Еще не осень

                ВЫШЕЛ В СВЕТ РОМАН
                РОБЕРТА ЧЕРНЯКА

             этого писателя знают, как известного российского поэта
               

             Роман "Ещё на осень" крупное многоплановое проблемное художественное
             произведение.Описание событий происходит на одном из предприятий рос-
             сийского ВПК.Это волнующее произведение, в котором шаг за шагом разво-
             рачиваются так же события в скрытой от всеобщего обозрения сфере жизни
             главного героя произведения, включая самые интимные её мгновения.
             Это роман, наполненный яркими сочными образами с любовью и тщательнос-
             тью нарисованными автором.Это интереснейшая картина слаженного творчества
             огромного коллектива научно-технического персонала, возглавляемая талантли-
             вым, ещё достаточно молодым человеком академиком Лавровым. 
              Автору удалось воссоздать зримо исторические и бытовыее картинки,проник-
             нуть в скрытые уголки человеческой жизни. Почему роман назван:"Ещё не
             осень".Ответ становитсяя ясным после прочтения: название отражает жизне-
             утверждающий настрой автора как в общечеловеческом плане, так и в общес- и            твенно-историческом отношении. Нарисованные картины жизни очень реалис-
             тичны и читатель с увлечением, легко продвигается по канве романа, ни на
             минуту не сомневаясь в невыдуманности, реальности, разворачивающихся
             событий.Интересно при этом читать о том,что не так давно старались приг-
             лушить, закрывая читателю доступ к одной из сложившихся сфер человечес-
             кого бытия.Роман ппривлекает сочным языком, глубоким психологизмом, завид-
             ной наблюдательностью автора, яркими характеристиками судеб героев,
             лиричностью повествования.В нём как и в жизни много всякого, симпатий,
             светлой любви, обжигающей эротики, интриг и дитективных моментов.
              В общем это талантливое изображение реальностей совсем недавнего прош-
             лого российской жизни. Э.Рапопорт      












   





               
                .   
                .
      








               

                Конец восьмидесятых, начало девяностых         
Выходя  из здания на Старой площади, Лавров еще не решил, ехать  домой или к себе  в ОКБ. Заканчивалась рабочая неделя. Среди множества черных «Волг»  он, наконец, нашел свою.
- Константин Иванович, Вас ожидают на работе, - сообщил ему водитель, - Лев Аронович просил позвонить.
-А ну-ка соедини, чего это Льву понадобилось.
В трубке прозвучал баритон Зарецкого:
-Костя, мы тебя ждем.
  И только сейчас Лавров вспомнил, - сегодня же день рождения Кривенко - его первого зама и одного из талантливых конструкторов страны. Дата впрочем, не круглая, -  но как мы  вкалываем, - подумал он, - нам положено, как тогда на войне - три дня за один прожитый.
- Лев, честное слово, совещание затуманило мозги. Досадно получилось.
 - Ты позвонил вовремя, - успокоил  Зарецкий, - Владислав Васильевич вообще отказывался что-либо  устраивать. Ты же знаешь его - олицетворение скромности. Но я всё организовал. Ждём тебя.
-Да, наш Владислав не от мира сего,  -  буркнул в трубку Лавров, - минут через сорок буду.
Повернули на Тверскую. Остановились у магазина «Подарки». 
Сквозь женское засилье войти в магазин было почти невозможно – «давали», как тогда бытовало магическое слово, складные японские зонтики.  Протиснулся на второй этаж, там поспокойнее. Прошел вдоль прилавков и задержался в парфюмерном отделе.
-Подарю, пожалуй, Владиславу французский  парфюм, - пусть благоухает.
Симпатичная продавщица сложила перед собой ухоженные руки и была готова предложить варианты, но поняла - клиент не торопился. Перед ней стоял высокий мужчина с короткой модной стрижкой, седеющей на висках, и разглядывал её. Из - под лацканов  кашемирового пальто выглядывало симпатичное кашне  и ослепи-тельный белый воротник рубашки. Весь этот антураж  придавал ему особый шарм.
-Его вальяжный  вид, - подумала она, - свидетельствует о том, что этот человек не борется за социальное превосходство. Судя по всему, оно у него есть.
 От её улыбчивого взгляда у него улучшилось настроение. Ведь не с художественного вернисажа он заглянул сюда, с тяжелого совещания  в ЦК КПСС.
-Вас интересует парфюмерия?
-Мне нужен  подарок для мужчины.
Продавщица потянулась за эксклюзивными образцами, и короткая юбка уже не прикрывала великолепные стройные ножки. Лавров взял флакон и, поводя колпачком перед носом,  вдохнул:
-Воплощение мятежного мужского духа,  - он посмотрел на девушку:  - здесь таится  вся его энергия и эмоциональность.
-Кстати, как вас зовут?
-Зоя.
Она, наконец, осмелилась посмотреть ему в глаза, и  чувственный, эффектно  очерченный губной помадой рот, произнес:
- Ни от одного парфюмерного эксперта  не слышала подобного.
А Лавров, не  обращая  внимания, взял еще пару упаковок и раскрыв, продолжал  изучать  их аромат:
-А в этих запахах -  как драгоценные мгновения, спонтанность летнего дождя и прогулка в зеленом саду. Он протянул ей, - чувствуете?...
-Да - а- а, - согласилась Зоя.  Какое тонкое обоняние.
Общаясь с ним, она обрела уверенность и, слушая, убеждалась, как он обаятелен. Сколько женщин капитулировало перед ним. Но вместо  этого произнесла:
- Впервые слышу такое от покупателя.
Лавров приблизился к ней почти вплотную:
-Говорят, жизнь, - это бесконечная цепь упущенных возможностей. Так мы с вами заполнили маленький пробел в хаосе парфюмерных ароматов. Почувствовали чарующую их силу.
 - Я это запомню, - упаковывая подарок,  призналась Зоя.
 Лаврову явно приглянулась современная девица. И за долгое время, проведенное в домашнем одиночестве, у него впервые, неожиданно родился дерзкий мальчишеский план, как в былой молодости, -  не пригласить ли её  сейчас на день рождение своего зама.  А Зоя,  ещё  взглянув  на Лаврова,  сказала:
-Говорю правду, - впервые  встречаю такого покупателя.
- А я рад видеть милую хозяйку всего этого великолепия.
Он держал  красиво упакованный подарок:
-Как бы я хотел пригласить тебя на вечеринку.
- Вы смелый и решительный мужчина.
- Ты не ошиблась.
-Но вы еще тонкий и чувственный, - заметила она, - не лишенный романтиче-ской загадочности.
Лавров понял, - она готова провести с ним не только вечер, а может быть и ночь. Он посмотрел на часы:
- Время на сборы у нас минимальное.
-Но, извините, я даже не знаю вашего имени.
Лавров протянул  визитную карточку. У Зои расширились зрачки от перечисленных в ней титулов.
 -Дорогой академик, Константин Иванович, это же неудобно. Вот так прямо... Лавров стоял перед ней  в раздумье:
- Ну, хорошо. Сейчас половина пятого вечера. Ровно в двадцать часов я жду  у выхода внизу, в машине.               
Проезжая мимо цветочной палатки, он купил букет ярко-красных гвоздик. Страна любила гвоздики. Поднялся к себе в кабинет, оставил пальто и направился в конференц-зал, откуда доносилась негромкая музыка. Проходя вдоль сервированного стола, сделал всем поклон и, поравнявшись с Кривенко, тепло пожал  руку,  по-дружески обнял. Пожелал ему сибирского здоровья, имея в виду, что именинник родом из сибирской  глубинки и,  уже обращаясь ко всем,  сказал:
-Два часа назад  в Центральном Комитете  закончилось совещание, которое  один из членов Политбюро  назвал  советом - «богов войны». В самом деле, в зале собрались создатели и производители всей нашей новой и традиционной техники. Закрывая совещание, председательствующий неожиданно повернулся в мою сторону и произнес буквально следующее: - от вас, товарищ Лавров, Родина ждет  особого,  этакого,  и он повертел перед собой раскрытой ладонью, обращенной  в  заоблачные  выси, - ну,  в общем, ясно чего…
 Так выпьем за нашего дорогого Владислава Васильевича. В  таком  нелегком задании он  играет  первостепенную роль…
 Импровизированный Зарецким банкет сворачивался, а в кабинете Лаврова собрался  узкий круг. 
Заведующая столовой, Лидия Алексеевна, начинавшая с рядовых поварих, раскраснелась от смущения, когда Лавров подошел к ней и сердечно поблагодарил за сегодняшние хлопоты.  Разлили кому что приходилось по душе, - одним  водку, другие предпочли коньяк.  Не терпелось услышать, о чём поведает Лавров.
А он не собирался пересказывать подробности. Только обрисовал общий на-строй, царивший  на вершине власти:
-Похоже, мы находимся накануне неординарных событий.  Уверен, - скоро закончится наш депутатский статут в Верховном Совете. Судя по пессимизму Минфина, с бюджетом сидим в глубоком дерьме. Даже сидящие в руководстве ЦК догматики  стали понимать или догадываться: мы перед распадом общества.  В свою отсталость страна залезла давно, - рассуждал он, - все, что предшествовало перестройке - это и застой в науке, и отставание от современных технологий  в промышленности, и экология на волоске. Всё это мы прекрасно  знали. В кабинете воцарилось молчание. А  спокойный,  уверенный голос Лаврова звучал:
- Но мы упорно наращивали «оборонку». Еще не забыли, как совсем недавно  работали  по 10 –12 часов в сутки. Сюда не жалели ни сил, ни средств. Наплевали на всё остальное. Час тому назад видел, как в магазине «Подарки» наши несчастные женщины  ломились к прилавку  за японскими зонтиками, - позор, который передать трудно. Насколько мне пришлось видеть, бывая в командировках, там, у них за бугром, понимали, а у нас нет, что в конце концов, страна смертельно надорвётся.  Он налил себе стопку и выпил залпом, - и  надорвались. Вчерашний мир был самой настоящей войной,  которую мы про-играли.
  Подойдя к  столу, Лавров закурил и, прохаживаясь  по кабинету, размышлял:
-Что нам оставалось? -  и поглядел на замерших коллег,  - взорвать ненавистный нам капитализм. Ведь у нас остается ядерное оружие. Но это уже откровенный терроризм по отношению ко всему человечеству. Все это мы давно знали, спинным мозгом чувствовали, только помалкивали. Такие разговорчики ни на Старой, ни на Лубянской площадях не одобрялись... И заканчивая этот разговор, в итоге сказал:
-В конце концов, нас подвело имперское мышление с самоубийственной гонкой вооружений, с безудержным желанием строить прогнивший "развитой социализм" на всей планете, забывая о собственном народе. Один Афган чего нам стоил, сколько  народу  положили - несть  числа...   
Он оглядел присутствующих и, со свойственной ему широкой, доброй улыбкой, сменил настрой:
- Всё вышесказанное не освобождает нас настойчиво и неординарно относиться к  делу, которому мы с вами служим, -дорогие мои, - верой и правдой много лет…
       У  присутствующих ещё свежо было в памяти, когда  однажды Лаврова встречали  из Кремля. Вместе с ним  вернулся  из Грановитой палаты  Кривенко. У обоих поблескивали звёзды Героев Социалистического труда. А вскоре, во Дворце культуры, на торжественном вечере, многим  работникам  вручались ордена и медали. Коллектив вложил весомый вклад  в дело защиты мира и безопасности. Так об этом гласил  Указ Президиума Верховного Совета СССР.
               
                *    *    *
Стрелки  часов подходили к восьми вечера. Лавров вышел из такси и ждал Зою. Купленный по дороге букет роз  лежал в машине. Подумал: - правильно поступил, не сделал из знакомства с ней демонстрацию. Встреча с женщиной - его личное дело, и блеснуть перед свидетелями, даже самыми порядочными, было бы, по-мальчишески. Три года, без жены. Но никто  не предписывал, - рассуждал он, - оставаться на веку в одиночестве, сторониться  хорошеньких  пассий, -  это же  чушь собачья.
 В интриге с Зоей им двигали элементарные биологические потребности изго-лодавшегося по женскому телу здорового мужика. Тем более, он ожидал полную достоинства и грации молодую особу, катапульта страстей  с которой  забросит  за предельную  высоту, станет вершиной его  мечтаний.
Ожидая её, он удивился, - из головы мгновенно улетучились все мысли, кроме одной. Он думал о сексе. Представлял, как в нём проявятся  элементы яркой любовной   направленности.
          Зоя увидела Лаврова и шла по широкому тротуару, навстречу:
-Я была не очень уверена, что увижу вас сегодня,  - всё - таки банкет, гости... Но теперь  все свои сомнения  выкинула, - и показала на стоящую рядом урну.
-Сегодня я приглашаю тебя к себе.
-А это удобно?
-Вполне.
- Полагаюсь на вашу уверенность. Мне остается полностью препоручить себя в ваше распоряжение.
Они сели на заднее сидение, и Лавров положил Зое на колени букет алых  роз.
-А вы конспиратор. Подумала, приедете на персональной машине, и мне неловко будет перед водителем.
-Видишь, как мы синхронно предусмотрели это  обстоятельство. Я прочитал твои  мысли и приехал на такси.
- Вы осторожный человек.
-Скорее интуитивный. Осторожность должна быть на охоте, на глухаря. Мельчайшая неточность, и красоту токующих красавцев можно не увидеть.
-Вы еще ко всему охотник? После короткой паузы Зоя повернулась к Лав-рову:
- Константин Иванович, - а где ваша жена?
-Скоро три года, как её не стало. Скоротечный рак. Медицина пока перед этой болезнью бессильна... Дочь живет отдельно. У неё своя семья.
-Извините, я не хотела. Так получилось.
Лавров взял Зоину ладонь, прижал к губам.
-Честно говоря, в голове сумбур.  Боже мой, скажу кому-нибудь, не поверят, - была в гостях у такого известного человека...
        Машина остановилась у подъезда. Зоя оглядела фасад здания:
- Это такие дома называют «элитными»?
- «Элитными», как правило, называют породы животных, - например, «элитные орловские рысаки», но согласимся, что дом этот тоже  «элитный».
Он открыл кодовый замок  и, войдя в холл, поздоровался с консьержкой, сидя-щей за стеклянной перегородкой. Зоя обратила внимание, что с ней в помещении находился милицейский сержант. Они вошли в лифт.
- Вас даже милиция охраняет?
- Лавров улыбался, - значит, ты в полной безопасности.
               
       Пока он сервировал на кухне стол, Зоя, прохаживаясь, рассматривала эту большую великолепную квартиру и думала: - неужели так можно жить. Изысканная обстановка впечатляла. Полотна русских и советских мастеров.… В кабинете - написанный маслом портрет самого Лаврова. Такой же, но поменьше, дочери -  в детской комнате. Наблюдая, как Лавров ловко орудует над сервировкой, Зоя не стала предлагать свою помощь, его быстрота и умение  приятно удивили.
     - Тебе осталось только поудобней устроиться, -приглашая к столу, произнёс он.
        -Не представляла, что академики  способны  на такое…
      Являясь великолепным собеседником, в процессе общения, Лавров тактично вызвал её на доверительный разговор, и Зоя поведала, как росла без отца, с матерью и бабушкой. Окончила Московский Иняз. А встала за прилавок.
    - В этом магазине я оказалась нужна. Бывает много иностранцев, надо их обслуживать. А значит, и платят сносно. Но есть у всего этого, - продолжила она,  - большое но ...
-В чем же выражается это «но», - поинтересовался Лавров, разливая  марочный  коньяк. Растягивая слова, Зоя произнесла:
-У меня, дорогой Константин Иванович, в другой области, правда, недалеко, в Твери, муж инвалид-афганец и дочка с мамой. Она преподает в школе язык и литературу. А я снимаю комнату у одинокой подружки. Взглянула на Лаврова, и как ему показалось,- облегчённо вздохнула:
- Вот и вся  биография.
- Ты устала? Хочешь отдохнуть?
- Нет, что вы. С вами можно  сутки провести без сна, только  быть рядом, слу-шать вас.  С рюмками  в руках, они игриво обменялись комплиментами на английском языке:
-Как на фирме, - подумал он, - красавица с высшим образованием, да еще с языком...
 Они перешли в гостиную, Лавров подкатил к дивану банкетный столик, на котором сгрудились джин, виски, деликатесная закуска. Курили, балагурили. С нескрываемым интересом она слушала рассказы Лаврова о жизни за рубежом. Коснулись не простой жизни общества в целом  и московской в частности. Лавров  признавался, что вопреки желаниям,  в силу большой занятости, отстал  от теат-ральной жизни.
-Смотрю на сон грядущий  некоторые передачи. Иногда встречаются любопытные.  Особенно те, к которым приложила руку моя жена. Я всегда искренне радовался её успехам. Она была талантливым искусствоведом.
-Но всё-таки  центром в семье оставались вы?
- У нас все складывалось иначе.  Мы с женой  находились  на разных полюсах. Я никогда не завидовал тому, что она чаще выступает по телевизору или публикуется в печати. Если и завидовал, так только её таланту. Он отпил глоток виски:
 -В идеале именно по такому принципу должны строиться нормальные отношения.
–К сожалению, чаще  наоборот. Вы - исключение из правил. Но сегодня на-сколько приходится наблюдать, женщины начинают осознавать свою подавленную ярость, и для многих партнёров это стало «эгошоком». Обвалился так называемый большой фасад, и источник  энергии, казавшийся когда-то неистощимым. Он начал иссякать. Она рассмеялась: - мужчину отрезали, как ломоть хлеба, вытолкнули в автономное плавание. А многие к этому просто не готовы. Лавров, внимательно слушая Зою, высказался в поддержку её взглядов:
-Сегодня женщины находятся в более стабильном отношении:  ваш брат понял, что вполне можете обойтись без нас. И он, поднимая бокал, с хитринкой улыбнулся: - За вас, без поддержки, которых, мы  будем вымирать. Он подошел к стенке и порывшись в закладках, извлёк толстый современный журнал. Вот, что пишут о себе сегодняшние представительницы слабого пола. Одна особа говорит так: -«освобождение нашего сознания демонстрирует нам, какими мы хотим быть (смелыми, независимыми, изобретательными, милыми, позитивными) и вот что хотим иметь- наполненную смыслом работу и сексуальные содержательные отношения, которые основываются на взаимности, а не на мазохизме». –Да, неглупая дама писала эти строки, - глубокомысленно произнесла Зоя. Основная часть нашего брата, этого заслуживает. 
Зоя  обратила внимание на экзотические охотничьи трофеи в  кабинете, когда прохаживалась по квартире, и  поинтересовалась, откуда они. Лавров рассказал про  охоту   в австралийской  саванне…
-Боже мой, вы и там бывали?
За светскими разговорами и легкой выпивкой, она перешла, постепенно на «ты». Он пригласил её в спальню, открыл створку зеркального шкафа и протянул красивую коробку. Зоя раскрыла и удивилась - из прозрачного пакета извлекла  симпатичный лифчик, трусики типа «танго», чулки с широкой ажурной  резинкой  и коротенький  пеньюар.               
-Эту прелесть я вижу пока только в комиссионках по запредельным ценам или в иностранных рекламных журналах. Ты хочешь, чтобы я  стала  артисткой  варьете, танцующей  канкан? 
-Хочу, - целуя,  признался он. - При твоей фигуре!
-Заводной  вы, однако, - игриво заметила Зоя. Он улыбался:
-Любопытно тебя увидеть в этом комплекте за прилавком. Покупательский спрос стремительно пошел бы вверх. Лавров чувствовал, она не стеснялась  интимных  пассажей  и вела  себя  с обезоруживающей откровенностью:
-Представляю, какой фурор произвела бы на публике... И  нежно поцеловав его,  направилась в ванну.
 Наслаждаясь под  душем,  наблюдала  как Лавров, войдя, освободил спортивное тело от плавок.
В этой милой  непосредственной  обстановке Зое показалось, что они уже давно знакомы. Взгляд задержался на крупном  естестве,  выразительно смотревшемся на  его мускулистой  фигуре. Зоя покрывала Лаврова горячими поцелуями. Губы и пальцы не обошли вниманием ни один  самый крохотный  участок  тела.
 Лаврова охватил огонь возбуждения. А Зоя  уже  целовала  плоский живот, опуская голову и ладони еще ниже… Наслаждение росло с каждой секундой  и, содрогнувшись, он  со стоном опустился на колени, скользя руками по выпуклостям.  Ладонь хозяйничала по круглым тугим ягодицам. Наконец, он поднялся и прижал её к себе. Струи воды окатили  обоих.
-Ты неотразим,  - говорила  она.
-Ты тоже. Он поцеловал холмики  груди  и, ополоснувшись, вышел.
Зоя высушила волосы, привела в порядок лицо, облачилась в подаренное белье.   В гостиной ее ждал шелковый японский халат - кимоно. И вот она уже стояла в широком дверном проеме, приняв театральную позу.
- Я хочу себя  ущипнуть, - смеялась она, - это часом не сказка?
                * * *
...Сквозь шторы в спальне просачивалось утро. Сентябрьское небо то затягивалось облаками, то солнечные лучи  снова  радовали необыкновенной голубизной.
Лавров не спал. Он тихо лежал и чувствовал  теплое бархатное тело Зои. Еще вчера  заметил, как она за лето красиво загорела. Лишь узенькие белые  полоски  от трусиков  уходили,  опоясав  полукруг над бедрами,  в  округлость  ягодиц...
 Зоя повернулась к нему. На фоне  роскошной Лавровской квартиры она чувствовала себя  существом, которое нашли, подобрали, пригрели, вкусно накормили, полюбили и уложили спать.
-Как спала? - приглаживая  прическу,  поинтересовался Лавров.
-Я давно не помню  такого сна, уносилась  в  чудесные,  сказочные миры.
-У тебя сегодня рабочий день?
-Надо позвонить подруге и сказать, что  выйду после перерыва, во вторую смену.
-А может тебе сегодня  вовсе не ходить на работу?
-Нет, этого делать нельзя. Могут выгнать. Она потянулась к тумбочке и, взяв трубку, позвонила. Услышала от подруги кучу вопросов и, мило улыбаясь, сказала вполголоса:
-Я жива, здорова - только что проснулась. Потом несколько раз вместо ответа с хитринкой повторяла, - угу, ага, - и в заключение  резюмировала:
- Отработаю  во вторую смену, хорошо? Спасибо тебе, до встречи.
Зоя не расспрашивала, с кем он эти годы проводил время. Она была уверена, что у такого мужика, с таким положением,  баб - вагон и маленькая тележка. А Лавров думал – столько времени  не чувствовал женщину, скажу - не поверят. А это правда. Дела так  изматывают, забываю, что есть еще жизнь, просто жизнь, самая обыкновенная и замечательная. И только сейчас про нее вспомнил, почув-ствовал на ощупь.
Ожидание  близости, находясь в постели  с этой  девочкой, его не подвело.  О её незамужней жизни в Москве  вопросов не задавал, они могли ненароком  ра-нить.
Она облокотилась ему на  грудь:
-Откуда у тебя столько изящных дамских вещиц?
- Бывая за рубежом, заглядываю в отделы эксклюзивного женского  белья, и, кажется, скупил бы всё. Неслыханное удовольствие видеть на хорошеньких женщинах  всё это. Он  лизнул аппетитный сосок и изумился его величине: он торчал как детонатор, как кнопка, которую стоит нажать – и мир взорвётся ко всем чертям: 
-Безумно рад, получил соблазнительную возможность  реализовать свое не-усыпное эротическое желание. Закурив, улыбнулся:
- Потаенная мечта превратилась в реальность.
-Какой у тебя тонкий вкус. И вообще ты счастливый, столько повидал всего на свете. Очень хочется посмотреть на другой мир. Кроме своей Твери - ничего не видела. Была с подругой пару раз на юге - вот и всё.
-В тверских местах у вас Волга хороша. Мне нравится Лисицкий бор - красивый уголок.
- Когда я была еще ребенком,  туда с родителями ездили. Дай мне, пожалуйста, сигарету. Лавров поставил себе на грудь пепельницу, и они продолжали нежиться в постели.
-Моего муженька Афган изувечил. У него нет ноги и искалечена рука. На работу в нашей дыре с такими данными устроиться весьма не просто. После смерти папы  в доме стало совсем плохо. Муж начал пить вразнос.  А за спиной у него всего два курса Политеха и все ... Связался с такими же инвалидами, напьются и качают права. В общем - не жизнь, а сплошной геморрой.
-А мама?
-А что мама? Она - типичный представитель провинциальной интеллигенции. Ты понимаешь, что такое наша провинция: « где что дают, где что достать» - в об-щем, нищета, голь перекатная. Еду из Москвы домой - вся электричка завешена останкинской колбасой, из которой капает вода и, всякой всячиной, вплоть до вермишели. Мама к такой жизни не приспособлена. Представляешь, в нашей клюквенной области, клюкву в сахаре можно достать только в обкомовском распределителе, через знакомых. У мамы диабет, так несчастный килограмм гречневой крупы, подружка мне достаёт через каких-то знакомых из ГУМа. Когда был жив отец, он эти  проблемы кое-как решал. А она - воспитанный человек, выросла в порядочной  семье и теперь в этой дикой массе людей, выглядит изгоем. Зоя сделала паузу и, затянувшись сигаретой,  продолжала:
-Всё  утешение во внучке. Ей восемь лет, во втором классе. Ходит в школу вместе с бабушкой и ждет её на продленке, пока та рассказывает старшеклассникам о серебряном веке. В доме - старенькое пианино, мама занимается с ней музыкой. Выпуская дым в потолок, спросила:
-Костя, скажи, пожалуйста, почему Россия такая несчастная и народ в ней го-лодный и неустроенный? Москва - не в счет.
-Очень не простой вопрос, Заинька.  Зоя  оживилась:
-Папа меня так звал.
-Когда я думаю о бедности,  меня всегда преследует запах смерти. Соци-альная и физическая нищета схватила страну за глотку не вчера. Этому  предшествовало  извращенное мышление наших верховных старцев. 
Наступило молчание. Зоя видела в зеркальных витражах  платяного шкафа своё отражение и произнесла: - как у тебя здорово…Он поцеловал  сосок,  похожий на сочную землянику:
-Душ примем?
-Такой, как  вчера?!  Не надевая халат, сунула ноги в шлёпанцы,  прошла в ванную комнату. В кранах зашумела вода.  Изразцовые кафельные стены,  вперемежку с зеркалами, красивая арматура, - всё это создавало праздничную атмосферу.  Голубоватый цвет ванны придавал воде такой же оттенок.
 И пока она наслаждалась под теплым  душем, Лавров обдумывал меню для завтрака и  ругал себя последними словами за отказ от права испытать, хотя бы иногда, свои, в конце концов, элементарные потребности.  Сколько удовольствия получил  и сколько радости подарил этой симпатичной и неглупой девочке.
 Закурив,  размышлял: -  почему я перестал оставлять для себя хоть минимум времени,  вкалываю, так что и  у меня, и моих мужиков дымят яйца? Врубаюсь  в работу с потрохами, забывая, что какая-нибудь хорошенькая и не глупенькая пассия  может подарить мне свою негу.               
 Все это он ощутил вчера. Когда Зойка, напрыгавшись на нем и достигнув  наивысшей точки, наконец, свалилась, и он  чувствовал её ровное дыхание, ни с чем не сравнимый запах  молодого тела.
С этими мыслями у Лаврова вновь пробудились желания. Он вошел и залез к ней. От манипуляции Зоиных рук  и губ, Лавров стонал. Потом повернул её к себе спиной. Чувственные ладони крепко держали за талию, и от его движений она уже сходила с ума.…  Наблюдая  происходящее  в зеркало,  постанывала:
-Эта утренняя сюита еще слаще вечерней. 
  Они не торопились заканчивать  процедуры. Высушив насухо махровой просты-ней  тело, он увлек её в спальню. Зоя лежала умиротворенная и счастливая.  Она соблазнительно потянулась:
-Тебе остается только присоединиться…
         Лавров  ласкал средоточие ее женственности. Зоя закрыла глаза и всецело отдалась  переполнявшим  ощущениям. Она  была  потрясена интимностью таких ласк.  Мощная волна  пронизывала, казалось всю  насквозь,  погружая в нирвану. А он уже подчинял тела единому, всепоглощающему  ритму…Она всем своим существом раскрывалась навстречу. Неистовство сменялось нежными поцелуями. Обнимая Лаврова, ей хотелось, чтобы её восторг передался, перетёк в него, как ток течёт по проводам. Она поняла, что  сильно возбуждает его своими ласками.  И это продолжалось, казалось бесконечно. Волна безумного блаженства, уже не раз заставила забиться в конвульсиях. Её всплески, потрясали спальню. Наконец, Лавров дал выход  страсти…
 Какое-то время они пребывали в безмолвном  виртуальном  состоянии, постепенно возвращаясь в реальность. Целуя Лаврова, она приговаривала: - ты чудовище, сексуальный гигант. Я такое даже представить себе не могла...
 
