-А ты слышал когда-нибудь американский диксиленд?
Одноклассник смутился.
Ленька, проходивший в этот момент мимо, бросил через плечо:
-Кого и где он мог слышать? Разве что квинтет Бориса Фрумкина или трио Игоря Бриля...
Василий удивленно поднял брови:
-Ты сам-то что мог слышать?
-Много чего!-Ленька остановился,-оркестр Гленна Миллера, например, джаз-бэнд Каунта Бейси, оркестр Дюка Эллингтона...
Золотов явно был травмирован такой эрудицией.
-Ну. а кто из американских музыкантов тебе больше нравится?-спросил он с очевидной ехидцей, рассчитывая хотя бы здесь повергнуть соперника.
-Посколько я сам играю на кларнете, мне, конечно, нравится кларнетист Бенни Гудмэн, саксофонисты, такие как Чарли Паркер, Сони Ролинз, Лестер Юнг, Джон Колтрейн...
Василий был в шоке.
В этот же день он пригласил Леньку домой и они допоздна музицировали, выжимая каждый из своего инструмента максимум того, что каждый мог.
Зимой они ездили по воскресеньям в Сокольники на спортбазу Минвнешторга, куда у Васькиного отца был пропуск на двоих, и там на катке играли в хоккей один на один до полного изнеможения, после чего шли в буфет спортбазы и там с удовольствием пили что-то наподобия кофе, разговаривая, в основном, о музыке и джазе. Летом они опять же ездили на эту базу, все по тому же пропуску брали напрокат велосипеды и колесили на них по всей Москве. Короче, Ленька был весьма признателен школьному другу за такой досуг.
      
       ...Белорусский вокзал, как всегда бывает в конце рабочей недели, задыхался от нахлынувших толп москвичей и жителей Подмосковья, спешивших, кто на дачу, кто домой после трудового дня. Нашли друг друга с трудом. Леонид пришел, как всегда, с Николаем Седовым и его другом Мироном, которого таскали с собой на все “халтуры”, потому что был Мирон крепкого телосложения и помогал Алику Туаеву таскать ударную установку, а точнее, большой барабан, который Алик  упер из духового оркестра какой-то воинской части. Барабан был настолько большой, что залезали с ним в вагон трамвая, автобуса или троллейбуса с грандиозным скандалом.
       Вот и сегодня при посадке в электричку испытали то же самое, однако доехали благополучно и на танцплощадке подмосковного поселка Жаворонки были вовремя. Танцплощадка располагалась недалеко от станции, и это радовало.
       Играли в этот вечер с необыкновенным подъемом: молодежь встречала аплодисментами каждую новую вещь,-короче, царило полнейшее благодушие.
Время пролетело незаметно. И все немного даже огорчились, когда на эстраду влез администратор танцплощадки.
-Ребятки, кто старший?  Получите за работу, играли здорово, молодцы! Давайте последнюю вещь, и мы закрываемся. Только девчат наших не кадрите, сразу на электричку!
-Папаша! Не учи ученого!- надменно произнес Николай,-у нас в Москве такие мясистые-не сравнить с вашими!
-Вот и славненько!-удовлетворенно передернул плечами администратор и полез вниз с эстрады.
-Чуваки!-приподнялся из-за пианино Золотов,- лабаем “Take five” Брубека и кочум! ...
Последний аккорд оформили как последнее прощай. Народ медленно стал расходиться.
Неожиданно на сцену влез взволнованный Мирон:
-Чуваки, сейчас стою в толпе и слышу, как один из местных говорит:”Кого сегодня дубасить будем? Я предлагаю музыкантов”.
-Ну и что?-невозмутимо обернулся к нему Кирсанов, зачехляя контрабас.
-А то! Что его поддержали!-с надрывом проговорил Мирон.
-Как же они надоели!-процедил Василий,-везде одно и то же: пьянка и драка! Только ведь позавчера еле отмахнулись-сегодня опять...
-Не мороси, отмахнемся и сегодня,-насмешливо взглянул на него Николай,-давайте лучше быстрей на станцию, тем более, электричка скоро!...
Поминутно оглядываясь назад, торопливо зашагали по темной дороге, заросшей высоким кустарником, в сторону станции.
-Лажа, чуваки, нас догоняют!,-задыхаясь от быстрой ходьбы, крикнул Горбульский.
Леонид, не сбавляя шага, обернулся: в метрах пятидесяти позади колыхались многочисленные силуеты, которые, действительно, стремительно приближались.
Не сговариваясь, побежали. Мирон, который тащил огромный  барабан, сразу отстал.
-Мирончик, не отставай!-Алик Туаев, как мог, старался ему помочь.
На станцию вбежали словно табун лошадей, поднимая клубы пыли и раздувая ноздри.
Перед ними угрюмо пустовали три платформы, над которыми нависал переходной мост, связывающий между собой все эти три платформы. На платформах-никого!
Кто-то из музыкантов истошно заорал:
-Чуваки! Электричка на какую платформу будет?!...
-А хрен ее знает! Рвем- на вторую!!!...
Поднявшись на вторую платформу, дружно затопали к лестнице, ведущей наверх к переходному мосту, чтобы по нему, в случае чего, перебраться на другую платформу-как оказалось потом, не напрасно: секундами позже на станцию влетела, оглушительно ругаясь матом, пьяная разьяренная толпа местной шпаны.
-Вон они!-заорал бежавший впереди всех бугай,-за мной, скорей! А то, суки, уедут!!!...-и увлекая за собой пьяную орду, нетвердым галопом устремился ко второй платформе. Увидев это,  оркестр в полном составе перебежал на третью платформу. Толпа повторила маневр музыкантов. Спустившись с треьей платформы вновь поднялись на вторую-и опять к лестнице.
-Чуваки, я уже больше не могу бегать с этим барабаном!-закричал Мирон,-когда же электричка, кто знает?!...
-Давно должна быть!... Колюнь, помоги Мирону!...-задыхаясь,  просипел Леонид.
       В этот момент послышался характерный гул приближающегося поезда и в темноте показались огни электрички. Однако дистанция между убегающими и их преследователями тоже сокращалась: огромный барабан, контрабас, саксофон, гитара, а также другие составляющие ударной установки Алика Туаева не давали уйти в значительный отрыв. В очередной раз спускаясь с моста по лестнице на платформу, выбежали на неё, когда подошла электричка. Двери открылись,-и музыканты стремительно вскочили в вагон, кроме Мирона, который не успев придать огромному барабану нужное положение, застрял в двери. Этого оказалось достаточным, чтобы бежавший впереди всех бугай, настиг его и с торжествующим воплем вонзил в мироновский зад обычную столовую вилку, неизвестно откуда у него взявшуюся. Мирон дико взвыл, наддал животом и, ломая каркас барабана, вломился в вагон. Автоматические двери захлопнулись, и электричка, плавно набирая скорость,  покатила к Москве.
Долго сидели молча, переводя дыхание и вытирая мокрые лбы.
Наконец Василий не выдержал:
-Кровавая “халтура” сегодня была, чуваки, да?
-Ну, почему кровавая,-решился поддержать разговор Николай,-нормально отработали! Мне понравилось, как вы играли, да и народ, я видел, доволен остался. А потом, почему “халтура?...
Электричка остановилась. Москва. Слава богу, приехали!-подумал Леонид.
Вышли на площадь Белорусского вокзала.
У памятника Максиму Горькому музыканты, стараясь казаться веселыми,  распрощались.
Ленька пошел домой с Горбульским, так как жили они недалеко друг от друга и было, как говорится, по пути.
       Возле дома приятеля-гитариста еще немного поговорили и разошлись. “Пойду через проходной двор,-решил Леонид,-все-таки будет покороче”,-и углубился в темноту знакомой проходняжки...
...Это что еще?!... Прямо перед ним вдруг возникла всклокоченная фигура плечистого мужика.
-Стоять, фрайер!-процедила фигура, и в лицо ударил запах перегара и гнилых зубов.
Сердце яростно застучало, и казалось, грудь в этом месте вот-вот разорвется. Ноги сделались ватными и отказывались слушаться. Тем не менее, Ленька попробовал сделать шаг назад...
-Стой, фрайер, кому сказал!-мужик подался вперед и поднял обе руки вверх, как медведь, готовящийся подмять под себя жертву. Последнее, что заметил Леонид, огромная бородавка на лице мужика возле носа.
В голове внезапно молнией сверкнуло:”Только точный удар в челюсть, пусть даже слабый, но обязательно в челюсть, позволит нокаутировать любого!” Эти слова он как-то слышал от одного из своих друзей, занимавшегося боксом...
Резкий удар без замаха и...о, чудо! Мужик, как бревно, не сгибая колен, грохнулся навзничь, при этом послышался  звук, как будто раскололся орех, но Леониду было уже не до этого. Повернувшись, он выбежал из двора и долго плутал по окрестным улицам, пока не решился идти домой.
Дверь открыл дядя Юра:
-Сосед, ты слышал?!  Кукурузника сняли с поста Генсека! Внеочередной пленум состоялся. Доигрался наш дорогой Никита Сергеевич!... А ты что так поздно? Опять “халтура”?...
-Да. Спокойной ночи, дядя Юра.
-Спокойной ночи, а я покурю еще немножко...

       ...На следующий день проснулся от легкого прикосновения материнской руки.
-Сын, я ухожу. Сам разогрей себе картошку, мне уже некогда, короче, не голодай... Да, и помоги сестре с уроками...
Мама ушла. Сестра убежала в школу еще раньше. Можно было неспеша осмыслить происшедшее вчера.
Внезапно в прихожей зазвонил телефон. Чувствуя недоброе, выскочил в коридор, поднял трубку.
-Чувенечка, привет!
Звонил Горбульский.
-Как ты вчера добрался до дома?
А что?-Леонид напрягся.
-Вчера вечером в проходном дворе, которым ты , обычно, ходишь от меня, хулиганы мужика пьяного укокошили. Сегодня “мусора” там всех останавливают, опрашивают, в общем, ищут свидетелей. Слава богу, что с тобой все в порядке! Ведь ты мог оказаться на его месте...
-Постой, почему ты говоришь, что его укокошили...
-Потому! Удар был такой силы, что он при падении ударился так затылком об асфальт, что встать уже не смог. Хорошо, кто-то проходил, увидел и тут же вызвал “скорую”...
-Так он что, умер?!...
-Говорят, что да...
Леонид был потрясен. Он-убийца!!!... Тело обмякло, по спине поползла струйка пота.
-Чувак, ты где?... почему молчишь?...
-Я здесь... Ты извини, спешу в институт... уже опаздываю. Давай вечером поговорим...
-Как хочешь…-Горбульский бросил трубку.
Леонид вернулся в комнату. Мысли метались и путались. “Что делать, что делать?!...Нехватало еще загреметь в тюрьму!...Какой позор!...Мама этого, точно, не переживет!... Где выход?!...Где выход?!...Выход только один- исчезнуть из Москвы и надолго! Чтобы все забылось! Но как?!...Да! Наверное, это единственный вариант: надо договориться с военкоматом, чтоб призвали в армию, тем более возраст как раз призывной!  И исчезнуть из Москвы на три года, - за это время, глядишь, все забудется...
Быстро оделся, выскочил на улицу. Через двадцать минут он уже входил в здание военкомата.
-Я могу говорить с военкомом?-обратился он к проходившему мимо офицеру с красной повязкой дежурного по военкомату.
-Вторая дверь направо,-не останавливаясь бросил ему офицер.
Леонид постучал в указанную дверь.
-Войдите,-услышал он.
-Добрый день, товарищ полковник, разрешите?...
-Проходите, садитесь,-равнодушно произнес, сидевший за столом полковник,-что, насчет отсрочки?...
-Наоборот, хочу, чтобы призвали и чем быстрей, тем лучше...
-Фамилия? Адрес?
Павлов...Я вообще-то учусь в МИИТе на третьем курсе...
-О, нет! Не можем,-у вас  ведь там военная кафедра,-так что, нет,  исключено.
-А если я возьму академический отпуск и буду, как бы не студент...
-Тогда другое дело, оформляйте!  Повестку пришлем через неделю.
       Как ни странно, договориться в деканате насчет академического отпуска не составило труда.
       Домой вернулся под вечер и, не успев войти в квартиру, услышал, что звонит телефон.
-Вовремя ты-это тебя,-тетя Таня протянула трубку.
-Алло,-дрогнувшим голосом произнес Леонид и почувствовал, как сердце опять отчаянно заколотилось, предчувствуя недоброе.
-Чувенечка, привет, Горбульский! А мужик-то жив, ты слышал?
-Какой мужик?-Леонид почувствовал, что теряет сознание.
-Ну, тот, о котором я тебе утром сказал, что его в  проходняшке укокошили!

-Чувень, ты где? Не слышу?... Алло!...
 


  4
       Поезд Москва-Харьков отправлялся с Курского вокзала в 19.40 с первой платформы.
Два последних вагона поезда были зарезервированы для призывников. Минут за двадцать до отправления призывники в количестве, примерно, двухсот человек,-все абсолютно лысые и вдребезги пьяные,- в сопровождении одного старшего лейтенанта и одного сержанта появились на платформе, на которой тут же воцарилась тишина, настолько всех поразила внешность призывников.
-Это что, уголовники?-обратилась какая-то тетка к сержанту.-Как же можно их в одном поезде, вместе со всеми...
-Ты что, мать!-сержант обиделся,-какие это тебе уголовники?!... Призывники! Будущие защитники Родины!  Затем сержант наклонился к старшему лейтенанту и вполголоса проговорил:
-Товарищ старший лейтенант, а вообще, действительно, на хрена, мы эту пьянь везем? У нас что, в Харькове своих таких нет?...
Офицер с недоумением посмотрел на сержанта:
Я полагаю, товарищ сержант, вы не понимаете политики партии и правительства... Вы на политзанятия ходите?...
-Да, ходим, конечно,-сержант отвернулся.
Офицер набрал побольше воздуха в грудь и заорал свирепым голосом:
-Товарищи призывники, начинаем посадку! Садимся в два последних вагона, садимся спокойно, в вагонах не курить!
Леонид влез в вагон последним, в расчете, что уж где-нибудь на второй или третьей полке местечко будет...
Вот те раз!... Оказалось все не так, как он думал! Вагон представлял собой что-то вроде салона автобуса, то есть по два кресла у окна с каждой стороны, поэтому сидели только те, кто вошел в числе первых,-ровно столько же стояло в проходе. Протиснулся в другой вагон-там было то же самое.
“Неужели придется стоять до самого Харькова? Этого я не выдержу!”
Вышел из вагона, подошел к офицеру:
-Товарищ старший лейтенант, вы посмотрите, половина людей в вагоне стоит! Что, так и поедем, стоя, до Харькова?
-Товарищ призывник,-офицер нахмурился,-начинайте привыкать к тяготам военной службы. Пройдите в вагон-скоро отправление.  Какие вы все-таки москали  нахальные…
Леонид понял, что дальнейший разговор не имеет смысла, но возразить тупому  украиду,  солдафону-подмывало неимоверно, тем более, что на этот счет у него было свое давно сложившееся мнение.
-Зря вы так, товарищ старший лейтенант, о нас думаете. Утверждение о том, что москвичи-наглый, нахальный народ-глубоко ошибочное. Если вы на улицах столицы встречаете нахального москвича, можете смело говорить, что перед вами приезжий с московской пропиской. Коренной москвич-это, как правило, застенчивый, замкнутый человек, даже несколько забитый, на первый взгляд, потому что его жизнь с самого рождения в большом городе, полном опасностей, приучила к осторожности и недоверию к окружающим. Боязнь быть ограбленным, обманутым заезжими в Москву «лихими ребятами», заставляет его быть все время начеку, быть как раз скромным и незаметным. Вы хоть знаете, что все руководящие посты в Москве занимают приезжие, а не коренные москвичи, которых заезжие «варяги» настойчиво продолжают обвинять в надменности, наглости, жадности и прочей несуществующей ерунде?…
     Офицер, ошалело смотрел на эрудированного призывника. Затем, понимая, что слов подходящих для ответа нет, махнул рукой и пошел, матерясь, вдоль состава.
   
