Заклятый

      Я си­дел на краю от­весной ска­лы, све­сив но­гу и бол­тая ею взад-впе­ред, поп­ле­вывая вниз. А там тво­рилось что-то не­во­об­ра­зимое: буй­ство кра­сок за­ходя­щего сол­нца на те­ле уми­ра­юще­го дня. Его пун­цо­вая блед­ность на фо­не кро­ваво­го баг­рянца пос­те­пен­но пе­рели­валась в сгу­ща­ющу­юся си­неву, уто­па­ющую в бес­край­ней над­ви­га­ющей­ся тем­но­те. Я был за­воро­жен этой кра­сивой ил­лю­зи­ей, и мне ка­залось, что вот — толь­ко про­тяни ру­ку, толь­ко сде­лай шаг — и соль­ешь­ся с этим ог­ненным пред­две­ри­ем, слов­но от­крыв­шей свои вра­та пре­ис­подней.

      А я си­дел и лю­бовал­ся. Пос­те­пен­но крас­ки стек­ли с ло­на за­ката, и ме­ня оку­тала се­рая пе­лена ко­вар­но кра­дущих­ся су­мерек. Они пля­сали вок­руг, иг­рая в сал­ки, и во­дили хо­рово­ды, уба­юки­вая зве­нящей ти­шиной. И это­му зво­ну вто­рил рав­но­мер­ный ро­кот ручья, те­куще­го где-то да­леко вни­зу. И его го­лос был не­доволь­ным и сон­ным. Но вот в не­бе на­до мной заж­глась пер­вая звез­да, а за ней вто­рая, третья, и вот — их уже не счесть. Они лег­ли на по­чер­невший не­бес­ный холст плав­ны­ми маз­ка­ми ту­ман­ностей и рель­ефом не­ис­числи­мых соз­вездий. Мяг­кая лет­няя кош­ка-ночь оку­тала все кру­гом.

      Вок­руг бы­ло ти­хо: ка­залось, да­же да­лекий ру­чей за­тих, и ти­шина умол­кла, пе­рес­тав зве­неть. Все ста­ло див­ным и неп­ри­выч­ным, при­об­ре­ло ка­кой-то ма­гичес­кий от­те­нок, ког­да бе­лая лу­на с опух­ши­ми бо­ками выш­ла из-за скал. И ска­лы, и до­лина меж ни­ми, и да­лекая по­лоса го­ризон­та — все ка­залось по­тус­то­рон­ним ми­ром. И я опять был оча­рован этой ил­лю­зи­ей при­роды. Ти­хо раз­мышлял про се­бя:

      "Ил­лю­зии ок­ру­жа­ют нас пос­то­ян­но, мы не мо­жем вос­при­нимать ок­ру­жа­ющий мир без них. Ил­лю­зии — не­отъ­ем­ле­мая часть на­шего вос­при­ятия — на­ша фи­зи­оло­гичес­кая пот­ребность. Ил­лю­зии. Ил­лю­зии".

      Я уда­рил се­бя ку­лаком по ла­дони:

      "Ах, ес­ли бы все они бы­ли так кра­сивы и ни­ког­да не за­кан­чи­вались, прев­ра­ща­ясь в ре­аль­ность! Не об­ма­ныва­ли на­ше во­об­ра­жение, воз­буждая в нем са­мые сок­ро­вен­ные мыс­ли и же­лания, а по­том бро­сая в омут се­рой мут­ной ре­аль­нос­ти, иног­да нас­толь­ко страш­ной и не­выно­симой, что хо­чет­ся выть или кри­чать от сжи­га­ющей бо­ли. Уж луч­ше бы их не бы­ло сов­сем; луч­ше бы мир всег­да был пред оча­ми на­шими тем, чем он есть на са­мом де­ле, не пря­ча страш­ную ли­чину под под­лым об­ма­ном".

      Я еще раз ог­ля­дел за­литую се­реб­ром мес­тность: вот — бо­жес­твен­ная кра­сота — и опять же ил­лю­зия. Зав­тра, с рас­све­том, все сги­нет, и опять ста­нет го­лыми ска­лами и до­линой с по­жух­лой тра­вой. Все об­ман...