 Приведя  себя в порядок, она наблюдала, как Лавров заправски жарил бекон, туда же нарезал тонкие кружочки помидор и залил яйцами.
- Получилась настоящая охотничья закуска, - объяснил он. Среди белой рыбы и телячьих языков  стояла баночка икры, розетка с маслом.  Чуть поодаль - бутылки «Абсолюта» и «Кинзмараули.».
Еще вечером Зоя с любопытством рассматривала кухню, фрагменты которой напоминали уютный ресторанчик. Экзотические вещицы, изящная посуда и даже имитация луковых и чесночных косичек делали  помещение весьма симпатичным и уютным. Кроме настенных бра, над столом висел цветной оригинальной формы абажур, позволяющий его высоко поднять или опустить, устроив милую интимную обстановку.
-Я поняла, - твоя жена имела непосредственное отношение к прекрасному?
-Она была талантливым искусствоведом, - и добавил, - с именем...
-Это видно по обстановке.  Ничего не скажешь - антик!
За столом Лавров ни разу не намекнул на то, чтобы увидеться еще. Он пони-мал,  при малейшей возможности она будет рядом. Наступало время прощания.
-Я тебя провожу?
-Нет, нет, не надо. Метро рядом. Дойду.
         Он взял из рук сумочку и, раскрыв, опустил солидные купюры.
-Костя, зачем ты это делаешь?! Я могу обидеться.
         Целуя, он заглянул ей в глаза:   
-Затем, когда соберешься  к своим, будет, с чем ехать...
Она с нежной благодарностью прижалась к его щеке, и они  распрощались у лиф-та.
Выйдя на лоджию, Лаврову показалось, шла она как с большого праздника. Во всяком случае, он в этом не сомневался. Зоя обернулась, увидела его,  сложила губы трубочкой  и послала поцелуй. Он ещё долго стоял, глядя ей вслед и, чувствовал душевную  теплоту к этой милой,  и  глубоко несчастной, судя по рассказам о личной жизни. И тут его даже охватило ощущение невосполнимой утраты, впервые за долгое время, посетившее после прощания с женщиной…
 Не успел включить телефон, как его будто прорвало. Первым обозначился Зарецкий. Поздоровавшись, сказал: -  Все мои  домашние разошлись. Слушай, откуда эта классная девица?
-А ты как узнал?
Зарецкий расхохотался:
-Когда ты стоял с ней возле такси у «Подарков», я проезжал по Тверской. Ехал в первом ряду. Даже притормозил, чтобы рассмотреть. Ну, девочка, я тебе скажу, внешне  обалденная.
-Внутренне тоже ничего. Любе, надеюсь, не проболтал?
-Пока что нет. Зачем же. Рад за тебя.
-По чести скажу, - я сам за себя рад. Даже мозги просветлели и заработали острей…
Со Львом Зарецким Лавров учился в школе. Друзья детства. Только Лавров  окончил  Высшее Техническое училище имени Баумана - один из самых престиж-ных,  по тем временам, вузов страны. А его друг поступил в нефтяной институт имени Губкина, единственный технический ВУЗ, куда молодежь еврейской национальности принимали без оговорки.
По прошествии  времени, когда Лаврова назначили Генеральным директором ОКБ, он пригласил к себе Зарецкого в заместители  и поручил ему один из самых в то время труднейших участков, – материально - техническое обеспечение, а также  общие вопросы.   
В заключение разговора  Зарецкий сообщил:
-Я вывел на выходные ремонтников, с котельными занимаются: - главный ме-ханик  болеет, а главный инженер, - позвонил ему, - лыка не вяжет. Садовники из АХО - с газонами возятся. Транспортники им   черной земли для новых посадок доставили. Готовятся к зиме.
-Ну, хорошо, Лев, молодец. А Зарецкий не унимался:
-В инженерном корпусе программистов многих видел. Трудятся ребята, несмотря на выходные. Лавров подумал: Кривенко выводит молодежь. Пора заниматься  главным инженером. Спивается,  после того, как его четырнадцатилетний сын повесился от безответной любви.  Дикий случай. Прав Зарецкий, - жалко его. Талантливый мужик. Но что-то решать нужно. Перестал работать.
         Он прибрался на кухне  и ушел к себе в кабинет:
-Одиночество и секс - это два противоположных полюса человеческой на-туры, - сидя в кресле,  рассуждал он. Не будь первого, чувственность не позволила бы вылезти из постели и сесть за письменный стол. Но теперь он понял - без секса все твои творения станут походить своей убогостью на хрущевские  пятиэтажки. Размышлял: - Скоро сорок восемь лет. Своим собственным хребтом и мозгами преуспел во многом. У меня есть всё для жизни. Нет только близкого родного  человека. Нет женщины, которая будила бы по утрам ласковым прикосновением, а вечерами, если вернётся раньше меня, открывала бы мне дверь и кидалась на грудь в кокетливом халатике. Увы, нет пока - что такой феи. (Зоя это великолепная разрядка, но не более). Нет той, способной понять, когда и сам порой себя не понимаешь, и простить вопреки здравому смыслу и моральному принципу. Он повертел перед собой  авторучкой – нет так нет. Ничего тут не поделаешь. А может таких женщин вообще не существует. И что они живут только в воспалённом мужском воображении. Я пережил личную катастрофу. Так видимо было угодно Всевышнему. Но не сломался, как личность, не сошел с ума от одиночества. Но, потеряв Наталью, я лишился своего стержня жизни. Но при моём положении, я, кажется, готов снова влюбиться и погибнуть, потому что не бывает счастливой любви, как не бывает преданных партнёрш. А, в общем, кто знает… 
Пролистал мимоходом глянцевый журнал и обратил внимание на любопытный разброс мнений, по поводу секса глазами мужчин и женщин, - людей с сохранившейся потенцией: «Если есть желание пуститься в плавание, пускайтесь. Вас ни сколько не унизит тот факт, что вы не доплывёте до материка под названием Любовь. Когда само путешествие обещает быть приятным, никто не заставляет от него отказываться…»
 Рассуждая,  приходил к заключению, что пути развития личности находятся на двух основных плоскостях, - одна, как он считал, пролегает через мир взаимодействий с окружающими тебя людьми, обстоятельствами, а другая  - через самопознание в одиночестве.  Иной  раз  необходимо взять тайм – аут и, уединившись, погрузиться в себя, и таким образом  можно набраться новых сил для дальнейшего общения. Иногда,  даже очень хорошо поплавать, опуститься в глубины  своего  внутреннего мира и поразмышлять над жизнью и ее ценностями.
А Зоя, сидела в полупустом вагоне метро и под впечатлением того, что с ней произошло, думала, что она без минуты сомнения согласилась бы не только месяц, два, а всю жизнь ежедневно умирать и воскресать от наслаждения с ним, этим необыкновенным человеком...
В гостиной, он опустился в глубокое кресло и перед ним  возникли картины закончившегося вчера совещания.
В зале сквозил оттенок формальности. Словоохотливые  верховные руководители страны, как всегда, отделывались общими рассуждениями. Но главное он понимал - вырисовывался всё больший разрыв между желанием и возможностями государства. Страна оказалась нищей. В сводках ЦСУ врали себе и народу.  К тому же воровали во все времена, как говорится, по чёрному. Теневая экономика, рождённая в начале брежневского правления брала страну за глотку, душила её. - Да так было и до этого,- подумал Лавров.
Он слышал как ещё  в сталинскую эпоху,  однажды Микоян пришел к вождю и сказал:
- Работникам торговли надо бы повысить зарплату. 
- А на какую сумму они воруют? – спросил его тот. Микоян ответил, что воруют на приличную сумму. 
- Так  какую еще ты для них просишь добавку? - снисходительным тоном,  проговорил Сталин.
Судили  для блезира бабёнку за незаконно продаваемые пирожки. Фельетон на весь газетный подвал распишут: «такая, сякая частная предпринимательница, пекла пироги из государственного сырья…» А настоящие ворюги проскакивали, их вроде не существовало. А что творили с поддержанием, так называемых «национально-освободительных движений»? Ведь надо же, отправлять миллионные средства, когда страна жила впроголодь?!  А те, черножопые, хохотали - нашли, дескать, «дойную корову»… и меняли  без конца  свои режимы, как перчатки. Растранжирили  казну. На «оборонку» теперь средств не хватает. Сдавалось, что суммы с девятизначными нолями оседали и на секретных счетах в зарубежных банках, т.е. ушли, как вода в песок... Минфин с Госпланом  хоть и пыжились, но картина была ясна как божий день.
Его сосед, директор уральского машиностроительного завода, как бы чувствуя, о чем размышлял  Лавров,  дополнил картину:
-Кому мы только задарма не строили и плотины, и заводы, да не какие-нибудь, а металлургические, а монголам целые города с промышленностью. Всю Восточную Европу кормили и держали на своих штыках.  Кубу эту «грёбаную»  содержали на своей шее  и, - он  махнул рукой,  - одним  словом  бардак, погубили страну…
На какие средства создавать новую технику - одному  Богу известно. Уже стали считать за благо, если какая-нибудь страна из третьего мира купит пол - дюжины МИГов. Незадолго до своей кончины Брежнев возглавил партийно-правительственную делегацию и посетил Монголию. Лавров как депутат Верховного Совета попал в эту компанию. Там закончилось строительство нового города, с многотысячным населением  и крупным промышленным комплексом. В степи, на месте юрт  кочевников-скотоводов  и развалившихся лачуг, силами московских строителей возвели  город  с асфальтированными дорогами. Выступая  в Улан-Баторе по поводу завершения строительства, Генсек  неожиданно для всех выпалил: -Мы вам город со всем содержимым, от имени советского народа, дарим. Это наш вам  подарок.
 Вечером, в гостинице  за рюмкой водки,  обсуждал вполголоса  только - что  произошедшее,  с председателем  Мосгорисполкома: 
–Десятки миллиардов отодрали от своего скудного бюджета, - подумать только, -возмущался  московский  мэр. И так случалось много раз.
 На лацканах пиджаков тряслись звезды Героев. Они тряслись, потому – что, выступающие говорили в лицо высшим руководителям - так народное хозяйство вести дальше нельзя. Разговор был весьма откровенным. Лавров чувствовал - назревает государственный скандал... Мы вылезали из сил, ставя на карту всё. А за всем этим, было одно главное, -  скотская  жизнь  миллионов советских  людей.               
               
                *    *    *
Утрами по машине Лаврова можно было сверять часы. Когда народ еще тянулся через главную проходную, она уже стояла у административного корпуса  ОКБ.
        Пока в приемной  стояла тишина, он просматривал почту.  Информация о тяжелом положении многих НИИ и КБ, разваливающейся промышленности, хватал за душу. Десятки, а, скорее всего сотни тысяч потеряли работу. Появилось множество рынков с товарами из Турции и других ближневосточных стран. Эти рынки  подорвали собственную лёгкую промышленность, вынесли  отечественным производителям  окончательный приговор.
         - Да-а-а, - катастрофа, - вчитываясь в пресс- бюллетени, потирал лоб Лавров. Где же вы были, голубчики,  раньше, - уставился он на портрет Горбачёва, - о чём думали. Прокукарекали, а там хоть не расцветай…
Осталось на памяти, как партийные органы  драли три шкуры с хозяйственников за ничтожно малое количество на их изделиях  Государственных Знаков качества. Находились остряки, задававшие вопросы, куда ставить этот Знак на швейной иголке или рыболовной мормышке. В конце концов, погоня за ними превратилась в откровенный фарс. Ему однажды пришлось на заседании бюро райкома вмешаться:
- В конечном итоге, - говорил он, - не в названии дело, важно, чтобы  улучшенное качество приносило экономическую выгоду и производителю, и государству.  На сколько увеличился процент поставок продукции на экспорт? - задал он вопрос  присутствующим. В ответ - гробовое молчание.
-Это игра в бирюльки, а не решение государственной задачи, - с досадной резкостью, отправляясь на своё место,- заключил он.
Что тут началось. Ретивые члены бюро пытались обвинить его даже в антисо-ветских взглядах, в отсутствии патриотизма. Особенно отличались старые коммунисты, прямо таки  из кожи вылезали  эти ортодоксы.
На фоне анархии в политике, государственном управлении обозначился криминальный мир невиданных масштабов. Он  как бы ожидал этого хаоса, чтобы поднять голову, осмотреться и ринуться в бой. В Москве и на периферии начались бандитские разборки со стрельбой и убийствами. Поползли слухи, - криминал  сращивается  с  представителями высших эшелонов власти. А прецеденты уже были –просачивались слухи про «узбекские» и « краснодарские» дела. Про то, что вытворяет с бриллиантами дочка Генсека.  Создалось впечатление, - общество наплевало на своих правителей, ибо, кроме пустой болтовни, обещаний и обмана, от них нечего было ждать. Принялось обустраивать свое существование в одиночку или мелкими стаями...               
                *     *     *               
На глазах менялся образ мышления. Определённая часть общества, что ли поумнела? Еще недавно они терлись друг о друга,  как сельди в бочке. Вместе работали, под одной вывеской, умные и обыкновенные, но составляли единый  коллектив, в котором  прошли их многие годы.
Но вот появились признаки делимости, - этакая дельта, когда активная социальная группа, граждане 25-ти – 40-летнего возраста,  умные, но амбициозные, перестали категорически терпеть посредственность. В практику подбора  кадров всё больше внедрялось тестирование. Компьютер становился  главной составляющей любого офиса или учреждения.  Никто больше не вмешивался в составление штатных расписаний, - этого советского порока хозяйственной деятельности. Отметалось всё промежуточное, ненужное.  Стали считать деньги.   У определённой  части публики на первых парах появился задор, этакий энтузиазм: «…мы наш, мы новый мир построим…». Но его хватило ненадолго. На самом деле, вскоре у мыслящей части населения, многих из них, началось депрессивное состояние. Они увидели никакой  «поднятой целины» не произошло. Местное жульё и хапуги стали подбирать к своим рукам всё, что только как-то началось зарождаться. Смена вывесок и исполнителей главных ролей  ещё более усугубили настрой и без того замотанного материальными проблемами общества. Развалили вдребезги идеологию –открылась пустота.
-Государство убежало,- как сказал один известный учёный, - не только из экономики, оно убежало из всех сфер общественной жизни – культуры, образования, здравоохранения…Телевизионный экран становился опасным для общества. Воспроизводимые  развлекательные задумки  исполнялись на уровне не выше поясницы.
Много лет Лавров возглавлял Особое Конструкторское Бюро. Его про-дукция, на фоне терпящего бедствие государства, являлась стратегической, гордостью нашей отечественной науки и техники.
Пока он принимал меры, не давая, пошатнуться своей фирме, на фоне откровенного государственного бедлама, в разных местах города, выстраивались длинные очереди  за получением «ваучеров». Была объявлена всеобщая приватизация. Наступало время очередного большого государственного обмана. Ведь ни один государственный правовой институт, никогда не объяснял своим гражданам, ни при советской власти, ни при нынешней, что общество и народ не являлись и не являются субъектами гражданского права. В юридическом смысле они как бы не существуют, а потому никаким имуществом владеть не могут. Иными словами, говоря; всенародная или общественная собственность останется идеологическим мифом до тех пор, пока не будут созданы условия, при которых общество и народ обретут свойства так называемой правосубъектности. Лавров это услышал в те годы и уст одного приближенного к верхам юриста и задумался над его непреложными догмами.
Основная масса людей слабо разбиралась в новом понятии - «ваучер», свалившемся  на их головы.  В нём звучало что-то мифическое, сулившее надежду на светлое будущее. «Прихватизторы» воспользовались юридической фикцией приобретённых россиянами прав собственности и под этот шумок изменили имущественные и экономические основы государства. И пошло и поехало…
На всем протяжении Советской власти верха или дурачили людей, или скрывали от них правду. В довоенную бытность, например, Ворошилов на одном громком банкете заявил: - любого врага шапками закидаем. По заданию Сталина сняли даже фильм  под названием « Если завтра война…». Враг в этом фильме  изображался  бездарным и примитивным, был моментально разгромлен  будённовской конницей.  К чему привело это «шапкозакидательство», люди в скором времени узнали на своей шкуре, сперва, на белофинской компании, а следом, на отечественной войне - десятки миллионов загубленных жизней. А Хрущев сболтнул в начале шестидесятых: - наше поколение будет жить при коммунизме... Позднее оказалось, это он не сам придумал, а только озвучил сталинские мысли, высказанные тем, ещё в конце сороковых годов.
В неразберихе, творившейся на вершине власти и на местах, Лавров  присмотрел в области два беспризорных промышленных предприятия и, без особых трудностей, забрал  их  у одного еле дышащего Союзного министерства.
 Надежда затеплилась на  лицах  заводчан, когда те увидели в Лаврове волевого руководителя, не терпящего  болтовни  и  обмана. Уже много раз, он ходил со своими помощниками по производственным участкам, глядел с неприкрытой болью и возмущением на до потопную технику и  примитивную технологию и, от созерцания   внешнего вида  людей  и выпускаемой ими продукции, неоднократно повторял: - демидовщина…
  Время не ждало. Взялся сортировать кадры, откомандировал туда своих специалистов  и стал налаживать производство товаров, которые пользовались спросом.
При этом он неоднократно говорил: - сегодня занятость людей - это важнейшая социальная задача. Его появление на филиалах, как называл их Лавров, стало регулярным, люди к этому привыкли. За ним закрепились клички: кто за глаза называл  его «хозяином», а остряки и вовсе дали  прозвище «Жуков».
Кто-то уже на себе убедился, как за бездарные решения, тягомотину он жестко наказывал, а некоторых тут же увольнял…Оставшиеся принимали к неукоснительному руководству его аргументированные технические и организационные решения и приказы, покрываемые для крепости ненормативной лексикой, в которой сквозили  весьма доходчивые народные выражения…
Еще недавно казалось, «оборонка» - она-то никогда не рухнет. Предприятия с номерами почтовых ящиков считались незыблемой частью нашей жизни. На них трудилась основная  часть трудоспособного населения страны. Только и в этом просчитались. Создавать и выпускать для себя, оказалось, не на что. Стали искать заказчиков  на стороне, за  рубежом...
Лавров свою основную продукцию не мог предложить на рынок. Она входила в перечень, обеспечивающий надежный оборонительный щит страны. Но он понимал, наука не стоит на месте. Особенно за океаном, в Штатах, где ему неоднократно  приходилось бывать и видеть как мощные комплексы с великолепной научно-технической базой, работают у них, как часовые механизмы, на полную катушку.  Американцам  было известно:  изделия Лаврова обогнали их, шагнули на несколько лет вперед... И  это обстоятельство вызывало  ещё больший соревновательный дух, желание догнать и перегнать.
  Однако, у ряда государств, после того,  как в стране началась перестройка, а  вслед за этим развалился  Советский Союз, не было уже прежнего воинствующего отношения. Политическая атмосфера, касающаяся гонки вооружений, стала  более умеренной. Между  тем, лавровская  продукция пока являлась сверхсовременной, держалась на острие  научной и технической мысли. И развитию основного направления, он придавал постоянно особое значение. Однако его захлестнула и новая производственная деятельность.
Видя неукротимую энергию в налаживании выпуска красивых и добротных  товаров, однажды Министр заметил:
-Не забывай, мы, прежде всего, оборонщики.  Остальное  интересует постольку - поскольку.
-Время рассудит, - упрямствовал Лавров...
               
                *   *   *
Стремительно стирались старые понятия и привычки, приросшие к сознанию, казалось, навечно. Исчезли социалистические обязательства, призывавшие выпол-нять планы досрочно. С обязательствами связано немало курьезов. Как - то, на сессии  Верховного Совета, один приятель рассказал дурацкую историю. Во время начала эксплуатации первой на юге страны линии по выпуску «Пепси Колы», директора этого предприятия пригласили в местный Горком партии и предложили принять дополнительные обязательства по выпуску сверх плана бутылочек с этим напитком.
 Тот с дури обратился к американцам, занимавшимся контролем над работой  линии, и сказал: - надо бы выпускать бутылочек больше, чем сорок тысяч штук в сутки. Американцы посмотрели на него, как на ненормального:
- Нельзя, процесс автоматизирован, - объясняли ему заморские специалисты, - машину  не заставишь  выпускать больше,  чем предусмотрено проектом...
Исчезали лозунги: «Народ и Партия - едины».

      С ним продолжала поддерживать дружеские отношения  близкая подруга же-ны - Ксения Павловна. Тоже искусствовед, такая же громко о себе заявившая, мелькавшая на страницах прессы, телевидении. Ей не везло с партнёрами и, в конце концов, она оставалась  в одиночестве. В свое время  влюбилась в известного художника. Когда они отдыхали у неё,  каждая встреча  превращалась  в праздник.
Но произошло то, что Ксения никак не могла предположить. Как-то, возвращаясь из гостей, возле автобусной остановки они заметили выпивших типов. Вдруг  возлюбленный  вскрикнул что-то невнятное, хлопнул себя по лбу и сказал:
 - Ксюша, извини, совсем забыл,  должен позвонить очень серьезный заказчик ко мне. Там важное задание, если меня не застанет, будут неприятности... Беги скорей к дому, я прослежу… Как освобожусь, приеду.
У него престижная работа, - думала Ксения, - и в его беспокойстве ничего особенного не усмотрела. Чмокнула в щечку и поспешила домой. Но уже на пол - пути кто-то грубо схватил ее за плечи и развернул к себе. Нагло ухмылялся, не скрывая радости от столь легкой добычи. Она закричала, однако, через секунду получила удар. Очнулась лежащей на газоне, и первое что увидела, огромную клыкастую пасть. От ужаса чуть снова не потеряла сознание. К счастью, этот кошмар быстро прояснился. Собака оказалась спасительницей, а её хозяйка - соседкой. В общем, кроме синяка под глазом и нескольких царапин, другого вреда эти сволочи не причинили. Но как она себя чувствовала: - ужас, стыд, жажда мщения - все перемешалось в голове...
Стала звонить любимому, но телефон молчал. Сам он не появился ни через два часа, ни через два дня. И тогда у нее закралось подозрение: - а не струсил ли мой друг, увидев возле остановки  полупьяную троицу? Догадался об их намерениях и смылся, придумав неотложные дела?  Эта мысль, как отравленная стрела,  не давала жить Ксении спокойно. О самой попытке изнасилования она так не думала, как о возможном предательстве. Она решила выяснить любой ценой,  кого же все-таки она любила - подлеца или нет? Уговорила свою подругу (Наташа ее тоже знала), чтобы  муж, коллега  любовника, пригласил и выяснил причину его исчезновения. После нескольких рюмок любовник Ксении развязал язык и признался, что засек эту троицу еще на остановке:
- Наркота, подонки. Таким даже ничего не надо, только дай покуражиться. А у меня в кармане четыре тысячи долларов. Кому он это рассказывал, даже передернуло от такого признания:
-Так что же ты свою подругу бросил? Ну, бежали бы вместе....
-В том - то и дело, - говорил бывший любовник Ксении, - двоих бы они нас не отпустили. Да и что ей сделалось? Подумаешь, трахнули  бы, мы ведь за этим к ней и шли…
Уже позже,  рассказывая  эту мерзкую историю покойной Наташе, Ксения высказала страшную, но по-своему логичную мысль:
-Мне кажется и те, двое других, с которыми я рассталась без трагических об-стоятельств, были такими же, просто им повезло. Как же дальше жить? Как дарить свое тело, впускать его в себя, если все время будешь думать:  подлец  он  или нет?
 Жена рассказала Лаврову про этот случай незадолго до своей кончины. Мо-жет быть, - подумал  он, - Наташа еще при жизни хотела, чтобы мы с Ксенией остались вместе.  Ближе, чем она, из круга одиноких женщин  никого не было...
После этого Лаврову стало  даже  жалко Ксению. Но неудавшаяся личная жизнь не помешала стать высокообразованным специалистом в искусствоведении.      
 Интуиция подсказывала, с каким неприкрытым порывом она относилась к Лав-рову. Еще со студенческих времен, в глубине души любила его больше всех остальных мужчин. Но по прошествии времени, он считал её просто близким человеком своего полупустого дома. А может быть, - думал, - она уже адаптировалась к сексуальному одиночеству...
Когда  наступали выходные дни, он ходил по квартире, курил, разговаривал по телефону или сидел в кабинете, опершись локтями на поверхность стола над какими-нибудь набросками своих идей, расчетами и, запомнив, по старой институтской привычке, сжигал. Пока лучшей компьютерной дискеткой считал свою память. В ОКБ часто удивлялись его памяти.
Любил слушать хорошую музыку. Удобней располагался в кресле и, забывая обо всём на свете, уплывал, вместе, например, с до мажорной симфонией Моцарта...
      Слетал в Италию. Провел переговоры об организации совместного произ-водства.
- Есть, - объяснял, - готовые площади, относительно дешевая рабочая сила, - выкладывал на стол расчеты,  засучивай  рукава  и вперед. Итальянцы заинтересовались. Теперь он ожидал их  с визитом  в Москву.
Не забыл про Зою. Привез ей  высокие сапожки, туфли на шпильке, кашемировое пальто фирмы «Монтана». Слышал, модницы Москвы умирали по изделиям этой фирмы. В тот вечер  и в ту ночь Зоя  чувствовала себя  на седьмом небе. 
 Иногда оставлял всё и на  пару дней уезжал в  леса соседней области, в закрытое  охотничье хозяйство.  И уж там давал волю чувствам на не загаженных пока еще природных  угодьях.  Засиживался  за разговорами  со старожилами, если зимой - возле  натопленной русской печи, а летом - на вытесанном  бревне,  служившем скамейкой. За нехитрой деревенской закуской, под  фирменную водку, привезённую с собой, разговорам не было конца.  Русские гончие, белобежевые  ласковые  псинки,  клали свои мордашки ему на колени, как бы чувствуя в нем хорошего человека.
Он любил этих простых, бесхитростных  людей.  Его приезд  для них всегда был  особо значимым. Любил  охоту на глухарей со спаниелем. Считал глухаря завидным трофеем. Восторгался живописными  местами, на которых обитают они, там редко бывают люди.  Встречаются моховые болота и ягодники. Красота неописуемая. Бывали случаи, когда ступал как можно тише,  однако под ногой громко треснет ветка, которую не  видно во мху. А птица почует подозрительный шум и взлетит, даже на большом расстоянии он слышал хлопанье могучих глухариных крыльев. А симпатяга спаниель, работая в полном контакте  с ним, трудился, чтобы выставить эту могучую птицу под выстрел…
          На этот раз Лавров  устроился наверху  стремянки и рылся в книжных полках. На глаза попался томик Бориса Пастернака. Прочел кое-что из ранних стихотворений. Под стеклом стояла  фотография поэта, взгляд,  устремлённый вдаль, с приподнятым подбородком... С другой полки вытащил роман Вениамина Каверина «Два капитана». Открыл титульный лист. На нем наискосок прочёл: - «Моей любимой дочке Машеньке. Учись быть похожей на Сашу Григорьева во всех делах и поступках». И чем старше становилась дочь, тем чаще  замечал у нее на письменном столе
этот роман. 
Держа в руке томик Пастернака, вспомнил про осень 1958 года. Ему, еще со-всем молодому человеку, дали пропуск во Дворец спорта в Лужники, на собрание городского комсомольского актив, посвященного 40-летию ВЛКСМ.  Присутствовали руководители партии и государства во главе с Хрущёвым. На этот раз празднование юбилея комсомола было зацепкой, видимостью. Потому что главная причина сборища была в ином, - в публичном разгроме Бориса Пастернака.
Присуждённая ему Нобелевская премия за роман «Доктор Живаго», не давала покоя ни партийным, ни писательским бонзам.  Никто роман в стране не читал, потому- что был запрещен. На верхах сочли, - роман вреден для народа. По каким причинам ни кто не объяснял. Его опубликовали в Италии. Но раз партия в лице Суслова - Секретаря ЦК КПСС по идеологическим вопросам и тогдашнее Правление Союза Писателей  решили, что Пастернак написал идеологически вредную вещь, в это надо поверить, и его надо разгромить. Попробуй, заступись. Где тебя искать?
В ту пору поговаривали, сам Хрущев побаивался «серого кардинала», как прозвала Суслова московская интеллигенция.
         Лавров помнил пламенную и гневную речь Секретаря ЦК ВЛКСМ Влади-мира Семичастного, заклеймившего гениального поэта. Не эта ли  речь понравилась верхам, чтобы вскоре сделать его Председателем КГБ, - подумал он.   Вслед  за  комсомольским секретарем, на авансцену вышел Сергей Михалков и в неистовом порыве продекламировал свою новую басню, которая заканчивалась словами: - «...а сало русское едят». Дескать,  гадишь, а сало все ж ешь. Зал единодушно поддержал автора Гимна Советского Союза, - и обрушился на Пастернака с бурей проклятий.
   А через несколько дней  кто-то из приятелей дал почитать, распространённое по Москве стихотворение  Евтушенко, в котором он  с гневом и болью  писал  в защиту гениального Пастернака.
С томиком стихов в руках он вспоминал окружавшее его безумие. Потом  на лоджии, глядя на город, дымил сигаретой....
У него росли внучата. Двое маленьких еще ребятишек. Они называли Лаврова не деда Костя, а деда Котя, букву «эс» еще не выговаривали. Очень любил внуков. Особенно много времени им уделял летом, на даче.
В один  ничем не примечательный день, возвращаясь с работы, еще в дверях услышал не прекращающиеся телефонные звонки. Оставив в холле пальто, поднял трубку.  Обрадовался голосу  дочери:
-Папочка, - с необычной мягкостью заговорила она, - я знаю, ты очень расстроишься. Но выбор сделан. Лавров перебил Машу:
-Какой выбор!?
-Мы всей семьей уезжаем в Канаду.  Лавров опустился в кресло. Он ничего не мог понять.
-В какую еще Канаду, доченька, о чем ты говоришь?!
-Папуленька, есть такая замечательная, хорошо тебе известная страна. И нам в этой стране обещают с Игорем работу по специальности. Извини, что до последнего держали это в секрете. Игорь здесь ни при чем. Сообщение дочери застигло  врасплох. У него мгновенно завертелась вереница мыслей.  Он остается совсем один. А голос Маши продолжал:
-Что мы после архитектурного института имеем, отработав уже положенное время, - нищенскую зарплату. Игорь в первом  Моспроекте, я - во втором. Никакой перспективы. Старики вцепились в лакомые кусочки, и никакая сила их оттуда не спихнет. Лавров всполошился:
-Но ведь идет перестройка, - громко сказал он в трубку. И секунду промолчав, произнес:
-В общем, как знаете.
Трубка выпала из  ладони. Он сидел парализованный  сообщением дочери.
-Кто их там ждет? Хотя  и  здесь  неясностей хоть отбавляй…Каким несчастливым и для страны, и для меня  становится последнее  десятилетие века.
Перед ним возникали картины раздачи  под Новый год, по спискам, по пол - килограммов огурцов и помидоров. Вспоминал как Зарецкий, добивался с невероятными усилиями, прикрепления  его организация на месячные скудные продовольственные заказы. Отдельные счастливчики удостаивались промтоварных талонов на дефицит. В магазинах, в самом деле - хоть шаром покати.
Каждое  утро из своей служебной «Волги» Лавров наблюдал за длинными очередями в убогие магазинчики  с вывеской «Вино».
 Воображению представали бесконечные вереницы берлинских и парижских  супермаркетов, взрывающихся в световой рекламе. Недавно посетил Венгрию.  Прошелся по красавцу Будапешту, залитому неоновым светом, с ломящимися от товаров витринами, и думал:
-Как все нелепо. Мы, победители в страшной войне, живем впроголодь, а они, освобожденные  нами от фашизма, купаются в роскоши.
После звонка дочери вызвал машину. Открыл дверь водителю,  служившему у него много лет и считавшемуся членом семьи. Посмотрел на него, словно знал, что скажет Николай Игнатьевич:
-Остаёмся вдвоём мы с вами, Константин Иванович... Лавров посмотрел на него:
-Ты что-нибудь знаешь?
-Маша звонила, рассказала обо всём, -  и добавил, -  просила, чтобы я их проводил. Почему-то подумала,  вы в Шереметьево не поедете. Лавров оделся. Поехали к ним.               
-Машка, Машка, недавно, ещё каталась у меня на заплечье, школа, музыкальное  училище, институт, и вот те  на...   
               
