Асфальтовый эстет

       Наша пенитенциарная обитель называлась "Невольные анахореты средь Пыльных Камней". От такого названия на пол Галактики разит стариной и добрыми традициями. Так оно и было: от полного разрушения и ветхости обитель охраняли только пристрастие администрации к комфорту да наши принудительные труды.
 
       Что касается традиций - далеко не все из них были добрыми. Но главное - они были. Ибо игра без правил в пенитенциарных заведениях почти всегда ущемляет права потребителей. То есть осуждённых.

       Увы, в нашей обители нередко находили свой последний приют не вполне достойные особы. Каждое утро начиналось с отпевания самых одиозных мошенников и монотонного перечисления их тяжких трудов. Только полный список проступков, помянутых хором всеми перевоспитанниками, открывал нам доступ к завтраку. Неудивительно, что каждая новая особа, причисленная к списку утреннего поминовения, вызывала в голодных и холодных телах обитателей животную ненависть.

       Так власти пытались привить нам стойкое отвращение ко всему недостойному и почти преуспели в этом. Кстати, «отпетыми» мошенников стали называть после того, как педагогические затеи нашей администрации получили широкую огласку.
 
       За время пребывания в обители у меня сложилось твёрдое убеждение, что пока мы перевоспитывались под напором педагогического таланта нашей охраны, мир за пределами "Невольных анахоретов" становился всё опасней. Во всяком случае, список помянуемых на утренних процедурах удлинился при мне почти втрое!

       В часы контролируемого досуга мы частенько собирались вместе и пугали друг друга рассказами о дикой воле. Особенно тех, чей исправительный срок подходил к концу. Но на моей памяти никто так и не подвергся испытанию волей. Ближе к освобождению администрация легко находила недоработки в моральной трансформации анахорета при помощи наших потасовок. И тогда срок недоперевоспитанного продлевался до полной шлифовки. До первых признаков сияния над головой. Однако до нимбообразного состояния наша педагогика ещё никого не довела. Так что все мы чувствовали себя вполне защищёнными.

       К слову сказать, на нашу защиту правительство направляло лучших по профессии, ибо держало «Невольных анахоретов» на хорошем счету. Мы, в свою очередь, тоже почти не обижали штатных сотрудников. Пара случаев, когда пришлось кое-кому зачитывать его должностную инструкцию в обстановке предельного перевоспитательного назначения не в счёт - эти эпизоды остались недоказанными.
 
       Чем занимались мы в промежутках между 4-х разовым питанием? Вы не поверите - в основном самоусовершенствованием. Даже самооблагораживанием.
       - ...ибо труд облагораживает человека, - ежедневно напоминал нам после завтрака директор Неволи. - А непосильный труд облагораживает непосильно.

       Между ужином и ночным кефиром мы, непосильно облагороженные, в соответствии со старинными традициями «Невольных анахоретов», устраивали литературные конкурсы устного творчества. Победителю доставался второй стакан кефира, который охрана нацеживала предварительно с наших порций.

       Сюжеты рассказов наших призёров легли в основу лучших произведений Галактики. Как обнаружилось позже, охранники аккуратно записывали все истории и продавали их за хорошее вознаграждение. Но никто на них не в обиде - часть гонорара шла на кефир, который мы долгие годы принимали за регламентированное четвёртое питание.
 
       Каждый вечер в конкурсе участвовали две истории. Основное условие: только вымысел! Пересказы действительности, от которой у всех и без того печальное состояние, недопустимы.

       Но встречались среди наших врунов такие, что пытались действительные случаи выдать за выдуманные. Во истину, иногда люди так завираются, что уже не могут самостоятельно отличить правду ото лжи. Таких рассказчиков, согласно правилам, дисквалифицировали и ставили на самые облагораживающие участки непосильной работы.

       Увы, но мне их истории нравились больше. Даже если они были не такими интересными. Всё-таки есть разница между истинной доблестью и надуманной. Разумеется, большинство конкурсных работ, так или иначе, были о доблести и несокрушимом духе человеческом. Как говорится, кому чего не достаёт, тот о том и врёт.

       Надеюсь, что история об асфальтовой планете убедит доверчивых читателей, что иногда и подлинные события бывают довольно интересными.

       ==================Асфальтовый эстет=======================

       Нас оставалось только трое из десяти. Куда делись семеро?
 
