***

В.СУЛИМОВ

БЕЛАЯ ТЕНЬ



Все персонажи в повествовании вымышленные,
а совпадения - случайные



… Сознание упорно не желало возвращаться в истерзанное тело, словно душа, выйдя куда-то погулять, забыла дорогу назад. Небытие, словно морские волны накатывалось на него, оставляя клочья пены – обрывки неясных воспоминаний.
Из черной звенящей тишины вдруг появился какой-то звук. Сначала совсем слабый, он постепенно становился все громче и громче, словно его источник приближался откуда-то издалека робкими шажками. "Комон, комон!"  … Тишина, пауза, и снова все приближаясь: "Комон, комон!"  И снова тишина, снова пауза. Мозг провалился в благодатное небытие, но снова, как жужжание назойливой мухи все громче, доходя до мощи церковных колоколов, загудело: "Комон!!! Комон!!!". Да что они ко мне пристали, что им нужно, куда идти-то?
Чернота вокруг стала сереть и приобретать вид экрана, на котором проявились цветовые пятна, сначала пастельные, затем акварельные, они вдруг приобрели четкость в виде двух лиц, склонившихся над ним.
Не выдержав перегрузки, мозг снова отключился. И снова из небытия его потащили слова "Комон, комон", а цветовые пятна снова прошли свою эволюцию. И снова два лица склонились над ним так низко, словно решили наградить его поцелуем.
Увидев, что он открыл глаза, лица радостно загомонили.
Растерянно хлопая глазами, он пытался понять, на каком же языке с ним говорят. Истерзанный мозг с трудом пытался понять произносимые слова. Язык был вроде и знакомым – английским, но что-то в нем было не так, что не позволяло с уверенностью сказать об этом.
… Сознание, по всей видимости, снова покидало его, потому что очередное пробуждение было совершенно внезапным и полным. Небольшая комната была медицинской палатой, об этом говорили приборы с пробегающими по ним пульсирующими линиями, а так же трубка капельницы, спускавшаяся к его левой руке.
Два врача, теперь, без сомнения, он мог это утверждать, склонились над ним и поздравили с возвращением в страну живых. Язык был английским, но с таким акцентом, что понимался с трудом.
- Поздравляем Вас, господин Литва, теперь Ваша жизнь вне опасности!
- Почему "Литва", и что угрожало его жизни? – эти вопросы роем промчались в его голове. – И почему с ним говорят по-английски, где он?
- А теперь можно снова спать, для Вас это главное лекарство, - один из врачей наклонился к нему и быстро сделал укол в руку.


Очередное пробуждение было спокойным и каким-то будничным. Было такое чувство, словно он проснулся где-то в очень знакомом месте. Осмотревшись, он, тем не менее, с удивлением увидел, что находится в больничной палате, обставленной различной медицинской аппаратурой.
Скачком вернулась память. Так, так,…? - он попал в авиакатастрофу, их самолет упал после попадания ракеты в один из двигателей… Ужас и беспомощность тех минут снова встала перед глазами.
… После короткого разбега их Ан-26 бодро пошел вверх, одновременно разворачиваясь через левое крыло.
- Летчик-то, видать, человек военный! – крикнул ему в ухо сосед справа, - поворачивает и то через левое плечо, как положено!
Не поняв сразу шутки, ему захотелось продемонстрировать свою осведомленность и сказать что-то про "коробочку", но в этот момент самолет ощутимо тряхнуло. В иллюминатор стало видно, как из правого двигателя вырвался огромный факел пламени, а еще через пару секунд от него стали отделяться какие-то куски, листы обшивки.
Самолет, как подбитая птица, с креном на левое крыло, по косой мчался вниз. Экипаж, видимо все же пытался выровнять машину, но удалось это сделать уже перед самой землей.
После ужасной тряски и нескольких небольших ударов, последовал оглушительный грохот, и все померкло.

- Доброе утро, мистер Литва! – от воспоминаний его отвлек новый голос, принадлежавший высокому симпатичному негру. – Мне сказали, что Вы пришли в себя, и я сразу приехал на Вас посмотреть - русский язык негра был ужасен, но понять его было все же можно.
- Здравствуйте, чем обязан такому вниманию? – И почему Вы называете меня Литвой?
- Я Вас сразу узнал. Годы ничуть не изменили Вас, - негр улыбался огромными губами, демонстрируя свои белые зубы.
- Что-то не припомню, что бы знал Вас раньше…
- А вот это и не главное. Вам повезло, что я помню Вас. В противном случае никто и пальцем не шевельнул бы, что бы лечить Вас.
Ну и дела. Вот это попал!… А ведь меня убеждали, что никто и уже никогда не узнает меня в этом конце географии.
Мысли скакали как белки в колесе, не давая возможности сконцентрироваться.
- Я распорядился, что бы Вам принесли одежду. Приведите себя в порядок и спускайтесь вниз, я Вас там подожду, - губы негра снова растянулись в улыбке.
Умывшись и побрившись прекрасной брауновской электробритвой, он надел брюки и рубашку "сафари" с множеством карманов и лэйбл. По всему этому "антуражу" он догадался, что находится вовсе не у тех людей, к которым приехал с другого края света. Те, при всей своей показной радушности, и мизинцем не пошевелили бы хоть в малейшей степени создать какой-либо комфорт. Значит, он на другой стороне "баррикады", следовательно, и поведение свое он должен строить, исходя из этого безрадостного вывода.
Внизу его ждал шикарный серый "Ленд-ровер". Услужливый водитель выскочил и открыл дверь в машину, где уже ждал его новый (а может, старый?) знакомый.
- Ну что, давайте знакомиться. Вас, мистер Литва, я знаю. А меня зовут Бванга, или, если угодно, - Леон Бванга. А вот имени Вашего я не знаю. Тогда имя лейтенанта Литвы никто не называл.
- Это так обязательно? И Вы ни с кем меня не путаете?
- Уверен, что нет. Вы и внешне почти не изменились. Кроме этого, я посмотрел на руку, пока Вы спали. Такое ранение я видел только у одного человека – лейтенанта Литвы и больше ни у кого. Извините, но я не ошибаюсь. Так что снова повторю свой вопрос – как Вас зовут? Знаю, что в Вашей стране принято обращаться по имени и фамилии, так что не отказывайте мне в удовольствии называть Вас по имени…

Ну что ж, раз его инкогнито полетело к черту, то нечего и дурака валять.
- Виктор, если Вы уж так настойчивы. Кстати, я не нашел своих документов. Для иностранца, согласитесь, это не самое приятное открытие.
- А мы их тоже не нашли. При Вас их не было. Если они были в кейсе, то можете с ними попрощаться – они благополучно сгорели с самолетом. Так что Вы сейчас Никто. И молитесь своему Богу, что я случайно увидел Вас на месте падения самолета, иначе участь Виктора Литвы была бы очень, очень печальна.
Итак, все потихоньку встало на свои места.
То, чего он так внутренне боялся, - свершилось. Его узнали, причем не те люди, к которым его привели дела «фирмы», а их "оппоненты". Теперь нужно все хорошенько вспомнить, попытаться найти зацепки, что бы вывернуться из создавшегося щекотливого положения.
Благо, что его собеседник отвлекся от их беседы, затеяв разговор с кем-то по радиостанции на своем певучем языке.
 
… Не так давно, буквально месяц назад, при подготовке к командировке, он уже пытался восстановить картину давних дней, но это получилось с трудом. Сказала свое блокировка, долгие годы не позволявшая разлететься мозгам вдребезги от ужаса воспоминаний.
Сейчас же от полноты и качества воспоминаний зависела его жизнь, поэтому вспоминать нужно все, и, первым делом, откуда мог его знать этот самый Леон Бванга.
Ну что ж, надо, так надо … Память погнала его назад во времени, отсчитав более двадцати лет и, остановившись в году, когда он, еще совсем зеленый лейтенант, пережил события, таким странным образом перекликнувшиеся с днем сегодняшним.

… Вызов к командиру полка застал Виктора врасплох. И не то, что бы он его боялся, но командира взвода к командиру полка вызывают не часто, да и как-то не вспомнилось, что бы общение с начальством вызывало у командира танкового взвода гвардии лейтенанта Литовцева какие-то положительные эмоции. Особых замечаний по службе, с другой стороны, вроде и не было, а недоработки -  у кого без них.
Вызвал Литовцева дневальный по роте, прибежавший в парк боевых машин, где механики-водители танков  занимались своим рутинным послеобеденным времяпрепровождением. Виктор ругнулся про себя – видимо дневальный что-то напутал, просто вызывает его дежурный по полку для того, что бы получить очередную роспись в книге нарядов.  А, впрочем, может, какая командировка подвернулась – как-никак май месяц начался, вон, половина взводных из тех, кто подольше служат, разъехались - кто на прием экзаменов в учебку, кто за молодым пополнением по всему Союзу.
Мысли эти без особой спешки пробежали в голове за те несколько минут, пока шел Литовцев до штаба полка, и совершенно успокоились,  не придя ни к какому выводу, к  моменту входа в штаб. Помощником дежурного по полку за перегородкой сидел Володька Михайлов, товарищ по училищу и разговаривал с кем-то по телефону. На немой вопрос Литовцева, не прекращая разговора, он показал пальцем наверх, где находились кабинеты командира и начальника штаба полка.
Не предвидя ничего для себя хорошего, Виктор двинулся наверх, по пути теранув носки запыленных сапог о задники штанин комбинезона. При входе в небольшую приемную, он немного приободрился, там было несколько человек, дожидавшихся своей очереди на прием командиру, что давало время несколько собраться с мыслями и вспомнить, чего же такого он натворил, о чем стало известно сразу командиру полка.   Однако надеждам этим не довелось сбыться – из открытой двери кабинета начальника штаба раздался громкий голос его хозяина: “Литовцев, Афанасьев прибыл?”  “Никак нет, товарищ подполковник, хотя, – да, так точно, прибыл” - ответил Виктор, увидев Афанасьева, взводного из соседнего батальона, входящего в приемную.
Теряясь в догадках, Литовцев робко перешагнул порог кабинета командира полка, вслед за начальником штаба и Афанасьевым. В этом кабинете он был всего пару раз, да и то по случаям далеко не приятным. Пока начальник штаба докладывал о прибытии, Виктор украдкой осмотрелся: вот окно на плац, открытое практически  всегда и мимо которого каждый солдат, да и офицер полка старались проскочить побыстрее; вот в углу огромные напольные часы с боем, про которые говорили, что внизу их постоянно стоит канистра со спиртом – НЗ командира; вот, на доске, ведомость с результатами стрельб и вождений,  где за родную вторую танковую роту по стрельбе  красовались практически одни тройки. Наконец взгляд остановился на командире полка, высоком грузном полковнике, которого за глаза в полку называли царь Борис.
- Вот что, гвардейцы, мы тут с Вашими комбатами посовещались и решили отправить Вас на танкоремонтный завод, подзаработать кое-что для полка. У нас через пару недель  выход на большие учения, нужно создать небольшой запас запчастей для  “семьдесят двоек”.
- Поедете завтра, - продолжил командир полка, - на электричке, а там Вас встретят и проводят до места. Поедете в гражданском, что бы на заводе не маячить в форме, а еще лучше – в спортивных костюмах, чтобы вечером в город не тянуло.  Да, и документы свои, удостоверения личности не забудьте, а то никуда не пустят. Вопросы есть?
- Никак нет!
Так началось тогда одно из самых необычных приключений в жизни Виктора Литовцева, гвардии лейтенанта танковых войск.

Вспоминай, вспоминай "Литва", вспоминай все и во всех подробностях, может сейчас от этого будет зависеть твоя жизнь… Вспоминай!!!

… На станции после выхода из электрички их действительно встретили. Майор-пехотинец пригласил  их в УАЗик, не поздоровавшись и лишь спросив фамилии. Виктор с интересом смотрел в окно, потому что в этом городе, хоть он и был недалеко от их дивизии, ему бывать не доводилось. Афанасьев, наоборот, бывший здесь неоднократно, тихонько сказал ему, что едут они не на завод, а, скорее всего в штаб танковой армии. Так и оказалось. Неразговорчивый майор провел их в отдел кадров и приказал подождать у окошка в конце коридора пару минут.  Ждать пришлось, тем не менее, почти час, пока какой-то прапорщик не пригласил их в кабинет.
Увидев в кабинете полковника, молодые танкисты как-то растерялись, вроде надо доложить и представиться, да вид у них вовсе не военный. Почувствовав их смущенность, полковник сразу предложил им сесть, и извинился за вынужденную заминку.
- Я полковник Круглов, управление кадров округа. Вас сюда пригласили, если Вы догадались, для решения вопроса дальнейшего прохождения службы. Нам пришел срочный запрос на командиров танковых взводов для службы в районе с жарким климатом.
В голове Литовцева завертелся рой мыслей: значит Афганистан, а ведь четыре месяца назад вроде отставили. Тогда их, человек двадцать офицеров со всей дивизии,  добросовестно готовили к выполнению интернационального долга – водили на беседы по политорганам разного уровня, добрались аж до члена Военного Совета округа, неделю таскали по врачам, проверяя здоровье и делая прививки, а потом вдруг как-то все затихло и само-собой рассосалось. Поговаривали, что дивизии предстоит участие в больших маневрах, и брать офицеров из нее запретили. А теперь, значит, опять вспомнили. Только зачем такая секретность, дело-то не новое, для любого полка вроде уже и привычное.
- Товарищ полковник, а ехать-то когда? Нам и взвода положено сдать, да и отвальную перед Афганом вроде никто не отменял – Афанасьев попробовал улыбнуться.
- А вот об этом забудьте. Для всех в полку Вы поехали на танкоремонтный завод, попозже мы кому надо сообщим. И, судя по вопросу, ехать вы согласны, правильно я говорю?
- Все правильно, только как-то необычно.
- Привыкайте, лейтенанты, пока до генералов дослужитесь, еще и не такого насмотритесь.  А ехать вам уже сегодня на поезде в Москву, форма одежды – такая, какая на вас. Пообедайте в нашей столовой, а вечером вас отвезут на вокзал. Да, и последнее: кроме Вас никому о Вашей командировке знать не обязательно, будут спрашивать, – придумайте что-нибудь.