Время катилось за полночь, когда он вышел на площадку, внучат успел подер-жать на коленях, рассказал самую  любимую сказку, расцеловал, посидел   рядыш-ком  возле спящих. Его провожали дочь с зятем. Не вызывая лифта, неспешно спускался по широким лестничным маршам. Вот он достал из кармана платок и ладонью прижал его к лицу. Они видели  - Лавров плакал.
      -Папа, папочка,  не надо, - сквозь оглушительную тишину раздался голос дочери, - все будет хорошо. Лавров поднял на них глаза, полные слез, и молча, махнув им,  быстро спустился вниз...
Ему снился сон, как он на даче таскает на загорбке дочку. А она куда-то с плеча улетает от него все дальше и дальше. А он бежит за ней уже по какому-то лугу, как на кадрах замедленной кинохроники, и звонкий голосок её становится все глуше и тише...
                *  *  *
     Два дня Лаврова не было в ОКБ. Когда  появился Надежда, заведующая секретариатом,  увидела его осунувшимся и помрачневшим.
На звонок вызова  она вошла в кабинет.
-Слушаю вас, Константин Иванович...
-Плохо мне, - подпирая  ладонью лоб,  проговорил Лавров и поглядел на нее: - какие  у нас сегодня поездки или встречи? Его помощник находился в командировке на Дальнем Востоке, и Надежда исполняла две роли. Она заглянула в блокнот и сообщила, что день свободный.
-Вот и хорошо, - оживился Лавров. А коньяк у нас есть? Она развела руками, -
у нас есть всё,  Константин Иванович,- недоумевая, так как о выпивке, да еще с утра, никогда вопрос  не  стоял.
-Зарецкий на месте?
-Сейчас узнаю, - и,  пользуясь особым расположением, обошла его кресло  и нажала на большом табло номер телефона Зарецкого.
-Слушаю, - прозвучал спокойный баритон.
-Лев Аронович, зайдите, пожалуйста, к Константину Ивановичу, - и отошла в сторонку, к столу для заседаний, ожидая распоряжения шефа.
         Лавров пригласил их обоих в комнату отдыха. Кроме дивана и другой мебели, в помещении  были  телевизор с дистанционным управлением, видеомагнитофон, - в те времена эта техника представляла большую редкость. Он привез аппаратуру из Сингапура. Видел, как командировочные - счастливчики везли в Москву бытовую электронику, в надежде за хороший видеомагнитофон, перепродав его в комиссионном магазине, купить автомашину «Жигули». Надя поставила рюмки, коньяк, нарезала лимон и спросила:
-Что-нибудь посущественней приготовить? Лавров сделал отрицательный жест. Налили. Выпили. Молча еще раз Лавров налил себе и Зарецкому и, не объявляя по какому случаю собрались, снова выпили. Дожевывая ломтик лимона,  он  произнес:
-У меня невесёлое  известие. Моя Маша с семьей улетает в Канаду. Их отъезд  и мое положение с кем надо согласованы. Встречено без аплодисментов, но с пониманием. Закурив, добавил:
-И на том спасибо... Он посмотрел в упор на своего товарища по работе, друга детства и молодости:
-Ты, часом, не подумываешь уехать на родину предков?!
-Ты с ума сошел, - вспылил Зарецкий.
-Почему, - как бы удивляясь, иронизировал Лавров, - разве не видишь, как отсюда толпами уезжают. Причем, среди них - немало светлых голов. Он уставился на Зарецкого:
- Как изволишь это понимать?  Забыл, как у Лёшки Когана, сына заводского кузнеца, орден Ленина получившего, его  дочку не приняли в МГУ, хотя  все экза-мены сдала на пятерки? В школе была золотой медалисткой, - и он посмотрел на опустившего голову Зарецкого.
- Почему? И отвечал, как будто себе самому: - потому, что кому-то в МГУ фамилия этой девушки не понравилась. Пока этот Лёшка, нынешний членкор, доктор наук, профессор, тоже как я оборонщик, не дошел до цековских верхов и  не показал им свой темперамент. Кто в этом виноват?  Эту длинную и кровавую историю ты знаешь не хуже меня. Он достал с книжной полки журнал «Партийная жизнь» за май месяц одного еще доперестроечного года. В большой редакционной статье, под заголовком  «Великая дружба народов», приводились официальные данные о количестве Героев Советского Союза  в процентном отношении к числу каждой нации и народности:
  - Вот смотри, на первом месте  русские люди - так оно и должно быть, они проявили невиданный героизм, на своем горбу чего только не вынесли,  каких бед только не хватанули; на втором  - белорусы, - герои- партизаны, а рядом с ними, погляди,  пожалуйста - евреи. В процентах к общей численности  своей многострадальной нации. И глянул на Зарецкого:
- Сегодня мир завидует израильским  генералам, за то, что они в боевых действиях выходят постоянно победителями. Их опыт изучается во всех генеральных штабах. Зависть,- вскипятился Лавров, - будь она проклята эта российская зависть. Скольким она испортила жизнь. Он подошел к окну, закурил,- вот тебе и весь интернационализм в глотках бездарных флюгеров-пропагандистов, и у левых, и у правых, дудят, куда ветер подует.  После
-Нации – это богатство человечества. В любом народе есть хорошие и плохие, с какой точки зрения  на них посмотреть. А вот между патриотами и шовинистами  важно понимать разницу.  Зарецкий видел, как захватила Лаврова эта тема:
-Запомни, патриоты критикуют свою нацию при всей любви к ней. А вот шовинисты - боже упаси трогать своих единомышленников. Весь огонь переключен на других.
Пятый пункт многим согражданам жизнь искалечил. Научно-технический  потенциал  теряем. И молчим. Вроде ничего и не происходит. Он посмотрел в упор на Зарецкого:
 - Ну, скажи мне, пожалуйста, почему к нам  ни англичане, ни итальянцы, ни французы, ни австрияки  не рвутся на жительство. А? Страна - то какая огромная, природа - не оторвёшь глаз. Помолчав, добавил: 
          - Ничтожества сделали  талантливых людей изгоями. И Машка моя попала туда же, в этот ряд. Муж ее полукровок. Свекровь русская, а свекор - Илья Исаакович. Машка фамилию мужа носит. А этот Илья Исаакович пропахал всю войну вместе с русскими ребятами от Сталинграда до Берлина. Ордена Славы двух степеней и две Красных Звезды имеет. Искалеченный  на войне. Только сегодня, кроме маленькой горстки  оставшихся в живых однополчан, никто об этом не вспоминает. Всё остальное – сплошной холодный формализм. Помолчал и добавил:
        - Пока власть глупее народа, так это и будет продолжаться. Особенно страшно, когда во власти сидят лицемеры. Эти деятели, дабы не потерять вкусный кусок, будут подпевать или еще хуже, с пеной у рта поддерживать любую бредовую идею. И мой депутатский статус был младенческим романтизмом, не более.
Зарецкий сидел с  низко опущенной головой. А Надя, закрыв лицо руками, думала: - сколько на этого человека свалилось. Груз основной работы, на фоне разваливающейся страны тащит, жену потерял, а тут ещё  подарочек – единственная дочь с внучатами покидает. До боли было обидно за него, за  всё, что он на своём веку испытал. Надо иметь невероятную силу воли, чтоб всё это выдержать.
  С той поры, когда она впервые увидела его, была преисполнена глубоким уважением к этому красивому и мужественному человеку. И знает, с каким благоговением множество людей и организаций, в том числе и зарубежных, относятся к  нему.
Ещё давно, в девятнадцатилетней девчонке, копировщице, рвение к работе за-метили сразу. А Лавров, проходя по подразделениям, заглядывался на её коротенькую джинсовую юбку. Но кто и замечал, ни пересудов, ни злорадства, ни ехидства, по этому поводу не было. Глубокое уважение коллектива, Лавров за многие годы заслужил за выдающийся талант учёного, за великолепные   хозяйственные способности. А уж его пламенные, зажигательные речи, знали не только в ОКБ.
       За яркие и убедительные выступления Зарецкий ещё в советскую пору, на-зывал его в шутку: «Ленин в сжатом виде».
- У него поразительный внутренний жест в слове, - говорил он про Лаврова.
И не только в слове. Люди видели, как он по выражению некоторых, «пашет». И по чему в ОКБ мозговой центр – разработчики его идей работают не от звонка до звонка, а на всю катушку, как и он сам. Работа настолько захватывает, что оторваться от неё невозможно, идёт творческий процесс. Он с полвосьмого, до полвторого ночи болеет своим делом и заразил этой болезнью многих. И потому дело идёт. Не будь этого, не будет дела. И ещё одно, может быть самое главное обстоятельство, - вопреки устоявшимся ещё с советских времён правилам: – нечем платить, - примем социалистические обязательства, пусть, дескать, за дармовщинку потрудятся, - изыскивал всеми возможными способами,  как  обеспечивать достойной оплатой труда.
   -Альтруизм, - говорил Лавров в узком кругу, - не только полезен, а необходим в общении с любимой женщиной, при оказании помощи тем, кто, не дай Бог, попал в какую-то беду. За такой труд, каким занимаемся мы, – надо платить.
   Пока Лавров ещё что-то говорил, Зарецкий с Надеждой, как бы не сговариваясь, продолжали размышлять о судьбе их шефа, да и о себе - сколько всего уже осталось за плечами…
    И на всё его хватает,- думал Зарецкий. Посетил Финляндию. Увидел на одном машиностроительном заводе территорию, больше напоминающую парковую зону.
Загорелся этой идеей и через пару лет ОКБ утопало в голубых елях. В некоторые компьютерные  отделы стали входить только в бахилах, как в хирургические отделения. Органически не терпел по весне на зелёных насаждениях засилье одуванчиков и выводил по очереди инженерные отделы на борьбу с ними. Встанет у окна и наблюдает, как народ пропалывает заводские газоны.
       В один из обычных дней, когда Надя пообтёрлась в коллективе, окончила компьютерные курсы, научилась стенографии и печати вслепую, Лавров предложил ей занять свободное в то время, ведущее место в его секретариате.
- Чего ещё не умеешь, научишься, - говорил он ей.
С тех уже далёких лет, она служит верой и правдой на этом боевом посту. Знает в городе и на периферии, а так же за рубежом, множество людей и организаций, с кем связан Лавров.
Молча разошлись. Лавров  просил: - Не надо распускать слухи. Хотя время меняется на глазах. Он подошел к столу, они остановились в дверях:
-После возвращения из Австралийской командировки, встречают меня в секретариате Министра две девушки и спрашивают:
-Константин Иванович, а мы думали, вы в Австралии останетесь. Непосредст-венные девушки. Но устами младенцев глаголет истина. Туристы поперли в Европу. Попробуй теперь скрыть, какой он «загнивающий  капитализм».               
               

