Один день

                И назвал Бог свет днем, а тьму ночью.
                И был вечер, и было утро: день один.
                /Быт. 1:5/

     Дорога, и поле, и лес, чернеющий на его краю. И воздух, густой, набухающий влагой. И тяжелое небо, начинающее сочиться редкими каплями холодного дождя. И ветер, рвущий, держащиеся из последних сил пожелтевшие листья с деревьев. Это осень, и это маленький поселок, в котором живет девятилетняя Вера.
     И есть еще дорога домой, через станцию, по которой она ходит из школы. Дорога, которая идет по краю посёлка, где с одной стороны дома, с другой поле. Сейчас оно бурое, трава на нем пожухла, от холода и избытка влаги. Посередине того поля растет сосна, и она тоже бурая, пожухлая и, уставшая. Вера, когда проходит мимо, всегда смотрит на эту сосну. Давно-давно ей зачем-то спилили макушку, которой тянулась она к солнцу. И теперь, изувеченная, она не знала, наверное, где оно. И росла, поэтому очень неряшливо, раскидав как попало в разные стороны распухшие, кривые ветки. А ствол её. В струпьях черной коры, постоянно грызли какие-нибудь жуки, и из этих ран стекала и капала на землю вязкая смола.  «Наверное, она очень и очень старая» – думала Вера, проходя мимо.  И ей становилось грустно.
     Вера жила на соседней улице, в маленьком домике, вместе с мамой. Но мамы сейчас не было дома, потому что она работала в городе и приезжала только вечером – на восьмичасовой электричке, каждый день, кроме выходных. В выходные мама весь день была дома. Но дома тоже было много работы, всегда. И она едва-едва успевала её всю переделать: «Для того и выходные,  чтобы в доме прибраться, да постирать, да сготовить на неделю» -- говорила мама. И это еще зимой. А весной. Весной начинался огород: «Без огорода в наше время не проживешь». И летом, и самой ранней осенью: «Рук на все не хватает».
     И у Веры были свои обязанности. Перво-наперво нужно придя со школы, растопить печку, не то дом может вымерзнуть, а маме вечером топить некогда. Потом ещё нужно подогреть себе обед, покушать и садиться за уроки. До вечера. Вечером приезжала мама и шла за водой на колонку, готовила ужин и они ужинали. Затем мама говорила:
-- Ты  пока  поиграй. – А сама начинала мыть посуду.
Обычно тогда, Вера включала телевизор и смотрела то, что показывали: новости, кино или еще что-нибудь, пока мама с кухни ни говорила:
-- Вера, уже одиннадцатый час, ложись скорее спать.
Вера ложилась спать, а мама продолжала и продолжала чего-то делать.
     Но сегодня особый день, пускай дождь, он все равно не сможет испортить ей настроение. Сегодня Вера придумала сама сделать всю-всю мамину работу, чтобы ей нечем было заняться. И тогда они сядут вечером рядом. Включат ту красивую настольную лампу. И будут разговаривать. И вера расскажет тогда; что у Коли есть хомячок и он приносил его вчера в школу – «Такой забавный! Пушистый!.. А еще, на прошлой неделе, у Тани был день рождения, и она угощала всех конфетами, и в школу пришла в новом платье. Краси-ивое!.. Если бы у нас были деньги, я бы тоже такое хотела… И еще бы хотела поехать к морю, посмотреть на дельфинов… Мальчишки – дураки говорили они людей едят, А они хорошие! Правда?..»
     Вера подошла к дому. Открыла калитку и вошла во двор. Из будки, ей навстречу, вылез Пират – старая немецкая овчарка, он уже еле ходил, давно не лаял и почти ничего не видел, но всегда знал, – кто пришел. Вот и сейчас он медленно подковылял к своей маленькой хозяйке, подставляя тяжелую голову под её ласковую руку, прижимая уши и помахивая тихонько хвостом. «Пират, Пиратушка, хороший, хороший…» – это были те несколько мгновений счастья, которые пока доставались ему от жизни, и может быть, только ради них он задерживался в ней ещё и ещё на один день.
     Вера вошла в дом, внутри было сыро от преждевременной его ветхости, холодно, и нужно затопить печь. Она разорвала и скомкала несколько газетных листков. Положила их на колосниковую решетку – в топку. Взяла и, разобрав по одной, уложила сверху бумаги немного тонких и сухих щепок. Выдвинула закопченную чугунную заслонку в дымовой трубе. Принесла с кухонной полки спички и зажгла бумагу.
     На корточках, перед открытой топочной дверцей она смотрела, как маленький желто-оранжевый зверек, вначале робко, затем все смелее вгрызается в сухую. Белую древесину. А когда он достаточно уже закусил щепками, Вера выбрала несколько поленьев потоньше и положила их на огонь, который тут же, с жадностью принялся и за них. Потом встала и прикрыла дверцу, огонь больше не интересовал её, она будет его поддерживать в печи ровно столько, сколько это будет необходимо для того, чтоб обогреть дом.
     Вера наскоро поела. Затем… Нет, уроками пока она заниматься не стала. Слишком много других дел. Она подмела полы в доме, разложила вещи по их местам, а те из них, которым мест не нашлось, она расставила так, как ей показалось это красивым. Сделав все, она обошла дом: три комнаты, веранду-прихожую и кухню – везде было то состояние предметов --  «…которое необходимо соблюдать». Только посуду на кухонном столе, оставшуюся после завтрака – утром, и сейчас, после обеда, её нужно вымыть, как делает это каждый вечер мама. Вера поставила на стол Таз для посуды, взяла чайник, чтобы нагреть в нем воду, и вспомнила – воды нет. Вообще-то вода была – полведра, но этого не хватит для посуды. И вновь, надев пальто и шапку, резиновые сапоги, Вера вышла на улицу. Дождь так и не прекращался.
     Она вытащила из сарая тележку на четырех колесах. И поставив два пустых железных ведра, покатила её к колонке. «Трах Бах» --  тележка тарахтела на всех выбоинах дороги, ведра подпрыгивали, с пустым звоном ударяли друг дружку в бока. Одно ведро даже упало два раза на землю. Но это ничего. До колонки она их довезла. Колонка была с ручным насосом, как все в этой части поселка. Насос вздыхал всякий раз как Вера поднимала, почти, что выше головы, мокрый холодный его рычаг, и жалобно всхлипывая, тянул подземную влагу на поверхность, тоненькой струйкой, скупо отцеживая её в ведра – когда Вера, пользуясь всем своим весом, заставляла рычаг двигаться вниз.
«Бах  Тара-рах» – гремели колеса тележки на обратном пути. Но ведра уже не прыгали, они были спокойны и устойчивы, – тяжелы водой. И конечно Вере было не под силу поднять их, занести домой. Она кастрюлькой, бережно, чтоб не расплескать слишком много, переносила воду на кухню. Потом…

