любовь и трагедия русской жены эмира. Часть 4

ЗОЛОТОЙ КАРАВАН
На другой день после успешных учений Николаев решил отдохнуть. До полудня он не покидал свою постель и читал книгу, которую взял в библиотеке эмира. Две комнаты ему выделили в лучшей гостинице, в которой восточный орнамент сочетался с европейской мебелью. Там останавливались богатые купцы и приезжие дипломаты. В этот день он намеревался устроить у себя маленькую вечеринку с двумя русскими офицерами и купцом, который теперь привозит товары из Турции. Они были приглашены к шести вечера, и потому Николаев решил предаться полному безделью, да и надо было выспаться: обычно такие вечеринки с большим количеством хорошего вина длились до утра.
Николаев читал роман Дюма «Учитель фехтования», когда неожиданно постучались в дверь. «Кто там?» - крикнул полковник. - «Это Хасан, слуга Его величества», - отозвался голос за дверью, и Николаев признал его голос.
- Что еще случилось? - недовольно пробурчал себе под нос полковник и открыл дверь.
- Вас вызывает Его величество и ждет в своем кабинете.
- Передай Его величеству: явлюсь, как только побреюсь.
Через десять минут Николаев в сопровождении своей охраны уже двигался в сторону Арка – дворцовой цитадели. По пути возле соборной мечети собралось множество народу, перед которым выступал какой-то мулла, точнее истерически кричал, призывая людей на защиту священной Бухары от неверных: «О, мусульмане, неужели мы допустим, чтобы эти русские разбойники захватили наш священный город? Конечно, нет и еще раз нет! Один раз наш эмир уже хорошенько дал им под зад, что бежали они до своего Самарканда. И вот опять они поднимают головы против Бухары. Они хотят прийти сюда и осквернить наши мечети. Неужели мы допустим это? Неужели мы позволим, чтобы они грабили наши дома и насиловали наших сестер, жен, дочерей? В дни революции я был в Самарканде и все это видел своими глазами. Неужели мы допустим подобное у себя, в священной Бухаре? Чтобы этого не произошло, есть только один путь: сплотиться вокруг нашего эмира и выполнять все его приказы. Да здравствует наш эмир – наш спаситель! Пусть будут прокляты русские кяфиры! Смерть кяфирам!» При этих словах мулла гневно размахивал кулаками, глаза сверкали.
Частые упоминания о русских заставили полковника остановиться и прислушаться к словам муллы. Вдруг выступающий заметил русского офицера и прервал свою жаркую речь. Он явно растерялся: все-таки этот человек приближенный самого эмира. Полковник тоже глядел на него из-под козырька, нахмурив лоб. Николаев был недоволен: этот малообразованный святоша путает русский народ с большевиками и натравливает народы. Конечно, эта пропагандистская идея исходила от самого полковника, но теперь он пожалел об этом: здешний народ не отличает большевиков от русского народа, который сам страдает от засилья Советов.
Слушавшие муллу люди тоже заметили полковника и устремили свои взгляды на него. «Бейте русского, бейте кяфира!» - вдруг кто-то крикнул из толпы, и некоторые двинулись на Николаева, намереваясь взять его в кольцо, но не успели. Охрана и сам полковник быстро вытащили свои маузеры и направили их на наступающих. «Если не остановятся, стреляйте в воздух», - предупредил своих солдат Николаев. Напуганная толпа остановилась. Всадники воспользовались их замешательством, развернули лошадей и поскакали прочь от этой толпы. И только свернув на тихую улицу, замедлили бег лошадей.
Это происшествие напугало Николаева и оставило в душе тяжелое чувство: лучше быть убитым на поле боя, чем растерзанным толпой фанатиков.
Когда Николаев появился в кабинете эмира, тот сидел в кресле и о чем-то усердно думал, уставившись в персидский ковер под ногами. Алимхан не сразу заметил своего военного советника.
- Ваше величество, вызывал меня? - спросил полковник.
- А-а, Виктор, я жду тебя. Садись, надо кое-что обсудить.
Не успел советник пожать руку эмиру и сесть в кресло, как Алимхан заговорил:
- Виктор, я всецело доверяю тебе и потому буду с тобой весьма откровенен. Час назад я получил очень неприятную весть от своего надежного человека в правительстве большевиков Туркестана. Через неделю в нашу сторону отправят несколько поездов с красноармейцами. Неужели это война?! Я хотел бы знать твое мнение.
- Да, это война. И как только они стянут к нашей границе все силы, двинутся на Бухару. Этого следовало ожидать, но все произошло гораздо раньше, чем мы полагали. Сейчас важно установить численность армии и ее вооружение.
- О Аллах, неужели это конец Бухары? И все это может произойти совсем скоро. Виктор, повтори еще раз: каковы наши шансы?
- Все зависит от того, какие силы они выставят против нас, но, думаю, они располагают достаточными силами, чтобы овладеть Бухарой.
- Что ж, во всем положимся на Аллаха, но я хочу поговорить с тобой о другом. Сейчас в большей степени меня беспокоит судьба казны Бухары. Мне нужно, чтобы ты спрятал золото в горах и составил карту его местонахождения. Без сомнения, об этом деле будут знать всего два-три верных человека. Всю казну вывезти разом невозможно, и потому надо успеть спрятать хотя бы треть, остальное потом. Речь идет примерно о пяти тоннах – это немало. Если исполнишь задуманное, я тебя щедро отблагодарю. Этих денег хватит еще и твоим внукам, если надумаешь обзавестись семьей. А когда мы изгоним из Бухары большевиков, казна вернется на место. Ты согласен помочь мне?
- Я готов взяться за это дело, - не раздумывая, ответил полковник, которому льстило такое исключительное доверие к нему правителя, к тому же дело сулило большие деньги.
Эмир был тронут.