      — Слу­шай, — вне­зап­но ти­шину ра­зор­вал гром­кий спо­кой­ный го­лос. От не­ожи­дан­ности я чуть не сле­тел со ска­лы. Вни­матель­но ог­ля­дел­ся по сто­ронам, но так и не смог уло­вить ис­точни­ка зву­ка. По­думав, что мне по­каза­лось, я ре­шил бы­ло со­бирать­ся до­мой, сос­лавшись на то, что чрез­мерно за­сидел­ся, и у ме­ня на­чались гал­лю­цина­ции. Под­нялся, по­тянул­ся, рас­прав­ляя за­тек­шие пле­чи и соб­рался бы­ло ид­ти, но...

      — Ну ты слу­ша­ешь или нет? — уже с нот­кой оби­ды проз­ву­чал тот же го­лос.

      Я так и при­сел, зат­ряс го­ловой, же­лая прог­нать на­важ­де­ние, но все же ре­шил под­держать раз­го­вор с за­гадоч­ным нез­на­ком­цем:

      — Ты где? И ты кто? — за­дал я нес­ме­лые воп­ро­сы.

      — Я... э-э-э... А ка­кое это име­ет зна­чение?

      — Ну как ка­кое? Я дол­жен знать, с кем имею де­ло, и ви­деть его, а ина­че как ты до­кажешь, что не яв­ля­ешь­ся пло­дом мо­его раз­гу­ляв­ше­гося во­об­ра­жения?

      — Хм... А ты на­хален и ци­ничен! И к то­му же скеп­тик, — сме­хом за­жур­чал за­гадоч­ный го­лос.

      — Ни­чего по­доб­но­го, прос­то я люб­лю точ­ность и яс­ность. Не хо­чу смот­реть на мир че­рез приз­му ил­лю­зий, хо­тя они пов­сю­ду прес­ле­ду­ют ме­ня. И как я до­кажу са­мому се­бе, что твой го­лос — не ил­лю­зия от жур­ча­ния ручья или кри­ка ноч­ной пти­цы?

      — Слу­шай, дру­жок, да у те­бя же кли­ника. На­вяз­чи­вые идеи, что ли?

      — Ни­чего по­доб­но­го! Но я ус­тал смот­реть на мир сквозь эти ис­ка­жа­ющие ре­аль­ность оч­ки, ко­торые кто-то цеп­ля­ет на нас при рож­де­нии. Ус­тал на­бивать се­бе шиш­ки из-за это­го; тем бо­лее, что с каж­дым ра­зом это все боль­нее и боль­нее.

      — Лад­но, — при­мири­тель­но проз­ву­чало сно­ва. — Фо­ма не­веру­ющий, — смот­ри! Э-э... По­годи. Ска­жи сна­чала, как ты ме­ня се­бе пред­став­ля­ешь.

      Я по­чесал в за­тыл­ке.

      — А за­чем?

      — Ну, ин­те­рес­но... — с ехидс­твом про­гово­рили опять.

      — Хм... я пред­став­ляю те­бя та­ким се­бе за­гадоч­ным юно­шей с не­ор­ди­нар­ной внеш­ностью.

      — Да? И с че­го же это ты так ре­шил?

      — А я и сам не знаю. Ну, кон­чай иг­рать в жмур­ки - вы­ходи!

      — О'кей.

      Спрыг­нув от­ку­да-то свер­ху, пря­мо пе­редо мной воз­ник па­рень лет двад­ца­ти пя­ти. Его внеш­ность дей­стви­тель­но бы­ла не­ор­ди­нар­ной, но это не пор­ти­ло его смаз­ли­вос­ти. А не­обыч­ность зак­лю­чалась в том, что его во­лосы го­рели ог­нем и да­же в но­чи све­тились крас­ным пла­менем, буд­то он пок­ра­сил их не­оно­вой крас­кой. Гла­за же бы­ли фа­натич­ны­ми, бе­шены­ми и све­тились, как у ко­та, изум­ру­дом, и не бы­ло в них дна, в этих гла­зах. Они по­еда­ли и за­сасы­вали, их глу­бина пу­гала. А в ос­таль­ном — обыч­ный се­бе па­рень. Одет не­затей­ли­во: в по­тер­тые джин­сы, из­но­шен­ные ко­жаные бо­тин­ки, за­тер­тую, ви­дав­шую ви­ды, ко­жан­ку, из-под ко­торой прог­ля­дыва­ла не пер­вой све­жес­ти фут­болка.