      Раздался протяжный гудок. Состав дернулся. Леонид, сжатый со всех сторон в проходе вагона, повернулся к окну: мимо проплыло здание Курского вокзала, затем станционные постройки, здание депо, еще что-то...Все! Впереди три года армейской службы и полная неизвестность-что потом?! Неужели конец всему тому, о чем мечтал?!...
       А в двух последних вагонах тем временем началась дикая пьянка. Понеслись жуткие блатные песни, в которых нормальные слова присутствовали только в виде междометий. На почве безмерно выпитого назревал всеобщий мордобой. Старший лейтенант и сержант во избежании неприятностей, находились в третьем от конца вагоне, который был наглухо закрыт от последних двух, чтобы в него не смогли проникнуть, как впрочем и в другие вагоны, будущие защитники Отечества. Леонид почувствовал, что ему по-настоящему страшно. Ощущение было такое, что находится он в клетке с разъяренными тиграми и спасти его может только чудо. Он беспомощно огляделся: похоже, шансов не было,-вокруг пьяные, перекошенные,  пьющие, жующие , матерящиеся лица.
-Давай к нам!- вдруг услышал он голос сзади.
Повернулся на голос. Чуть сзади справа сидели рядом в креслах два симпатичных парня; на коленях у них сидел третий, похожий на азербайджанца, который приветственно поднял руку:
-Да, это я тебе! Смелей, не стесняйся!
С трудом протиснулся к троице.
-Будем знакомы,-сидящий у окна парень с очень курносым носом и красивыми выразительными глазами протянул руку,-Александр Вилькин, студент Щукинского театрального училища.
-Леонид Павлов, студент МИИТа.
-Евгений Мариупольский, администратор мебельного магазина,-протянул руку сосед Вилькина.
-Михаил Аручев, воздушный гимнаст Московского цирка,-улыбнулся “азербайджанец”.
-Куда нас везут служить, не знаете?-решился первым на разговор Леонид.
-Как куда, в Харьков,-безразлично откликнулся Евгений. Лицо его было в крупных веснушках, которые его, однако, не портили.
-Это понятно. В какие войска, вот что хотелось бы знать,-Леонид присел на поручень кресла.
-Я слышал, в железнодорожные,-неуверенно вступил в разговор Вилькин.
-А что это за войска?-Леонид наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить забытое.
-Хуже не придумаешь,-Евгений покачал головой,-читал “Как закалялась сталь” Островского?
-Разумеется!
-Помнишь, как там комсомольцы строили узкоколейку в холод, грязь, дождь?...
-Конечно!
-Так вот, здесь то же самое! Только там можно было плюнуть и уехать, а тут никуда не уедешь!...
-Что же делать? - Леонид оглянулся на беснующийся вагон.-Я ведь тяжелей саксофона ничего не поднимал!
-Ребята,-встрепенулся Аручев,-не паникуйте! Главное-держаться друг друга, и будет полный порядок.
-Друзья, я предлагаю выпить по этому случаю,-Евгений достал бутылку портвейна и пластиковые стаканы.
Разлили.
-Так за что выпьем?-Вилькин приподнял стакан.
-За дружбу!-серьезно и твердо произнес Евгений.
-Краткость-душа остроумия!-Вилькин чокнулся с Евгением.-Хороший тост!
-Ты насчет краткости тоже здорово сказал,-Евгений стал чокаться с остальными.
-Это не я сказал,-Вилькин залпом осушил стакан.-Шекспир!...Классиков знать надо!...
Все с уважением взглянули на Александра и выпили. Закусили шоколадными конфетами “Красная шапочка”. Мариупольский, не долго думая, снова разлил.
-Мне, кажется, мы несколько частим,-робко сказал Леонид.
-Нормально,-раздал всем по конфете Аручев,-на мой взгяд даже отстаем от остальных.
-Тем более, даже великие относились к этому делу с большой симпатией,-важно признес Вилькин и продекламировал:
                Мы будем пить вино по гроб,
                И, верно, попадем в святые.
                Нам явно показал Потоп,
                Что воду пьют одни лишь злые!
-Очень верно подмечено!-Мариупольский восхищенно взглянул на Вилькина,-кто написал?
-Евгений Баратынский!...А вот еще на эту  тему строчки, тоже мне очень нравятся,-Александр сделал томный вид,- Сергей Есенин, кстати,  автор:
                Я вам не кенар, я-поэт,
                И не чета каким-то там Демьянам,
                Хоть я бываю иногда и пьяным,
                Зато в глазах моих прозренья дивный свет.
-Будем по этому случаю!-Мариупольский, не торопясь, явно смакуя, выпил. Остальные последовали его примеру.
-Ребята, а мне что-то плохо,-Леонид смущенно взглянул на друзей.
-Как,  уже!-Евгений поднял бутылку и посмотрел сколько осталось,-больше не будем что ли?...
-Да я ведь не пью вообще-то,-Леонид почувствовал, что тошнота усиливается,-пойду я...
-Иди в тамбур, там между вагонами можно, наверное...,-участливо тронул его за руку Аручев.
Запрокинув голову, стал пробираться к выходу. “Только б успеть!... Только не здесь!...”
Рванул дверь, выскочил в тамбур. Рванул вторую дверь на переходную площадку между вагонами... и еле сдерживаемая рвота  вырвалась  в темноту межвагонного пространства...
-А-а-а!-раздался вдруг снизу истошный крик, полный такой горечи, что Леонид весь похолодел от ужаса. Он опустил вниз голову, пригляделся и обомлел-на площадке на корточках сидел со спущенными штанами призывник. По его лысой голове стекал портвейн. Он смотрел снизу вверх такими глазами, что у Леонида заболело сердце. Еще бы! Мало того, что призывника неожиданно прослабило, так его сверху вдобавок облевали! Леонид бросился обратно в вагон...
-Порядок?-осведомился Мариупольский.
-Да,-хмуро ответил Леонид,-но я больше не буду. Вы уж давайте теперь без меня.
-Ну, а мы продолжим, наверное,-Евгений разлил на троих остававшееся в бутылке вино.
-Я пока могу,-чокнулся с ним Вилькин.
-Аналогично,-потянулся к ним со своим стаканом Аручев.
-На, хоть прессу сегодняшнюю почитай,-Вилькин протянул Леониду стопку газет, среди которых были “Правда”, “Известия”, “Труд”, “Вечерняя Москва”, еще какие-то газеты.
Леонид углубился в чтение. Во всех газетах было одно и то же, как будто под копирку написано. О снятии Хрущева с должности, о том какой он Хрущев плохой, какой культ личности  расплодил, какие перегибы натворил и так далее и тому подобное...
-Ну, что там?-Вилькин зажевал очередную конфету после очередного стакана.
-Хрущева сняли и теперь дорываются. Пишут так, словно счеты сводят. Пока у власти был, ведь никто ни гу-гу! Какой гениальный, какой мудрый..., тьфу! Читать противно!-Леонид сложил газеты.
-А что, разве не правильно?-Мариупольский с трудом удерживал глаза открытыми. Чувствовалось,  что он порядком захмелел.
-Конечно, может быть, что-то было и не так, но он, во-первых, расселил людей из коммуналок,-встрепенулся сидевший у него на коленях Аручев.-Во-вторых, освоил целинные земли. При нем состоялся запуск первого искусственного спутника и первого человека в космос! Благодаря ему...
Мариупольский взглянул на него помутневшим взором.
-Все эти космические успехи состоялись бы и без него. Ему повезло, что они пришлись на время его правления. Эпопея с кукурузой и освоением целины только подтверждает, какой он вшивый руководитель и политик! Это ж надо додуматься -засеять кукурузой все, что только можно, иногда даже вместо пшеницы! В результате остались без хлеба! Помнишь, какой-то год в булочных давали только по два батона в руки?
-Я помню,-повернулся к нему Вилькин и зевнул.
-Вот видишь, он помнит,-Евгений чмокнул Александра в лысый череп.-Надо быть великим диверсантом, чтобы такую страну, как Россия, оставить без хлеба!    Хрущеву это удалось! Кстати, еще о целине хотел бы добавить,-урожай, который собрали, говорят, на семьдесят процентов угробили, потому что зернохранилищ не было, складов не было, вывозить-машин не хватало, короче, урожай почти весь на “токах” сгорел или сгнил. Мне один знакомый рассказывал,-люди плакали, когда бульдозеры сваливали сгнившее зерно в овраги! Тоннами! Десятками, сотнями тысяч тонн!...Это что, нельзя было предвидеть?! Умный, грамотный политик, руководитель страны обязан был такое предвидеть!...Руководить-значит, предвидеть!... А какой там процветал бандитизм?!
Они еще долго спорили о политике, потом о театре, потом о литературе, потом обо всем подряд...
       За окном начинало светать. Поезд приближался к украинскому городу Харьков.
    Прямо с вокзала новобранцев повезли в баню, которая находилась при воинской части, в которой им предстояло служить.
       В бане, стараясь не смотреть друг на друга, смущенно разделись.
-Ничего себе! Такого я еще не видел!-услышал он вдруг голос Вилькина.-Третьяковская галерея!...
Леонид  посмотрел по сторонам и оцепенел. Такого и он не видел: все, кроме них четверых, были татуированы с головы до пят. “Это конец!-подумал он.-Эти точно прибьют!  Служба, наверное, окончится значительно раньше!”
-Ребята, я же говорил-держаться надо вместе!-Аручев испуганно прижимал к груди снятую с себя одежду.-Предлагаю не мыться, а сразу идти получать форму и на выход.
Для отвода глаз облились чуть теплой водой и поспешили к выходу, где два дюжих солдата и мордоворот старшина выдавали обмундирование.
Переодевшись, вышли на улицу и сразу попали в окружение старослужащих.
-Так, салаги, быстро давай меняться! Нам домой в новом ехать надо, а вам все равно в чем служить. А когда сами будете “стариками”, тоже перед дембелем “молодых” разденете.
-Ну, что ж, не будем нарушать славные традиции Советских Вооруженных Сил,-раздевайся, ребята,-ядовито проговорил Мариупольский и стал последовательно снимать с себя новую шапку, новые сапоги, короче, все то, на что был спрос у старослужащих.
Через пять минут в разорванных сапогах, потных выцветших гимнастерках и потертых шапках-ушанках они были похожи на бывалых солдат, а не новобранцев.
-Ну, вот, вас даже со “стариками” можно спутать,-уважительно похлопал по плечу один из старослужащих Аручева.
Подобную процедуру “старики” проделали со всеми призывниками, выходившими из бани. Офицерский состав батальона, стоя неподалеку, молча наблюдал происходящее, даже не пытаясь помешать этому унизительному действу. Затем, призывников, облаченных в грязное обмундирование, вновь построили на плацу и распределили по учебным ротам. Все четверо друзей оказались в разных ротах.
       Начался учебный период или курс молодого бойца, который длился ровно месяц. Ровно месяц они бегали, прыгали, занимались на турнике и брусьях, выполняя незамысловатые упражнения, разбирали и собирали карабин Симонова,-другого оружия в батальоне просто не было,-зубрили уставы, маршировали на плацу, а вечером без чувств падали на железные двухъярусные койки и засыпали без сновидений, потому что сил на это уже не было...
          Как ни странно, месяц в “учебке” пролетел незаметно. Предстоял волнующий момент: распределение по штатным ротам и вспомогательным подразделениям, куда всем очень хотелось попасть, так как попадание в эти вспомогательные подразделения обеспечивало  спокойную   теплую службу, например, штабным писарем, связистом, кладовщиком, библиотекарем. Друзьям повезло так, что лучше и не придумаешь! Леонида направили в штаб батальона-писарем, Вилькина определили помощником к начальнику клуба, Мариупольского и Аручева забрали связисты, но с работой в штабе батальона. Ликованию не было предела, потому что все четверо боялись больше всего попасть в первую путевую роту, которая была в батальоне чем-то вроде штрафбата, поскольку почти круглый год находилась в необъятных степях Украины, строя железные дороги в самых неблагоприятных условиях. В первую роту, действительно, ссылали дослуживать всех незначительно провинившихся и строптивых. Вторая, третья, четвертая и пятая роты были не намного лучше, ибо тоже постоянно находились вне расположения батальона, вне города Харькова, возводя различные объекты железнодорожного назначения.  Но Всевышний сжалился! Слава тебе Великий!
Тем более, что началась зима, которая, как оказалось, в Харькове ничем не отличалась от московской зимы.
-Рядовой Павлов, к телефону!-в комнату строевой части, где работал Леонид, заглянул дежурный по штабу.
-Иду!...А кто там?-оторвался от писанины Леонид.
-По-моему, кто-то из связистов...
Выскочил в коридор, где стоял телефон.
-Алло, рядовой Павлов слушает...
-Тихо, не шуми! Это я, Аручев Михаил,-услышал он знакомый голос.-Сегодня после отбоя приходи ко мне в коммутаторную. Вилькин и Мариупольский тоже придут. Решили сегодня немножко расслабиться.   Хлеба черного захвати с ужина...   Огненной воды - в избытке... Женька где-то достал...Одно слово-администратор мебельного магазина!
-Хорошо, я буду!...
       Обстановка в коммутаторной была самая располагающая: приглушенный свет, чтоб с улицы не привлекать внимание дежурного по части, в углу тихонько бурчит блатные песни Аркадия Северного, на столе рядом с батальонной радиостанцией-бутылки с водкой и пивом, нарезанный черный хлеб из солдатской столовой, репчатый лук, плавленые сырки “Дружба”.
Командовал парадом Мариупольский:
-Предлагаю первый тост за удачное, скажем так, трудоустройство и чтоб каждый на своем месте дослужил до дембеля без приключений!
Тост приняли без возражений. Долго чавкали, закусывая отвратительного качества водку харьковского розлива, тем, что было на столе. Стало хорошо. Закурили...
-Второй тост предлагаю за многострадальный еврейский народ - Евгений наполнил стаканы.
-Начинается!-недовольно протянул Аручев.
-Я не против, но послезавтра Старый Новый год; давайте, парни, лучше за Новый Год!
-Согласен!-Мариупольский слегка остекленевшим взором окинул присутствующих.-Но следующий тост-за многострадальный еврейский народ!
Выпили. Леонид почувствовал, что и он уже порядком захмелел. Опять закурили, слушая музыку и вспоминая дом, родных, Москву...
-Так что ты там говорил о многострадальном?-встрепенулся Аручев и нетвердой рукой попытался наполнить стаканы.
-Михаил, хватит стол поливать,-Вилькин отобрал у него бутылку,- не видишь, где стаканы, а где стол? Может будем закругляться?
-Нет!-взвился Мариупольский.-Только после того, как выпьем за наш многострадальный еврейский народ!
Спорить с ним ни у кого уже не было сил. Выпили. Леонид блаженно откинулся на стуле,-какая-то уверенность и безнаказанность овладела его сознанием. За окном бушевала январская украинская метель. В углу продолжал тихонько бурчать магнитофон. У окна Вилькин пытался на гитаре исполнить незнакомую песню:
-Вагончик тронется, перрон останется....Вагончик тронется, перрон останется...
За столом Аручев и Мариупольский продолжали спорить по еврейскому вопросу:
-О каких страданиях ты толкуешь?-горячился Аручев.-Автономную республику вам разрешили создать! Иметь свое государство Израиль разрешили!...
-А ты знаешь, как это было?-Евгений открыл бутылку пива и сделал глоток. - Фу, гадость какая! Теплое!...Будешь?
-Нет, спасибо. Ну и как это было?
-А так! Осенью 1952 года по приказу Сталина подогнали теплушки к вокзалам, погрузили как свиней и вывезли в Биробиджан!
-Прости, Женюх, может так и было, но только я точно знаю, что, именно, Сталин разрешил евреям выехать заграницу, когда создавалось израильское государство, причем выпустил он многих героев Советского Союза, видных военачальников. А стоило ему сказать “нет”- и неизвестно, чем бы эта затея кончилась. Сейчас же благодаря этому, армия Израиля самая боеспособная на Ближнем Востоке...
-А сколько он расстрелял в 37-м! А сколько наших людей полегло в 1905 году и в 1917-м во время еврейских погромов?! А сколько погибло во время Великой Отечественной войны?!...
-Ну, это уже претензии к “товарищу” Гитлеру! Вы тут, кстати, сами виноваты: ведь только евреи во весь голос по всему миру заявляли, что они самые умные, самые талантливые, в общем, самые-самые! Конечно, Адику это не понравилось,- ведь он наоборот проповедовал, что немецкая нация самая-самая! Так что здесь, может быть, где-то ваши обоснованные амбиции подвели вас! Поскромней надо быть!-Михаил расстегнул ворот гимнастерки,-а насчет того, сколько погибло во время войны-не надо, Жень! Русских погибло больше! Больше, чем евреев, чем украинцев, белоруссов, казахов, татар, ну и так далее.
-Кстати,-влез в разговор Вилькин,-первое советское правительство почти полностью состояло из евреев!... Не из русских! Из евреев!... Руководящие посты во всех учреждениях занимали тоже сплошь евреи! Так кто больше страдалец?...
-Ну, так мы, действительно, талантливый народ!-Мариупольский входил в раж.-Все крупные научные открытия сделаны евреями...
-Евгений, это ты уже загнул!-не выдержал Леонид.-Радио изобрел русский человек Попов, телевидение изобрел  русский человек Зворыкин, паровую машину изобрел русский Иван Ползунов, не говоря о чисто теоретических открытиях, сделанных русскими людьми, скажем, тем же самым Николаем Лобачевским, который открыл всему миру такую науку, как неевклидова геометрия! Могу примеры продолжить, если хочешь...
-Не надо! Все равно мы самые талантливые...-Евгений насупился.
-Слегка талантливые, а в основном-завистливые и злобные,-Вилькин громко вдруг чихнул. - Во! Правильно я сказал, даже чихнул. Не помню, где-то читал о Чехове, так там было написано, что Антон Палыч как-то интересную мысль высказал, примерно, такую, что, дескать, русские писатели Лесков  и Максимов никогда не будут иметь у российской критики успеха, так как почти все они евреи, эти критики, видящие в русском человеке не более, не менее, как тупого инородца.
 -Короче, Женюха, поменьше апломба-и все будет нормально,-Аручев похлопал Мариупольского по плечу,-точно парни?
Вилькин сделал такой вид, как будто не слышит.
-Лень, поддержи хоть ты меня!-Аручев повернулся к Леониду.
-Так я и поддерживаю, но мне, честно говоря, все равно, что русский, что еврей, что татарин-мне лишь бы человек был хороший! Жалко, что так рассуждают не все, и каждая нация в нашем многонациональном государстве держится все-таки особняком, считая себя зависимой от русских, ущемленной русскими, хотя всем понятно, что это не так. В моем понимании сейчас, нация-это как стая, в которую волки сбиваются, чтобы выжить. И каждая стая выживает на свой лад. А когда народ борется за выживание, все средства хороши, при этом такие чувства как интернационализм, мне кажется, отходят на второй план.
-Парни, давайте расходиться! Не дай бог, придет дежурный по части-загремим в первую роту на трассу,-Вилькин  встал и спрятал гитару за стоящий в углу шкаф.
-Он прав,-Михаил начал убирать со стола,-только по одному выходите и осторожно по казармам, смотрите-не попадитесь, а то и сами погорите и меня подведете.
 Леонид вышел последним. Прячась за сугробы и деревья, прокрался к своей казарме. Осторожно вошел. Слава богу!-дневальный у дверей спал, сотрясая храпом ружейную пирамиду.
На цыпочках прошел в спальное помещение. В нос ударил сбивающий с ног запах портянок и сапог. “Как же они не задохнуться”,-подумал Леонид, чувствуя, что трезвеет. Сзади неожиданно послышался стук входной двери и голос старшины роты:
- Рядовой Маркелов! Опять спишь на посту!...Павлов проходил?...
“Вот и все!-пронеслось в голове.- Попался! Не иначе, как кто-то заложил! Вот скоты!”  Не раздеваясь, нырнул под одеяло и затаился.
Шаги приближались, приближались к его койке. Сердце отчаянно заколотилось, а все тело обреченно замерло в ожидание непоправимого.
-Встать, рядовой!-раздался над самым ухом приглушенный голос старшины,-и сорванное им одеяло полетело на пол. В глаза ударил яркий свет карманного фонарика.
-Ага! Даже раздеться не успели! Значит только что пришли?! Где были и с кем?...
Леонид поднялся, встал рядом с койкой и вдруг с облегчением почувствовал, что он спокоен, что шипение старшины в ночной казарме вызывает у него лишь презрительную усмешку.
-В сортире был я, товарищ старшина, один на один со своим больным животом...
-Фу-у-у, а разит -то от вас,-отшатнулся назад старшина,-где же вы так напились, неужели в сортире?...
-Зачем, разве других мест нет,-набирая все большую уверенность, ответил Леонид.
-Конечно, есть,-старшина поднял одеяло с пола,-у вас теперь будет этих мест предостаточно в составе первой роты!...Не служилось вам в штабе?...Плохо было?... Ну, ничего, на трассе зимой зато хорошо будет! Ложитесь спать! Утром пойдете со мной к командиру батальона... 



6
       Командир батальона майор Васильев выглядел неважно: то ли не спал, то ли... .  “По-моему, у него вчера тоже что-то было!”-подумали одновременно и старшина и Леонид, который тут же решил пустить слезу, а вдруг получится разжалобить и оправдаться. Но майор оказался непробиваем:
-Товарищ рядовой, вы поймите, я наказываю не за то, что пьете, а за то, что попадаетесь! Верно я говорю, старшина?
-Так точно, товарищ майор!
-Поэтому не будем терять время!...Старшина, быстро оформите рядовому продовольственный аттестат и отправьте с машиной в расположение первой роты, которая сейчас повезет туда новые шпалоподбойки.
       Водитель грузовой машины ефрейтор Бойко оказался на редкость словоохотливым и к судьбе “штрафника” проникся большим сочувствием. Служил он второй год, было ему тоже двадцать, знал всю подноготную желдорвойск и старался, как мог, утешить попутчика.
-Не боись, салага,-тараторил он,-ничего там страшного в этой первой роте нет. Конечно, это тебе не в штабе писульки писать в теплом кабинете,-здесь придется на горбу в мороз и дождь и шпалы потаскать, и рельсы, но зато на свежем воздухе! Хлопцы хорошие, правда, многие после тюрьмы призвались, тем не менее, права если качать не будешь-сойдешься! Головка-то как после вчерашнего?... Не очень?...Сейчас договорюсь-подлечат! Там в этом плане полный порядок,-не то что в батальоне! Хлопцы начинают глушить прямо с утра, а иначе нельзя-замерзнешь В увольнение, правда, некуда ходить-кругом степи. Ближайшее село в километрах пяти.
Машина выехала за пределы города. Вдалеке еле проглядывали сквозь метель беленькие украинские хатки.
-А где они водку достают?-решился вставить слово Леонид.
-Ну, ты, салага, даешь! Откуда там водка?!...Самогон они пьют, за которым ездят в это ближайшее село. Ох, и крепкий напиток, я тебе скажу!...Девяносто копеек бутылка...
-А  где они столько денег берут?
-Зачем деньги? У них там лошадь, вот сейчас зимой они ее в сани запрягают, два бака с пищевыми отходами грузят-и в село, где эти отходы меняют на два ящика самогонки. Селяне рвут на части эти отходы-у всех же свиньи, кормить надо, а кормить нечем. Колхоз кормов не дает-проблема!
-А начальство как на это смотрит?
-Да какое там начальство? Три лейтенанта, командиры взводов, которые утром дадут задание, сколько километров уложить- и в село. А вечером чуть теплые заявляются и к себе в офицерский вагончик спать. 
 -Рядовой состав тоже в вагончиках?...
-Чего захотел?!...В палатках!...
-Как в палатках?!...Зима ведь?!...
-Ну и что! Там печурки в каждой палатке; дневальный их топит и днем и ночью, если не напьется. Потом в палатках располагается по тридцать человек в два яруса; как приедут с работы, как напьются, как надышат-жарко даже становится! Шучу, конечно, спать ребятам приходится в телогрейках и в сапогах, короче, в чем работают, в том и спят... Чего приуныл, запугал тебя?...  Ничего, привыкнешь! Не пей только много! Кое-кто не выдерживает такого режима: недавно, кажись, в прошлом месяце еще одного из этой роты комиссовали с тяжелейшой язвой желудка, так что будь аккуратен, не налегай сразу на эту “хань”.
       Грузовик съехал с шоссе и загромыхал то ли по бездорожью, то ли по проселку.
-Скоро будем,-ухмыльнулся ефрейтор,-еще километров сорок-и на месте!
-Ничего себе, скоро-пробормотал Леонид, тоскливо вглядываясь в занесенную снегом дорогу.
Начинало темнеть.
Вдалеке показалось что-то похожее на лес.
-Считай, приехали,-ефрейтор почесал затылок,-за этой лесопосадкой их, так называемый, военный городок и участок железной дороги, который они строят.
Обогнув посадку, выехали на заснеженное поле, которое простиралось во все стороны, скрываясь за горизонтом. Прямо перед ними сиротливо стояли три больших парусиновых палатки и три допотопных двухосных вагончика, видимо, уцелевших еще со времен гражданской войны после разгрома банды батьки Махно. Чуть подальше высилась груда шпал и несколько штабелей рельс, рядом с которыми проглядывала  из-под снега железная дорога, уложенная прямо в грязь и тянувшаяся в сторону горизонта, где еле-еле были видны человеческие медленно передвигавшиеся фигурки.
-Легендарная первая рота!-ефрейтор махнул рукой в их сторону.-Скоро пойдут домой. Пока пошли, найдем дневального, узнаем, где тебе можно расположиться.
Дневальный, маленький щуплый солдатик, почти трезвый, что немало удивило, встретил  их, как старых знакомых у одной из палаток с охапкой дров.
-Здорово, Бойко! Что привез, земеля?!
-Как что?! Шпалоподбойки! Те, что летом привозил, вы их, комбат сказал, уже пропили!
-Комбат правильно сказал! Эти тоже пропьем, к весне только... А это кто с тобой? 
-Первогодок, салага, но хороший парень! В штабе нашего батальона служил, да на пьянке погорел, конечно, комбат сразу к вам. Вы уж его не обижайте тут,-москвич он, студент...
-Как? Прямо с самой Москвы?...
Леонид смутился:
-Да, а что такого?
-Да ничего, просто один недавно прибыл к нам....сказал, что из этого... из Киева, а стали проверять,-выяснилось, что он из какого-то села под Житомиром, от которого до Киева-два лаптя по карте! Чего врал?! Нам-то ведь все равно!...Аттестат продовольственный где?...Давай сюда, старшине передам, правда, на довольствие поставит он с завтрашнего дня тебя, ну, а сегодня ребята поделятся с тобой. Ужин хотя, так себе-селедка с кашей перловой! Другого, извини, не бывает. Пойдем, койку твою покажу...во втором взводе есть как раз одна свободная.
       На улице послышалась отборная матерщина и в палатку один за другим стали входить грязные усталые солдаты второго взвода первой отдельной путевой железнодорожной роты 51 отдельного путевого железнодорожного батальона, который, по словам комбата, покрыл себя неувядаемой славой на полях сражений в годы Великой Отечественной войны.
-Дневальный, какая распущенность! Чего так слабо натопил? Дров-то полно!-плотного телосложения солдат прошел к печке и потрогал ее руками.-А это кто?-кивнул он на Леонида.
-Бойко из Харькова привез. Теперь с нами будет служить. Ты его Евсюнин не обижай! Нормальный парень, москвич!
-А это мы сейчас посмотрим,-Евсюнин оторвался от печки.
-Рядовой Евсюнин, отставить!-раздался хриплый бас. На входе стоял рослый красномордый сержант.
-Максимчик, да я ж только пошутить хотел! Ты чего, в самом деле...-Евсюнин растерянно затоптался на месте.
-Знаем мы эти шутки,-красномордый подошел к Леониду,-сержант Максимчик,-представился он.-Звонили сегодня утром насчет тебя. Ждали вас вообще-то в обед, но вы почему-то опоздали, хотя какая разница. Ужинать будешь?...Ну и хорошо, пошли!
Столовая находилась в одном из вагонов. Ужинали по-очереди, так как на всех места не хватало. После ужина вернулись в палатку и расселись вокруг печки, стараясь быть к ней поближе.
-Ну, шо, хлопцы,-Максимчик достал из-за пазухи бутыль мутно-белой жидкости,-по стакану да спать, а то вставать рано...
-И то верно!-хлопцы одобрительно засуетились, раскладывая кто на коленях, кто на койке куски черного хлеба, алюминиевые кружки и бутылки с такой же как у Максимчика жидкостью.
-Держи,-Максимчик подал Леониду почти полную кружку,-добрый самогон, из буряка! Настоен на жженных галошах и табаке. Гадость, конечно, но зато не замерзнешь до шести утра-проверено!...Ну, что, за знакомство и с прибытием!- Максимчик запрокинул голову, опорожняя большими глотками свою кружку.
Леонид с отвращением попробовал напиток: вкус был жуткий!
-Не понравилось?-сержант вытер рот рукавом телогрейки и отломив кусок черного хлеба, ожесточенно стал его жевать.
-Не очень!
-Поначалу мне тоже поперек горла встало, а сейчас только подавай!-и Максимчик снова наполнил кружку.-Тебе добавить?
-Нет, пока не надо, у меня там есть еще.
-Как хочешь!...А ты студент значит?
-Был!
-Понятное дело, был! Я ведь тоже учился, в Киеве...в университете, на истфаке. Со второго курса выгнали за драку в студенческой общаге. Судили, дали два года ни за что! В Архангельской области от звонка до звонка лес на зоне валил, а как откинулся-сюда сразу призвали!...А! Чего вспоминать! Что было-того не вернешь...
Леониду вдруг страстно захотелось сказать что-то теплое этому здоровому украинскому парню, похожему чем-то своей судьбой на него:
-Давай за дружбу! За дружбу между украинским и русским народом, народами-братьями...
-Давай, москвич, только общего между нашими народами ничего нет, тем более братского,-разные у наших народов корни,-неожиданно мрачно произнес Максимчик и с каким-то ожесточением выпил.
-Это почему же?-Леонид сделал несколько глотков и незаметно поставил кружку на пол.
-А потому,-сержант достал из кармана телогрейки сигареты”Памир”, вынул из пачки одну штуку, разломил пополам.-Будешь?...
Нет, не хочу.
-А я закурю,-чиркнул спичкой и глубоко затянулся.-Поступив в университет, я поначалу думал, как и ты. Потом достал книги украинских историков, запрещенных советской властью,-Метлинского, Костомарова, Кулиша, Максимовича, Грушевского...
-Я таких и не слышал,-Леонид с большим интересом посмотрел на Максимчика.
-Конечно, нам же только везде пихали Карамзина!...Который мозги пудрил, что мы единое славянское племя...
-А кто же мы,-ошалело перебил Леонид.
-А мы-разные, и не славяне...
-Кто же тогда славяне?
-Славяне-это поляки, чехи, болгары. А мы,украинцы, произошли от так называемого племени антов, живших по Днестру, по Днепру, по всему Азовскому и Черноморскому побережью.   
-Тогда как понимать Киевскую Русь-мать городов русских?
-Это все басни русского историка Карамзина, поддержанные затем советскими историками! Московская Русь имеет такое же отношение к Киевской Руси, как Ватикан имеет отношение к Римской империи! Это доказал, между прочим, ваш ученый-этнолог Гумилев. Вы, москали,- потомки Золотой Орды!...
-Максимчик, так я что, похож на та-татарина,-язык стал заплетаться.
-Нет, ты-добрый хлопец, я тебя уважаю! Просто, ты спросил-я ответил! Прояснил тебе суть вопроса...давай... лучше выпьем,-сержант тоже начинал с трудом ворочать языком.- За добрые, культурные отношения между нами. Между прочим, по своей культуре, по образованности украинцы до семнадцатого века превосходили русских!
-Не понял!-Леонид заволновался.-Тогда зачем вы, такие процветающие от Речи Посполитой, запросились к нам?
Максимчик задумался, потом, словно вспомнив что-то, встрепенулся:
-Так Украина обратилась к вашему царю Алексею Михаловичу в расчете, что он только защитит, а он взял и заграбастал под себя...
-Это понятно, но зачем вам было искать защиты, если вы культурно процветали в составе Польши?
-Не знаю я таких тонкостей, чего пристал?!
Обстановка накалялась.
В углу палатки тоже назревал скандал. Все слышнее раздавались лагерный лексикон и мат:
-Шнифты выколю!...На пику поставлю, фуцин вонючий!...По фене ботаешь?!...
-Да я на зоне от звонка до звонка, волчара позорный!...
Выход был один-спать!
-Максимчик, ты извини, лягу я, спать хочу...-Леонид встал и направился к своей койке.
-Я тоже лягу,-пробубнил невнятно сержант и рухнул, где сидел.
Сквозь сон Леонид еще долго слышал пьяную ругань, звон разбиваемых бутылок, глухие удары падающих тел и еще что-то не поддающееся определению...
       Разбудил его грубый удар в плечо.
-Подъем, салага, хорош спать!-еще раз пнул его кулаком в плечо Евсюнин, который сидел на соседней койке, затем смачно плюнул на пол  себе под ноги и полез в тумбочку, стоявшую между их кроватями.
Леонид сел и непонимающим взглядом обвел палатку. Тело сотрясал озноб. Прямо над печкой с потолка свисала сосулька. Сама печь была покрыта легким инеем. Вокруг с непристойной бранью просыпались солдаты-железнодорожники, с которыми теперь на долгих три года он был связан, и все, как один, он обратил внимание, лезли в тумбочки, доставая к его ужасу вчерашний ассортимент.
Его сосед напротив, рядовой Евсюнин, уже все достал и протягивал ему, не глядя в глаза, кружку и кусок черного хлеба:
-Держи! Тебе сколько наливать, говори...
-Чуть-чуть...
-Лью половину...все, пей!
С трудом выпив налитое, Леонид про себя отметил, что сегодня национальный украинский напиток проскочил лучше, самочувствие тоже улучшилось, да и настроение стало  не такое подавленное, как накануне. Подошел сержант Максимчик.
-Ты, извини, салага, если обидел тебя вчера чем-то,-забалдел я здорово...
-Нормально,-Леонид протянул ему руку,-где тут у вас можно хоть лицо сполоснуть, да и зубы почистить неплохо  было бы?
-Об этом забудь до весны: вода в умывальниках, а они на улице, замерзла еще два месяца назад, можешь, конечно, пойти к поварам на кухню, взять там горяченькой,-мы иногда так делаем, но оно тебе надо?-Максимчик повернулся к Евсюнину.-Сейчас идем завтракать, проследи, чтоб в столовой москвича никто не обидел, ну, а потом, запрягай лошадь-и в село за самогонкой! Смотри, чтоб к обеду был!
-Максимчик, ну почему опять я? Ну что за распущенность?! Пошли хотя бы этого...Осинцева, он тоже умеет с лошадью обращаться. 
-Хватит, уже посылали!-сержант нахлобучил на глаза шапку-ушанку.-В каком виде он вернулся в последний раз, ты помнишь?
-Ну, помню! Что с того?!-Евсюнин махнул рукой.
       К обеду он, действительно, вернулся, точнее, привезла его лошадь, которая знала дорогу. Сам рядовой Евсюнин лежал в санях мертвецки пьяный, обнимая заскорузлой рукой ящик с бутылками самогона. Единственное, что он сказал, когда его попытались поднять, была фраза:”Какая распущенность...”,-и захрапел с новой силой, вдыхая бодрящий морозный воздух своими молодыми пока еще здоровыми легкими.



