Никто не знает

(Из сборника "Сказки для взрослых")


Клоун Сева Полоумнов сидел на стуле и играл на скрипке арию мистера Икса, когда дурацкая спинка вдруг неожиданно подалась назад, и мелодия, только начавшая набирать свою пронзительную высоту, оборвалась на самом любимом, Севой, месте. Скрипка - взвизгнула,  Полоумнов вздрогнул и потерял равновесие. Конечно, надо было тотчас бросить, к лешему, эту скрипку и вцепиться обеими руками в ускользающую навсегда трапецию!..  Но вместо этого Сева (скорее всего,  машинально) еще крепче прижал к себе несчастный  инструмент и, сделав всего лишь один кувырок назад, обреченно полетел на арену пустого цирка.

Была ночь. Артисты и сотрудники давно разбрелись по домам.  Звери в тесных клетках почти угомонились. Подремывая, слушал бухтение какого-то арабского радио старый охранник (он же - пожарник, он же - вахтер, он же бывший жонглер и иллюзионист) Бахыт Компотов. Разноцветными флажками над полосатым шатром шелестел ветер, попутно цепляя  плохо  приклеенные афиши, словно  мальчишка-озорник, дергающий за полы платьев понравившихся девочек.  Под слеповатыми фонарями,  в неистовом танце смерти  кружили бестолковые бабочки и мошки. Была летняя, душная ночь и остервенело пахло жасмином.

Сева летел и думал о том,  что начинает ненавидеть этот навязчивый приторный запах, шлейфом тянущийся изо всех щелей матерчатого купола шапито;  что,  коротко и бездарно сложилась его клоунская, в сущности, жизнь; наконец, о том, что никто не вспомнит и не пожалеет о нем так, как бы, пожалуй, ему, на самом деле,  хотелось. "Странно", - думал Сева, - "а ведь казалось, что мне на это наплевать. Жаль, что я почувствовал как ошибался, только сейчас". "А что бы изменилось, если бы ты понял это мгновение назад?" - прошелестело жасминово, да так близко, что Севу буквально замутило от приторного густого запаха, и лицо его исказилось в брезгливо-болезненной гримасе. "Уфф..." - выдохнул он, как будто пытался вынырнуть, стряхнуть с себя это. И снова: "Уфф... Не знаю, что именно, но мне почему-то кажется, что обязательно бы изменилось".  "Правильно, Сева", - сладко дохнуло в ответ, и Севе показалось, что лепестки бело-розового жасмина опадают, словно искусственный снег, на его губы, волосы, руки. И еще ему показалось, что сам он, Сева, такой легкий, почти невесомый, а этот теплый, навязчиво налипающий  жасминовый снег, делает его всё тяжелее, и тянет вниз, вниз, вниз,  как та детвора, что  после представления, виснет у него на руках, пока он надувает очередному малышу маленькое сердечко на палочке.

Старый охранник (он же билетер, он же вахтер, он же бывший жонглер и иллюзионист) Бахыт Компотов потом рассказывал, что, наслушавшись каких-то новостей про арабских террористов, он просто решил обойти вверенное ему цирковое хозяйство. 
У зверей всё было относительно тихо, а с арены доносились звуки знакомой каждому артисту  мелодии: ария мистера Икса из оперетты "Принцесса цирка". "Хорошо играл, потому и не сразу  окликнул", - пояснял Бахыт. В слабом свете прожектора, почти под куполом, он увидел сидящего на трапеции неизвестного и решил подойти поближе, чтобы разглядеть  нарушителя. Но в  этот же самый миг светлая фигурка игравшего на скрипке,  то ли нечаянно, то ли нарочно, неловко откинулась на спинку стула и вылетела за рамки  идиллической киношной картинки. 
"Страховки нет! Убьется!" - мысль была молниеносной и одновременной с движением, слегка постаревшего, но не забывшего своих многолетних тренировок, тела. Бывший иллюзионист сделал тот самый шаг и выставил руки...

Сева Полоумнов давно не работает в цирке, он ходит туда со своими детьми. Но каждый год, в день своего нового рождения, он посылает билетеру шапито Бахыту Кампотову большое  теплое письмо с  детскими рисунками и приветами от жены, какую-нибудь безделицу, вроде переносного телевизора, и неизменную бутылочку... одеколона "Жасмин".

Р.S./Кстати, Севина жена где-то прочитала, что в переводе с некоторых тюркских языков - Бахыт, оказывается, - Cчастливый/.




(23.07.09, 22ч. 31 мин.)