       Это были такие тупые животные, что поминать их без повода вредно для здоровья. Однако, надо было как-то объяснить их отсутствие тем, кому, в общем-то, наплевать на всех нас.

       Итак, изначально нас было десять. Десять безумцев на исследовательский маршрут по диагностике планет малых значений. Так случилось, что в момент вербовки волонтёров в нашем НИИ нашлось только семеро недоумков, способных подписать контракт с правительством на космические исследования. Остальные вакансии всучили самым беззащитным в этом не ведающем правды мире.

       Нам полагалась двухнедельная подготовка. Однако, семеро добровольцев хотели, но не могли порадовать инструкторов своими успехами. С остальными - наоборот. Чтобы никто не бузил, подготовку заменили 16-ти часовым рабочим днём.
 
       Старт назначили на хмурое утро. Не такое хмурое, как рожи некоторых исследователей космического захолустья, но кого это беспокоило? Десять героев-пионеров под усиленным надзором были доставлены к месту подвига. Добровольно на борт поднялись семеро. Остальных тоже запихали. Яркие ссадины и кровоподтёки ещё долго напоминали о трогательных прощальных процедурах.
 
       Конечно, многие скажут:
       - Что ещё нужно вольному человеку, если в его распоряжении космический корабль?
 
       Для начала - панель управления кораблём в рабочем состоянии. Да-да, эти научные гуманисты засунули десять в разной степени вменяемости, но всё же в некотором смысле людей, в консервную банку и выкинули в космос на автопилоте. Никакой возможности свернуть, отклониться, задержаться, избежать, уточнить, передумать...

       Ну и кто после этого преступник? Я, между прочим, попал в чёрный список научной системы из-за пустяка: изменил кое-какие цифры в результатах опытов над похотливыми бобрами. И это не представляло ни для кого смертельной угрозы. Никому даже больно не было.

       В нашем маршруте были мелкие планеты вдалеке от главных трасс. Вольные и номенклатурные космонавты на такие ходки не пойдут: славы никакой, окупаемость отрицательная. Только время потеряешь, а то ещё какую заразу подхватишь. Всю биографию заляпаешь - не отмоешься...

       Но люди не уймутся, пока последнему паразиту не пришьют дело. То есть бирку для учёта. А тут хоть и мелкие, всё же планеты. Считай, диссертация на каждую космическую пупырку для кого-то. Причём, за счёт государства и чужого мужества.

       Есть подозрение, что кто-то смотрел на эти объекты как на личное достояние. Но нуждался в инструкции по их эксплуатации, составленной очевидцами, подвиг которых можно не выносить на суд общественности.

       Прежде чем отправить нас на небеса, директор нашего НИИ сообщил, кто теперь у нас главный и нажал кнопку "Старт". Главным назначили того, кто упирался больше других. Вот такая педагогическая метода: самый яркий фингалоносец поведёт к звёздам космических зевак. Осветит им дорогу. Последний недружественный жест перед вечной разлукой. Отомстил за всё сказанное в его адрес. А кто же ещё ему всю правду выложит?

       Наш новый Шеф принял своё назначение адекватно - как угрозу своей в конец загубленной жизни. А потому немедленно, то есть за пару минут до начала разборок, он назначил меня своим замом, и мы распределили героев-пионеров по камерам, которые семеро представителей животного мира нашей планеты приняли за каюты. Третьего сопротивленца Шеф проигнорировал, поэтому я, из солидарности, назначил его своим замом.

       Так Шеф с первых же минут обеспечил всех относительным покоем. Передав мне все полномочия, которые ни в чём не заключались, он самоизолировался.
 
       Чем он занимался в своей каюте - не знаю. В НИИ говорили, что когда-то он сделал открытие, которое должно было застолбить ему место в пантеоне научной славы. Но его руководитель счёл это крайне бестактным и наказал невежу. Похоже, бывший начальник чужими руками всё-таки научил его скромности: весь полёт Шеф практически не появлялся в местах своего командования.

       Меня жажда власти тоже не изводила. Уважение к личной свободе - главный мой недостаток от рождения. С годами он только окреп и нервировал всех моих руководителей, которых, по моим ощущениям, становилось всё больше. Вот такой парадокс: чем старше и опытнее, тем больше опекунов.