   
     Скрипнула входная дверь, послышались шаги и шорох в прихожей  --  пришла Вера. Её лицо как всегда уставшее, показалось на мгновение в дверях комнаты. «Делай, делай уроки, дочка» – затем шаги её послышались в другой комнате, затем – на кухне. И там, в безмолвии застучали крышки кастрюлек, зазвякали тарелки, ложки – Вера готовила ужин. Через некоторое время она позвала:
-- Дочка, мой руки и иди кушать.
Вначале ели как обычно молча. Но вдруг девочка сказала:
-- А у Толи хомячок. Пушистый! И такой забавный!..
-- Да? – рассеянно сказала Вера.
Ребенок нахмурился, замолчал, и больше они не говорили. После ужина Вера сказала:
-- Иди, поиграй немного. Мне нужно вымыть посуду.
Лишь позже, когда Вера уже уложила дочку, а сама, под тусклым светом старой настольной лампы. Стала штопать порвавшиеся её вещи, она услышала вопрос:
-- Мама, сколько тебе лет?
-- Двадцать девять – ответила Вера.
Девочка о чем-то задумалась, молча полежала некоторое время, потом спросила:
-- Мам. А зачем спилили макушку у сосны?
     Но Вера не слышала её вопроса. Глаза от усталости уже начинали закрываться. Комната, дом, поселок, непроницаемое небо, сырая земля, и дорога, и поле, и лес, чернеющий на его краю – все устало от Веры. Померкло, удалилось, потухло – всё. А за окном все шел и шел осенний липкий дождь. Спускалась на поселок ночь, которая была уже без Веры – она спала. И ей, наверно, снилось солнце.

1998г.

иллюстрация: Иван Труш (Киев)