               
                *    *    *
В свои неполные  полсотни лет, Лавров по-прежнему обладал фигурой, которая приводила в трепет  представительниц прекрасного пола.
Еще в институте он увлекался не только высшей математикой,  квантовой механикой  и сопроматом, но и физическими упражнениями.
Он и теперь, по прошествии времени, по своему сложению походил на пловца - любителя (сидячий образ жизни со счетов не сбросишь), но с крепкими мышцами. Когда-то, попадая в спортзал, предпочитал параллельные брусья. Делал повороты, вращался с изощренной ленцой профессионала. Мало кто знал, каких чудовищных усилий требуют эти упражнения. С годами и это бросил…
За напряженной и беспокойной работой трудовые недели летели  одна  за  другой. Снова наступали выходные дни. Приняв душ и облачившись в махровый халат,  устроился в кресло.
Этот финский гарнитур незадолго до кончины купила Наталия Сергеевна. О ней говорили: - филолог, искусствовед с энциклопедическими знаниями. В своём интеллектуальном совершенстве, Лавров многим обязан ей.  Годы, проведённые вместе,  дали большой заряд. А вот сгорела, как свеча. Лаврова передернуло при этом воспоминании. Он предполагал, что её глубокие знания, эрудиция не раз ставили в тупиковое положение иных, с кем ей  приходилось сталкиваться, особенно  на верхах.
Бывая в приятельских компаниях, ухаживал за какой-нибудь хорошенькой пассией из многочисленных подруг супруги. Но дальше легкого флирта дело не шло.
Его жена тоже, в свою очередь, не была обделена вниманием мужчин. На время отпуска она, как правило, на отдых улетала с подругой. Он достал из бара  шотландское виски, затянулся сигаретой. Перед ним поплыли разные эпизоды...
Как время летит. Казалось, недавно проводил в Канаду дочь с семьей. Стоял  у стойки до последнего, пока их скрыло помещение паспортного контроля. Видел растерянные лица внучат, не понимающих, куда их торопят. Ныла душа и сердце. Единственных самых близких и родных – лишался возможности видеть хотя бы пару раз в месяц.
Постепенно их жизнь налаживалась. Все у них сложилось. Живут в Торонто. Он там бывал.  Любовался Ниагарским водопадом. Ему нравится этот город. Не обошлось без помощи хороших мужиков - представителей наших российских внешнеторговых  организаций. Помогли его детям. Спасибо им.
Все не так плохо, - подумал он, - возможно молодежь права. С тяжелым чувством рассказывал он тогда Зарецкому и Надежде обо всем этом.
Запомнились глаза Надежды, как она смотрела на него.  Не глазами близкого человека по работе, знающего  его вдоль и поперек, а как может смотреть влюбленная женщина.  Он уловил в ней оттенок грусти и сочувствия по тому поводу, что пропадает такой мужик. Ему срочно нужна баба. Именно баба, умная, современная, закаленная  в этой  жизни и  сексуальных практиках. Не какая-нибудь фифочка, а та, у которой от его прикосновений из ноздрей пар бы шел. Чтоб она задохнулась в его объятиях. Он отпил еще пару глотков.
Как на экране, возникла далекая картина, когда после Высшего Технического училища имени Баумана его, молодого парня, назначили начальником многопро-фильного цеха крупного машиностроительного завода, да еще поручили кураторство  над комитетом  комсомола завода.
На двух стульях крутился - и там, и здесь надо было успеть. И за всё учиться отвечать. Так смолоду приучила покойная мать, много лет проработавшая в  приёмной Министра  тяжелой промышленности.
-Сынок, - говорила она, - держись за завод. Завод - как материнская грудь: и напоит, и накормит. В них, заводах, - вся наша и школа, и мощь, где, как не там, набраться ума - разума.
-Какие простые и мудрые слова, - подумал он.
  Новый директор завода, ознакомился с обстановкой на предприятии, присмотревшись к людям, освободил главного инженера от занимаемой должности и назначил на его место Лаврова.
До того, как Министерство перевело его в Москву, он руководил многотысячным коллективом одного Западно-Сибирского завода. Плотный, коренастый белобрысый мужик с квадратными скулами и живыми, прищуренными глазами.  Казалось, они вечно кого-то изучали и даже слушали. Во время диспетчерских совещаний  ходил вдоль стола, перекладывая из ладони в ладонь увесистую хромированную цепочку. На ней он не пересчитывал звенья, как это делают на четках, а просто перекладывал из ладони в ладонь и  периодически наматывал на кулак. При этом  сосредотачивался  на обсуждаемом вопросе, иногда вставлял реплики или задавал вопросы выступавшему. Звали директора Николай Никанорович Луговой.  Бывало, кончится терпение чью-нибудь пустую болтовню слушать, и тогда он этой цепью, зажатой в увесистом кулаке,  бил по стеклу, лежащему у него на столе, и оно  разлеталось на мелкие кусочки. Двигал желваками и смотрел на виновника, как бык на тореадора. Так случалось не раз. На диспетчерских совещаниях Лавров  сидел в кресле недалеко от стола директора и,  наблюдая за Луговым, ждал, когда очередная жертва подвигнет его,  разбить вдребезги, еще одно стекло.
Как-то в конце дня, зайдя к нему, Лавров  разговорился про то, про сё...
И как бы ненароком, в процессе общения, сказал: - не следовало бы бить во время совещаний стекла на письменном столе.  Луговой, подошел  к нему и поглядел в упор:
-Ты считаешь, что я этому рад? Он сощурил глаза:
- Вот представь себе такую картину: - там, - и он указал рукой, надо было понимать, на сибирские дали, - не одна тысяча человек, из которых четверть уголовников, работающих  под конвоем. Десять проходных,  и  против каждой по заданию тогдашних верхов, -  и он большим пальцем показал на потолок, - заставляли строить пивные с продажей водки  или спирта по себестоимости. Оценил мое положение? По цехам хожу с расстегнутой кобурой. Ещё в ту пору  верхи спаивали мужика, чтобы не лез в политику. Вот они сегодняшние ягодки, от тех цветочков. Страна вся во хмелю. От этого нормальный человек может свихнуться.
         Лавров, сидя в кресле, слушал Лугового. А тот ходил вдоль длинного стола.
-И уж наверно начал свихиваться. Никакой санаторий мои нервишки не восстановит. Да и лечить уже поздно. После короткой паузы  с горькой усмешкой  произнёс: - происходит гармоничное старение всего организма. Помолчав, доба-вил:
- Я бездельников  и  болтунов- пустобрёхов  не терплю. Вон твой предшественник - гладил по ляжкам молоденьких баб из технического отдела, говорил складно, а работу завалил. Он подошел к Лаврову и, стоя перед ним, начал рассказ:
-Я в те годы после окончания института работал на Украине, на машиностроительном заводе, совсем еще молодым.  В то время вкалывали почем зря, аж  дух захватывало. Но тут наступило смутное время. В нашем заводском доме, где мы жили, по ночам захлопали дверьми. Подошла и наша очередь. Посадили вместе с женой в воронок и увезли.  Много дней и ночей заставляли признаться, что я готовился взорвать завод. Жену истязали  вконец. Почему и детей не было. После таких пыток она не смогла рожать…
В кабинете на короткое время наступила тишина. 
-А директора завода, Михаила Ильича Сойфера – расстреляли. Даже Орджоникидзе не смог спасти. А какой мужик был.… И он, покачав головой, налил из графина  воды:
-Вот так-то, дорогой мой Константин Иванович, учила нас Советская власть уму-разуму. Школу прошли, я бы даже сказал очень суровую.…Потом нас жизнь  свела с нынешним Министром. В войну, в Сибири, он пулемёты и автоматы делал, а я  дальне бойную артиллерию выпускал. На всю жизнь запомнил глаза Сталина. Вызвали в Москву на два дня,  в сорок  третьем. Некоторые его взгляда не выдерживали, в штаны накладывали…
Лаврову стало неловко, что разбередил  старые раны. Но если бы не  случай, поди, узнай о человеке  столько. И он подумал: - значит, доверяет. Не каждому встречному - поперечному вот так возьмёт и выложит.
Сработался Луговой с Лавровым. Увидел в нём многие качества, которые давно мечтал видеть в своём заместителе. И Лаврову личность Лугового стала большой школой, такой, какую не в одном учебном заведении не получишь. Иногда в подразделениях бывали вместе. И в этих случаях Луговому хотелось технически подковаться у Лаврова. Он понимал, какой счастливый случай свёл их, для дополнения  друг друга.
         Они возвращались в заводоуправление  из подразделений, где велась наладка агрегатов для комплектации ракет. Принципиально новое  в  эти сложные механизмы  вложил лично Лавров.  Киты ракетной техники не могли не заметить этого. Тем паче новизна технической мысли в предложениях Лаврова отмечалась уже не раз. Он вызывал всё большее уважение и завоёвывал авторитет  у научно – технического руководства  ракетно-космическим  комплексом.
И случилось, когда  однажды Луговой, зайдя  в кабинет к Лаврову, без вступления выпалил:
- Тебя приглашают в ЦК. Чует моё сердце, потеряю я тебя. Но буду рад твоему новому назначению. И уже садясь, поглядел на него: - всё логично. Ты перерос свой завод. И если мои мысли лягут в масть, я порадуюсь за тебя. И задержавшись в дверях,  сказал: - ты это заслужил… 
Уже когда Лавров возглавлял свое ОКБ, по прошествии большого времени, кто-то из старых  работников завода сообщил, что Николая Никаноровича не стало. Запоздало сообщение. Прямой был мужик, не юлил, оттого наверно и маятник остановился.
Он налил еще порцию и, не выпуская штофа, рассматривал все предметы, находящиеся в просторной гостиной.
Будто не так давно здесь накрывался стол на революционные праздники. После демонстрации, по традиции, у Лавровых собирались отметить это событие многочисленные друзья и приятели. Было бурно и весело.
Лавров редко стоял на гостевых трибунах возле Мавзолея. Он любил возглавлять со своими общественными организациями большую колонну ОКБ, с оркестром, ярким праздничным оформлением. Проходя мимо районной трибуны, слышал на весь проспект: - «Слава передовому коллективу, возглавляемому товарищем Лавровым», и вслед прокатывалось  дружное  многоголосое «Ура».
На всех улицах, по которым двигались колонны демонстрантов,  накрывались белыми скатертями столы, с бутербродами, выпечкой, фруктовой водой. Со спиртным вопрос решался заранее. Инициаторы запасались водкой накануне, и бывали случаи, когда отдельных участников вели по Красной площади под руки, а то и  волоком, быстрым темпом до дежуривших за площадью Ногина окабэвских грузовиков, которые с ночи дожидались, чтобы забрать и увезти  всю наглядную агитацию, и, конечно,  товарищей не бросали  «в беде». Работники предприятия,  катившие на велосипедных колесах портреты руководителей Партии и Правительства или стенды с производственными рапортами (которые никто не читал), получали дополнительную оплату.
Нелегкое это было дело - катить через полгорода вручную тяжелую наглядную агитацию...Но эти частности  были заботами руководителей и они решались.
Удручало только всегда Лаврова, когда  вступающие на Красную площадь  колонны  демонстрантов  подгонялись, бесконечной  вереницей работников органов госбезопасности и райкомов партии, настойчивыми требованиями не замедлять шаг.… А тут еще при входе на площадь из громкоговорителей, установленных на здании Исторического музея, категоричный голос то и дело напоминал:
 -Товарищи, вы вступаете на Красную площадь, поднимите выше оформление своих колонн. И это оформление образовывало сплошной  кумачовый  коридор, вдоль которого, подгоняемые чекистами, торопливо шли демонстранты. Да еще под ногами путался  песок, рассыпанный  для прохода тяжелой техники, танков, портивших  своими гусеницами  брусчатку.
 Рассказывали, что в те времена «счастливчиками» на демонстрации оказыва-лись идущие в первом и втором потоках, потому что они шли ближе к мавзолею и видели Сталина. А иногда его не видели, он куда-то уходил...
Родная тетка Лаврова, сестра матери, работала в Санитарном Управлении Кремля. Ей, врачу, старому коммунисту, предоставлялась возможность видеть со-ветских вождей в непосредственной близости.
Ее служебное место во время парада было на ступеньках Мавзолея. Каждый раз  перед тем, как подняться на  Мавзолей, Сталин и его соратники подходили к саркофагу Ленина, минуту стояли в молчании и потом  поднимались на трибуну.
 На Октябрьские праздники, как всегда, первым из Мавзолея вышел Сталин. Проходя,  он протянул ей руку и поздоровался. А когда поднимался по крутой гранитной лестнице, подул сильный ветер, и пола сталинской шинели коснулась её лица.
После парада тетку подменяли другие врачи, и она успевала к праздничному столу,  в коммунальную  квартиру на  Первой Мещанской. Мать Лаврова, увидев сестру, идущую по длинному коридору, увешанному стиральными досками, детскими, оцинкованными ванночкам, тазами  и лыжами, командовала:
- Любочка, умывайся и к столу, - народ весь в сборе. Из черной бумажной та-релки репродуктора неслись марши и людское ликование. Люба не послушалась  и вошла в большую комнату, где за столом уже сидели родственники и друзья. Увидев сестру с полотенцем в руках, она заявила:
-Я сегодня мыть руки не буду и лицо тоже. Со мной утром за руку поздоровался товарищ Сталин, а его шинель при порыве ветра обласкала мое лицо.
Надо было видеть, что началось. Её обнимали, целовали, словно пытались перенести на себя сталинские прикосновения...
Лавров отпил еще глоток виски и тихо произнес:
-Вот это был  всесоюзный гипноз...
А поздней в семье  тёти Любы  случилось несчастье. Неожиданно для всех  ночью забрали её мужа, ответственного работника Министерства Финансов, старого большевика. Допрашивали сперва  на Лубянке. Чем-то тяжелым выбили челюсть, требовали, чтобы  сознался  в своих  симпатиях эсерам  в двадцатые годы.
- Как много в стране подлецов и негодяев, - подумал Лавров, - сломавших, по анонимным доносам, жизнь честных, преданных советской  власти людей. Потом  мужа тёти Любы,  искалеченного,  перевели в Бутырскую тюрьму. А вскоре отправили  на десять лет в колонию для политических заключённых в Инту, на Север…
   И только  в середине пятидесятых годов, когда тётка  уже  работала в институте им. Склифосовского, ей пришло сообщение о полной реабилитации мужа. Как - то  мать, сказала Лаврову:
       - Беда, когда в людях, к какому бы сословию они ни принадлежали, рождается порой чёрная зависть, а у многих к тому ещё, как червоточинка, живёт в душе национальная ненависть.  Ни  в  одной  республике  нет  такого  порока,  в таких масштабах. Иным доставляло удовольствие  настрочить  какой-нибудь пасквиль на честного труженика,  и он погибал  в сталинских застенках.               
                *   *   *               
Лавров периодически выезжал в деловые поездки за рубеж. На этот раз приле-тел в Берлин. В аэропорту его ждала посольская машина. Прежде всего, он намеревался  посетить Торгпреда.
Проехали половину города, миновали Александр-Плац с телевизионной баш-ней, выехали на главную улицу -Унтер ден Линден, слева простиралась площадь с Дворцом съездов, справа величественный собор Петра и Павла. Через три квартала  остановились возле подъезда Посольства. В непосредственной близости возвышались Бранденбургские ворота, левее, виднелось здание гостиницы Адлон, той самой,   где останавливался Есенин с Айсидорой  Дункан. Бывал в ней и Горький.  В сороковые  годы  это здание принадлежало  гестапо.               
Без особых формальностей, Лавров поднимался по широкому лестничному маршу, покрытому малиновой ковровой дорожкой, в приемную Торгпреда.
 Заведующая секретариатом  приветливо поздоровалась с ним и сообщила, что Борис Константинович на месте и один. Не успел Лавров открыть дверь, как Громов поднялся из-за стола и, улыбаясь, с вытянутыми руками, направился  навстречу. Они тепло поздоровались посреди кабинета. Знали  друг друга многие годы, каждая встреча оказывалась дружеской и теплой. Громов пригласил гостя в комнату отдыха.
-Удачно ты  Костя, прилетел. Мы сегодня организуем большой приём.
-Это из серии тех, которые раньше назывались интернациональными?
Разливая коньяк, Громов, уточнил:
       - Теперь они называются  приёмами дружбы. Ты же знаешь, мы почти все время проводим выставки наших товаров.  И под этим предлогом приглашаем нужную нам публику - руководителей предприятий и фирм, представителей внутренней и внешней торговли, бывает кто-нибудь из Правительства, а что касается журналистской братии -  все,  кто имеет аккредитацию в городе, слетаются непременно. Давай  выпьем за твой приезд. Я тебя приглашаю, думаю,  тебе будет интересно.
Лавров попробовал коньяк: - какая прелесть.
-Мне  повезло с постоянным  представителем «Совавтотранса»,  мужик с бле-стящими деловыми качествами. Такой же, как я, любитель порыбачить. И если ты до следующих выходных  побудешь, съездим  на озёра, за Франкфуртом - на Одере, природа - сказочная. Подливая коньяк, Громов  продолжал:
-Так вот эти дальнобойщики его фирмы, возвращаясь из Франции, завозят ему этот коньячок.  О делах мы с тобой на неделе поговорим и решим, что надо. Как всегда, представительский номер тебя ожидает. Отдыхай. Сегодня пятница, как говорят, банный день, а в шесть вечера жду тебя  на Фридрихштрассе.
Построенный в восьмидесятые годы Дом культуры и науки служил  визитной карточкой нашей страны. Здесь экспонировались лучшие товары, производимые в России, достижения науки и культуры.
Краткая, содержательная речь Торгпреда встречалась аплодисментами и вспышками фотокамер. В заключение осмотра  экспозиций, - публика приглашалась в банкетный зал. Столы изобиловали выпивкой  и закусками. Виртуозно обслуживал банкет со своими помощницами личный повар Посла.
Лаврову в качестве переводчицы приставили великолепно скроенную молодую женщину по имени Инга. В процессе общения, оказалось,  она окончила наш МГУ, хорошо знает Москву и Лаврову  с ней было легко и даже интересно. Когда  дошла очередь до спиртного, он  налил  ей  рюмку водки, а фужер доверху наполнил боржомом.  Инга с улыбкой смотрела на действия Лаврова:
-Константин Иванович, у меня от такого количества воды душа  поржавеет. В процессе общения, Лаврову понравился её  веселый и лёгкий нрав. И чем дольше продолжался прием, тем зал всё больше походил  на многоголосую сходку,  участники которой забыли, по какому поводу собрались... Всем было в подпитии просто хорошо. Инга прыскала со смеху, глядя  на нетрезвых мужчин, тянувшихся друг к другу с поцелуями:
 - Как у вас в таких случаях говорят: - «им всё до лампочки».
         Когда уже совсем стало не интересно, она предложила продолжить вечер у неё:
- Во-первых, это недалеко от вашего Посольства, - объясняла Инга, - а во вторых, завтра выходной.
         Громов, наблюдая за их альянсом, подошел и, наклонившись к Лаврову, сказал:
- С ней можно. Он знал историю постигшей его утраты и вообще относился к Лаврову по-приятельски.
Они  незаметно покинули зал и вскоре рассматривали в большом гастрономе на Лейпцигштрассе  изобилие продуктов, витрины, ломящиеся от яств. Лавров не мог не вспомнить пустых московских прилавков, но старался подавить в себе чувство горечи за свой народ, чтобы не портить настроение  своей спутнице.
 -Будем жарить гуся, - заявила она, - укладывая гусиную тушку в сумку. Продавец подал ей коробки с готовыми закусками.
-Это понесете вы. Пива и выпивки у меня достаточно. Они шли по вечернему, чуть припорошенному снегом, Берлину. Было тепло. И Лавров почувствовал себя нескладно в пыжиковой шапке. Он снял ее и засунул в  пакет.
-Вот, вот, - улыбалась Инга. Вы в Европе, у нас почти никто не носит головные уборы.
-Но все-таки мне встречались некоторые.
- Это они их носят для того, чтобы было чем кланяться, - смеялась  она.   Ещё на приёме Инга не могла не заметить отношение Лаврова к ней. Её интуиция  была тем  безошибочней,  чем  прозрачнее  были его намерения... Он чувствовал, что  ему с ней легко.  Она  ощущала именно это.
Вошли в подъезд. Зажегся свет.  Когда поднялись на площадку второго этажа, на первом свет погас. И так их встречало и провожало электричество до самой двери. Лавров подумал – вот немцы, рачительные хозяева, даже на этом экономят. Она была хозяйкой уютной однокомнатной квартиры.
-Раздевайтесь и проходите.
Пока он снимал пальто, она вытащила из холодильника пивные бутылочки и поставила их на журнальный столик.
Он с удовольствием снял обувь и влез в  кожаные тапочки с супинаторами. Они ему нравились. Каждый раз, возвращаясь из командировки, он одаривал ими своих друзей.               
                *   *   *               
 Лавров проснулся и в приоткрытой створке услышал негромкий, размеренный колокольный звон. Начиналась утренняя служба в католических и лютеранских костелах. Чувствовалось сгорание торфа в домашних печах. Было тихо, спокойно и, как ему  показалось,  даже  будто радостно. Инга, уткнувшись носом в его мускулистое плечо, спала безмятежным сном.
Еще в начале ночи он получил от нее достаточное количество комплиментов,  погружаясь в самые глубины  удовольствия. Какое блаженство чувствовать её ря-дом.
-Это был высший пилотаж, - пробуждаясь,  произнесла она.
-Твое тело источает запах клубники, - скользя ладонью по упругим бугоркам и ложбинкам,  говорил он.
-Я чуть не задохнулась в твоих объятиях. Ты прекрасен!
В эту ночь он окончательно понял, - рано списывать себя из мира волшебных ощущений. Он был рад, что ему повезло с партнершами. Но это  не характеризовало его как коллекционера. Предмет его страсти - это и предмет  поклонения.          
                *  *  *
Он предавался воспоминаниям. Рассказывал по телефону приятелям о выставке Шагала в Берлине - это Инга утащила его туда, Про Пергамон – большой  музей  культуры  Ближнего Востока.
Покойная Наташа привила вкус к изобразительному искусству. Они не пропускали почти ни одной выставки или вернисажа. Знакомила его с известными людьми от культуры и искусства. Слыла признанным знатоком. Её статьи появлялись в печати, милая улыбка мелькала  среди московского бомонда. Родословная имела  известность в интеллигентной московской среде.
Лавров дружил с родителями Наталии Сергеевны. Впитывал, как губка, все, о чём слышал про живопись, литературу, театр. Видел что никакие изъяны в идеологии, творившиеся на верхах и резонансом бьющие по всему передовому слою, не могли помешать  оставаться  верными и преданными своим идеалам…
У ее родителей складывалась непростая судьба. Отца не раз приглашали в  отделы ЦК КПСС с накачкой, а то и с угрозой,  за публикацию статей и трудов по культуре, противоречащих, идущих  вразрез с установками партии.
 Еще студентом, Лавров, в родительском доме Наташи, участвовал в захватывающих  семейных вечерах.  Иногда  разговоры  о поэзии, живописи,  искусстве и литературе в целом, затягивались за полночь. Чувствовал, как  прогрессивное старшее поколение принимало удары за желание изменить тоталитарную идеологию на демократическую.
         Однажды, его там познакомили  с человеком  потрясающей судьбы. В конце пятидесятых ей уже было  около восьмидесяти лет. Звали её Фаина Леонтьевна Лукашева. Она отсидела в лагерях и находилась в ссылке почти  восемнадцать лет. Любила общаться с молодёжью. Зимой ещё пыталась ходить на лыжах. Это удивительный феномен, - говорила о ней мать Наташи. В один из вечеров  Лавров услышал обжигающую душу и сердце  историю, которую им поведала  седовласая женщина.
 Июль тридцать седьмого её застал в Чите. Будучи доктором исторических наук, она  находилась в забайкальской командировке. Собирала любопытные истории о гражданской войне, о партизанском движении на Дальнем востоке, об атамане Семёнове и бароне Унгере, об адмирале Колчаке.…Там её и арестовали. И не замедлили приговорить к 10-ти годам  по известной в то время, 58-й статье,- измена Родине. Грузили заключённых на теплоход, уходящий через Татарский пролив на Сахалин, в заколоченных  деревянных клетях, как скотину. И только на палубе «выгружали» из этих ловушек. Трюмную часть  парохода, где хранился уголь, заняли получившие сроки проститутки. Когда же пароход  достиг середины пролива, охране поступила команда - часть политических заключённых сбросить в море. Фаина Леонтьевна оказалась в тот момент, по счастливой случайности, в трю-ме и читала наизусть, заблудшим девицам, главы из «Евгения Онегина», стихи Лермонтова. Когда же начался чудовищный шабаш по сбрасыванию живых людей за борт, услышав истошные крики, проститутки заявили: - мы тебя, политическая, этим сволочам не отдадим и закопали её в уголь... Так Фаина Леонтьевна осталась в живых и очутилась на Сахалине…
Лавров вспоминал эту трагическую историю и думал: - настоящих борцов за народное счастье, - как они считали себя,  не сломили никакие бури. Уже находясь через много лет в казахских степях, реабилитированная и восстановленная в партии, Лукашева задержалась там, так как устроила для местного населения читательские конференции по Чехову и Толстому.
В другой раз эта, казавшаяся  им  из мира фантастики, женщина, рассказывала как, находясь ещё в 1905 году вместе с сестрой  в Париже, на огромном митинге  услышала пламенную речь самого Жореса, основателя газеты «Юманите», страстного борца за права человека, который сообщил: – в Москве, на Красной Пресне, пролилась кровь рабочего класса. Не долго думая,- рассказывала она, - я села в поезд, укатила в Москву и встала на баррикады…На многие годы запомнился Лаврову рассказ этой легендарной женщины, когда они в один из выходных дней прогуливались по Гоголевскому бульвару. Уже находясь на пересыльном пункте, на Сахалине, она встретила там группу молоденьких  немецких комсомолок-антифашисток. Оказалось, что эти девчонки, догадываясь, что скоро начнётся война, решили участвовать в борьбе с Гитлером, в составе Советских войск, для чего и перебежали к нам через границу. Кончился их «круиз» печально, констатировала Лукашева. Девчонки попали в тот же фашистский лагерь, только у нас в СССР.
- Вас из дас, - пытались эти несчастные девочки задавать вопросы…
- Подумать только,- после всего услышанного,  восклицала Наташа.
Он был свидетелем появления самиздатовской литературы, повлекшей за собой преследования, обыски, аресты и лишения гражданства.
               
  Перестроечное время  ломало стереотипы. Менялось мировоззрение и поведение людей. Но страну захлестнула эйфория  начавшегося  стремительного передела собственности. Открыв полосу одной влиятельной  западной газеты, Лавров прочёл: «В России произошла нефтяная катастрофа», - «бесплатная передача узкому  коллективу дельцов – спекулянтов  львиной доли государственной  собственности». Он подумал: - сырьевые отрасли, считавшиеся  даже при царях, государственными,  оказались в руках изворотливых нуворишей. Набив до отказа мошну валютой, они  предстали перед обществом, как отечественные олигархи, и совсем не торопились вылезти  из кожи,  дабы показать свой патриотизм и благородство.  Лаврова стали поражать циничные высказывания этих новоявленных воротил бизнеса. «Мы должны платить только налоги и больше ничего, никому не должны, кроме Бога и совести». Во всём мире крупный капитал, - рассуждал Лавров, - считает себя частью нации, кроме наших хапуг и моральных ничтожеств. К сожалению ни их родителям, а уж тем паче им, эпоха не вложила в мозги, что Россия в своё время славилась своими благотвори-телями и меценатами, людьми, которые на века оставили о себе в народе благодар-ную память.   
     Отдельные ловкачи, прибрав к рукам средства массовой информации,  стали на слуху у всей страны.  Западные политологи, да и наши, прямо заговорили: - олигархи – это  посерьёзней, чем  иная  военнная и политическая акция. Эти гуси – монополисты приложат все силы для того, чтобы Россия была не признана  демократической страной с подлинно  рыночной экономикой. На улицах и в домах начали   погибать  люди.
-Убийства  стали  неотъемлемой частью нашей жизни, - сделал он  мрачный  вывод. Развернув однажды «Огонек», Лавров прочёл большой, озабоченный очерк о российской мафии и рэкете.
-Входим в начальную  стадию капитализма, - подумал он.

                февраль   1993   года               
Лавров проводил совещание. Он отчитывался по командировке, делился впе-чатлениями.  Участники  совещания  каждый раз убеждались, что деградация про-мышленного производства в стране, форменный её развал, не выбивали его из колеи, казалось, еще больше мобилизовали.
Но временами замечался его  печальный  взгляд. Сосредоточенный  вид, уво-дил  в  какие – то  дали.  О чем он думал, – неведомо никому. Как бы понимая, Лавров иногда, глядя на вопросительные лица, рассуждал: - разве им расскажешь, - сколько  приходилось видеть, в том числе  на верхах такого, от чего некоторые не выдерживали, кончали жизнь самоубийством. Так было с одним из его давних приятелей - руководителем такого же ОКБ. Однажды, на испытаниях  его ракеты, произошел  дикий случай. Во время запуска она взорвалась. Погиб  известный маршал и несколько  генералов. В  некрологе, подписанном руководителями партии и правительства, было кратко сказано: трагически погибли при исполнении служебных обязанностей. В те годы не принято было расписывать подробности.
Он присутствовал в одном очень высоком кабинете, одного Заместителя, где шел разбор этой трагедии. Только не били, а в выражениях не стеснялись…Накал был таким высоким, не выдержал  директор, уехал на дачу и застрелился. До сих пор, следствие  ищет причины  случившегося.   
         Оставшись один в кабинете,  неожиданно  сам  для себя выдавил:
-Устал, от всего. Забыл, когда по-человечески отдыхал. Устал от больших, тяжелых дел, от примелькавшихся, хоть и дорогих  людей. Промозглая февральская погода не улучшала настроение.  По селектору услышал голос Надежды:
-Константин Иванович, к вам на прием председатель профкома.
-Пусть войдет.
Председатель профкома такого коллектива – это не хухры - мухры, это знаковая фигура.  Иногда  решал, кому отдать предпочтение: ей, волевой, но очень душевной и симпатичной женщине, или секретарю парткома. И больше склонялся на ее сторону. Парткома больше не было. Старая площадь осталась без Центрального Комитета. Без четырехэтажной столовой,  питающей партийных чиновников вкуснейшими обедами, стоимостью  пятьдесят – шестьдесят копеек, когда в магазинах  что-нибудь достать элементарное было почти не возможно, люди простаивали  в бесконечных очередях. А там подавался «Боржом» с этикеткой  на английском языке. Тут же тебе любая подписная художественная литература. Заказы на дом  деликатесов с икрой и крабами. Обожжённые до художественного изыска, коровьи копытца на студень.  Другой  мир, ничего не имеющий  общего с тем, в котором жила страна. Когда Лаврову приходилось бывать по каким-либо делам в отделах Центрального Комитета, он заходил в столовую пообедать. Особенно ему нравился обед, состоящий из севрюжьего салата, супа-лапши из осетрины с белыми грибами, бараньей отбивной  по-одесски и на десерт - взбитые сливки с клубникой… И  всё за  гроши, о которых смешно говорить.
-Здравствуй, здравствуй, Вера Александровна, - встретил он, вставая из-за стола,  и пригласил  в кресло у приставного столика.
-Какие проблемы, какие вопросы? Жалею, давно не бывал на ваших мероприятиях – все недосуг.
-Наши волейболистки задали тон всему городу.
-Видел в проходной поздравления, молодцы девчонки. Передай им от меня благодарность. Он посмотрел на нее:
-Значит, не  зря  построили мы с тобой спорткомплекс, - и рассмеялся, -пошла  отдача, это радует. Они знали друг друга много лет. И когда встал вопрос, кому возглавить профсоюз в ОКБ, он, не задумываясь, сказал:
-Вот этой, страстно болеющей  за дело Панковой, технологу из седьмого цеха. Он давно обратил на неё внимание. Особенно на партийно-хозяйственных активах. Если надо, любого в мгновение ока в бараний рог скрутит, а так женщина, как женщина, культурная.
-Идут дела, Константин Иванович, крутимся как всегда, ругаемся, спорим и живем. Время - то какое на дворе? Перестройка.
Она смотрела на Лаврова, и ей вспомнилось, как хоронили Наталию Серге-евну, его жену. Всё ОКБ переживало такую утрату. Спустя некоторое время, куда ни зайдет, народ смолкал, а то просто все вставали. Глубоко сочувствовали его горю.
         Лавров сидел напротив. Её присутствие  снимало напряжение. 
- Сколько бы женщин посчитали за счастье стать его женой, - размышляла  Панкова, пока он ей о чём-то говорил. Она покачивала головой, а думала про своё, о том, что он полон сил и энергии.
-Вы уж извините, Константин Иванович, не по производственным делам  к вам пришла. Лавров внимательно посмотрел: 
-Что – нибудь случилось?
-Ничего не случилось. Просто я рассудила, как женщина – отдохнуть бы вам надо. Так ведь без отдыха нельзя. Долго не протянешь.
-Вот ты о чем.
-Я без вашего согласия  договорилась о самой дорогой и престижной путевке в Крым, в лучший санаторий.
         Лавров расплылся в улыбке и, даже приподнявшись чуток в кресле, произнес:
-Бери эту путевку. Там уже начало весны.
-Какой вы молодец, - облегченно вздохнула Панкова, - а я сомневалась. У меня отлегло на сердце, отдохнуть вам очень надо, - и опустив голову, добавила, - ото  всего… Уж кому как не ей знать, какой груз взвалил он на себя  и вот уже много лет тянет. И с каждым годом, казалось ей, все удачней. Хотя жизнь и обстановка вокруг складывалась не лучшим образом…               

                *  *  *
Лавров не любил ведомственные, элитарные санатории. Ходят чинно по аллеям цековские и совминовские чинуши. Подглядывают друг за другом. Мало среди них симпатичных людей, - казалось ему. И жены у них такие же, трясогузки. Однажды он с Наталией попал в такую обстановку. Подобострастные улыбки, интрижки, в общем, как он про себя подумал:  ни бзднуть, ни пёрнуть…Через несколько дней они из этого заведения съехали, ссылаясь на непредвиденные обстоятельства.
               
