Кошка воет на Луну Часть I, главы 1-3

« В мире не было ни героев, ни монстров, но в своем воображении Зак неустанно выискивал и тех, и других».
Гильермо Дель Торо, Чак Хоган «Штамм»

Часть I

1.

Многие люди помнят себя в грудном возрасте. Некоторые даже утверждают, что сохранили в памяти момент рождения. Аркадий Шелестов ничем подобным похвастать не мог.
Первое его воспоминание относилось к трехлетнему возрасту, и, соответственно, датировалось тысяча девятьсот восемьдесят пятым годом.
Их семья тогда жила в малосемейке. Дом располагался в одном из самых старых кварталов Тачек. Впрочем, сказать «старый» в данном случае будет не совсем верно. Ибо Тачки по определению были городом молодым. Их отстроили во второй половине двадцатого века. По большому счету, город являлся придатком к Тачкинскому автозаводу (сокращенно – ТАЗ). На заводе собирали слизанные почти один-в-один с европейских прототипов автомобили, и город представлял собой гигантский спальный район.
В малосемейке было три комнаты, не считая кухни. Самую большую, выходившую окнами на восток, занимал дядя Юра со своим семейством – двумя сыновьями и женой. Из-за круглой кудрявой головы дядя Юра постоянно ассоциировался у Аркаши с бараном. Вспоминая его позднее, Шелестов подберет другое сравнение: сосед походил не на вышеупомянутое парнокопытное, а, скорее, на поклонников стиля диско.
Слева от входа в квартиру располагалась комнатушка, в которой ютились пенсионеры Иван Захарович и Лидия Андреевна. Из их тесного жилища всегда тянуло лекарствами и – почему-то – прокисшим молоком.
Событие, вошедшее в Аркашину память под номером один, произошло в их с мамой и папой комнате, где-то около пяти вечера. За окном стоял погожий сентябрьский день.  Словно решив отыграться за дождливое лето, небо на целую неделю залило дворик теплом и солнцем. Не исключено, что подобной щедростью был одарен не только двор, однако наш герой, для которого в ту пору весь мир ограничивался крошечным клочком земли, об этом не подозревал.
Но  перейдем непосредственно к событию. В памяти мальчика оно осело на уровне образов и ощущений.
Итак.
Аркаша сидит на коленях у отца и смотрит на солнце. Оно вот-вот должно скрыться за стоящим напротив домом. В падающих из окна оранжевых лучах видно, как с паласа к потолку поднимаются тысячи пылинок.
От отца слабо тянет чем-то кисловатым. Мальчик еще не знает слова «перегар», но у него уже выработалась устойчивая неприязнь к запаху. Когда от отца так пахнет, то его глаза слезятся, а движения становятся угловатыми.
Отец похож на большую грустную куклу. По взгляду видно, что папа сейчас не здесь, а где-то далеко. В четвертом измерении. Контактирует с тонкими мирами.
Мальчик не знает всех этих слов. Он подберет их позднее, когда начнет анализировать свое прошлое – а этому занятию с возрастом он будет предаваться все чаще и чаще.
Отец пытается играть с Аркашей. Получается у него неуклюже - как у человека, впервые севшего за баранку автомобиля. Или, скорее, как у идиота, которому дали в руки кубик Рубика: он держит незнакомый предмет в руках, хлопает глазами и не знает, что с ним делать.
Отец берет со стола собранный из конструктора грузовичок с приделанными колесиками. Протягивает малышу.
Аркаша несколько секунд переводит взгляд с грузовичка на отца. Снова на грузовичок. Затем его рот искривляет вполне взрослая гримаса отвращения. Грузовик летит на палас. Из глаз мальчика брызжут слезы. Чувство такое, словно он только что подержал в руке огромного жука. Или таракана. Или еще что-нибудь мерзкое.
Отец нагибается, чтобы поднять игрушку. В этот момент он похож на старый, изъеденный ржавчиной механизм, который по всем законам физики и механики давным-давно должен был сломаться, но вот – поглядите-ка – еще работает вопреки этим самым законам.
В этот момент открывается дверь. Слышен тихий скрип - его издает приколоченный к косяку кусок кожи (специально, чтобы дверь не открывалась). В комнату входит мама.
Аркаша ждал маму с самого утра. Вот уже несколько дней подряд он слышит от родителей слово «получка», а это означает, что, вполне возможно, сегодня мать порадует его каким-нибудь гостинцем. 
В радостном предвкушении мальчик тянет руки к матери и прыгает с отцовых коленей.
Все дальнейшее происходит очень быстро и занимает секунд пять, если не меньше.
Отец безуспешно пытается подхватить Аркашу.
Аркашина голова соприкасается с углом стола. Удар приходится прямо над левым виском.
Крик матери.
Сильное давление с боков – это отец с опозданием поймал сына.
Боль.
Заливающая левый глаз кровь.
Боль.
Кровь стекает ниже. Попадает на губы.
На язык.
Заполняет рот.
Боль.
Темнота и тишина. Следом за ними накатывает ощущение тепла и спокойствия. Аркаша словно возвращается назад, в материнскую утробу – к спокойному растительному существованию. В место, где все дается в достаточном количестве, а, главное – бесплатно…

