Возвращение Карая

Пламя отбрасывало блики на низкий потолок хижины, по углам метались длинные угрюмые тени. За окном бился пронизывающий осенний ветер, и где-то вдали непрестанно рокотал прибой, исступленно бьющийся о берег. За прочными стенами не слышно непогоды, но Радомир знал, что ни одна рыбацкая лодка в этот день не отважилась бы выйти в море. Впрочем, день уже закончился. На поселок быстро опускались ранние сумерки. Где-то тоскливо выла собака, и он поморщился. Этот звук был неприятен. Он сулил что-то недоброе, что пряталось снаружи, нависало, неощутимое и неосязаемое, но от этого не менее скверное.

Стоял сентябрь, и на побережье пришла пора злых ветров, дующих с запада и приносящих унылые затяжные дожди, прерывающиеся свирепыми штормами. Рыба в такую погоду уходит далеко от берега, в открытое море, и достать ее на утлых лодках трудно. Чаще всего улов не стоит порванного паруса и риска пойти ко дну. Осеннее море безжалостно к человеку, и многие вдовы в рыбацких поселках проклинают именно эти месяцы непогоды.

На стене негромко щелкали небольшие бронзовые часы, выполненные в виде лесной совы. Рука мастера придала круглоголовой птице такое сходство с настоящей охотницей на мышей, что казалось: вот-вот сова оживет и повернет свою голову к камину, подслеповато щурясь от света. Он сам сделал их несколько лет назад, томясь от скуки долгими зимними днями, выточил корпус и собрал воедино умный и сложный механизм. Скука… Она была здесь привычным и постоянным делом. В межсезонье, когда непогода разгоняла косяки, ей маялись почти все обитатели поселка. У рыбаков хотя бы было занятие: плести и чинить сети, смолить и латать лодки… А чем занять себя кузнецу, если нет заказов? В бедном селении знали цену каждому ножу, каждому топору и пользовались ими до тех пор, пока не истончалось до прозрачности железо. Работы было не то чтобы мало – ровно столько, чтобы прокормить его и его жену. Но он привык не сидеть без работы и тяготился бездельем. Летом еще выручала охота: Радомир покосился на висящий над столом на выделанной оленьей шкуре арбалет – небольшую изящную машину, тоже сделанную его руками. Не столько ради добычи бродил он по лесам – больше ради избавления от скуки.

Он мог бы сделать сотню таких арбалетов, был бы спрос. Но жители поселка не нуждались в оружии. Кое-где по домам ржавели дедовские клинки и даже пылились длинные пехотные пики – наследие Войны Феодов. Но это было давно, а с тех пор необходимости в оружии как-то не возникало. Если и шли к кузнецу, то с разными мелочами – поправить рыбный котел, давший течь, отковать топор или нож для чистки той же рыбы, изготовить для калитки железные шарнирные петли… Как-то раз он сделал лампу, отличную лампу, питавшуюся черным маслом, и предложил изготовить такие же для каждого поселянина. Но черное масло стоит дорого, чтобы расходовать его для освещения, особенно когда рядом лес, и всегда можно бесплатно набрать смолы для коптящих факелов или наколоть лучины. Заказал такую лампу лишь старшина рыбаков Тиль, да и то больше для того, чтобы похвалиться достатком перед соседями.

- Выдалась же погода… - голос Марты заставил его вздрогнуть: слишком глубоко задумался.

Жена вошла с пустыми ведрами – должно быть кормила скотину. Свиньи в этих краях вели род прямиком от диких кабанов и были поджарыми, злобными пятнистыми тварями, ничуть не похожими на розовых упитанных хрюшек его родины. Зато местные козы славились на все побережье густой длинной шерстью, мягкой и теплой. Скоро уже настанет пора доставать из сундука связанный заботливыми руками жены плотный, пахнущий чем-то уютным и домашним свитер. Придут долгие вьюжные ночи и короткие блеклые дни, полные уныния. Что может быть хуже зимы? Только зима здесь, на краю света.

- Да, сегодня все сидят дома. – ответил Радомир, потягиваясь всем телом. – Только безумец выйдет в море в такой шторм. Не думаю, что среди наших рыбаков такие найдутся.

- Рене Перец собирался, но его Грета так завыла, что он не смог переступить порога. И то сказать, года не прошло, как в такую же погоду утонул Жан-Задира, а уж опытней его здесь надо было поискать… Нужно же ему было пойти ставить сети в сентябрьский шторм!

Как обычно. Женщины всегда в курсе всего, что происходит в поселке. Столяр Вильем подрался с сапожником Марко, у пекаря Толле пропала овца (подозревается Ник- Озорник, к слову, недаром заработавший свое прозвище), а вдова Стэна-Два-Амбара собирается замуж за какого-то заезжего не то моряка, не то бывшего военного. Если прокрасться сейчас в любую из хижин поселка, то можно услышать то же самое, а если повезет – то и о себе узнать что-то новое. Рутина. И скука. Радомир боялся признаться даже самому себе, насколько ему надоело здесь все. Все, включая Марту, хлопотавшую сейчас на кухне, не переставая при этом передавать последние сплетни.

В преддверии что-то загрохотало, раскатилось со страшным шумом. Радомир повернул голову к двери, которая распахнулась. Ввалился Тиль, даже не отряхнув на пороге мокрый плащ из просмоленной парусины. Видимо, непогода и впрямь разбушевалась не на шутку.