Четырехэтажный корпус довоенной постройки с всякими архитектурными из-лишествами, в каком ему предоставили двухкомнатный номер-люкс, был расположен высоко над уровнем моря. Из его окон  виднелось знаменитое «Ласточкино гнездо».
В комфортабельном корпусе, кроме номеров, размещалась физиотерапия,  уютная столовая. Это здание было построено для руководства ВЦСПС – одной из самых богатых по тем временам организации. На профсоюзных билетах водяными знаками  выгравировано: «Профсоюзы – школа коммунизма». Многие профсоюзные чиновники отдыхали и жили, как им казалось, при коммунизме.
Посредине территории расположилось современное здание основной столовой с концертным залом и танцевальной площадкой. Поодаль возвышался новый восьмиэтажный спальный корпус. Обойдя все это,  Лавров заключил: - неплохо, очень даже неплохо.
Утром пробежал  по оздоровительной тропе, принял душ. Позавтракал. Подошел к крутому скальному берегу, глубоко вздохнул, почувствовал свежесть морского прибоя. Вдали возвышалась громадина Ай - Петри. Верхушку горы с утра прикрывали легкие облака. Заметил собирающуюся  экскурсию на место, где когда-то располагался дом Шаляпина и  присоединился  к участникам экскурсии.
От дома остались одни кирпичные развалины фундамента, сохранилась разводка водопровода. Но информация экскурсовода ему понравилась. 
Он обратил внимание на высокую, стройную девушку. Поверх недорогого плаща   русые волосы.  Уловил еле заметную улыбку с лукавинкой, когда она повернулась в его сторону. Спускались на дорогу по сырой тропинке. Ноги скользили. В какой-то момент он повернулся и увидел, как она  растопырила руки и пыталась балансировать на скользкой тропе. Он протянул ей широкую  ладонь:
-Держитесь крепче.
 Оперевшись на его руку и скользя взглядом по его могучей фигуре, она очутилась рядом с ним на асфальте. Участники экскурсии расходились, кто-то попытался окликнуть её, но на этом все закончилось. Они остались вдвоем. Она посмотрела на него из - под пушистой чёлки:
-Если  не вы, я скатилась бы с горы, наверно, как Суворов в Альпах.
-Народ бы не допустил, - и протянул ей руку: - Меня зовут Константин Иванович.
-А меня Оля. Вы прилетели вчера из Москвы? Она подумала: такой  представительный,   интересный мужчина  может жить  только в Москве.
 - А я живу в Саратове,  и тоже прилетела вчера.
         Они шли по пустынному шоссе в сторону санатория. До обеда было еще время.
-Знаю ваш Саратов, как его называют, город невест.
-Да уж, девчонки  у нас  в самом  деле как на  подбор, - с нескрываемой гордостью,  подтвердила  Оля. Лавров чувствовал, как она внимательно его рассматривает. Но даже не подал вида, хотя сам-то знал, как недурно сложен. Его смуглое, словно вырубленное топором из куска морёного дуба, тело производило сильное впечатление на женщин, с которыми ему приходилось иметь дело.
Глядя на неё, красивую, с типичными  европейскими чертами, Лавров по-думал: - не немцы ли Поволжья  авторы  демографической перемены, они ведь там живут не одну сотню лет. Чего греха таить, татаро-монгольское иго, своим присутствием, не лучшим образом повлияло на внешность  российского населения. Много людей среднего роста,  коротконогие.  А эта девушка  совсем иная.
-Я бывал на «Тантале».
-О, это у нас одно из серьезных предприятий.
За разговором они незаметно прошли всю территорию и очутились над обрывом, в зарослях зеленых пихт.
-Подышим морем, - предложил Лавров,  приглашая  Олю  на садовый диван. Её тонкая нежная шея, с мягко пульсирующей жилкой, вызвала у Лаврова жгучее желание впиться в неё губами и целовать до беспамятства.
-Я уехала из Саратова первый раз в жизни. Еще нигде не была. А так хочется посмотреть на мир собственными глазами. Счастливчики, кто имеет такую возможность. На него смотрели большие серо голубые глаза. В их разрезе проглядывалась лёгкая, завораживающая поволока. Контрастные  в тон  причёске тоненькие брови. Их окончания, приподнимаясь, огибали дугу у висков. Прямой правильной формы нос с чувственными  подушечками на конце. Красивый рот, очерченный бледной помадой, как будто это выполнил  профессионал – визажист. Открытая доверительная улыбка демонстрировала белоснежные, ровненькие зубы. Лицо лучилось  необыкновенным обаянием,  природной,  подкупающей  естественностью. Стройные ножки, приоткрывшиеся в разошедшемся разрезе платья, притягивали его словно магнит.
Мужчина так устроен, что каждую встреченную молодую женщину моментально и бессознательно оценивает с точки зрения  сексуальной привлекательности. Так было наверно и с Лавровым в первые минуты их знакомства. Но он только сказал:
-Какие твои годы, - и тут же осёкся. Но Оля как будто бы ждала, чтобы зая-вить:
-Нет, нет,  - зовите меня на «ты». Так будет проще.
-Так вот, я говорю, что ты наверняка успеешь повидать в этой жизни многое.
В тот момент, когда он помогал ей спуститься с горки, почувствовал на себе её взгляд, который отодвинул на задний план всё остальное,  стал для него первосте-пенным событием.  Ему казалось, что знает о ней многое, хотя не знал ничего, кроме того, что живет  в Саратове. Подумал, как хорошо, что она согласилась с ним  остаться. Не отказала. Сидя с ним рядом, Оля едва уловимо пошевелила ногами, и разрез платья разошелся ещё больше, обнажив аккуратную родинку на внутренней стороне аппетитной ножки  значительно выше колена.
-А что это за девушка была с тобой на экскурсии?
-Моя соседка из Санкт-Петербурга. У нас отдельные одноместные номера.
-Богато живете.
- Во время ликвидации райкома  комсомола эту путевку мне подарил секретарь райкома. Я работала освобожденным комсоргом большого ПТУ. Зарплата у нас, как говорит известный артист Роман Карцев, - на стакан семечек хватает. Она протяжно произнесла:
-Райкомов больше не существует. Осталась без работы. И уже повернулась всем корпусом к нему: - а работать надо. Помогать маме. Она воспитателем в детском саду, а сама больной человек, и еще сестренка-красавица, моложе меня.
Спадавшая русая челка еще больше подчеркивала  молодость. Глянула на Лаврова, и в  глазах появились озорные смешинки:
-Наговорила вам всего. И, задумавшись, произнесла: - мне очень хочется по-смотреть на Москву, не по телевизору, какую нам показывают, а воочию.
У Лаврова вырвалось:
-Ты увидишь Москву и, не давая вставить слово, добавил, - я тебе обещаю. Он почувствовал, как заколотилось сердце. Посмотрел на Олю, и она, поймав на себе его  взгляд, загорелась краской и, растягивая слова  сказала:
-Это для меня невозможно.
-Я тебе обещаю, - повторил он, взяв ее ладони.
-Какие они у тебя теплые.
-А у вас холодные,  - наверно вам не хватает тепла.
- Как она могла определить, что мне не хватает тепла. Ведь, в самом деле, я нуждаюсь в постоянном тепле,- подумал он, - и нужно, чтобы оно было женским. Не выпуская  ладонь,  Лавров  посмотрел на морскую даль:
-Ты,  верно,  заметила: - тепла мне не хватает…Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась: - не боитесь, что они в моих ладонях расплавятся? Оле хотелось узнать о нем многое, но постеснялась задавать вопросы. Захочет, сам расскажет.
На пляж можно попасть только при помощи лифта. Огромная высота. Лифт идет около двух минут. Но спускаться к морю не стали. Отложили на следующий раз. Лавров принял решение – кроме Оли, больше ни с кем не желает общаться. В этой симпатичной провинциалке таилась, как ему показалось, какая-то особенная притягательность. Наступило обеденное время,  надо было расходиться.
-Вы живете в старом корпусе? Говорят, там шикарные номера.
         Лавров утвердительно махнул головой, пригласил в гости.
-Оль, скоро ваш праздник – восьмое марта. Обязательно отпразднуем, - и добавил, - как следует.
         Вечером посмотрели кино, прошлись по парковым аллеям и разошлись.
Заметив Олю в номере, соседка Майя  набросилась с вопросами. Ее интересовал Лавров.  Этой молодой да ранней птичке в любопытстве не занимать.
-Оля, - щебетала она, - он внешне такой интересный, по всему видно какой-то босс. Тебе крупно повезло. Старше он тебя, конечно. Ну и что? А эти молодые самцы, - ворковала Майя, - только и норовят, чтобы в койку, и привет, вспоминай, как звали, - и со злостью добавила – голодранцы  несчастные…
Оля смотрела куда-то в сторону:
-Не знаю, не знаю. Тебе легко рассуждать, - говорила она, - ты, наверно, про-шла все огни и воды и медные трубы, а я этого еще ничего не испытала.
-Что у тебя парней не было?
-Были. Только от этих встреч мало что  осталось.  Она вспомнила слова Кон-стантина Ивановича, – ты обязательно увидишь Москву, я тебе обещаю, - сказал он.
Что под этим имелось в виду…
                *  *  *
Из Ялты Лавров вернулся на машине знакомого, редактора местной газеты. Он был рад, отоварился по полной программе.  К привезенным из Москвы бутылкам спиртного и деликатесам прибавились Массандровские и Ливадийские  вина. Холодильник заполнил экзотическими фруктами с Ялтинского рынка. Рядом с винами в баре лежали плитки шоколада.
Но самое главное, чему Лавров был рад, как влюбленный юноша – в местном ювелирном магазине купил  перстень с драгоценным камнем  и изящную золотую цепочку. Перед тем, как убрать подарки,  он еще раз полюбовался ими и не мог припомнить,  кому  дарил такие, на его взгляд,  пустячки.
В средине  дня произошло нечто не  предвиденное, чего Лавров совсем не ожидал. Неожиданно  приехал корреспондент,  взять у него интервью в рубрику: «Гости нашего города». В заключение беседы  парень сделал  на память несколько снимков.  Лавров не мог предположить, что материал  пойдет в следующий номер. Утром большую пачку газет доставили  в столовую, где каждый отдыхающий мог увидеть с ним интервью и его фотографию. В статье не говорилось, в каком санатории Ялты Лавров отдыхает, а только  рассказывалось  о его большом вкладе  в науку и воспитании молодых кадров. Немало тёплых слов  газета уделила  его пристрастию к природе и музыке. Умению сопереживать не на словах, а на деле и помогать тем, кто нуждается в человеческой заботе и теплоте. В бытность  депутатской деятельности эти его качества особенно ярко проявились. До сих пор он получает письма благодарности от своих избирателей.
       Одну из первых газет  раскрыла Оля и воскликнула:  - это же Константин Ивано-вич!  Майка дрожащими руками взяла свежий номер и произнесла нараспев:
-Ничего себе. Вот это гость города!  Она повернулась к Оле:
-Возьми  себе  побольше  экземпляров,  будешь показывать в своей дыре – Саратове. Оля не оскорбилась, не обиделась на Майку. Она уже привыкла слышать напускную развязность, остренький язык. Никому не давала спуску. Видя ее такой, с ней никто не встревал в полемику, боясь получить остроумную сдачу…И, несмотря на Майкин сумбурный характер, Оля видела как ей хочется пообщаться с ней. Вечером, после отбоя, Майка заходила к ней в номер, и они  подолгу иногда  говорили. Оля наблюдала, что, несмотря на непростую Майкину жизнь, она отличалась от многих отдыхающих неординарным юмором, современными манерами.
– Муж у меня был отъявленная сволочь, - рассказывала она Оле. Иногда я приходила с работы позже его. Старалась прихватить какую-нибудь халтуру на работе. В институте людей стало не хватать, начали разбегаться. Вот мне мой шеф подкидывал дополнительную работёнку. Приду  усталая, замученная, а тут разнос - нет ужина для его величества. Лезет с кулаками. И тут мне захотелось порадовать своего подонка. Принялась делать его любимые тефтели. Взяла помидоры, яйца, рис. Открыла дверцу шкафа, подмигнула сидящему рядом коту Ерофеичу. Оля отложила своё вязание и внимательно слушала Майку.
– Ну и что же дальше? 
- А что дальше? Тефтели были настолько вкусные, что он попросил добавку и, сожрав её, заявил: - «Ужин сегодня обалденный». Я ему говорю:
-Очень старалась. Но чтобы успеть, пришлось позаимствовать «Вискас» у Ерофеича. Оля разразилась хохотом. Уткнувшись лицом в подушку, она  от смеха рыдала.
 –Ну и чем же закончилась эта история, вытирая слёзы, поинтересовалась Оля.      –Выгнала я его, насовсем. К едрене матери. Он бил меня. Устала от издевательств.
Восьмое марта пришлось на выходной день.
Крымское побережье  ласкало тёплое весеннее солнце. Играла музыка. Оля постучалась в номер Майи и  прямо  в дверях сообщила:
-Нас с тобой приглашает в гости Константин Иванович.
        Майка всплеснула руками, и вся  засветилась необыкновенной радостью.
-Как здорово, подожди, я сейчас. Она  начала приводить в порядок лицо. Быстрые пальчики  навели макияж, подкрашивая  правый глаз, усердно добивалась идентичности с левым  и, наконец,  уставилась на Олю:
-Ну, как?
-Клёво, - одобрила Оля. Потом начала подравнивать  спереди причёску, приговаривая:
- Самый простой способ поменять имидж, а заодно попасть в «струю» сезона, постричь чёлку.
Позже, когда Лавров станет ближе Оле,  в шутку скажет о Майе: - змейка, по-ставленная на хвостик.
Он встретил девушек внизу, у входа. Вошли в лифт и поднялись на третий этаж. Под ковровыми дорожками с крупным  ворсом  проглядывал до блеска отполированный  паркет. Лавров распахнул дверь, и они очутились в просторной гостиной. Дорогая, массивная, советских времён мебель придавала ей солидный вид.  Лавров развел руками: - располагайтесь, будьте как дома. А впрочем, - давайте  похозяйничаем.
Он раскрыл холодильник и стал доставать и выкладывать на стол разные деликатесы.  С края стола  поставил Джин и водку «Абсолют», коньяк и крымские вина. Гостьи усердно принялись нарезать  сухую, дурманящую запахом, колбасу, красную и белую рыбу, копчёное мясо. Лавров открыл банку с икрой. Из ванной Оля несла  большое блюдо с разнообразием фруктов, овощей и зелени. Расставив  приборы, рюмки, фужеры, Лавров положил стопочкой плитки шоколада.  Глядя на роскошный стол, Оля воскликнула:
-Вот это настоящий праздник, - и с искренним восторгом сказала: -я такое уб-ранство  видела только на цветных фотографиях в  книге «О вкусной и здоровой пище». И теперь вот наяву.
-Ну, раз так, будем начинать. Спиртное он предложил  девушкам  на  выбор.  Подумав  о подарках, купленных для Оли, решил с ними повременить. Неудобно такое сделать в присутствии Майи. И вообще это выглядело бы сейчас по-купечески, некрасиво. Но  чувствовал -  Оля вскружила ему голову…
Может быть, последние годы он убегал от одиночества на работе, погру-жался в нее с головой, почти не оставляя времени на личную жизнь. Некоторые из подруг покойной Наташи  находились в разводе или собирались изменить  семейное положение. С их стороны делались реверансы и порой неоднократные попытки, что называется, заарканить, любыми средствами заманить в свои сети. Но он отвергал, чувствуя весь этот напор, порой доходящий до цинизма. 
Кого дожидался и чего хотел, - сам пока не мог разобраться. Иногда  по вечерам, когда не хотелось смотреть и слушать помойку,  сливаемую  ТВ на головы россиян, не было сил идти за письменный стол, ему становилось одиноко.  Одиночество – очень тяжелая вещь. Она во всем. В звенящей тишине большой, но не наполненной полноценной жизнью, квартиры…
Находясь на долгожданном отдыхе и  встретив  эту девушку, он вдруг ощутил новые  чувства, эмоции, желания. И, как следствие, они стали единственным мостиком, соединяющим его, крепкого и интересного мужика, с миром человеческих страстей, незнакомых проблем…
Он ценил женскую красоту. Его жена была яркой представительницей прекрасного пола. Он имел представление о красивом гибком теле. И Оля для него стала новым эталоном красоты. С большими мечтательными глазами и безукоризненной фигурой. Как она великолепно смотрелась в этом  коротеньком  черном  платье – «стрейч»!
Его гостьи за столом блаженствовали. Смаковали, жмуря накрашенные глазки. Он рассказывал девчонкам смешные истории, веселил столичными анекдотами.  Те заливались смехом. Портативный  японский магнитофон  дополнял веселье музыкой.  Оля  поднялась и посмотрела на Лаврова:
-Давайте потанцуем.  Он танцевал по очереди то с одной, то с другой гостьей.
 Положив ладонь на плечо Лаврову, Оля улавливала тонкий аромат мужских духов. И даже начала по этому поводу фантазировать:
-Этот аромат, - рассуждала она, - продолжение индивидуальности мужчины, которого легко узнать по тому, с какой спокойной уверенностью он создает свой стиль жизни. Этому запаху подвластно время и пространство. Это аромат преуспевающего человека.  А может, это аромат моего будущего, которое нача-лось…
-Константин Иванович, можно я приготовлю кофе?
-Конечно, Оленька, будь хозяйкой.
От последних его слов, в душе что-то приятно дрогнуло, разлилось невероятное  чувство  радости.
–Неужели и вправду он влюбился в меня?  Как подчеркнул: «будь хозяй-кой». 
Распечатывая банку, Оля проговорила нараспев: - такого  наслаждения  я еще не испытывала.  А у самой  сладко кружилась голова. Он своим присутствием начинал  затмевать в её сознании  все остальное.
-Мне  невыразимо  хорошо,  - думала она, -и в глазах загорался особенный блеск. То же самое ощущал Лавров. Им обоим уже не казалось, они чувствовали, что тонут друг у друга  во взглядах.  Стоял чудесный мартовский вечер. Сиреневые сумерки ещё не успели преобразиться в непроглядный мрак ночи, над морем замерли лилово - розовые полосы. Морской ветерок ласкал просыпавшуюся природу. В Крыму встречали весну. Лавров с наслаждением затягивался дымком «Явы». Радовался, что доставил много приятных минут своим гостьям. Почему-то сейчас вспомнил как однажды, возвращаясь из дальней командировки, когда самолёт совершил посадку в Арабских Эмиратах, в Дубаи,   позвонил  жене, и та сказала:
-В  магазинах  пусто и стало голодно. - Это было  незадолго  до  Нового года.   Он   пошел   в  дьюти - фри   и накупил   столько, сколько мог взять на борт самолета, разных продуктов, деликатесов, в том числе виски «Тэтчер», набор шоколада.               
 Оля собрала  со  стола  посуду и отнесла мыть  в ванную  комнату. На балкон вышла Майя. Он угостил ее сигаретой.  Опершись на поручни, они смотрели вниз, откуда слышалось необычное  оживление. В санатории  отмечали  женский праздник.
-Ты любишь свой город?
-Да, очень. Я родилась в нем. И все, что связано с ним, мне дорого.
Лавров неплохо знал старую часть Ленинграда. Пока они курили, он рассказывал Майе о ее городе,  про то, о чем  она когда-то слышала  или вовсе не знала.
-Мы с женой,  в свое время, специально приезжали на Акимовские спектакли, когда уж самого мэтра, Николая Павловича не было в живых. 
-Да,  я еще была школьницей  тогда, но слышала, как сложно было достать билеты  в этот театр.
На балконе появилась Оля:
-Ну, вот, все в порядке, - и, улыбаясь, посмотрела на Лаврова.
Он ласкал её взглядом. И это не заставляло ждать  ответной реакции. Ей даже  показалось, что она теперь защищена ото всего. От чего – еще не разобралась, но чувствовала с ним свою  защищенность…
-А не пойти  ли  нам на танцульки, - предложила Майя.- Говорят, сегодня играет какой-то джаз-банд.
-Я  за, - поддержал Майю Лавров.
Возвратившись в гостиную, предложил девушкам шампанское. В свете хру-стальной  люстры  напиток искрился, и Оля, смакуя  маленькими глоточками, неотрывно смотрела на Лаврова…  Словно ждала от него чего-то такого, с чем ещё никогда в жизни не сталкивалась.               
                *    *    *
Спать ещё не хотелось. Он смотрел на круглый стол, за которым недавно ря-дом с ним сидела эта милая девочка. Каждый день сближал их. Отношения оставались ровными, за исключением разве одного, – никто из них не представлял отдыха друг без друга. Все последующие дни с нарастанием приносили им радость общения.
В молодости он знал парней, которым для счастья не хватало хорошей погоды, холодного пива и шаловливой  девчонки. Для него встреча с Олей была совсем иной. Общение  походило на наркотический кайф.
В своё время в Наташе он умел  пробудить  желание.  Всегда был щедр: лишь доведя жену до кульминации, достигал вершины сам. Но  параллельно трогательным  отношениям, наступал период его становления, как большого руководителя. Вслед за докторской диссертацией потянулась цепочка научно-технических открытий и решений.  На это требовались силы, нервы и время…
 И чем дальше жизнь  закручивала в водовороте неординарных событий, тем больше он  понимал: - среди нашего брата, крупных руководителей и ученых, не стоит искать безбрежного личного счастья. Счастливый мирок, - рассуждал он, - удобен тем, у кого нет погони за масштабным успехом, выигрышем и нет страха потерпеть поражение.
С годами понятия любви у них сместились. Постепенно влюбленность сменилась  осмысленной гармонией. И жена  редко сердилась, глядя на его отрешенность, понимала, он загружен делами не местного значения, а государственными. И тогда улетучивались нервные срывы, их место как компенсация, занимали разговоры с дочерью или с подругами,  и возникавшие порой эротические  фантазии,  надежды на  амурные, хотя бы короткие  вспышки,  угасали к ночи с какой-нибудь импортной успокоительной таблеткой.
И вот, по прошествии большого времени, здесь в Крыму влюбился в эту симпатичную девочку и уже подумывал, - не обладает ли она особыми, скрытыми способностями  разбудить чувства. Этим природа наделяет далеко не каждого. Танцуя, ощутил её желание приблизиться к нему, отчего возникал сильный эротический  всплеск. В этот момент ему хотелось  дольше держать  за талию, ласкать, целовать…
Он понимал, и симптом переходного возраста,  и тёплые отношения с ней  дают ему возможность почувствовать себя моложе, оживляют, воодушевляют, греют самолюбие. Но он не давал Оле никакого повода считать, что относиться к ней,  как к соблазнительному молодому телу.  И она первый раз в своей жизни  повстречала мужчину, не спешившего овладеть ею, чувствуя полную управляемость. Она уже не представляла, что лишится его общества.

Первое прикосновение  было мягким и нерешительным и отозвалось невыразимо приятной волной, пробежавшей по всему телу. Его руки оплелись вокруг, точно самостоятельные существа. В глубине груди что-то всколыхнулось – лёгкий вихрь  совершенно  незнакомых  ощущений охватил её. Те, с кем она была до Лаврова,  ни разу так изысканно не поступали. Даже сравнить не с чем. А его поцелуи  набирали силу. Они были пронзительные, ищущие,  и у Оли земля уходила из - под ног. Он гладил, ощупывая каждый изгиб. Их скрывали  густые кустарники тёмных аллей, в которых увидеть что- либо было невозможно. Она поддалась желанию чувствовать его губы на своих губах. Невольно повисла у него на шее, откликалась на игру его мускулов. Может быть,  разум и не хотел  вот так, здесь, в темноте над морем, но тело отзывалось и ликовало. Он целовал  лицо страстно и нежно, как будто бы вспоминал  губами глаза, рельеф щёк, чуткость шеи. Потом, словно соскучившись, опять возвращался к  губам. В поцелуе Лавров чуть ослабил объятия. Руки, сначала погладив изгиб  спины, ласкали плечи, талию и постепенно снова так крепко обвились, что она  ощутила себя его частью. Им не трудно было догадаться, чего они ждут друг от друга, чего имеют права ждать, и у Оли на секунду замерло сердце.
-Слишком поспешно, - решила она. Оторвавшись от его губ, она зарылась лицом в его тёплую шею. 
-Прости, - это был не голос, а  хриплый шепот Лаврова.
- Это не твоя вина, а моя. Она тоже отступила   и, чувствуя его сконфуженный вид, старалась мягко разрядить ситуацию.  Потом снова приблизилась к нему:
- Ты знаешь, я пока  как – то стесняюсь. Я просто ещё сейчас не готова к тому, чтобы…
- Не надо ничего объяснять, Оленька. Это меня вдруг понесло. Ты ни в чём не виновата. Оля чувствовала его тягу к ней, сейчас единственной, и она не удержалась – погладила его по щеке и поцеловала.
 Он  влюбился  в наиболее ответственный, переломный момент своей жизни, когда нужно что-то резко изменить. И радостно удивлялся, как черпает новые силы  в душевном подъеме, который дает ему влюбленность.
 В жизни Лавров встречал немало красивых женщин. И мог спокойно устоять перед ними. А вот мимо Оли он вдруг почувствовал, что не в состоянии пройти.
-Она своей милой улыбкой излучает необыкновенный свет, когда идет навстречу,  - радостно констатировал он, - наделена совершенно непостижимым  чувством собственного достоинства. Это нечто неуловимое в ней - обаяние, внутреннее спокойствие, внешняя доброжелательность.  Она естественна и слегка недоступна.  Без тени заносчивости и презрения.
И чем чаще они оставались вместе, тем быстрее между ними  исчезала  разница в возрасте. Она улетучилась, они её перестали замечать. У них обоих стремительно росла тяга  друг к другу, они стали подходить, как ключи  к замку.
                *  *  *
Было поздно, но Майке не спалось. Она все еще не определилась со своими ухажерами. Ей было скучно, и она зашла к Оле.  Та сидела в кресле и вязала:
-Маме на день рождения, - тороплюсь.
-Какая ты умница, - говорила Майка, - глядя на Олино творение, - а вот я ничего не умею.
Она  вышла из номера и вскоре появилась с плоской бутылочкой коньяка.
-Давай выпьем?
Оля отложила в сторону вязание:
-Давай. За что? – игриво спросила она. 
-Известно за что. Я видела как Лавров или как его там – Константин Иванович,  не сводит с тебя глаз. Она схватилась за голову и нараспев произнес-ла:
-Господи, если бы хоть один по-человечески нормальный  мужик так посмотрел на меня… Разлив  коньяк и не дожидаясь, что скажет Оля, одним залпом выпила.
-Тебе крупно повезло. Я это чувствую. У тебя перспектива. Он женат?
-У него жена три года, как умерла.
-И ты еще в чем-то сомневаешься. Я же видела, как он с тебя пылинки сдувал.
-Но, это еще ничего не значит, - разубеждала Оля. Ей  не хотелось вот так взять и расчувствоваться, обсуждать их  взаимоотношения. Она что слепая? Не видит, как Лавров трепетно к ней относится  все это время  с тех пор, как они на экскурсии познакомились? Она знала повадки нынешних мужиков. Поворковали чуток и… уже норовят за коленки уцепиться. Ей с ним хорошо, интересно и, самое главное, надежно. Он её не оставит весь этот месяц. Он ведет себя так, как будто, кроме нас вокруг больше никого не существует.
-Не знаю, не знаю, - глядя на Майю,- произнесла она. Майя снова взяла в руку бутылочку коньяка:
-Будешь? – Оля покачала головой, - мне и так хорошо.
-А я выпью, - и продолжила:
-Если бы за мной хоть разок кто-нибудь так поухаживал.  Мужиков у меня такое  скопище – она развела по сторонам руки – да что от них толку.  Знаешь, кем  я  в нашем Питере теперь тружусь – барменшей. Шеф меня и услал сюда. Видимо, надоела я ему. Я у него  как разменная монета. Сколько раз он меня подкладывал под нужных людей, - сказать, ты  не поверишь. Она закрыла лицо ладонью. Оля видела, что Майка плачет.
-И если бы уйти захотела, не уйдешь. Он меня или его люди достанут на краю света. Она распростерла руки и почти вскрикнула:
-Скажи, пожалуйста, что мне делать? У меня больные старики. Я у них поздний ребенок. Да еще мальчик. Мужа, как ты знаешь, выгнала.
-У тебя есть сын?
-Есть, как видишь. Их кормить надо. А где сегодня столько заработаешь? В своем НИИ, где служила после института? Они там лапу сосут. Или разбежались кто куда. Попробовала в Турцию за шмотками ездить, последние сбережения там умыкнули, - кругом одно ворье. Не для меня оказалась эта коммерция. Вот и встала за стойку.
-Ты красивая, но позавидовать нечему, - вздохнула Оля.
-За что и взяли, да  превратилась, бог знает во что.   Да что, я  расслюнявилась. Извини, что-то наехало… Мне б такого мужика, - мечтательно произнесла Майка, - я ему с утра бы языком ботинки вылизывала. Ты не представляешь, как мне моя жизнь опостылела.
-Ой, боюсь я даже подумать, - произнесла Оля.
-А что тут думать? Он ведущий, ты ведомая. Он умный и опытный. Тебе всему этому еще учиться и учиться, - и она  с нескрываемой иронией  произнесла: - как напутствовал наш великий Ленин. Будь, как губка, впитывай все интересное и полезное. - У нее пропала хандра…Она преодолела уныние, исчезла подавленность, обрела прежнюю самоуверенность.   
Когда Оля уже лежала под одеялом, она  почувствовала  снова тот любовный всплеск, когда чуть было, не отдалась Лаврову там, в темноте, в глубине пустынного парка. Она уже представила, как Лавров умеет доставлять своими чуткими пальцами и ловким языком  поистине неземное наслаждение: будто играет на её эрогенных зонах, как на любимом инструменте, каждая нота которого  послушна искусному музыканту. Ей казалось, что она  проваливается в какой-то блистательный мир, и её подхватывают ласковые тёплые волны. Они остужали  воспалённое тело, убаюкивали её  возбуждённые до предела чувства. Она уже свыклась с мыслью – пожелай Лавров, и ей не доставляло бы труда преодолеть земное притяжение и улететь в открытый космос. Я уже чувствую, - рассуждала она, - Костя  не хочет потерять меня. Мы очень привязались друг к другу,  и  дай  Бог, чтобы так было вечно…

К концу следующего дня  проходя мимо майкиного номера, Оля увидела Майку, какой она, может быть, представляла её за стойкой Питерского бара. Она вошла в номер. Майка была навеселе, но в меру. Только возбуждённое состояние говорило – она, наконец, нашла то, о чём мечтала здесь на юге. Скороговоркой сообщила:
- Я была в Ялте. И закусив губу, посмотрела хитро на Олю и заявила -сегодня я покажу, на что способны питерские девушки. Оля пыталась разузнать с кем Майка собирается провести естественно не только вечер, но и ночь. Это ясно, как Божий день. Майка притянула Олю за кофточку к себе:
- Представляешь, два мэна, какие-то чемпионы, приехали после какой-то Олимпиады оторваться. На Майке были черные чулки, туфли на высоком каблуке, прилегающая к бёдрам юбка, оригинально накрученная причёска и губы, накрашенные яркой красной помадой.
–Ты понимаешь, почему я так вызывающе оделась? Она вытащила бутылочку коньяка, отпила глоток и заявила:
- Я совсем не такая, но выхода нет. Хоть домой перевод сделаю. Система меня сделала такой. И уже притворно дурачась, развела ладошки по сторонам. Ничего не поделаешь, рынок… Иду «снимать» клиентов. Для меня это начало длительной сексуальной ночи в компании с совершенно незнакомыми партнёрами, которые обеспечат мне не только бесконечные оргазмы, но и подбросят несколько тысчонок. Ощутив прилив огромного облегчения, что рассказала Оле, она вдруг заявила:
       - Я хочу всем сердцем, чтобы «профессионалки» существовали всегда. И буду молиться, чтобы даже самые наши наверху пустоголовые бонзы, асексуальные богомольцы и ханжи, не обрели бы такую власть, которая позволила бы им  превратить нашу и без того убогую жизнь, сделав её ещё более безрадостную. Она согнула руку в локте: -Вот им. Оле было жалко смотреть, на Майку. Её не удивляло, что она эту ночь будет в объятиях двух изголодавшихся по молодому женскому телу физкультурников. Ей было жалко Майку за то, что эта девушка на этой земле никем не защищена, никому особо не нужна. Она продукт этой гнилой системы, в которой даже ей, не искушенной в политике девчонке казалось, что в её комсомольские годы всё, даже это, выглядело порядочней и благородней. Она вспоминала комсомольские строительные отряды, уборочные компании, но это совсем не то…Утром Оля зашла за Майкой  позвать её на завтрак. Но нашла Майку под впечатлением полного кайфа от проведённой ночи. Единственное, что она могла произнести: - они любили меня, так как я хотела.
                *  *  *
Два дня Оля не видела Лаврова. После завтрака она проходила мимо корпуса, в котором он живёт, но подняться  к нему не решалась. Прошлась по тропинке, где они в первый день пребывания в санатории  любовались морем, размышляла, – куда он мог деться… За два дня не видя Лаврова, она испытала какое-то совсем незнакомое  чувство, вызванное его отсутствием. Она почувствовала, что ей его не хватает. Сгорала от нетерпения узнать, где он, спешила увидеть его. Отказывалась с кем - либо  общаться, привыкла быть с ним каждодневно. Чувствовать его по усиленному сердцебиению, по изменению в голосе. Когда он  прикасался, она  ощущала всю его страсть. В другой раз, на диване в  номере, он склонился к ней и коснулся её губ своими губами. Ни малейшей требовательности в его поцелуях, напротив они несли  покой, давали ощущение надёжности и блаженства. Это мог быть сон, - думала она. Других объяснений не находила. Но от одного поцелуя у неё перехватило дыхание. Её губы невольно приоткрылись ему навстречу. На вкус Оля была такая душистая, такая тёплая и чудесная! Она видела, как Лавров терял над собой контроль, всё больше погружался в ласки. Она не спускала с него излучающего  взгляда. Он был настолько близко, что смогла увидеть своё отражение в его зрачках. Тонула в его великолепных глазах с гипнотическим взглядом. Сделала над собой усилие и отпрянула. Прошлась ладонью  по его короткой стрижке, ласково рассматривая  лицо…