Перепуганные родители по очереди несли маленького Шелестова до травмопункта – к счастью, он находился поблизости. Мать всю дорогу боялась, что пьяный отец еще раз уронит ребенка, и периодически выхватывала сына из рук мужа.
Бывалые врачи говорили, что мальчишка родился в рубашке. Придись удар сантиметром ниже, и вместо больницы его повезли бы в морг.
На память о событии остался продолговатый белесый шрамик над левым виском.

2.

Дошкольные годы Аркадия прошли в родных пенатах, то бишь в малосемейке, во дворе и в детском саду «Улыбка».
Нельзя сказать, что он был уличным мальчишкой. С тем же успехом нельзя было его назвать и домашним. Более всего в отношении Аркаши подходило определение «обычный ребенок». Мальчик рос в меру послушным, в меру капризным, в меру общительным, одним словом – всего в нем было в меру. Пожалуй, единственным аркашиным отличием от сверстником была фанатичная влюбленность в конструкторы. Даже вышеупомянутое событие (в котором конструктор, так или иначе, фигурировал) не смогло перебить его страсть. Напротив – с каждым днем она росла, становясь все сильнее, целиком захватывая ребенка. Образ конструкторного грузовика навсегда укрепился где-то в подкорке детского мозга, на самом глубинном уровне сознания, и стал неизменно ассоциироваться с болью. Только боль эта со временем начала казаться приятной: с таким же упоением, пожалуй, дети любят ковырять старые болячки, не давая им зажить. И если взрослые вовремя не заметят и не пресекут дурную привычку, в рану может проникнуть инфекция. Но Аркашины родители, будучи занятыми своими взрослыми делами, ничего не знали о «болячке» сына и потому его хобби воспринимали не иначе как милое детское увлечение.
Едва завидев в магазине красиво оформленную коробку с надписью «Конструктор», он останавливался у витрины. На лице появлялось тоскливое и одновременно сосредоточенное выражение. Его можно было бы счесть комичным, если бы не тот факт, что появлялось оно на лице ребенка.
Если вы хотите лучше понять, что это было за выражение, постарайтесь представить себе законченного наркомана, в самый разгар ломки посаженного в камеру, одна стена которой сделана из прозрачного стекла. С другой стороны к стеклу подходит «собрат по игле» и с нескрываемым удовольствием вмазывается. Смешанная с алчностью смертная мука искажает лицо первого наркомана, когда он наблюдает за вторым. Вот и Аркаша приблизительно так смотрел на новый конструктор.
Конструктор мог быть пластмассовым, железным либо деревянным. Последние, правда, встречались крайне редко. Но заполучить именно такой было для мальчишки пределом всех мечтаний. Как правило, из деревянного конструктора можно было собрать миниатюрную постройку – сарай, избу, амбар или даже многоэтажный дом. Куда реже «конечным продуктом» становились автомобили и куклы. Однако деревянные конструкторы, как уже было сказано, являлись редкостью, и обычно приходилось довольствоваться их железными, чаще – пластмассовыми собратьями.