Выйдя ранним солнечным утром из вагона поезда на Белорусском вокзале, молодые люди несколько растерялись - их никто не встречал, хотя это было обещано, а о том,  куда идти или ехать, вообще не было  сказано ни слова. Вот уже и перрон почти опустел, и навязчивые таксисты задали свои положенные вопросы, но к лейтенантам так никто и не подошел.
- Ну что, Витя, пошли к военному коменданту. Если мы здесь никому не нужны, то попросим  отправить нас назад.
Лейтенанты уже двинулись к зданию вокзала, когда к ним подошел запыхавшийся подполковник.
- Молодежь, Афанасьев и Литовцев не Вы будете?
- Мы, - обрадовались лейтенанты. - А Вы только за нами, или еще кто с нами в поезде ехал?
- Нет, только за вами, давайте быстро за мной, нам еще до Жуковского добираться, нужно успеть по утру проскочить, пока дороги посвободнее.
Дорога до аэродрома оказалась действительно довольно долгой. Пользуясь  возможностью, лейтенанты с интересом смотрели вокруг. Москва была необычайно хороша. Был год Олимпиады, до которой оставалась пара месяцев и улицы столицы принимали тот неповторимый вид, который так покорил впоследствии многочисленных иностранцев, да и самих москвичей.
Не меньший интерес вызвал и сам аэродром, да только рассмотреть его как следует не удалось. Пронесясь мимо многочисленных самолетов на стоянках, УАЗ затормозил у огромного транспортника. Такого Литовцеву вблизи видеть еще не доводилось.
Приказав офицерам сидеть  в машине, подполковник пошел разговаривать с командиром экипажа. Судя по активной жестикуляции, разговор получился довольно бурный, хотя и не продолжительный.
- К машине! - бодро прокричал подполковник.
- Показывайте ваши документы, и марш в самолет. Предупреждаю, на промежуточных аэродромах из самолета вам выходить нельзя. На месте назначения вас встретят.
Пока летчик изучал их удостоверения личности и заполнял полетный лист, Виктор подошел к носу самолета и прочел его название: “Ил-76 ДД”.
- Ну что, “траки”, пойдите, побегайте по травке, подышите родным воздухом. Вылетаем через 40 минут, я поехал за “Добром”. Можете заодно познакомиться с пассажирами, лететь вам с ними долго.
Пассажиры оказались все гражданскими, что несколько удивило друзей.
- Чьи будете, добры молодцы? Что-то я вас не знаю,  к офицерам подошел немолодой мужчина с довольно длинной бородой.
- Да так, “спортсмены”, – сразу вспомнился разговор в штабе армии.
- Ну да ладно, не хотите говорить – ваше дело. Зовут-то как?
Офицеры назвали свои имена и в этот момент из огромного чрева самолета их стали звать занимать места.
Словно из-под земли выросли два прапорщика-пограничника, которые стали проверять документы у проходящих внутрь пассажиров. Дождавшись своей очереди, Литовцев подал свое удостоверение личности. Брови прапорщика удивленно взметнулись вверх, но тут к его уху наклонился стоявший рядом летчик и что-то шепнул. Прапорщик понимающе кивнул и сделал отметки в списке против фамилий Литовцева и Афанасьева.
При всем огромном своем размере, самолет оказался внутри весьма тесным, так как был почти под самый потолок заставлен различными ящиками и тюками, плотно обвязанными сетью из толстых веревок.
Пассажиров оказалось около тридцати человек, которые непрерывно гомонили и что-то друг другу рассказывали.
- Наверно, какие-то заводчане,   сейчас в Афгане много чего нового испытывают, –  подумал Виктор.
Но вот взревели моторы, в иллюминаторе пробежала земля, и  сразу под крылом поплыли подмосковные деревни и городки. Люди в самолете стали доставать из сумок домашнюю снедь, словно ждали и не могли дождаться, когда можно будет приступить к поглощению калорий.
Виктор с Владимиром  беспомощно переглянулись, поскольку законы дорожного гостеприимства предполагают участие в общем столе, а у них ничего с собой не было, да и завтракать им  сегодня еще не довелось – в фирменном поезде им удалось только попить чаю да съесть по пачке печенья.
- Эй, спортсмены, подсаживайтесь поближе, болтаться в воздухе нам долго, до Каира часов пять лететь, так что подкрепляйтесь – пригласил их один из пассажиров.
- До к-куда часов пять лететь? – У Виктора  от волнения перестал даже слушаться язык.
- До Каира,  а там еще столько же до Муанды, там и заночуем. А ты чего лицом-то побледнел – или не в тот вагон сел? – мужчина заразительно засмеялся.
- Да нет, вроде нас целенаправленно в этот самолет посадили, но мы думали, что полетим через Ташкент.
- Ну что вы, как раз через Каир и Муанду, а там нас уже ждут в Антарктиде на “Молодежной”.
У Виктора поплыли круги перед глазами – вот это да, вот тебе и страна с жарким климатом. Так его еще ни разу в жизни не дурили.
А может это ошибка, или их высадят где нибудь на половине пути? Виктор решительно двинулся в нос самолета, к двери, куда заходил экипаж.  За дверью он не сразу разобрался, что надо подняться наверх по лесенке, но ему перегородил дорогу один их летчиков.
- Вы куда? Пассажирам сюда нельзя.
- Я хотел бы поговорить с командиром. Может, насчет нас какая-то ошибка? Нам нужно в Афган, а ваш самолет летит в Антарктиду.
- Никакой ошибки, дорогой товарищ, тут нет.  Все правильно, самолет летит в Антарктиду, а вас мы высадим в Галголе. У нас посадка на ночевку в Муанде. И что ты смотришь на меня, как на ожившего Тутанхамона? Видать хорошо вы с другом нагрузились вчера, если не помните, куда вам нужно лететь.
После событий последних двух дней Виктор, казалось, утратил всякую способность удивляться, но, видимо, себя он еще плохо знал. Потрясение было настолько сильным, что прошло немало времени, прежде чем к нему вернулась способность соображать.
Скатившись по лесенке, Виктор вышел в салон, где уже полным ходом шло застолье. Пара человек раздвинулась и освободила ему место у импровизированного стола и сунули в руку стакан с водкой. Увидев нерешительность молодого человека, мужики наперебой загомонили, – Давай-давай, положено так, каждая экспедиция начинается с этого, нужно попрощаться с Родиной.
Делать нечего, пришлось выпить, благо, закуска была обильная и разнообразная.
Часа через полтора, когда народ наелся и напился, Виктор с Афанасьевым отсели в сторонку.
- Ты хоть знаешь, куда мы летим? – спросил Виктор.
- Честно говоря, – нет, но догадываюсь, что не в Афганистан.
- Летим мы в Галголу, высадят нас в Муанде, это, по-моему, тамошняя столица.
К удивлению, новость эта произвела на Афанасьева не слишком большое впечатление, видимо выпивка сгладила остроту его чувств.
- А я-то думал, что в Антарктиду, как эти мужики. Подумал, что нас взяли туда санные поезда водить. Помнишь, книга такая была – “Семьдесят два градуса ниже нуля”.  Да видать судьба у нас такая, - служить в “жарком климате”.

Большая высота полета и практически сплошная облачность не давала возможности полюбоваться земной поверхностью. Глядя через разрывы в плотных  облаках, можно было только догадываться, когда под ними была суша, а когда море. Другое дело, когда самолет начал снижаться и глазам открылась бескрайняя синева воды, которую вскоре сменило буйство зеленой, белой и желтой красок.
После небольшой пробежки самолет подрулил почти к самому зданию аэровокзала и встал между двумя красочно разрисованными “Боингами”.
– Желающие   прогуляться – на выход, - громким голосом объявил летчик.  – И не забудьте свои паспорта, а то не выпустят или потом назад не пустят.
- А вас, молодые люди, это не касается,  так как  ваши документы тут не котируются. Вам за борт нашего самолета никак нельзя, - обратился к Литовцеву и Афанасьеву летчик.
- А почему остальным можно?
- О, у них морские паспорта, они ж полярники.  Им в любую страну дверь открыта. А вы у нас вроде инкогнито. В полетном листе вы, кстати, записаны как члены экипажа, отвечающие за груз. Так что можете садиться у двери и отсюда любоваться красотами древнейшей страны.  И не вздумайте высовываться, - видите, вон человек с ружьем ходит. Сами понимаете, неприятности нам не нужны.
Неприятностей за последние часы было так много, что очередная из них была воспринята Виктором, как данность и не вызвала  уже особых отрицательных эмоций.
Единственное, что давило на мозги – это сумасшедшая жара, которая, буквально, плавила обшивку самолета и кузнечным мехом вдувалась в салон самолета.
Небольшим развлечением стало прибытие заправщиков, которых экипаж, почему-то,  называл “тазами”. Виктор и Владимир с интересом следили за тем, как бортинженер проверял в стеклянной банке качество горючего, а потом долго переговаривался с заправщиком.  Из тех немногих английских слов, которые он знал, Виктор с трудом распознал “жидкость И”. Судя по разговору и мимике, водитель заправщика вообще не понимал, что за “жидкость И” от него требуют, тогда бортинженер просил пригласить начальника заправочного терминала.
Через некоторое время на джипе прибыл начальник заправки, который без долгих разговоров посадил к себе бортинженера и куда-то уехал.  За ним не спеша отрулили огромные заправщики, и снова появились только через полтора часа.
Еще через пол часа появились остальные  пассажиры  самолета. Корректно не спрашивая о причине заточения в самолете, они принесли каждому по бутылке холодной “Фанты”. Сразу же после их прихода двери самолета закрыли и экипаж начал запускать двигатели.
- Ну что, часиков в восемнадцать будем в Муанде, - к Виктору обратился один из пассажиров.
- Как это в восемнадцать? Ведь как я понял, туда лететь пять часов.
- Так-то оно так, да только кроме движения на юг, мы еще и на запад смещаемся, в другой часовой пояс, поэтому как раз в восемнадцать по местному времени в Муанде и будем. И приготовьтесь экватор пересекать. Мы раньше всегда в Антарктиду на кораблях ходили, так вот там это целый праздник, ну а на самолете летим первый раз, так что нам предстоит придумывать ритуал.
Дальнейший полет происходил без особых приключений. Над экватором после сообщения командира корабля открыли бутылку шампанского, но как-то без особого энтузиазма. Большинство людей сморил сон, и после глотка шипучего напитка все снова задремали.
Проснулся Виктор уже в момент посадки, когда самолет весьма ощутимо тряхнуло.
У трапа самолета их уже встречали. Возле УАЗика стоял майор, который представился замполитом батальона и попросил поторопиться. Лейтенанты с интересом смотрели на офицера, - они впервые видели полевую камуфлированную форму, но больше всего их поразил водитель. Это был негр, и только сейчас друзья по настоящему прочувствовали, что они находятся в Африке.