…Часами слушала его. Открывала для себя неизвестные доселе житейские тайны. А он продолжал рассказывать о взаимоотношениях людей, переключался на литературу, делился впечатлениями о поездках в разные страны. О быте и нравах других народов…Словом, для Оли он стал живым источником  невероятного объема  новых знаний,  как  Большая Энциклопедия.   
         Его отсутствие повергло её в уныние. Но потом  все-таки решила:
-Мало ли какие у такого человека  могут быть  дела.
Было тихое весеннее утро. Солнце сквозь облачность то появлялось, то пропадало, но все равно его присутствие уже чувствовалось. Все больше и больше времени оно согревало благодатную крымскую землю. На кустиках раскрылись маленькие цветочки.
Она так далеко ушла в свои мысли, что не услышала, как рядом, возле неё вырос Лавров.  Увидев его, она мгновенно поднялась со скамейки и чуть не бросилась в объятия, да собственно он сам прижал её к себе, и Оля ухом припала к его груди.
-Извини, были неотложные дела. Но, теперь я снова свободен и весь в твоем распоряжении. Его добрая улыбка успокоила.
-А у меня для тебя сюрприз. Едем прямо сейчас в Севастополь.
-Как, - оживилась Оля, - туда же не пускают?
-Надеюсь, нас  пустят.
         Около нового корпуса стояла «Волга». Они подошли к ней:
- Садись, поехали.
Машина набирала скорость по петляющей горной дороге.  Внизу остались Мисхор, Алупка, Симеиз…
          Сидя рядом с ним, восклицала:
-Боже мой, не отдых, а сказка! А потом повернулась к нему:
- Я уже стала нервничать, не видя тебя  целых два дня. Лавров поцеловал ей ладошку:
-Хочу придумывать для тебя сказки… и, помолчав, добавил - всю жизнь.
Они оставили машину в центральной части города, пошли по историческим местам. И Лавров ни на минуту не прерывая рассказ,  вызывал  все больший инте-рес ко всему, что видела Оля. Ей казалось, будто он сам принимал непосредственное участие, о чем  ей  поведал.
Сфотографировались на фоне стоящих, на рейде военных кораблей. Время близилось к обеду. Лавров увидел вывеску «Ресторан», и они  вошли. Он обратил  внимание на скудость обстановки – вот она перестройка воочию, - разве такой ждали.  Полистав меню, взглянул  на официантку:
-Несите на стол все, что бы вы сами не прочь отведать.
Он сидел напротив  Оли. Ему  хотелось, не поворачиваясь смотреть на неё. Себе налил коньяк, ей - вкусное вино. Поднял рюмку и сказал:
-Я выиграл тебя по лотерейному билету, - и уточнил, - счастливому билету. И к изумлению Оли произнес: -  я счастлив. Мне невыразимо хорошо, что ты зовёшь меня  на «ты».
- Я уже иначе  не могу. Я так привыкла к тебе.
Она пыталась  вспомнить, было ли когда-нибудь  в её  жизни так хорошо, и не могла припомнить. Просто таких счастливых  дней, подобных этим в жизни,  еще не было. Оле нравилась внешность Лаврова. Он сразу вписался  в образ  мужчины, каким она   представляла  себе. Сказать, что в своем городе  ей фатально  не везло с кавалерами, было бы ошибочно. Но, с кем приходилось общаться, не шли ни в какое сравнение. Не хотелось даже вспоминать. Находясь рядом с Олей, Лавров тоже с каждым днём ощущал прилив страсти. В самом деле, - думал он, - пока объекты мужского влечения  не имеют ни одной морщинки, эскапады Адама не ограничиваются только подмаргиванием. И сейчас для него  счастье представлялось в слиянии с ней, в осязании близости.
    - Я чувствую, она великолепный пластичный материал, - из нее можно слепить замечательную  личность. Буду её скульптором, - подвёл  он итог своим мыслям.
По дороге, направляясь к машине, Оля попросила купить местный журнал. Она раскрыла страничку с гороскопом.
-Ты ведь козерог? Посмотрим, что о тебе говорят предсказатели:
-Наступает период вашей активности, - читала она. - Если до этого вы решили вопросы, которые связывали вас с прошлым, то теперь вы займетесь будущим.  Лавров заглянул на страничку – прямо о нас этот «мудрец» сообщает. А Оля продолжала: -Вы можете жить такой жизнью, какой хотите, а не какой вынуждены. Вам больше не надо оглядываться назад. Двигайтесь вперед! У вас есть силы и возможности делать то, что считаете нужным.
Лаврову в голову не приходило заглядывать  в такую чепуху, как гороскопы, но этот вызвал в нем массу положительных эмоций, - как будто про меня…
               
                *  *  *
Возвращались, когда закат сгорал  на высоченных скалах  Ай-Петри.
Прямо почти от полотна асфальтированной дороги тянулись вдаль к огромным скальным уступам взгорья тонкие бетонные колышки, их было десятки тысяч.
-Это новые посадки винограда, - объяснил он Оле. Люди их посадили во много раз больше, - как бы в отместку за глупое  Постановление «О  борьбе с пьянством и алкоголизмом», в результате чего были уничтожены виноградники. Это же надо было сотворить такое. Сумасшедший и тот бы не додумался.
Народ уже расходился из столовой по тенистым аллеям, когда они подъехали к воротам санатория.
-Константин Иванович,  вам завтра машина нужна? - поинтересовался во-дитель.  Лавров на секунду задумался и сказал: - я позвоню…
-Ну, просто фантастика какая-то, я никогда даже не помышляла об этом, - тихо призналась Оля.
-Я рад, что поездка тебе понравилась. В следующий раз посетим Воронцовский дворец. Оля не стала расспрашивать о дворце, хотя только смутно о нем что – то слышала, лишь произнесла: - конечно, поедем. Они шли в сторону моря, и Лавров подумал, как  мало надо для радости человеку, не испорченному  нашей московской цивилизацией. В ней не было пресыщенности, она ещё ничего не получала в своей нелёгкой жизни сверх меры. И её природный дар, желание узнать как можно больше, не утраченный интерес к жизни, делал её намного современней всех своих сверстниц.               
      Внимательно слушал мнение о героях Достоевского. Она мечтала побывать в Ясной Поляне, в имении Льва Николаевича Толстого. Дважды перечитала «Войну и мир» и декламировала по памяти целые куски из этого литературного шедевра.  В ней не было светского острословия. Да откуда ему быть. Чтобы познать нутро этой кухни, надо в ней повариться, почувствовать  на вкус и  цвет, осязать и обонять, не попасться на легкую наживку, на первый взгляд милых улыбок  людей, прошедших горнило московской тусовки. Это целая интриганская наука…
Он представил, как бы оказался с ней в домике у старого знакомого лесничего, ото всего вдалеке. Глухой лес, поле и речушка, и она здесь полновластная хозяйка, знает эту неприхотливую жизнь, окрашенную потрясающими природными красками. Вокруг тишина, и все замерло, как эти свечки-цветы, выросшие на старом пожарище. А рядом ромашки, - одни мелкие целебные, растут букетиками, а по другую сторону,  возле берёзовой рощи, большие пучеглазые – люблю, не люблю…
И они буквально заходились бы в радости от этой  девственной природы, в глуши которой о ней знают всё, до последней травинки. В дымящемся  тумане, возле реки, читают Тютчева, а может раннего Пастернака…
          Она повернулась к нему и ласково поцеловала:
-Я тебе безумно благодарна за все, что ты делаешь для меня.
 В первые дни олино отношение к нему казалось просто детской привязанностью, но с каждым последующим днем перерастало во всепоглощающее чувство.
Расходиться не хотелось. Они шли по дорожке, ведущей к морю. Буйное цветение кустарников скрывало их ото всего окружающего. Запрокинув головы, любовались красивой россыпью звезд на черном небе. Окружающее представлялось виртуальным  миром,  и, даже доносящийся морской прибой,  где-то  внизу, не возвращал в реальность. А Лавров в эти минуты рассказывал о тайнах космоса, неизученных звездах и, казалось, сам получал от этого огромное удовольствие. Оля слушала его чувственный чарующий голос.
-Ты - подарок, посланный мне свыше. Такое чудо было со мной в последний раз в шестьдесят восьмом году.
-Господи, я ведь была ещё совсем маленьким ребёночком… Подошли к его корпусу. Из танцевального зала неслась музыка.  Поднялись к нему в номер.
-Ты проголодалась? - И, не дожидаясь ответа, он вскипятил воду и бросил в неё немецкие сосиски, купленные в Ялте, пахнущие копчёностями.
Она вытащила тарелки, ножи и вилки. Он достал из холодильника кетчуп и спро-сил:
-Будем пить?
-Будем, - сказала Оля, хотя никогда не испытывала тяги к спиртному. Лавров подумал – вот сейчас самый подходящий момент подарить ей то, что приготовил на восьмое марта.
Скрестив руки под  подбородком, Оля смотрела телевизор. День был насыщен до предела. Впечатления крутились калейдоскопом. Недавно – Севастополь, интересный маршрут по Крымскому побережью. И вот она опять в номере, где живет этот человек - фантазия. Но скоро отдых закончится, - с грустью подумала  она, - он улетит в Москву, а я - в свой Саратов. И начнутся снова серые будни…
         Лавров вышел из спальни, неся перед собой две коробочки:
-Это тебе, Оленька, - он начал открывать, доставая из них украшения.
Увидев их, Оля замерла. Она могла подумать о чем угодно, но не об этом. Лавров взял безымянный палец  и без  усилий надел перстень. Затем  расстегнул цепочку и, притянув голову, аккуратно застегнул на шее замочек. Отойдя, произ-нёс:  - тебе это очень идет! Я рад! Она посмотрела на себя в трюмо и кинулась ему на шею. У нее потекли слезы. Лавров чувствовал их на своей щеке.  Она не плакала, они  появились от нахлынувших чувств. Лавров в её глазах был самый добрый  и великодушный на свете, ничего,  казалось ей, не требующий взамен.
Они сидели на диване. Он прижал к себе трепетное тело, ждущее чего-то не-обыкновенного. Душа и сознание  уже полностью были в его власти   и  раствори-лись в нем.
-Мне хорошо с тобой.
-И мне очень хорошо, - залезая с ногами на диван, устраиваясь по – удобней, -  прошептала Оля. Она расстегнула под галстуком  рубашку и гладила  его волосатую грудь. Потом  взяла  руку и посмотрела на часы:
- Мне пора, а то корпус закроют. Он проводил её до двери и смотрел, как она  появилась на своём этаже  и через большой витраж размахивала ладошкой…
В голове творилась сумятица. В начале было просто хорошо, - прилетела в Крым, почувствовала, как  уходит  на второй  план  повседневная непростая жизнь. Новое окружение, новая обстановка, с первого дня пробудили в ней новое мироощущение. И тут неожиданно, растеребив душу и сердце, ворвался Лавров. И ей стало вдруг снова одиноко и тоскливо. Она уже не раз рисовала картины того долгожданного часа и вздрагивала, затаив дыхание от возбуждения, предвкушая близость с ним. Как его тёплые и нежные руки обхватывают снова талию, скользят по округлым бёдрам…Проникают в самые потаённые места…
-Милый мой Костя, - она положила рядом с собой на тумбочку подарки и, прижав щеку к ладошке,  унеслась в сладкое забытье.
 Засыпая, она подумала – они оба взрослые люди и при таких  обстоятельствах не исключена интимная близость. И эта близость представлялась, как волшебство, как что-то  невероятно  пленительное и захватывающее. Она представила, что с ним потребуется  безоговорочная отдача, потому как он ежедневно, при общении, уводит  в такие глубины чувственности, которые едва ли были достижимы с теми, с которыми она имела первые сексуальные опыты. Ванная комната была увешана бесконечно сменяемыми трусиками.
А Лавров вспоминал свою первую любовь. Это были студенческие годы. Каждую осень их отправляли на уборку урожая. Там он и сблизился с одной дев-чонкой, на курс младше. Полюбил эту девочку. Даже познакомил ее со своей мамой. Она была не москвичка, жила в общежитии, но разве в этом дело. Он влюбился в нее, и она отвечала ему взаимностью. Весной поехала к себе домой. Во время половодья, у себя на реке, бросилась спасать тонущего ребенка. Его спасла, а сама погибла, утонула. Долгое время Лавров переживал эту боль, трагедию. Ездил туда, чтобы положить цветы на  могилку… И вот теперь он встретил Олю. И пришел к окончательному выводу, – она  наложилась  на образ той девушки один к одному…
 В свои неполные  пятьдесят лет влюбился  в  двадцатипятилетнюю  краса-вицу.  Это что, чистой воды самоутверждение? Нет, я могу нравиться молодым.  Он  видел отношение Оли к нему. Она перестала замечать возрастную разницу. Без единого сомнения, верит в мою искренность. Это не охи и вздохи. И, засыпая, подумал: – насколько нормален  брак, в котором жена значительно моложе мужа? По утверждениям психологов, такие браки абсолютно нормальны, хотя их не очень много. В современном обществе бытует мораль: выйти замуж за богатого. Лавров не считал себя богачом, но состоятельным  он был,  несомненно.  Долго не мог заснуть, думал о судьбе, которая буквально запрыгивала к нему в объятия.  Пообвыкнет и притрётся его Оля рядом с ним. Он преподаст ей немало уроков, которые предстоит решить при его участии. Постепенно избавится от инфантилизма. Станет современной опытной женщиной.

Через день Оля и Лавров в его корпусе, на четвертом этаже, принимали кислородные ванны. Отгороженные белыми занавесками они лежали рядышком и, тихо переговаривались…Лаврову хотелось взглянуть на неё. Он даже подумал, - возьму и откину занавеску. Но она опередила.  Он увидел, как длинные пальчики  обхватили никелированную штангу, и вот она вся  перед ним. Маленькие трусики, едва прикрывали девичье лоно. Грудь обнажена. Он не сводил глаз со стоящих колышком сосков. Они словно вырывались из небольших, но откровенно манящих конусов.
-Я не ношу лифчик. Он мне не нужен.
-Дай бог, чтобы  не понадобился еще много лет.
Оля увидела, как плавки Лаврова начали разбухать, и она зашторила занавеску.
-Всё, сеанс окончен…
Они спустились к нему в номер. Отпивая кофе, она посмотрела на него,  похихикивая:
-Вот я тебя и увидела голенького,  не совсем, но почти…
-Ну и как?
-Ничего, очень даже ничего.
Ему  ни в коем случае не хотелось причинить ей боль  своей торопливостью, но истомившиеся  взаперти  чувства  рвались на волю. Когда они сидели на широком диване, он сделал попытку, осторожно уложить  её на спину. А Оля, уже понимая что, происходит, предложила перейти в спальню… 
Лавров склонился над ней. Её руки обвились  вокруг его шеи так пылко, что он понял: она не боится. Подсунув под спину руки, он бережно  выровнял её.  Милая Олька становится его женщиной, он чувствовал и знал это исконно и незыблемо. Понимая, что она ждёт, он с бесконечной нежностью начал…От остроты ощущений Олю затрясло. Наконец я принадлежу ему, - мелькало у неё. Почувствовала, что он весь вокруг, поглощает, вступает в  её владения. Оля инстинктивно следовала  ритму, сливалась с ним, качаясь как на качелях неизъяснимой радости, скрепляя близостью союз их сердец. Впивалась  кончиками пальцев ему в плечи и чувствовала ласку его рук, ласку его рта, но больше всего – растущее  в ней самой  напряжение. Как будто всё сильнее  и сильнее сжималась пружина – и вдруг распрямилась. Но хотела ещё. Он слегка замедлил движения, стремясь продлить удовольствие, и она почувствовав это, подалась ему навстречу, шепча на ухо горячими губами в полузабытье какие-то бессвязные слова. Она в глазах Лаврова была  очаровательной и сексапильной.  Не исчезала та чувственная поволока, которая сводила его с ума. Они поменялись местами, - Оля очутилась сверху. Она сама стала регулировать ритм этой ни с чем не сравнимой гонки. К тому же эта позиция, как показалось Лаврову, приносит ей целую гамму  фантастических эмоций. В последнем спазме  она сжала его так, что он  чуть не задохнулся…
          …Отдыхать на его груди было всё равно, что на бурной волне, и Оля фыркнула.
- Ты что  хохочешь, - проворчал Лавров, - у меня от такой скачки чуть серд-це не выскочило.
Оля зажала ему рот ладошкой. 
-Не над тобой я смеюсь, - над собой, любовь моя. Ни в коем случае не над тобой.
- Тебе не было больно?
- Если и было, - я не заметила. Она напрягла глаза и посмотрела  на него: 
- Костенька, - это всегда  так? Если всегда, значит, я потеряла много лет. Ми-лый мой любимый, я и представления по существу не имела, какое это блаженство – заниматься любовью с любимым человеком, по – настоящему.
- Такое как с тобой – первый раз в жизни, - целуя её, - говорил Лавров, - опомниться не могу.
Оля прислонилась к его  лицу: 
- И не опомнишься, раз уж так получилось. Я счастлива.
Лавров почувствовал, что  она ждёт продолжения  ласк.  И  давала ему нико-гда не испытанное, бешеное наслаждение. Мгновение -  и всесокрушающая волна потрясала их. Крик экстаза  вырвался у неё, и Лавров наслаждаясь волнообразным взрывом, впился  ей в рот горячим благодарным поцелуем…
Пока она принимала душ, он организовал  лёгкую закуску. Оля  с удивлением обнаружила, как раскованно вела себя.  Как  мне с ним  классно заниматься  любовью. Я гладила его живот, ноги, бёдра. Всего, всего... Почувствовала, как он любит ласки. Надев после душа на обнаженное тело его рубашку, она беззаботно уплетала  то, что он положил на тарелку, нисколько не смущаясь под его откровенными  взглядами. Притворно модулируя  голос, изобразив врача – профессионала, спросила: 
-Скажите, сэр, как давно вы замечаете у себя этот ненасытный сексуальный аппетит?  Подбирая пустые тарелки, Лавров ответил:
- С тех пор как я рядом с вами, доктор.  И глядя друг на друга, они весело  рассмеялись…               
                *  *  *
Не ограничиваясь поездкой в Севастополь, Лавров решил показать ей Крым.   Ему любезно  предоставили машину, и они укатили  в Феодосию. Побывали  в картинной галерее Айвазовского, в музее  Грина. Оля, возбуждённая от всего увиденного, засыпала Лаврова вопросами.  Глядя на морской берег, говорила, - не могу себе представить, что нахожусь на месте «бегущей по волнам…» Подолгу стояла перед  полотнами великого художника, о чем –то размышляла.  На обратном пути  любовались Солнечной долиной, где выращивались самые лучшие сорта  столового винограда - «дамские пальчики». В Коктебеле побывали в домике Волошина. Любовались горой, с которой Королев, будучи молодым конструктором, запускал со своими друзьями планеры. Заночевали в Судаке, а утром  приехали  в Новый Свет. Посетили знаменитый завод шампанских вин, производящий известный сорт «Брют».  Побывали возле бывшей усадьбы Голицына. Любовались двумя огромными горами, возвышающимися как бы на страже этого потрясающего курортного уголка. Великолепная морская бухта с песчаным пляжем…
- Жаль, что купаться ещё нельзя, - подумала Оля.  Подошли к большой глубокой бухте. Лавров объяснил: - Название этого прелестного уголка – царский пляж. Здесь снимали фрагменты  известного фильма  «Пираты ХХ  века».
                - Правда, - воскликнула Оля, - очень, похоже. Я этот фильм хорошо помню.
         Вечером в номере, она взахлёб рассказывала Майке о  путешествии по восточному берегу
         Крыма. 
 –Счастливая ты, - с нескрываемой завистью,  говорила Майка, - о такой люб-ви можно только мечтать. Я же убедилась, - он тебя полюбил. 
Оля уже не отнекивалась, как в начале, и не хотела скрывать свою влюблён-ность.
-Неужели  в моей жизни намечаются такие  неожиданные, счастливые переме-ны? Ей было и волнительно, и приятно. Она понимала,  намерения Лаврова взять её в жены, - это не сиюминутный, эмоциональный всплеск  мужчины, истосковавшегося по женскому  телу, это не притворство, не ложь. Вспоминая их первую близость, она ощутила  сильный эротический  всплеск, ей снова захотелось очутиться  в объятиях Лаврова - она  поднялась с постели и приняла тёплый успокаивающий душ. Посмотрела  на себя в зеркало,  улыбнулась  сама себе: - а то, - караул, - хоть беги к Косте прямо сейчас…               
               
   