Принеся коробку домой, Аркаша ставил ее в тесный закуток между стеной и письменным столом, за которым мама обычно проверяла домашние работы и выставляла отметки в дневники. Именно там, в удалении от чьих бы то ни было взглядов, коробке предстояло простоять несколько дней. В течение этого времени любому из членов семьи строжайше запрещалось смотреть на коробку - и тем более вынимать ее из темного пыльного хранилища. Если первое или второе все-таки происходило, Аркаша со слезами кидался в ноги нарушителю и мольбами либо упреками вынуждал поставить коробку на место.
После того, как конструктор извлекался на свет божий, все его детали методично раскладывались на паласе. В совокупности они образовывали треугольник с идеальными, словно выверенными по линейке сторонами. Сам Аркаша, правда, об этом даже не подозревал.
Удовлетворенный, мальчик долго с тревогой наблюдал за деталями, словно они были живыми и в любой момент, стоит только потерять бдительность, могли перестроиться в другом, не задуманном изначально порядке, разрушив тем самым весь замысел. Убедившись, что все компоненты на своих местах, Аркаша приступал к действиям, которые иначе как ритуалом назвать было нельзя.
Похожий на средневекового алхимика, мальчик на коленях передвигался внутри треугольника. Протянув руку, брал нужный кусочек пластмассы. Не выпуская его, хватал второй. Почти не раздумывая, соединял их и тянулся за следующей деталью.
Однажды мать, уходя в гости к подруге, забыла взять ключи от комнаты и, вернувшись, была вынуждена несколько часов провести у соседей-пенсионеров, распивая невкусный чай и выслушивая нескончаемый монолог о былых временах, неблагодарной современной молодежи и перестройке, которая ни к чему хорошему не приведет. Во втором часу ночи вернулся отец. Открыв его ключами дверь, родители оказались в залитой лунным светом комнате. Посередине они увидели неподвижную тень, которая при ближайшем рассмотрении оказалась их сыном. В руках он сжимал продолговатый брусок, из которого во все стороны торчали антенноподобные шпильки. Брусок был сделан из пластмассовых деталей. Благодаря кружочкам и дырочкам на поверхности этот кусок пластмассы казался пористым, готовым впитать в себя что-то  из окружающей атмосферы, и одновременно напоминал уродливую пародию на улей.   
Вообще, то, что получалось в итоге, никогда не совпадало с тем, что нужно было собрать. Все инструкции, схемы и рекомендации, прилагавшиеся к каждому конструктору, никогда не прочитывались и отправлялись в мусорное ведро сразу после открытия коробки.
Случалось, процесс сборки растягивался на несколько дней. В таких случаях Аркаша напрочь забывал о еде – кормить его приходилось чуть ли не силком. Спал нервно, много ворочался и часто просыпался.
Собранные из конструктора поделки выставлялись на шкаф, занимали свое место на полках рядом с книгами, на подоконнике между любимых маминых гераней и впоследствии никогда не переделывались, не дополнялись новыми деталями – одним словом, не менялись.

3.

