2. Военный корреспондент. ч. 2

 
   …В мыслях я всё ещё перевариваю разговор с Ортенбегом.

   …Значит нужен очередной Герой.
«Героев, время от времени, надо обновлять», – так, кажется, сказал Авдеенко. Этот молодой и очень преуспевающий литератор был живым примером для нас, студентов литинститута. До войны мы прямо зачитывались его книгами и газетными  публикациями Он несколько раз выступал у нас в институте, был очень общительным, доступным. Мы любили фильмы по его сценариям. Его хвалил Горький. Он участвовал в знаменитой поездке писателей на Беломорканал и был одним из авторов книги с одноименным названием. Он по заданию партии под видом сотрудника ОГПУ «варился» в котле ударной стройки канала «Москва-Волга», чтобы потом написать правдивую, партийную книгу о перевоспитании трудом бывших врагов народа и уголовников. Но потом что-то сломалось в его судьбе. Он попал в опалу, перестал публиковаться, исчезли его книги и фильмы. В «Правде» появилась абсолютно разгромная статья, обвиняющая Авдеенко в искажении советской действительности и в присвоении им права писать от имени всей советской молодёжи. Поползли слухи, что он арестован, но это было не так. Однажды я видел его около нашего института. 
   А в сорок третьем я встретил его на фронте. Я уже был сотрудником «дивизионки» и нас познакомил редактор нашей газеты. Авдеенко был в это время строевым офицером, а редактор хотел перетащить писателя в газету. Это пока не удавалось, но иногда Авдеенко приносил в редакцию заметки для газеты. На этой почве мы познакомились и подружились. Очень редко, но бывали возможности потолковать о литературе, о войне, о жизни. Эти беседы очень повлияли на мои взгляды. Может быть именно тогда я предметно понял, как создаются рекламные Герои. Например, Авдеенко с большим юмором рассказал мне, как ему поручили писать серию очерков об ударнике-шахтёре Стаханове. С этой целью их познакомили, и Авдеенко на правах «своего» часто бывал в доме у знаменитого горняка. Писателю пришлось наблюдать и беспробудное пьянство, и разнузданные гулянки свежеиспечённого Героя. Дым стоял коромыслом. Несли бесконечные подарки от организаций, воинских частей, частных лиц. Дом ломился от нужного и абсолютно ненужного барахла, а он просил у местного партийного царька, чтобы ему ещё и рояль подарили… А уж чванства-то! В полном смысле слова: из грязи в князи. А главное, Авдеенко из первых рук узнал, как создаются подобные рекорды. Признаться, я и сам недоумевал: как можно за одну смену дать пятнадцать, а то и двадцать норм? Тут что-то не то. Может нормы занижены? Почему тогда другие не выполняют хотя бы по пять норм? Вот и просветил меня Александр Авдеенко. Оказывается, чтобы один такой Стаханов перевыполнил все мыслимые и немыслимые нормы, надо, чтобы почти вся шахта на него работала. То есть, он только уголь рубит, а остальные готовят и лаву, и забой, и весь порожняк только для него подают, чтоб ни минуты простоя, и навалоотбойщики только на него работают, только его уголь в рештаки наваливают, и в вагонетки грузят. (А ещё и оба насоса только из его выработки воду откачивают… И т.д., и т.п.) Из-за этого другие бригады не то что нормы, а и трети нормы дать не могут. Но это неважно! Важно что есть Герой, пример всей стране. 
    Мы много говорили с Авдеенко о природе истинного и рекламного героизма. В результате этих разговоров я окончательно осознал: Герой для толпы – это, как правило, миф! Это легенда, столь необходимая массе, и не менее нужная правителям, чтобы через Героя влиять на массу. А мы – газетчики, писатели, создаём эти мифы и помогаем правителям лепить нужных Героев. В один из таких разговоров Авдеенко и сказал: «Героев, время от времени, надо обновлять». При этом двусмысленно добавил: «А старых героев держать в кладовке про запас, а если заартачатся, то недолго и закопать.»