- Приветствую! – поднял руку Радомир. – Жена! Принеси гостю чего-нибудь согревающего, видишь, человек промок как…

- После… - прохрипел Тиль, и Радомир умолк на полуслове, уже отчетливо ощущая кожей, что не зря с утра давило предчувствие беды. – К нам прибежал парнишка из Гусиной Гавани. Поселок горит. Приплыли какие-то люди, напали… Говорит – перебили всех. Что же это творится-то, а, кузнец? Мирные же люди, рыбу ловили, как мы…

- Да ты садись вон к огню. – досадливо помотал головой Радомир. – Скажи толком, что за люди, кого перебили? Может, подрались спьяну гусятники, а паренек убежал с перепугу?

- Какое там спьяну… - лицо старшины скривилось. – По всему видать, пираты! Давно их не слыхать было, с той поры как барон Драго устроил им в Скрыне кровавую баню… Видать, объявились, нелюди.

Радомир медленно встал. Кажется, скуке пришел конец. Вот только вовсе не такого развлечения ему хотелось. Совсем не такого.

- Почему именно пираты? Может, соседи хулиганят?

- Да потому! – неожиданно заорал Тиль. – Потому, что они, сволочи, женщин на воротах вешают! Кто еще, кроме них? Морской Хозяин, делать-то что? Ведь сюда пожалуют, это уж как к гадалке не ходи, а я же старшиной над всеми стою… Что же делать, кузнец? Мы же воевать не умеем вовсе, разучились… Что делать?!

- Людей собирай. – спокойно и как-то равнодушно ответил Радомир, и старшина не узнал его голоса. – Скажи, пусть берут все, что есть из оружия: мечи, топоры, вилы… Отбиваться будем.

- Понял… - закивал Тиль и попятился к двери. – А как же ж иначе, конечно, отбиваться, ага…

Радомир уже стоял возле сундука, задумчиво перебирая сложенные сверху зимние полушубки и рукавицы.

На кухне что-то разбилось. Марта. Наверное, надо что-то сказать ей. Наверное. Бедная женщина, она же не знает еще… Двенадцать лет он хранил это в себе. Двенадцать лет, с того дня, как получил из рук воеводы последнее свое жалованье и напутствие никогда больше не возвращаться. Двенадцать лет он старался забыть, как пахнет человеческая кровь и как звучат крики сгорающих заживо людей. Недаром он выбрал этот тихий поселок на берегу моря, совсем непохожий на родной город. Не хотел вспоминать. Но от судьбы не уйдешь. В конце концов, он, Радомир, не виноват. Если сюда придут пираты, они постараются убить и его. Возможно, сожгут дом. Уничтожат то, что создавалось им долгие годы: зыбкое ощущение покоя и уюта. Пусть даже этот покой был до краев переполнен скукой…

Марта шагнула в комнату, держа в руках на длинной рукояти тяжелую чугунную сковороду с печеной рыбой. И едва не выронила ее. Возле стола стоял чужой, почти незнакомый ей человек в старом сером плаще ландскнехта. На шее его висела тонкая серебряная цепочка с каким-то почерневшим от времени медальоном. Ни плащ, ни медальон она ранее не видела. В руках человек, лишь отдаленно напоминавший ее Радомира, держал странное устройство, холодно поблескивающее нержавеющей сталью. Он улыбнулся ей, и от этой улыбки у Марты подкосились ноги.

- Радомир… - прошептала она, прислоняясь к стене.

- Когда-то меня называли иначе… - с непонятной грустью ответил Радомир, подходя ближе и касаясь сухими губами щеки жены. – Но лучше бы это имя больше никогда не звучало под этим небом…

И когда хищный нос пиратской снекки врезался в песок возле привязанных к кольям рыбацких лодок, и весело скалящиеся флибустьеры в стальных кирасах и парусиновых широкополых шляпах начали прыгать через борт, с презрением глядя на сбившихся в кучу рыбаков, вооруженных кто чем, на берег вышел человек в сером плаще. Он сделал несколько шагов наперерез пиратам, не обращая внимания на нацеленные на него широкие лезвия гуф и кривые абордажные палаши. Замерли и незваные пришельцы, рассматривая того, кто осмелился загородить им дорогу. Но, видно, не разглядели его глаз, потому что вожак стаи махнул клинком, командуя атаковать. И тогда навстречу им яростно блеснули сталью коллекторы огнемета. А черное масло, как известно, прожигает плоть до кости…

Когда на берегу стихли последние вопли, когда опало над догорающей снеккой свирепое пламя и потянулся к небу густой белый пар, человек в сером плаще опустил оружие и повернулся к поселку. Его обитатели смотрели на него с нескрываемым ужасом. Никто не решался сдвинуться с места, только слышно было, как простуженно хрипит кто-то в задних рядах. Наконец, словно очнувшись, вперед вышел Тиль – наверное, решил, что старшине бояться как-то не к лицу.

- Как же нам тебя называть теперь, мил человек? – чужим осевшим голосом спросил он огнеметчика.

Тот неожиданно широко улыбнулся и бросил на мокрый песок свое оружие. Песок возмущенно зашипел.

- Вам – можно Радомиром. – ответил Карай.