       Часами я слонялся между иллюминаторами и камерами дебилобусов, раздумывая как же добраться до технического управления кораблём. Мало ли какие проблемы ждут нас в этой пустоте. Весь полёт я чувствовал себя живцом, с помощью которого опытные крокодиловоды выясняют, есть ли в водоёме крупные экземпляры с хорошим аппетитом.
 
       Откровенно говоря, семёрка натуральных добровольцев тоже не доставала. Неожиданно, прежде всего для самих себя, они занялись самообразованием. Кто из них додумался поразить своей культурностью воображение вероятных аборигенов далёких планет - неизвестно. Думаю, это с подачи моего Зама. Как бы то ни было, они с увлечением знакомились с детским фольклором своей родины. Лучше позже, чем никогда.

       Зам, весь полёт вообще молчал. Только рисовал всё подряд. Например, звёздную бездну. Не знаю как, но она у него всё время была разной. Фантастика!

       Хвала Создателю - первые три планеты оказались мёртвыми. Типа нашего спутника.
       - Булыжники Вселенной, - называл их Шеф.

       Каждую из них мы облетели сколько-то раз. Спускались на поверхность за образцами и впечатлениями. Не знаю как образцы, а впечатления были одинаковые - отличались планеты друг от друга только рыхлостью и волнистостью. Но на рисунках Зама они смотрелись вполне сносно. Как ему это удавалось?

       Четвёртая планета с высоты нашего корабля тоже обнадёжила своей безжизненностью. Но ещё на предварительном облёте случилось невероятное...

***
Сегодня, когда всем известно, что жизнь есть только на живых планетах, история дисквалифицированного уже не выглядит столь удивительной. Но тогда мы не поняли, отчего они так радовались, что первые планеты оказались "булыжниками Вселенной".
После того как было доказано, что люди - это часть одного гигантского планетарного организма, что они всегда действуют во благо планеты как миллиарды манипуляторов, всем понятны опасения тех исследователей.

Но вернёмся к приключениям космических путешественников.
***

       Четвёртая планета с высоты нашего корабля тоже обнадёжила своей безжизненностью. Но ещё на предварительном облёте случилось невероятное: Зам запел! Вернее замычал, но так мелодично, что мы в изумлении уставились на него.

       Похоже, Зам не замечал собственного нытья - он увлечённо зарисовывал четвёртый булыжник, маячавший в иллюминаторах. Надо сказать, что на вид эта планета была невероятно круглой, гладкой и совершенно дохлой.

       Любой косморазведчик, особенно отправленный в экспедицию насильственным путём, проникается многими тайнами Вселенной без всяких усилий. Ибо в нагрузку к пяти чувствам, вечно требующим к себе невероятного внимания, у него появляются дополнительные два-три, не менее вредные для психики.

       Первым, конечно, является чувство опасности, которое, вспыхнув ещё на старте, уже не оставляет ни на минуту. Чувство голода при экономном одноразовом питании по сравнению с ним - легкий дискомфорт. Причём, чувство постоянной опасности приходит сразу большим и с каждой минутой бесконтрольно матереет.

       Именно оно подсказывало всем, что если на маршруте нам встретится жизнь в любом воплощении - всем достанется. Так или иначе, чужая жизнь победит нас. Мы на своей планете не можем справиться ни с насморком, ни с мелким гнусом, а уж на чужой и вовсе ни одного шанса.

       И надо, чтоб так свезло: все наши планетки безвредны! Ещё несколько витков, пару спусков за образцами и впечатлениями - и восвояси. Если не героями, то и не изгоями.
Думаю, у каждого в душе что-то мурлыкнуло на радостях, но чтобы Зам запел - это было хуже, чем странно. Обострённо-заматеревшее чувство опасности больно кольнуло где-то внутри.

       Медленно и тихо мы окружили натюрмортщика и замерли, глядя на его рисунок.
       - Что ж ты, подлец, делаешь? - не сдержался один из семерых героев-пионеров, повышенная культурность которого, как он надеялся, уже не потребуется ему до самого дома.