      — От­ку­да ты? С Лу­ны, что ли, сва­лил­ся? — съ­ехид­ни­чал я.

      Он пос­креб под­бо­родок.

      — А что, ес­ли так?

      — Лад­но. По­верим на сло­во. Мо­жет, поз­на­комим­ся? Ге­ня, — я про­тянул ру­ку для по­жатия.

      — Ан­тон, — про­тянул он ру­ку в от­вет.

      — И что это ты, Ан­тон, де­лал тут в столь поз­дний час, мож­но по­ин­те­ресо­вать­ся?

      — А ты? — па­риро­вал он.

      Я по­казал на сер­дце:

      — У ме­ня бо­лит. Я ду­мал, я раз­мышлял. Пы­тал­ся пе­ребо­леть.

      — А-а-а... А я... ну, в об­щем, наб­лю­дал за то­бой.

      — За­чем?

      — Не­важ­но. Глав­ное то, что я мо­гу те­бе по­мочь.

      — Как? Из­ме­нив этот мир? Это не­воз­можно, — со скеп­си­сом в го­лосе от­ве­тил я.

      — А я и не со­бира­юсь ме­нять этот мир. Он из­ме­нит­ся сам по се­бе.

      — Ты су­мас­шедший! Ка­ким об­ра­зом?

      — Ну, ты не­дав­но тут мо­розил что-то про оч­ки ил­лю­зий, ко­торые те­бе, вишь, жить ме­ша­ют. Так вот, — в его гла­зах за­иг­ра­ли озор­ные огонь­ки, — что­бы стя­нуть с глаз эти вред­ные оч­ки, те­бе все­го-нав­се­го на­до одеть дру­гие, вот эти, — от­ку­да-то из кар­ма­на кур­тки он вы­тянул оч­ки. — И ил­лю­зий боль­ше не бу­дет. На!

      Он про­тянул мне их. На вид обыч­ные оч­ки, моя ба­буля по­хожие но­сит.

      — И что?

      — Ты на­день, не стес­няй­ся.

      Я одел. И вне­зап­но мир пе­реме­нил­ся. Я уви­дел все та­ким, ка­ким оно дол­жно бы­ло быть, та­ким, ка­ким оно есть на са­мом де­ле. Ска­лы, нап­ри­мер — ска­лы, а не ка­кие-то се­реб­ря­ные зам­ки; су­хая выж­женная до­лина, а не до­рож­ка из се­реб­ря­ных ук­ра­шений и ал­ма­зов. И что уди­витель­но, — я ви­дел все не так, как при днев­ном све­те — све­та сол­нца не бы­ло, но я стран­ным об­ра­зом наб­лю­дал не­ис­ка­жен­ную объ­ек­тивную ре­аль­ность. Нет, это­го не мо­жет быть! Я оша­лел, мед­ленно стя­нул оч­ки и мгно­вен­но очу­тил­ся в ми­ре се­реб­ря­ных фан­та­зий. Пот выс­ту­пил на вис­ках, и я вы­тер его дро­жащей ру­кой.

      — Да, ты прав — у ме­ня точ­но кли­ника. Па­ранойя.

      — Ни­какая не па­ранойя, — ух­мыль­нул­ся Ан­тон, — а объ­ек­тивная ре­аль­ность.

      — Но ведь это обыч­ные оч­ки?!!