7
       Празднование Дня Победы 9мая в этом году первая рота ожидала с большим нетерпением: прошел слух, что всех, без исключения, будут награждать юбилейной медалью “20 лет Победы в Великой Отечественной войне”,-однако Леонид был взбудоражен до предела другой новостью! К ним на практику прибывала группа курсантов Московского учебного полка железнодорожных войск под началом какого-то сержанта Горбульского! Неужели Володька, его друг с первого класса и гитарист, с которым он столько отыграл танцевальных вечеров в различных клубах и Домах культуры города Москвы?! Неужели это именно он приедет! Вот уже которую ночь Леонид не мог спокойно спать из-за этого.
       Практиканты прибыли после праздников рано утром. Возглавлял их, действительно, Володя Горбульский! Описать встречу друзей не представляется возможным: они долго тискали друг друга в объятиях, хлопали по плечу, снова обнимались. Наконец, посыпались первые вопросы и первые сбивчивые ответы.
-Володенька, как тебя-то угораздило попасть в эти войска? Со мной понятно-я учился в железнодорожном институте...
-Ну, а я в железнодорожном техникуме. Разве ты не знал?
-Сюда на сколько приехали?
-Недельки на две, не больше.
-Предлагаю по этому случаю...
-Чувенечка, не могу! Я же командир!
-Тем более! Назначь вместо себя старшего до вечера, а завтра продолжишь свое командирство.
-Но только по чуть-чуть!
-О чем ты шепчешь, сваха! Я что, не понимаю что ли. Иди, назначай старшего, а я пойду возьму в палатке все необходимое.
-Неужели все есть?
-К сожалению, да! И причем, каждый день.
-Хорошо ты тут устроился, я смотрю.
Расположились в лесопосадке. Первые тосты следовали один за другим настолько стремительно, что уже минут через двадцать друзья, порядком захмелевшие, забыли обо всем.
 -Володенька, в двух словах, как там тебе в Московском полку?
-Чувенечка, прямо скажу, повезло мне. Окончил там сержантские курсы, сейчас сам командую, обучаю молодых. Играю в полковой самодеятельности, и знаешь с кем? С Петром Деметром, артистом театра “Ромен”. Гастролируем с ним даже по московской области! Но самое главное-женился я перед армией! Влюбился насмерть и женился!
-Поздравляю! Давай за твою успешную семейную жизнь!... Кстати, выпили почти все. Что будем делать?
-Надо достать еще. Есть где?
-Конечно, но придется идти в деревню.
-Далеко?
-Километров пять. Дойдем, как думаешь?
-Безусловно!-твердо ответил Горбульский, резко повернулся, и рухнул на сырую землю.
-А я уже сомневаюсь,-с трудом удерживая глаза открытыми, произнес Леонид и помог приятелю подняться.
-Твои сомнения напрасны! За мной, чувак!-Горбулский передернул плечами.
И друзья,  ломая на своем пути  кусты, побрели в сторону деревни.
       Беленькие хатки, беспорядочно разбросанные по косогору, утопали в зелени садов и пирамидальных тополей. Зашли в первый попавшийся двор.
-Хозяин есть?-крикнул протрезвевшим голосом Горбульский.
-А як же!-из сарая, примыкавшего к дому, вышел седенький старичок в рваном пиджаке и галошах на босу ногу.-Шо вам треба, солдатики?
-Самогон нужен, дедуль,-Горбульский полез в карман за деньгами.
-Этого добра у нас хватает!-старик вытер руки о пиджак.-Проходьте в хату, хлопчики, ща принесу. Вам сколько бутылок?
-Две, наверное,-Владимир вопросительно посмотрел на друга.
-Две будет достаточно,-важно подтвердил Леонид.-И закусить принеси чего-нибудь, батя.
-Сало будете?-старик взглянул на него.
-Только с хлебом!-Горбульский протянул старику деньги.
-И это можно,-дедок взял деньги и нырнул обратно в сарай.
-Ну, что пошли в дом. Дед пригласил,-Леонид тронул друга за рукав новенькой гимнастерки.
Оглянувшись, не идет ли хозяин, друзья нерешительно прошли в хату, которая сразу   травмировала их своей нищетой: на земляном полу у окна стоял небольшой колченогий стол и три тщедушных табуретки возле него. В правом углу висела маленькая иконка, под которой угрюмо темнел небольших размеров деревянный сундук, накрытый рваным лоскутным одеялом. Слева на стене висела ободранная полка с дюжиной глиняных мисок и двумя грязными железными кастрюлями.  На потолке под самодельным бумажным абажуром  болталась лампочка.
-А вот и я!-в хату вошел старик с большой корзиной в руках, из которой торчали три бутылки самогона, краюха серого хлеба и что-то еще завернутое в полотенце.
-Дед, мы ж просили две бутылки. Зачем третью притащил?
-Так одну сейчас, со мной. Или не будете?-дед в удивлении приподнял брови.
-Как это не будем! Даже с удовольствием, если угощаешь.
-Тогда располагайтесь, садитесь, где кому удобно, и разливайте. Сало берите,-старик достал из корзины сверток.-Хлебушек режьте, не стесняйтесь, хлопчики.
Пили из глиняных кружек,-другой посуды у хозяина не было.
-Дед, а что так бедно живешь,-спросил Горбульский, вытирая губы, когда выпили.
-Не я один, вся деревня так живет! Да вы закусывайте, сало хорошее-свое! Сами откуда будете?
-Из Москвы,-Леонид выбрал побольше кусок сала и положил его на хлеб.
-Москали, значит!
-Москали, дед, москали!-Горбульский достал из кармана и положил на стол пачку сигарет “Шипка”, -но мы вас украидов все равно любим, хоть вы нас и оскорбляете.
-Да вы не обижайтесь, шо так называю,-я ведь сам тоже когда-то в Москве жил, давно, правда, еще до революции, а потом, когда в Москве голодуха началась в двадцать втором году, подался вместе с семьей на Украину, думал, где-где, а здесь прокормимся! Не тут-то было! Здесь оказалось еще хуже! В тридцать третьем году  такой голод вдарил, что всю семью похоронил,-один остался. Так по сей день и живу бобылем.
Старик вытер навернувшиеся слезы и дрожащей рукой налил сначала себе, затем гостям.
-Ну, шо, солдатики, помянем може?
-Помянем, дедуль.
Не чокаясь, выпили.
-А где жил в Москве, дед?-спросил Горбульский и закурил.
-Где жил, спрашиваешь,-старик довольно заулыбался,-в хорошем месте! На Красной Пресне! И работал там же на Трехгорной Мануфактуре,-добрые времена были. Хозяин, то шо надо был: платил очень неплохо! Заботился о рабочих! У нас при фабрике и свой детский садик был, и ясли, и даже дом отдыха для рабочих, во как!
-А зачем же вы тогда в 1905 году на баррикады поперлись?-недоуменно спросил Леонид.
-Так не везде такие хозяева были! Кстати, наши с Трехгорки не очень-то и участвовали на этих баррикадах, если уж честно говорить.
-Получается, раньше лучше было,-Леонид  потер виски, стараясь казаться трезвым.
-Да уж не хуже, чем сейчас,- сердито пробурчал старик. -Балакают, шо при царе была эксплуатация...а теперь ее нет что ли? Сейчас все то же самое, только в роли лиходея государство выступает! Народ обдирают как липку! В двадцать девятом  году при Сталине у нас тут на Украине почти тридцать пять тысяч народу посадили, а имущество в пользу государства забрали, как объяснили. При Никите Хрущеве сажать , вроде, перестали, но все равно, коров позабирали! Ну ладно, у меня! А у кого диты малые?! При царе такого не было!...В колхозе за трудодень, знаете сколько платят?...Три копейки! А зробляем от зари и до зари! В городе  не лучше! Вот и получается, шо эксплуатация, будь она неладна, и при царе е, и без царя е! О то ж!...
 -А ты, дед, политэконом!-Горбульский осоловелым взором окинул старика.
-Да какой там, эконом!-дедок махнул безнадежно рукой.-Так, иногда с умными заезжими людьми побалакаешь, что-то в мозги отложишь...Горилки ще будете?
-А что, твою уже выпили?-Горбульский сощурился, пытаясь разглядеть стоявшую на столе бутылку.
-Эта пустая ужо,-старик взял бутылку и убрал  под стол.
-Тогда давай наши!...Открывай!...
В этот момент неожиданно раздался стук в дверь и в хату вошел  пожилой мужчина, одетый в белую холщевую рубаху, такие же холщевые брюки и белые парусиновые туфли. Его густые черные волосы, слегка тронутые сединой, были аккуратно зачесаны на пробор, что придавало ему совсем не сельский вид.
-Привет честной компании,-негромко сказал вошедший и смущенно затоптался у двери.
-А-а, Кирилл Мефодич,-засуетился хозяин хаты,-проходь, дорогой, а мы тут выпиваем трошки! Вот видишь, солдатики ко мне забрели, сам знаешь, зачем. Возьми там в сенях табурет и присаживайся, тем более разговор у нас тут интересный получается.-Сосед мой,-повернулся он к друзьям, учителем был в школе! Умнейший человек! Вот с кем вам будет интересно побалакать.
-Петро Фомич, я ненадолго,-гость сел рядом со столом на принесенную табуретку. Делов невпроворот, хотел...
-Дела подождут,-перебил его старик,- садись ближе, выпей с нами по чарке.
-Ну, если только по чарке. Как твоих солдатиков зовут? Давайте, ребятки, познакомимся.
Друзья представились.
Через полчаса компания вела уже такой оживленный разговор, как будто все были знакомы между собой не первый год.
-Так вот я и говорю им, голод у нас на Украине в тридцать третьем году унес тысячи жизней!...
-Да не, Петро Фомич, ты ж всего не знаешь! Ты на Украину когда приехал?
-В двадцать втором...
-Ну вот!  А у нас тут голод начался еще осенью двадцать первого года, когда в Запорожской губернии зарегистрировали первые случаи смерти от голода. В январе двадцать второго года голодало уже пятьсот тысяч крестьян, многие из которых, как мне рассказывали, рыли себе в отчаянии могилы!
-Откуда у вас такие сведения, да еще с цифрами?-Горбульский недоверчиво посмотрел на Кирилла Мефодиевича.
-А я, голуба, в тот год по делам в Донецк ездил и в Донецком губисполкоме случайно слышал разговор начальства на эту тему, так что, солдатики, не ловите меня на слове,-я знаю, что говорю!
-О то ж! Он зря языком не трепет!-хозяин хаты одобрительно затряс головой.
-Многие говорят, что причиной была засуха! – продолжал Кирилл Мефодиевич.-Неправда! Настоящей причиной была политика “военного коммунизма”, которую проводили большевики и которая позволила им выгрести из украинских сел последние запасы зерна. Засухи, я вам скажу, и раньше были, но крестьяне на Украине умели с ними бороться: для этого они создавали специальные страховые хлебные фонды. Одновременно большевики развалили всю экономику Украины! В двадцатые годы производство чугуна сократилось в десятки раз! Добыча угля сократилась в пять раз! Посевные площади уменьшились в два раза! Ну, как? Ничего советская власть?!...-сосед вытер вспотевший от волнения лоб.
-Мефодич, да ты успокойся! Давай горилки еще трошки...
-Наливай!-сосед подставил кружку.
Друзья растерянно переглянулись.
-За первые годы советской власти, подарившей нам гражданскую войну, голод, безработицу, идеи социализма, если и блуждали по Украине, то растворились как дым! Народ не скрывал своего разочарования ни революцией, ни социализмом, ни большевиками. Я вам больше скажу,-сосед сделал нервный глоток из своей кружки,-сразу после революции, созданнная на Украине Верховная Рада, пошла ведь даже на сговор с Германией, и немцы, буквально, через неделю ввели сюда свои войска! Потому что украинцы чувствовали, какую беду несут с собой большевики!     Но немцы, дураки, сами начали грабить! Вывозить целыми эшелонами хлеб стали, что, конечно, настроило против них все население. В итоге вы знаете, что получилось. Но я твердо уверен: Украина  будет независимой!
-Хай живе Радяньска Украина!-воскликнул восторженно дед.-Давайте выпьем за это, хлопчики!
Приятели были настолько уже пьяны, что им было все равно.
-И вот мы живем без малого пятьдесят  лет при советской власти, и с каждым годом живем все хуже и хуже!-сосед с горечью хлопнул ладонью по столу.
-О то ж,-поддакнул ему старик.
-Так зачем, спрашивается нам такая власть?!-сосед допил кружку и уставился на Леонида.-За эти годы, точно вам говорю, смешение коммунистических идеалов с методами насилия стало главной чертой советской власти. Ее деятельность имеет как бы две системы ценностей: одна из них завлекает людей своими призывами, призывает жить не сегодняшним  днем, а работать исключительно на будущее, затягивать во имя этого будущего пояса, которое как горизонт все время отдаляется! В то время как сама власть, а точнее, “родная коммунистическая партия” захватила в свои руки все материальные богатства, и что самое важное-систему распределения жизненных благ! И живет ни в чем себе не отказывая, припеваючи! Каково, а?!...
-Действительно, без пол-литра здесь не разберешься,-с трудом проговорил Леонид.-Неси еще горилки, дедуля!...
       Вернулись друзья назад в расположение первой роты только  через два дня. Леонида уже ждал “воронок”, который повез его тут же в Харьков на гарнизонную гауптвахту. Что стало с Горбульским, он мог  лишь  догадываться.
      
       Началник Харьковской гарнизонной гауптвахты капитан Омельченко стоял у ворот “губы” и плакал самым натуральным образом. Сама гауптвахта находилась почти в центре города на площади Руднева за высоким каменным забором. Мимо начальника сновали прохожие, а он, не замечая их, продолжал всхлипывать.
На “губу” Леонида привез старшина роты, который, судя по всему, бывал здесь довольно часто, потому что обратился к капитану как к старому знакомому.
-Михалыч, ты чего это?-спросил он, вылезая из машины, остановившейся рядом с воротами гауптвахты.-Что случилось?...
- А-а, это ты, Николаич,-печально отозвался капитан,-кого привез?
-Самовольщика. Срок-15 суток. У тебя-то что стряслось?
-Да представляешь, стройбатовец, который у меня тут сидел за “самоволку” из части, и с гауптвахты умудрился уйти в самоволку, паразит! Целые сутки его ищем!
-Нашел из-за чего расстраиваться! Найдется!...
-Да дело не в этом! Проверяющий с округа должен быть с минуты на минуту, представляешь?!...А у меня тут такое ЧП!...
-Это хуже, Михалыч, прими мои соболезнования. Ну ты ему врежь, когда он найдется на полную катушку: 15 суток холодного карцера добавь!
-Да уж за мной не заржавеет,-нашелся б только!-капитан горестно вздохнул.
-Ну, в остальном как дела, как служба?-старшина сделал Леониду знак выходить из машины.
-Еще тут один демобилизованный по фамилии Мачульский нервы треплет: два месяца назад его демобилизовали, так он два месяца никак до дому не доедет...
-А как это так?-старшина удивленно вскинул брови.
-Вот так! Пока едет до вокзала, напивается как свинья-его патруль на вокзале, естественно, забирает и ко мне на десять суток. Я его через десять суток выпускаю, он снова едет на вокзал, снова напивается на радостях, его, конечно, забирают и опять ко мне, короче, вот эта карусель длится два месяца. Я уже звонил на вокзал военному коменданту подполковнику Шелабанову, знаешь его,-просил: дайте вы команду патрулю не забирать Мачульского. Дайте вы ему спокойно домой уехать,-пусть дома пьет! Нет! Все равно забирают! А у меня из-за этого показатели портятся: по итогам соцсоревнования по нашему округу гауптвахта опять на последнем месте! Ладно, у тебя-то что? Кого привез?
-Да я ж сказал, самовольщика. Комбат 15 суток определил ему.
-Продовольственный аттестат на него есть?
-Ну а як же!
-Тогда пошли, арестант,-начальник гауптвахты ласково обнял Леонида за плечо.
-Приезжай за ним, старшина, через 15 суток! Не забудь! А то у меня тут с местами плоховато-переполнено! Что поделаешь-весна! Солдатик-он ведь тоже человек! Молодая кровушка играет!
-Михалыч, как можно! Он ведь нам тоже нужен,-старшина обиженно развел руками и повернулся, собираясь уходить.
-Тьфу, черт! Совсем забыл! Стой Павлов, тебе ж два письма пришло, просили передать, а я забыл,-хорошо вспомнил. Держи, в камере почитаешь...
       Уже сидя на цементном полу, Леонид распечатал письма: одно было от мамы, другое от друга Кольки из Котяшкиной деревни. Николай описывал свои амурные похождения и в заключение  извинялся, что не может послать много денег,- посылает поэтому только 15 копеек, на  пачку сигарет, которые, может быть, на какое-то время скрасят армейскую жизнь. Леонид заглянул в конверт.  На дне конверта лежала 15-ти копеечная монета...
 
 

8
       В палатке было душно и влажно. Стоял третий армейский июль в жизни Леонида. Температура воздуха даже вечером не опускалась ниже тридцати градусов. Только что пришли с работы и лежали в полном изнеможении на койках не в силах  ни пить, ни есть, ни  разговаривать. Но настроение-приподнятое: как никак до увольнения в запас оставлось не полных четыре месяца!
-Рота, выходи строиться!-раздался снаружи истошный голос дневального.
-Что теперь-то случилось?!-сержант Максимчик встал с койки.-Подъем, второй взвод, пойдем построимся!
Перед палатками бегал ошалевший от жары и непонятно чем возбужденный замполит батальона.
-Товарищи солдаты, живей-живей, я вас долго не задержу!
Непристойно ругая и замполита, и погоду, и несметные тучи комаров, построились на привычном месте перед офицерским вагончиком.
-Товарищи солдаты, - замполит снял фуражку и вытер ярко-рыжую шевелюру,-политическая обстановка в мире осложнилась! Израильские агрессоры оккупировали территорию Сирии и находятся, по последним сообщениям, в 50-ти километрах от Дамаска! Советское Правительство приняло решение вмешаться в этот ближневосточный конфликт и оказать помощь дружескому сирийскому народу в их справедливой борьбе против израильской военщины и американского империализма! Поэтому я призываю вас,-перестаньте пить, ходить в самоволки!  Того гляди, грянет война и нам придется проявить в полной мере нашу боеготовность и выучку!...
-Товарищ майор, а оружие нам дадут?-рядовой Евсюнин поднял руку.
-Какое оружие, товарищ солдат?! - замполит сверкнул вставными золотыми зубами,-ваше оружие-вилы и лопаты. Но главное, перестаньте пить! Вы же пьете тут без передышки!
-Неправда, товарищ майор, -обиженно пробасил Евсюнин,-я, например, несколько часов могу не пить!
-Хватит демагогии!-замполит вытер пот со лба,-разойдись!-и бросился к стоявшему неподалеку “Газику” командира батальона, на котором он приехал.
Вернувшись в палатку долго и напряженно молчали.
-Неужели война?-тихо произнес кто-то.-Вместо дембеля на фронт, так что ли?...
-Наливай, ребята!-прорезал тишину чей-то серьезный голос...
       На следующий день рано утром в палаточный городок первой роты резво залетел и лихо остановился комбатовский “Газик”.  Из него выскочил командир батальона и в замешательстве осмотрелся по сторонам. Нигде никого не было видно. Звонкая тишина, нарушаемая изредка птичьим щебетаньем, царила вокруг. Вдруг из ближней палатки в полной прострации шатаясь вышел полуголый солдат и, не замечая начальства, помочился прямо себе под ноги.
-Товарищ солдат,-заверещал комбат,-вы что делаете, что у вас тут происходит?!...Где личный состав?!...Почему вы не на работе?!...Боже, а что за вид у вас?!...
Солдат с каким-то безразличием поднял опухшие глаза  на комбата.
-Понимаете, товарищ майор,-язык у солдата еле ворочался и сам он качался так, как будто находился под ураганным ветром,- вчерась приезжал замполит, сказал, что начинается война, что нам всем...того!...Ну, мы с горя и нажрались...
-Что?! Вся рота?!...
-Вся...-солдат качнулся и рухнул комбату под ноги.
-Ну, замполит! Ну, идиот!...Разжалую!-комбат побежал к машине.
       Приходили в себя долго. Однако  молодые организмы и на этот раз справились с недугом, и работа продолжалась в обычном режиме до ноября. Страна готовилась торжественно отметить в этом месяце очень знаменательную дату - 50-летие Великой Октябрьской социалистической революции. От первой роты это событие тщательно и благополучно скрыли и к 15 ноября, когда большинство военнослужащих первой роты должно было быть уволено в запас, роту без потерь вызвали в батальон для получения военных билетов и железнодорожных требований с целью отправки домой. Священный долг советского гражданина перед Родиной, слава богу, наконец-то, был выполнен!
       На ближайшую станцию Белополье шли пешком. Шли долго, так как по дороге пропивали остатки железнодорожного инструмента и кое-что из обмундирования. На платформе были где-то за полчаса до прибытия поезда. При их появлении оживление, царившее на платформе, стихло: народ с интересом стал рассматривать загорелых до черноты молодых хлопцев, одетых несколько странно: кто-то был одет в гимнастерку, кто-то в рубашку, кто-то в тельняшку. На ногах у кого сапоги, у кого кеды, у кого пляжные босоножки. На головах у кого пилотка, у кого шапка-ушанка, у кого тюбетейка. И только три молоденьких лейтенанта были одеты по форме.
-Кино про гражданскую войну снимают. Массовка!-со видом знатока сказал какой-то мужик рядом стоявшей бабке.
-А я смотрю и не пойму, что за странные хлопцы,-бабка всплеснула руками,-то ли солдаты, то ли бандиты! Хорошо их загримировали!
В этот момент к Леониду подошел старичок, которого он сразу узнал.
-Здорово, дед! Тоже в Харьков?
-Здорово, сынок, давно не виделись! Как вы тогда с другом? Попало небось крепко?
-Не то слово! Ничего, все позади, домой едем, дед!
-О, це доброе дело! Так може по этому случаю по сто грамм? У меня есть с собой,-и старичок достал из холщевой сумки четвертинку самогонки.
-Спасибо, дед, но мы сегодня уже освежились, да и закуски никакой нет.
-Та разве это причина?-старик хитро подмигнул.-Пить надо, я тебе скажу, в двух случаях,-когда есть закусь и когда ее нет! Пойдем, хлопче, я так рад тебя видеть и так рад, что для тебя хорошо все кончилось и ты едешь домой! Дай бог тебе удачи в жизни!-и  старик потащил Леонида в сторону. Зашли за станционное здание в тень какого-то высокого кустарника.
-Я тебе честно скажу, не доверяю тем, кто не пьет. Этот человек или дюже хворый, или дюже великий подлюка,-и дед разлил четвертинку на двоих в бумажные стаканчики.-Будь здоров, солдат!  А ты сразу видно, хороший хлопец, добрый главное. С тобой и выпить хочется.
-И тебе здоровья, дедуль, не обижайся, если тогда чем обидели.
Вдалеке послышался стук колес приближающегося поезда.



