Имя для музы

— Ну, что делать будем? – немного развязно спрашивает она. Сегодня на ней элегантное чёрное платье, чулки в мелкую сетку и высокие каблуки.
— Может, покурим? – робко предлагаю я.
 Она забавно шмыгает носом.
— Давай... покурим. У тебя огонь близко?
 Курит она гораздо изящней и эротичней, чем я. Я даже немного завидую. Мысленно одёргиваю себя: какая может быть зависть, о чём я? Мы неторопливо затягиваемся, лениво разглядываем друг друга, встречаемся глазами... думая, кажется, об одном.

***
 Я была маленькой девочкой, когда она впервые пришла ко мне.
 Её светлые (как у меня) локончики ниспадали до талии (мне не чета), охваченной шёлковым пояском. Одета она была в подобие греческой туники. Такая вся розовая, пухленькая, прямо купидончик.
— Значит, это ты мне досталась? – вздохнула она с забавной на детском лице обреченностью.
 Я угрюмо покосилась на неё. Бывают же девчонки-задаваки! Ты слова не успеешь сказать, а тебя уже опустят ниже плинтуса. Я тогда не умела отвечать колкостью на колкость и обычно, натужно сопя, отворачивалась.
— Ну ничего, поработаем. Я ещё сделаю из тебя человека.
 Я уставилась на неё с недоумением. Карапуз лет шести снисходительно слушает такие обещания, если они исходят от взрослого... но никак не от такого же карапуза.
— Ты это... пробуй пока без меня... Дел, знаешь ли, много. Бежать мне надо. Мысленно с тобой! – она послала мне издевательский воздушный поцелуйчик и умчалась. Дела?!
 Дальше потекли бесконечные дни рождения, юбилеи, прочие праздники, для которых я строчила свои корявенькие, переполненные шаблонами поздравления виновникам торжеств. Предки нарадоваться не могли. А папа особенно – ещё бы, его наследственность!

 В другой раз она почтила меня своим присутствием лет в девять... Груди, как и у меня, у неё, разумеется, ещё не было. Зато туника была суперкороткой и открывала длинные худенькие ноги в колготках телесного цвета, которых я ещё не носила, и туфлях на высоких каблуках... которые были ей размера на три велики, поэтому она смешно возила ногами по полу при ходьбе. А ещё у неё были губы накрашены ярко-розовой помадой... Почти Лолита, блин.
 Заметив мой явно насмешливый изучающий взгляд, она заявила:
— А как я должна выглядеть, если ты учишься целоваться на подруге, тайком посматриваешь эротику, и сочиняется тебе такая любовная дурь?
Я закатила глаза и опять ничего не сказала.
— Я, между прочим, за твоё «творчество» нагоняй получила от начальства. Вот дураки, правда? По-моему, неплохо выходит, а?
 Она тогда тоже мало смыслила в литературе. Нет, я, конечно, была начитанным ребёнком, но словом владела погано.

 Потом она посещала меня, нарядившись в кожаные лоскуточки а-ля Зена, королева воинов, и прицепив к себе кинжалы в самых ненужных местах. Волосы она плела в косы и стягивала лоб ремешком. Как ни странно, она начинала мне нравиться, потому что была такой же непутёвой, как я, только беспечнее. Теперь я уже с удовольствием наблюдала, как она вприпрыжку носится по комнате, издавая воинственные кличи и неумело размахивая кинжалом. Пародия на героинь моего фэнтези.

 Когда мне было четырнадцать с половиной лет, она неожиданно подкралась в коридоре лицея и дала мне пинка. Я вытаращилась на лохматую мелированную девицу в драных джинсах, с красной помадой и ярко-синими ногтями.
— Что это с тобой?! – это был первый раз, когда я сама обратилась  к ней.
— Переходный возраст у меня, не видишь? – мрачно ответила она, поглядывая на меня со злобой. – Ну почему тебя всё время надо подталкивать?
— Не поняла? – я изобразила оскорблённое недоумение.
— К тебе подруга зачем сейчас подходила? О чём просила?
— Стихи она коллекционирует... ровесников... И для школьной газеты…
— Почему она уже что-то там калякает, а ты ещё нет??
— А-а-а, — я расплылась в ехидно-понимающей улыбке. – Это тебя надо подталкивать, а не меня. Что, коллега опередила?
 Она в ярости сплюнула и ушла.
 Отсутствовала она недолго, потому что я была влюблена. И это стало поводом её вечных насмешек и язвительных замечаний. Это не мешало мне думать, что моя любовь возвышенна и прекрасна. Самой хочется сплюнуть.
 Она стебалась над каждой моей влюблённостью. Но это не мешало ей подсовывать мне сопливые строчки, которые она сама находила вполне достойными. Одевалась она всё откровенней: глубокие декольте, прозрачные блузки, короткие юбочки, яркий макияж... Я смотрела и только вздыхала. Мне такое и не по фигуре, и не по стилю, и не по характеру.
 Теперь она почти не покидала меня. Только в промежутках между моими влюблённостями она была вялой и сонной.

 К моменту моего поступления на филфак она стала достаточно умной, эрудированной, со словом играла уже гораздо легче. Она начала носить очки – чисто выпендриваясь, сделала классическую стрижку лесенкой, упорно курила тонкие сигаретки, которые я издевательски называю зубочистками. Она же моё курево называла брёвнами. Ну кто бы сомневался!
 Очки, между прочим, шли ей больше, чем мне. Они даже придавали ей некий шарм, особенно в сочетании с деловыми костюмами... впрочем, достаточно сексуальными. Меня же очки делают просто ботаником. И не спасут ни сигареты, ни макияж.
На самом деле она только делала вид, что смеётся над моими любовными муками. Я знаю, она за меня переживала. Мы даже по-своему полюбили друг друга. Ещё бы, за столько-то лет!