В самом центре Аркашиного двора находилась прямоугольная площадка. Половина ее была засыпана песком вперемешку со щебнем. Вторую половину почти полностью занимала уродливая железная конструкция. Официального названия у нее не было. По общей негласной договоренности она именовалась Лазилкой.
Из-под песка и щебня проглядывали бетонные плиты. Лежащие здесь неопределенно долгий срок, они походили на крышки от саркофагов, в которых обрели свой сомнительный покой древние фараоны. Казалось, стоит упереться чем-нибудь достаточно прочным в зазор между плитами, как следует надавить – и выпустишь на свободу древнее зло. Но топтавшие бетон дети и старики, не испытывая никакого почтения к древней плоти, рисовали на поверхности богохульные, ничего не значащие символы, сотрясали воздух бессмысленной болтовней и криками. Вечерами прогретый воздух готов был забродить от перенасыщавшей его энергии.
В самом центре площадки четыре плиты отсутствовали, обнажая клочок нетронутой земли. По неизвестной причине трава здесь не росла. По сторонам квадрата стояли четыре лавочки. Традиционно их занимали старухи-няньки да редкие молодые матери. ТАЗ, подобно гигантской доменной печи, требовал все больше человеческого материала. Едва успев выкормить ребенка грудью, девушки возвращались на производство, оставляя малышей на попечение родителей-пенсионеров либо предоставленных государством нянек.
Нянькой могла стать любая женщина, достигшая пятидесяти лет и годная по состоянию здоровья (то есть не состоящая на учете в нарко- и психдиспансере). Однако предпочтение отдавалось шестидесяти – семидесятилетним старухам. 
Сидя на лавочках, всегда спиной к безжизненному клочку земли, они вели нескончаемую беседу своими покаркивающими голосами, выводили клюшками на бетоне замысловатые узоры либо просто смотрели перед собой, безмолвно шевеля губами и мелко-мелко тряся головой.
Няньки никогда не наблюдали за тем, что происходит внутри квадрата. Поэтому квадрат являлся одним из немногих мест, где можно было избежать их назойливого внимания. Само собой, Аркаша и его сверстники не преминули этим воспользоваться.
Внутри квадрата происходили самые настоящие земельные баталии, участие в которых могли принять от трех до пяти человек – больше квадрат просто не вмещал.
Раскладным ножом (иногда – шилом) внутри квадрата чертили круг. Разделяли его на несколько частей по числу участников. Затем кидали жребий – кому бросать нож первым.
Суть игры сводилась к тому, чтобы завоевать территорию соперников. Для этого нужно было бросить нож в приглянувшийся клочок земли, после чего через точку, в которую он воткнулся, провести прямую линию. Та часть вражеского участка, которая прилегала к твоим землям, переходила в твои владения.
Именно здесь, на квадрате, имел место Аркашин рецидив.
Произошло это поздним вечером, когда большая часть завсегдатаев игровой площадки разбежалась по домам. Солнце скрылось за пятиэтажкой, которую местные окрестили «стенкой», и двор погрузился в сырую прохладную темень. В быстро сгущающемся сумраке слышались голоса трех задержавшихся на Лазилке девчонок. Они заигрались в «слепую обезьяну» и забыли о времени. Однако уже скоро, очень скоро темноту прорежет голос матери одной из них, и все три, как по команде, будут выдернуты из своей альтернативной реальности и сломя голову побегут домой.
На скамейке сидели две старушки – не няньки, просто местные пенсионерки. Видимо, они не хотели идти домой, потому что там их никто не ждал. Молчаливые и неподвижные, они наблюдали за девочками, видимо, пытаясь вспомнить себя в их возрасте.
Четверо мальчишек, среди которых был и наш герой, этим вечером решили не уходить с квадрата до тех пор, пока не выяснят, кто из них достоин зваться сильнейшим. Вот уже в восьмой раз приступили они к войне за территорию. Земля внутри квадрата была перепахана и притоптана бесчисленное число раз.
Аркаша был неплохим игроком, но на сей раз оказался в числе аутсайдеров. Клочок земли, на котором он стоял, в ширину составлял от силы сантиметров десять.
Кидал Олег – мальчик на год старше Аркаши, пользовавшийся среди сверстников безграничным уважением. В следующем году он должен был пойти в первый класс. Плюс к этому Олег единственный во дворе владел автомобилем на дистанционном управлении, который привез из Чехии отец-инженер. Эти два обстоятельства ставили авторитет Олега на такой высокий уровень, с которого его не могла сбросить даже привычка регулярно чесать зад большим пальцем и спустя некоторое время этот же палец засовывать в рот.