9
       -Неужели  вернулся, Лео!-голос Николая в телефонной трубке вмещал сразу всю гамму ликования.
-А как ты узнал?-Леонид был приятно удивлен неожиданным телефонным звонком.
-Да кое-кто видел, как ты с Курского вокзала домой пробирался! Ладно, потом расскажу. Когда увидимся?
-Хоть завтра, сегодня не могу, дела есть серьезные.
-Договорились. Жду тебя завтра в шесть у Дома композиторов. Рядом с Котяшкой, помнишь, наверное, красивый дом такой?
       Друзья встретились как и договаривались. Долго мяли друг друга в объятиях. Наконец Николай сказал:
-Знакомься, это- Артамонов!-и показал на высокого широкоплечего мужчину с густыми русыми волосами чуть тронутыми сединой, который стоял чуть поодаль.- Человек-легенда! Непризнанный скульптор и художник!  В Котяшке алкаши зовут его “каменотес”,-дурачье!  Я зову его Папаша. В Оружейных баньках познакомились! Интереснейший мужик!...
-Павлов,-Леонид протянул руку.
-Артамонов,-мужчина сделал изящный поклон и пожал протянутую руку.-Приглашаю вас к себе, молодые люди, ибо сегодня в квартире один и мы можем спокойно посидеть и, никому не мешая, поговорить о делах насущных.
Предложение было с радостью принято. Артамонов жил в шестиэтажном старом доме, который стоял во дворе Дома композиторов. Жил он в небольшой трехкомнатной коммунальной квартире, похожей на все московские коммуналки. В одной из комнат, видимо принадлежавшей Артамонову, стол уже был накрыт и, как отметил про себя Леонид, накрыт неплохо.
-Прошу садиться,-пригласил гостей Артамонов и , чтобы их не смущать, тут же сел за стол.
-За что будет наш первый тост?-непризнанный скульптор повернулся к Леониду и налил ему чуть ли не целый стакан “Столичной”.
-За благополучное возвращение, за что ж еще!-воскликнул Николай и подставил свой стакан.
-Тогда поехали,-и Артамонов без раздумий выпил.
Закуска была незатейливая, но после армии казалась роскошной: жареные макароны, ливерная колбаса, маринованые грибы, квашенная капуста, отварная картошка, какая-то зелень,-короче, Леонид тут  же сомлел от такого приема.
-Ну, как там в армии?-не переставая жевать, спросил Артамонов.
-Тяжело было. Мне бы не хотелось вспоминать. Лучше расскажите, как вы тут жили-поживали? Что нового в Москве, что изменилось? Я ведь нигде еще не был...
-Ни черта нового!-сердито буркнул Николай,-что тут будет нового в этой совдепии?! Одни совкозлы! Пока у власти “комуняки”, перемен не будет...
-Дело не в них,-наставительно проговорил Артамонов,-Против России существует международный сионистский заговор, который очень последовательно проводится в жизнь и мешает нормальному развитию страны.
-А что это за заговор?-Леонид с интересом взглянул на скульптора.-Впервые слышу.
-Я сам об этом недавно узнал,-Артамонов закурил,-в закрытой  для простого человека литературе это есть, и очень подробно расписано. Оказывается еще в 1897 году в Швейцарии в Базеле состоялся первый тайный съезд интернациональных евреев, на котором была разработана программа ликвидации России. Говорят, что документ этот выкрали в 1905 году и показали Николаю Второму, чтоб он меры какие принял, но он в тот момент находился не в форме, потому что в стране начинались революционные волнения и ему, сердешному, было не до этого. А созданная на этом съезде Всемирная сионистская организация время даром не теряла...
-Папаша, рассказываешь ты интересно, но не забывай, ради чего мы собрались, а собрались мы немножко выпить, правильно я говорю?-и Николай наполнил стаканы.-Извини, что хозяйничаю...предлагаю, выпить за женщин, а точнее, за наших жен и подруг и чтоб они никогда не встретились!...Ты сам-то, Лень, подженился в армии?
-Нет, но собираюсь,-Леонид, чтобы скрыть смущение, взял сигарету и закурил.
-Все когда-то этим кончают,-глубокомысленно произнес Артамонов,-будем, други мои!
Выпили не торопясь, со знанием дела.
-Вторая лучше пошла,-Артамонов откинулся на стуле и с удовлетворением погладил живот.-Лично для меня, алкоголь-это анестезия, которая позволяет перенести тяжелую операцию под названием жизнь.
-Для меня, наверное, тоже,-невнятно проговорил Николай, закусывая макаронами. Ой, слушай, Лео, совсем забыл! Неправ я был, новое в нашей жизни все-таки есть, тебе это интересно будет знать: в прошлом году состоялся Фестиваль джаза в Москве! Представляешь! То запрещали, а тут вдруг сразу-фестиваль! И чувачки играли  не хуже, чем по “Голосу Америки”.  Такие ансамбли появились!...Я кое-кого послушал! Подожди, сейчас вспомню...а, вспомнил! Трио Германа Лукьянова, квартет “КМ” саксофониста Сермакашева, квартет Виталика Клейнота, квартет саксофониста Зубова, короче, много их! Саксофонисты, кстати, здорово все лабают,-тебе интересно будет послушать!...У тебя как с музыкой?...
-Наверное, все! Конец!-слабо улыбнулся Леонид.-Я ведь три года в глаза не видел ни кларнета, ни саксофона.
-Жаль!...Классно лабал чувак!-Николай повернулся к Артамонову и показал пальцем на Леонида.-Я с ним на все его халтуры ходил. Да я ж тебе рассказывал, Папаша!
Николай снова разлил.
-Ладно, не грусти! А может ты и правильно делаешь, что завязал. Я тут без тебя покрутился среди этой богемы,-грязь одна! Честно говорю, противно даже стало. Например, чувихе, если она хорошо поет, пробиться на большую эстраду, практически, невозможно, не переспав с главным режиссером Москонцерта. А их сейчас много новых, молодых,  хороших появилось-это и Катя Шаврина, и Галя Ненашева, и Тоня Нестерова, и Алка Пугачева. Но прет наверх только Пугачиха, хотя и внешность у ней вульгарная до предела, и диапазон вокальный-всего октава! Ростом с окурок, репка в общем! Не сравнить ни с Шавриной, ни с Ненашевой! А уж Нестерова вообще Пугачихе сто очков форы дает! Однако, одну только Пугачиху,- и на международные конкурсы, и на фестивали-везде пихают! Ну и что, непонятно почему?!...Очень даже понятно, почему! Ребята из кафе “Молодежного” мне рассказывали, что...
-Угомонись, Николай! Все это знают! Америки ты никакой тут не открыл-такое твориться везде в мире искусства! А я почему сижу без работы? -Артамонов нахмурился. Картин, смотри, вон сколько!-и он кивнул на одну из стен комнаты. Леонид только теперь обратил внимание, что вся стена завешана картинами, нарисованными на небольших листах ватмана, причем написаны картины были и карандашом, и маслом, и акварелью. Большей частью это были портреты и пейзажи, выполненые настолько профессионально, что Леонид поневоле воскликнул:
-Артамонов, неужели это вы рисовали?!
-А кто же? Николай, скажи!-Артамонов самодовольно провел рукой по волосам.
-Все эти работы его, а что толку?!-Николай изобразил на лице печальную мину.
-Да вы Рембрандт, Рафаэль, Николло Пуссен, в крайнем случае, Рубенс!-вскричал Леонид, порядком уже захмелевший к этому моменту.-Вашим картинам место в лучших музеях мира, в  Третьяковке – уж точно!
-Вы мне льстите, молодой человек! Спасибо, конечно, за теплые слова, но я знаю себе цену,-смутился Артамонов.-Так рисуют многие. А вот пробиться, получить признание-это удается единицам! Я для них конкурент, а конкурентов никто не любит! 
-Предлагаю тост-за искусство!-Артамонов поднял стакан.-Ибо оно облагораживает человека, делает его лучше, заставляя порой забывать о плохом!
За ваше большое будущее в мире искусства!-Леонид чокнулся с Артамоновым.
-И чтоб было это очень скоро,-поддержал его Николай.
Закусив маринованным грибочком, Леонид тронул Артамонова за плечо.
-Скажите, а сейчас над чем вы работаете?
Непризнанный художник на мгновение задумался, а затем как бы нехотя произнес:
-Есть кое-что…но это так- пока набросок.
-Ну. а все-таки,-не унимался захмелевший Леонид.-Что это? Портрет, пейзаж?
Артамонов важно почесал подбородок:
-Это будет эпохальное полотно, такая  жанровая картина… «Маршал Буденный на любимой лошади у постели больного писателя Максима  Горького».
Леонид ошалело посмотрел на художника.
Николай тоже  не нашел, что сказать. Было видно, что и он ничего не понял.
Молчание становилось неловким и Леонид первым решился его нарушить.
 -Если вы не против, Артамонов, давайте вернемся к политике. Мне все-таки хотелось дослушать ваше мнение относительно того, что международный сионизм не теряет времени даром. Наверное, это все-таки преувеличение, потому что наша страна набирает силу, осваивает космос, строит атомные электростанции...
-Не горячитесь, молодой человек,-перебил его Артамонов,-процесс этот сложный и длительный, результаты не всегда сразу заметны. Первые шаги сделаны: совершен октябрьский переворот в семнадцатом году-это раз! В результате этого Россию столкнули на путь неестественного развития. Во-вторых, в тридцатые годы начат под давлением этой сионистской организации беспрецедентный геноцид российского народа. Сотни тысяч расстреляны и посажены в лагеря. Не говоря уже о совершенно гениальной операции сионистов по ликвидации накануне войны с Гитлером высшего командования Советской Армии! Говорят, более сорока тысяч офицеров высшего и среднего звена были расстреляны! Надо быть полным идиотом, чтобы такое сделать накануне войны! Мировая история не знает таких примеров! Я думаю, что Сталин не был все-таки полным идиотом, но давление на него настолько было мощное, что он поневоле поддался! Сам на такое он пойти не мог, это совершенно очевидно.
-Но мы все-таки выиграли войну,-Леонид сказал и замер в ожидании ответа.
-Какой ценой?!-Артамонов вздохнул.-Это ж была “пирова победа”. Просчитались иудеи, не учли мощный фактор русского патриотизма...
-Во! Предлагаю за патриотизм, за любовь к Родине,-влез неожиданно в разговор Николай.-Как говорил Бердяев,-наша любовь к России должна быть сильнее ненависти, причем любить Россию и русский народ нужно сильнее, чем ненавидеть большевиков и революцию.
-Да-а,-задумчиво протянул Артамонов,-таких людей сейчас нет. Раньше были патриоты,  сейчас повывелись. А Петр Чаадаев как сказал о России,-вообще слеза прошибает: “Я предпочитаю бичевать Россию, унижать ее, но только не обманывать”. Ладно, давайте выпьем и я поставлю вам хорошую музыку- Вадим Козин! Пластинка тридцатых годов!
       Разошлись поздно. Леонид неспеша брел по знакомым осенним улицам: по 3-й Миусской, по 4-й Тверской-Ямской, с наслаждением вдыхал родной московский воздух  и напряженно думал о том, что он услышал от Артамонова. Услышанное от художника-неудачника почему-то не выходило из ума.



10
       Восстановление в институте прошло на удивление спокойно. Ректор института профессор Кочнев хорошо знал Леонида по его блестящим выступлениям в составе студенческого оркестра на всех вечерах, проходивших в Доме Культуры МИИТа, и поэтому подписал приказ о его зачислении, не раздумывая. Но о своем возвращении в музыку Леонид и не помышлял. Мысль о том, что он по-глупости бездарно потерял три года жизни не давала ему покоя. Он понимал, что компенсировать эту потерю возможно только напряженной учебой, не отвлекаясь ни на что. Ни в каком возрасте нельзя приобрести талант, которого ты лишен, но в любом возрасте можно исправлять свои ошибки. Эти гениальные слова французского философа Вольтера стали на какое-то время его девизом. С утра он бежал на лекции, после лекций-в институтскую библиотеку, где готовился к лекциям следующего дня, затем домой, там наскоро перекусывал, доставал старенькую чертежную доску и до полуночи чертил курсовые работы по сопромату, деталям машин, теоретической механике. Жена, а Леонид женился к этому времени, не докучала домашними делами, и он был бесконечно благодарен ей за это.
В один из таких дней часов в одиннадцать вечера позвонил телефон.
-Чувенечка, Горбульский на проводе. Предлагаю начать зарабатывать клевые башли.
-Каким образом?
-Ты пишешь стихи, я под эти стихи сочиняю музыку, в итоге создаем песню, которую толкаем или Утесову, или Лундстрему, или еще кому. Ну как идея?
-Давай попробуем. На какую тему писать?
-Борьба за мир...протест против войны, ну что-нибудь в этом духе. Такая тема всегда актуальна.
-Понял.
Через неделю текст был готов и Леонид в воскресенье позвонил другу.
-Ну ты молодец, - ликовал Горбульский,-я думал, дольше будешь возиться. Давай ко мне,-попробуем вместе с музыкой.
Мелодия, к их общему удивлению,  легла на текст идеально.
-А ты как думал,-сказал важно Горбульский,-за дело ведь взялись профессионалы.
-Да ладно тебе,-смутился Леонид, -что дальше будем делать?
-Как что?-изумился приятель.-Теперь я эту песню, как говорят, “залитую”  во Всесоюзном обществе по охране авторских прав-и к Утесову! Я уже узнал где его репетиционная база...
-Где?
-Недалеко! За стадионом “Динамо”, в Доме офицеров, короче, я знаю это место. Кстати, песню как назовем?
-Не знаю.
-Предлагаю назвать ее-”Холмы”. По-моему, коротко и выразительно...
       Репетиция Государственного оркестра СССР под управлением Леонида Утесова была в полном разгаре. Сам легендарный Утесов сидел на сцене на стуле за левой кулисой и безучастно поглядывал на музыкантов. С оркестром занимался художественный руководитель Владимир Старостин. К нему, собственно, и рекомендовали друзьям обратиться. Дождавшись перерыва, приятели, которые наблюдали репетицию из зала, бросились на сцену.
-Товарищ Старостин, мы хотели бы с вами поговорить.
-Пожалуйста, пройдемте со мной в мою комнату отдыха, там никто нам не помешает.
Оставшись один на один со Старостиным, приятели волнуясь, перебивая друг друга, изложили свою просьбу.
-Хорошо, садитесь за пианино. Послушаем, что вы там изобразили,-и Старостин открыл крышку стоявшего в комнате инструмента.
-Если можно, я на гитаре,-смутился Горбульский,-она у меня с собой.
-Как вам будет угодно,-Старостин присел в кресло.
Слушал он внимательно, а когда Горбульский закончил петь, долго молчал, смотря куда-то в одну точку перед собой.
-Ну, что я могу сказать,-Старостин встал и начал расхаживать по комнате.-Неплохо, очень неплохо. Однако помочь ничем не могу. Дело в том, что я сам пишу песни и, поймите меня правильно, я в появлении новых молодых авторов не заинтересован. Не обижайтесь, ради бога, еще раз прошу: поймите меня правильно. Более того, честно вам скажу, никто не будет проталкивать ваши песни, как бы талантливы они не были,-ни Саульский, ни Пахмутова....короче, никто!  Единственное, что я могу вам посоветовать: обратитесь на Центральное телевидение,-там сейчас, я слышал, готовится к выходу новая программа “Алло, мы ищем таланты”,-может там у вас что получится. Извините, мне пора,-репетиция!-и Старостин удалился.
Отказ, хотя и был ожидаем, почему-то так потряс друзей, что почти до самого дома они ехали молча. Только расставаясь, Леонид не выдержал.
-Что будем делать, Володя? Наверное, не стоит больше этим заниматься, мне, например, все ясно.
-Нет!-вдруг вспылил приятель.-Назло! Назло всем им будем продолжать!
-Как?!
-Завтра едем на телевидение!...
       Просмотр молодых дарований проходил в Телевизионном театре недалеко от ВДНХ.
Количество желающих пробиться на большую эстраду перехлестывало через край. В жюри присутствовали такие мэтры эстрады, как Микаэл Таривердиев и Майя Кристалинская. У друзей при их виде дух перехватило от волнения.
-Володя, нас приглашают,-толкнул Леонид друга,-и они вышли на огромную сцену, залитую ярким светом юпитеров. Оба сразу вспотели и от волнения и от жары, создаваемой прожекторами.
Ведущая отборочного конкурса нетерпеливо махнула рукой.
-Молодые люди, не тяните! Времени и так мало! Вон еще сколько исполнителей надо прослушать!
С трудом поборов дрожь в коленках, Горбульский исполнил песню “Холмы”.
Когда прозвучал финальный аккорд, их радости не было предела, потому что с места неожиданно поднялась Майя Кристалинская и крикнула:
-Браво, ребята! Молодцы!
Тут же на сцену поднялся Таривердиев и, подойдя к Горбульскому, серьезно спросил:
-Молодой человек, это действительно вы написали?
-Да, а что?
-А то, что это по-настоящему талантливо!-и маститый композитор обнял Владимира за плечи.-Но вам нужен хороший исполнитель для этой песни с очень хорошим голосом. Постарайтесь найти такого; до выхода передачи в эфир осталось восемь дней, так что у вас в распоряжении не больше недели.
       Найти солиста не удалось. На этом все и закончилось.
       Жена, узнав об этом, только усмехнулась.
-Не переживай, я думаю, будет лучше, если ты будешь наблюдать мир искусства вместе со мной со стороны, из театральной ложи. Кстати, завтра вечером ты занят?   
-Вроде нет.
-Тогда на завтра ничего не планируй! Идем в театр!
-Это ж в какой ещё?
В театр, честно говоря, идти почему-то не хотелось. Настроение было совершенно не театральное
-В новый МХАТ, на Тверском бульваре. Представляешь, будет премьера нового спектакля”Эльдорадо”!
-Ну и чему ты радуешься? Наверняка, ерунда какая-то! Я понимаю, вот, недавно ходили с тобой в театр Вахтангова на пьесу Эжена Скриба “Стакан воды”,- одни актеры чего стоят: Юлия Борисова, Юрий Яковлев, Людмила Максакова, Юрий Волынцев! И сама вещь-классика театральная! Нет, я против.
Жена замолчала. На глазах показались слезы. Это был запрещенный прием, но он действовал безотказно.
-Ладно, идем.
   В театр пришли минут за тридцать до начала спектакля. Сдав пальто и взяв на всякий случай бинокль, что давало право на получение пальто по окончании спектакля вне очереди, решили прогуляться по фойе. Вдруг жена дернула за рукав:”Смотри, Никита Михалков!”
Леонид повернулся в ту сторону, куда указывала жена. Действительно, прямо на них не торопясь, шел известный актер и начинающий кинорежиссер Никита Михалков. Одет он был крайне неряшливо и этим резко выделялся среди пришедших в театр людей. Весь вид его как бы говорил:”А мне плевать на то, что это театр, и есть какие-то негласные правила его посещения!” Леонид был шокирован. Но что более всего  поразило его, когда он посмотрел известной личности вслед, так это  пиджак знаменитости, густо обсыпанный сзади на плечах перхотью! Такой неряшливости от изысканной  особы он не ожидал!
Настроение было испорчено окончательно.

               


11
       Защита диплома по решению Государственной экзаменационной комиссии проходила на выезде, в локомотивном депо Лихоборы. Прошла она на отлично. Ежедневный упорный труд в течение нескольких лет был реализован. На следующий день в актовом зале МИИТа состоялось вручение дипломов и распределение. Леонида распределили в Центральный научно-исследовательский институт МПС. Вечером этого же дня выпускники собрались в ресторане “Северный”, где Леонид первым делом подошел к теперь уже бывшему сокурснику Александру Алешину.
-Саша, я слышал, тебя распределили во Внешторг. Помоги мне туда устроиться.
-Леня, друг, подожди,-дай хоть самому там корни пустить.
-Но ты не забудешь мою просьбу? Клянусь, буду благодарен тебе всю жизнь!
-Хорошо, я тебе позвоню, если будут какие варианты. Кстати, а чем тебе не нравится твое распределение? Другие вообще угодили на заводы.
Леонид посмотрел на него как на дурака.
-Сашка, ты что, ничего не понимаешь или притворяешься?  Ты прямо, как один из идеологов ЦК КПСС, по заданию которых снимались такие, вроде неплохие, но рассчитанные на  рядовых совкозлов, фильмы...
-Какие такие фильмы?
-Да навалом! Скажем...”Рабочий поселок”,  “Весна на Заречной улице”, “Добровольцы”, “Высота”...
-Отличные фильмы! Я тебя что-то не понимаю, Леньчик.
-Фильмы неплохие, согласен, но ты обрати внимание, как неприкрыто назойливо в них проводится мысль о том, что оказывается, как здорово быть простым рабочим, а не сотрудником МИДа или Внешторга! Как интересно работать на заводе! Утром чуть свет спешить по грязи в безликой серой толпе в родной цех к своему станку, а вечером с грязным одухотворенным лицом волочить ноги обратно домой, а иногда даже в заводское общежитие, потому что своего жилья нет! И это тоже здорово! А кто думает по-другому-тот не наш человек!  Однако я не знаю таких фактов, чтобы детишки этих идеологов или создателей подобных фильмов работали на заводах, фабриках и шахтах. Все они, как один, пребывают в сферах очень и очень далеких от заводского производства...
Алешин поднял обе руки вверх.
-Все, дружище, я тебя понял; сказал-позвоню, значит позвоню!
      