- О, мой старый друг, благодарю тебя, что в столь тяжелые дни ты остаешься рядом. Должно быть, тебе будет интересно знать, почему я выбрал для этого дела имено тебя, а не своих родственников? Скажу, не тая. Во-первых, ты честный офицер. Во-вторых, ты человек не жадный и много денег тебе не нужно - у тебя нет жен и множества детей. Жаль, что такое дело не могу доверить своей родне, и на то имеется серьезная причина. Они могут проболтаться о местонахождении казны, ведь у них у всех не один десяток родственников и каждому надо помочь. Вот тогда люди и начнут таскать золото, пока от него ничего не останется.
- Что я должен сделать и когда? – спросил Николаев.
- В этом деле не все так просто... Тебе придется убрать свидетелей, которые будут сопровождать этот караван. Иначе тайну никак не сохранить. Разумеется, это не значит, что ты сделаешь все своими руками. Для этого у тебя будут помощники, а прикажешь им, когда наступит подходящий момент. Ну что скажешь?
Николаев задумался: он не представлял себя в такой роли и был немного растерян. Нельзя сказать, что ему не доводилось убивать людей, однако то было на войне, и там был враг. И не убей его, убьют тебя. Сейчас - другая ситуация: надо будет устранить невинных людей. Но, с другой стороны, эмир сулит большие деньги и упускать такого случая нельзя, решил Николаев. «Подумаешь, отдам приказ застрелить каких-то не известных мне азиатов. Тем более что сей приказ исходит от эмира – это не мое желание». Размышляя об этом, полковник довольно быстро нашел себе оправдание, чтобы принять предложение эмира. «К тому же, - сказал себе Николаев, - если этого не сделаю я, найдется другой человек. Такова судьба этих несчастных, и тут ничего не поделаешь. Я же не должен упустить такую возможность… Да, есть еще одно оправдание…» - и тут Николаев понял, что таких оправданий можно найти еще с десяток. - «К черту совесть! Мне надо думать только о себе, о Наташе, тем более что эти азиаты буквально недавно были готовы растерзать меня».
- Алимхан, я готов выполнить твое поручение.
- Я догадываюсь, тебе непросто было решиться на такое... Ты думаешь, мне было легко пойти на подобный шаг, тем более это мой народ? Понимаю, что пострадают невинные люди, но я правитель этой страны, и интересы страны для меня превыше всего. Я спасаю не свою казну, а Бухарского эмирата. И эти люди сложат головы во имя своей страны, потому что род человеческий так слаб, что лишь единицы смогут удержаться от соблазна не своровать такое количество золота. Так что пусть тебя не мучает совесть: эти жертвы необходимы для моего народа – не для меня лично. Я не могу рисковать народным добром, иначе Бухара станет нищей.
- Понимаю тебя: ты хочешь сказать, что война без жертв не бывает.
- Вот именно. Да и в мирной жизни иногда приходится жертвовать небольшим количеством людей, чтобы миллионам жилось хорошо. Я рад, что ты понимаешь это и рассуждаешь подобно государственным мужам. Теперь о тонкостях этого дела. Главным человеком в этом золотом караване будешь ты. Твои приказы обязательны для всех, даже для начальника моей охраны Таксынбая, солдаты которого будут сопровождать груз. Задача этого отряда - охранять караван. Твоим помощником я назначил дервиша Даврона. Он мой верный слуга, испытанный в делах человек. Ты должен знать, что Даврон исполнит любой твой приказ. Место захоронения казны подыщет Даврон. В горах Байсуна много пещер, в одной из них спрячете мешки с золотом, и вход завалите камнями. Эту часть работы исполнит сам Даврон, вместе с которым вы составите карту. Вот карта Памирских гор, - сказал эмир и развернул ее на письменном столе.
Эмир и военный советник склонились над столом, и Алимхан очертил карандашом район, куда предстоит направить караван.
- Все ясно. Когда мы должны отправляться? – спросил полковник, оторвавшись от карты.
- Сегодня же, примерно в полночь вы тронетесь в путь. Ни одна живая душа не должна знать о том, что вы везете в караване, иначе на вас нападут и всех перебьют.
- А люди, которые будут сопровождать обоз, должны знать о содержимом груза? – спросил Николаев.
- Ни в коем случае, иначе они могут сговориться между собой и захватить караван.
- Вполне возможно. Я позабочусь об этом.
- Да, я приготовил для тебя одежду - новенький халат и чалму, чтобы ты был похож на купца, хозяина каравана, который идет в Кабул.
Еще около получаса они обсуждали подробности этого путешествия, после чего Николаев спросил:
- А Даврон в курсе этих подробностей?
- Он все знает, я с ним говорил. А теперь пойдем в подвалы казнохранилища и посмотрим, как идет подготовка.
Когда эмир с полковником показались на крыльце парадного входа, их ждала черная карета.
Подземное хранилище находилось недалеко, и вскоре они подъехали к нему в сопровождении конной охраны во главе с Таксынбаем. Выйдя из кареты, полковник удивился: вокруг не было ни одного солдата, хотя прежде здесь нес службу целый отряд. Николаев догадался: их убрали отсюда намеренно, чтобы никто не узнал об отправке золота.
По кирпичной лестнице они стали спускаться вниз к железным воротам. Впереди шел начальник охраны Таксынбай и после стука за дверями раздался голос:
- Кто там?
- Это я, Таксынбай, живо открывай!
Железная дверь со скрипом отворилась, и за нею показались два стражника средних лет. Увидев правителя, они вытянулись в струнку и застыли на месте, пока эмир не прошел мимо.