Свою торопливость майор объяснил дальней дорогой и тем, что темнеет здесь рано и быстро. Немного попетляв мимо убогих домишек, дорога с аэродрома сразу пошла потихоньку вверх, хотя каких-то высоких гор или холмов поблизости видно не было. Воздух был наполнен запахами сухой травы и моря, но само оно было где-то далеко и его не было видно.
- А где же город, где море? – спросил Афанасьев.
- Город на другой стороне от аэродрома, там же и море, а нам в другую сторону. Ну да не переживайте, еще увидите Муанду, это уж я организую, тем более посмотреть там есть что. А сейчас лучше смотрите по сторонам, я буду отвечать на Ваши вопросы и расскажу про эту землю, сделаю некоторый экскурс в географию.
Лейтенанты с интересом слушали замполита и смотрели по сторонам. Дорога, хоть и сильно испорченная, была асфальтированной и солдат - негр гнал машину с весьма приличной скоростью. Иногда машина съезжала на обочину и тогда из-под колес поднимался клуб красновато-бурой пыли. Такого же цвета была и земля вокруг. К удивлению Виктора, особого буйства зелени, огромных стад и стай различных животных, как это всегда показывали в “Клубе кинопутешественников”, здесь почему-то не было.
- Осень здесь сейчас, поэтому зелень вся пожухла, ну а зверей вы еще встретите, чего-чего, а живности тут хватает, - ответил на их вопрос замполит.
Становилось заметно прохладней, часто закладывало уши, особенно когда машина с разгону заезжала на очередной подъем. Деревеньки, которые вначале попадались довольно часто, стали встречаться все реже и реже. А народа в них вообще видно не было, только один раз возле одной из деревень они увидели работающих в поле женщин, которые, заметив машину, поспешили отойти подальше от дороги. Видимо, жизнь приучила их бояться любой машины.
Солнце клонилось все ниже к горизонту, и тень от машины убегала все дальше вперед. Глядя на солнце, Виктор не сразу понял, что же в светиле не так. Обилие новых впечатлений несколько притупило восприятие нового, но тут он явственно ощутил, что солнце здесь не такое, как дома. Потребовалось еще минут десять, чтобы понять, что солнце здесь движется не слева на право, а справа на лево, и в полдень оно не на юге, а на севере.  Майор-замполит похвалил его за наблюдательность и сказал, что обычно незнающий человек обращает на это внимание только на второй или третий день.
- Ну а теперь можете посмотреть на местное диво – закат, - обратился к  друзьям майор.
Действительно, посмотреть было чего. Садящееся солнце окрасило горизонт в немыслимые оранжево-красно-золотистые цвета необычайной яркости и насыщенности. Виктор долго не мог оторваться от этого зрелища, жаль, что продолжалось оно совсем недолго, очень быстро наступили короткие сумерки, а за ними плотная и вязкая темнота ночи.
По темноте пришлось ехать еще часа два. Жизнь вокруг с наступлением ночи явно оживилась. Стали частенько сверкать глаза каких-то животных на обочинах, а один раз водитель, ругнувшись, резко затормозил, пропуская перед машиной  огромную серую тень.
Но вот дорога  закончилась. Сначала в темноте мелькнули несколько огоньков, а затем машина остановилась  у входа в большую палатку. Здесь их явно ждали. В палатке сидели и стояли человек двадцать. По всему чувствовалось, что это штаб и командир проводит совещание.  Действительно, после доклада сопровождавшего их майора,  высокий стройный полковник предложил подойти поближе и представиться.
- Ну вот, Егоршин, и пополнение тебе прибыло, так что твой танковый батальон у нас теперь самый укомплектованный, - после доклада лейтенантов обратился командир к вставшему при этом подполковнику.
– Завтра отправляешь роту к кубинцам в штатном составе и не надо голову ломать, придумывать сводные экипажи.
На этом совещание закончилось и присутствовавшие обступили вновь прибывших с “Большой земли”. Посыпались обычные вопросы – откуда приехали, где служили, а знаете ли того-то и того-то. А один майор с совершенно черным от загара лицом то ли в шутку, то ли всерьез спросил: - А селедку и черный хлеб привезли?
- Нет.
- Ну так чего же вы сюда приехали? – вопрос потонул в дружном хохоте.
- Ладно, хватит веселиться, можно подумать, сам сюда в первый раз приехал обвешанный весь селедкой, - прервал веселье командир. – Давай-ка Егоршин своди лейтенантов в отделение кадров  и забирай их в батальон.

Было совсем уже поздно и у солдат, видимо, прошел отбой, потому что в расположении батальона было темно и тихо. Тишину ночи нарушал лишь негромкий рокот передвижной электростанции. В штабе батальона комбата ждали несколько офицеров, в том числе и встречавший их замполит батальона.
- Представляю Вам, товарищи офицеры, наших новых командиров взводов. Лейтенант Афанасьев будет служить в первой танковой роте, а лейтенант Литовцев – в третьей. Прошу любить и жаловать и, главное, побыстрей ввести их в курс дела.
- Завтра работаем по плану, - продолжил комбат. - Третья рота идет к кубинцам на Перекресток, у первой и второй – плановые занятия. Зарипов, рота к маршу готова?
- Так точно, - ответил невысокий капитан.
- Подъем роте завтра в четыре, завтрак в полпятого и в шесть – гусеницы крутятся. Зампотыл, придумай что-нибудь на завтрак для роты повкуснее, людям целый месяц на одних бананах и маисовой каше продержаться придется.
После этого небольшого совещания капитан Зарипов, его новый ротный, повел Литовцева в офицерскую палатку.
- Вон свободная кровать, тебя ждала. Ложись отдыхай после дороги, завтра подъем, как слышал, в четыре, поедем на усиление кубинцев. Обо всем поговорим завтра.
Только в постели Виктор почувствовал, как он устал. Сон сморил его мгновенно. Кажется прошло всего несколько минут, когда его потрясли за плечо: - Вставайте, товарищ лейтенант, ротный за Вами послал, все уже на завтраке. Пойдемте, покажу где у нас ПХД,- обратился к нему невысокий коренастый солдат, который сразу вышел и стал  дожидаться у входа в палатку, пока Литовцев одевался в принесенный ему комбинезон.
На улице только-только начинало светать, было довольно холодно.
- Ну и Африка, кому расскажешь – не поверят, так глядишь, скоро на лыжах будем кататься, - подумал Виктор.
Следуя за своим провожатым, Литовцев прошел мимо группы солдат, которые стояли возле огромной цистерны и прижимались к ней спинами и расставленными руками. Видимо, цистерна была с водой и хранила в себе дневное тепло.
Завтрак несколько затянулся.  За столом ротный познакомил офицеров с Литовцевым и коротко напомнил задачу роты:
- Выдвигаемся на усиление кубинской бригады, на “Перекресток”. Компаньерос у наших запросили помощи, видимо доняли их буры.  Идем ротной колонной, от деревни Мьянги третий взвод Литовцева уходит влево, в боковую походную заставу, но далеко не идет, что бы все время была зрительная связь. Привалы сделаем первый – через час, потом через три. К вечеру должны быть у кубинцев. Дорога вроде мирная, но наблюдение вести во все стороны, - закончил ротный.
… Очередная неприятность ждала Литовцева в полевом парке, куда с ротой они прибыли после завтрака.
Неприятность заключалась в том, что служить ему предстояло на танках Т-55, которых Виктор почти и не знал. Так получилось, что в Харьковском училище он учил “шестьдесят четверку”, в полку были “семьдесят двойки” а на “пятьдесят пятках” он ездил-то всего  раза два, сразу после прибытия из училища, пока полк еще не перевооружился.
Но неприятности на этом не закончились. Забравшись в машину, Литовцев обнаружил, что на ней нет радиостанции. На его вопрос механик-водитель сбивчиво объяснил, что она в ремонте, но у кубинцев им поставят другую.
С невеселыми мыслями встал он в строй, когда командир роты отдавал боевой приказ. Стараясь не выпендриваться и желая показаться бывалым танкистом, который только и знает, что ездит на танке без радиостанции, Литовцев все же спросил, как он узнает где эта Мьянга и когда ему идти в боковую заставу.
- Ладно, взводный, не переживай, народ у тебя опытный. Иди в колонне, а когда нужно будет отворачивать, я тебе флажком махну. Надеюсь, флажковую сигнализацию знаешь? Кстати, у тебя во взводе единственный в роте иностранец, так что учти это в своей работе.
Тут Виктор в очередной раз удивился, - вроде в строю все стояли и говорили по-русски, где ж это у него иностранец объявился?
Иностранцем оказался его собственный заряжающий. Он по приказу командира роты охранял во время построения танки, поэтому не сразу попался взводному на глаза. Был он не просто иностранцем, а самым натуральным негром, лицо которого трудно было различить на фоне черного комбинезона и шлемофона.
Литовцев поймал себя на мысли, что и со взводом-то он еще не познакомился, поэтому решил это сделать на привале. Единственное, что он успел, это спросить фамилии членов своего экипажа. Двое, наводчик и механик-водитель были славянами, а вот негр назвал свое такое имя, что не понятно было, где собственно имя, а где фамилия.
- Да Вы, товарищ лейтенант, не пытайтесь запомнить с первого раза. Он вполне отзывается на имя Боря, но вот, правда, по-русски знает всего несколько слов. Их раньше много у нас было, но потом всех куда-то отправили, а этот у нас задержался, потому как людей в роте не хватает, - рассказал ему наводчик, пока они занимали свои места в машине.
Садясь на башню, Виктор раздумывал, как ему управлять механиком без радио и внутренней связи. Вспомнились рассказы про веревки и вожжи, одеваемые на руки водителю, но времени уже не было и взводный решил управлять через наводчика, который будет, при необходимости, толкать ногой водителя.
Рота стояла уже в колонне, поэтому Виктор сразу крикнул механику заводить, увидев как из машины ротного вырвалось облако выхлопных газов.

“Ну и телега” – подумал Виктор, после первых ста метров пути. После “шестьдесят четверки” и “семьдесят двойки” с их изумительно мягкой подвеской, казалось, что едешь действительно на деревенской фуре. Начала донимать и пыль, которая после очередного поворота дороги накрыла колонну. Наводчик снизу из люка подал очки. Глазам стало  полегче, но дышать все равно было очень трудно. Благо, после очередного поворота, пыль стало сносить влево  свежим прохладным ветерком.
Скорость колонны была небольшой. Чувствовалось, что двигатели не тянут, видимо, из-за разряженности воздуха. Виктор вспомнил, как за завтраком был разговор, что они находятся на высоте почти в тысячу метров над уровнем моря и в воздухе не хватает пятнадцати процентов кислорода.
Местность вокруг была однообразная. Красноватую землю покрывал ковер высокой травы, кое-где с большими проплешинами. Деревьев было  немного, и стояли они на приличном расстоянии друг от друга. Часть из них была без листвы.
Но зато удалось увидеть представителей животного мира. Было много разнообразных птиц, сидящих на деревьях и поднимающихся с дороги при приближении танков.  В одном месте неподалеку от дороги паслись  антилопы, которые подняли головы и сопроводили взглядом ревущую колонну.
Однажды попалась встречная машина. Это был УАЗик без тента, страшно грязный и побитый. Было в нем человек десять местных жителей, которые приветливо махали руками, пока они ехали вдоль роты. Виктор вдруг подумал, что это первая машина, попавшаяся им на дороге от самой Муанды.
На привале по колонне пробежался прапорщик, старший техник роты, который ехал на последней машине взвода Литовцева. На вопрос об исправности машины взводный неопределенно пожал плечами, он пока чувствовал себя пассажиром. Впрочем, механик-водитель сказал, что все нормально.
Пользуясь небольшой паузой на привале, Виктор собрал взвод к своей машине и познакомился с каждым танкистом. Практически все оказались с Украины или юга России, не считая “Бори”. Молодых солдат среди них тоже не было, все прослужили не менее года и в Галголе были уже не первый месяц, хотя в настоящих боях, как понял Литовцев, никто не участвовал.
Дальнейшая дорога была сплошной мукой. От тряски, казалось, скоро все внутренности в один прекрасный момент выскочат наружу, а от пыли просто некуда было деться. Чувствуя, что скоро ротный даст отмашку флажком, Литовцев старался не отрывать глаз от его машины, но все же, видимо, первый сигнал он пропустил, потому что ротный махал ему уж очень активно.