       Вынужден признать - целительные силы большого космоса даже из наших оболтусов смогли сделать слегка вменяемых вояжёров. Уже на первом витке первой безжизненной планеты я слышал облегчённый вздох одного из них, тайно подхваченный остальными. Поняли гады, что чужая биосфера - это не начальству друг на друга стучать. Тут самого застукают до смерти, прежде чем выяснишь, чьих это рук, лап, щупалец и иже с ними дело. Потому наши герои-пионеры сразу почуяли неладное, увидев на рисунке нечто большее, чем булыжник.

       Зам вздрогнул, как от удара, и оглянулся в недоумении.
       - Ты что же, гнида, этому каменюке сияние подрисовываешь? Напугать думаешь? - скопом пошли в атаку самые трусливые.

       Зам смотрел на свой рисунок словно впервые. Похоже, он и сам испугался. Но пора было спускаться за образцами: программа, установленная для маршрута в неконтролируемом нами автоматическом режиме, не предусматривала замешательства.

       Спускаться пришлось Шефу и Заму. Герои-добровольцы наотрез отказались покинуть свои камеры. Ничего нового: одни геройски вызываются на подвиги, другие молча выполняют за них всю работу с лихвой, лихом и остальным набором "33 несчастья". И никогда это не совмещается в одном человеке.

       Меня оставили присматривать за дармоедами. Как только ребята ступили на поверхность, паразиты выкатились из своих убежищ и приникли к экрану. Всё старо, как мир: "Хлеба и зрелищ!"

      Но со зрелищами на этот раз вышла заминка. Шеф с Замом потоптались на одном месте, оглядывая бесконечно унылый, почти чёрный, ландшафт. Плоский и ровный во всех направлениях. Отковыряли куски грунта для исследований и, не обнаружив ничего, на что следовало бы тратить время и ресурсы, сели в модуль и вернулись на корабль.

      В лаборатории мы сразу проверили грунт на биоструктуры.
      - Пусто, - заверил нас Шеф. - Голый асфальт.
 
       Вот тут наши герои и ожили. Все, как один, подписались на визит к поверхности. А как же - дома будет что менять на премии, медали и прочие знаки отличия. Выкатили всей гурьбой на асфальтовый мир и принялись фиксировать свой подвиг в разнообразных позах героического характера: кто бесстрашно лёжа прямо на асфальте, кто стоя на четвереньках... Один даже додумался захватить бур и принялся хаотично ковырять поверхность и упаковывать сувенирку.

       Зам, наблюдая за ними в корабле, не выдержал, и закричал:
       - Прекратите, ей же больно!

       Но наши пионеры-герои раздухарились не на шутку: теперь каждый хотел запечатлеть себя в истории космонавтики прямо в асфальтоковырятельном виде. И не заметили, как наковыряли приличную дыру. Хорошо, что время их самопрезентации было ограниченно заранее - неизвестно как бы всё обернулось, если бы они не остановились. Напоследок герои-пионеры решили увековечить себя тесным кругом по краю дырки, так их развеселившей.

       - Снимайте, - скомандовали они нам, - и широченно улыбнулись для усиления невыносимо героического эффекта.

       Зам снял. То есть собирался. Но он ещё не стукнул по клавише, а наши герои исчезли с экрана.

       - Кто бы мог подумать, что меня это огорчит, - еле слышно пробормотал Шеф.

***
Все обитаемые планеты — живые существа. Сейчас это всем известно. Но тогда это звучало как верх космического мракобесия. В те времена косморазведчики, подлетая к живым планетам, боялись всего: света и темноты, ветра и штиля, биомассу в любом варианте. Боялись обидеть всех, включая себя. И правильно делали. Это не раз спасало не только их жизнь, их репутацию, но и средства, затраченные на всё мероприятие.

Постояльцы нашей обители ничуть не удивились, услышав, что оставшиеся на корабле немного струсили - ведь они ещё не знали как обращаться с живыми планетами. Сколько деликатности и врождённого такта отнимает эта процедура практически безвозвратно. Именно благодаря печальному опыту таких ребят мы теперь имеем то, что имеем.
***

      Нас оставалось только трое из десяти. Куда делись семеро? Пока мы напряженно вглядывались в экран, прибыл катер с поверхности планеты. На всякий случай я проверил его содержимое - пусто.

       У нас была последняя, запланированная ещё на старте, вылазка на поверхность. Теперь она не казалась такой безобидной, как накануне. Я единственный, кто ещё не был в новом мире.
       - С моим счастьем кто может надеяться на большее?

