Вдох и выдох

Серый тоскливый рассвет медленно и тускло вползал в окно, заливая комнату пыльной мутью. Казалось, он скрипит на зубах. Такой же мутный кофе плескался в бокале, она размешивала его, рассеянно глядя в окно. Не сразу она обратила внимание на неясный гул и дрожь, а когда обратила, то было поздно. Пол ушел из-под ног, раздался звон лопнувшего окна, и она полетела куда-то в темноту спиной вперед, пока глухой ужас не затопил ее до края, и не пришла спасительная тьма и безмолвие.

А потом пришла боль. Та самая боль, которая сказала ей, что она жива. Осторожно она пошевелила руками. Пальцы сжались и разжались и ладони стали мокрыми. Она поднесла их к лицу, ладони пахли кровью. Голова кружилась и казалось от боли вот вот расколется. Спазм выкрутил все внутри, она перевернулась на бок, и ее вырвало желчью и кровью. Откуда-то просачивался свет. Подумалось как-то отстраненно и холодно, что мир рухнул, и под этими обломками умрет и она. Очень осторожно она поползла к свету. Тело было тяжелым ватным мешком набитым острым стеклом, которое рвало и кололо все внутри. Сначала она чувствовала, как что-то острое впивается в ноги, живот, как руки натыкаются на прутья арматуры, торчащие повсюду, и нащупывала безопасный путь. Свет становился ярче. Странно, что не было паники и страха. Как будто кто-то холодный и трезвомыслящий, внутри нее сказал «подвинься, девочка» и сейчас уверенно отдавал приказы рукам и ногам двигаться, а рту молчать. А потом боль ушла, и она стала светлой и легкой, а свет стал нестерпимо ярок и жгуч. «Это плохо» сказал кто-то внутри, и она провалилась в свет.

Плыть по сияющим волнам тепла было хорошо. Это было похоже на парение или падение в бесконечное нечто. Она падала и падала, успевая удивляться тому, что это длится так долго. Внезапно и как-то сразу стало холодно, от дрожи застучали зубы, она открыла глаза и увидела, что ее рука свешивается наружу, что она почти выползла из-под обломков рухнувшего дома, что осталось совсем чуть-чуть и на это чуть-чуть совсем не осталось сил. Она лежала и плакала беззвучно, потому что кроме слабого хрипа других звуков не получалось. Бессилье струилось по щекам вперемешку с отчаянием и горьким комом застревало в горле. Мир плыл, звуки становились глуше. Нечто приближалось, нечто громкое и непонятное. А потом она почувствовала что-то горячее и увидела алый собачий язык, облизывающий ей руку.

Когда она уже лежала на носилках, глядя в серое небо, чувствуя, как капли дождя, пока редкие и теплые, касаются ее щек и лба, ощущая как пустота внутри заполняется покоем, то она вдруг поняла, что просто дышит: вдох и выдох, просто живет...