Рота заходила в очередную безлюдную деревню, каких они проехали уже несколько. Виктор скользнул внутрь башни, крикнул наводчику и проследил, пока тот не  пнул ногой в левое плечо механика водителя. Немного замешкавшись, Литовцев начал подниматься вверх, когда сверкнуло в глазах и оглушительно грохнуло. Крышка люка, стоявшая до этого вертикально, снялась со стопора и стала мотаться вверх – вниз в такт колебаниям танка.
Придя немного в себя Литовцев попытался осмотреться внутри танка. Не считая выпученных от страха глаз заряжающего, с виду все было на своих обычных местах.
Машина продолжала двигаться вперед и Виктор снова решил вылезти из люка, но в этот момент два удара с небольшим интервалом потрясли машину. На глаза сразу упала какая-то красная пелена и в ушах стоял нестерпимый звон. Потрогав лоб и протерев глаза, он увидел, что рука в крови, но видеть стало лучше.
Машина стояла, двигатель молчал. Немного придя в себя, Виктор увидел, что башня повернута влево, а пушка, соскочив с походного кронштейна, опустилась вниз, задрав свой казенник к самой крыше башни.
Снизу раздался полный боли стон. Виктор наклонился вперед, пытаясь узнать, кто это. Сначала потянул за плечо обмякшее тело наводчика, уткнувшегося лицом в прицел и увидел, что тот хоть и не совсем в норме, но быстро приходит в себя. Сдвинув в сторону наводчика, Литовцев попытался посмотреть вниз, но сделать это было крайне неудобно. Единственное, что удалось увидеть, это то, как механик, держась двумя руками за лицо, со стоном раскачивался вперед и назад.
Неожиданно стало светлее и в танк ворвалось множество звуков. Хотя броня танка ослабляла их, Виктор безошибочно узнал характерные удары недалеких выстрелов из гранатометов и треск автоматных очередей.
Глаза снова стало заливать кровью и прошло некоторое время, пока зрение снова вернулось к Литовцеву.  Первое, что он увидел, это открытый люк заряжающего, откуда в танк врывался яркий солнечный свет. Самого заряжающего  нигде не было видно. Танк не такая уж большая машина, и, поискав его под пушкой, Литовцев, наконец, сообразил посмотреть в смотровой прибор командирской башенки.
Картина, которую он увидел, была настолько непривычная, что прошло немало времени, пока удалось разбить ее на сколько-нибудь ясные элементы.
Первое, что увидел Виктор, были танки его роты, которые стояли на деревенской улице, до которой было метров сто. Часть танков горела, - об этом свидетельствовали клубы черного дыма, хотя огня на ярком солнце видно почти не было.
Сзади метрах в пятидесяти горел танк его взвода, а еще чуть дальше возле огромной воронки лежала на боку еще одна машина, которая так и не успела свернуть с дороги. Вокруг танков бегали какие-то люди, которые непрерывно строчили из автоматов и кричали.
Второе, что увидел Литовцев, это бегущий к этим людям заряжающий его танка, который поднял руки с автоматом и что-то истошно орал.
Третьим открытием было то, что возле их танка никого не было, и, похоже, внимания на них никто не обращал.
Увиденная картина произвела на Виктора действие электрошока. Мысли завертелись с калейдоскопической скоростью, не сразу  встав на свои места.
Итак: рота попала в засаду и, видимо, никто не уцелел, не считая их танка, да и то благодаря тому, что он вышел из колонны и успел немного отъехать от деревни.  Следующее: заряжающий, прихватив единственный на экипаж автомат, побежал сдаваться. Машина подбита (благо, что не горит), механик-водитель ранен.
Все это “минусы”, но должны же быть хотя бы один  “плюс”!
 “Плюс” – это, несомненно то, что после выстрелов по танку,  участники засады посчитали его подбитым и больше по нему не стреляли. Видимо, вид его с повернутой башней и опущенной пушкой был весьма красноречивым. Так что появилось время осмотреться и что-нибудь предпринять.
Но сразу всплыл и еще один “минус” – убежавший заряжающий мог рассказать, что в танке находится живой экипаж.
Нужно что-то делать, но чтО?, чТО??, ЧТО???
Негромким стоном напомнил о себе механик-водитель. Виктор приказал наводчику перелезть на место заряжающего, а сам постарался протиснуться  вниз.  Открывшаяся картина  была безрадостной. Механик-водитель, видимо без сознания, кулем повалился набок и уперся головой в щиток приборов.  Ругая тесноту машины, Литовцев, стоя на коленях, постарался приподнять голову солдата и заглянуть ему в лицо. Вся она оказалась залитой кровью, но пузырьки крови, появлявшиеся на губах, говорили о том, что тот еще жив.
Сняв спинку сиденья со стопора и положив механика в горизонтальное положение, Виктор рывком метнулся наверх. 
Первым делом попробовал вращать башню поворотным механизмом, - ура! она не была заклинена и вращалась. Следующим движением попробовал поднять пушку. Она, хоть и с каким-то спотыканием, но начала подниматься вверх.
- Заряжай! - шепотом сказал он наводчику.
- А что заряжать, пушку или пулемет, - так же шепотом спросил тот.
- И то и другое. Пушку заряжай осколочным.
Посмотрев, что заряжание оружия идет своим чередом, Виктор потихоньку стал поворачивать башню в направлении деревни.
Наблюдая в прицел, он увидел, что события в деревне близились к концу. Множество вооруженного народу ходило от танка к танку, опасливо обходя горевшие машины. Изредка раздавались короткие автоматные очереди.
В поле зрения попался его заряжающий, отличавшихся от остальных своим черным комбинезоном. Был он без автомата и энергично жестикулировал руками перед группой людей в камуфляжной форме и неопределенного цвета лицами.
Поняв, что разговор идет о них, Виктор решил начать свой, может последний, бой с этого гада.
- Пулемет готов? – спросил он все так же шепотом.
- Готов, но чехлы не сняты.
Виктор про себя невольно улыбнулся. Ему вспомнилось танковое училище, где он однажды забыл снять чехол со ствола танкового пулемета перед стрельбой, за что наслушался от сверхсрочника, механика-водителя машины кучу самых изысканных выражений в свой адрес.
Плавно поправив механизмами наводку, Литовцев нажал на кнопку электроспуска и сделал короткую очередь.  Пули прошли на пол метра выше голов солдат и ударили в стену  глинобитной хибары за ними.  Солдаты вмиг  замерли и повернулись к танку.
Не мешкая ни секунды, Виктор немного опустил прицельную марку и дал длинную очередь. Рой злых красных трассеров, почти невидимых на солнце, безжалостно впился в пятнистые фигуры, вышиб красную пыль из-под их ног.
Фигуры бросились врассыпную, а несколько, в том числе и в танковом комбинезоне, остались лежать на земле.
Поворачивая понемногу башню вправо, Виктор прошелся очередью еще метров двадцать, но уже ни в кого не попал.  Народ против него был, видать, тертый и сразу залег, отполз за дома и подбитые танки.
Повертев немного башню в разные стороны и дав еще несколько очередей, Виктор перестал стрелять, не зная, что делать дальше.  Подсказку дали сами нападавшие. Из-за небольшого дома выскочил солдат с гранатометом на плече и, почти не целясь, выстрелил по танку.  Но видать либо он поторопился и не прицелился как следует, либо дальность определил неверно, но граната прошла выше танка. Сам солдат снова спрятался за дом.
Видя такое дело, Литовцев решил достать этого гранатометчика пушкой. Даже не спросив, заряжена ли она, он с силой нажал на спуск пушки. Грохнул выстрел, стреляная гильза со звоном вывалилась на полик. Слегка замешкавшись, Виктор снова прильнул к прицелу. Через пару секунд дым от выстрела рассеялся и стало видно, что от дома осталась только одна стена, да и то не вся. В воздухе летали тряпки, щепки, какая-то трава или солома. Над местом разрыва снаряда понималась огромная туча пыли.
Поднявшись выше на место командира, Виктор посмотрел в смотровые приборы. Такая многолюдная несколько минут назад улица словно вымерла, но где-то  боковым зрением Литовцев увидел перебегающих от дома к дому солдат во все той же пятнистой форме.  Было видно, что они хотят обойти танк с двух сторон.
- Осколочным,  заряжай! – крикнул лейтенант, наводя пушку на следующий дом.
- Готово!
 Очередной выстрел разнес хижину вдребезги, прихватив еще пару человек, прятавшихся за ней.
Полностью успокоившись, Виктор начал методично стрелять по домам, если видел за ними пятнистые фигуры.  Те, в свою очередь, строчили по нему из автоматов и еще пару раз стреляли из гранатометов, но каждый раз  мимо.
Неожиданно Виктор отпрянул от смотрового прибора – в глазах вспыхнул белый шар и мгновенно ничего  не стало видно. Видимо, в верхнее стекло перископа попала пуля и рассыпала его на множество осколков.
Тут впервые гвардии лейтенант  Литовцев задумался  над своей судьбой.  Бой, хоть и складывался для него  удачно, в принципе, не мог закончиться в этой ситуации благополучно. В любой момент следовало ожидать попадания в танк гранаты из гранатомета, поскольку всю картину вокруг машины Виктор видеть не мог – ему приходилось белкой скакать вверх – вниз от прицела  в командирскую башенку и обратно.
Самое лучшее было отогнать танк подальше от деревни и выйти из зоны действительного огня гранатометчиков, продолжая доставать противника из пушки и танкового пулемета.
- Наводчик, наблюдай, если будут подходить близко -  скажешь, крикнул  Виктор и стал спускаться вниз к механику-водителю.
Механик, к удивлению Литовцева, сидел на своем месте вертикально и даже делал какие то движения, проверяя органы управления танком.
- Живой! Земеля, а мы уже тебя похоронили, - обрадовался Виктор. – Что с машиной, завести ее сможешь?
- Попробую, аккумуляторы вроде в порядке, воздух в баллонах есть, - прокашлявшись, хриплым голосом отозвался механик.
- Заводи! – крикнул Литовцев, моля про себя всех богов сразу.
Двигатель, на удивление, завелся с пол-оборота.
- Первая передача – Вперед! – голос Виктора звенел, как натянутая струна.
Танк, качнувшись, медленно двинулся вперед, все дальше удаляясь от проклятого места. Виктор метнулся наверх, больно ударившись головой о какой-то выступ. Сев на место командира, он начал разворачивать командирскую башенку, чтобы увидеть в неповрежденный прибор наблюдения горящую деревню.
В это время по танку  снова ударило.  Граната, выпущенная гранатометчиком, попала в башню со стороны заряжающего, пробив в броне отверстие толщиной с карандаш, и ее кумулятивная струя пронеслась по кормовой  стороне башни, сметая на своем пути болтающиеся кронштейны крепления снарядов, снятых оттуда и расстрелянных  буквально несколько минут назад.

Всего этого Литовцев не увидел. Грохот разрыва и удар воздуха по ушам сразу затмила острая боль в правой руке. Рукав начал наполняться кровью, но рука двигалась и страх, который сначала парализовал его, стал сменяться на  ярость, поднимавшуюся в душе.
Двигать ровно гудел, танк продолжал двигаться вперед. Наводчик, казалось,  даже не заметил того, что в танк попала граната. Во всяком случае, когда Виктор посмотрел на него, он деловито заряжал пушку очередным снарядом.
Соскользнув вниз на место наводчика орудия, лейтенант встретился взглядом с механиком, который беспомощно крутил головой, не зная куда ехать или вообще остановиться.
Красноречивым жестом ладони Виктор показал ему ехать вперед, а сам снова поднялся в командирскую башенку. Танк уже отъехал от деревни метров на триста. Ненавистные пятнистые фигуры периодически перебегали между домами, но больше не стреляли, во всяком случае, из гранатометов.
Отъехав еще метров на пятьдесят, Литовцев приказал остановить и развернуть машину носом к деревне.
Пересев на место наводчика, он стал энергично вращать башню, беря в прицел дома, за которыми прятались люди в пятнистой форме. Для начала пройдясь по домам длинной пулеметной очередью, Виктор решил стрелять из пушки только туда, где  заметит гранатометчиков.  Те, в свою очередь, не заставили себя ждать. Практически одновременно с двух сторон по танку выстрели из гранатометов два человека. Выстрелы, к счастью, были неточными и гранаты разорвались метрах в десяти – пятнадцати перед машиной.
Ждать повторного залпа Литовцев не стал.
- Выстрел! – и очередная хибара разлетелась вдребезги от прямого попадания.
- Командир, осколочных больше нет, - крикнул наводчик.
- Давай кумулятивные заряжай, они тоже неплохо взрываются, - быстро нашелся Виктор.
Так продолжалось еще минут двадцать. Стреляя из пушки по укрывшемуся за домами противнику, Литовцев иногда открывал огонь из пулемета, если видел фигуры, старавшиеся убежать из деревни в саванну.
Но вот все стихло. Фигурки перестали бегать по деревне, не стало видно вспышек выстрелов из автоматов.
Приказав заглушить двигатель, Виктор  стал напряженно прислушиваться. Вокруг стояла тишина, только в ушах тихонько звенело от недавних орудийных выстрелов.
Приподняв крышку люка, лейтенант осторожно осмотрелся вокруг.   Немногие оставшиеся от деревни дома горели и дым, слегка отклоняясь в сторону, густыми столбами устремлялся к небу.
Подождав некоторое время, Виктор толкнул вверх крышку люка, показавшуюся необычайно тяжелой. Удивленный, он выбрался наверх и увидел на ней глубокую царапину, словно от когтя огромного тигра. И хотя раньше он никогда не видел ничего подобного, Виктор догадался, что это след от кумулятивной струи.
  Мурашки пробежали по спине: если бы в танке была радиостанция и не нужно было спускаться вниз, так и остался бы он, гвардии лейтенант Литовцев, лежать на крышке люка у этой самой Мьянги.
От раздумий Виктора отвлек наводчик, который тоже вылез из люка.
- Товарищ лейтенант, у Вас вся рука и бок в крови, давайте я посмотрю.
- Погоди, у меня вроде не серьезно, давай сначала проверь механика, ему тоже досталось.

С механиком-водителем дело было вроде благополучно, во всяком случае, свой люк он открыл сам и виновато смотрел на Виктора.
- Ничего, земеля, жить будем! Куда тебя? – спросил лейтенант.
- Да вроде никуда, но шарахнуло здорово, до сих пор голова гудит и руки – ноги ватные, - ответил со слабой улыбкой солдат, но тут его начало безудержно рвать.
Виктор обошел танк вокруг.  Первое, что он увидел, это пробоину в наклонном листе корпуса чуть выше покореженной водоотбойной доски. Видимо, это попадание, хоть и не убило механика-водителя, но здорово его контузило.
Вторую отметину он увидел на лбу башни, сразу за разбитым ночным прожектором “Луной”. Граната, видимо, не пробила броню, но сдвинула башню в сторону и сняла пушку с походного кронштейна.
В это время напомнила о себе своя “пробоина”. Пульсируя во всем теле, боль от правой руки начала расходиться по всему телу. Вдруг перед глазами все поплыло и Виктор тихонько опустился на землю.
Очнулся он от настойчивого потряхивания. Наводчик, склонившись над ним, тряс за плечо и скороговоркой повторял: “Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант”.
Обрадовавшись, что его командир открыл глаза, солдат сбивчиво сообщил, что по танку снова начали стрелять и нужно что-то делать. Руку командира он уже к тому времени обмыл водой и перебинтовал, рана оказалась не очень большой и кровь почти сама остановилась.
Крикнув “По местам!”, Виктор натянул комбинезон и с трудом забрался на танк.
После запуска двигателя, он впервые попробовал включить привод и стабилизатор пушки. К его удивлению, все работало, как часы. На всякий случай, лейтенант повернул башню два раза вокруг своей оси и стал в прицел рассматривать деревню.  Особенно внимательно он постарался оглядеть несколько оставшихся целыми домов  и подбитые танки его роты. Не увидев ничего опасного, Виктор решил подъехать поближе и поискать живых танкистов.
Картина, открывшаяся ему, была ужасной. Возле развалин домов лежали трупы, многие из которых были буквально разорваны на куски снарядами его пушки.
Остановив танк возле головной машины, Виктор выскочил из него и старательно пригибаясь, подошел к танку ротного. Самого капитана он увидел возле танка на земле. Несколько кровавых пятен на его комбинезоне и неестественность позы не оставляли никакой надежды.
Вторым Виктор увидел механика-водителя. Его тело лежало на броне, наполовину высунувшись из люка.  Цепенея от ужаса, Виктор побежал вдоль колонны, но везде было одно и тоже. Танкисты, так и не успев сделать ни одного выстрела, были убиты и лежали кто возле своих подбитых машин, кто сверху на броне. Однажды Виктору почудился стон и он, заскочив на броню, заглянул в люк башни, но и там увидел двух членов экипажа, которых убили уже из автоматов через открытые люки.
Из транса Виктора вывел крик его наводчика: “Товарищ лейтенант, идите сюда, а то убьют!”.  Сразу вернулось реальное мироощущение. Слышалась стрельба, но определить, откуда она велась, было невозможно.
Запрыгнув в танк, Виктор крикнул “Заводи” и прильнул к прицелу. Плавно поворачивая башню, он нашел недалеко за деревней пятнистые фигурки, которые перебегали в высокой траве и стреляли из автоматов в их сторону.
Сначала Виктор прошелся по ним из пулемета, но попасть было трудно - мешала высокая трава.
- Пушка заряжена? – спросил он у наводчика.
- Нет, снарядов уже нет, осталось только пять подкалиберных.
- Давай заряжай, попробуем хоть отпугнуть.