       Шеф и Зам молча наблюдали за моими сборами. На несколько минут я ушёл в свою каюту. Не помню зачем. Когда вернулся, на корабле никого не было. Командно-подчинённый состав забрался в каботажный катер и отдал концы. То есть прибыл к месту обвала. Шеф не стал ничего объяснять, только попросил:
       - Попробуй снять блокировку с управления кораблем.

       Они постояли на краю ямы, посветили, но ничего опасного не обнаружили.
       - Спускаюсь, - бросил угрюмо Шеф и наказал Заму, в случае чего, возвращаться на корабль без него.

       На экране сцена их прощания выглядела странно: они долго смотрели друг другу в глаза, словно молча спорили о чём-то, потом Шеф улыбнулся и начал спускаться.

       Похоже яма, поглотившая наших обормотов, была неинтересной. На экране стояла "пустая" картинка. Шеф начал негромко описывать обстановку:
       - Рядом никого. Следов почти нет, но выглядит так, будто все семеро исчезли добровольно. Тут несколько туннелей в разные стороны. Попробую их найти.
       - Кой чёрт дернул их куда-то идти? Что мешало встать на плечи друг другу и выбраться из ямы? Так и не научились взаимопомощи, - пока я подбирал самые подходящие определения для пропавших, время шло быстрей, чем следовало.

       У Шефа ещё оставалось несколько минут, чтобы повернуть назад и выбраться. Почему он этого не сделал - я так и не понял. Может я не нашёл аргументы? Возможно был нетактичен, требуя вернуться и не оставлять нас одних? Я кричал долго, но напрасно: Шеф отключил связь.

       Когда катер пристыковался к кораблю, я решил обкашлять его дурь вместе с Замом. Но катер был пуст. Вот это была настоящая засада!Они же знали, что у нас автоматическое управление. Я не мог изменить программу полёта. Иначе на кой бы мы причалили к этому асфальтовому булыжнику? Весь полёт я думал, как исправить это унизительное и крайне опасное положение. Нет, панель управления в рубке была, но никакие мои действия, вплоть до матюков, не произвели на неё впечатления.

       Была, правда, одна кнопка, которую я не опробовал. Но она предназначалась для полного отключения всех систем. Повторю ещё раз: полного отключения всех систем. Кому придёт в голову баловать с такой убийственной игрушкой?

       Ну, мне и пришло. За пять секунд до вылета с орбиты четвёртой планеты. Что за блажь? Мог бы лететь домой и ни о чём не думать? Значит, не мог. И не спрашивайте почему - не знаю.
Я нажал эту кнопку. Нет, я чуть не снёс её с приборной панели, подписывая свою неудачную биографию на полное фиаско. Системы действительно отключились. Все. Включая систему блокировки всех систем управления. Я заплакал как дитя, когда обнаружил это. Осталось просто включить управление и лететь в любую сторону!

       Забросив в катер всё, что счёл полезным, я направил его к поверхности асфальтового захватчика, оставив корабль в режиме орбитального автопилотирования.

       Яма оказалась без затей: посреди бесконечного асфальтового поля глубокий провал. Спуститься было нетрудно, впрочем, как и выбраться. Шеф не обманул: на дне обнаружилась большая пещера с несколькими туннелями в разные стороны. Куда идти, где искать? Связь категорически отказалась со мной работать. Со связями у меня вечный облом. Пытаясь принудить себя к логическим рассуждениям, я всё-таки пришёл к следующему:
• Зам пошёл искать Шефа.
• Шеф пошёл искать семеро... как бы это помягче?
• А куда направились семеро? Что заманило их в эти туннели? Какое видение? Во всяком случае, следов насилия, как это ни печально, обнаружить не удалось.

       Как видите, ни до чего хорошего я так и не додумался. Я стоял, словно баран меж ворот, не в силах склонить себя к решению. Вдруг в одном из туннелей словно включили свет. И я, как мотыль на рыбалке, рванул в пасть неодолимой опасности.

      Описать то, что я увидел, невозможно. Стены туннеля, словно из прозрачного белого мрамора, были разрисованы невероятными узорами. Сначала это были просто яркие линии, переплетающиеся с фантастической затейливостью, потом появились пятна. С каждым шагом картины усложнялись. Они словно заманивали своим очарованием, обещая непревзойдённое совершенство...