       Прошел  год с небольшим после этого разговора. Леонид уже стал забывать о нем. Работа в ЦНИИ  МПС  засасывала своей обыденностью и монотонностью. Каждый день был похож на предыдущий и это угнетало невероятно. Вот и сегодня, придя на работу, прошел к себе в комнату, сел за стол, развернул газету “Правда”,-других газет купить не удалось. Ничего интересного не было, кроме маленькой заметки о смерти бывшего Генсека Никиты Сергеевича Хрущева, о котором все уже и забыли,-прошло все-таки восемь лет. Отложив газету, с тоской посмотрел в окно. Сентябрьский ветер гнал вдоль пустынной улицы опавшую листву. Редкие прохожие, обходя осенние лужи, подняв воротники, куда-то спешили. Куда?...
Дверь неожиданно открылась.
-Леонид Алексеевич,-в комнату вошел начальник отдела, у которого работал Леонид.-Проверьте, пожалуйста, сегодня этот расчет и в конце дня доложите о результатах,-и он положил на стол несколько аккуратно заполненных формулами листочков бумаги.
-Хорошо, Виктор Моисеевич, не волнуйтесь, думаю, часам к трем я уже сделаю. А вопрос можно?
-Слушаю вас,-начальник отдела сел за соседний стол и закурил.
-Как вы думаете, только откровенно, у меня есть здесь какие-нибудь перспективы?
-А что вы имеете в виду?-начальник дымил сигаретой как паровоз.
-Написание кандидатской диссертации, конечно.
-Сложный вопрос. У нас здесь, если по-честному, очередь на это дело.
-Как это понимать-очередь?!...
-А вот так! Пока не защитятся те, кто пришел в институт раньше вас, вам никто не позволит ничего писать.
-Но если моя диссертация будет очень актуальна, очень нужна, скажем так, народному хозяйству...
-Ой, бросьте вы, не смешите меня, вы у нас еще и года не работаете...
-Ошибаетесь, Виктор Моисеевич, как раз больше года!
-Ну больше года, хорошо, все равно это ничего не меняет,-начальник затушил в пепельнице сигарету и раскурил новую,-я вам сказал, какие у нас порядки?... Ну, вот! Дальше решайте сами!-и он выпустил в сторону собеседника клуб дыма.
-Фу!-Леонид замахал рукой, разгоняя дым.-Что-то вы много курите, Виктор Моисеевич, вредно ведь?
-Наверное,-начальник снисходительно посмотрел на подчиненного,-но курение позволяет мне верить, что я что-то делаю, когда ничего не делаю. Между прочим, в постели я вообще не курю.
-Это ж почему?-Леонид почувствовал, что его разбирает неприязнь к шефу.-Ведь так здорово, полежать на диванчике и покурить.
Начальник видимо уловил его настроение.
-Да потому, что пепел, который придется затем подметать, может оказаться твоим собственным,-ехидно произнес он и вышел из комнаты.
Леонид тяжело вздохнул и стал проверять расчет. Работа не ладилась. Многие формулы были непонятны. “Придется проконсультироваться у Кацмана”-решил он и,  собрав бумаги, направился на второй этаж, где в отдельном кабинете сидел мозговой центр института, ходячая энциклопедия-Сергей Сергеевич Кацман. Этот человек полностью посвятил себя науке и другого для него не существовало. Он ходил в дешевом постоянно мятом костюме, причем настолько мятом, что невольно приходила мысль, что он в нем не только ходит на работу, но и спит дома. Возле рта всегда болтались присохшие крошки, по которым можно было определить рацион ученого.
-Сергей Сергеевич, к вам можно?-Леонид приоткрыл дверь кабинета.
-Входите!-Кацман оторвал от стола всклокоченную голову.-А, это вы, Павлов, чем могу быть полезен?-и он повернул к нему лицо, как обычно, с присохшими остатками еды, похоже даже,-Леонид пригляделся,-яичной скорлупы на этот раз.
-Сергей Сергеевич, хотите я скажу, что вы сегодня на завтрак ели,-вдруг ни с того, ни с сего брякнул он.
-Скажите, что?-ученый муж задумчиво посмотрел на посетителя.
-Яичницу!-торжествующе воскликнул Леонид.
-А вот и не угадали!-не менее торжествующе отозвался Кацман.-Яичницу я ел вчера!
Леонид в растерянности замолчал.
-Так что там у вас?-Сергей Сергеевич снова склонился над столом.
-Относительно вот этого расчета хотел с вами посоветоваться,-Леонид положил на стол принесенные бумаги.
       Уже через десять минут он шел к себе с полностью откорректированым расчетом. Не успел открыть дверь кабинета, как на его столе зазвонил телефон.
-Алло, Павлов слушает!
-Леонид, это я, Алешин! Узнал?! Еле разыскал тебя! Хорошо, ребята дали твой служебный телефон, а то конец всему,-дело-то срочное!
-Что  случилось?
-Забыл уже?! Ты ж просил похлопотать за тебя во Внешторге?! Ну, вот, я сделал, что мог. Теперь все зависит только от тебя!
-Что  нужно с моей стороны?
-Надо подъехать в одну внешнеторговую организацию,-Энерготехэкспорт называется,-там срочно требуется инженер, специалист по тепловозам, дизелям и дизель-генераторным установкам, короче, твоя специальность, и поговорить, точнее, пройти собеседование. Пройдешь-твоя мечта сбылась! Ну а если нет....в общем, что от меня зависело, я сделал!
-Куда ехать?
-Мосфильмовская улица, дом 35, найдешь?
-Конечно! Когда там надо быть?
-Сегодня, во второй половине дня, но не позднее пяти вечера.
-Саша, дорогой, я твой вечный должник!...
       Придумав причину, в страшном волнении поехал по указанному адресу. На месте был часа в три дня. Предъявив милиционеру на входе в здание паспорт, прошел на второй этаж, где его уже ждали.
                Первая встреча в Энерготехэкспорте состоялась с секретарем партбюро этой организации, человеком надменным и настороженным.
-Ваше имя, отчество?
-Леонид Алексеевич.
-Комсомолец?...
-Нет, выбыл по возрасту.
-А сколько же вам лет?
-Двадцать восемь недавно исполнилось.
-В бога верите?
-Нет, конечно, но верю в положительную роль церкви на формирование личности человека.
-Интересное и, я бы сказал, довольно смелое суждение. Что же еще положительного несет в себе религия на ваш взгляд?
Леонид на мгновение задумался.
 Да хотя бы взять Карибский кризис, когда чуть третья мировая война не началась...
-Так-так, интересно.  Это каким же образом?
-Очень просто. Католическая церковь,- жалко, конечно, что не православная, - в лице Римского папы Иоанна Двадцать Третьего, используя то, что президент США Кеннеди был католиком, обратилась к нему с призывом проявить благоразумие в это конфликте. Именно, после этого Кеннеди приказал снять осаду Кубы и вступил в переговоры с Хрущевым.
Секретарь удовлетворенно хмыкнул.
-Я, думаю, вы будете у нас работать. Во всяком случае, я буду ходатайствовать за вас перед руководством Объединения.
       Затем были встречи и беседы с председателем профкома, с зампреда Энерготехэкспорта, с директором конторы №9 Несветовым Виктором Васильевичем, под началом которого предстояло работать.
       Через месяц после проверок еще по линии КГБ, Леонид был зачислен в Энерготехэкспорт. Ему выдали красный пропуск, на котором золотым тиснением было написано: Министерство Внешней Торговли СССР.
                Леонид светился и порхал от счастья.
            Работа была настолько интересной, что каждый день он ездил в Энерготех экспорт, как на праздник. Ежедневно проходили коммерческие переговоры с новыми фирмами,-с французскими, немецкими, шведскими, польскими, арабскими,-каждый день встречи с новыми людьми из разных стран, людьми изысканными, элегантными, с утонченными манерами. Все сотрудники Энерготехэкспорта казались тоже людьми необыкновенными, из другого мира. Кацманов не было и близко. Все говорили на иностранных языках, одевались в дорогие иностранные костюмы, разъезжали на автомашинах. Леонид чувствовал себя среди этого великолепия, как житель глухой деревни, случайно попавший в город.  Но время шло, и он начинал ощущать себя все увереннее.
       Его направили на курсы иностранных языков при МВТ, где занятия были утром до работы три раза в неделю в здании Минвнешторга на Смоленской площади; вечером он занимался на Факультете повышения квалификации при Академии МВТ. Короче говоря, он стремительно набирал внешнеторговый лоск и внешнеторговые знания.



12
      Голос секретаря по селектору объявил:
-Павлов, зайдите к Председателю Объединения.
Отложив контракты и расчеты цен по ним, Леонид стремглав бросился в кабинет самого главного. Председатель Объединения Зарубкин Георгий Александрович редко кого вызывал к себе, а уж если вызывал, то все знали, что неспроста.
-Садитесь, Леонид Алексеевич,-председатель любезно показал на большое кожаное кресло рядом с председательским столом.-Решили направить вас в первую загранкомандировку в Польскую Народную Республику, причем во главе делегации, в состав которой войдут представители заводов-изготовителей тепловозов, а также человек абсолютно ненужный, но руководство Минтяжмаша очень за него просило, поэтому придется его тоже взять с собой.
-А кто он?-Леонид вежливо склонил голову в ожидании ответа.
-Сотрудник загранкадров Минтяжмаша, некто Беседа Виктор Иванович. Человек мне незнакомый, единственное, что я о нем слышал,-тип он отрицательный во всех отношениях. Из положительного у него только реакция Вассермана! Ну, это так говорят..
-А зачем он тогда нужен?
-Не знаю! Короче, готовьтесь к выезду на следующей неделе, а завтра поезжайте на Смоленскую,-вам, как выезжающему в первый раз, нужно будет пройти комиссию старых большевиков,-что делать, порядок у нас во Внешторге такой! Не опоздайте! Комиссия начинает работать в двенадцать часов дня.
-Георгий Александрович, а что они будут спрашивать! К чему готовиться?
-В основном, они спрашивают по текущим событиям в мире, по партийным съездам...
-Что? По всем?
-Представьте, что да! Поэтому поднимите учебники, просмотрите все партсъезды, иначе из-за ерунды может сорваться очень важная командировка, а для вас, тем более, первая! Постарайтесь, чтоб первый блин не вышел комом!
       Весь вечер и полночи Леонид штудировал всю политическую литературу, какая только была дома.
       Комиссия старых большевиков, а если точнее, девять пенсионеров, ветеранов советской внешней торговли, еле волоча ноги, проследовали в огромную залу на пятом этаже Минвнешторга, и, кряхтя, расселись за большим дубовым столом. Председатель комиссии седой высокий старик крикнул в коридор:
-Кто первый, заходите!
Первым затолкнули в зал Леонида. Волнение было настолько велико, что он почувствовал даже тошноту и легкое головокружение.
-Ну-с, молодой человек, куда едем?-председатель комиссии надменно откинул назад голову.
-В Польшу,-просипел Леонид. От волнения голос куда-то пропал.
-В Польскую Народную Республику, наверное,-поправил председатель.
-Да, извините, в Польскую Народную Республику,-чуть слышнее проговорил Леонид.
-Ну, а когда состоялся четырнадцатый съезд партии и какие решения на нем были приняты?
Леонид на секунду задумался.
-Четырнадцатый съезд партии состоялся в 1925 году и вошел в историю, как съезд индустриализации. На нем было принято решение превратить Советский Союз в высокоиндустриальную державу...
-Достаточно. У кого еще будут вопросы?
Сидевший с самого края старичок и было задремавший, встрепенулся.
-А какой съезд нашей партии вошел в историю СССР, как съезд коллективизации?
-Пятнадцатый съезд партии...
-Достаточно!-председатель перебил на полуслове.-Я думаю, товарищ Павлов хорошо подготовился к загранкомандировке в Польскую Народную Республику. Считаю возможным утвердить его кандидатуру. Кто за?
Старые большевики дружно подняли руки.
-Единогласно. Леонид Алексеевич, поздравляем вас, желаем вам успешной командировки. Можете идти...Да, кстати, а как у вас с Моральным Кодексом строителя коммунизма? Соблюдаете?
-А как же!-Павлов изобразил на лице обиженное удивление. -Более того, я - Ударник Коммунистического Труда; могу  удостоверение показать...
-Не надо. Вы-свободны. Пригласите следующего.
      
       Первая загранкомандировка близилась к концу. Работы было настолько много, что Леонид толком и не понял, где он был,-то ли зарубежом, то ли дома, в Москве. Переговоры начинались в девять утра и заканчивались иногда в семь-восемь часов вечера. В гостиницу возвращались, качаясь от усталости и сразу ложились спать. Варшаву он видел только из окна автомобиля, в котором делегацию возили на переговоры. Радовало одно: результаты командировки складывались в пользу советской стороны, не ущемляя при этом интересы польских партнеров. Наконец, последний контракт был подписан.
-Дорогие наши советские друзья,-президент польской фирмы “Колмекс” встал из-за стола,-мы  премного благодарим вас за плодотворную работу и приглашаем вас напоследок совершить с нами небольшую экскурсию по Варшаве и другим достопримечетельным местам.
       Экскурсия потрясла Леонида, но особо сильное впечатление оставило посещение концлагеря Освенцим, о котором он много слышал и читал. Он ходил вместе со всеми по территории концлагеря и поражался неслыханной жестокости человека. Не верилось, что такое творила нация, которая подарила миру Гете и Шиллера, Бетховена и Брамса, Канта и Ницше.
-Леонид Алексеевич,-прервал его размышления Минтяжмашовский кадровик Беседа, “балласт” делегации, как он называл этого человека заглаза,-вы знаете,-он вдруг перешел на шопот,-говорят, здесь где-то недалеко продают очень интересные презервативы!
-Виктор Иванович,-Леонид Алексеевич даже остановился,-вы что, обалдели?! Мы находимся в месте величайшего человеческого горя, величайших людских страданий!...А вы говорите о презервативах?!...Вы же коммунист! Вам не стыдно?!...
-А что мы, коммунисты, не люди?-Беседа с искренним изумлением посмотрел на Леонида Алексеевича.
-Не знаю, у меня сейчас появились сомнения на этот счет! И не вздумайте об этом говорить с поляками!-Павлов повернулся и быстрым шагом направился к  остальным членам делегации.
       Поезд из Варшавы прибыл на Белорусский вокзал рано утром. Прямо с вокзала решил позвонить домой, какое-то чувство подсказывало, что надо, срочно надо позвонить. Трубку сняла жена,-он сразу понял: случилось непоправимое.
-Здравствуй...У нас горе...Бабушка Лида умерла, завтра похороны,-только и сказала она и  зарыдала.
       Хоронили бабушку Лиду только самые близкие ей. Лишь пять человек пришло проводить ее в последний путь. Когда были на месте, один из двух могильщиков снял крышку гроба.
-Прощайтесь, родственники,-коротко бросил он и деликатно отошел в сторону.
Бабушка лежала, как будто спала. Апрельский прохладный ветер слегка шевелил ее седые волосы. Неожиданно закапал дождь. Капельки осторожно падали на лицо бабушки и медленно стекали по ее щекам. Казалось, что бабушка спит и во сне плачет, а с ней вместе плачет и погода...
       На поминках были немногословны. Все больше сморкались и тихонько вздыхали.
-Можно я скажу,-встала двоюродная сестра Леонида Алексеевича Инна.-Немногие знают, что бабушка Лида всю жизнь очень хотела видеть море...Рыдание, которое она с трудом сдерживала до этого, рванулось наружу. С трудом подавив его, Инна продолжала.
-Ее мечте не суждено было сбыться, как впрочем и многому другому, потому что жизнь свою она посвятила целиком, без остатка сначала детям, затем -внукам. И жизнь эта проходила на фоне революции, гражданской войны, Отечественной войны, разрухи, голодовки. Но она отдала свою жизнь не только нам,-Инна обвела взглядом присутствующих,-много сил и энергии она отдала служению партии, в которой она была с 1920 года, выполняя, по мере возможностей своих, различные партийные поручения, причем бескорыстно, не требуя за это никаких наград.
Инна замолчала, переводя дыхание,-было видно, что она очень волнуется.
-Партия предала ее,-она снова на мгновение замолчала.-Она никогда никому не говорила, а ведь долгое время она жила на пенсию в размере восемь рублей. Партийная организация, в которой она состояла до самой своей кончины, знала об этом и ничем ей не помогла. Только благодаря усилиям тети Веры, бабушке чуть прибавили пенсию, когда ей уже это было не особенно и нужно...
Инна села.
В комнате воцарилась гнетущая тишина.



13
       -Виктор Васильевич,-Леонид Алексеевич подсел к столу директора конторы.-Я у вас работаю уже почти десять лет. Окончил и языковые курсы и курсы повышения квалификации за это время, но живем мы с женой и дочкой-хуже некуда. Жена работает с утра до вечера, я работаю, сами видите как,-работу частенько даже на дом беру! Те коротенькие загранкомандировки, в которые меня иногда посылают, не решают проблемы. Мне почти сорок, а у меня ни машины , ни дачи, ни даже велосипеда! В наше время, мне кажется, быть таким нищим  неприлично. Каждый день по дороге на работу я ловлю себя на мысли, что любой пассажир общественного транспорта-неудачник! И я-один из них. Скажу откровенно, устраиваясь к вам на работу, я предполагал решить все свои материальные проблемы...
-Действительно, сказано откровенно.  Я очень хорошо вас понимаю, потому что сам пришел во Внешторг из промышленности. Можно, конечно, поговорить с руководством Объединения о направлении вас в длительную загранкомандировку, годика эдак на три, но вы не член партии, а без этого компонента даже я не имею права за вас хлопотать.
-Но вы же знаете, что это, практически, невозможно,-мне почти сорок! Таких, как я, во Внешторге в партию уже  не принимают. То есть, живи, как хочешь, и довольствуйся тем, что имеешь, так что ли?!
-Леонид Алексеевич, успокойтесь и говорите вполголоса,-директор оглянулся. В комнате никого не было.
-В нашей стране развитого социализма все имеет и нормально живет не тот, кто работает, как лошадь, стоя у мартеновской печи или штурвала комбайна, а тот, кто ворует или занимается махинациями. Вы можете работать сколько угодно, но человеком с достатком никогда не будете. Советский Союз так устроен, что в нем, если и есть богатые люди, а они есть,-так это либо Остапы Бендеры, либо Корейки, но и тех и других роднит то, что ни те, ни другие не могут открыто заявить о своих капиталах, так как нажиты они либо путем воровства, либо путем махинаций! По другому разбогатеть в СССР невозможно-такая уж специфика нашего государства. Даже руководство страны,-люди сказочно богатые,-вынуждены скрывать свое богатство за высокими заборами своих дач и дубовыми дверьми подъездов шикарных домов в центре Москвы и на Кутузовском проспекте, охраняемых КГБистами, иначе нищий советский народ может рассвирепеть. Они это хорошо понимают! Не понимают одного: до бесконечности это продолжаться не может! Когда-то ведь рванет! Семнадцатый год их ничему не научил...
-Неужели, и в нашей внешторговской системе тоже самое?!...
-А вы как думали? На суточные в размере тридцать долларов за десять дней командировки машину себе не купишь!
-Но я не понимаю тогда, как это возможно?! Машину имеют почти что все!...
-И не поймете! Вы - очень честный и наивный человек, хотя, впрочем, может быть, это и не плохо. Я, искренне, хочу вам помочь!  Скажите, вы верите в идеалы коммунизма?
-Хотелось бы.
-Не вздумайте так сказать парторгу нашей организации. Я с ним сегодня поговорю о возможности вашего приема в партию. Если получится, то вы тогда сможете претендовать на длительную загранкомандировку, а это-уже что-то!
       Виктор Васильевич не подвел: через год Леонид Алексеевич был принят в ряды Коммунистической партии Советского Союза, пройдя в течение этого года через десятки партсобраний, парткомиссий, на которых каждый раз, краснея то ли от стыда, то ли от волнения, старательно убеждал будущих товарищей по партии в своей приверженности идеалам коммунизма, в своем страстном желании быть обязательно в первых рядах строителей коммунистического общества, а это священное право может предоставить только  родная Коммунистическая партия и только тем, кто в ней состоит. Его членство в рядах КПСС сработало моментально: руководство Энерготехэкспорта, принимая во внимание данный фактор, а также знание арабского языка и специфику работы на Ближнем Востоке, уже через два месяца командировало его в Сирию сроком на три года в качестве своего полномочного представителя.

       В дамасском аэропорту Леонида Алексеевича, который прилетел вместе с женой и девятилетней дочерью, встречал сотрудник Торгпредства СССР в Сирии некто Гриневский Георгий Николаевич. В Москве  предупредили, что Гриневский-племянник того самого Гриневского, который полномочный представитель Советского Союза в ООН по Ближнему Востоку, и что с ним надо быть поосторожней, а то дяде пожалуется.
-Как долетели?-Георгий Николаевич излучал насколько мог свое радушие.
-Благодарю вас. Спасибо, что встретили...
-Иначе и быть не могло, тем более, что вы меняете меня.
-Я знаю.
-Вот и хорошо, прошу в машину,-и Гриневский пошел к выходу из аэропорта, изредка оглядываясь на прибывших.
-Садитесь рядом со мной, буду вас сразу вводить в курс дела,-Гриневский открыл двери старенького «Пежо».
Через пару минут, погрузив в машину скромный багаж прибывших соотечественников, Георгий Николаевич лихо рванул с места и понесся с головокружительной скоростью по прекрасной асфальтированной дороге, ведущей в Дамаск.
Жена и дочь, как завороженные,  прильнули к  окнам автомашины.
-Вам повезло, что вас сюда командировали: Сирия очень интересная страна-Гриневский закурил.
-Совсем как Франция,-попробовал пошутить Леонид Алексеевич.
-Зря вы так,-было видно, что Гриневский обиделся.-Сирия-прекрасная страна, а ее столица Дамаск-один из древнейших городов мира. Со временем вы увидите, сколько здесь интереснейших архитектурных и исторических памятников. Одна только Пальмира чего стоит! Во Франции вы такого и не увидите! А замок крестоносцев, построенный в двенадцатом веке! А мавзолей Салах эд Дина, а дворец Эль Адума, а восточный базар!-Гриневский захлебывался от перечислений.
-Да я шучу, не обижайтесь, Георгий Николаевич,-все это я знаю, из книг, конечно!.....
Какое-то время ехали молча. Затем, видимо, вспомнив, что говорил, садясь в машину, Гриневский как бы нехотя, а потом все более распаляясь, стал рассказывать о Торгпредстве, его сотрудниках, объемах экспорта и импорта советских товаров в Сирию, проблемах с открытием аккредитивов при поставках оборудования из Союза, нерадивости сирийских коммерсантов, местных обычаях, причем сопровождал свой рассказ весьма бурной жестикуляцией, забывая в это время на какой-то момент держать  руль. Слава богу, машина на это никак не реагировала.
-Ну, вот, почти и приехали, -Гриневский сбросил скорость,-видите впереди невысокие безлесные горы?  Касьон называются. У их подножия и располагается  Дамаск. Сейчас его пока не видно...
Скоро покажется...
       Действительно, через пару минут, как на ладони, предстала сирийская столица. Она показалась издали белоснежной, миниатюрной, загадочной и какой-то родной, может потому, что на целых три года ей предстояло стать родным домом для семьи Павловых.
       Квартиру им предоставили на окраине Дамаска в обычном многоэтажном арабском доме, на седьмом этаже, с большой лоджией, с которой открывался прекрасный вид на горы Касьон. Первое, что сразу поразило Леонида Алексеевича, так это удивительная чистота подъезда дома, где им предстояло жить. Он сразу вспомнил загаженные московские подъезды с разбитыми лампочками и разрисованными стенами.
-Наверное, дипломатический дом,-спросил он Гриневского.
-Почему?-искренне удивился тот.
-Очень чисто! В Москве таких подъездов я не видел.
-А-а, понял!-засмеялся Георгий Николаевич.-Я, как только приехал, тоже был этим немало поражен. Нет, дорогой мой, живут здесь рядовые арабы, никаких дипломатов.
       Вошли  в лифт. Тоже все цело, ничего не разбито, не поцарапано. “Фантастика! Вот тебе и развивающаяся  страна, как у нас в официальной прессе преподносят Сирию,-подумал про себя Леонид Алексеевич.-Еще неизвестно, кто из нас больше развивающийся...”
-Сегодня отдыхайте, устраивайтесь. Все дела завтра. Рабочий день в Торгпредстве начинается в девять утра, поэтому заеду за вами где-то в половине девятого.
-Не опоздаем?
-Да нет! Отсюда до Торгпредства ехать минут пятнадцать, так что будем на месте в самый раз, еще и перекурить успеем.
-Оперативка проводится ежедневно?
-Практически, да! Вопросов очень много, все сложные, поэтому Торгпред старается, как говорится, держать руку на пульсе и проводит оперативные совещания чуть ли не через день.
       Сотрудники Торгпредства СССР в САР, а точнее, представители советских внешнеторговых организаций дружной толпой вошли в просторный кабинет Торгпреда и остановились у дверей. Торгпред,  массивный пожилой мужчина, угрюмо восседал за громадным письменным столом, спиной к  окну, плотно занавешенному темной тканью, через которую все равно пробивалось яркое утреннее солнце, создавая в комнате приятное ровное освещение. Леонид Алексеевич вместе с Гриневским встали в задних рядах присутствующих..
-Товарищи инженеры,-Торгпред суровым взглядом обвел всех находившихся у него в кабинете, и у Леонида Алексеевича от этого взгляда невольно поползли по спине мурашки,-я знаю, что вы все пьете!
Это уже было для Павлова полной неожиданностью.
-Но вы пьете за рулем, а это- преступление! В пьяном виде вы не только себя подвергаете опасности, но и местное население. Причем, как мне доложили, вы начинаете прямо с утра...
В этот момент где-то в середине стоящих раздался глухой звук упавшего человеческого тела.
-Это что такое?!-Торгпред с видом разьяренного льва привстал из-за стола.-А ну расступитесь!...
Сотрудники расступились....На полу лежал полномочный представитель Морфлота СССР.  Был он в дорогом бежевом костюме и оранжевом галстуке,  руки его прижимали к животу черный атташе-кейс, то есть, по всему было видно, что человек готовился к переговорам. Представитель Морфлота, тем временем, дернул два раза ногой и захрапел. 
-Вот о чем я вам только что говорил!-заорал Торгпред.-Человек еще не успел выехать за пределы Торгпредства, а уже надрался как свинья!...И он собирался в таком виде ехать на переговоры?!...Он куда записался сегодня?- обратился Торгпред к одному из присутствующих.
-В БОА...
-Это что такое?-было видно, что Торгпред пытается расшифровать аббревиатуру.
-Бюро Обеспечения Армии Сирии.
-Кошмар! Срочно свяжитесь с ними и скажите, что сегодня запланированные переговоры с Морфлотом отменяются.
Стоявший рядом с Павловым сотрудник  шепотом вдруг произнес:
-Дурачок! Сколько раз я ему говорил, выпил - не светись!...
       Началась загадочная заграничная жизнь.