Решив не искушать судьбу, после двух выстрелов из пушки, Виктор подумал, что пора уносить из этой проклятой деревни подальше ноги.
Мысль ехать дальше к кубинцам сразу отпала, - у него не было ни карты, ни малейшего представления в какой они стороне.  Поэтому он отдал единственно возможный приказ механику-водителю: возвращаться назад в бригаду по своим следам.

Дорога назад оказалась довольно долгой. Контуженный механик пару раз терял сознание и это было видно, когда танк сходил с дороги и начинал мять траву на обочине,  давить придорожные кусты.
Виктору пришлось самому сесть за рычаги. Вести машину было сложно, особенно переключать передачи,  да еще ко всему побаливала рука.
Тем не менее, к вечеру они по своим следам доехали до парка бригады. Тишина и обыденность жизни в парке потрясла Литовцева.  Дневальный по парку поднял шлагбаум, даже не спросив кто они и откуда.
Видя такое дело, Виктор загнал танк на свою стоянку, найдя ее место по табличке, висящей сверху на проволоке.
В батальоне он сразу пошел к комбату.
- Товарищ подполковник, лейтенант Литовцев с задания прибыл, -  усталым голосом доложил он комбату.
- Как “прибыл”, а остальные где, вас что, назад вернули?
- Никак нет, прибыл один с экипажем, остальные погибли в бою, -  бесцветным голосом ответил Виктор.
- Ты что, лейтенант, белены объелся, как это погибли в бою? В каком бою, что ты мелешь?
- Ничего не мелю, говорю как есть. И разрешите мне присесть, не по себе мне как-то, - не дождавшись разрешения, Виктор присел на раскладной  стул.
Бригада  со времени своего прибытия в боях практически не участвовала, но, как всякий военный человек, комбат сразу понял, что ситуация далеко не обычная.
- Пошли к комбригу, там все доложишь.
Комбриг, засидевшийся в штабной палатке дольше обычного и дожидавшийся доклада о прибытии танковой роты к кубинцам, с удивлением смотрел на вошедшего командира танкового батальона и прилетевшего только вчера лейтенанта.
Все дальнейшие события для Виктора слились в одинe бесконечную пеструю ленту. Вызванный медик, покачивая головой, вколол ему два укола и весьма быстро обработал рану на руке. В это время комбриг безуспешно пытался связаться с командованием и с кубинцами.
Постепенно палатка наполнилась множеством людей, половину из которых комбриг выгнал.
Виктор начал рассказывать с самого начала историю своей роты. Офицеры слушали его с большим вниманием, но если кто-либо из них пытался задать вопрос, комбриг жестом останавливал его.
Едва дослушав доклад, командир бригады распорядился немедленно поднять по тревоге второй батальон и приказал его командиру убыть в район боя. Задачи так же получили медики и офицеры технической службы.
Виктора  отвели в санчасть и отдали под опеку медиков.  После двух  очередных уколов он провалился в глубокий сон и проснулся только на следующее утро, когда только начинало светать. Самочувствие было неважное, но спать не хотелось – дома в это время он уже стоял в полку на разводе, а вот здесь еще только начиналось утро.
После завтрака его пригласили в штабную палатку. Людей там было поменьше, чем накануне, но зато младше подполковника никого не было. Виктора еще раза два или три попросили рассказать все с начала, причем последний раз прибывшему человеку в военной форме без знаков различия – весьма подробно. Особенно его интересовало то, были ли в деревне мирные жители и кто были нападавшие: белые или негры.
Так продолжалось до обеда. В ходе повторения своих рассказов Виктор уже даже начал чувствовать себя героем, но все кончилось, когда прибыл еще один полковник, которого он до сих пор не видел.
О чем говорил полковник с комбригом Виктор не знал, но тональность разговора после обеда резко изменилась. Вопросы получили совсем другую окраску: - кто первый сделал выстрел; - почему из всей роты стрелял только танк Литовцева; - где были жители деревни и кто сжег дома в ней.
Вопросы сыпались один за другим, и тут Виктор с ужасом понял, что из него делают военного преступника, уничтожившего деревню со всеми жителями, которые, в свою очередь,  в ответ сожгли танковую роту. Ирония судьбы была в том, что действительно, если развернуть плоскость зрения несколько под другим углом и “слегка не поверить” рассказу Литовцева, то вот он, – живое воплощение лейтенанта Келли, спалившего вьетнамскую деревню.
Чувствуя, что  разговор этот ни к чему хорошему не приведет, Виктор решил взять паузу и сказал, что очень плохо себя чувствует. Его снова отправили в санчасть, но ближе к вечеру снова вызвали в штаб. К этому времени в бригаду вернулся батальон, который отправляли в район боя.
Командир бригады сидел темнее тучи, когда Виктор зашел в палатку и доложил о своем прибытии.
- Ну что, лейтенант, дела наши весьма плохи. Мало того, что мы потеряли больше тридцати человек, налицо факт уничтожения мирной деревни глубоко в тылу, почти за пол сотни километров от переднего края, - начал разговор комбриг.
- Лично у меня ясности в этом деле нет. Если ты не врешь, засаду вам устроили буры с местной контрой. Но, так или иначе, один факт на лицо – деревню уничтожил твой танк и теперь местные власти требуют выдать тебя как военного преступника.
- Не верите мне, - спросите у экипажа, - вспыхнул Виктор.
- А что экипаж, они быстро поняли, что пахнет жареным. Что наводчик, что механик-водитель в один голос твердят, что выполняли твои приказы, так что ты на них не особенно рассчитывай. Такие вот дела. Ладно, иди отдыхай. И не вздумай чудить, - все обойдется, если не врешь, и все было так, как ты рассказал, то мы тебя в обиду не дадим.

Последующий день промелькнул перед глазами Виктора как одна серая тень. Из всего, что запомнилось, - это лицо полковника – начальника политотдела. Лицо это кричало о воинском преступлении и необходимости привлечь его, Литовцева к самой строгой ответственности.
К вечеру, впрочем, тональность этого крика несколько изменилась. Виктору сообщили, что его отправляют в Союз и взяли подписку, что он не будет никому разглашать сведения об этом бое и месте, где находился в эти дни. Начальник политотдела на всякий случай посчитал необходимым ввернуть фразу, которую Виктор, и сам не считавший себя образцом воспитания, тем не менее раньше не слышал: “А будешь болтать, - мы тебе язык до самой задницы вырвем!”
На ужине в офицерской палатке на ПХД батальона, с приходом Литовцева, все смолкли. Виктор чувствовал на себе взгляды, но только стоило ему поднять глаза, все старательно смотрели в свои тарелки. Даже Володя Афанасьев, и тот отвел свои глаза, словно Виктор был каким-то прокаженным.
Обида застилала глаза, Виктора буквально трясло от негодования, но он молча допил чай и вышел из палатки.
Постепенно он все же успокоился и даже сумел заснуть не раздеваясь в палатке, где еще позавчера спал с офицерами роты, оставшимися в той самой проклятой Мьянге.
Ночь была полна кошмаров, снова начала болеть рука. Виктор несколько раз просыпался от своих собственных выкриков, ему снился бой.

Разбудили его рано утром. Тот самый майор – замполит батальона, привезший их в бригаду, позавтракал с ним и отвел к комбригу.
Усталый полковник, не спавший, видимо, уже вторую ночь, севшим голосом пожелал Виктору счастливого пути и еще раз напомнил, что никто не должен знать, где тот был все эти дни.
УАЗик на это раз вел нормальный русский солдат – водитель командира бригады. Те несколько часов, пока они ехали до аэродрома, показались очень долгими, и Виктор не мог дождаться конца поездки.
К его удивлению, на поле их ждал все тот же ИЛ-76, да еще с тем же экипажем.
Командир самолета, увидев Виктора с рукой на перевязи, только удивленно присвистнул: “Быстро, однако, тебя оприходовали”, - но, почувствовав, что Виктор не склонен разговаривать, отошел в сторону.
В самолете сидели полярники, но уже другие. Самолет сходил в Антарктиду и забрал тех, чья смена уже закончилась.
Виктор забился в угол и на протяжении всего полета так ни с кем и не разговаривал. Единственным, с кем он перебросился парой ничего не значащих фраз, был бортмеханик, угостивший его стаканом кофе и бутербродами.

… Вспоминай "Литва", ВСПО-МИ-НАЙ!
На этом твоя экспедиция на эту сторону земли закончилась. Думай, думай, кто же из тогдашнего народа мог тебя помнить? Негров он видел всего двоих – своего заряжающего, да, пожалуй, еще водителя комбата, который вез их с аэродрома. Говорили, что их в бригаде было в тот момент еще несколько человек, но близко ни он их, ни они его не видели.
Итак, двое. Кто же из них? Ни одного, ни второго в лицо, как Виктор ни напрягался, вспомнить не мог. Да и, честно говоря, все негры для него и тогда и сейчас на одно лицо.
Заряжающего звали "Боря", … созвучно "Бванге", - вот влип!
Думай, думай …

Виктор не сразу заметил, что  Бванга уже давно закончил говорить по радио и теперь с интересом рассматривал его, не скрывая улыбки на лице.
- А что было потом, после того, как Вас отправили из бригады в Союз?
Вот, вот он ключ к разгадке! Заряжающий, даже если он тогда остался жив, вряд ли мог знать, что Литовцева буквально через два дня отправили назад. Значит, Бванга – комбатовский водитель. Это уже полегче, во всяком случае, этому лично мне не за что мстить.
- А ничего особенного. Снова служил, но вот больше таких "командировок" не было. Так что наша встреча через двадцать лет – это невероятнейшее стечение обстоятельств.

Снова запищала радиостанция и Бванга взялся за трубку. По всей видимости, докладывал какой-то подчиненный, поскольку в голосе его сопровождающего послышались металлические нотки. Разговор по радио затягивался, Виктор стал смотреть в окно машины.
А действительно, что было потом? Пестрая лента воспоминаний снова побежала через проектор памяти.

… Выйдя из самолета на аэродроме  и показав свои документы пограничникам, Виктор в нерешительности остановился, его никто не встречал.
- Ну вот, уже никому и не нужен, видать билет у меня был только в одну сторону, - подумал он.
Виктор направился к автостоянке, где стояло несколько автобусов и легковых машин. Что будет дальше и что нужно делать, - ему было совершенно наплевать, но люди садились в машины и он инстинктивно потянулся за ними.
В это время, словно из-под земли, перед Виктором появился молодой человек в штатском, спросил фамилию и предложил пойти с ним. Дойдя до белой “Волги”, он участливо открыл дверь и пригласил Литовцева садиться.
Дорога до Москвы показалась совсем короткой, дольше потом петляли по разным улицам, пока не приехали к неприметному многоэтажному зданию.
Сначала Виктора провели в медицинский пункт, где врач, ничего не спрашивая, ловко перевязал ему руку и сделал укол.
После этого  сопровождающий препроводил Виктора в кабинет и попросил подробно написать на листах бумаги историю своей командировки.
Видя, что писать у Виктора раненной рукой почти не получается, он быстро выскочил в коридор и буквально через пару минут вернулся с небольшим магнитофоном.
Вопросы сыпались один за другим, но были они вполне предсказуемы и не требовали особого внутреннего напряжения. Виктор добросовестно  на них отвечал, тем более что от бесконечного повторения своей истории в голове сложились уже готовые ответы.
А вместе с тем страшно хотелось спать, в Москве уже была ночь. Задав еще несколько вопросов, как видно, скорее для проформы, следователь (так про себя назвал его Виктор) принес тарелку с бутербродами и большую чашку кофе. После ужина была снова дорога по красочной ночной Москве, которую смотреть не было совершенно сил, Виктора сморил сон. Проснулся он от легкого прикосновения к плечу.  “Следователь”  предложил поторопиться на поезд.
Вагон, куда проводили Виктора, был почти пуст, а в купе вообще никого не оказалось. Вяло пожав руку своему провожающему, Виктор не раздеваясь завалился на нижнюю полку и мгновенно заснул. В душе у него словно лопнула какая-то струна, державшая в напряжении последние три дня. Молодой офицер спал под мерный стук колес и все произошедшее казалось далеким и нереальным.

Сойдя с поезда, отдохнувший и посвежевший, Виктор снял с шеи перевязь, и хотя рука болела, решил ее не носить.
В офицерском общежитии он первым делом принял душ, стараясь не замочить бинт, и переоделся в свою привычную полевую форму.
Возле КПП части его встретил командир полка, как раз заезжавший туда на своем УАЗике. Увидев Виктора, он остановился и задал один единственный вопрос: “Жив?”
- Жив, - ответил Виктор, пытаясь при этом приложить руку к фуражке, но раненая рука не послушалась, отозвавшись резкой болью.
- Тогда становись в строй, а после развода, - ко мне.

