Кровь

- Разряд! Еще разряд! Всё. Время?
- Пять минут шестого, доктор.
- Сестра, готовьте следующего. Пойду, перекурю.

За два дня до этого.

Он проснулся неожиданно, как будто кто-то тихонько тронул за руку и шепнул на ухо: «Проснись, а то все проспишь». Лежал в темноте с открытыми глазами и думал о книге, которую прочитал накануне. Какой-то заслуженный деятель наук на двухстах страницах доказывал, подтверждая все это неопровержимыми фактами, что жизнь после смерти существует, и что во время сна душа покидает тело человека и странствует в одной ей ведомых мирах. По всему выходило, что в этот раз его душа запоздала с возвратом, настолько внезапным было пробуждение. Во всем теле физически ощущалась пустота. Сквозь открытые жалюзи в комнату вползал предрассветный сумрак. И вдруг он отчетливо понял, или скорее, услышал, что его разбудило. Вместе с сумраком через окно вплывала заунывная мелодия утренней молитвы из арабской части города. Усиленный динамиками мужской голос разносил по всей округе многовековую скорбь. Часы светили красным – 05:05. Это какой-то знак, подумал он, зевнув. Перевернувшись на другой бок, попытался заснуть. Но сон не шел, хотя можно было поспать еще целый час до надоедливой трели будильника. В голову, не спросясь, толкаясь между собой, полезли всякие мысли и, отбросив их вместе с одеялом, он сел на краю кровати. Ноги сами нашли холодные тапочки и, шаркая подошвами по плиткам керамического пола, он поплелся в ванную. Стоя под обжигающими струями воды, продолжил свои размышления.  Все здесь было ему непривычно и чуждо. И эти каменные полы в квартирах, и отсутствие центрального и вообще какого-либо отопления в них же. И «теплые зимы», когда сырость и дикий холод заставляет спать под “ватным” одеялом и в шерстяных носках.  И эти люди - вечно кричащие, не уступающие дорогу, любящие до экзальтации детей, и до такой же степени боящиеся собак. И, плюс ко всему, испепеляющая жара, сменяющаяся зимой непрекращающимися дождями. И так далее, и так далее… В который раз, одна и та же надоедливая мысль крутилась в голове: «Как все надоело, и ради чего нужно было ехать сюда?» Этот вопрос он задавал себе каждый день, но ответа на него не находил. Вернее, находил их великое множество. Но твердо знал две вещи: прошлое не изменить и за все в этой жизни приходится платить. Или есть что-нибудь бесплатное, кроме пресловутого сыра в мышеловке? Скорее исключение, чем правило.
Закрыв кран, он насухо вытерся большим махровым полотенцем и на цыпочках, стараясь не разбудить жену и младшую дочь, спящих в соседней спальне, прокрался в свою комнату. За окном тихо серел рассвет. С улицы стали доносится уже ставшие привычными звуки – вот, гремя на всю округу, начали вывозить из домов мусорные баки. А вот сосед снизу пытается завести свой потрепанный драндулет. Через минут десять тот завелся, и теперь сосед еще столько же будет прогревать двигатель на повышенных оборотах. А вот издалека приближается рев моторов – это «подстригальщики кустов» пошли в бой в такое время, что нормальному европейцу это бы и в голову не могло прийти. «Надо было ехать в Германию, как все умные люди, и наслаждаться там тишиной по утрам и вечерам»,- в очередной раз подумал он. Потом услышал шорохи в соседней комнате. Проснулась его семья. Дочь босыми ногами прошлепала в туалет. Жена на кухне включила чайник. Он вошел на кухню, поцеловал ее в еще теплую от подушки щеку, бросив: «Доброе утро».
  - Привет, - хмуро пробормотала она, кутаясь в махровый халат.
  - Что у нас на завтрак? – спросил он.
  - Фуагра и фрикассе из куропатки с трюфелями, – ответила она серьезно.
  - Что, что? – удивилась дочь, входя на кухню, вытирая на ходу лицо полотенцем.
  - Ладно, - жена налила кипяток в три больших кружки. - Кофе и бутерброды с колбасой и сыром.
- Начинайте без меня, я в ванную.
- Остынет же, - пробормотал он, доставая хлеб.
- Слушай, вот, сколько мы с тобой живем, а ты все никак не запомнишь…
- Что мама не пьет горячий кофе и чай, - закончила за нее дочь.
- Иди уже, а то опоздаешь, - он сел за стол, намазывая кусок хлеба толстым слоем масла.
Кровь. Начала капать из носа, отвоевывая красным желтое пространство у масла на хлебе. Потом полилась тоненькой струйкой, забрызгивая клеенку стола.
- Мама, - закричала дочь.
Он привычно запрокинул голову назад, пытаясь закрыть нос кухонным полотенцем. Подбежала жена, подставив плечо, потащила его в кровать.
- Да, что ж это за напасть такая? – шептала она ему на ухо, пытаясь успокоить и его, и себя, и плачущую дочь. – Вера, не плачь. Иди, помоги мне.
Через час его, закутанного в одеяло, уже укладывали на кушетку в отделении переливания крови.
- Оставьте нас одних, - доктор посмотрел внимательным взглядом, поверх очков прямо в его глаза. – Милый мой, - продолжил он, минуту спустя, - нужно соглашаться на операцию. В следующий раз жены может не оказаться под боком или у нас не будет нужного запаса крови. Мне продолжать?
- Нет, - прошептал он. – А какие шансы?
- Пятьдесят на пятьдесят, - доктор снял очки, отчего взгляд стал каким-то детским. – Но, это лучше, чем сейчас.
- Да, букмекеры на меня сейчас не поставили бы и копейки, - вяло усмехнулся он. – Когда операция?
- Послезавтра, - доктор поднялся и посмотрел на часы. – Надо собрать кровь со всех больниц города, с вашей группой…
Он закрыл глаза, откинувшись на подушку. «За что мне это все? – хотелось плакать, но он пытался сдерживать себя. – Что я делал не так? Грешил? Не верил в бога? Но, ведь в мире миллионы атеистов, и многие живы и здоровы до сих пор. Почему я? Боже, сколько вопросов. Странно, ведь я не верю в существование высшей силы, а обращаюсь к нему в минуту слабости. Может быть, это и есть вера?» Силы постепенно покидали его. Мысли смешались. Он заснул и, обессиленный, проспал двое суток до самой операции. Открыл глаза от слепящего света операционной лампы и увидел ободряющий взгляд доктора.
- Ну что, Петров, - улыбался тот. – Готов?
- Всегда готов, - он попытался поднять руку в пионерском салюте, но кислородная маска помешала ему сделать это. Свет погас.