Внутри большого полутемного помещения со сводчатым потолком было развешано много ламп. Люди в белых штанах и рубахах копошились возле огромных сундуков и тихо переговаривались между собой. Их было человек десять, они наполняли золотом хурджуны и затем складывали посреди казнохранилища. Когда они подносили туда тяжелые сумки, специальный человек прошивал их грубыми нитками и писал на плотной ткани номер. Рядом стоял пожилой учетчик в большой чалме, длинном халате до пола и делал записи в тетради длинным карандашом. За работой этих людей наблюдал Даврон, который ходил по помещению и строгим голосом давал указания: «Торопитесь, потом отдохнете… Хватит разглядывать монеты, они все равно не ваши».
Увидев эмира и полковника, дервиш поспешил к ним навстречу и поклонился, приложив руки к груди.
- Как идут дела, мой верный друг? Успеваете? – спросил эмир и пошел в глубь помещения, чтобы своими глазами взглянуть на происходящее.
- Все делается, как вы велели, - ответил дервиш, следуя рядом с повелителем. - Думаю, к вечеру управимся.
- Это хорошо, хорошо…
Эмир подошел к двум работникам, чьи лица блестели от пота. Они сразу утерли лица рукавами и застыли перед правителем в поклоне. Это были молодые, здоровые дехкане, которых Даврон нанял в одном из кишлаков. Они впервые воочию увидели своего правителя. От волнения и страха у них перехватило дыхание, а усталости будто и вовсе не было.
- Как вам работается, не устаете? – вежливо осведомился эмир.
- Благодарим, Ваше величество, - ответил один из них, едва подняв голову, - разве можно уставать на работе во благо нашего славного эмира!
Второй, чуть моложе, в знак полного согласия, закивал головой.
- Трудитесь усердно, от чистого сердца, вам доверено государственное дело. Это деньги всего Бухарского эмирата. Вы должны гордиться тем, что удостоены такой чести.
- О да, конечно, мы будем молиться за нашего великого эмира…
В это время к эмиру подбежал главный хранитель казны, высокий пожилой человек в ярком цветастом халате и с толстой книгой в руках. Он стал извиняться, что, увлеченный важной работой, не сразу заметил почтенного правителя.
Эмир сразу заговорил о деле, и тот подтвердил, что сам лично ведет строгий контроль: каждый хурджун с золотом взвешивается и записывается в книгу учета. И в подтверждение сказанного раскрыл большую книгу, желая показать цифры. «Не надо, я верю тебе», - сказал Алимхан.
Эмир пошел дальше, наблюдая за тем, как работники загребают руками из потемневшего с годами сундука блестящие монеты и горстями опускают их в хурждуны.
Затем правитель подошел к людям, которые совками выгребали золотой песок из других сундуков и ссыпали его в шелковые мешки.
- А что вы делаете с драгоценными камнями? – спросил эмир у казначея. - Вы их уже упаковали? Там нужен глаз да глаз.
- Еще нет, Ваше величество. Мы ими займемся в последнюю очередь, и я лично буду укладывать их в мешочки. Конечно, это будет сделано в присутствии досточтимого Даврона.
Казначей подвел эмира к нишам в стене. Там на полках стояли железные ларцы с большими замками - их было более десяти.
- Ну-ка, открой один, - приказал эмир и пальцем указал, какой именно.
Казначей снял со стены связку ключей и быстро исполнил повеление эмира. Как только подняли крышку ларца, маленькие алмазные камушки заиграли яркими огнями.
- Не правда ли, восхитительно? – воскликнул эмир, и глаза его заблестели.
Сопровождающие закивали головами в знак согласия.
- Очень красиво смотрится, когда их множество, - эмир взял горсть камней в ладонь и принялся разглядывать. - Жалко, что у нас нет более крупных алмазов. Это мой любимый камень. Даврон, эти камни собственноручно упакуйте вместе с казначеем.
- Будет исполнено, повелитель. Позвольте спросить, что делать с золотой посудой, украшениями, они ведь много места займут? – спросил дервиш.
- Пока не трогайте - их заберем в последнюю очередь. Караван не должен быть большим, иначе охранять будет трудно.
- Понял вас, мой повелитель, - ответил дервиш.
- Я доволен вашей работой, продолжайте так и дальше, а ты, Даврон, проводи нас до ворот.
Уже у выхода из помещения эмир на минуту остановился и предупредил своего верного слугу:
- Даврон, работников не подпускай к ларцам, а то не заметишь, как они проглотят драгоценные камни.
- Мой повелитель, это довольно глупые дехкане, они не додумаются до этого.
- Даврон, ты плохо знаешь людей. Сейчас они только и думают, как что-нибудь спрятать.
- Но они могут и золотой песок проглотить, - заметил Николаев.
- Пусть глотают, разве цену песка можно сравнить с ценой алмаза, рубина. Да и песка много не съешь. Пусть едят, мы от этого не обеднеем.
Когда эмир с Николаевым вышли из подвала, яркие лучи солнечного света резко ударили в глаза, ослепив их на мгновение. Полнота Алимхану не позволяла двигаться быстрее. При этом длинный халат путался под ногами и пришлось придерживать его полу.
По дороге во дворец, покачиваясь в коляске, полковник спросил эмира:
- Алимхан, эти люди могут проболтаться о золотом караване, и те, кто об этом узнает, пойдут за нами следом.
- Об этом я уже позаботился: ни один из них не выйдет оттуда, в том числе и казначей, пока вы не завершите это дело. Вот еще что, ваш караван должен двигаться только ночами, а днем будете отдыхать в безлюдной степи. Всячески обходите кишлаки и пригороды. И еще. Мне думается, перед дорогой тебе надо выспаться и отдохнуть. Для этого уже приготовили специальную комнату, там найдешь все необходимое. Если будет скучно, приходи ко мне в кабинет, сыграем в нарды, шахматы, - улыбнулся эмир.