 Однажды она заявилась затянутая в чёрную кожу, в тяжёлых ботинках и... с короткими чёрными волосами.
— Да ты чё, офигела??? – завопила я.
— Не жалей волос — не твои, — ухмыльнулась она.
— А почему такой вид?
— А ты не догадываешься?
— Уж не имеешь ли ты в виду, что я хочу стать такой?
— Ещё как хочешь. Но нескоро станешь.
 Она была права. Я хотела. Стану ли?
 С этого момента она посещала меня неравномерно. Иногда пропадала месяцами. А потом я полюбила... Не влюбилась, а именно полюбила. Взаимно. Впервые. Она перестала меня подкалывать, а исправно занималась своей работой. Правда, через какое-то время опять начала пропадать. На эту тему я сделала заметку в литературном дневнике:

«Как я когда-то писала,

Всплывают в сознании множества слов,
И внутренней болью пронизаны строки.
Счастливые люди не пишут стихов,
И тем, кто вдвоём, не понять одиноких...

Или, как у Елены Белкиной в книге "Жизнь в розовом цвете",

— Истощает любовь, вот что!
— Я читала, наоборот. Вдохновляет.
— Враки! Увлечение, влюблённость, желание — всё, что угодно, только не любовь! А любовь истощает! Я же не истощения, а пресыщения хотя бы хочу. Понимаешь! Художник должен пресыщением плоти освободить дух — и тогда он творит! Я за два месяца ни одной путной картины не написал.

А я за три — ни одного путного стихотворения. Мелькают в голове обрывки фраз, но в целые стихотворения никак не складываются. И с прозой застопорилось. Ничего нет в голове, кроме любви. Истощает она, сука!»

Когда он ушёл, она страдала вместе со мной. Когда он вернулся, она радовалась вместе со мной. Она давно стала мне роднее всех.

***
 Недавно она помахала мне на улице. Я шла к любимому, поэтому она не стала подходить ближе, только подмигнула. В принципе, мне и этого было достаточно. Я знала, что она скоро меня навестит. И я была права.
— Ну, что делать будем? – немного развязно спрашивает она. Сегодня на ней элегантное чёрное платье, чулки в мелкую сетку и высокие каблуки.
— Может, покурим? – робко предлагаю я.
 Она забавно шмыгает носом.
— Давай... покурим. У тебя огонь близко?
 Курит она гораздо изящней и эротичней, чем я. Я даже немного завидую. Мысленно одёргиваю себя: какая может быть зависть, о чём я? Мы неторопливо затягиваемся, лениво разглядываем друг друга, встречаемся глазами... думая, кажется, об одном. Вспоминая все детали нашего общения. Прикидывая, что на этот раз будем творить.
— Муза? – говорю вдруг я между затяжками. – А как тебя зовут?
 Я думала, она поперхнётся дымом. Она же просто делает паузу, прежде чем выдохнуть.  И лениво произносит:
— Мы уже лет пятнадцать знакомы, а ты только сейчас интересуешься?
— Меня просто только сейчас осенило, что Муза – не имя. Вас же сотни! Тысячи! Не номерами же вы различаетесь!
— Раньше ты называла меня Музой и не парилась.
— Ты ж для меня была единственной...
— Что значит, была?! – вопит она. – Ты мне с другой изменила?!
— Да нет же! – я смеюсь, а она только больше бесится. – Просто стало интересно, есть ли у тебя своё, особое имя.
— Нету, — флегматично выдаёт она вперемешку с клубами дыма.
— Как?!
— Имя мне должна дать ты.
 Я мысленно перевариваю это известие.
— Ну и как мне тебя назвать?
 Она хохочет:
— Зная тебя, я могу представить себе какое-нибудь пафосное имечко, типа Сандрина или ещё что-нибудь такое бредовое.
— Чего?! Почему Сандрина?
— Гибрид трёх имен. Не догадываешься?
 Конечно, догадываюсь. Ведь мы с ней одинаково думаем. Александра, Андрей, Екатерина. Мои вдохновители.
— Короче, не надо мне имени, называй просто Музой, а то придумаешь какую-нибудь жесть, как в твоём фэнтези.
— Ты что-то имеешь против имён в моём фэнтези?!
 Она насмешливо подмигивает мне, тушит сигарету и зажигает новую.
— Куряга, — говорю я.
— На себя посмотри, — отзывается она.
— Может, так тебя и назвать?
— Зачем меня называть, если я постоянно меняюсь?
— Кстати, нафига ты постоянно меняешься?
— Спросила! А кого я отражаю?
— Разве я такая?!
 Она страдальчески вздыхает.
— Я отражаю то, что у тебя внутри происходит. Иногда там такая каша, что я похожа чёрт знает, на что.
 Пару минут я молчу.
— Ладно. Я ещё подумаю над твоим именем, не отвертишься.
— Ага. Короче, я пошла, из тебя сегодня ничего путного не вытянешь.
 Встаёт и идёт к двери. Зачем ей дверь, спрашивается...
— Муза! – окликаю я.
 Она поворачивается с немного грустной улыбкой.
— То, что у меня внутри происходит?! А как же... Неужели...
— Да.
 Я остаюсь в одиночестве. Тупо смотрю в пространство. Как назвать музу, которая отражает мой внутренний мир? Зажигаю третью сигарету. Как назвать музу, чтобы имя вместило весь её характер? Глубоко, жадно затягиваюсь. Как назвать музу, которая влюблена в моего парня???

7—10 января 2009