Открыв глаза, он с изумлением огляделся вокруг. От пола до потолка, все пространство вокруг него занимали стенные шкафы с книгами в абсолютно одинаковых обложках. Он сидел на стуле с высокой спинкой за столом, накрытым на двоих. Стул напротив пустовал. «Что-то здесь не так, - подумал он. – Что меня пугает? Это библиотека. Чья? Где я? Почему одет в это старинный камзол. Это сон? Я сплю. Точно. Меня же сейчас оперируют, а это – действие наркоза. И, поэтому, тишина здесь такая вязкая, как вата».
- Это не сон, Саня, - дверь в дальнем конце зала открылась с визжащим скрипом. – Ты не спишь. И, это – не наркоз.
- Пашка? – он неуверенно приподнялся со стула навстречу. – Но, ты же умер в прошлом году. Или нет? Боже, - он медленно опустился назад, зажав рот ладонью.
- Успокойся, - Пашка сел напротив, предварительно аккуратно расправив фалды своего камзола. – Чайку?
Саша утвердительно кивнул.
- Что это за маскарад? – выдавил он. – Где мы?
- Это не маскарад, - Паша наливал ароматный чай из высокого кофейника в тонкие фарфоровые чашки. – Это здесь дресс-код такой. Ты чайку-то попей. А потом я попытаюсь ответить на все твои вопросы. Хотя времени у нас с тобой, Сашок, не много, - он озабоченно взглянул на свои золотые карманные часы на цепочке.
- Черт возьми, что здесь творится? – не выдержал Саша.
- Тс-с, - Павел приложил палец к губам. – Не нужно здесь, в этих стенах, поминать черта. Ладно, не хочешь чаю, как хочешь. Хотя такого чайку, поверь мне, ты не найдешь больше нигде. Спрашивай.
- Где мы?
- М-м, - Паша отпил из своей чашки и улыбнулся. – А ты еще не понял?
- Это рай?
- Нет, - он медленно покачал головой. – Еще нет. Это врата.
- Где?
- Там, - Павел махнул рукой себе за спину. – Понимаешь, отсюда есть только два выхода – туда, откуда пришел я, и туда, откуда пришел ты. Дверь у тебя за спиной.
- А кто делает выбор? Я?
- Нет, я, - Павел усмехнулся, отставив от себя чашку.
- И по каким же критериям идет отбор?
- По вот этим, - он подошел к одной из полок и, не глядя, достал книгу.
- Что там? Судьба?
- Нет, - Павел рассмеялся, присаживаясь. – Здесь вся твоя предыдущая жизнь, Санек. Причем, смотри, какая штука. Все твои благовидные поступки записаны красными чернилами, а неблаговидные – черными, - он бросил книгу через стол.
Саша бережно взял ее в руки. Быстро пролистал, пропуская страницы между пальцами. В глазах зарябило от черноты.
- Я безнадежен, - глухо произнес он, закрыв книгу.
- Ну, друг мой, - Павел подошел и похлопал его по плечу. – Все течет и меняется не только в том мире, но и в этом, - оглянувшись по сторонам, он склонился к его уху и прошептал. – На правах старого друга, я дам тебе шанс.
- Что я должен сделать?
- Ничего особенно сложного, - Павел налил себе еще чаю. – Тебе надо, всего-навсего, заполнить оставшиеся пустые страницы красными чернилами.
- Ты, ты меня отпускаешь? – выдохнул Саша.
- Нет, я просто пока тебя не принимаю, - Павел хлопнул ладонью по столу. – Пойми, там, у меня за спиной мир, намного лучший, чем тот, откуда ты пришел.