Тем самым Алимхан довольно деликатно дал понять другу, что даже он не должен покидать дворца. Николаев не обиделся, хотя как человек военный не привык к дворцовым играм. Ему нравились открытые и простые отношения, правда, Азия несколько изменила его нрав, научив быть более терпимым и гибким.
Друзья вернулись в резиденцию, и эмир пригласил советника в свой кабинет сыграть в шахматы, нарды. Отказать правителю было как-то неудобно. В ходе игры они поговорили о политике, о женщинах, вспомнили о годах учебы в кадетском корпусе. Затем Николаев пошел отдыхать в комнату для особо важных гостей, которая находилась в соседнем здании - гостинице.
Охрана Николаева осталась в приемной гостиницы. Толстый служка, одетый по-европейски, был искренне рад, что наконец-то за последние полгода у него появился гость. Он повел Николаева по коридору, при этом постоянно кланяясь. Улыбка не сходила с его лица, словно таким родился.
- Вот ваша комната, мой господин. Если буду нужен, на столике лежит колокольчик, - сказал слуга-толстяк и покорно удалился, чтобы не показаться назойливым - его предупредили, что европейцы этого не любят.
Николаев остановился у порога и стал разглядывать комнату: она была большой и красиво обставленной, точнее это был зал с белым роялем возле камина. Николаев пожалел, что не умеет играть на этом инструменте. Вдоль комнаты располагался широкий диван, напротив - несколько кресел со столиком. На полу – персидские ковры, а над диваном - гобелен с изображением арки «Карусель» в Париже. Была еще одна комната - спальня. Николаев сбросил сапоги на ковер, китель - на кресло и вытянулся на мягком плюшевом диване. Перед длинной дорогой следовало немного поспать, иначе всю ночь придется бороться со сном.
Некоторое время он лежал с закрытыми глазами – сна все не было. Еще час пребывал в раздумье, мысленно представляя, как будет протекать это путешествие. Ничего опасного в этом деле не ожидалось, конечно, если удастся сохранить полную тайну. Поэтому Николаев не испытывал особого волнения – идти на бой с врагом куда страшнее. Вместе с тем не ощущалось и радости, хотя путешествие сулило огромные деньги. Николаева скорее беспокоило завершение этой экспедиции, когда придется убрать свидетелей.
Открыв глаза, он заметил в углу книжный шкаф, в котором красовались книги с золотистыми переплетами. «Что там за книги? Может, есть что-нибудь интересное?» – и полковник поднялся с дивана. На полке среди английских и арабских томов оказалось немало русских. Николаев выбрал о путешествии Миклухо-Маклая в страну папуасов – одно из его любимых произведений. Прочитав эту книгу в юношеские годы, он так загорелся любовью к путешествиям, что самому захотелось совершить нечто подобное. Но осуществить подобное желание не хватило духу: не мог оставить учебу в военном училище, которая нравилась не меньше. В карьере военного тоже достаточно романтики, приключений. «Правильный ли выбор сделал тогда, - не раз спрашивал он у себя в последние годы, - или надо было стать путешественником? Стал бы сейчас знаменитым исследователем неизведанных земель». В ответ Николаев лишь пожал плечами. «Не стоит сожалеть о прожитых годах, прошлое уже не вернешь», - размышлял он с грустью, навеянной ностальгией.
В комнате стало темнеть. Николаев встал на стул и зажег лампу на люстре, а затем и вторую - на столике. Потом уселся за стол и погрузился в чтение, отправившись с Миклухо-Маклаем на острова Новой Гвинеи к папуасам.
Он совсем не заметил, как минули два часа. Книга была прочитана уже наполовину, и казалось, он пребывал в другом мире, пока стук в дверь не заставил его вздрогнуть. И снова полковник очутился в тревожной Бухаре.
Николаев открыл дверь и увидел слугу эмира. Тот поклонился, протянул большой узел и сказал:
- Его величество ждет вас у себя.
- Передайте Его величеству, что сейчас явлюсь.
Николаев поставил узел на стол и развязал его: там был дорогой синий халат, белоснежная чалма и сапоги с изогнутым носом. Полковник переоделся, затем с лампой в руке зашел в спальню и посмотрел на себя в большое зеркало с резными узорами. Вид был нелепым: светлое лицо, рыжие брови все равно выдавали в нем человека христианской веры. «Тут ничего не поделаешь, каков уж есть», - подумал Николаев.
И когда в этом наряде полковник вошел в кабинет эмира, тот не сразу признал советника: «Кто это такой явился, без…», - эмир вдруг рассмеялся, показав белые зубы:
- Все равно из тебя мусульманин не получится, слишком уж белым родился.
- Но ведь встречаются же рыжие таджики, - возразил полковник.
В разговор вступил начальник охраны Таксынбай, который сидел на стуле возле стены:
- Может, господину полковнику брови покрасить хной, и они потемнеют?
- Хорошая мысль, - поддержал эмир, - но тогда надо будет и лицо вымазать сажей, чтобы стал черным.
И Алимхан расхохотался, откинувшись на спинку кресла и поглаживая круглый живот. Шутка эмира понравилась всем.
Быстро успокоившись, эмир принял серьезное лицо и обратился к Николаеву, который уже сидел в кресле:
- Что это я так развеселился – это не к добру. Итак, о нашем караване. Виктор, думаю, нет надобности знакомить тебя с Таксынбаем - его отряд будет охранять твой обоз. Хоть эти гвардейцы - верные люди, но и они не должны знать об истинном грузе. Кроме солдат, караван будут сопровождать погонщики лошадей. Этих людей подбирал Даврон. Это тоже надежные люди, и все же и им не следует знать о содержимом. Даврона я не пригласил на наш совет, потому что он занят погрузкой и не смеет отлучаться.
- Ваше величество, однако солдаты и погонщики Даврона все равно догадаются, что это очень ценный груз, если караван сопровождает личная охрана эмира, да еще груз прячут в пещере, - возразил полковник.