Батальон Литовцева стоял в наряде, поэтому офицеров в строю было всего несколько человек, и вопросов о причине отсутствия Виктора никто не задал.
Разговор с командиром полка был не намного длиннее предыдущего.
- Ну что, Литовцев, что мне положено, я знаю. Знаю и то, что ты дал подписку о неразглашении. Так что помни об этом. Да, я слышал, что у тебя рука ранена, а ты и не показываешь.
- Так точно, немного зацепило, - ответил Виктор.
- Тогда топай в медсанбат, я их предупрежу, что бы не задавали лишних вопросов. И можешь три дня отдохнуть, выспаться,  - закончил командир полка.

Уложиться в три дня Виктору не удалось. Врач в медсанбате после осмотра раны наложил несколько швов и без лишних разговоров уложил его в палату.
А на следующий день вдруг поднялась температура. Таблетки и уколы не помогали.  Виктора периодически тряс озноб, он обливался потом.
Перепугавшиеся врачи отправили его в госпиталь, где температура вроде как сама и спала, Виктору стало гораздо легче.  Однако через несколько часов все повторилось.  Температура приближалась к сорока двум, и в госпитале началась паника – на глазах в лучший мир отлетал лейтенант с пустяковой раной.
Дальнейшее Виктору почти не запомнилось. Позже говорили, что к нему привели какое-то медицинское светило. Тот добивался от Виктора, откуда тот приехал, но никак не мог услышать ответа. Тогда он стал спрашивать, хоть в каком направлении тот был: на севере, юге, востоке или западе. Добившись все же от Виктора, что тот был на юге, он мгновенно определил малярию и распорядился сделать укол.
После этого дела сразу пошли на поправку и Литовцева через неделю выписали из госпиталя, нагрузив кучей таблеток и дав еще на поправку десять суток.

В армии мир тесен.  И Виктор встречал не раз еще офицеров, бывших в Галголе в разное время.  Полунамеками и полувопросами он пытался узнать, чем же там все тогда закончилось, но видно гриф секретности над тем случаем был довольно высок.  Кто-то что-то слышал, кто-то что-то видел, но никто так и не мог сказать ничего определенного.

Про свою "новейшую историю" Виктор решил до поры – до времени не распространяться, да и постараться не думать. Нужно еще присмотреться к обстановке. Если не будут спрашивать, – то нечего и напрашиваться.
Впрочем, здесь тоже нужно подумать: если целенаправленно охотились за ним и даже сбили для этого самолет – то это плохо, очень плохо. Если же он стал случайной жертвой, то это уже полегче, во всяком случае, можно и дурака повалять.

От размышлений его отвлекло резкое торможение машины. "Лэнд-ровер" остановился перед рогаткой из жердей и колючей проволоки. Бванга по радио отдал несколько команд, после которых из кустов выбежал солдат и убрал заграждение.
Машина на малой скорости въехала в военный лагерь, искусно замаскированный между деревьями и кустами. Если бы не небольшая площадка, да навес для машины возле нее, случайный человек ни за что не догадался бы о том, что здесь живут люди.
- Вот мы и на месте. Думаю, что Вы, мистер Литва, не откажетесь побыть моим гостем, нам есть о чем вспомнить и поговорить.
Виктор промолчал. При подготовке к этой командировке он перебрал несколько вариантов развития событий – от самых радужных и благоприятных до самых черных и плохих. Но вот такого варианта, когда он попадет "на другую сторону", да где еще его сразу узнают, - нет, такого ни ему, ни его начальству и в голову не приходило.

Гостеприимство, между тем несколько затянулось. После обильного ужина с местным пивом, Бванга пригласил Виктора на веранду, где они  беседовали о разных ничего не значащих вещах добрых два часа. Было видно, что собеседник очень старается выговаривать русские слова, но чувствовалось, что  практики у него давно не было.
Догадка Виктора подтвердилась. Бванга действительно служил водителем в бригаде, где Литовцеву пришлось испытать по молодости лет свою судьбу. Уже после службы, пользуясь некоторыми привилегиями, он поступил в московский университет имени Патриса Лумумбы и учился там на экономиста. А затем грянули перемены. Без помощи Советского Союза, государство развалилось за считанные месяцы. Снова вспыхнула гражданская война. Кто за кого и против кого понять было совершенно невозможно. Видя такое дело, собрал отряд и Бванга. Взяв под контроль маленький золотой прииск, он стал правителем небольшой территории, которую постоянно приходилось защищать от своих соплеменников а так же разного рода "диких гусей" и "солдат удачи". Впрочем, врагом центральной власти он себя не считал, хотя и другом - тоже.
Откровенность тона и видимая непринужденность создавала атмосферу доверия. Бванга разговаривал с Виктором так, словно они были старыми друзьями и расставались совсем ненадолго.
Тем не менее, Виктор, напряженный как пружина, сумел вовремя среагировать на невинный с виду вопрос, которого он ждал с самого момента пробуждения в больнице: - А что же это мистера Литву привело снова на места своих "подвигов"?
- Да так, ностальжи, - хотелось совместить приятное с полезным.
- Надо думать, что приятное – это возможность снова посмотреть заморские страны, но что тогда здесь полезное? - в глазах Леона мелькнул недобрый огонек.
- Нужно было посмотреть, как вы тут живете, с чем на охоту ходите …
 Бванга ненадолго задумался. Видимо, приняв этот слегка ироничный тон, он пытался подобрать иносказательные слова для продолжения разговора в том же духе. Чувствуя, что это не совсем ему удается, Виктор решил прийти ему на помощь. Никакого особого криминала он в своей работе не видел, да и его руководство, инструктировав его, в принципе, разрешило ему давать почти всю информацию и практически без ограничения.
- Не нужно ничего придумывать, задавайте вопросы так, как посчитаете нужным. Как я понимаю, своим спасеньем я во многом обязан Вам, поэтому считаю себя не вправе Вам в чем-либо отказывать.
- Ну, тогда начните с рассказа о себе. В чем заключалась Ваша миссия и как Вы оказались на этом самолете?
- Все очень просто и одновременно очень сложно. После достаточно продолжительной службы в разных местах и на разных должностях, военная судьба привела меня в структуру, которая осуществляет контроль за незаконным распространением оружия в отдельных регионах мира.
Ну а именно здесь я оказался для того, что бы узнать, откуда берутся наши брэнды и торговые марки на машинах и механизмах, к производству которых моя страна не имеет никакого отношения. Поэтому я и оказался в Вашей стране, и как следствие этого, - в сбитом самолете.
- Так значит Вы представляете организацию, которая хочет лишить нас оружия в нашей справедливой борьбе за свою свободу?
- Я вообще-то это не совсем так и я этого не говорил, и давайте использовать Вашу догадку как рабочую, "по-умолчанию", не вдаваясь в подробности и не  расшифровывая терминов.
Бванга долго молчал, что-то обдумывая, затем, недобро сверкнув глазами сказал:
- Странный Вы, мистер Литва, человек. Вы едете в страну, где натворили столько дел и являетесь, по сути, военным преступником, чтобы снова попасть в крайне неловкое для себя положение. Это конечно счастливейшая случайность для Вас, что Вы остались живы после падения самолета. Не скрою, охотились не на Вас, но мы и предположить не могли, что к нам попадется такая крупная рыба.
- По законам военного времени, - продолжил Бванга, - Вас должен судить трибунал, но до этого здесь доходит редко. Правосудие у нас весьма быстрое, и я не помню случая, что бы кому-либо был вынесен оправдательный приговор. Так что Вам я не завидую …
В душе Виктора словно лопнула струна… Вот так, за невинными разговорами, ему вынесли смертный приговор. В глазах потемнело. Маленькая трещина в его мироощущении, появившаяся после пробуждения в больнице, стремительно вырастала в черную пропасть, а сам он казался себе на ее фоне белой тенью, стоящей на краю обрыва.

Считая себя человеком достаточно мужественным, Виктор, тем не менее, впал в состояние, близкое к прострации, из которой его вывел голос Бванги.
- Да, я Вам не завидую. В моем отряде найдется пара десятков "весельчаков", которые, узнав, кто Вы, уже через пять минут украсят Вашей головой любой из кольев ограды. Но я бизнесмен. Поэтому я буду прагматичен. Я даю Вам шанс купить у меня свою жизнь. Жизнь эта, между прочим, в данный момент не стоит и цента, во всяком случае, для моих людей. Но для Вас, подозреваю, она стоит несколько больше.
Бванга снова надолго задумался.
- В принципе, я так думаю, что раз вы осуществляете контроль за незаконным распространением оружия, значит, вы имеете возможность оказать помощь в организации продаж вполне официально, с надежными гарантиями. Представляется, Вы связаны с фирмами, которым, в любом случае, нужны будут заказы. Мы готовы стать этими заказчиками. Я не знаю, какими обязательствами Вы связаны с нашими недругами в этой стране, но, смею заверить, все их надежды сгорели вместе с самолетом. Так что пусть Вас не особенно мучает совесть, тем более что Ваши симпатии более чем прозрачны. Там такие же негодяи, как и мы …, так что я предлагаю Вам не просто жизнь, но и возможность заработать для Вас, - последнюю фразу Бвага произнес снова с ослепительной и самой доброжелательной улыбкой.
Глядя на своего палача, Виктор молчал. Цену этой улыбки он уже узнал. Мысли в его голове то мчались с калейдоскопической быстротой, то ползли не быстрее улитки, но никакой ясности так и не появлялось. Говорить о том, что он не торговец оружием, а как раз наоборот, - бесполезно. Тут уж нужно думать и о себе …
- Я смотрю, Вы задумались. Это хорошо. Быстрому согласию я бы не поверил. Подумайте, подумайте …, но не слишком долго. Утром я жду ответа. Одно я могу Вам сказать, что как ни симпатичен мне бравый лейтенант Литва, я не смогу вразумительно объяснить своим друзьям, почему оставил в живых белого, который хочет обезоружить нас перед лицом наших врагов. Так что - до утра. Пусть будет оно для Вас добрым.

Ночь была долгой и тяжелой. Бешенная скачка мыслей сменялась их неспешным течением, но решение не приходило. У себя в фирме Литовцев считался аналитиком и за это получал деньги, но здесь вывести верную формулу никак не получалось. Даже не формулу, а уравнение, решением которого была его собственная жизнь. Чем больше Виктор думал над этим, тем больше неизвестных появлялось в этом проклятом уравнении.
То, что о его приезде в страну знали, он не сомневался. Может, не знали фамилию, но то, что едет специалист для проверки, откуда приходит  и куда уходит оружие, - знали достаточно точно. О том, что наверняка найдутся силы, которым это не понравится, можно было предположить еще дома, но как-то не верилось, что противодействие будет столь решительным.
Известной для него величиной в уравнении было то, что он случайно остался жив и то, что против него Бванга, случайно узнавший в нем лейтенанта Литовцева, играет экспромтом, или полуэкспромтом.
… Совсем рядом с домом крикнула ночная птица, выведя Виктора из оцепенения. Часы показывали шесть часов. Заныло сердце – дома было уже начало рабочего дня. Может, в это самое время его жене сообщают, что самолет потерпел катастрофу и что ее муж числится пропавшим без вести…
Ну что ж, нужно побороться за свою жизнь, при чем сделать это умно, но, самое главное – честно.

- Вы плохо выглядите, мистер Литва. Если Вы чувствуете себя нездоровым, то говорите, не стесняйтесь, - Бванга был снова любезен, словно и не было вчера смертного приговора.
- Французы говорят, что лучшее средство от насморка – гильотина, - Виктор сам не узнал своего севшего голоса.
- Я рад, что Вы шутите. Веселые люди более жизнеспособны, потому что больше любят жизнь. Пойдемте завтракать. Мне запомнилась ваша русская поговорка из сказок: "Сначала напои, накорми, а потом и разговор держи", - так что пойдемте поедим.
- Итак, до чего Вы додумались. Как Вам мое предложение?
- У меня очень мало исходных данных для принятия решения.
- А много данных и быть не может. Главная исходная посылка одна: либо Вы сотрудничайте с нами, либо мы предоставим возможность судьбе направить Вас туда, где находятся остальные пассажиры самолета, - ладонь Бванги сделала красноречивый жест снизу вверх.
Виктор не спешил продолжать разговор, "держал паузу".
- Даже если я и дам согласие сотрудничать с Вами, то мне нужно как минимум для начала связаться со знакомыми мне фирмой и подготовить их руководство к мысли о возможности сотрудничать с новым клиентом, что само по себе, поверьте мне, - проблематично.
- Будет, будет Вам и связь, но позже. Я так понимаю, что Вы согласны.
- В принципе – да. Но, повторяю, мне нужна информация хотя бы для начальных проработок.
- Ну и хорошо. А то мне самому было не по душе отправлять в лучший мир героя местного эпоса, в одиночку перебившего батальон "диких гусей".