      — Обыч­ные — да не сов­сем. Ви­дишь ли, я при­думал та­кие лин­зы, ко­торые пре­лом­ля­ют лу­чи так, что сет­чатка пе­реда­ет моз­гу то, что есть на са­мом де­ле, а не то, что она ви­дит. Про­еци­ру­ет­ся ре­аль­ное изоб­ра­жение, без прес­ло­вутых оп­ти­чес­ких об­ма­нов.

      — Это, ко­неч­но, здо­рово, но ил­лю­зии бы­ва­ют не толь­ко зри­тель­ные.

      — Это то­же уч­те­но. В оп­ра­ву встро­ены ма­лень­кие би­оэлек­тро­ды, ко­торые нас­тра­ива­ют рит­мы тво­их кле­ток в иде­аль­ном со­чета­нии с рит­мом сре­ды, с ко­торой ты вза­имо­дей­ству­ешь. По­это­му — ни­каких ил­лю­зий, толь­ко ре­аль­ность — го­лая ре­аль­ность.

      Я по­мотал го­ловой.

      — Где ты дос­тал эту шту­ку?

      Он ус­мехнул­ся:

      — Я уче­ный, ра­ботаю в НИИ, где изу­ча­ют вза­имо­дей­ствие пси­холо­гии и фи­зи­оло­гии. Это мой но­вый эк­спе­римент. И все по­ка сра­баты­вало бе­зуко­риз­ненно. Сбо­ев быть не дол­жно.

      — А-а-а... — про­тянул я и пос­мотрел на оч­ки. — Но ес­ли это так, то тог­да эта шту­ка сто­ит бе­шеных де­нег.

      Он кив­нул го­ловой.

      — И что... — я не ус­пел до­гово­рить, он пе­ребил:

      — Да­рю.

      — Прав­да?

      — Да, за­бирай и но­си. Ес­ли те­бе ста­нет лег­че.

      Ан­тон раз­вернул­ся на сто во­семь­де­сят гра­дусов и на­чал плав­но уда­лять­ся. А я, как ма­лое ди­тя, на­тянул оч­ки — но­вую иг­рушку — и на­чал рас­смат­ри­вать все кру­гом. И вот ре­шил гля­нуть Ан­то­ну вслед, ок­ликнуть, поб­ла­года­рить, что ли. Но пред­ста­ло мо­им гла­зам зре­лище: не Ан­тон вов­се то был, а от ме­ня уда­лялось су­щес­тво, си­лу­этом на­поми­на­ющее че­лове­ка, и свет ту­ман­ный, го­лубо­ватый ис­хо­дил от не­го; фи­гуру труд­но бы­ло раз­гля­деть под длин­ной бе­лой хла­мидой. Над го­ловой све­тил­ся чер­ный нимб, а во­лосы — они так и ос­та­лись ог­ненны­ми. И еще - за спи­ной его бы­ли чер­ные крылья.

      Я по­холо­дел: то ли дей­стви­тель­но это был Тем­ный Ан­гел Ада, ко­торый в сво­ей шут­ке оче­ред­ной прев­зо­шел сам се­бя, не прос­чи­тал, что Его с по­мощью этой иг­рушки мо­гут рас­ку­сить; то ли у ме­ня от пе­ре­из­бытка эмо­ций слу­чил­ся стресс, не сос­ты­кова­лась но­вая тех­ни­ка с пси­хикой. Но толь­ко, ког­да снял оч­ки, то уви­дел уда­ля­юще­гося от ме­ня обыч­но­го пар­ня Ан­то­на. А ког­да их сно­ва одел, же­лая под­твер­дить уви­ден­ное, то Ан­то­на не бы­ло вид­но — он уже скрыл­ся за по­воро­том.

      Я при­шел до­мой поч­ти под ут­ро. И вот с это­го са­мого дня на­чались три ме­сяца мо­их злок­лю­чений с эти­ми прок­ля­тыми оч­ка­ми ре­аль­нос­ти.