- Пусть догадываются, но ведь о пещере будут знать всего несколько человек. Да и потом кое-кто из свидетелей пожертвуют своими жизнями… Теперь поговорим о положении каждого из вас в этом деле. Руководство караваном будет состоять из двух частей: солдаты в твоем ведении, Таксынбай, а дервиши будут подчиняться Даврону. Вы оба, в свою очередь, будете беспрекословно исполнять приказы военного советника Николаева. В пути именуйте его Одылбеком. За сохранность каравана отвечает полковник, и все его приказы должны выполняться без рассуждения. Таксынбай, ты понял меня?
- Да, Ваше величество, все в вашей воле.
- Вот и хорошо. Вот что еще: если кто-либо попытается сбежать из каравана или вознамерится похитить золото, их расстреливать прилюдно, дабы у других пропала такая охота. Никого не жалеть, ведь речь идет о казне эмирата, бухарского народа. Помните это и берегите казну даже ценой своей жизни. Ваши старания будут очень щедро вознаграждены. А сейчас отправляйтесь в караван-сарай Даврона. Там, должно быть, уже закончились приготовления. Но перед дорогой следует прочитать благодарственную молитву, – и эмир, вознеся ладони перед лицом, стал тихо читать молитву. Остальные последовали его примеру. Для Николаева этот ритуал был лишь данью уважения к другу и его религии. В конце краткой молитвы эмир произнес «Амин» и облегченно вздохнул.
Затем правитель подошел к Николаеву, который уже вытянулся, как подобает офицеру, чуть задрав голову, забыв о своем азиатском одеянии. Эмир слегка улыбнулся, пожал ему руку и посоветовал:
- Виктор, друг мой, запомни, мусульманин должен ходить с чуть склоненной головой, в знак покорности. Величие духа у нас не приветствуется. А теперь в путь. Желаю успешного завершения дела. Я верю в тебя. Скачите в караван-сарай Даврона: золото уже там, его доставили на арбах. Караван уже готов.
После этих слов эмир подошел к Таксынбаю и тоже крепко пожал ему руку:
- Приглядывай за людьми и никому не доверяй. Ты это можешь. В твое отсутствие я позабочусь о твоей семье, а когда вернешься, будешь богатым человеком.
В ответ начальник эмирской гвардии лишь улыбнулся. Он понял намек правителя: до возвращения каравана в Бухару семья Таксынбая, в том числе его отец и мать, будут находиться в руках эмира. Такое решение правителя Таксынбай нашел вполне разумным, ибо будь он на месте эмира, поступил бы таким же образом.
Алимхан проводил гостей до приемной, чего прежде не делал, и вернулся в кабинет. Затем подошел к окну и глянул в темноту, которую пытались осветить керосиновые лампы на длинных тонких ножках вокруг дворца. Возле парадного входа стояли солдаты, ожидавшие Николаева и Таксынбая, и когда те появились, все вместе ускакали. Осталась лишь стража дворца. «Хорошо, что ночь выдалась темной – значит, Аллах на нашей стороне», - подумалось эмиру.
Когда всадники скрылись во мраке, Алимхан погрузился в кресло и тяжело вздохнул: «О Всевышний, не оставь меня в столь трудные дни, вся надежда только на тебя».
Двигаясь верхом по дворцовой части города, Николаев заметил: вокруг выключены все лампы и даже стражников не видно. Видимо, подумал он, это сделано намеренно, чтобы никто не видел сцену вывоза казны. Проезжая мимо дома Натальи, в ее спальне заметил огонек. «Если она не спит, должно быть, читает какую-нибудь увлекательную книгу». В эту минуту Виктору ужасно захотелось увидеться с нею, обнять и поцеловать любимую перед дорогой. Кто знает, чем закончится это путешествие, если сопровождающие люди узнают об истинной цене груза. И тогда не каждый устоит перед соблазном завладеть горой сверкающего золота. В такие моменты перестает слушаться разум, и даже самые тихие люди совершают невероятные злодейства.
Как только верные люди эмира покинули Арк и оказались за его воротами, их встретили солдаты Таксынбая, которые дожидались своего командира. Все вместе они поскакали по пустому городу. Кругом стояла невероятная тишина и лишь временами встречались ночные сторожа, которые ходили по кварталам и громко оповещали горожан: «Люди Бухары, спите спокойно! Люди Бухары, в городе все спокойно». Увидав отряд военных, сторожа прижимались к стенам домов и испуганно кланялись.
Когда всадники подъехали к караван-сараю Даврона, ворота оказались запертыми. Но их сразу распахнули, и появился сам Даврон.
Двор был полон лошадей, на спинах которых были перекинуты полные хурджуны.
- Сколько их? – спросил Николаев.
- Девяносто один, - ответил дервиш.
- А где твои люди?
- Они в келье, молятся перед дорогой. Но они готовы и ждут моего приказа.
- Тогда в путь, выводите караван.
- Слушаюсь, господин Одылбек, - поклонился Николаеву глава дервишей и зашагал к келье. Там объявил своим людям об отправке. Один дервиш и четыре погонщика в круглых тюбетейках прервали молитвы и поднялись с места.
Погонщики лошадей вышли во двор. Каждый уже знал свое место в караване. Они принялись выводить животных на пустырь, выстраивая их один за другим. Караван растянулся на сто с лишним аршинов. Во главе его встали Одылбек и Даврон с помощником, а погонщики должны были следить за строем каравана. Солдаты же расположились вдоль череды лошадей, и длинный ряд замыкал Таксынбай со своими подручными. В таком порядке они покинули город через Каршинские ворота.
За высокими городскими стенами сразу началась степь, покрытая мглой.
Даврон хорошо знал дорогу через большую степь к горам Памира и потому повел караван уверенно.