                *    *    *
Они спускались по прогулочной тропе вниз. Морской бриз приятно  ласкал, был уже  по – весеннему  тёплым.  Поднялись  к Ласточкину Гнезду.  На асфальте  сгрудились люди, подгоняемые невиданным ажиотажем.
-Еще, еще, - доносились возгласы.
-Что они  делают? – спросила Оля.
-Это наперсточники, - жулье, которое ловко отнимает у людей деньги.
-Где же милиция? – вопрошала Оля. Лавров показал на двух сержантов, -гуляющих  в стороне: 
- Вот, милиция. Впечатление, что они охраняют эту шпану.
- Какое же безобразие, - возмутилась Оля.
 Обойдя всемирно известный архитектурный ансамбль, заглянули во внутрь первого этажа. Там размещался убогий ресторанчик – грязь и полная неразбериха. Лавров с горечью произнёс:
-Райский уголок превратили в помойку…
На глазах у них, под присмотром двух парней в милицейской форме, с ничего не выражающими лицами, шла алчная тусовка по отъему денег. Отдыхающие, провинциалы - простаки, именуемые «лохами», быстро прощались со своими сбережениями. Глядя на этот бедлам, он подумал:
-Богу недурно удалась природа, но с человеком у него вышла осечка…
         Оля держала его под руку, они шли по цветущим аллеям вдоль моря.
- А кто за тобой ухаживает? Он наклонился над ней:
-Никто. Я сам за собой ухаживаю.
-Что, жаришь яичницу?
-И её тоже.
-А я умею готовить так, что пальчики оближешь.
-Неужели умеешь? У моих приятелей дочери ничего не умеют. И моя Машка в домоводстве разбирается относительно.
Оля  с укоризной произнесла:
-Маша - твоя  дочь. И ты не имеешь права говорить про неё что-либо плохое, даже если она не умеет готовить. Придет время научится. Она подошла к кустику и дотронулась до веточки с распустившимися цветками:
-Почувствуй, как они пахнут, весной.  Я на Восьмое марта поднималась дома раньше всех, шла на рынок, что был рядом, и покупала маме букетик подснежников на деньги, сэкономленные от школьных завтраков. И когда они просыпались со Светкой, я ей дарила эти весенние цветочки. Мама всегда плакала. Она была растрогана моим вниманием  и  целовала нас, приговаривая:
-Вы мои единственные, вы моя надежда…
Лавров слушал олину маленькую исповедь. Кроме любви к матери  и сестренке, в ней  сквозила  неподдельная естественность  и доброта. Ему захотелось сделать для неё что-то важное и полезное, научить  всем премудростям сегодняшней, меняющейся на глазах, жизни. Он взял в руки ладонь и перебирал  длинные пальцы. Ухоженные  ногти переливались перламутром.
-Тебе нравится?  - Если  не нравится, я могу их смыть.
-Нет, зачем же, - и он заметил:
-Они у тебя музыкальные, можешь запросто пятерней  брать  октавы.
Оля грустно улыбнулась:
-Был бы инструмент, наверно  занялась  между дел, хотя бы для себя, - и задумчиво произнесла:  я люблю хорошую музыку. Но, - и она развернула ладошки, - инструмента нет, и вопрос сам собой снят с повестки дня. Лавров усмехнулся  проскользнувшей   комсомольской лексике.
Ему не терпелось спросить, а переехала бы она к нему, в Москву? Или ещё не полностью вызрели чувства, которые бы подтолкнули на такой шаг… А Оля  склонила на его плече голову:
-Остаются  всего сутки,  и  мы разъедемся,  и  когда ещё увидимся. Лавров словно уцепился за  эти слова. Он встал перед ней, взял её за плечи и, прижимая к себе, сказал:
-Мы не должны расставаться. Хочу услышать твоё решение. Не торопись, по-думай, но я бы хотел, чтобы мы с тобой были всегда вместе. Я для себя это решил твёрдо. Расскажи маме обо всём. Понимаю, разговор  будет  сложным. Он вынул из кармана  конверт  и протянул ей. 
-По этому адресу придёшь, и там тебя примут.
-Генеральному директору "Интуриста", - прочла Оля,  - ты и  с ним знаком?
-Случалось. Устройся на работу. Я тебе буду звонить. Ты мне будешь рассказывать как идут дела. Но не рассчитывай, что пробудешь там долго. Это промежуточный вариант. Надеюсь, за счет фирмы покатаешься по Европе, - очень полезно. Ты у них скорей всего будешь сопровождать группы. Думаю, твоя комсомольская смекалка на новой  работе пригодится. Она ошеломлённо взглянула на Лаврова:
-Костенька,  кого я повстречала? Ты как маг - волшебник.
Они вернулись к нему в номер. Пока он приготавливал кофе, Оля  посмотрела на  него и подумала:
-А почему ему не хочется снова меня раздеть и оставить на ночь? Может, я ему в чём-то не понравилась? При такой ситуации, - продолжала размышлять она, - мой бывший секретарь райкома уже давно затащил бы  в постель. Лавров сел рядом с ней  и, поцеловав, сказал:
-Я полюбил тебя. Это не только мгновения нашей крымской весны. Это значительно серьёзней. И промолчав,  продолжил:
-Ты влезла в душу настолько, что теперь назад ходу нет. Ты моя. И снова трогательно поцеловал в  пунцовые губы.
-Будешь пить? - озорно посмотрев, - спросила Оля,  достала из холодильника коньяк, нарезала лимон и, не отрываясь от этого действия, сказала: - что ещё?  Пока она накрывала стол, Лавров размышлял:
-Вот поживёт, появятся новые интересы. Ну и что? Благодари, что тебе  повезло  и ты встретил не испорченную  жизнью девчонку, которую  мечтаешь сделать своей женой. Ему уже представлялось как он превращает её в раскрепощённую, независимую, но самую близкую. И если Наташу отпускал, что называется,  на вольные хлеба, то уж эту девочку держать  на привязи глупо и бессмысленно. Он давно усвоил, что чувство собственности обладания женщиной - самое примитивное человеческое качество. Это, считал он, прижилось ещё в советские времена за счёт несостоявшихся мужиков как оправдание собственной никчемности. Можно владеть магнитофоном, велосипедом  или ещё какой-нибудь утварью, но не человеческим существом.
Они сидели за столом, Оля через трубочку пила апельсиновый сок, Лавров отпивал маленькими глотками коньяк и наслаждался тем, как она смакует элементарные радости.
-Я испытываю удовольствие и безумно рад даже, когда ты просто идёшь рядом со мной. И слышал в ответ:
-И я, глядя  на тебя,  вижу твою душу и всего тебя, который   никогда не обманет. Лавров продолжал:
-Я не фаталист, но ты - моя судьба! Правда, Сент-Экзюпери сказал: «3орко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Трудно с ним не согласиться. И мне теперь не терпится узнать, как реагирует твоё сердце, услышало ли оно, что ты принесла мне. Что никому - никому тебя не отдам... Я тебе подхожу в мужья?
-Это что,  предложение?
 -Да, – ответил Лавров.
Оля взяла в руку рюмку и поглядела:
-Константин Иванович, милый ты мой, самый ненаглядный человек. Ты такой большой, общеизвестный, высокообразованный умница, а я простая саратовская девчонка, без особой родословной.  Для меня этот отпуск стал каким-то чудом, о котором я не помышляла даже подумать. Если ты предлагаешь мне стать твоей женой, дай мне хоть на какой – то момент придти в себя. Поверить, что это не сказка, не затянувшейся сон. А если честно, то я в тебя, красивого и умного, уже влюблена по самые ушки. Я о тебе буду думать каждую минуту. Ты затмил собой всё остальное…Ты можешь себе представить моё смятение  чувств. Я даже не могу до конца выразить всё то, что свалилось вместе с тобой на мою голову.
-Ну вот, наконец, у меня появится снова личная жизнь, будет, кого дрессиро-вать, подковывать во всех жизненных ипостасях.
Лаврову регулярно докладывали сюда, в Крым, об основных моментах деятельности ОКБ, он был в курсе всего, что происходило там. И то, что его помощники ни на йоту не омрачали  отдых, не могло не сказаться на его общем  настрое.
Оля прильнула к нему, он гладил  волосы, ладонь трогала грудь, чувствовал  под рукой  учащенно бьющееся  сердце,  ощущал, что она  искренне взволнована. Целовал симпатичные щёчки.
Мужчины моего  возраста, как правило, пожинают плоды своей карьеры, - рассуждал он про себя, - устанавливается дистанция между ними и их честолюбием, их беспокойством и желанием завоевать жизненное пространство и социальное положение. Все эти критерии он достиг и пожинает свои плоды... Помолчав, категорически заявил:
-Я тебя заберу в Москву.
Оля села к нему на колени и обхватила всего. Он шептал ей нежные слова: - Пре
лесть моя. Стал покрывать лёгкими поцелуями лицо, губы, шею. Она уже убедилась               
- никто ещё никогда не ласкал её так изысканно, без малейшего намёка на тороп -
ливость. Он обнимал  за талию, прикасался  к груди.  И тут у Оли снова появилось непреодолимое желание, почувствовать его снова, всего.  Несмелая рука  потянулась и  ощутила  напряженный  мускул,  которому  стало  тесно,  и  он  рвался наружу. Она стала водить рукой вниз и вверх,  чуть нажимая, но подсознательно  ей хотелось большего, она преодолевала неловкость, пальцы от возбуждения  дрожали, не могли расстегнуть молнию на брюках, не слушались, а из груди вырывался стон желания. Лавров нежно помог и она, прикоснувшись, совсем потеряла голову… 
 Любовная горячка охватила всё её существо. Лавров пьянел от запаха тела,  восхищался девичьей страстью,  блистательной молодостью. Она стала срывать с себя одежды, а Лавров целовал, сводя её с ума. Его нежный и настойчивый язык заставил олину плоть испытать неземное наслаждение. Она шептала:
-Я мечтала об этом с начала нашей встречи и до сих пор не могу поверить  своему счастью. Вдруг ты сейчас исчезнешь, как сон, и я останусь одна со своими мечтами...
Лавров продолжал осыпать поцелуями  тело. Он устроил яркий фейерверк  из  поцелуев. Облака наслаждения и чувственности витали в спальне. Она обвилась вокруг него руками и ногами  и вместе с ним, ни на секунду не разлучаясь, ринулась в этот ни с чем не сравнимый омут ощущений. –Ты моя, только моя, -витало в голове Лаврова.  И Оля попадала в такт его заклинаний, её охватывал необъяснимый трепет, всё это вплеталось в симфонию плотской любви, как музыка без слов. А он всё глубже проникал, и она всем своим существом раскрывалась навстречу.  Тело  уже не раз изгибалось в конвульсиях, взметнувшись за край неба. В этом состоянии на мгновение  она  утратила все связи с внешним миром  и глубоко впала в своё внутреннее бытиё. 
Казалось, прошла целая вечность, пока они пришли в себя. Её глаза были  счастливыми  и ясными. Вся она искрилась мягкой естественной улыбкой. Они находились на пике наслаждения... Одаривали   друг  друга всеми  возможными  ласками.
 –Какое счастье находиться с тобой, - шептала она. - Я  эти мгновения  нашей  весны буду помнить  всю жизнь.
                *    *   *
 Они спали как младенцы. Истекали последние сутки их пребывания в санато-рии. Решили не спускаться в столовую, завтракали у него в номере. Скоро подъедет "Волга" и отвезёт их в Симферополь. Время  отлёта  у них почти совпадало.
На прощание прошлись над морем по дорожкам парка. С каждым днём весна всё настойчивее напоминала о себе. Когда уже были уложены  вещи,  и они стояли возле машины, их вышла проводить Майя. Её глаза искрились нескрываемой  завистью. Оля успела сказать, что Лавров сделал предложение стать его женой. Майя протянула Оле букетик ранних цветов и, целуя её, сказала:
-Счастья тебе,  и добавила, глядя на Лаврова, - оно у вас будет. А вам, Константин Иванович, всего хорошего, редко встречаешь таких замечательных людей.
 В машине Олино лицо слегка раскраснелось, и это делало его ещё привлека-тельней. Лавров взял её сумочку и положил туда пачку денег. Здесь тебе хватит на первое время. Отказываться, жеманиться Оля не стала, потому что  видела, его поступки имеют обоснованность, это же не мальчишка.
-Боже мой, что я скажу маме, - почти нараспев, - произнесла Оля. Что будет?
                *  *  *
Водитель Лаврова, Николай Игнатьевич, ожидал его в  аэропорту «Внуково». Он  стоял возле машины и, увидев, воскликнул:- Как хорошо  выглядите, Константин Иванович, отдых пошел впрок. Лавров посмотрел на него и сказал: - Такого отдыха ещё в жизни у меня не было.
- Ну, молодец Панкова, знала, куда отправить хозяина, - радовался Игнатье-вич.
Вот и его обитель. Он вскипятил чайник, заварил кофе. Еще три часа назад была она, которая заполнила всю его суть. Его неотступно занимали мысли - соединить свою жизнь с ней. Он налил стопку водки. Выпил. И снова его унесло туда, к ней.  Прочного союза без веры быть не может, - рассуждал он, - тем более, если она будет жить в Москве:  сколько соблазнов - купи это, купи то…Люди устают от этих соблазнов. А вот от веры никогда нельзя устать, так же,  как  друг от друга. Но при всём при этом – естественна потребность человека в индивидуальном психологическом  пространстве. И этого отнять  нельзя. Наступит крах.
Раздались первые звонки. Некоторые знали о его возвращении. Обозначилась Ксения Павловна. Лавров расписал  свой прекрасный отдых и  в заключение  сообщил:
          -Женюсь я, Ксюша, на простой провинциальной девушке. Ксения чуть не поперхнулась  в трубку:
-Ты с ума сошел.
-Нет, почему же, - спокойно ответил Лавров, - представляешь, только сейчас понял, какой я счастливый. Он не желал продолжать  этот разговор. Извинился, сославшись на усталость и  обещал в ближайшее время повстречаться.
Он налил еще стопку, закурил и стал бродить по квартире. Задержавшись в спальне, представил, скоро они здесь будут вдвоём.  Физическая верность не имеет никакого значения, - вдруг подумал он. Что моя Наталия с Ксюшей были скромными овечками в водовороте эротики и секса  на Багамах и  Канарах, куда они в основном летали, последние годы?
Ухаживать за подобными Ксении,- энергоёмкое занятие. На основную работу времени не останется. На этом Лавров оборвал себя. Немало потребуется сил и времени на Олино становление, пока она превратится в надлежащий образец современного человека. Но в этом он был непреклонен - на Олино образование он потратит столько времени, сколько потребуется. В любимой женщине, в этой несказанно славной Ольке, он уже оценил  многие её  личные качества и никогда  не будет их сверять с мнением  друзей и приятелей. Интерес и симпатии к ней  других мужчин отвергать не станет, ему будет даже приятно. Она не услышит от него сцен ревности. Он внесет в их отношения со временем элементы игры. Авантюризм,  легкость и даже  непредсказуемость – все это у него  от элементов тщеславия.  Я не собственник  и быть им не собираюсь. Вся моя прежняя жизнь тому свидетельство.
За что полюбил эту девочку? За ее замечательную естественность.  В конце концов, Лавров понял, что ей он нравится, но убедился, что с ее стороны не было никаких  усилий  влюбить его в себя.   