***


      Мир те­перь для ме­ня был го­лой, не ук­ра­шен­ной се­рой ре­аль­ностью. По­нача­лу ра­дова­ло, ког­да ночью, за­ходя в ком­на­ту, я ви­дел ре­аль­ные: кро­вать, стулья, ме­бель — все — вмес­то при­чуд­ли­вых за­гадоч­ных очер­та­ний. Ког­да я ви­дел не пе­рек­ре­щива­ющи­еся шпа­лы, а две па­рал­лель­ные ли­нии, ухо­дящие за го­ризонт. Но все мое оча­рова­ние от это­го дли­лось лишь ме­сяц, а пос­ле я на­чал чувс­тво­вать и не­гатив­ные сто­роны ощу­щения не­ис­ка­жен­ной ре­аль­нос­ти. Все на­чалось с то­го, что я на­чал ощу­щать фаль­шь со сто­роны мо­их лю­бимых и близ­ких по от­но­шению ко мне. Они толь­ко де­лали вид (соз­да­вали ил­лю­зию) хо­роше­го от­но­шения и люб­ви, а на са­мом де­ле (за гла­за) пос­ме­ива­лись, а не­кото­рые пре­зира­ли и счи­тали на­пыщен­ным ду­раком.

      Я не мог вый­ти на ули­цу, не за­метив ухищ­ре­ний лю­дей с де­фек­та­ми фи­гуры скрыть свои не­дос­татки одеж­дой и кос­ме­тикой. Мне бы­ло смеш­но и как-то не по се­бе. Ме­ня очень за­бав­лял мой шеф, ког­да по­учал, как на­до пра­виль­но де­лать рек­ла­му, соз­да­вая ил­лю­зии для до­вер­чи­вых по­купа­телей. Но ка­кая же мо­жет быть ил­лю­зия для пло­хого то­вара! Ил­лю­зия — ил­лю­зи­ей, а бя­ка ос­та­ет­ся бя­кой.

      И та­ких при­меров — ты­сячи. Мир ут­ра­тил для ме­ня бы­лую пре­лесть за­гадоч­ности, не­из­вес­тнос­ти — их див­но­го оча­рова­ния. В об­щем, я со все­ми пе­рес­со­рил­ся, всех воз­не­нави­дел. И не ста­ло для ме­ня в жиз­ни ни­чего прек­расно­го. Ко­неч­но, я мно­го раз про­бовал за­кинуть эти оч­ки в ящик тум­бочки и нав­сегда зак­рыть их на ключ, но каж­дый раз, слов­но нар­ко­ман к ге­ро­ину, воз­вра­щал­ся к ним. По­тому что мне ка­залось, что ког­да я сни­маю эти оч­ки, все вок­руг ме­ня об­ма­ныва­ют, пы­та­ют­ся оби­деть и сме­шать с грязью. И все это за гла­за, так как я слеп. Я прев­ра­тил­ся из на­ив­но­го ро­ман­тично­го ху­дож­ни­ка в ис­те­рич­но­го пси­хопа­та. Это бы­ло на­чало па­ранойи.

      И вот, спус­тя три ме­сяца, я сно­ва вер­нулся в го­ры. И опять си­дел на краю от­весной ска­лы, све­сив но­ги, бол­тал ими и поп­ле­вывал вниз. Толь­ко те­перь у ме­ня бы­ла нас­то­ящая деп­рессия, а не те на­ив­но-ме­лан­хо­личес­кие пе­режи­вания, ко­торые рань­ше ка­зались ею. Я наб­лю­дал, но на этот раз за рас­све­том, сквозь эти ду­рац­кие нар­ко­тичес­кие оч­ки прав­ды. Я наб­лю­дал за дис­перси­ей сол­нечных лу­чей, рас­хо­дящих­ся ра­дугой че­рез приз­му не­бос­во­да.