ПЕРВАЯ ЖЕРТВА
Огромная каршинская степь заняла у путешественников десять дней пути, пока шли к горам.
Все это время караван двигался ночами, чтобы не привлекать внимания пастухов или дехкан, которые ездили на своих арбах на близлежащие городские базары. К тому же ночная степь была куда приятней, чем дневной зной с палящим солнцем. Зато днем приходилось отсыпаться прямо в степи, среди высохших кустов верблюжьей колючки, где бегали ящерицы, а иногда проползали змеи - кобра или гюрза. Чтобы палящие лучи солнца не лишили солдат последних сил и крепкого сна, Николаев велел натянуть над спящими шатры. А дежурившие солдаты ходили вдоль лежавших на земле лошадей и поглядывали по сторонам.
Как-то в полдень, после дежурства, один солдат вернулся под навес к спящим товарищам. Положив под голову походный мешок, он прилег на песок рядом с другими. Едва начал засыпать, как вдруг за спиной послышалось шипение. Сон тотчас пропал. Солдат резко обернулся и совсем рядом увидел кобру. Напуганная резким движением человека, змея мгновенно вытянулась, подобно свечке, готовая броситься на солдата в любую минуту. От страха тот закричал и замахнулся на нее рукой. И тут кобра сделала молниеносный бросок на обидчика и укусила его в руку. Затем спешно поползла в сторону кустов, оставляя на песке волнистый след.
Обезумев от страха, солдат принялся бегать по степи между шатрами, крича во все горло: «Меня укусила змея, меня укусила кобра! Спасите меня, я умираю…».
Одылбек не спал: купец сидел под навесом, заложив под себя ноги, и приглядывал за дежурными солдатами и поварами, пока Таксынбай и Даврон отсыпались. Услышав крики, Одылбек мгновенно вскочил, но ничего не мог понять, потому что бегающий солдат произносил слова очень быстро и невнятно – он словно обезумел.
От ужасного крика все стали просыпаться. Напуганные шумом солдаты и погонщики, еще не успевшие отойти ото сна, вышли из шатров и принялись смотреть на безумца. Но самым удивительным для них было то, что за тем солдатом погнался купец Одылбек, пытаясь схватить. Когда это удалось, Одылбек повалил его и придавил коленом к земле. Молодой солдат продолжал плакать.
Все кинулись к ним, образовав круг. Одылбек же грозно крикнул: «Глупец, не двигайся, не двигайся, иначе помрешь! Я тебе помогу». Солдат поверил ему и уже не пытался вырваться, а лишь испуганно таращился на сослуживцев.
Одылбек принялся разглядывать место укуса. Змея оставила две глубокие ранки чуть выше запястья, откуда сочились струйки крови. После осмотра купец быстро скинул свой халат и порвал на себе рубаху. Затем крепко перевязал лоскутом руку ужаленного выше локтя, чтобы остановить приток крови к месту укуса. Солдат же продолжал стонать: «Помогите мне, спасите, у меня трое малых детей, что будет с ними?»
- Быстро принесите воду, - крикнул Одылбек, и сразу несколько человек кинулись к котлу, где варилась еда.
Пока несли воду, солдаты и погонщики с интересом разглядывали этого странного купца, который до этого держался в стороне и общался только с их командиром и дервишем Давроном. Некоторые солдаты разглядели в нем христианина, другие - памирского таджика. Третьи приняли его за турецкого купца - те тоже мусульмане и среди них встречаются светловолосые. Но при этом все были уверены, что он близкий человек эмира, если повелевает даже Таксынбаем.
Как только принесли воду, Одылбек смыл кровь с несчастного, затем поднес губы к месту укуса. Тогда Таксынбай остановил его:
- О, почтенный Одылбек, что вы делаете?
- Надо срочно высосать кровь вместе с ядом. Только так можно его спасти.
- Не смейте этого делать! За вашу жизнь я отвечаю перед эмиром. Это неразумно - вы можете погубить себя.
- Я постараюсь быстро сплюнуть отравленную кровь.
- Пусть это сделает другой. Кто близкий друг у этого солдата? - спросил начальник отряда.
Никто не отозвался. Тогда Таксынбай повторил свой вопрос, пристыдив своих людей: «Какие же после этого вы гвардейцы!». После таких слов вперед вышел пожилой солдат и сказал:
- Мне как-то доводилось высасывать яд из ноги своего брата, и я готов сделать это снова.
Однако купец предупредил его:
- Если у тебя есть какая-нибудь ранка во рту, то не делай этого, ибо яд через нее может попасть в кровь, тогда сам погибнешь.
- У меня все чисто.
Гвардеец опустился на колени рядом с купцом, затем склонился над рукой ужаленного солдата и стал высасывать кровь. Одылбек крикнул ему: «Быстро выплюнь и сполосни рот водой», - и поднес ему кружку. Тот так и сделал и потом еще дважды прикладывал губы к месту укуса. Но несчастный продолжал стонать со словами: «Я умираю, я умираю». И в самом деле, лицо солдата покрылось потом, его стало трясти.
- Это не поможет, он все равно умрет, - уверенно произнес подошедший Даврон и склонился над ужаленным. - Я знаю, что надобно делать в таких случаях. Ну-ка, расступитесь! Да, и закройте глаза этому солдату.
Даврон положил руку больного на землю и вытянул в сторону. Все догадались: сейчас ему будет нестерпимо больно. Дервиш выхватил из ножен саблю и резким взмахом отрубил солдату полруки. Тот успел лишь вскрикнуть, как голова его повисла, он лишился чувств или вовсе умер. Никто не ожидал такого, и все с растерянными лицами уставились на Даврона. Однако дервиш остался равнодушен к случившемуся.
- Кажется, он умер, - тихо произнес кто-то.