- Да, я понимаю, понимаю, - согласно закивал Саша. – Но, почему ты даешь мне шанс?
- Поверь мне, это не из-за каких-то твоих заслуг, - Павел улыбнулся ему навстречу. – Все до обыденного просто. Как ты думаешь, откуда у тебя появилась эта напасть?
- Я все время думал об этом.
- И надумал? Нет? Так я тебе напомню. Помнишь Розалию Марковну?
- Помню. Она же долгие годы была нашим компаньоном.
- А помнишь ваши ежевечерние беседы за чашкой чая с ее рассказами о своей кривой жизни?
- Как не вспомнить, - нахмурился Саша.
- Она вампир, - Павел опять хлопнул по столу. – Не обычный, а энергетический. Да, она пьет твою кровь. Только, не в буквальном смысле.
- Мне надо убить ее?
- Ну, ты, Санек, и дурак, - рассмеялся Павел. – Ты чего, вообще не слышал о заповедях?
- Да, слышал, слышал, - отмахнулся тот. – А что же делать-то?
- Во-первых, разорвать с ней все связи, - деловито начал Павел. – Во-вторых, не принимать от нее никаких подарков, ни денег. Ничего!
- А, в третьих?
- А, в третьих, ничего нет, - Павел откинулся на спинку стула. – Это все.
- Все? – удивился Саша. – Но, для этого совсем не нужно возвращать меня туда. Логичней было бы открыть мне вон ту дверь.
- Да-а, - Павел погрозил ему пальцем. – Ты всегда отличался от всех нас логическим мышлением. Слышал что-нибудь о бессмертных душах?
Саша кивнул.
- А об ангелах-хранителях?
Саша кивнул опять.
- Так вот, - Павел сопровождал свои слова постукиванием пальца по столешнице. – У каждого человека есть свой ангел-хранитель, охраняющий его душу. Это понятно?
- Да.
- У тебя его нет.
- Как же так?
- А вот так. Вспомни, на минутку, кто тебя вытаскивал из всех передряг? Вспомнил?
- Жена, - неуверенно промямлил Саша.
- В точку, - Павел встал, опершись руками о стол. – Она и есть твой ангел-хранитель. Хочешь посмотреть ее книгу? Просто, поверь мне на слово, в ней почти нет черных чернил.
- Решили сэкономить на одном ангеле? – усмехнулся Саша.
- Не хами, - Павел поднял ладонь. – Она, практически, праведница. И для нас ее душа очень важна. Очень.
- А что с ней не так?
- Да все так, все. Вот, только, незадача. Любит она тебя.
- Ну, это-то я знаю, - Саша, по-хозяйски, наполнил свою чашку.
- Нет, дружище, не знаешь. Тебе не дано видеть будущее. И, это к лучшему. Потому что, если ты не выживешь после этой операции, то она наложит на себя руки. А, в этом случае, ты знаешь, я надеюсь, что произойдет с ее душой?
- Да, читал, - Саша замер с поднятой в руке чашкой.
- Ну, раз читал, это уже хорошо, - Павел посмотрел на часы. – Время, тебе пора.

- Доктор, до-октор, есть пульс!
- Давление?
- Слабое, но постепенно растет.
- Адреналин внутривенно.

В полутемном коридоре больницы сидели две женщины. Мать и дочь. Дочь спала, положив голову на плечо матери. А, та сидела с широко открытыми глазами, уставившись неотрывно в темное пятно на потолке. Из ее глаз медленно текли слезы, наталкиваясь одна на одну, обгоняя друг друга. Губы ее беззвучно шевелились.

«Молодая еще женщина, - подумала проходящая мимо медсестра. – А уже вся седая».