      И ни ро­зовые бли­ки, от­ра­жа­емые го­рами, ни за­кутан­ная в пур­пур, уже зе­лене­ющая до­лина, не ра­дова­ли глаз — я их не ви­дел. Я ви­дел лишь от­ра­жения, жал­кие те­ни это­го ве­лико­лепия. Вздох­нув, стя­нул эти трек­ля­тые оч­ки и по­пытал­ся нас­лаждать­ся кар­ти­ной при­роды, как в бы­лые вре­мена. Но, увы, без­ре­зуль­тат­но. Вне­зап­но на мо­ем пле­че я ощу­тил вес чь­ей-то ру­ки и от не­ожи­дан­ности чуть не сле­тел со ска­лы. Мед­ленно я обер­нулся. Пе­редо мной сто­ял не кто иной, как Ан­тон. Он при днев­ном све­те ка­зал­ся еще не­обыч­нее: во­лосы его, до­ходя­щие до плеч, от­ли­вали кровью на фо­не баг­ря­ного вос­хо­да, а уди­витель­ные зе­леные гла­за, ка­залось, ста­ли еще бо­лее бе­шены­ми.

      — Ну что? — с горь­кой иро­ни­ей в го­лосе спро­сил он.

      — Луч­ше бы ты мне их не да­вал! Ни­ког­да!!!

      — Что, боль­но?

      — Ужас­но! Я не знаю те­перь, что мне де­лать! Те­перь у ме­ня дей­стви­тель­но кли­ника. А ви­новат во всем этом ты!

      — Я?!! — он го­рес­тно ос­кла­бил­ся. — Как же — я? Ты это­го хо­тел сам, ина­че не но­сил бы эти оч­ки.

      — Но ведь это ты под­су­нул мне их!

      — Я! Ну как же, как же... Ты хо­тел ви­деть го­лую ре­аль­ность, а я те­бе все­го-нав­се­го по­мог. А те­перь, ес­ли хо­чешь, мо­жешь их снять, и все.

      — Я про­бовал, но...

      Он пе­ребил:

      — Да, бу­дет боль­но, но это не смер­тель­но. Те­бе дос­та­точ­но ски­нуть их, и все.

      Он вых­ва­тил у ме­ня из ру­ки зло­получ­ное прис­по­соб­ле­ние и швыр­нул по­даль­ше.

      — Вот и все. Ты сво­боден!

      Я оне­мел от не­ожи­дан­ности. А оч­нувшись, за­орал на не­го:

      — Что ты сде­лал!!! Как же я те­перь бу­ду жить?!

      — Обыч­но. Прос­то ста­нешь смот­реть на мир сво­ими преж­ни­ми гла­зами. Ко­неч­но, бу­дет слож­но­вато сно­ва при­выкать к нор­маль­ной че­лове­чес­кой ре­аль­нос­ти, но ни­чего.

      Он вски­нул­ся и об­вел ши­роким жес­том все вок­руг.

      — Пос­мотри кру­гом: ты опять мо­жешь ощу­щать пре­лесть — пусть мни­мую, об­манчи­вую — но все рав­но кра­сивую не­пов­то­римость это­го ми­ра. Те­бе это еще не поз­дно сде­лать — не то, что мне, — за­кон­чил Ан­тон с тя­желым вздо­хом.

      — А что "не то, как те­бе"? — съ­ехид­ни­чал я.

      — А то, что я по уши влип и за­вяз в этой дря­ни.

      — Как?

      — А вот так: из этих ан­ти­ил­лю­зор­ных сте­кол я сде­лал се­бе кон­так­тные лин­зы, и они врос­ли в мои гла­за.

      "А! Так вот по­чему у не­го та­кой див­ный цвет глаз!" — про­мель­кну­ла в го­лове у ме­ня иди­от­ская мысль.

      "Ох, и на­ив­ный же ты глу­пец", — про­мель­кну­ло в го­лове у Ан­то­на.

      Он про­дол­жал:

      — И те­перь мне не из­ба­вить­ся от них. Есть толь­ко два ва­ри­ан­та: ос­та­вить все как есть и про­дол­жать смот­реть на мир в тус­клых то­нах, или же выр­вать вмес­те с лин­за­ми гла­за и не вос­при­нимать его ни­как. Я выб­рал пер­вое, — он пе­чаль­но вздох­нул.

      Я со­чувс­твен­но по­ложил ру­ку ему на пле­чо:

      — Как же ты так?