Последующие два дня прошли для Литовцева в тягостном ничегонеделанье. Бванга запретил ему выходить из домика. Молчаливый солдат приносил ему еду, а один раз и свежую местную газету. Газета была на португальском языке, совершенно незнакомом Виктору, но одна статья привлекла к себе его внимание помещенной под ней фотографией. На фото был изображен разбившийся самолет Ан-26. Никаких фамилий в статье не было, но, пытаясь переиначивать португальские слова на английский лад, Виктор все же сумел выловить из текста самую важную для себя фразу "Все погибли".
Таким образом, в списке живых для всех непосвященных он уже не значился. Нужно признать, что пока Бванга не сделал ни одного промаха …

Утром  третьего дня приехал Бванга. Он был весел и возбужден.
- Мистер Литва! Могу Вас порадовать. Если все пойдет как надо, то Вы уже завтра будете в Европе, а там и до дома недалеко.
Виктор дипломатично молчал, разглядывая улыбающееся лицо негра. "Оперативно, однако, работают".
- Сейчас мы поедем на аэродром, а там, на самолете Вас отвезут к нашим друзьям, которые возьмут на себя заботу о Вашем будущем и нашем бизнесе.
Во все том же "ленд-ровере" помимо водителя сидел худощавый мужчина неопределенного возраста с почти черным от загара лицом. Если бы не бесцветные глаза, то можно было бы подумать, что перед ним негр или, по крайней мере, метис.
- Это Педро, Ваш телохранитель и, не обижайтесь, охранник. Большой специалист в своем деле, наделенный по отношению к Вам самыми широкими полномочиями. Его задача по возможности целым и невредимым передать Вас в руки наших друзей.
"Ну что ж, Педро, так Педро. Мы тоже не в соломе спим, и не граблями расчесываемся. Придет время, - еще посмотрим, кто из нас специалист", - может совсем не к месту подумал про себя Виктор.

На аэродроме, который находился буквально в двадцати минутах езды и представлявшем собой расчищенную от кустов большую поляну, их ждал маленький реактивный самолетик.
- Не знаю, встретимся ли мы с Вами в ближайшее время, но я на это надеюсь. Я поставил на Вас слишком много. Я думаю, что обижаться Вам не на что, - я сделал для Вас все, что мог - Бванга крепко пожал на прощанье руку, - Счастливого пути, привет России!
"Чудеса, с чего это он взял, что я из России? Да, оказывается, далеко не все ты знаешь, дорогой ты мой туземец. А ведь это и к лучшему, во всяком случае, в этой плоскости у меня открывается поле для маневра, нужно только подумать, как лучше распорядиться этой возможностью".

Пилот, как только они зашли через небольшую дверь, сразу запустил двигатели. После короткого разбега машина  быстро пошла вверх.
Наученный горьким опытом, Виктор с замиранием снова ждал неприятностей, но все обошлось. Самолет, представлявший из себя смесь пассажирского и транспортника одновременно, уверенно забирался на высоту.
Кроме Виктора и Педро в салоне никого не было, а через открытую дверь было видно, что в грузовом отсеке, ближе к хвосту, находились несколько ящиков и тюков.
Экипаж самолета состоял всего из двух человек, один из которых через пол часа полета предложил своим пассажирам "Кока-колу".
Еще через пол часа Виктор забеспокоился. Самолет и не думал снижаться. У самолетика была весьма приличная скорость, это было видно по проносившимся под ними облакам, и за час он явно вышел за границы страны. Глядя на солнце, он пытался сориентироваться в направлении полета. Получалось что-то непонятное.
- А куда мы летим? – Виктор обратился к Педро, от которого до сих пор не слышал ни слова.
- Не розуме, - после некоторой паузы откликнулся тот.
- Вы поляк?
Педро вновь покачал головой, затем сказал по-английски: "Португалец, но у меня был один знакомый поляк, от него знаю несколько слов".
- Так куда мы летим и какова наша миссия? – теперь уже Виктор старательно подбирал английские слова.
- Про Вашу миссию я не знаю, я всего лишь охранник, а летим мы на другую сторону Африки, - было видно, что Педро приятно, что с ним заговорил его подопечный.
На другую сторону Африки … Ну и адресок! Мысленно представив карту Африки, Виктор нашел на ней еще одну страну – бывшую колонию Португалии и имевшую примерно такую же историю войн с белым югом.
Ну что ж, хоть какая-то определенность. Во всяком случае, в той стране есть представители стран нашего СНГ. Тем более там совсем недавно работало МЧС России после большого наводнения.

Самолетик уверенно поглощал пространство. Виктор смотрел в иллюминатор, пытаясь вспомнить все, чему его учили когда-то в военной академии при изучении театров военных действий. Увы, знаний было катастрофически мало. Пролетели над рекой. Что это за река, Виктор так и не вспомнил, зато постарался сориентироваться по солнцу. Помня свой опыт от первого посещения этого края света, он пытался прикинуть курс самолета.
Солнца не было видно, оно было точно над головой и появлялось в поле зрения лишь иногда, когда машина делала небольшие крены. Чувствуя что-то неожиданное для себя, Виктор решил довести свое маленькое расследование до конца. Педро как источник информации отпадал, он сам, по-видимому, знал немного, либо не хотел говорить. Оставались летчики. Воспользовавшись случаем, когда один из пилотов разогрел пищу и предложил пообедать, Виктор задал ему самый безобидный вопрос: "Когда уже они прилетят, а то он плохо переносит полет и чувствует себя неважно".
- У нас не лайнер, поэтому скорость не такая уж и большая, - извиняясь ответил летчик, - так что до Эритреи лететь еще три часа.
Эритрея! Это что ж за страна такая? Постой – постой, это ведь мятежная провинция Эфиопии!
Ну вот и встало все на свои места. Действительно, другая сторона Африки. Сразу в голове начала выстраиваться схема "интересов" людей, к которым он попал в плен: покупая оружие вполне легальным путем на одной стороне Африки, его такими вот самолетами перебрасывают на другую сторону континента, где контроля над ним не существует вовсе. При этом на оружие и приборы для маскировки набиваются клейма совсем отвлеченных стран. Ну а дальше через мусульманский мир Ближнего Востока оно уже просачивается к "братьям по вере" и расходится веером по террористическим организациям. Все очень просто. И не нужно ему было ехать в Африку, искать вчерашний день. Хотя нет, не все так очевидно. Отбрасывая в сторону дороговизну подобных перевозок, нужно признать, что этими самолетиками много не перевезешь. Значит, есть еще и другие маршруты. Хотя, с другой стороны, наиболее дорогие и высокоэффективные образцы могут перебрасываться именно такими самолетами.  Возможно, что и сейчас на борту лежит что-нибудь подобного рода.
Увлекшись своими размышлениями, Виктор не заметил, как задремал. Проснулся он от чувства легкой невесомости, которая всегда сопровождает процесс начала снижения самолета. Еще через двадцать минут из кабины вышел встревоженный летчик и сообщил им, что в районе посадки поднялась песчаная буря и садиться невозможно.
Летчик выжидающе смотрел на Литовцева, словно тот мог принять какое-либо решение и помочь экипажу.
- Запросите посадку на другой аэродром.
- Сэр, у нас "черный" рейс. Ни для одной службы движения мы просто не существуем, да и аэродромов в этом районе нет. Придется искать подходящее место, поскольку топлива у нас минут на двадцать – двадцать пять.
- Делайте все, что считаете нужным, - Виктор старался говорить ровным голосом, краем глаза увидев расширенные от ужаса глаза его охранника.

Виктор посмотрел в иллюминатор. Самолет шел на высоте не более одного километра. Земля действительно была укутана желто-серой пеленой, причем ее высота была невелика.
Самолет снизил скорость до минимума, и его отчаянно болтало. Виктор осмотрел салон, пытаясь найти самое безопасное при посадке место. Взгляд его остановился на грузовом отсеке, где ящики и тюки неподвижно лежали на своих местах, по всей видимости, надежно прикрепленные к полу. Вспомнились рассказы его друзей – летчиков, что при катастрофах хвост самолета почти всегда остается невредимым.
Глянув в иллюминатор и решив, что пора, Виктор рванулся в грузовой отсек. В самом его конце была свернута сеть для крепления груза, прицепленная своей верхней частью к потолку.
Самолет уже отчаянно трясло, когда он сумел залезть под сеть и попытался сгруппироваться, закрыть голову руками.
Двигатели, которые до этого ровно гудели, внезапно смолкли. Еще через секунду самолет коснулся колесами о землю, немного подскочил и уже уверенно покатился по земле.
Пронесло!
И тут самолет, словно наткнувшись на невидимую стену, встал на дыбы как необъезженная лошадь. В тот же миг Виктора  бросило вперед как из катапульты.
В глазах потемнело, но Виктор постарался не потерять сознания, помня свой недавний опыт.
Прошло немало времени, пока он сумел окончательно прийти в себя. Открыв глаза, Виктор с удивлением увидел, что лежит на своем охраннике Педро. Как тот успел влезть под сеть, было совершенной загадкой. 
В самолете царил полумрак. Понадобилось немало времени, пока глаза привыкли к слабому свету. Мелкая пыль висела в воздухе, лезла в нос и рот, заставляя слезиться глаза.
Барахтаясь как рыба в огромном неводе, Виктор постарался поскорее выбраться из хвоста самолета, но это ему никак не удавалось. Мешал его охранник, безвольно висевший на сети, да и положение тела, находившегося вверх запутавшимися ногами, не располагало к быстрому освобождению.
Прошло еще несколько минут, прежде чем ему удалось выпутаться из сети и принять нормальное вертикальное положение. Рядом начал подавать признаки жизни Педро. Левая часть его лица наливалась сплошным багровым кровоподтеком, но он, на удивление быстро сумел выпутаться из сети, и после некоторой паузы разразился тирадой, в которой нетрудно было узнать самые изысканные ругательства.
Виктор поймал себя на мысли, что в душе потешается над ним, но сам себя оборвал: попадать в авиакатастрофы стало, с некоторых пор его хобби. И если верить поговорке про то, что Бог любит троицу, то лимит его везения уже исчерпан.
Потихоньку пыль, висевшая в воздухе, стала понемногу оседать. Виктор двинулся к носу самолета, где пробивались слабые лучи света.
Картина, которую он увидел, была весьма безрадостна: фюзеляж самолета переломился по тому месту, где за кабиной летчиков была входная дверь. Сама кабина, была задрана вверх и держалась лишь на куске обшивке под самым потолком. Через покореженную дверь было видно, что кабина была смята лобовым ударом, а неестественность поз свидетельствовала о гибели летчиков.
Подошедший Педро пролез в кабину и осмотрел тела. Через пару минут он спустился назад и перекрестился ладонью, прикрыв при этом глаза. Слов после этого уже не было нужно.
Виктор выглянул наружу через пролом в фюзеляже. Там бесновалась песчаная кутерьма и уже в двух метрах ничего не было видно. Под ногами на полу образовался даже небольшой песчаный барханчик.
Обессилено плюхнувшись на сиденье, Виктор внимательно осмотрел салон. Не считая отломанного носа самолета, он был на удивленье целым. Особенно странно было то, что после такого удара на своем месте оказались ящики в грузовом отсеке. Виктор поднялся и не спеша подошел к ящику и, откинув замки, поднял крышку. Там, укутанные словно младенцы, лежали несколько ящиков поменьше. Внутри все похолодело … Это были новейшие средства подрыва, которых еще и на вооружении -  то нет ни в одной армии мира.
Вот и последний "штришок" в общую картину. Смутные догадки его руководства нашли свое самое худшее подтверждение.
Ну что ж, во всяком случае, появилась и определенность. Виктор почувствовал прилив сил. Закончилось состояние неопределенности и подвешенности. Теперь у него появилась цель – донести эти знания до своих, перекрыть этот канал поставки оружия и снаряжения. 
Педро в это время тоже занялся делом. Деловито распаковав один из тюков, он извлек "Калашников", завернутый в промасленную бумагу. По его уверенным движениям чувствовалось, что он отлично знает содержимое груза, может сам его и паковал. Запустив руку поглубже, он извлек целлофановый мешок с патронами и принялся деловито снаряжать магазин.
Примитивность упаковки, патроны россыпью говорили о том, что этот товар был явно "для внутреннего потребления".
Достав еще один автомат, Педро дал его Виктору, и жестом предложил снарядить магазины из придвинутого мешка. Виктор сначала немного замешкался, подумав о неестественности ситуации, затем взял автомат и передернул затвор, проверяя его работу.
Эта работа несколько отвлекла их от созерцания разбитой кабины и беснующейся песчаной бури. Подергав еще несколько раз затвор и снарядив два магазина, Виктор сел в кресло и стал смотреть в иллюминатор. Неистовый песок продолжал с визгом обдирать обшивку самолета, влетал через трещину внутрь и здесь, мгновенно успокоившись, ложился под ноги маленькой дюной.
Положив автомат на кресло, Педро подошел к трещине и попытался выглянуть наружу, но через пару секунд отказался от этой попытки.
- Сплошной песок, нужно ждать, - сказал он откашлявшись.
- А где мы хоть находимся, может, где-то поблизости есть люди, нужно идти к ним? – Виктор с надеждой смотрел на своего охранника.
- Точно не знаю. Я здесь был только один раз. Знаю точно, что людей здесь живет мало, да и то в основном на побережье. Переждем бурю и пойдем к морю. Судя по песку, мы приземлились в пустыне, так что ничего хорошего здесь нас не ждет.
Сказав это, Педро полез в шкафчик, откуда летчики доставали еду, и вынул все его содержимое. Увы, было оно весьма скудно – три бутылочки "Кока-колы", да два стандартных бортовых обеда.
- На два дня хватит, если будем экономить, - сказав это, Педро полез в разбитую кабину летчиков и начал там что-то искать.
Виктор с интересом следил за ним, не совсем понимая, чего он ищет. Педро тем временем вытащил портфель для бумаг, а затем, немного повозившись, вынул из нагрудных карманов личные документы пилотов.
- Рейс "черный", поэтому и остаться он должен черным до конца, - в пол голоса сказал Педро.
Буря за бортом стала потихоньку стихать. Это было неожиданно. Виктор приготовился к тому, что она будет продолжаться суток двое – трое, но не как всего несколько часов. Прошло еще не более часа, как буря прекратилась окончательно. Мелкая пыль еще висела в воздухе, придавая окружающему пейзажу вид размытости и нереальности.
Виктор с интересом изучал местность вокруг самолета. Осмотрел и место посадки. Им несказанно повезло. Поверхность, на которую сел самолет, представляла собой каменистое плато, где из песка торчали довольно высокие островки скал. В одну-то из них и воткнулся самолет, хотя сделать это мог еще раньше в самом начале пробега.
Между тем наступил вечер. Солнце, с трудом пробиваясь через пылевую пелену, красным гигантом садилось за горизонт. Ветер почти стих и только едва слышимые шорохи, отраженные от скал, напоминали о недавней буре, погубившей летчиков с самолетом.
- Что будем делать? – Виктор подошел к Педро, сидевшему на песке под хвостом самолета.
- Ночь переждем, а там посмотрим. Думаю, что мы не очень далеко от места назначения. Уже поздно, так что ночь проведем здесь, а утром пойдем к морю.