      Новые герои нужны, он прав. Новые времена – новые герои. Но схема назначения героя, видимо, та же. Как сказал Авдеенко? «Выберут кого-нибудь, создадут вокруг него легенду, наполнят её реальными и вымышленными деталями и будут потом долго  носиться с этой легендой, как с писанной торбой, из книги в книгу перетаскивать образ, не имеющий ничего общего с действительностью. А тысячи настоящих героев умрут в безвестности и никто,  никогда их не вспомнит.»   
     …Время ползло медленно, и я от «нечего делать» стал разглядывать попутчиков. Их было десять человек, судя по всему  это одна группа. Все в одинаковых пятнистых куртках поверх гимнастёрок, поэтому воинских званий не видно. У всех автоматы ППШ. А ребята все на подбор – рослые, накаченные… Небось на спецзадание летят… С этими мыслями я задремал, поэтому начала последующих событий не видел. Проснулся от выкриков и от резкого изменения звука моторов. Самолёт откровенно падал на лес и в голове высветилось: «Вот, как это бывает на самом деле…» Но, как оказалось, это падение было управляемым. Лётчик выполнил немыслимый вираж с креном, как мне показалось, градусов семьдесят,  дотянул до края леса, за которым начиналось поле. Вот на это поле и плюхнулся наш самолёт. Посадка была очень жёсткой. Хорошо, что при этом большинство пассажиров успело за что-нибудь ухватиться, поэтому, (как уже потом выяснилось), побились не очень, отделавшись ушибами. Первые мгновения после остановки поразили меня абсолютной, неправдоподобной тишиной, явственно пахло бензином. Из кабины вывалились лётчики. И что удивительно: Мазурин улыбался! В его черных глазах прыгали весёлые бесенята. «Ну что, все живы? Не испугались?», –  громко спросил он и, не дожидаясь ответа, скомандовал: «Всем из самолёта и подальше!» И уже обычным голосом добавил: «Баки пробиты, одна искра и загоримся. Витя! Пулемёт с турели снять! Ребята, выметайтесь по одному, у выхода не толпиться.» Однако «пятнистые» действовали настолько чётко и рационально, будто их специально тренировали покидать готовый взорваться самолёт. Тут же обнаружилось, что один из бойцов сильно травмирован и находится без сознания. Его вынесли первого. Я при посадке тоже треснулся головой и был слегка одуревший. Тем не менее, при этой спешной эвакуации не забыл свой верный «Сидор». Не берусь оценить точно, но кажется, что через минуту все, включая тяжело травмированного, были метрах в тридцати от самолёта. Тут командир «пятнистых» остановился и сказал, обращаясь в основном ко мне и лётчикам: «Секунду внимания! Я – капитан Серёгин, командир специального подразделения с полномочиями от штаба армии. В связи с данной чрезвычайной ситуацией и реальной возможностью столкновения с противником подчиняю вас себе, временно, до выхода в расположение наших войск. Возражений нет?» Возражений не было. Далее из очень короткого разговора командира группы с командиром экипажа кое-что для меня прояснялась.
     …Нам оставалось лететь до места ещё километров двадцать пять. Из-за низкой облачности полёт проходил на высоте двести метров. Внизу лес. Вот тут-то нас и ожидала хорошо спланированная засада с крупнокалиберным зенитным пулемётом. Позже я понял, что о возможности обстрела с земли в этом районе были предупреждены и лётчики и командир спецгруппы. Дело в том, что недавно на подходе к «нашему» аэродрому уже был с земли обстрелян самолёт. Обстрел вёлся группой из автоматов и винтовок, что, в принципе,  малоэффективно. В тот раз самолёт практически не пострадал. Кто стрелял – можно было догадаться. По оперативным данным в здешних лесах обосновались банды, состоящие из бывших полицейских и пришедших с Украины бандеровцев. Они в своё время не успели отступить с немцами и ожидали их возвращения. В нашем же случае было очевидно, что некое бандитское формирование точно определило коридор, по которому шли на аэродром в Колышки транспортные самолёты и устроило засаду с крупнокалиберным зенитным пулемётом. Со слов лётчика – нас подбили буквально с первой очереди. Один двигатель был разбит, а бензобак превратился в решето. Загореться могли в любой момент. Просто обязаны были загореться! Шанс на спасение – немедленная посадка. Как не загорелись? Чудо!