14
       Первые дни загранкомандировки были будничны и однообразны. Павлов с утра до вечера сидел с Гриневским в Торгпредстве и принимал от него дела. Наконец где-то на четвертый день Гриневский радостно объявил:
-Все, дорогой мой Леонид Алексеевич, с бумагами закончили. Теперь провезу вас по всем фирмам, с которыми придется вам работать, представлю-и дальше сами! Ну, а я-домой, в Москву! Соскучился – сил нет!
-Всегда готов,-Павлов поспешно встал со стула,-с какой фирмы начнем?
-Естественно с той, которая более всего ориентирована на торговлю с нами,-нарочито громко вдруг ответил Гриневский и приложил палец к губам. Затем многозначительно посмотрел на потолок, на Павлова и сделал жест рукой, который означал: «Пошли отсюда, потом все объясню!».
       Уже сидя в машине, Гриневский, как бы продолжая начатый разговор, оглядываясь по сторонам, произнес:
-В Торгпредстве всего не скажешь, сами понимаете…везде подслушивающие устройства, правда,  я их ни разу не видел. Может быть их и нет, но все говорят, что есть. Короче, береженого бог бережет.
-Согласен,-Павлов понимающе кивнул головой.-Так куда все-таки едем?
-А едем в то место, с которого все начинают, а кое-кто и каждый свой рабочий день начинает, например, как представитель Морфлота,-Гриневский резко отпустил сцепление и машина, на мгновение замерев, привычно рванула с места.   
      Леонид Алексеевич на всякий случай пристегнул ремень безопасности.
-Ну, а все-таки, куда, Георгий Николаевич?
-К Хусейну! Прекрасный человек, человек-легенда! Владеет небольшим продовольственным магазином, где можно купить недорогие  приличного качества виски и очень неплохое пиво местного производства. Кроме того, если есть желание, можно там же в магазине и выпить немного для блеска глаз: Хусейн прямо в магазине что-то вроде маленького кафе соорудил…да что я рассказываю-сами сейчас все увидите. И что характерно, нам русским он предоставляет кредит, больше-никому! Хотя к нему и поляки ездят, и финны, и болгары, и чехи-черти кто!…
-Но ведь это опасно! Туда может и руководство Торгпредства заглянуть! Что тогда?
-И заглядывает! Что они-не люди?! Например, заместитель Торгпреда Олейник Лаврентий Деомидович-едва ли не самый частый гость этого заведения, хотя на всех собраниях строит из себя такого праведника-смотреть противно! А сам –пьянь пьянью! Вдобавок еще и бабник такой-пробы ставить негде: все Торгпредство знает, что он сейчас крутит любовь с женой Гендиректора представительства Аэрофлота…
-И что, никаких последствий?
-Абсолютно! Я думаю, что ему все сходит с рук потому, что он-внештатный сотрудник КГБ, есть тут такая категория людей. Для них закон не писан! Так что будьте с ним поосторожней.
Гриневский резко повернул руль направо  и машина, заскрежетав от неожиданного маневра хозяина, вкатила в неширокую тенистую улицу.
       Проехав еще метров двести, Гриневский затормозил возле трехэтажного жилого дома, на первом этаже которого располагался, судя по витрине, продовольственный магазин.
-Приехали,-Георгий Николаевич вынул ключ из замка зажигания и рванул на себя  рукоять стояночного тормоза.
       Павлов, с трудом отстегнув ремень безопасности, вышел из машины, аккуратно прикрыв за собой дверь. Гриневский, увидев это, криво ухмыльнулся:
-Не старайтесь, можете не закрывать, в Сирии не воруют…
-Как? Вообще?-Павлов с недоверием посмотрел на коллегу.
-Представьте, да! За воровство здесь вешают на центральной площади Дамаска.
-Какой кошмар! И вы это видели?
-Нет, признаюсь, не видел и не хочу. Во-первых, это происходит рано на рассвете, а затем после такого зрелища, уверяю вас, вы год спать не будете,-Гриневский нервно поежился.-Ладно, пошли к нашему арабскому другу, а то он там без меня, наверное, уже соскучился.
       Перед дверью магазина Гриневский вдруг остановился и, повернувшись к спутнику, с какой-то загадочной улыбкой произнес:
- Роковое место. В прошлом году сотрудник нашего Торгпредства, мужик, конечно, с юмором, когда его при отъезде в Москву по окончании трехлетнего пребывания в этой чудесной арабской стране спросили: как ему запомнилась Сирия, он, не раздумывая, ответил: « Как один длинный-длинный день у Хусейна!»
- Думаю, у меня будут другие воспоминания об этой стране,-Павлов серьезно посмотрел на Гриневского.
- Надеюсь,-ядовито бросил в ответ Георгий Николаевич и, открыв дверь заведения, вошел в магазин.
Павлов  проследовал за ним, внутренне чувствуя, что поступает не совсем правильно.


15
       Итоги загранкомандировки превзошли все ожидания. Через три года Леонид Алексеевич вернулся в Москву совершенно другим человеком. Страна тоже стала другой. За время его отсутствия ушел из жизни Брежнев, Андропов, Черненко....Во главе государства стоял молодой энергичный Горбачев. Страна ожидала больших перемен, о которых с утра до вечере твердили газеты, радио, телевидение. Перемен ждали все, кроме него, ибо все, что нужно, у Павлова теперь было. На работу он ездил на своей машине; вечером дома, после работы смотрел недавно появившееся новое достижение техники-видеомагнитофон; в субботу уезжал на собственную дачу. Одевался сам и одевал семью только в валютных магазинах “Березка”. Жизнь казалась прекрасной и удивительной.
       Новенькая машина легко и плавно катилась по заснеженным московским улицам. За окном бушевала февральская метель, а в салоне автомобиля - тепло, уютно! Можно послушать и музыку и новости!...Включил приемник. Шла трансляция политического доклада ЦК КПСС  Двадцать Седьмому съезду Компартии Советского Союза. Говорил Генеральный секретарь товарищ Горбачев Михаил Сергеевич.
-...советское общество далеко продвинулось в своем развитии. Мы отстроили по сути заново всю страну! Добились огромных сдвигов в экономике, культуре, социальной области!
“Ну вот! Оказывается не так все плохо у нас!-подумал Леонид Алексеевич.-А мы плачемся!”
Приемник продолжал надрываться.
-...Пройденный страной путь, ее экономические, социальные и культурные достижения-убедительное подтверждение жизненности марксистско-ленинского учения, огромного потенциала, заложенного в социализме, воплощенного в прогрессе советского общества!...
Стоп! Кто это?!...По-моему, кто-то знакомый! Осторожно притормаживая, подрулил к тротуару. Вылез из машины. По тротуару шел совсем старенький сгорбленный дядя Юра!
-Ленька! Да неужели это ты?!...Глазам своим не верю!...Шикарный ты стал какой!...
-Дядя Юра, и мне не верится! Как ваше здоровье? Как  Нина Георгиевна? Как сын?...Вообще, как жизнь?
-Жизнь дала трещину,-дядя Юра закашлялся,-курить бросил, работать тоже-на пенсию вышел. Живем с Нинкой кое-как, не живем, точнее, а доживаем. Здорово, что я тебя встретил-уезжаем мы с Нинкой!
-Куда?
-В Израиль. Здесь, я понял, ничего хорошего не будет. Никогда! А пожить-то по -человечески хоть на старости лет хочется. Неужели я этого не заслужил?
-Конечно, заслужили! Но как вы там жить будете, на что?
-А жить мы там будем очень хорошо. Ты что ж думаешь, я так, с бухты-барахты принял решение? Ничего подобного! Поговорил с компетентными в этом вопросе людьми, списался с теми, кто уже уехал и живет там,-короче, все проверил! Думаю, ошибки не сделал. Страна - маленькая, природных ресурсов - никаких, но живут, как говорила твоя тетка Лариса,-царство ей небесное,-дай бог каждому члену профсоюза! О людях забота такая, что нам и не снилось! А о нас, фронтовиках,-вообще, особенная! Пенсия у меня там будет такая, что смогу не только себя с женой содержать, но и сыну помогать...
-Он здесь остается?
-Пока, да.
-Ну что ж, я рад за вас. Дай бог вам и супруге здоровья, привет ей.
-Спасибо, обязательно передам. Расскажи, хотя бы коротенько, как сам живешь?
-Неплохо, сами видите,-и Леонид Алексеевич с довольным видом показал на машину.-Внял вашим советам,-помните, тогда на кухне? И вот результат: желанный “джентльменский набор” -дача, квартира, машина. Что нужно человеку для полного счастья еще?
-Иногда кое-что и еще,-дядя Юра грустно улыбнулся.
-Да,  чем-то пришлось поступиться,-Леонид Алексеевич поджал губы,-жизнь в этой стране такова, что если хочешь нормально жить, надо приспосабливаться к этой жизни, а не бороться. Но вы же сами меня учили, что путь к благополучию лежит через партию?!
-Вот я и вступил. Конечно, я теперь имею все, но на всех собраниях вместе со всеми дружно голосую так, как голосует партийное руководство, вместе со всеми дружно кричу “одобряем!”, хотя в душе против; покорно изучаю труды “верного ленинца” товарища Брежнева, которые говорят, что он сам их увидел только тогда, когда они были напечатаны, ну, и так далее...
-Работа как, интересная?
Очень! Торгуем потихоньку.
-Если не секрет, чем?
-В основном нефть, газ, древесина, железная руда...
-А машины, никто не покупает что ли?
-Берут немного, в основном, соцстраны. Капстраны наше дерьмо не берут. Социалисты берут, но по необходимости, и не за валюту, а за переводные рубли в рамках, так называемых, ежегодных  Протоколов о товарообороте, то есть, чтоб было понятно: мы им станки, они нам помидоры, это если болгары, ну и так далее.
-Понятно,-дядя Юра вздохнул,-ладно, пойду я, да и ты, наверное, спешишь...
-Есть немного, желаю вам счастья на новом месте и здоровья.
-Будь здоров и ты.
Они обнялись.
      
       На работе сразу вызвали к начальству.
-Леонид Алексеевич,-зампреда был возбужден до неприличия,-вы, конечно, знаете о том, что нами заключен очень хороший контракт с кубинской внешнеторговой организацией “Фекуимпорт” на поставку на Кубу партии магистральных тепловозов ТЭ-114.
-Разумеется. Я даже участвовал в подготовке одного из разделов этого контракта, посвященного техническому обслуживанию этих тепловозов в гарантийный период.
-Тем более. Именно, по этой причине мы и решили командировать вас в Гавану для срочных переговоров с кубинской стороной по вопросам, связанным с техобслуживанием тепловозов ТЭ-114, а кроме того, проверить, в каком состоянии находиться эксплуатация и ремонт уже поставленных нами маневровых тепловозов производства Муромского тепловозостроительного завода. По нашей информации кубинцы там ничего не делают в этом плане! С вами полетит главный конструктор завода Кузнецов Николай Михайлович,-очень квалифицированный специалист,-по нашему мнению, он должен вам здорово помочь во всех вопросах. Кстати, вы были на Кубе?
-К сожалению, нет.
-Тогда должен вас предупредить, что обстановка там сейчас сложная, и что особенно неприятно, резко изменилось отношение к нашей стране, к нашим людям, короче, если брать времена Хрущева и настоящие-небо и земля!-зампреда озабоченно потер подбородок.-Во время переговоров тщательно взвешивайте каждое слово; по любому вопросу консультируйтесь с Торгпредством и нашим представителем в Гаване товарищем Грачиковым Сергеем Васильевичем,-он там уже лет пять работает и обстановку знает досконально! Срок вашей командировки-семь дней, маловато может быть, но что делать: вы очень нужны здесь. Желаю успеха!...
        Гаванский аэропорт имени Хосе Марти напоминал крытый рынок в часы пик: огромное количество смуглых потных людей куда-то тащили громадные тюки, ящики, коробки, что-то распаковывали, что-то наоборот паковали,-и все это сопровождалось разноголосой стремительной испанской речью и нарочитой театральной жестикуляцией.
Тем не менее, в этой круговерти людских страстей найти Грачикова удалось довольно быстро и через полтора часа они уже входили в один из гаванских отелей под звучным названием “Ривьера”.
-Вот здесь и будете жить,-Грачиков распахнул дверь гостиничного номера.-Я, думаю, вам понравится,-один вид из окна чего стоит!
-Очень красиво!-заводчанин восторженно уставился на панораму города, которая , действительно, выгядела ошеломляюще.
-Какой у нас этаж?-спросил Леонид Алексеевич, тоже немало пораженный увиденным.
-Двенадцатый!-Грачиков был доволен эффектом, который ему удалось произвести.-Это Мексиканский залив. Всего в ста восьмидесяти километрах отсюда-территория США.
Все молча посмотрели в ту сторону, куда он указал рукой. До самого горизонта простиралась ярко-синяя эмаль залива, сверкающая отраженным солнцем и окаймленная у самого берега белоснежной пеной рифов.
-Ну, а прямо под нами-знаменитая набережная Малекон,-нарушил молчание Грачиков.-Ее протяженность где-то километров пять-шесть, она тянется от гаванского морского порта до крепости Кастильо де ла Чорера. На ней проходят карнавалы, а в обычные дни по ней очень любит гулять молодежь. Впрочем, все это лирика! Как говорят наши партийные боссы: “Трудовые будни-праздники для нас!” Так что, мужики, переодевайтесь, и едем на переговоры, а то не успеем ничего сделать,-и он, подошел к холодильнику.
-Ага! Есть кубинский лимонадик “Рефреско”, неплохой, между прочим,-воскликнул он, открыв холодильник.-Давайте, попробуйте- и поехали!...А почему вам так мало дней дали? Не командировка, а недоразумение какое-то!
-Разве от нас это зависит?!-буркнул Леонид Алексеевич, переодевая рубашку.
-Я знаю,-вздохнул Грачиков.   

       Представитель “Фекуимпорта” товарищ Хименас, который учился в Советском Союзе, хорошо владел русским языком, прекрасно знал русские обычаи, а также  многое другое, что тщательно скрывалось советской пропагандой от иностранцев,  был настроен весьма агрессивно. Леонид Алексеевич сразу вспомнил напутствие своего руководства, которое оказалось настолько право, что поначалу его взяла даже оторопь, но большой опыт ведения таких переговоров сыграл все-таки свою роль.
-Советская техника крайне низкого качества,-неистовствовал кубинец,- по этой причине у нас постоянно срываются наши производственные планы!
-Давайте говорить только о тепловозах,-перебил его Леонид Алексеевич, стараясь быть невозмутимым,-ведь тема наших переговоров Тепловозы, или я не прав?
-Тепловозы тоже техника,-не сдавался Хименас,-и у нас к ним очень много претензий, настолько много, что мы начинаем жалеть о их приобретении в СССР. Мы думаем, что было бы лучше закупить аналогичные тепловозы в других странах, скажем, во Франции или в Германии.
-Что вы говорите?-сделал удивленный вид Леонид Алексеевич.-И чем бы вы за них платили французам или тем же самым немцам?
-Как чем?-теперь уже кубинец изобразил удивление.-Долларами, конечно!
-А нам чем вы платите?
Хименас напрягся. Было видно, что он испытывает затруднение с ответом.
-Я не слышу, товарищ Хименас. Так чем вы нам платите за тепловозы?-Леонид Алексеевич откинулся на стуле.
-Вы же знаете. Мы поставляем вам сахарный тростник...
-Товарищ Хименас,  вы учились у нас в стране и поэтому хорошо осведомлены обо всем. Тогда скажите мне, нужен в Советском Союзе сахарный тростник?
Кубинец был раздавлен. Он стал нервно перебирать свои бумаги на столе и вытирать внезапно вспотевшее лицо.
-Так вот,-Леонид Алексеевич неторопливо закурил,-когда будете платить нам долларами за нашу технику, тогда я с удовольствием выслушаю все ваши претензии по качеству, а пока давайте обсудим проблемы эксплуатации и технического обслуживания наших тепловозов вашим техническим персоналом. Вот здесь, действительно, есть о чем поговорить, потому что по нашей информации сплошь и рядом идет нарушение инструкций Продавца по эксплуатации и ремонту, что сами понимаете, является нарушением условий контракта, но самое главное, ведет к преждевременному износу и выходу из строя отдельных узлов и агрегатов тепловозов.
       В гостиницу возвращались уже вечером. Решили пройтись пешком. Хотелось немножко прогуляться по городу и подышать свежим воздухом. Ночная темнота упала на Гавану как-то внезапно, без сумерек. Полуденная жара спала, но все равно было душновато и парко. Двери домов и жилых помещений были открыты настежь и как бы сливались с улицами. Повсюду слышалась неторопливая беседа, светились экраны телевизоров, и люди, сидящие в глубоких креслах и качалках рядом с подъездами домов, перекликались со знакомыми, идущими по мостовым и тротуарам. Было ощущение какой-то всепроникающей свободы.
-Нравится?-Грачиков уловил настроение.
-Очень. Действительно, остров Свободы. Где мы сейчас идем?
-Лавровый бульвар Прадо. Там в конце-площадь Парке Сентраль, памятник Хосе Марти, которого называют апостолом кубинской революции. Очень его уважает Фидель Кастро. По его мнению, именно, Хосе Марти является интеллектуальным вождем побед, приведших Кубу к социализму. А вон видите, здание?...Как будто здание конгресса США!
Это-Капитолий! Был построен для кубинского парламента. Сейчас принадлежит Академии наук Кубы; там располагаются какие-то институты, библиотека, музей...
-Сами кубинцы как живут?-перебил его Леонид Алексеевич.
-Плохо! Карточная система, товары только наши, советские...
-И все равно борются за социализм?
-Официально, вроде, да, но все больше в последнее время вырисовывается настрой против режима Фиделя Кастро и его политики. Вы сегодня могли это почувствовать на переговорах: раньше они ведь слова против не могли сказать, а сейчас, видели-и качество им не нравится, и у капиталистов все лучше!
-Меня это тоже удивило,-включился в разговор заводчанин.-Довольно смелые суждения!
-А что им остается делать?-Грачиков развел руками.-Время идет, а жизнь не меняется. Мне тот же самый Хименес рассказывал, что многие кубинцы стали ездить наниматься на работу на американскую базу в Гуантанамо.
-Разве это можно?-заводчанин даже остановился.
-Получается, можно. Стоят даже в очереди, потому что американцы платят хоть немного, но долларами, а за доллары здесь в Гаване в определенных магазинах все купишь, как в наших “Березках”...
-Ну, а к нам как они относятся?-Леонид Алексеевич посмотрел на Грачикова.
-По-разному. Откровенно говоря, мы нарушили тот образ жизни, который у них сложился исторически. Ведь у них как было? Мужики на гитарах играют, женщины проституцией занимаются,-и каждый день- Карнавал! Это ж была зона отдыха американцев!
-Простите, но диктатора Батисту не мы свергли, а Фидель!-изумился Леонид Алексеевич.
-Правильно! Он первый нарушил естественный ход событий, а мы помогли! Я вам больше скажу,-Грачиков понизил голос,-наши специалисты, когда приехали сюда, были лучшие друзья для кубинцев, а сейчас-злейшие враги! А почему? Потому что стали заставлять их работать! А они не привыкли! Им бы как и раньше-на гитарках...Кое-кто говорит, но это строго между нами, очень прошу вас,-как только Фидель уйдет из жизни, Куба в тот же день развернется на сто восемьдесят градусов, то есть в сторону Америки, в сторону капиталистического пути развития!...
Какое-то время шли молча.
-Ну, вот и пришли,-Грачиков посмотрел на часы,-почти одиннадцать, поздно уже...спокойной ночи! Завтра в девять утра я заеду за вами.
Поднялись в номер и, не ужиная, легли спать. Леонид Алексеевич долго ворочался, наконец, не выдержал, встал, подошел к окну. В кромешной ночной дали в устье Гаванской бухты был виден прожектор маяка Эль Фаро, на рифовых банках мигали сигнальные огни, а на высоком небосводе горели крупные яркие звезды. Через неделю предстояло расстаться с этой красотой и вернуться назад домой, где уже ждала крупная неприятность.
 