- От такого не умирают, - успокоил Даврон. – Он просто лишился чувств. Только это может спасти несчастного.
Молодые солдаты отвернулись от столь неприятного зрелища: им еще не доводилось воевать, и они не видели разорванных тел. На месте среза руки обильно вытекала кровь.
Даврон приказал срочно принести масло. Кто-то побежал в сторону котла и так же быстро вернулся с посудой. Дервиш взял с земли горсть песка и высыпал его в масло. Затем все перемешал. Получилась желтая каша, которую он приложил к ране. В завершении снял с пояса кусок материи и плотно обмотал отрубленную руку, чтобы остановить кровь.
- А теперь давайте помолимся за нашего брата, - предложил Даврон, и все опустились на колени. И дервиш затянул молитву своим мелодичным голосом.
После этого оставалось только ждать. Одылбек накрыл больного своим халатом. Остальные вернулись к своим шатрам, и прежде чем лечь, внимательно осмотрели ближайшие кусты, а некоторые вовсе срезали их саблями, очищая опасные места. У многих пропал сон, и они просто лежали, предаваясь мечтам и воспоминаниям о доме. Некоторые стали тихо перешептываться между собой:
- Жалко Турсуна, – сказал один.
- Да, не повезло бедняге, – согласился другой.
- Теперь, если даже останется в живых, кому он нужен, безрукий мужчина? Ни один богач не пожелает взять его на службу.
- Да и в хозяйстве не будет от него особого толка. Остается ему одно: открыть на базаре свою лавку.
- Для таких дел надобно немалых денег.
- Знаешь, меня очень удивил этот светлолицый купец Одылбек. Он какой-то странный: вроде из наших и вроде - не наш. Он сильно походит на христианина или памирского таджика.
- Это русский человек, я как-то видел его, но тогда на нем была одежда русских военных. Он живет в самой богатой гостинице, должно быть, очень важный человек.
- Ты прав. И здесь он главный, даже наш Таксынбай слушается его. Значит, он еще занимается и торговыми делами. Говорят, это его товар.
- А он молодец, истинный мужчина, хотя не наш человек. Ты видел, как он кинулся спасать нашего брата. Интересно знать, что за груз мы везем в Афганистан? Может, это золото? Хурджуны небольшие, но тяжелые.
- Вряд ли, откуда у этого чужака может быть золото? Столько богатства нет даже у нашего эмира.
- Да, верно. Тогда, возможно, это товар самого эмира, а он лишь должен доставить его.
- Такого не может быть. Сам подумай, кто столько золота доверит какому-то русскому, разве у эмира нет родни, преданных министров и генералов? А вдруг этот русский возьмет да сбежит с таким сокровищем?
- Согласен с тобой, ты говоришь разумные слова. Если эти товары военного человека, то это может быть как-то связано с войной. Значит, в хурджунах находятся порох, дробь, патроны и всякое такое.
- Разумно мыслишь. Они не хотят, чтобы мы прознали их тайну, ведь все говорят, что скоро может начаться война с русскими. Эти кяфиры уже захватили Карши, а эмир почему-то молчит. Неужели они такие сильные, что даже наш великий правитель страшится их?
- Одного не разумею: если русские - наши враги, то почему эмир держит возле себя этого русского? Сказывают, в Бухаре есть еще и другие русские, они учат наших солдат. Ничего не пойму.
- Об этом я думаю так: эти русские ненавидят тех русских, которых теперь называют Советами. Говорят, они настолько опасные, что даже убили своего «белого» царя и захватили власть в свои руки.
- Плохое дело политика. Какая-то неразбериха. Лучше держаться от него в стороне. Пусть этот русский везет что хочет, наше дело стеречь караван и не задавать лишних вопросов.
- Согласен с тобой. Давай лучше постараемся заснуть. Нам надобно немного отдохнуть.
Николаев тоже не мог заснуть, хотя сама жара клонила ко сну. Он лежал под навесом на горячем песке, в стороне от других солдат. Полковник вынужден был вести себя так, ибо он являлся здесь главным, и все должны это почувствовать. В Азии так принято. Если в своем поведении Одылбек будет им ровня, то подчиненные перестанут слушаться и могут взбунтоваться. Даже в случае со змеей он не должен был спасать укушенного солдата, подвергая себя опасности. Но полковник не смог удержаться: в русской армии иные традиции.
Николаев уже перестал думать о случившемся, и теперь все мысли были посвящены любимой женщине и тому, как сложится их дальнейшая жизнь. И виделось оно ему таким. Они поселятся в одном из городов Европы, где имеется русское население, а потом построят настоящую усадьбу и будут спокойно жить. Может статься, со временем Наталья родит и второго. Однако с этим делом следовало быть осторожнее, ведь растить детей - очень хлопотное дело. С такими мыслями Николаев начал было засыпать, как вспомнил про раненого солдата: жив ли он, уже больше часа прошло, надо поглядеть.
Одылбек склонился над солдатом и легонько потряс его за плечо. Тот еще пребывал в беспамятстве и не шевелился. «Неужто помер?» - мелькнуло у купца в голове. Тогда он пошел к котлу, принес оттуда бурдюк воды и полил на лицо солдата. Между тем к нему подошел Таксынбай и молча наблюдал за его действиями. Через минуту раненый открыл глаза. На лице полковника появилась легкая улыбка.
- Воды хочешь? - спросил купец.
Но солдат не ответил, судя по всему был крайне слаб. Но стоило поднести к его губам пиалку, как сделал несколько глотков и тут же застонал. Одылбек взглянул на его больную руку: вся повязка пропиталась кровью и приняла багровый цвет. Местами тряпка уже подсохла, и кровь перестала сочиться. Появилась надежда на выздоровление.
- Мужайся и терпи, ты будешь жить, - сказал Одылбек и пошел спать.