       Я шёл и шёл вглубь туннеля, зачарованный необыкновенной красотой.
       - Вот ради чего стоило жить, - кажется это единственная мысль, посетившая меня за всё время, пока я беспечно углублялся в недра неведомой планеты.

       От переполнявшего меня восторга я словно задыхался. Идти было всё трудней. Споткнувшись, я упал и крепко ударился головой. Когда очнулся, мне показалось, что я почти ослеп. Кругом было темно и жутко. Я включил фонарь и вгляделся в обе стороны туннеля. Мне показалось, что в глубине что-то лежит.

       Не рассказать, как мне хотелось просто сбежать, но из последнего упрямства я встал и пошёл к бесформенной куче в конце туннеля. Это были Шеф и Зам. В полной бессознанке. Вытащить отсюда вдвоём одного трудно, но возможно. Одному двоих – нет, на это даже у меня не было сил. В отчаянии я пинал Шефа, понимая, что надо уходить, что я ничего больше не смогу сделать.

       Всё-таки я достучался до его совести. Вернее, допинался. Потом он ещё долго пенял мне на побои и яркие синяки по всему телу.
       - Валя, - бросился он к Заму.
 
       А я и не знал, что его в миру Валентином кличут. Как-то не до него было.
       - Сам идти сможешь? - спросил я Шефа и взвалил Валентина на плечо, благо паренёк мелкий.

       Мы поплелись на выход. Шеф кряхтел сзади, время от времени предлагая помощь, но я настаивал, чтобы он выбирался самостоятельно и не тормозил меня своими добрыми намерениями.

       Добрались до катера уже на последних калориях внутреннего сгорания. У меня даже волосы отказывались вставать дыбом от пережитого ужаса. Погрузили Валентина на катер, а Шеф снова к яме пополз. Пришлось ему лёгкую черепно-мозговую травму для телесного спасения получить.

       Пристыковался к кораблю, перетащил обоих, как мешки с картошкой, в рубку и направил корабль домой. И всё - выпал из истории.

       Не знаю, сколько я был без сознания. Когда очнулся, рядом сидел Зам. Рисовал. Оказалось, если меня правильно рисовать, я вполне ничего себе. А ещё оказалось, что Зама зовут не Валентин, а Валентина. Пока добирались до родной планеты, она столько мне про асфальтовый мир рассказала!

       Оказывается, мы чудом вырвались из ловушки планеты-паука, который питается осознанием своей добычи и всем, что к нему прилагается. А вместо паутины он заманивает тем, что, словно заветный клад, в душе у жертвы. Считывает с подсознания и копирует на стенах в своих туннелях-пищеводах. Вот такое кино.

       Благодаря ему, я подглядел то, что у Шефа и Зама внутри. Их духовный континуум.  С тех пор я точно знаю - не красота спасёт мир. Мир спасёт любовь. Ну, по крайней мере, Шефа она точно спасла. Если бы Валентина не ринулась за ним в асфальтовый тартар, я бы не остался в одиночестве и не впал в отчаяние, нажав кнопку смерти всем системам.
Но у меня осталось два вопроса.

       Первый: почему Зам, то есть Валентина полюбила Шефа, а не меня? Я всё время болтался рядом, восхищался её картинками и вёл себя вполне дружественно. Видимо, любовь зла…

       Второй: почему асфальтовый паук не заинтересовался мной? Почему позволил спасти эту парочку? Может он что-то сечёт в красоте духа своей пищи? Удивился и отпустил? Ну, тогда точно - этот мир спасётся любовью.

       ***
Вот так пафосно закончился этот рассказ, но не закончился конкурс.
- А где же тут вымысел? - спросил охранник.
Постояльцы обители замерли в недоумении.
- Утром я читал его дело, - пояснил охранник, - всё, что он рассказал, подтверждено документально.
- За что же его внедрили в нашу обитель? - в замешательстве спросил председатель литературного поединка.
- За нанесение телесных повреждений руководству, при награждении его высшими знаками отличия, - усмехнулся страж.

Все уставились на антивруна, который, бесстыже усмехаясь, разглядывал свои кулаки.

Это был первый случай, когда победитель, под мнимый недогляд блюстителей традиций, отдал приз дисквалифицированному.