      «Чудо – чудом, а ведь они наверняка сейчас спешат сюда. Подбитый транспортник – лакомая добыча!» Это сказал молчавший до сих пор второй лётчик. Серёгин кивнул: «Твоя правда. Ребята, бегом к кустарнику! Там остановка. Оружие к бою! Самарин, ты рацию не забыл, надеюсь? Как добежим до кустов – связь обеспечь»! 
     У кустов отдышались. Я же всё это время пребывал в некоторой растерянности: ТТ для серьёзного боя – игрушка. Серёгин вполголоса: «Летчики с пулемётом – возьмите на прицел ближнюю часть опушки. Пётр, смотри за полем и самолётом, будь готов поджечь его трассирующими. Всем залечь и наблюдать. Самарин, что с рацией? Эй, капитан, держи автомат, его хозяин сегодня не работник», – это уже он ко мне обратился, протягивая  ППШ. «Кстати и познакомимся, пока не поздно.» Короткое рукопожатие. Я назвался.
«Вот что, Виталий, ты, видать, обстрелянный. Будь рядом с пулемётом на всякий случай. Подстрахуй. Всё же лётчики – не пехота.»
    …А ведь я давно уже не стрелял из автомата, да и вообще давно не стрелял. В начале сорок третьего нашей армейской газете потребовался штатный корреспондент, (желательно грамотный), а кому-то в политотделе было известно, что я учился в литинституте. Вот и стал моим основным оружием карандаш. Когда я сопровождал Симонова на плацдарме, мы оба были с автоматами, но стрелять, к счастью, почти не пришлось. Может и теперь обойдётся? Но на сколько спокойнее на душе, когда с тобой автомат. Вскидываю оружие, левой ладонью обнимаю округлость диска, заученным движением большого пальца правой руки отвожу рубчатое полуколёсико предохранителя.
Привычна обнадёживающая тяжесть ППШ. Он прост и непритязателен внешне. Его создатели не трудились над отделкой. Шероховатое литьё, грубая оковка. Если отжать затыльник, то автомат переломится под углом, как охотничье ружьё. Затвор можно просто вытряхнуть вместе с пружиной и пластмассовым амортизатором. Тут и деталей-то нет… Конструкция необыкновенно проста. Всё гениальное – просто. Автомат мне кажется живым существом, другом, защитником. Помню, друг мой Юрка  признался, что одушевляет своё оружие, подобно язычникам. Значит мы – язычники? Я невольно погладил автомат по кожуху. Его поверхность давно утратила воронёный отлив, ржавая сыпь выступила на стволе. Сколько ему пришлось повидать? Я отделил диск, снял крышку. Вот она – тесная спираль золотых полусферических пулевых головок. Диск полон под завязку – семьдесят один патрон. Их можно отстрелять за одну минуту. Но я давно уже научился беречь патроны, бить короткими очередями и только прицельно. Закрыл крышку и примкнул диск к автомату. Я готов к бою, я уже хочу боя…
 Бойцов в пятнистых куртках и не видно в траве. Зато
наш бортмеханик на зелёном  выделяется тёмным пятном. Может за пенёк сойдёт?
     Среди деревьев замелькали неясные тени. Ничего себе! Когда ж они успели? Потом-то я понял: когда нас подбили, самолёт, пролетев немного по прямой, заложил крутой вираж с разворотом почти на сто восемьдесят градусов, чтобы сесть на поле. Так что от точки обстрела мы почти не ушли.
«Не стрелять без команды, ребята, не обнаруживать себя!»
Ну конечно, они нас не видят, не знают сколько нас и здесь ли мы вообще. От довольно сильного ветра лес шумел, поэтому наших разговоров в полголоса они слышать пока не могли.
   Что ж, на войне, как на войне. Ждать надо уметь...