Таксынбай же еще немного постоял возле больного, затем с недовольным видом сплюнул в сторону и тоже ушел. А солдат между тем продолжал стонать, да так, что люди начали просыпаться.
Полковник проснулся к вечеру. Когда поднял голову, солдаты уже были на ногах и крутились возле котла в ожидании сытного обеда – на этот раз приготовили шурпу. Вдруг полковник заметил возле головы свой бережно сложенный халат, которым до того был накрыт раненый солдат. Затем глянул туда, где лежал больной, но того не оказалось на месте. Николаев изумился: неужели тот так быстро оправился и уже где-то ходит?
Надев халат и чалму, Одылбек подозвал к себе солдата, который прислуживал и охранял его. Тот уже знал, что требуется в таких случаях купцу, быстро принес бурдюк воды и стал поливать ему на голову. Затем полковник велел позвать Таксынбая, который находился где-то среди солдат.
Командир охраны явился бодрым, в распахнутом халате и сразу склонил голову перед купцом:
- Почтенный Одылбек, говорят, вы меня вызывали?
- Как обстановка? - спросил полковник. - Почему с обедом опаздываете? Скоро будет темнеть и надо трогаться в путь, а еда еще не готова…
- Мясо оказалось жестким и никак не сварится.
- Впредь такие кушанья начинайте готовить пораньше. А где тот ужаленный солдат, что-то я не вижу его?
- Бедняга умер: много крови из него вытекло. Да хранит его душу милостивый Аллах. Амин! Мы уже похоронили его.
- Ладно. Какова обстановка в стане? О чем говорят солдаты? Они догадываются о грузе?
- Нет. Через своего человека я им подбросил вашу мысль, что мы везем порох, патроны и потому такая усиленная охрана. Вроде поверили и успокоились. А вот с погонщиками никак не получается, они не хотят раскрывать душу. Все больше говорят о жизни, о ценах на базаре. Похоже на то, им совсем неинтересно, что в этом караване.
- Если это именно так, то хорошо. Еще вопрос: люди довольны едой?
- Таких разговоров не было. Да и как можно быть недовольными, если каждый день получают большие куски баранины, говядины. Такого у них дома не бывает.
Был седьмой день пути. Караван еще двигался по степи, а между тем уже были видны горы. По обыкновению в дневное время все отсыпались под шатрами. В тот день Николаев проснулся, как обычно, ближе к вечеру. И стоило поднять ему голову, в глаза бросилась надпись на песке: «Турсуну дали яд. Это сделал Таксынбай». Прочитав это, полковник глянул по сторонам. Рядом никого, лишь небольшая группа людей сидела возле повара и о чем-то болтали, громко смеясь. Остальные только начинали просыпаться, и по одному выползали из-под навеса. Должно быть, сейчас этот человек наблюдает за ним из укрытия. Николаев поднялся на ноги и стер написанное сапогом. Подумал: «Это мог сделать только человек, который дружил с Турсуном, и он надеется, что я накажу убийцу. Нетрудно догадаться, зачем Таксынбай избавился от тяжелобольного: ему не нужна такая обуза». Однако Николаев не собирался вмешиваться в такие дела, не желая портить отношения с начальником охраны, хотя в душе осуждал его поступок. Полковник никогда не бросал своих солдат и боролся за их жизни до конца, каким бы тяжелым ни оказалось ранение. И тут Николаева обожгла страшная мысль: «Значит, у Таксынбая имеется яд. А вдруг в какой-то момент он решит и меня отравить? Может, такой приказ отдал ему эмир, когда я окажусь ненужным, то есть стану лишним свидетелем захоронения золота? Нет, это невозможно, хотя кто знает. На Востоке люди говорят одно, а делают совсем другое».
Перед отправкой каравана полковник обедал под шатром, сидя на песке и держа чашку с большим куском мяса. В это время к Одылбеку подошел командир охраны с большой костью в руке, при этом откусывая от нее жирные куски. Он присел рядом, заложив под себя ноги.
- Что нового, командир? – спросил Одылбек.
- Один из погонщиков усердно интересуется грузом и считает, что в наших хурджунах золото. Он даже пощупал некоторые мешки. Не по душе мне это: как бы он не подговорил других на захват каравана. Если бы это оказался мой человек, я знал бы, как поступить с ним, но это человек Даврона.
- Об этом ты известил дервиша?
- Да. Он сказал мне, что сам будет приглядывать за ним. Почтенный Одылбек, что если этот погонщик разнесет весть о золоте и подговорит людей? Разве мы можем ждать? Впрочем, если вы прикажете убрать погонщика, я исполню это. Вы здесь главный.
Полковник перестал кушать, задумался и положил чашку на песок. Таксынбай же продолжал откусывать куски мяса.
- Пока ничего страшного не случилось и пусть все остается как есть. Если же мы убьем погонщика, то остальные будут говорить, что его убили из-за того, что он знал, что в мешках золото. Тогда они поверят этому. Да и не стоит портить отношения с Давроном: вдруг ему это не понравится и начнет подстрекать своих людей, хотя эмир очень верит ему. Одним словом, нам не следует ссориться, а для этого не должно быть лишних разговоров. Все люди должны спокойно делать свое дело. И без моего дозволения ничего не совершать, даже тебе, командиру охраны. Да, кстати, почему ты отравил Турсуна?
Таксынбай так поразился, что кость с мясом застыла возле его рта. Он не смог скрыть удивления. Своим вопросом Николаев дал понять, что и он имеет своих соглядатаев в караване и не стоит затевать против него козни, если такие намерения имеются.
- Этот бедняга, - начал командир охраны, - для нашего каравана был обузой. Все равно он был близок к тому, чтобы отдать богу душу. Я лишь облегчил его мучения.
Полковник ничего не ответил.