Ночь прошла довольно спокойно. Вокруг была тишина, лишь изредка нарушаемая криками ночных животных и птиц. Виктор очень боялся, что ночью к ним в самолет залезет какая-нибудь змея или скорпион, но, глядя на своего товарища по несчастью, понемногу успокоился и задремал.
Утром разболелась нога. На левом колене проступил синяк, а сама нога ужасно распухла.
Педро вскрыл упаковку и ловко приготовил завтрак, намазав тосты паштетом и джемом. Сделав из шторы узел, он сложил туда оставшуюся пищу, портфель с документами и полиэтиленовый мешочек с патронами к автомату.
Все это проходило при полном молчании, поэтому, когда Педро коротко бросил "Пошли", Виктор вздрогнул от неожиданности.
- А похоронить пилотов?
- Не волнуйся, кому надо будет, – похоронят. Климат здесь такой, что они скорее в мумии превратятся, чем истлеют, так что за них не беспокойся.
"Ну что ж, пошли, так пошли".  Закинув автомат за спину, Виктор заковылял за своим охранником.
Нога, вначале сильно болевшая, понемногу расходилась. Стараясь выбирать дорогу по более – менее ровной местности, они в одном месте обошли гряду довольно высоких и неприступных скал, торчавших из песка как зубы огромного дракона.
Вокруг лежала совершенно безжизненная пустыня. Один раз только с соседней скалы в небо взмыл орел, нарушив однообразие пейзажа.
Ближе к полудню перекусили, укрывшись от палящего солнца в тени нависшей скалы. Ужасно хотелось пить, но последнюю бутылку решили не начинать.
Еще через пару часов движения местность вокруг стала потихоньку меняться. Появились клочки сухой травы, а еще через некоторое время и небольшие кустики.
Пройдя целый день, они так и не встретили никого из людей. Педро, сначала живо взбиравшийся на каждую мало-мальскую возвышенность, к концу дня бросил это занятие.
Виктор, который сам вымотался до предела, с интересом смотрел на него, удивляясь силе и выносливости. Впрочем, тайна такой двужильности открылась довольно быстро. Принюхавшись к дыму очередной сигареты, он безошибочно определил марихуану.
На ночь развели из веток кустарника костер и доели свои запасы. Педро после очередной сигареты сказал, что до моря уже не далеко, поэтому нечего и экономить. Допили и последнюю бутылку "Кока-колы".
Ночь принесла и долгожданную прохладу. Иногда в порывах ветерка даже чудилась морская свежесть.

Рядом засопел Педро, а к Виктору никак не шел сон. Было страшно спать в окружении неведомой фауны, да и нога снова стала напоминать о себе. Приспустив брюки, Виктор осмотрел ногу в неверном свете догорающего костра. Картина была безрадостна. В районе колена образовалась огромная опухоль, которая не давала ноге полностью согнуться. От опухоли во все стороны расходилась пульсирующая боль.
Грустные мысли стали приходить в голову. Жизнь его за последние дни сделала столько перегибов, что было даже удивительно, как он до сих пор остался жив и не тронулся разумом. А впереди, между тем, просматривалась тоже не слишком веселенькая перспектива. Даже если завтра они выйдут к людям, то еще много раз придется объяснять кто ты и откуда, и что здесь делаешь без документов. Еще хуже, если попадут на тех людей, к которым они летели на самолете. В стране, где идет гражданская война, жизнь какого-то иностранца не много стоит.
Во сне заворочался Педро. Вот тоже проблема. По уму-бы рвануть от него, куда глаза глядят, да только вот в какую сторону им глядеть? Он толком и вспомнить не мог, мысленно глядя на карту, где именно они находятся. Так что придется держаться за своего охранника, опыт которого вселял хоть призрачную, но все же надежду на выход из пустыни. Так что " будь, что будет".
Под утро стало немного прохладней. Виктор проснулся от треска веток кустарника, которые Педро ломал на колене и подбрасывал в костер.
- Проснулся? Скоро рассвет и я предлагаю идти сейчас, пока не жарко, - Педро закурил и с сожалением бросил пустую пачку в костер.
Виктор попытался встать на ногу и охнул от боли. Нога болела так, словно в нее вбили несколько гвоздей. Опираясь на ствол автомата, Виктор сделал несколько шагов. Идти было больно, но можно, и он осторожно заковылял за Педро.
Утро наступило стремительно, практически без рассвета. Небо на востоке едва начало светлеть и уже буквально через двадцать минут первые лучи солнца ударили им в глаза.
Пейзаж вокруг потихоньку менялся. Все чаще стали встречаться островки травы, впрочем, совершенно высохшей и пожелтевшей. Нога понемногу расходилась, а когда Виктор нашел длинную кривую палку и стал использовать ее в качестве посоха, то идти стало вовсе полегче.
А вот Педро начал быстро сдавать. То возбуждение, которое давали ему сигареты, истощило организм. Было видно, что он силой заставляет себя двигаться, но каждый шаг давался ему все трудней.
Очень хотелось пить. Язык во рту распух, и казалось, занял всю ротовую полость.
Первый привал они устроили через час, потом через сорок пять минут, а последний сделали, пройдя всего минут пятнадцать. Обессиленные они рухнули в тень одинокой скалы, торчащей на небольшой возвышенности. Солнце стояло высоко в небе и нещадно палило. Мысль о воде непрерывно крутилась в голове. Пришлось заняться аутотренингом  и постараться убедить свой организм, что ему совершенно не хочется пить.
Педро угасал на глазах. У него заострился нос и растрескались губы. Виктор, почти не говоривший с ним все это время, постарался подбодрить его, напомнить о близком море и людях, но тот почти не слушал его.
Ближе к вечеру, когда дневной зной раскалил камни до такой степени, что к ним невозможно было притронуться, Виктор решил забраться на скалу и осмотреться. Вокруг колыхалось знойное марево, которое перемешивало между собой небо и пустыню. В одном месте ему показалась блестящая вода, и Виктор чуть было не закричал от радости, но уже через несколько минут на этом месте ничего не было… Мираж.
Чувствуя, что на следующий день сил будет еще меньше, Виктор решил идти с  наступлением темноты. Педро почти не подавал признаков жизни.
Виктор долго стоял над ним, размышляя, что же делать. Оставаться на месте было равносильно самоубийству, но и тащить на себе Педро не было ни какой возможности. Виктор решился. Он снял с себя белую от соли майку и привязал лямками к длинной корявой палке. Палку воткнул в расселину на скале так, что бы ее было видно как можно с большего расстояния.
- Извини, все, что могу, - сказал он по-русски, постоял еще пару минут и заковылял на восток, определяя направление по Полярной звезде.
Воздух вокруг постепенно наполнялся звуками. Тихонько потрескивали остывающие скалы, где-то далеко крикнул ночной зверь. Пару раз в неверном свете звезд мелькнули тени небольших животных.
В глазах двоилось и троилось, ноги сами собой подкашивались, смертельно хотелось лечь и заснуть. Нет – нет, нельзя. Вот так заснул Педро! Ты должен дойти. Ведь это нелепость, погибнуть в одиночестве в пустыне в конце 20-го века, когда до людей, может, всего пара километров!

… Утро наступило также внезапно, как наступала перед этим ночь. С первыми лучами солнца он повалился ничком на землю не в силах даже повернуться на бок.
Прошло еще некоторое время, пока Виктор пришел в себя. Солнце немилосердно палило с небес, выжигая последнюю надежду.
Неожиданно огромная тень промелькнула над головой, и в тот же миг оглушительный рев разом смахнул все оцепенение. Буквально в километре садился огромный самолет, поднимая за собой тучи пыли.
Не веря своим  глазам, Виктор как завороженный смотрел на самолет, который закончил пробег и теперь разворачивался в обратную сторону.  Из тучи пыли постепенно проступили контуры нескольких машин и тракторов с прицепами.
С трудом поднявшись на ноги, Виктор сделал несколько шагов, но пошатнулся и упал. Голова кружилась и все плыло перед глазами. Вторая попытка была более удачной, хотя ему удалось пройти не более десятка шагов, после чего снова пришлось сесть на землю.
В самолете тем временем открыли створки грузового люка и два десятка человек начали выгружать из него ящики и тюки.
Чувствуя, что ему не дойти эти несколько сотен метров, Виктор попытался крикнуть, но распухший язык позволил произвести лишь тихое шипение, скорее похожее на звук выходящего из проткнутого колеса воздуха. И тогда Виктор последним усилием перевернулся на спину и дал в воздух длинную очередь из автомата. Сознание снова покинуло его.

Очнулся он от вкуса воды на своих губах. Лоб приятно холодило мокрое полотенце. Виктор открыл глаза. Возле него на корточках сидел  человек в военной форме и еще один, помоложе, хлопотал рядом с большой пластиковой бутылкой в руке.
- Ты кто? - к Виктору обратился сидящий перед ним на корточках человек.
Неожиданно на Виктора накатило такое блаженное состояние, которое, наверно, называют божьей благодатью. Он ничего не мог с собой поделать и лишь по-идиотски улыбался.
- Кто ты, как здесь очутился?
И снова Виктор не смог ничего выдавить из себя. По его щекам текли слезы, которые неизвестно каким образом появились в его иссушенном организме.
- Ты француз? Американец? Португалец? Вопросы следовали на разных языках.
- Рус …- слово застряло в горле, так и не сумев до конца выйти наружу.
- Русский? – казалось, что изумлению людей не было предела. – Какая нечистая сила занесла тебя в эту пустыню?
Теперь пришла очередь удивляться Виктору, - С ним разговаривали на чистейшем русском языке. Но первое удивление, казалось, уже прошло.
- Наемник? – взгляд его спасителя стал колючим.
- Нет. Я оказался здесь случайно. Наш самолет потерпел позавчера катастрофу в этих песках.
- А откуда у тебя оружие?
- Случайно оказалось на борту, решил взять для самообороны, - Виктор сказал первое, что пришло в голову.
- Ладно, это нас не особенно касается. Мы заканчиваем разгрузку и через пол часа вылетаем. Мы местные законы знаем. Белый человек белому здесь не враг. Если хочешь, можем взять тебя с собой, а нет, – иди к машинам, там есть представители местной власти, так что можешь решать вопросы с ними.
- Нет, нет, я лечу с вами, - быстро ответил Виктор и с трудом поднялся на ноги.
Уже ковыляя за двумя летчиками, он с ужасом подумал, что не знает, что это за люди и куда они летят. Если окажется, что теперь он полетит снова на "другую сторону Африки", то уж точно сердце его не выдержит.

От сердца отлегло, когда на хвосте самолета он увидел "звезду Давида". Ура!!! Уж что-что, а в руки к мусульманским фанатикам и их друзьям он не попадет.
Перед взлетом Виктор попросил летчиков передать местным жителям, разгружавшим самолет, что совсем недалеко на запад под скалой лежит человек, возможно еще живой.
Мысленно пожелав Педро остаться живым, Виктор с удовольствием растянулся на куче брезентовых чехлов внутри самолета и провалился в долгожданный сон.
Последние несколько дней принесли столько впечатлений, что Виктор уже ни чуть не удивился дальнейшему развитию событий.
Оказалось, что его подобрал экипаж самолета, привезшего из Израиля ооновский гуманитарный груз для пострадавшего от сильнейшей засухи народа Эфиопии. Из-за гражданской войны самолеты не садились на больших аэродромах, а выполняли полеты на такие вот полевые площадки, где продовольствие попадало сразу в руки населения.
Из восьми членов экипажа, как выяснилось, шестеро были выходцами из Советского Союза. Может поэтому они помогли Виктору незаметно покинуть самолет после посадки на аэродроме в пустыне Негев. Более того, они снабдили Виктора небольшой суммой денег и довезли до города, где оставили за один квартал от посольства.
Тепло попрощавшись со своими новыми друзьями и обменявшись адресами электронной почты, Виктор бодрым шагом направился к посольству своей страны.
Поднеся руку к кнопке звонка, Виктор глянул на себя в отполированную до зеркального блеска табличку с таким дорогим названием родной страны. На него смотрело лицо совершенно незнакомого человека с облезшим на солнце носом и совсем седыми висками.
Очередной виток его жизни, где таким трагичным образом переплелись прошлое и будущее, наконец-то закончился.