16
       -Товарищи коммунисты,-секретарь партбюро Энерготехэкспорта был откровенно печален.-Указом Президента Ельцина Компартия считается упраздненной...
В зале воцарилась гробовая тишина.
-В этой связи я сейчас раздам вам ваши учетные карточки и все...кончилась партия,-секретарь поднял с пола небольшой чемодан, поставил его на стол, открыл и стал выкладывать партийные документы.
Секретарь называл фамилию, человек подходил, брал свою учетную партийную карточку и молча шел на место. Секретарь называл другую фамилию, к столу подходил другой человек, брал свою учетную карточку и также молча шел на место. Никто не сказал ни слова. Зрелище было жуткое. Леонид Алексеевич ничего не понимал. Хотелось встать и крикнуть:”Ну  почему мы все молчим?! Ведь нас семнадцать миллионов?! Нам сказали, образно говоря, “пшли вон” и мы молча, утерлись, и пошли! Ведь мы же сила?! Или мы “колосс на глиняных ногах”, которого стоило чуть пнуть и он развалился?! Но он чувствовал, что говорила в нем больше гордыня, чем принципиальность,-и он тоже смолчал.
Домой возвращался в отвратительном настроении.
-Леонид Алексеевич!-раздался за спиной знакомый голос.
У газетного киоска стоял, широко улыбаясь, Артамонов.
-Идете мимо и не замечаете,-что случилось, на вас просто лица нет?-Артамонов подошел и протянул руку.
-Из партии выкинули,-пожал протянутую руку Леонид Алексеевич.
-Бог ты мой!-громко рассмеялся Артамонов.-Нашли из-за чего расстраиваться?! Пошли, где-нибудь присядем, я вас попробую развеселить, слава богу, сейчас времена другие: есть уютные кафе, где можно спокойно поболтать.
Зашли в ближайшее кафе, где заказали по чашечке кофе и пирожному. Для начала закурили.
-Вы зря так переживаете,-все, что происходит, было ожидаемо!-Артамонов сделал маленький глоток кофе.
-Может быть, но слишком много потрясений для простого советского человека,-Леонид Алексеевич оглядел полупустой зал маленького кафе, в который они зашли.
-Что вы имеете в виду?
-Ну как?! Развал Союза, разгон КПСС,-разве этого мало
-Дорогой мой, это только начало! Помяните мое слово, силы, которые заинтересованы были в развале Советского Союза, на этом не остановятся...
-Куда же дальше?
-А дальше развал России! Они не успокоятся, пока не доведут Россию до первоначальных  размеров, то есть размеров Московского государства, короче, вот когда граница России пройдет по границам нынешней Московской области, тогда и наступит затишье. Чтобы не быть голословным, приведу факт, который вас убедит, потому что вижу сомнение на вашем лице.
-Да, как-то авантюрно звучит все то, что вы говорите.
-Так вот, вы обратили внимание, что все, так называемые, “вражьи голоса”, которые многие десятилетия исправно вещали на Советский Союз с целью, якобы, установления в СССР демократии, прав человека-тут же замолчали, во всяком случае, большинство из них, как только Союз развалился! Какой вывод напрашивается?...А такой, что значит не демократия их беспокоила и права человека,-начхать им на это!  Беспокоил их могучий противник, который мешал диктовать им свою волю в мире! И работа будет продолжаться, потому что разваленный Союз в виде Российской Федерации остается для них все равно грозной силой.
Артамонов замолчал, потом допил кофе и отодвинул в сторону чашку.
-Может, по коньячку? Что-то я тоже разволновался...
-Только по чуть-чуть,-Леонид Алексеевич достал портмоне.
-Угощаю,-Артамонов величественным жестом остановил его.
Коньяк был ужасного качества, но подействовал благотворно: оба сразу успокоились и, закурив, стали миролюбиво разглядывать интерьер зала.
-Как поживает ваше теория относительно международного заговора сионизма против России?-решил продолжить разговор Леонид Алексеевич.
-Она в силе, я ей не изменил! Еще коньяка?
-Пожалуй.
-Израиль сейчас служит экономической и политической базой для усиления повсюду еврейского влияния,-Артамонов наполнил рюмки.-Иудеи постепенно захватывают экономику и власть в других государствах. Бжезинский, Киссинджер, Олбрайт-это все евреи, которые действуют, одновременно, и в интересах США и международного сиона,-Артамонов выпил и снова налил себе.-Кстати, вспомнил сейчас одно откровение Киссинджера, которое звучит, примерно, так: “Я предпочту в России хаос и гражданскую войну тенденции воссоединения ее народов в единое, крепкое, централизованное государство”. Каково, а ?! Ну, а Бжезинский заявил еще хлеще:”После разгрома России на очереди Православие”,-Артамонов выпил и какое-то время не мигая, смотрел перед собой. Затем он продолжал. 
-Иудеи в значительной мере уже овладели Америкой. Используя ее мощный экономический и военный потенциал, они четко реализуют все свои планы, при этом базируются на полнейшей американской беспринципности, которая обусловлена тем, что в свое время Европа высылала туда преступников, отъявленных мошенников, проституток, короче, самые отбросы общества! Нынешнее поколение американцев полностью унаследовало гены своих предков. Иудеи все это отлично понимают!
-Так какие цели они все-таки преследуют?-Леонид Алексеевич закурил.
-Самые обширные! Мелкие страны им не интересны! Россия-вот, что им надо! Просторы, природные богатства, доброжелательные и доверчивые люди разных национальностей, терпимо относящиеся к друг другу. Обратите внимание! В Монголию они не лезут, хотя ведь по территории тоже не маленькая страна! А почему? Отвечаю: “Потому что там нет ни черта! Одни козлы и бараны! Взять нечего! Зачем им такая страна?!...А в России самые большие в мире запасы природного газа, самые большие запасы древесины, ну, а нефти, угля, железной руды раз в десять больше, чем у американцев”. Мы, русские, доверчивы. Считаем, что нас много и поэтому нам вроде бы и не надо бороться за сохранение нации, за сохранение своих богатств, за сохранение России, а напрасно...
Леонид Алексеевич затушил в пепельнице сигарету.
-Все это интересно, но мне пора! Вы уж извините, я пойду...
-Не смею задерживать,-Артамонов встал из-за стола,-рад был встрече! Будет время, заходите ко мне домой,-помните, где я живу?
-Да, разумеется.
-До свидания.
-Всего хорошего! Я посижу здесь еще немного.
       
       Дверь открыла жена.
-Ты где был?
-С Артамоновым случайно встретился. Помнишь, я тебе рассказывал как-то о нем.
-Нашел время, когда встречаться?!
-А что случилось?
-Мама моя заболела, причем заболела тяжело. Надо срочно ехать к ней. Как хочешь, договаривайся на работе и бери билеты на поезд на ближайший день.
       Теща жила в маленьком украинском городке Сумы. Теперь это было другое суверенное государство, в которое так просто не поедешь, хотя, слава богу, до виз еще дело не дошло. Однако пришлось все равно получать в районном отделении милиции какой-то вкладыш для паспорта, необходимый для поездки на Украину.
В Сумы приехали рано утром и сразу в больницу. Разговор с лечащим врачом убил все надежды.
-Я вам советую не уезжать. Дни ее сочтены. Побудьте с ней до конца,- ей осталось немного.         
Дежурили в больнице у кровати умирающей тещи круглосуточно, которая была бесконечно рада видеть и дочь и зятя, потому что, видимо, тоже чувствовала, что это их последняя встреча.
       За день до смерти, находясь в отдельной палате, где-то днем теща пришла в сознание. Печально обвела взглядом палату, увидела сидящую рядом дочь и глухим голосом произнесла фразу, которую та не сразу и поняла:
-А  жизнь-то прошла так, как будто за сарай по нужде сходила....
-О чем вы, мама?
-Да нет, ничего. Это я так...
 На следующий день её не стало...
   ...Хоронили Ольгу Андреевну жарким июльским утром на одном из городских кладбищ. Сын Виталий организовал похороны с размахом: заказал даже духовой оркестр. Музыканты играли старательно; об остальном было трудно судить, так как горе оглушало сильнее музыки.
   Народу собралось на удивление много. Простую женщину, которая, кроме тяжелого труда, не видела в жизни ничего, провожать пришла вся улица. Люди плакали искренне и откровенно. Вспоминали трудную, безрадостную жизнь усопшей и не всегда доброе отношение к ней со стороны близких. Леонид вдруг услышал, как одна пожилая женщина с горечью произнесла: “И цветов горы навалили и музыку пригласили, а при жизни Ольги и слова ласкового ей никто не сказал. А сейчас зачем ей это все? Человеку при жизни цветы нужны...”
-Доброты нам всем не хватает,-эхом отозвалась ей какая-то другая пожилая женщина, стоявшая рядом.



17
По возвращении в Москву дома поджидал новый удар.
-Леонид Алексеевич,-начальник отдела кадров старательно отводил глаза все время куда-то в сторону.-За время вашего отсутствия у нас тут прошло акционирование, сами понимаете, рыночные отношения....короче, чтобы выжить в новых условиях, нам нужно сократить численность сотрудников.
Сердце отчаянно заколотилось, горло сдавил тяжелый спазм.
-Все понятно, но почему, именно, я?
-Поймите правильно, Леонид Алексеевич, мы вас очень ценим, уважаем, но вам уже почти пятьдесят...
-Ну и что?!
Состояние было близко к инфаркту.
Мне еще десять лет до пенсии!...Я не чувствую себя старым!...Я могу работать и работать...
-Дорогой мой, руководство приняло решение сократить тех, кому около пятидесяти и за пятьдесят,-я ничего не могу поделать! Получите вашу трудовую книжку,-она уже подписана, ну а за расчетом придете в бухгалтерию через денька два.
-Я буду жаловаться в профком!...
-Профкома у нас больше нет, как и парткома, как и месткома...впрочем, это вы знаете
Такого финала он не ожидал. По улице шел, словно, в тумане, не понимая, куда идет, зачем?...
Как-то само собой вспомнил про Артамонова.
Дверь открыл незнакомый мужчина.
-Проходите, хозяин на кухне.
Через минуту в  комнату вошел сияющий Артамонов, держа в руках шипящую сковороду с традиционными жаренными макаронами.
-Привет! Молодец, что пришел. Мы как раз только собрались немного расслабиться. Знакомься, это Игорь Николаевич, мой старинный друг, тоже в некотором роде художник. Садитесь, включайте телевизор, там сейчас как раз бокс идет с участием великого украинского боксера Кличко, посмотрите, а я пока стол досервирую.
Артамонов радостно запорхал по  комнате.
-Я не очень люблю бокс,-сказал Игорь Николаевич и, тем не менее, включил телевизор. - И весь этот ажиотаж вокруг братьев Кличко такой надуманный! Самые заурядные боксеры!...
-Ну, это ты зря!-Артамонов замер с тарелкой посреди комнаты.
-Ничего не зря,-Игорь Николаевич выключил телевизор.-Ни один из братьев не выиграл ни одного серьезного боя. Все их соперники были из категории спарринг-партнеров. Они ведь ни разу не сразились ни с Тайсоном, ни с Форменом, ни с Холифилдом! А первый настоящий боксер, на которого нарвался старший Кличко,-Леннокс Льюис,- сразу же набил ему морду в кровь, и, если бы не судья, то вообще сделал бы из него шницель! Однако, оба мнят из себя непревзойденных боксеров, что собственно, не удивительно: хохлы все такие,-заносчивые и хвастливые!-Игорь Николаевич встал и прошелся по комнате. Затем остановился у книжного шкафа.
-Артамонов! Новые книги, смотрю, покупаешь?!
-Есть немного!
-В основном, гляжу, все наши авторы. А я вот наших не признаю, особенно, этих новых русских писательниц: Викторию Токареву, Марию Арбатову, Дарью Донцову, Татьяну Толстую.  Литературные кухарки! Стряпухи литературного пойла, при чтении которого с первой же страницы появляется тошнота. А строят из себя...ну, Жорж Санд, по крайней мере! А по телевизору выступают-вообще умора! Дрябленькими напудренными щечками потряхивают, умный вид делают, причем все это делается с такой претензией на всезнание,  на глубокий незаурядный ум...
-Ладно, садись за стол, чего ты на них так ополчился!-Артамонов наполнил стаканы.
-За встречу!
Выпили так, как будто в последний раз.
-Закусывайте, мужики,-Артамонов первый залез вилкой в сковородку.-Какие дела на внешнеторговом фронте?-обратился он к Леониду Алексеевичу.
-Уволили меня,-потупился Леонид Алексеевич.
-Вот те на-а!-протянул Артамонов.-Кто-то не знает, куда деньги девать, а кто-то еще один пойдет на улицу с протянутой рукой. Как было, так и остается!...
-Не огорчайтесь, Леонид Алексеевич, выпейте, будет легче! Утешайтесь тем, что вы не одиноки в своем нынешнем положении.
Закусывали в глубоком раздумье.
Наконец, перестав жевать, Игорь Николаевич откинулся на стуле.
-Вся история России,я вам скажу, это история невероятной нищеты русского народа и вызывающей роскоши   власти. Причем, роскоши, переходящей все границы, все разумные пределы, что нередко вызывало даже осуждение со стороны Западной Европы. Я прав, Артамонов?
-Безусловно.
-Так вот. Все это происходило на фоне ожесточенной борьбы за власть,  или, по крайней мере, за право быть рядом с властью, под её крылом, что также давало возможость обеспечить безбедное существование, Борьба поэтому шла жестокая. К власти карабкались через трупы, через убийства,  шантаж, подкуп. Не брезговали ничем! А добравшись до вершины, теряя стыд и совесть, начинали с яростной торопливостью набивать карманы,-успеть отовариться во чтобы- то ни стало! - потому что власть, как любой живой организм, недолговечна: через какое-то время отмирает и на её место приходит новый молодой организм новой власти.  И все начнется сначала. Надо успеть! Признавать сей факт  стыдно!  Однако он неизбежен и, более того, как ни странно,  объясним.  Мы все вышли из нищеты, это наше ego, и от него, как бы мы не старались, нам не уйти-в нас это заложено на генетическом уровне. Ярким тому доказательством служат  все, без исключения, Думские Собрания  Российской Федерации последних созывов: самыми первыми законами любой Думы являлись законы о привилегиях для членов Госдумы, о повышенной зарплате и пенсиях для них. А ведь прошли столетия! К слову сказать, многие из  думцев далеко не бедные люди! Что делать, срабатывает синдром нищего, передающийся из поколения в поколение. Таким образом, жить хорошо становиться привилегией определенного круга людей, а именно, тех, кто дорвался до власти, а также тех, кто волей случая оказался втянутым в орбиту этой власти. И привилегии этой они сами никогда не отдадут, потому что власть, по их собственному признанию-это наркотик, который один раз попробовав, ты уже не в силах оторваться. Поэтому, должно быть ликвидировано само понятие ВЛАСТЬ, и принят на вооружение термин УПРАВЛЕНИЕ, дающий вместо привилегий-ответственность. Иными словами, во главе государства должны стоять люди, обладающие лишь одной привилегией- это никаких привилегий !  Ведь не имеет же привилегий перед пассажирами человек, управляющий самолетом, которому они,-пассажиры,- доверили свою жизнь! Он имеет только ответственность перед теми, кто у него за спиной! Точно так же должно быть и на общественно-политическом уровне.
 А сегодня, можно с полной уверенностью сказать: простой народ России не будет жить нормально до тех пор, пока  если не будут реализованы указанные выше условия. И жизнь народа будет протекать, по-прежнему, из поколения в поколение по унизительной формуле:
РАБОТА(за гроши)+ПОСОБИЕ(мизерное по безработице после 45 лет)=
=ПЕНСИЯ(издевательская)+СТАРОСТЬ(нищенская)+СМЕРТЬ и похороны за чертой города, потому что на городских кладбищах сейчас хоронят только известных бандитов, воров в законе и криминальных авторитетов; ну, иногда, под давлением общественности, слишком знаменитых деятелей театра и кино. Вот так вот, други мои!...
-Грамотно  изложил,-Артамонов с уважением посмотрел на  приятеля.
-То есть, ничего  хорошего нам не дождаться?-Леонид Алексеевич потер лоб.
-Ну почему? Нужен лидер! Человек, способный увлечь за собой, человек без комплексов, без русской ментальности, которая так вредит всем руководителям, без самовлюбленности! Иной политик выступит где -нибудь и потом месяц думает, какое он там произвел впечатление!
-У нас таких нет,-с уверенностью отрезал Леонид Алексеевич.
-Точно! Таких по всей России не сыскать,-это ты через край хватил дружище!-поддержал его Артамонов.
-Есть! - Игорь Николаевич торжествующе посмотрел на оппонентов. Только Он на сегодняшний день способен вытащить Россию из пропасти!
На него посмотрели с недоверием.
-Не верите! Сейчас докажу! Я давно за Ним наблюдаю и вижу его несомненные преимущества перед другими. Во-первых, это человек слова: сказал-выполнит! У нас ведь как: пообещал и забыл,-явление обыденное, в порядке вещей. Он если не может, не обещает; у Него это заметно даже в мелочах. Во-вторых, Он дорожит людьми, дорожит их симпатиями к нему, их доверием. Для других, невооруженным глазом видно, люди-мусор! Если ты дорожишь людьми, разве можно их расстреливать из танков? То-то!...Он знает о России больше, чем любой из нас, Он физически чувствует ее болевые точки; остро чувствует, что пойдет стране на пользу, а что нет. Но самое главное, и в этом , я считаю, его основное преимущество: у него отсутствует болезненная жажда власти, чем поголовно страдают остальные наши политики! Разве этого мало?!-Игорь Николаевич  возбужденно смотрел на оппонентов.
-Ты меня убедил,-Артамонов встал и подошел к окну. Молча постоял,  пытаясь что-то разглядеть на улице, затем вернулся к столу и торжественно посмотрел на сотрапезников.
-Давайте за Него, друзья,-и он налил всем понемногу. Дай бог, ему здоровья! Кстати, ты не сказал, кто это?
-Скоро узнаете,-Игорь Николаевич загадочно ухмыльнулся.
Артамонов махнул рукой.
- Какая в конце концов разница? Давайте за Него, и что б во всем ему сопутствовала удача! И никогда не изменила твердость духа!...
Мужчины еще долго обсуждали вопросы политической обстановке в стране, высказывая при этом самые противоположные точки зрения.
-Хорошо мне у вас, но пора домой,-Леонид Алексеевич вдруг встал и одернул брюки.
-И я,  пожалуй, пойду,-Игорь Николаевич тоже поднялся.
-Жалко, други мои! Что это вы... сразу оба? Впрочем, как знаете, не могу неволить. Спасибо за компанию! Счастливо добраться до дому!
По дороге к метро они заметили маячившие впереди фигуры двух милиционеров.
-Не нравится мне это,-нахмурился Игорь Николаевич.-Могут прицепиться и забрать.
-Так мы ж ничего не сделали?-Леонид Алексеевич посмотрел на спутника с недоумением.
-Так- то оно так, но видно, что мы выпивши, а им этого достаточно...
Неожиданно прямо перед ними из подъезда дома  не вышел, а вывалился грязный, совершенно пьяный мужик  и, выписывая жуткую траекторию, поперся в сторону блюстителей порядка.
-Ну, вот мы и спасены,-радостно потер руки Леонид Алексеевич.-Сейчас они на него отвлекутся, а мы тем временем и проскочим.
-Наивный вы человек,-Игорь Николаевич покачал головой.-С такими оборванцами милиция не связывается: что с него возьмешь?! Да и перепачкаться можно! Вот смотрите, он в таком виде пройдет мимо них, а они и не посмотрят в его сторону. А вот нас, интеллигентов в галстуках, прихватят так, что из нас пух и перья полетят. Только вы, ради бога, молчите! Иначе отделают, что родная мать не узнает! Наша милиция-это те же бандиты, только в форме.
В этот момент пьяный мужик поравнялся с милиционерами и, к удивлению Леонида Алексеевича, действительно, беспрепятственно их миновал. Теперь стало очевидно, что два милиционера ждут, именно, их. 
-Значит, нарушаем?-блюстители порядка подошли к приятелям.
-Что конкретно, товарищ сержант?-Игорь Николаевич попытался улыбнуться и сделал попытку обойти милиционеров.
-Общественный порядок,-прозвучало в ответ, и две резиновые дубинки преградили путь.
-Но каким образом, товарищ сержант?-Игорь Николаевич пытался, по-прежнему, изобразить улыбку.
-Вы-пьяны!...
-Естественно, мы были в гостях, выпили водочки немножко,-вмешался в разговор Леонид Алексеевич.-Вы, когда в гостях бываете, не молоко же пьете...
-Ты у меня ща пошутишь, интеллигент вонючий,-и молодой красномордый милиционер замахнулся резиновой дубинкой.
-Чего с ними разговаривать,-остановил его руку другой милиционер.-Пошли в отделение. Там разберемся...
       В отделении милиции царило что-то невообразимое: кого-то тащили за ноги, кто-то сам тащился на четвереньках, кого-то били, кто-то избитый выразительно рыдал,-и все это окутывала  милицейская матерщина и сизый табачный дым.
“Ну, попали!”-внутренне содрогнулся Леонид Алексеевич, и состояние какого-то безотчетного страха, своей беспомощности охватило его.
-Ахметов! Юсупов! Кого это вы еще привели?-дежурный по отделению, полный до неприличия майор, сидевший за стеклянным барьером,  с недовольным видом поднял голову и оглядел вошедших. Его фиолетовый крупный нос с ярко выраженными порами на багровом лице сразу же наводил на определенные мысли. Слезящиеся мутные глаза эти мысли еще раз  подтверждали. Однако было понятно, что любое замечание на этот счет, может закончится для человека, сделавшего это замечание, трагически.
-Пьяницы! Находились в общественном месте в нетрезвом состоянии. Оскорбляли своим видом...-начал было говорить один из милиционеров, но майор перебил его.
-Ладно, все понятно. Обыщите их  и в одиночку.
-Какую?
-Третью. “Обезьянник” забит до предела.
-Третью так третью,-безразлично отозвались  милиционеры и начали бесцеремонно и подчеркнуто грубо лазить по карманам двух покорно стоявших перед ними мужчин, которые им в отцы годились, вынимая все из их карманов без разбора, даже использованные автобусные билеты.
Леонид Алексеевич поймал себя вдруг на мысли, что он себя чувствует так, как будто над ним совершают какое-то надругательство, но тут же подавил в себе это чувство.
       В камере мужчины долго молчали. Сесть было не на что, и они переминались с ноги на ногу, внимательно осматривая пустые шершавые  бетонные стены, словно на них можно было что увидеть.
-Лексеич,-Игорь Николаевич решительно опустился на цементный пол и сел вытянув ноги,-садись! Авось не простудимся. Отпустят нас, я думаю, не скоро.
Фамильярный тон приятеля подействовал благотворно. Леонид Алексеевич сел рядом и несколько успокоился.
-Вы не поверите, Игорь Николаевич, но у меня сейчас такое чувство, словно меня обесчестили, надругались,-произнес он с горечью.
-Лексеич, ты чего? В милиции в первый раз что ли?-Игорь Николаевич устойчиво перешел на “ты”.
-Представьте, да! И признаюсь, потрясен... Вся эта история с нашим задержанием, не скрою, меня травмировала. Я бывал много раз за рубежом и, случалось, попадал в сложные ситуации, но никогда не чувствовал себя таким незащищенным, таким бесправным, как сейчас в своей родной стране! Они ведь с нами могут сделать, что угодно! Соласитесь?!
-Не спорю,-Игорь Николаевич тяжело вздохнул.-Но я уже привык. Бороться с ними бесполезно! Смирите гордыню и уповайте на бога, да поможет он нам в эту трудную минуту,-и он с энтузиазмом перекрестился.
-Не верю я в эти глупости,-Леонид Алексеевич сел на корточки. Мое пионерское детство и комсомольская юность начисто вытравили даже малейшую возможность организма мыслить в этом направлении.
-А зря!-Игорь Николаевич уселся поудобнее.-Церковь очищает, облагораживает...
-Ай, бросьте вы!-перебил его Леонид Алексеевич.-Все они там жулики, проходимцы! Разве не так?
-Может сейчас и так, но это в последнее время, под влиянием, так сказать, псевдодемократических перемен, происходящих в стране.
-Вы хотите меня уверить, что церковь начала деградировать только в наши дни?
-Конечно!
-Не смешите меня! Деградация церкви началась с момента ее возникновения. Служители культа сразу сообразили еще в древности, что благополучие принадлежит ловкому и сильному, а точнее тому, кто используя людское невежество, суеверие, сумеет отнять у людей их имущество и деньги.
-Может такое и было у нас, но только не в Западной Европе,-Игорь Николаевич встал с пола и потер затекшие ноги.
Леонид Алексеевич с удивлением посмотрел на него.
-Дорогой мой, как раз оттуда все и пошло. Например, в феодальной Германии, первоначально, духовный аббат был бедняком, стоявшим во главе нескольких других бедняков, но уже спустя несколько десятилетий у этих бедных духовных отцов были огромные состояния! Нормально, да?! Бедняк, давший обет оставаться бедным, и вдруг  ставший олигархом! Церковь во все времена пыталась любыми способами обогатиться. Такой вот интересный пример: в христианской Европе было время, когда молодоженам не разрешалось пользоваться  правами брака, не купив это право у епископа и приходского священника. А тот, кто в своем завещании не оставлял своего имущества  церкви, отлучался от нее и лишался погребения на кладбище.
Леонид Алексеевич встал с пола и прошелся по камере.
-Так что святая  церковь не такая уж и святая. И служители культа-это всего навсего люди с очень обостренным воображением, которые умело увлекают за собой других, чье воображение не столь пылко. В общем, начинается с фанатизма, а кончается обычным мошенничеством.
-Но все-таки согласись, Лексеич,-не сдавался Игорь Николаевич,-у них там все как-то благороднее в этом плане, человечнее.
-И здесь вы не в курсе дела, -Леонид Алексеевич махнул рукой. -Именно, из-за церкви вся Западная Европа в пятнадцатых-шестнадцатых веках была непрерывной Варфоломеевской ночью! Костры инквизиции не гасли!  И этот варварский идиотизм царил в просвещенной Западной Европе, которой нам все время тыкают в нос, говоря, что мы-варвары, а они-нет. А ведь это, именно, у них шло сожжение людей вплоть до начала, аж, девятнадцатого века!  Кого они только не сжигали! Причем многие люди были гордостью нации, скажем, Джордано Бруно,  Сервет Мигель- известнейший испанский врач, выдающийся деятель реформации в Чехии Ян Гус, великий деятель реформации в Шотландии Патрик Гамильтон...
-Извини, дорогой, -оборвал его Игорь Николаевич,- я совершенно точно знаю, что писатель Эразм Роттердамский, французский философ Шарль Монтескье, итальянский ученый Галилео Галилей...еще кто-то, сейчас не вспомню, не были сожжены, хотя выступали против церкви очень здорово! Это как понимать?
-Довольно просто! Все они согласились подвергнуться унизительной процедуре отречения от своих взглядов,-вот и все! В противном случае гореть им тоже ясным пламенем!-Леонид Алексеевич картинно развел руками.- А уж Римская церковь превзошла в своих преступлениях все церкви мира, так как она обладала по сравнению с другими церквами сказочными богатствами и властью.
-Интересно, каким образом?-Игорь Николаевич выжидательно посмотрел на приятеля.
-Да, это было действительно интересно,-в тон ему ответил тот. Для того, чтобы узаконить свой разврат, они запретили себе брак, являющийся самой большой уздой для развратников!  Преступления церкви, особенно, выглядят контрастно на фоне того, чему они учат народ. Их лицемерие-это еще одно их преступление. Они проповедуют смирение, правильность поведения, а сами прямо из церкви идут наслаждаться сладострастием и другими пороками. На мой взгляд, единственная религия, которую следует исповедовать,-это поклонение Всевышней силе, оставаясь при этом порядочным человеком. Это поклонение поощряет честность, не шокируя здравого смысла.  Конечно, как говорил один мудрец, религия-это хлеб нашей души, но зачем же этот хлеб превращать в яд?  Согласитесь, если религия происходит от бога, то зачем ее защищать огнем и мечом? Однако, церковь, особенно, на Западе только и делала, что сжигала и убивала. А сколько кровавых походов крестоносцев произошло с благословения церкви? Религия необходима, но она должна быть чистой, разумной, единой для всего человечества; она должна быть как солнце, которое светит для всех. В мире существует только одна истина, поэтому и религия должна быть одна. И суть этой религии, на мой взгляд, должна проявляться в том, чтобы почитать Бога, или ту Всевышнюю силу, короче, кто как это понимает, и быть справедливым и порядочным во всех отношениях.
-Короче, Лексеич, что ты предлагаешь?-с каким-то раздражением спросил Игорь Николаевич.
Леонид Алексеевич задумчиво посмотрел на дверь камеры.
-Я бы предложил религию, приемлемую для всех людей. Этой религией могла бы быть религия библейских патриархов и религия всех мудрецов античности.
-Очень расплывчато,-Игорь Николаевич недовольно махнул рукой.-Конкретно, в чем эта религия должна выражаться.
-Ну, как в чем?-Леонид Алексеевич с недоумением посмотрел на собеседника.-Прежде всего, в том, что она должна вменить всем людям в обязанность единобожие, справедливость, любовь к ближнему, терпимость к чужим заблуждениям и благотворительность. Скажу больше, мне кажется, что эта религия должна быть как таинственный голос Всевышнего. Обращенный ко всем людям, он должен соединять людей, а не разобщать. Поэтому, я твердо уверен, что вероучение, принятое каким-то одним народом, не может быть истинным. Эта религия должна корреспондироваться с требованиями нравственности и, подобно нравственности, быть единой для всего мира.
Он замолчал и, казалось, был недоволен, что так разоткровенничался.
Игорь Николаевич долго и пристально смотрел на него, затем проговорил:
-Все-таки, Лексеич, целесообразность религии и церкви, я понял, ты признаешь?
-Конечно, нельзя не признать, что вера в бога удерживала многих людей от совершения ими преступлений, иногда жутких преступлений. А раз так, пусть верят и ходят в церковь, лишь бы не впадали в фанатизм, который ведет к преступлениям.
Неожиданно заскрежетал дверной замок камеры, массивная дверь тяжело отворилась и на пороге возник незнакомый им  хмурый сержант.
-На выход, интеллигенция. Топайте к дежурному майору.
Дежурный майор при их появлении надменно развалился на стуле.
-Ну, что пьянь интеллигентная! Штраф платить будете?
Леонид Алексеевич набрал воздух, чтобы ответить, но Игорь Николаевич незаметно одернул его.
-Товарищ майор, безработные мы! Какой штраф?! Вы же, когда нас обыскивали, видели, что денег у нас-пшик! Ну, разве что на пиво...
-Я вас не обыскивал!-заорал вдруг майор.-Забирайте свои монатки и проваливайте отсюда, шпана подзаборная!...
Леонид Алексеевич почувствовал, что сердце его отчаянно заколотилось. Такого хамского обращения, к тому же незаслуженного, он в своей жизни не встречал. Он снова глубоко вздохнул, чтобы достойно ответить, но пронзительный взгляд приятеля окончательно парализовал его. Трясущимися руками сгреб он с майорского стола свои вещи и оглушенный несправедливостью, направился к выходу.
На улице мужчины долго стояли молча, растерянно оглядываясь по сторонам.
-Ну, что, Лексеич,-тронул его за руку Игорь Николаевич,-может с горя по пиву? На большее все равно нет...
-Спасибо, мне домой пора. Завтра рано вставать...на биржу труда, то есть, в бюро трудоустройства ехать...что-то с работой делать надо, так что пока! До встречи!-и не оборачиваясь он медленно побрел в сторону ближайшей станции метро.