По правилам, Аркаша мог уйти со своего клочка на время, пока соперник бросал нож. Но он не стал этого делать – ведь тогда он показал бы всем, что опасается за свои ноги. Что он боится.
Не то чтобы его сильно волновало, что о нем подумают товарищи. Просто у всех мальчишек было принято не выходить из круга ни при каких условиях. А Аркаша предпочитал не выбиваться из коллектива, если на то не было особых причин. Поэтому, коротко протараторив про себя услышанную от матери молитву («господиисусехристесынебожийспасиипомилуймягрешнаго»), он остался на месте, постаравшись придать лицу выражение полного безразличия.
Олег долго целился, высунув кончик языка. Потом коротко приказал:
- Ногу подними.
Аркаша не стал спрашивать, какую ногу надо поднять. Маленькие глазенки Олега смотрели на участок земли рядом с левой.
На секунду показалось, что и без того тихий двор притих еще сильнее, и что все вокруг – Лазилка, фараоны под плитами, деревья, первые звезды – наблюдает за четырьмя фигурками в темноте. Даже старухи-пенсионерки словно шестым чувством уловили скопившуюся на квадрате нервную энергию. И ветер, разошедшийся было к концу дня, на несколько секунд затих, будто ощущая, что вот-вот случится что-то очень важное. Что-то, после чего мир никогда не будет прежним.
В тот момент, когда Олег метнул нож, в комнате, где жили Аркаша с родителями, под потолком лопнула лампа. Один из осколков поцарапал щеку матери.
В последнюю секунду рука Олега изменила направление. Издав короткий шипящий звук, нож вошел в основание большого пальца Аркашиной ноги.
Аркаша не почувствовал боли. Боль была потом, когда врачи вынимали засевшее между двух костей лезвие; когда обильно лили на рану перекись водорода. В самом начале он ощутил лишь пустоту.
Пустота росла откуда-то изнутри, разрастаясь как заполненный водой презерватив. Готовая лопнуть от собственного внутреннего давления. Мешающая дышать.
На несколько секунд мальчишка отчетливо осознал, что все стоящие в круге хотят его смерти. Нет, не боли, не увечий – именно смерти. Он почувствовал, как они впиваются взглядами в его лицо.
Ему подумалось, что все они ждут, когда же его лицо исказится от боли.
Ждут - не дождутся, когда Аркаша упадет и будет биться в судорогах, или закричит, или станет со слезами и завываниями прыгать на одной ноге. И тогда его можно будет добить. Можно будет впиться зубами ему в горло, повалить на землю и там, беззащитного, душить и пинать, пока он не превратится в безжизненный мешок с костями.
А потом он сделал глубокий вдох.
Вместе со вдохом пришла непонятная успокаивающая уверенность. Он словно вдруг сделался большим-большим и по мере того, как легкие наполнялись воздухом, продолжал расти.
С ножом в правой ступне он шагнул в направлении Олега, оставив на земле влажный темный след.
Руки мальчика вытянулись. Пальцы короткими щупальцами обвились вокруг шеи Олега, принимая удобное, веками совершенных предками убийств отработанное положение.
Здоровой ногой, словно бывалый борец, Аркаша провел подсечку и в мгновение ока очутился у Олега на груди. Вначале он хотел ударить его по переносице, но тут же решил, что этого будет недостаточно. Что надо преподать всем, кто в круге, хороший урок. Иначе они набросятся и разорвут его на части.
Он насколько мог широко раскрыл рот и впился зубами в плечо соперника.
И тут молчавший до этого Олег вышел из оцепенения и принялся кричать. Громко. Пронзительно. Словно внутри у него прочистился забитый клапан.
Аркаша не помнил, как долго он продолжал стискивать зубы; как долго бился под ним Олег, за считанные секунды превратившийся из дворового вожака в жертву. Потом Аркаша ощутил сильный рывок. Он оказался в воздухе и увидел прямо перед собой лицо одной из старух. Лицо было растерянным и испуганным одновременно.
Старушке было от чего растеряться. Она держала в руках мальчика, губы, подбородок и шея которого вымазаны кровью и который при этом издавал сдавленные хрипы, словно маленький звереныш…

Инцидент удалось замять. Родители Олега на стали выдвигать претензий из-за прокушенного плеча и синяков на шее сына, а Сергей Сергеевич и Любовь Игоревна сделали вид, что забыли о пробитой ножом ноге. 

(Следующие главы будут выложены 13 января)