      — Да вот, вся­кое в жиз­ни слу­ча­ет­ся.

      — Но ведь не всег­да!

      — Нет — толь­ко со мной.

      — Слу­шай, Ан­тон! Я хо­чу те­бя кое о чем спро­сить...

      — Без проб­лем, спра­шивай.

      — Кто ты на са­мом де­ле?

      Он удив­ленно вски­нул бровь:

      — Я Ан­тон. Уче­ный пси­холог, фи­зи­олог. Я же те­бе уже го­ворил...

      — Нет! — я гру­бо пе­ребил его на по­лус­ло­ве. — Тог­да, в ту ночь, че­рез твои оч­ки я ви­дел те­бя, но не та­ким, как сей­час!

      Он нах­му­рил­ся:

      — Хм-м, ерун­да.

      — Но я ви­дел!

      — Лад­но, — сквозь зу­бы про­гово­рил он. — Да­же ес­ли и так, то ка­кое это име­ет зна­чение? Ты из­бавлен от на­пас­ти од­ним не­затей­ли­вым дви­жени­ем ру­ки. Ты ско­ро сно­ва бу­дешь в нор­ме. Че­го те­бе еще на­до? Иди се­бе до­мой по­доб­ру-поз­до­рову.

      Я не по­шеве­лил­ся.

      — Ну иди, иди, я же ска­зал. Иди — я хо­чу по­быть один.

      — Доб­ро, как угод­но. Я иду и же­лаю, что­бы твоя проб­ле­ма вско­ре ре­шилась так же лег­ко, как и моя.

      Он кив­нул.

      Я раз­вернул­ся и по­шел прочь. Но лишь у по­воро­та ог­ля­нул­ся. И мо­жет, это бы­ла пер­вая ил­лю­зия моя, пер­вое мое обыч­ное нор­маль­ное вос­при­ятие ок­ру­жа­юще­го ми­ра на фо­не нас­ту­па­юще­го дня, толь­ко Ан­тон опять по­казал­ся мне су­щес­твом, оде­тым в бе­лую длин­ную то­гу, над го­ловой ко­торо­го раз­ли­валось тем­ное си­яние, а за спи­ной тре­пета­ли чер­ные, как смоль, крылья. Но я ре­шил не ис­пы­тывать судь­бу и не воз­вра­щать­ся для под­твержде­ния уви­ден­но­го. Я прос­то свер­нул за угол и от­пра­вил­ся вос­во­яси, ог­ля­дыва­ясь вок­руг и пос­те­пен­но вхо­дя в ко­лею обыч­но­го че­лове­чес­ко­го вос­при­ятия.

***


      Се­год­ня ма­лень­кий Са­шень­ка по­шел с ма­мой в до­лину со­бирать тра­ву для вкус­ных аро­мат­ных ча­ев. И по­ка ма­ма со­бира­ет в кор­зинку чу­додей­ствен­ные тра­вы, маль­чик иг­ра­ет с раз­ноцвет­ны­ми ка­меш­ка­ми. Но вот он на­шел на до­рож­ке ка­кую-то ин­те­рес­ную, пос­то­ян­но ме­ня­ющую свой цвет стек­ляшку. Он под­нял ее сво­ей ма­лень­кой пух­лень­кой ру­чон­кой и под­нес к гла­зам, что­бы пос­мотреть че­рез нее на сол­нышко, но тут же от­пря­нул, ис­пу­гав­шись той кар­ти­ны, ко­торую уви­дел че­рез стран­ную стек­ляшку.

      Сол­нышко бы­ло страш­ным — не та­ким, как обыч­но, — а ка­ким-то чу­жим, да­леким и неп­ри­вет­ли­вым. Маль­чик в стра­хе от­нял стек­ло от глаз, и сол­нышко сно­ва ста­ло преж­ним - доб­рым и близ­ким.

      "Ка­кая ин­те­рес­ная злая стек­ляшка!" — по­думал Са­шень­ка и су­нул ее в кар­ма­шек чис­тых наг­ла­жен­ных шор­ти­ков...