18
       Народу в Бюро по трудоустройству толпилось столько, что пройти по его коридорам представлялось весьма сложной задачей. Даже на улице страждущих устроиться на работу было столько, что со стороны можно было подумать-идет опять несанкционированный митинг,  хотя  стоял конец декабря со всеми вытекающими отсюда последствиями.
-Леонид, и ты здесь!-раздался восторженный голос.
Буквально, в двух шагах от него переминался с ноги на ногу Василий Золотов. Узнать, однако, старого друга было трудно: это был шикарно одетый импозантный мужчина средних лет, правда, с поредевшей и поседевшей  шевелюрой, но все равно чертовски красивый и неотразимый.
-Василий, а ты что тут делаешь? Неужели тоже безработный? Глядя на тебя, так и не подумаешь! Боже, сколько же лет мы с тобой не виделись?!  Лет тридцать, не меньше!
-Наверное,-Золотов блаженно улыбался.-А почему я здесь?...Увы! Волна демократических перемен и меня смыла в кювет этой жизни, а точнее, безработицы! Утешает, что не одного меня...
-А кого еще?
-Да практически всех, с кем мы учились, с кем джаз играли...Сам-то играешь еще?
-Смеешься? Я забыл даже чем отличается тональность фа-диез мажор от тональности, скажем, си-бемоль минор.
-А я помню! Помню даже в каких тональностях мы с тобой все вещи играли!
-В каких?
-Фа-мажор и ре-минор! В ключе один си бемоль! Хотя музыкой бросил заниматься тоже давно, почти сразу, как тебя в армию забрали.
-Правильно! Молодец, помнишь! А я все забыл! Кажется, так давно все это было!
Оба замолчали, словно вспоминая прекрасные далекие юношеские годы.
-Так что у тебя с работой, Василий,-прервал молчание Леонид Алексеевич.
-Наверное, то же, что и у тебя-сократили! Несмотря на то, что у меня два высших образования: Московский авиационный институт и Всесоюзная Академия Внешней Торговли.
-Где работал?-Леонид Алексеевич вынул пачку дешевых сигарет.-Закуришь?
-Спасибо, недавно бросил. Работал я в Госкомитете по внешнеэкономическим связям, был с семьей заграницей три года. Вернулся на прежнее место, снова работал, получил повышение,-стал начальником отдела! И тут вдруг развал Союза, демократизация, свободный рынок и, как следствие, повальное сокращение, под которое угодил, как и все, кто, примерно, нашего возраста.
-У меня та же самая история! Что думаешь делать?
-Работу искать, что делать?! Пока вот частным извозом занимаюсь! Дожили!
-Вообще странно, почему везде сокращают людей с большим опытом работы, с высшим образованием, со знанием иностранных языков и набирают молодых неопытных. Вместо меня, знаешь кого взяли?....Девчонку двадцати лет, у которой образование-библиотечный техникум! Правда, она дочь одного из высоких начальников!
-Все правильно, сейчас эти “новые русские” действуют по такому принципу-набить срочно карманы любым путем, пока народ не очухался! И на работу принимают либо родственников, либо неопытных юнцов, которым объявляют, что их принимают с испытательным сроком. Целый год их в прямом смысле эксплуатируют, платят копейки, а через год говорят: извините, вы нам не подошли,-и увольняют! Нанимают других таких же дурачков-и все повторяется сначала! Неплохо придумано, да?!
-Наверное. Поневоле с грустью вспоминаешь эпоху развитого социализма,-Леонид Алексеевич глубоко затянулся сигаретой.
-Нет, то что произошло, должно было рано или поздно произойти. Как ни странно, без рыночных отношений, которые усиленно насаждаются в стране, не может быть и речи о претворении в жизнь так любимого нами девиза социализма: от каждого-по способностям, каждому-по труду. Хотя и здесь незримо присутствует уравниловка, равенство для основной массы населения. А подобное равенство закрывает путь к прогрессу! В природе равенства нет. Равенство придумано человеком, и это одно из величайших заблуждений, породивших уйму страданий. Как говорил один умняга: равенство-идеал неполноценных, но даже неполноценые хотят не равенства, а лишь того, чтобы никому не было лучше!
-Браво, Василий! Сразу видно, что человек учился во внешнеторговой академии! И таких людей увольняют! И такие люди мыкаются без работы! Эти новые русские-просто кретины!
-Да ладно, сейчас это многие понимают,-смущенно махнул рукой приятель.-Только происходит в настоящий момент нечто странное: так например, девиз “грабь награбленное”, который когда- то предназначался для придания доходчивости формуле “экспроприация экспроприаторов”, сейчас выродился в лозунг “грабь все, что принадлежит государству”. И наша печальная действительность состоит в том, что личности, претендующие на ими же придуманную “марксистскую ортодоксальность” в виде ли извращенного толкования категории труда или в виде тех или иных видов продуктообмена или всеобщего централизованного распределенчества, фактически превратились в идеологов и апологетов новых форм эксплуатации и широко распространившейся  коррупции.
-То есть, разговоры о победно шагающей по нашей стране демократии чушь?
-Полнейшая! Какая демократия?! Ты посмотри, идет самая настоящая эксплуатация трудового народа. Например, строительные компании нанимают за гроши людей и при этом заставляют их работать по 16-18 часов в сутки! Это пример, который все знают! А сколько неизвестных примеров?! Такого не было даже при социализме, который так усиленно ругают нынешние демократы. Зарплату учителям и медикам не платят годами?! Разве было такое при социализме?! Так, что лучше для простого работяги? 
-Как думаешь, где причина подобного беспредела?
-Однозначного ответа здесь нет. Но думаю, что корни залегают прежде всего в том, что законы в нашей стране всегда были писаны не для всех-вот первопричина, по моему мнению, всех наших бед. У нас никто ничего не боится, особенно, те, кто наверху: они твердо знают, чтобы не совершили, чтобы не сказали-ничего за это не будет, все с рук сойдет! Взять хотя бы такой пример, который состоялся на нашей памяти. Помнишь, певца Марка Бернеса?
-А как же!
-Так вот он однажды вместе с актрисой Изольдой Извицкой на своей “Волге” проехал на красный свет на площади Дзержинского. Милиционер пытался свистком остановить нарушителя, но Бернес не остановился. Тогда мент бросился на капот машины, но и в этом случае Бернес не остановился и какое-то расстояние протащил его на капоте. Было заведено уголовное дело, но когда выяснилось, что это всеми любимый певец, то высокое начальство тут же дало команду: дело закрыть! Любого другого простого гражданина за такое нарушение упекли б в тюрягу на долгие годы! А для Бернеса дело кончилось ничем!
Вот с таких мелочей все и начинается. И беспредел, и коррупция...кстати, о коррупции! В 1915 году, когда шла война с Германией, военный министр России Сухомлинов неожиданно был арестован за связь и покровительство банде фальшивомонетчиков. Представляешь, во время войны военного министра России ловят на таком деле! Это ж прямой подрыв экономики страны! Богатый человек! Дворянин! Чего ему не хватало?! Нет! И он туда же! Позарился на верное дело: банда печатала 5оо рублевые ассигнации, которые имели 47 степеней защиты из 50-ти! Вот это мастерство!
-Наверное, он был исключением. Не все ж политики такие продажные...
-Не все, но большинство. А потом, какие они политики?
-Ты о ком?
-Обо всех! Взять того же Хрущева-отдал Крым! Брежнев-отдал остров Даманский китайцам, положив за него сначала двести жизней советских пограничников! Горбачев-отдал все соцстраны, развалил СЭВ, развалил Варшавский Договор! Ельцин-отдал все 15 советских республик американцам, которые сейчас там строят свои военные базы!
-Ты забыл Андропова и Черненко. Они ничего  не отдали! Так что ты это зря всех под одну гребенку...
-О, это объясняется довольно легко! Они просто были у власти очень короткое время. Если б они были у власти чуть  дольше, то и они разбазарили бы не меньше, тоже нанесли бы России огромный урон! Нет у нас политиков! У нас политикой, действительно, занимаются “кухарки”, как этого хотел товарищ Ленин. Его мечта сбылась! Так что я могу тебе сказать одно: даже если ты будешь президентом России-ничего не измениться! Хуже, во всяком случае, не будет! Это я могу тебе на все сто процентов гарантировать! А как этому рада заграница, если бы ты знал? А все от ненависти к нам! Говорят, в последнее время отношения с Германией у нас улучшились. И что удивительно, все верят! Забывая о том, что ненависть немцев к русским тянется издревле, и изменить здесь что-либо никто не в силах! Почитай немецкого философа Ницше! Умный ведь мужик был, мудрый! Такие люди, казалось бы не должны проповедовать ненависть,-как бы не так! Ведь это, именно он сказал:”У злых людей не бывает песен. Поэтому очень странно, откуда у русских столько песен.”
-Я думаю, что здесь дело в другом. За что им нас ненавидеть? Что мы им плохого сделали? Скорее всего, завидуют они нам, нашим природным богатствам...
-Да нам-то что от этих богатств? Простой народ как был нищим, так и остается.
-Не скажи! Кто-то разбогател здорово за годы так называемой демократии, правда, народ у нас почему-то богатых не любит,-Леонид Алексеевич многозначительно взглянул на школьного друга.
Тот уловил его взгляд и улыбнулся.
-Это все куплено очень давно, когда еще работал, причем заграницей. А потом за что их любить этих богатых? Любят за что-то: за доброту, за порядочность, за милосердие...У наших богачей разве есть это? На Западе любят богатых потому, что они помогают бедным, дают возможность им заработать, ну, и так далее. А наши оболдуи, став богатыми, всеми силами стараются увеличить отрыв в богатстве от бедных! Ну, и за что их любить?! Конечно, их будут только ненавидеть!
-Неужели страна обречена?-Леонид Алексеевич тоскливо посмотрел на все прибывающую толпу безработных.-Не может быть, чтобы не было человека, способного направить развитие государства в нужное русло? Многие, я знаю, возлагают большие надежды ...
-Напрасно,-перебил его Золотов.-Реальная фигура в нашей политике на данный момент, способная что-то изменить в этом болоте, увы, отсутствует и придет ...когда? ...не знаю!. В одном только я уверен, что это должен быть человек-либерал! И не по убеждениям, а по своей природе,... хотя, если вспоминать того же Ницше, то согласно его учению, либеральные институты тотчас перестают быть либеральными, как только добиваются либерализма, и после этого нет более худших и радикальных врагов свободы, чем либеральные институты.
-А Достоевский?-Леонид Алексеевич вопросительно взглянул на друга.
-А что Достоевский? Он, кстати, тоже был настроен весьма критически по отношению к либералам; ведь это, именно, он сказал в своем романе “Бесы”: “высший либерализм и высший либерал, то есть либерал без всякой цели, возможны только в одной России”.  Так что, нет сейчас политиков в нашей  стране, отвечающих интересам России! Да и какие они политики?! Жалкая пародия! Впрочем, что мы все о политике. Расскажи о себе, как твои дела?-Золотов хлопнул друга по плечу.
-Примерно, так же как и у тебя, а может и хуже. Жена последние годы стала часто болеть, из-за чего ее сократили на работе. Лежала в больнице, а там сейчас за все надо платить! Пришлось продать машину, дачу, чтобы оплатить ее лечение...да что там говорить! Плохо живем мы, Васенька, очень плохо! Я бы сказал даже: не живем, а доживаем!...Живем в коммуналке. Начинал жизнь в коммуналке и заканчиваю жизнь в коммуналке. Как ни бился, как ни крутился-вернулся к тому же...
Воцарилось неловкое молчание.
-Ну, ты...это...главное, не падай духом,-неуверенным тоном,  наконец, произнес Золотов.-I was born with nothing and I will die with nothing!
-Я понял, на что ты намекаешь! Дескать, пришел в этот мир голый и уйдешь из него голым. Только меня это слабо утешает! Не знаю, как тебе, а мне очень обидно, когда приходишь наниматься на работу, а тебе говорят:” Дед, ну ты что, совсем обалдел! Тебе на кладбище пора, а ты на работу рвешься! Угомонись, дедуля!”-Леонид Алексеевич по-детски шмыгнул носом.
-А ведь мне еще шестидесяти нет! Я им начинаю объяснять, что причем тут возраст? У меня высшее образование, знание английского языка, огромный опыт коммерческой работы,-бесполезно! Не надо! Ничего не надо! Старый-и все тут! Хоть кол им на голове теши! И на бирже труда то же самое,-сколько хожу - ответ один: нет для вас работы, уж очень вы возрастной. Хоронят заживо! Пожаловаться на них? А куда? Это раньше можно было и в партком пожаловаться, и в профком, и в народный контроль, в конце концов, в ЦК партии можно было письмо написать! А сейчас?...
-А сейчас ты должен быть достаточно гордым для бедности,-Золотов обнял приятеля за плечи.-Достойно встретить грядущую нищету...
-Почему грядущую?-Леонид Алексеевич высвободился из объятий друга.-Мы с женой уже сейчас живем кое-как! В магазине покупаем только самое необходимое; колбаса, сыр, конфеты-уже забыл, когда были на столе. Вещи вообще не покупаем-донашиваем, что было куплено раньше. Кстати, разговаривал со многими о том, что было раньше. Так вот, почти все говорят, что брежневские времена, которые нынешние, якобы, демократы именуют застойными, всем как раз напоминают времена расцвета по сравнению с теперешним временем. Многие в те времена получили квартиры бесплатно, обучились в высших учебных заведениях бесплатно, отдыхать в санатории ездили бесплатно! Сейчас разве такое возможно?! Люди вспоминают и не верят, что такое было. А ведь было! Мы с тобой тоже застали эти очень неплохие времена.
-Я тоже слышал, что таких людей, ностальгирующих по тем временам, достаточно много, практически, все, кому тридцать и выше, а это, я тебе скажу, процентов девяносто всего населения. Дерьмократы, к сожалению, этого не понимают. Упрямо навязывают то, что им нужно, а народу нужна не демократия, не свобода, а сытая благополучная жизнь, во всяком случае, на данном этапе. И за такую жизнь народ готов и рот на замке подержать. Какой смысл в демократических свободах, если в животе пусто?! Есть только один человек, который это хорошо понимает! Он отлично видит, что тот людской материал, которым страна располагает, не готов к демократии. Этот людской материал надо сначала облагородить, а уж потом лепить их него демократическое общество. Сейчас ведь народ воспринимает демократические свободы, как свободу воровать без меры, грабить, жульничать, убивать тех, кто встает на пути,-Золотов задумчиво посмотрел куда-то в сторону.-Если так будет продолжаться, то Россия пойдет с молотка. Первый президент понимал это, да и второй понимает не хуже, почему и появилась эта фигура...
-А что же они? Сами не в силах? Вроде не слабые мужики!
-Политической воли нет. Трусоватые! А здесь смелость нужна, обычная смелость, я бы даже сказал, бесстрашие! Вот и натаскивают Его, постепенно, ненавязчиво, так, чтобы никто не понял.
-На что натаскивают?
-На пост третьего Президента России. Только Он со свойственной ему решительностью сможет остановить то, что происходит. Не поздоровится кое-кому, когда Он придет к власти,  но они уже к этому готовы,-и счета миллиардные заграницей открыли, и семьи вывезли, ну, а народ, слава богу, вздохнет! Нашему народу, я повторюсь, свобода пока не нужна, а тем более, свобода слова. И оба президента будут чисты перед международным общественным мнением, а для них это, ой, как важно, быть чистым перед международным общественным мнением. Что произойдет, ради бога,-все претензии к Нему! А если все будет в порядке-они опять в плюсе: ведь это они привели Его к власти! Чувствую, сомневаешься?  Зря! Вот увидишь, скоро все будет так, как я сейчас сказал...
-Может быть, ты и прав, но кто он? Политик, юрист, ....  экономист?  Если нет,  это сразу предопределит не только его провал, но и крах всего государства!
-Дорогой мой Ленечка,-Золотов скептически посмотрел на друга,-у Наполеона вообще не было никакого образования, кроме семи классов какой-то там заурядной военной школы, однако, именно, при нем феодальная Франция в  короткий срок стала мощной буржуазной державой!...               
         
Жена встречала у подъезда.
-Удалось, что- нибудь найти?
-Нет. И наверное, не найду. Никому мы не нужны в этой стране. От нас все, что можно было взять, взяли,-теперь на свалку. Старики для них- балласт. Чем скорее мы уйдем из жизни, тем радостнее для них будет. Пошли домой, замерзла ведь!...
       В квартире было зябко и пусто, подстать району, где они жили, на самой окраине Москвы.  Леонид Алексеевич подошел к окну: на улице, несмотря на конец декабря, мелкий дождь со снегом уныло моросил, наполняя душу нестерпимой тоской, причем такой нестерпимой и удушающей, что захотелось закричать,-закричать дико, пронзительно, как кричит большой, зверь, смертельно неожиданно раненный удачливым охотником, и понимающий, что это  конец, конец всему, и что больше в его жизни не будет ничего! Только тьма! В каком-то оцепенении он повернулся, словно ожидая от себя этого крика.  Нет. опять всё внутри...
Затем все больше цепенея и не понимая, что с ним происходит,  он открыл окно...
   Удар об землю был настолько жестокий, что он даже не успел почувствовать боль...


      В центре Москвы, сверкая неоновой рекламой на непонятных  иностранных языках, давя слабых и неприспособленных, продолжал набирать обороты, равнодушный ко всему человеческому, Двадцать Первый Век. Шли последние дни декабря 2003 года. Через несколько дней наступал новый 2004 год!
   В России все оставалось по-старому... .