Ещё на пороге  Ирина Андреевна, мать Оли, увидев дочь, всплеснула руками. А Оля бросилась к ней в объятия и осыпала  поцелуями.
- Доченька, как ты похорошела, стала еще моложе. Правда, говорят, в Крыму люди омолаживаются... Оля светилась. С ее лица не сходила счастливая улыбка.         
-Мамочка моя родная, и крымский воздух, - воскликнула она, - и любовь...
       - Какая любовь может быть на юге, - встревожилась мать, -  это же  всё не серьёзно.
Она одна воспитывала двух дочерей. И ей, этой женщине с натруженными руками, не удалось прикоснуться хоть к более или менее полноценной жизни. После бесчисленных скандалов, громких ссор  муж  и отец этих девочек  исчез из поля зрения навсегда. Все свои силы  по их воспитанию она  взвалила на себя.
-Оленька, что произошло? - Она испытующе посмотрела. Оля уткнулась в плечо матери:
-Мамочка, я влюбилась во взрослого, совсем взрослого мужчину, который очень, очень полюбил меня... Ну, правда, же. Она вытащила из сумки и протянула матери его визитную карточку. У матери потемнело в глазах от титулов, прочтённых  сквозь затуманившиеся очки:
-Это же чудеса в решете, подумать только,  боже мой, - и она всплеснула руки к иконе. Дочурка, ты меня так огорошила, я отказываюсь  что - либо понять. Их разговор прервал междугородний звонок.
Оля взяла трубку:
-Костенька, всё хорошо. Вот сейчас  исповедуюсь маме. Она понять ничего не может. Лавров не перебивал Олю, выслушал и потом сказал:
-Передай Ирине Андреевне, что это  правда. Так и объясни ей, что ты почти уже моя жена. Оля тыкала указательным пальчиком в микрофон, как бы подтверждая его слова, а сама смотрела на мать.
-Я тебя целую.
-И я тоже, - услышала она. - Передай мой привет маме и  убеди в серьёзности наших решений.
-Я обязательно всё это сейчас скажу маме, - как школьница перед учителем произнесла Оля. Она держала в ладони телефонную трубку и не выпускала её:
-Мамулька, ты не представляешь, какая я счастливая. Мать обняла дочку, и они  вместе всплакнули... Вытирая глаза, мать спохватилась, -  ты же голодна, с дороги.
Оля полезла в пакеты и стала доставать и выставлять на стол продукты, ко-торые они  видели  иной  раз  по недоступным ценам в коммерческих лавках.
-Это Костя купил в аэропорту, в Симферополе. Мамочка, ты бы видела его, - говорила она переодеваясь. Пришла Светка. Посмотрела на сестру,  на стол, уставленный  изысканный едой,  захлопала пушистыми ресницами и нараспев произнесла:
-Вот это да! Они обнялись и долго чмокали друг друга.  Женщины заметили на Оле золотую цепочку, а на среднем пальце дорогой перстень. Светка, выпивая рюмку марочного коньяка, произнесла:
- Какая прелесть. Тебе так идёт.
Ирина Андреевна любовалась  старшей дочерью - она выглядела притягательной, обворожительной молодой женщиной.
-Как его зовут? - спросила Света.
-Константин Иванович.
-Оленька, но он же в два раза старше тебя,  ты об этом подумала?
Оля уже философствовала:
-В мировой практике, - говорила она, - таких пар очень много. Ты пойми меня, мамочка, я счастлива с ним. Он такой умный, стройный, современный и красивый.
-Да, Ольке, в самом деле, повезло, - восклицала Светка. Она произнесла тост за свою сестру.  Мамочка, Олька у нас родилась под счастливой звездой. У нее все получилось неожиданно и просто.
Оля заметила  кипящую  под крышкой  кастрюльки  картошку.
- Ой,  как я давно  не ела такую картошку, да ещё с мамиными,  солеными огурцами. 
Выйдя  из-за  стола, она  достала из пакета  фотографии. Они не  походили на стандартные снимки пляжных фотографов. Оля объяснила, что эти карточки сделал фотокорреспондент газеты.  На одной из них  была Майя.
-А это кто? - спросила мать.
-Одна отдыхающая из Ленинграда.
-Красивая, но видно жизнь у неё не простая, - отметила Ирина Андреевна.
Во время затянувшегося молчания Светка неожиданно произнесла:
-Да я бы за таким  - на край света…
Мать смотрела на фото и видела мужчину с открытым взглядом и спортивной фигурой. В его облике была уверенность и твёрдость и одновременно проглядывалась чувственность. Она сидела и размышляла, пока девчонки шептались в другой комнате. Они уже совсем взрослые, - рассуждала она. Жизнь без мужчины - это только часть жизни. Некоторые ведь, если так судьба распорядилась, идут на интимные встречи,  которые помогают создать иллюзию, что ты не одинока. А девчонкам она хочет счастья.
Оля раскрыла письмо Лаврова директору местного "Интуриста". Прочла и заявила:
-Завтра иду устраиваться на работу, одновременно - на платные курсы английского языка. Подтяну сдачу государственных экзаменов в пединституте.  Вот такое получила задание. Деньги есть. Она вынула из сумочки внушительную пачку новеньких купюр.
-Это всё  он. Хочет сделать из меня полноценного человека  для общества  и, - сощурив глазки, хитро заметила, - и для себя...
-Мам, ты бы слышала, как он говорит по-английски. А ещё знает немецкий.
-Талантливый человек.
-Просил, чтобы я купила подарки и вам тоже. Она прошлась по ковру, довольная, что рассказала обо всём. Как будто бы свалилась тяжелая ноша с плеч.
-У меня начинается новая жизнь, и мне так захотелось многое успеть.
                *  *  *
Директор "Интуриста" прочитал письмо Лаврова. С любопытством оглядел Олю и подумал:  крепко повезло ей в знакомстве. Лаврова директор знал. Пути  господни   неисповедимы. Его авторитет иногда был связан с самыми неожиданными знакомствами. Когда Лавров был Депутатом Верховного Совета, этому директору пришлось обратиться к нему с просьбой. И Лавров ему помог.
-Занимай место в туристическом бюро, - сказал он, - присматривайся. Кстати, как у тебя с языком?
-Разговорный английский, - объяснила она, - но сегодня иду на курсы.
-Будешь сопровождать туристов в поездках за границу. Загранпаспорт тебе на днях оформят.
Когда Оля назвала, какой ей установили оклад Светка, прижала ладошки ко рту:
-Ничего себе. Это тебе не комсомол...
Каждое утро начиналось со звонка Лаврова. Он спрашивал, в чём она одета. А Оля ладонью прикрывала трубку и хитро улыбалась:
-В маленьких трусиках, которые ты мне подарил, и в халатике.
          Его интересовало всё -  дела на работе  и на курсах. Он заполнил всю её жизнь. В доме привыкли к тому, что  ежедневно  утром, а иногда и вечером был звонок из Москвы. Вечерами разговор затягивался. Ольга забиралась с ногами на диван и говорила, потом слушала его, о чем-то советовалась.
         Однажды, сложив руки на фартуке, мать спросила:
-Ну и как вы планируете налаживать свою жизнь. Она уже познакомилась с Лавровым,  и каждый раз на прощание говорила ему по телефону:
-Надеюсь,  отдаю дочку в надёжные руки. А что ей оставалось. Кругом только и слышишь - одни неприятности. Люди обманывают друг друга. Молодежь не знает, к какому берегу причалить, мечется в омуте подозрительных соблазнов...
-Мамочка, - говорила  Оля, - вот сдам государственные экзамены в институте, получу диплом, пообтешусь в «Интуристе», буду  перебираться в Москву. Костя  ждёт - не дождётся. Он хочет, чтобы в Москве я начала заниматься на  курсах журналистов. Мечтает о моей  работе на Центральном телевидении. Она, смеясь, развела перед мамой руками: - таков план минимум...               
                *  *  *
Лавров готовился в командировку за границу. Позвонил Оле:
-Улетаю  на  несколько дней, не скучай. Оля поинтересовалась:
-Куда летишь?
-В Германию. Жди сувениры...
Он заканчивал текущие дела на фирме. Продлил контракты на поставку про-дукции. Провёл переговоры и подписал протокол о намерениях с новыми партнёрами.  Затем  заехал к Торгпреду Российского Посольства. Рассказал о подвижках во внешнеторговых  делах. Торгпред, разливая на этот раз шотландское виски, сказал:
-Удивляюсь тебе, Костя, много лет знаю  и не устаю поражаться твоей неукротимой  энергии…
-Спасибо тебе, Борис, за комплимент. Иначе я не могу.
-А вот наши многие говнюки этого не понимают - заметил Торгпред, - сидят в своём болоте, не желают лишний раз задницу от кресла оторвать. Или пришлют  какую - нибудь  тюху - матюху, в деле ни ухом, ни рылом. Он закурил: - не знаю, когда мы научимся жить цивилизованно, по-человечески. Так было всегда.  В прошлые годы  приедет какой-нибудь большой Министр. Облетит на вороных все выставки, их  в городе всегда полно, укажет на ходу пальчиком на то, на это и, не попрощавшись, как следует, уезжает,  набив  вагон   всяким  барахлом.
Слышал, ты в Италии развернулся? Ну, что могу сказать тебе, дорогой  Кон-стантин Иванович, молодец. Здоровья тебе и благополучия. Они по-дружески обнялись. На прощание Торгпред сказал:
- Звони, всегда поддержу...
Завершая  визит, Лавров решил прогуляться  по  городу. Он направился  в сторону  центра, в  скопление  модных магазинов. Его внимание привлёк шоп с оригинальной рекламой. Это был салон женского белья. Прошелся вдоль стендов и манекенов, демонстрировавших во фривольных позах предметы дамского туалета. Он давно заметил, что немцы, как и австрияки, и французы, высокие профессионалы в производстве модного белья. Милой фрейлейн  объяснил:
-Это всё мне нравится, буду выбирать. Он прекрасно знал Олины размеры, его портфель наполнился разными модными интимными предметами. Что не помещалось, упаковывалось в коробки и  фирменные сумки. Продавщицы были в восторге. Давно в их салоне так не отоваривались. Да к тому же джентльмен из России.
Увешанный красивыми коробками, Лавров поднимался в номер посольской гостиницы. У дверей он столкнулся с ленинградскими специалистами, живущими на этой же площадке, поздоровался  с ними. Пока он рассматривал покупки, в дверь позвонили. На пороге стояли его соседи.
-Константин Иванович, мы обратили внимание на ваши коробки из дамской  конфекции.
-Да, - ответил Лавров, - у вас с этим  проблемы?
-Нам всё это нужно позарез, жены заказали. Только обуревает стеснитель-ность. Лавров посмотрел на часы. До закрытия оставалось больше часа.
-Успеем, - произнёс он, - по коням...
Описать присутствие трёх ленинградских специалистов в салоне дамского бе-лья, с налету, не простое  дело,- это  надо было видеть. В компании  мужчин среднего возраста, одетых  в аляповатые шапки  из нутрии, (более приличные были непомерно дороги), Лавров в своём широкоплечем велюровом пальто, с приподнятым коротким воротником и модной стрижкой,  выглядел более чем респектабельно.
Молодые продавщицы, увидев вновь Лаврова в компании трёх мужчин, вопросительно взглянули: Лавров объяснил, что этим парням из Санкт – Петербурга  надо приобрести некоторые предметы туалета для своих жен. Всё это он изложил на чистом немецком языке, и  немки понимающе закивали. Взгляды их устремились к специалистам. У одного из них Лавров спросил:
-Какой у твоей жены номер бюстгальтера, размеры бёдер? Одновременно, переводя  вопрос на немецкий. Парень растопырил ладони и закрутил ими, вызвав смешки  продавщиц. Лавров произнёс: - айн, цвай, драй и так  далее, пока тот, наконец, не остановил Лаврова. Немки, вытянув пухленькие губки, в один голос произнесли:
-О, майн  гот, - восхваляя и оценивая женские прелести жены того парня.
Мужчины постепенно освоились и уже залезали в трусики обеими ладонями, растягивали, прикидывая, как это подойдет к комплекции их подруг... Лавров был рад  проведённой акции  по отовариванию  красивым бельём жен питерских инженеров. У себя, в родном городе, их подруги простаивали сутками, в надежде купить бюстгальтер. Записывались в очереди химическим карандашом на ладонях, при условии отпуска  «одной единицы товара» в одни руки...(если бы услышали про это немецкие продавщицы, с ними бы произошел  шок). Не успел Лавров раздеться, как все трое принесли к нему в номер  выпивку  и закуску. А он ждал звонок. Должна объявиться  Инга. Пока в гостиной готовился стол, - позвонили. Лавров, услышав голос Инги, сказал:
-Я сейчас  скажу, чтобы тебя пропустили.
Стол уже был накрыт, когда через открытые двери мужчины увидели Лаврова в прихожей, помогавшего раздеться той, которая не шла ни в какое сравнение с их замотанными женами. Запах дорогих духов поплыл по всей представительской квартире. Они - эти честные, но  вконец задёрганные работой и бытом парни,  смотрели на неё, а в ней  ключом била жизнь. В глазах  раскованность, сексуальность и привлекательность.
Лавров представил Ингу как свою давнишнюю приятельницу. А она, чтобы снять напряжение, сказала:
- Мальчики, мне ваш посол доверяет многое, - и рассмеялась...Трое ленинградцев смотрели на Лаврова, как на седьмое чудо света, - академик  российской Академии наук, руководитель крупнейшей фирмы в стране, о которой  они не  раз  слышали, и в то же время такой земной, доступный, но изысканный человек.
         Инга прошла в спальню, увидела покупки и воскликнула:
-Мой бог, Константин Иванович, и кто всему этому вас научил?! Это же писк моды, - так, по-моему, говорят  в Москве.
Соседи незаметно улетучились.
-Хочешь, я  у тебя останусь?
И не дожидаясь, как среагирует Лавров, быстро, со знанием  дела, навела поря-док на кухне, потом в гостиной и залезла в ванну. Лавров услышал шум душа.  Он сидел в кресле,  потягивал коньяк, в предвкушении удовольствия, когда к нему выплывет эта завораживающая фея, способная даже столб превратить в мужчину. Она открыла дверь ванной, и перед ним предстало потрясающее, молодое, обнаженное тело. Не надо быть провидцем, чтобы увидеть в ней потенциальную сексуальность.
  Узенькие бикини едва прикрывали её средоточие, и сердце его заколотилось от неописуемого восторга. Безо всякого промедления она села на него верхом в огромном кресле, обняла, растрепала  короткую причёску и в завершение впилась губами. Разум отключился. Он прилип к пурпуру губ. Руки лихорадочно путешествовали по выпуклостям, град поцелуев обрушился на бархатную кожу. Они переместились на тахту. Губы и язык Лаврова искали всё более сладкие местечки: почувствовали упругость груди и вздыбленные соски. Ещё ниже его волновал плоский животик. Изящный поворот - и взору предстали две восхитительные округлости. Для него они стали  аккумулятором, от прикосновения к  которым он завёлся до предела. Его язык работал как вечный двигатель, особенно когда  почувствовал прикосновение к гроту любви. Сладостная дрожь прокатилась по телу. От  восхищения  он  был на грани истерики. 
Её пальцы вонзились в его спину. Он был примерно в таком же состоянии - кусал и щипал её... Одурел до такой степени, что убил бы любого, кто попытался, не дай Бог им помешать. Ему казалось, что его не существует, а только губы, руки и все остальное… Они  слились в единое целое, словно были рождены сиамскими близнецами. Тахта раскачивалась, как  шлюпка на волнах.
Спина Инги прогнулась в последней судороге и  опустилась на истерзанную просты- ню…
Утром  ещё находились под впечатлением сказочного вечера.
-Как мне хорошо с тобой, ты такой сильный и страстный, - если бы жил у нас в Германии, - мечтательно произнесла она. А он как бы в ответ, глядя ей в глаза, говорил:
- Ты необыкновенно красивая девушка. А Инга, продолжая смотреть ему в лицо произнесла:
-В детстве мне говорили, что я похожу на русскую. Но тогда я не понимала хорошо это или плохо. Только теперь я окончательно убедилась – это комплимент. Поинтересовалась, как он обустраивает свой быт, изменилось ли семейное положение. И Лавров рассказал, что влюбился в девушку по имени Оля.
-Прекрасное имя, - обрадовано воскликнула Инга, - я надеюсь, она станет твоей женой.  Выпорхнув из-под одеяла, с  искренним пониманием  произнесла:
- Представляешь, как это замечательно, - у тебя молоденькая жена, от чего ты сам  молодеешь. Она навалилась на него всем телом и внимательно посмотрела  в глаза:
-Я вижу - ты  по-настоящему влюблён.
        Лавров смотрел на эту немку и думал, какая у неё интуиция:
-Я эту девочку полюбил раз и навсегда. Инга слушала сидя верхом на его  спортивном теле. Наклонилась, обхватила  руками  шею, прижалась к  лицу и сказала:
-Ты самый настоящий мужик на свете. Я тебя очень люблю...
Лавров не скрывал наслаждения. В этой молодой женщине пульсирует сексу-альность, которая наверняка доставляет мужчинам счастливые мгновения, доводит их до исступления. Глядя на неё, ему хотелось, чтобы Оля была такой же раскованной, чувственной и нежной. Впрочем, все эти задатки в Оле присутст-вуют.
Эта немка умна и образована, владеет несколькими языками, из которых главный - язык страсти и любви. Испытав за минувший вечер  изощрённость и изыск интимных отношений, отдохнув, Инга сказала:
-Однообразие развивает в сексе синдром эротической скуки, - и рассмеялась, - но нам это не грозит.
После утреннего кофе они распрощались, по - дружески. До отхода поезда оставалось еще много времени. Позвонил в Москву. Надежда  отчиталась по полной программе.
Но его не всё устраивало.  Он уже подумывал - не выйти ли из состава Мини-стерства. Теперь оно больше походило на  путы на ногах, утрачивало свою значимость, как это бывало. Рынок хоть и в искаженном виде, выбивал из-под ног "прелести" плановой жизни. Да и кто там остался в центральном аппарате, его Главках? Толковые люди разбежались, создавая собственные кормушки. Про тех, кто там работал, он подумал: казённая служба - последнее прибежище невежд и неумех или доживающих свой век пенсионеров. Ему, например, некогда отсиживаться в кабинете. Он весь в поисках новых проектов, прослеживает новые направления. А заодно учится хозяйствовать у капиталистов.
В этой жизни, - размышлял он, - нужно иметь острые локти, сильные кулаки, светлые мозги и железные нервы... Ну и, конечно, опыт. Он хороший помощник, даже если иногда предъявляет к оплате большие счета.
Жизнь и судьба наделили Лаврова  немаловажными качествами; современный, волевой и образованный руководитель. Обладает чувством юмора и высоким интеллектом. Безукоризненное знание языков позволяло ему в любом государстве ощущать  себя комфортно.
Ноутбук – вот мой секретарь, информатор и советчик, - смеялся он, - похлопывая по коже портативного компьютера.
                *  *  *
Увидев Олю в доме Лаврова, Ксения Павловна, затянувшись длинной сигаре-той, сказала:
- Ты  извини меня  за прежние,  скоропалительные выводы.  Она,  как мне ка-жется, великолепный коктейль, в котором главный компонент - эмоции и страсть. В твоих руках материал, над совершенствованием которого тебе предстоит потрудиться. И я уверена ты целиком выполнишь эту благородную миссию. Без сомнения, она не глупенькая девочка, по - настоящему любит тебя. И я тебе советую любить её. Я была не права, когда пыталась отвергнуть твои намерения по поводу женитьбы.
         Оля в гостиной смотрела видеофильм. Лавров внимательно  посмотрел  на  Ксению:
-Такого я от тебя не ожидал. Из стервы  превратилась в  прелесть.
-Что касается стервозности, то эта гадость заложена у всех нас с молоком  матерей, только в разных пропорциях.
         Он налил  коньяк, и они  посмотрели друг другу в глаза:
 – Ты умная и я в тебе это ценил всю жизнь.
 - А ты  победоносец, во всём, как Т-34, сметаешь все преграды на пути. И переведя тему разговора, сказала:
-Она -  очень  миленький  ребёнок. Тебе с ней повезло.
Лавров налил ещё себе и ей  и произнёс:
-После ухода Наталии ты делала всё возможное, чтобы связать нас. И чего греха таить, на каком-то отрезке времени  мне нравилась. Но, моя дорогая Ксюша, сердцу не прикажешь.
-Да, я тебя понимаю. Несмотря на  дикую занятость во всех ипостасях, крым-ская разрядка  помогла тебе снова увидеть, что в мире существует много волнующего и интересного, кроме твоих основных дел.  Ты неординарный, во многом превосходишь других. Цивилизованный человек должен трепетно относиться к своей жизни и к своей судьбе и я довольна, что ты это, наконец, понял. Лавров посмотрел на Ксению:
-Вот видишь, как мы с тобой интеллигентно поставили  все точки над "й" и будем отзываться друг о друге только в превосходных степенях.
Ксения пила коньяк, смотрела на Лаврова и каждый раз всё больше убеждалась в его  масштабности,  во всех отношениях, порой в непредсказуемости, в том числе и   в любви:
-То, что она дарит тебе безумные часы неги и страсти, - я не сомневаюсь...
К ним вышла Оля. Она ещё находилась под впечатлением итальянской ленты "Доктор Живаго".  Лавров по этому поводу рассказал эпизод, когда однажды в Австралии его пригласил в гости охотник-старовер, выходец из России.
-Антисоветчик, по тем временам, махровый, - предложил нам  посмотреть  этот фильм.
Есть у итальянцев, в их картине момент, когда Каплан стреляет в Ленина. И этот антисоветчик  произнёс за рюмкой водки:
-Всегда говорил, что бабам оружие в руки давать нельзя.
-Вот тебе и заморский старовер, - усмехнулась Ксения.
        Она положила Оле руку на плечо и увлекла её в дальнюю комнату. Ксения решила подружиться с Олей, несмотря на разницу в возрасте. Лавров одобрил первый шаг Ксении. Их общение, несомненно, поможет Оле во многих аспектах, ибо Ксения может вложить в Олю много полезных вещей. Опыт старших –хорошая школа младшим.   
В разговоре с Лавровым  она призналась:
-Я захотела помочь этому чудному созданию. Этому обольстительному существу нужна интеллектуальная помощь и поддержка.
                *  *  *
Оля регулярно приезжала в Москву. Освоилась со своими служебными де-лами, решала их оперативно, посещала различные туристические фирмы, находящиеся в разных концах города. Стала  лучше ориентироваться. Но главное - по вечерам снова была с Лавровым. Однажды он ей сказал:
-Николай Игнатьевич покатает тебя  и покажет много интересного. Он большой знаток Москвы....
До прихода Лаврова Оля успела приготовить ужин и,  встретив его в холле, сказала: - раздевайся, мой руки и за стол.
-Ты - как моя мама, она тоже всех встречала подобным образом. Оля чмокнула его в щёку:
-Ну, значит, я ещё буду твоей мамой. Я же у тебя одна. Кто за тобой будет ухаживать, кроме меня, и, как отрезала:
-Никто.
Черпая ароматный борщ  Лавров спросил:
-Где ты научилась так готовить? Оля смотрела на него и радовалась, глядя, как он опустошает тарелку.
-Это всё мамочка, она, что могла в нас, дурочек, вложила - вот и результат. Настроение у нее было лучезарное. Да и с чего ему быть другим. Великолепная большая квартира, в которой она уже почти хозяйка. Рядом с ней –любящий  и любимый  мужчина.
- Ну, как ваша поездка по Москве? Ты очень понравилась Николаю Игнатьевичу. Он от тебя в восторге. Говорит, забила его вопросами.
-Да уж, что было, то было. Я не представляла Москву такой огромной - это же целое государство. Лавров сидел  в кресле и слушал. Потом сказал:
-Это наша беда, - в мире уже давно отказались строить гигантские города. У нас архитектурно-строительная политика уходит в глубокие коммунистические корни. Мы пытались во всём быть первыми или хотя бы создавать видимость, любили организовывать "потёмкинские деревни", чего бы это ни стоило народу. Мы рвались как загнанная тройка, у которой и под хомутами, и под чересседельниками образовывалось мыло... Лавров загорелся рассказать Оле  о Москве советского времени. Он откупорил итальянское вино, подаренное ему на Фирме. Оля отпила глоток  и,  похвалив, вернула  к начатому разговору.
-Что такое Москва? Во-первых, здесь вся государственная власть. Она прервала его:
-Лапонька, о месторасположении властных структур я имею представление, - и улыбнулась...
-Прекрасно. Но, благодаря правящей в то время  верхушки,  в Москве образовалась этакая метрополия. Огромная промышленность: множество авиационных предприятий, заводов, работающих на атомщиков  и  космос. Лавров поднял сигарету над головой и  замахал ею - станкостроение, автомобилестроение, металлургия и ещё бог знает что... Такое  индустриальное вторжение нанесло городу непоправимый ущерб.
Наряду с порядочными людьми, страной правили и негодяи, не любившие свой народ. В них амбиции  преобладали  над здравым смыслом. Почему в глубинках живут плохо?  Потому, что в целом ряде областей не обеспечиваются  постоянной работой. Вот народ и повалил в Москву. Всеми правдами и неправдами цеплялись за неё. Он отпил вино, - печально, но это факт. Одно время московские предприятия заполонили так называемые «лимитчики», которые теперь уже давно стали москвичами. Глубинка во многих уголках России опустела. Стоят заколоченными целые деревни.
Не так давно я был зимой на охоте под  Костромой. Места – непроходимые леса, какие угодья! Старики кое-как доживают свой век... А  ведь когда-то там кипела жизнь.  Пахота, посевная, Пасха, следом Троица подоспела. Повеселился народ, веников берёзовых для зимней баньки наготовил и, поплевав в ладошки, брался за косы - травостой подоспел. Пора корма  скотине заготавливать. В эту пору часов в пять утра, пастухи  щёлкали  кнутами, стадо собиралось   - глазом не окинешь, мычит, блеет скотина на все голоса. А вслед яблочный спас, Илья-Пророк прогремел - купальный сезон закончен. А там и уборка зерновых, заготовка капусты и прочей зелени. И вновь зачернели поля - начался сев озимых. Всё до Покрова надо успеть. Лавров закурил и улыбнулся:
-А вот и Новый год, Рождество...
Оля  подперла кулачком подбородок, слушала и думала: - он и сельскую жизнь знает. Всю  по полочкам разложил. -Как тебя интересно слушать. Я нашла кассету  с записями твоих выступлений и бесед на Центральном телевидении - безумно  интересно!
-Тема жизни страны огромная и достаточно зловещая и кровавая. Половина того, что преподавали в школе по некоторым предметам - враньё. За один присест разобраться в этой чехарде невозможно.
-Я понимаю, на это надо время, - вздохнув, произнесла Оля. Лавров неожиданно оживился:
- А вот Москву литературную, историческую, архитектурную покажу со временем тебе сам. Она пересела к нему. Её ладошки скользили по крепкому пропорциональному телу. Лаская, она нежно и благодарно смотрела на него...
       -Ты знаешь, - облокотившись ему на грудь, - говорила Оля, - я долго не могу заснуть от сладкого возбуждения. От того, что я с тобой, что ты - это ты, что на меня свалилось много такого, которое трудно объяснить словами.  Представила, что уже вот теперь, стою на  волжских высотах, лучи солнца пронизывают меня, и ветер тёплый, но сильный, от которого я задыхаюсь, не могу ничего сказать, обнимает меня, треплет, играет со мной, отчего по щекам расползаются  радостные слезы. И я благодарно улыбаюсь жизни…
Лавров гладил её шелковистые волосы, вдыхал их аромат:
-Ты эмоционально и возвышенно поэтизируешь наши отношения…
Уже сквозь дремоту  он  проговорил:
-Какой чудесный запах духов!
-Они великолепные. Я бы поставила памятник при жизни за эти духи тебе и Эсте Лаудер. Потому что  за три дня  - с тех пор, как ты мне их подарил,  - они не утратили свой  прелестный  аромат...
                Конец  лета   1993  года               
Утром, в выходной день, во время завтрака,  Лавров неожиданно  произнёс:
-А не пора ли оформить наши отношения? Оля спросила:      
-Маша знает о твоём решении?
-Я разговаривал на днях с Машкой (как он любовно называл дочь), и она, ус-лышав, что я намерен жениться на тебе, -обрадовалась. Я же подробно о тебе ей всё, всё, рассказал. Помолчав, он подумал про себя - Машка недолюбливала Ксению и не хотела бы видеть её  моей женой.
-Ты знаешь, что она мне сказала? Мы будем с Олей подругами, помолчал и добавил: -  Машка слов на ветер не бросает.
– Значит вся в тебя. Я очень хочу её увидеть. Костя, моя судьба в твоих руках,  поступай, как знаешь, как тебе удобно,  - я вся твоя. Она посмотрела на него с хитринкой через стол:
-Ты однажды  в Севастополе сказал,  что выиграл меня по счастливому лоте-рейному билету. А такое, как ты понимаешь, случается довольно редко. И обойдя стол, поцеловала.
-О чём вы говорили с Ксенией Павловной? Оля почти дословно пересказала беседу, и Лавров сделал вывод: Ксения сдалась на милость победителя...
Он позвонил  ей и спросил, не составит ли она им компанию на выставку кар-тин, привезённых из Европы  в Пушкинский музей. Ксения немедленно согласилась. Хотя она уже успела побывать там, но была  преисполнена  желания,  рассказать  о каждой картине сама, да и вообще побыть в их компании.
Лавров посмотрел на Олю и сказал: - обед у нас есть, и всё остальное тоже. Он подал ей плащ. Они вышли и, обойдя дом, очутились во дворе. Подошли к отдельно стоящему помещению.
-Это гараж, здесь стоит моя машина.
Он открыл ворота и перед Олей возник  чёрный «Мерседес». Он будто бы смотрел на неё. Оля обошла вокруг и прочитала "600".
-В своём городе я видела подобные тачки. Но ей и в голову не приходило,  что когда-нибудь будет ездить на такой.  Лавров выехал, закрыл гараж  и пригласил Олю в салон. 
Они остановились у дома, в котором жила Ксения Павловна. Лавров включил магнитолу, и салон наполнился современными музыкальными ритмами. Позвонил по мобильному телефону:
-Ксения Павловна, мы тебя ждём.
Пока та спускалась со своего этажа, он сказал:
-Я принял решение - купить тебе машину, полегче этой, и вскоре ты сядешь за руль. Посмотрел на Олю. Лицо её играло румянцем, глаза искрились. Она поцеловала его. Радости не было конца...
-У нас в ПТУ была автошкола, и я с ребятами тоже сдала экзамены. У меня есть права. Лавров обрадовался:
-Представляю, как ты будешь классно смотреться за рулём. Мы тебя с Николаем Игнатьевичем натренируем  ездить по Москве с закрытыми глазами…
-Костенька, ото всего этого я теряю дар речи...
                *  *  *
Она с легким волнением поднималась по ступенькам музея изобразительных  искусств,  держа под руки Ксению Павловну и Лаврова.
Взглянула на обнаженного Давида  и сказала Лаврову  на ушко:
-Вы с ним  похожи. Он усмехнулся. Ксения Павловна рассказывала про  историю каждого полотна.
Оле показалось, будто она присутствовала при  создании этих шедевров. Знала о них всё, вплоть до мельчайших бытовых подробностей, из жизни самих авторов.
–Несмотря на камерный характер, - продолжала Ксения Павловна, - эта выставка даёт представление о путях развития живописи в эпоху правления  королевы  Виктории, так называемый  Викторианский период.  Особенно значительны  полотна  Уильяма Тернера, Томаса Лоуренса…На Олю ее знания произвели ошеломляющее впечатление. Она ещё никогда так близко не была знакома с женщинами, подобными Ксении Павловне. Видела по телевизору, но чтобы вот так…
-Ксения Павловна у нас академик в искусстве, - говорил Лавров так, что об этом могли услышать присутствующие в зале.
Возвращались через Манежную площадь. Повернули на Тверскую.
-Обедать будем в ресторане, - неожиданно объявил  Лавров, - и, повернув ма-шину на Советскую площадь,  поставил  за памятником Юрию Долгорукому. Он любил ресторан "Арагви". В прежние годы  с друзьями  заглядывал сюда отведать настоящих "цыплят табака". Метрдотель предложил любое место:
-Можно  в отдельном кабинете, на втором этаже.
Лавров попросил: - давай-ка, усади нас внизу, но где-нибудь не на глазах, а в углу. Спустились в просторный зал со сводчатым потолком. Пока его спутницы  прихорашивались,  он, уже  не заглядывая в меню, делал заказ.
Когда  они  вернулись,  Лавров  взял Олю  под руку  и повёл  показать  весь ресторан.
-Обрати внимание на роспись залов, - советовал он. Попадались на глаза раз-личные грузинские мотивы: то чайные плантации, то сбор винограда… Автор этих пейзажей  замечательный грузинский художник Ираклий Тоидзе…
 К их возвращению стол был уже сервирован, стояли традиционные грузин-ские  закуски  и  вина. Лавров разлил  в фужеры Цинандали.
-За что будем пить, - оглядев женщин, - спросил он.
-Я хочу выпить за вас, - Ксения посмотрела на Лаврова и Олю, - вы хорошо смотритесь,  и  опустошила бокал. Лавров любил в этом ресторане шашлыки на рёбрышках. Когда баранину можно потрогать  руками.
-Как это бывало  там, в горах, - объяснял он Оле.
На столе шипели цыплята - табака, среди душистой зелени - сациви, лобио,  - словом, обед  настоящий грузинский.
-Под своды этого зала, - объяснял Лавров, - приходят не просто  поесть и уй-ти. Здесь обедают подолгу, смачно, и самое главное, люди общаются, много говорят, поднимают друг за друга тосты.  В былые времена под этими сводами  царила товарищеская  атмосфера.  Между закуской и выпивкой они тоже общались, и Лаврову нравилось, что Оля в этом шуме  приобщалась к традициям, она пересела к Ксении и о чём-то страстно говорила с ней…И Лавров, сложив перед собой руки, курил и наслаждался  тем, что он видел. - Как они хорошо воркуют, - думал он. Умница Ксения, решившаяся на самом деле взяться за общую образованность Ольги. Этой девочке  такая помощь необходима.               
                *  *  *
Завершив служебные дела, Оля возвращалась в свой город. С коллективом у неё установились дружеские отношения. Сотрудники видели, она не гнушается никакими делами, если это идёт на благо фирмы.  Заметили удивительную пунктуальность. Завела себе дневник на каждый день- всё до мелочи расписано, расставлено по полочкам. Это школа Лаврова, - говорила она  сама себе.
      Уже началась сдача государственных экзаменов в институте, скоро получит диплом. Нажимала на английский язык.
-Всё хорошо, - говорила ему по телефону, только  скучаю по тебе.
Её жизнь была на перепутье, постепенно она внедрялась в московский быт, заметно отличавшийся от провинциального. Общаясь с Ксенией Павловной, бывая с Лавровым в кругу его приятелей, подмечала и запоминала всё для себя полезное: - слова, интонации, училась, где необходимо делать паузы, улыбаться. Пополнялся словесный словарь. Постепенно всё, что накапливалось в процессе общения с новыми людьми, трансформировалось в  сознании, становилось со временем само собой разумеющимся. Лавров замечал эти изменения. Обратил  внимание  на  жадность штудировать  справочную литературу. В энциклопедических  и толковых  словарях  русского языка  появилось множество закладок. Однажды, сидя на диване с какими-то справочниками, она подняла голову на вошедшего Лаврова и неожиданно выдала:
- Я как Пятница, на выучке у Робинзона, - становлюсь человеком. От её само-бытного остроумия Лавров смеялся. 
Ему нравилось Олино умение носить одежду, Красивая походка, чуть заметно покачивающиеся высокие бёдра приводили  в восторг. Обожал  ласковый, покладистый характер. Близость с ней превращалась в сказочную феерию с новыми бесконечными узорами. Один красивей другого. Чаще она  сама выступала  инициатором  и захватывала его волной безудержного блаженства. Потом он ещё долго гладил восставшие груди, горячий живот. А Оля восклицала:
- Как это прекрасно, когда твоё тело так любят! 
Бывая за рубежом, Лавров привозил иллюстрированные издания, становившиеся для неё настоящим откровением. Он научил  видеть в них не  просто склонность к обнаженной похоти. Теперь больше привлекало  по - мимо  красивой эротики – созерцание света и оригинальной композиции образов. С тех пор как в её жизни появился Лавров, секс для нее стал истинным наслаждением, а  тело – сплошной  эрогенной  зоной.
Она старалась навёрстывать многие пробелы.  Изживала в себе отжившее из прежней жизни, избавлялась от проскальзывающих налётов инфантильности, от присутствующего  в сознании провинциального «хлама», и он постепенно  выкидывался на «свалку». Стала понимать, какое удручающее  впечатление вызывает высокомерие  и  презрительность  иных  людей. Теперь  в ней вызывало  недоумение, когда напоказ выставлялось безудержное  богатство,  сопровождаемое хвастовством.
- В этих людях отсутствует чувство меры и такта, - говорила она Лаврову. Стала подмечать разное отношение к одному и тому же  событию, плохому или  хорошему, и  училась  делать собственные  выводы. Однажды спросила у Лаврова:
-Где работает Ксения Павловна?
- Она творческий человек, - объяснил ей Лавров, - пишет статьи для разных газет и журналов, написала книги по  искусству. Достигла собственного совершенства, обеспечила себя материально. А это имеет немалое значение в жизни – быть независимым человеком. Теперь живет в свое удовольствие. Как сказал один веселый человек, она написала коротенькую пьесу под названием  - жизнь. А в этой пьесе есть всё - работа, любовь, секс, разочарование, надежды.
  Неоценимым советчиком и учителем для Оли оставался Лавров.  Она понимала, с каким человеком связала её судьба.   
-Интересно, какую линию поведения он ждёт от меня, - размышляла она. И считала важным для них обоих, как они будут выглядеть в глазах общества. Совершенно не собиралась стать его придатком. Она хотела идти с ним по жизни  как современная женщина, не мельтешить, где надо оставаться в тени,  отступать, двигаться, как говорится, в обозе второго порядка, если этого требуют обстоятельства. С такой меркой она бы соответствовала общепринятому этикету.  Она отвергала все показное, на публику. Мол, жена какого человека.
-Боже упаси, - наставляла её мать, - ублажать своё самолюбие, - выкинь это из головы. Главную задачу, какую Оля ставила, - чтобы Лавров гордился ею.               
Возвращаясь с работы, Лавров каждый раз смотрел на табло телефона и слушал автоответчик. Найдя саратовский телефон, звонил. И если Оли дома не оказывалось, разговаривал с мамой: - У нас  уже весна, скоро поеду огородными делами  заниматься, - говорила ему Ирина Андреевна. Лавров поинтересовался, есть ли на участке какое-нибудь сооружение,  и  услышал в ответ:
-Да  что вы, Константин Иванович, какое сооружение. Оле не до этого, вот мы со Светкой соорудили навес из тарной дощечки, - от дождя прячемся.
Чем глубже он внедрялся в эту семью, тем больше  жгло сознание от того, как сложно живут простые люди. Как  захлебнулась страна в омуте серых будней и непреодолимой  силы обстоятельств.
Он закончил разговор с Олиной мамой. Сидел в раздумье у телефона. Не переставал копаться в недрах души, задавая себе один и тот же вопрос - что это любовь или страсть, которая сама по себе не является гарантией прочного счастья. Но тут же  перечёркивал  все сомнения, оставляя одно - они любят друг друга.
- В наше время, благодаря издёрганной жизни, люди утратили веру в романтику, - думал он. В памяти возникла его первая встреча с Олей в Крыму. Это была настоящая романтическая встреча на крымских весенних тропинках  - красивая девушка, запах моря  и звёздное небо...
Его Наташа и Ксения часто называли романтизм - состоянием души. Он закурил и, вернувшись к разговору с Олиной мамой, позвонил домой Зарецкому:
-Слушай, Лев, у тебя в Саратове есть нормальные связи?
-Любой почтовый ящик - наша связь, - скороговоркой ответил Зарецкий.
-Эти почтовые ящики перекрасились под разные ЗАО, - заметил Лавров.
-А мне плевать, люди остались прежними...
-Ну, тогда слушай, - договорись, пожалуйста, об этом я прошу тебя лично, ты понял?
-Понял, Константин Иванович, - что нужно решить?
-Сейчас скажу, - и после недолгой паузы:   
-У олиной мамы за городом, где-то недалеко, есть участок. На нём, как я выяснил, из тарных дощечек навес, сколоченный женскими руками, ты понимаешь, что это такое…
-Понял вас, Константин Иванович. Лавров взбеленился:
 -Да что ты сегодня - Иванович, Иванович, я, что с тобой на оперативке?  Вы-держав паузу, Зарецкий сказал:
-Костя,  хочешь я к тебе сейчас приеду, и не один, а с Любой, и мы обсудим все вопросы...
-Приезжайте. Он пошел посмотреть содержимое холодильника и принялся накрывать  стол. Когда всё  уже было  готово, зазвенел дверной звонок.
Лавров помог Любе снять плащ, не забыв  при этом поцеловать в щечку - ужасно вкусная ты. Сколько раз мы с тобой целуемся? Люба, стоя перед зеркалом, сказала: - всю жизнь. И посмотрела на Лаврова: - что, не правда? Всю жизнь мы с тобой целуемся, - и она усмехнулась, - даже однажды в Греции, пом-нишь...
В дружеских отношениях Зарецкого и Лаврова никогда не чувствовалось какого-либо подобострастия - это были  давние,  нормальные отношения  людей, глубоко уважающих друг друга. Лавров любил принимать друзей  на кухне.
Люба всегда восхищалась кухонным убранством в доме Лавровых. Его Наташа вдохнула свой, присущий ей, изысканный стиль, в котором удачно перемешались и старина, и декоративное современное искусство. По образованию архитектор, она хорошо разбиралась в живописи, прикладном творчестве, и всё, что было создано в квартире Лавровых, ей нравилось.
 Они пили, закусывали, обсуждали современную литературу, новых  авто-ров.
-Меня удивляет, - рассуждала Люба, - что в этом процессе многим захотелось стать, а ля  Конан - Дойлями. Но это же смешно. Лавров заметил, что бытиё определяет сознание: - стрельба, разборки, мафия, охватившая все ветви власти, продажная милиция и следственные органы, - материал, который лежит на поверхности. Как тут не стать модным писателем. Вот и пишут детективы, - народ их читает. Говорят,  появились целые писательские бригадные подряды...
В дверь позвонили. Лавров открыл и не успел опомниться, как на  шее по-висла, задрав ноги, Оля. Целуя, она  приговаривала: - соскучилась, соскучилась, - и  только потом  поняла, что он не один.
-У тебя гости? 
- Все свои.
- Как ты очутилась без предупреждения?
-Планируется несколько срочных экскурсий, вот я и привезла на оформление документы.
-Прекрасно, - обрадовался Лавров.
С тех пор, как в его сознании и сердце появилась она, у него возникла потребность покупать для неё какие-нибудь, с  его точки зрения пустячки, сувени-ры. Вот  и сейчас Оля увидела на приставном столике, у зеркала, коробочку духов. Взяла  в руки и прочитала: "Шанель № 5". - Это мне? - и крепко поцеловала Лаврова. Приведя себя в порядок, она улыбающаяся предстала перед гостями. Люба  обняла Олю и, оглядев, заявила:
- Ничего не скажешь. Прямо  Голливуд. Браво.
Оля достала для себя из серванта столовый прибор. Она  посмотрела на всех и с милой непосредственностью  объяснила:
-Я - голодна, - и  принялась уплетать всё, что было  на  столе.
-А когда помолвка, господа? - неожиданно  задал вопрос Зарецкий.
-Но брак ведь не заключается спонтанно и бессознательно, - заметил с напускной серьёзностью Лавров. Зарецкие  видели, как они  влюблёно смотрели друг на друга. Оля  смеялась:
-Вот видите, Костя не берёт меня в жены.
-Смотрю на тебя, - обратился к Оле Зарецкий, - ты с каждым разом мо-лодеешь.  Оля действительно  светилась молодостью  и красотой.  На ней была короткая кожаная юбка и блузка мужского покроя, подчёркивающие  стройность  фигуры.
Лавров налил себе и Зарецкому  виски,  бросил в бокалы кусочки льда и,  подав  бокал Зарецкому,  пригласил его в  кабинет.
 Оля уже многое знала про  супружескую пару Зарецких.  Лев Аронович  и Люба - коренные московские  интеллигенты. Это счастье, когда тебя окружают такие люди, - объяснял  Лавров, - ничего не требующие взамен. Перед друзьями они живут нараспашку. О таких говорят - их редко видишь в ясную погоду, но стоит обстановке помрачнеть,  как  они  рядом! Это публика, умеющая сопере-живать...
Общение с Любой приносило Оле много полезного.  Вращаясь в кругу друзей Лаврова, она отшлифовывала себя. Это сложный процесс, большая школа. Олина  бесхитростность, естественность всем импонировала. Любе она просто по - человечески нравилась. Они могли подолгу  говорить  о самых прозаичных вещах, становились подругами.
Лавров поведал свою просьбу Зарецкому, она состояла в том, чтобы  поставить на садовом участке Олиной матери  небольшой  садовый домик.
-Ты же знаешь эти проекты.
-Ещё бы, сколько сотен таких домиков мы доставали  своим сотрудникам. За-рецкий что-то просчитал для себя и попросил саратовский телефон. Лавров ему продиктовал.
-Понятно, - подняв подбородок,  произнёс Зарецкий.
-Ещё выпьем?
-Я  за рулём...
-В нашем доме не насилуют, не хочешь - не пей.
-В ближайшие дни скажи, сколько я должен уплатить. Зарецкий, пропустив последние  слова, посмотрел на Лаврова:
-Костя, как мы  с Любой  рады за тебя...
                *  *  *
А их ждала  долгожданная ночь. В  приоткрытую створку окна струился свежий воздух. На дворе стояла весна.
Лавров распахнул дверь на лоджию. Доносилось утихающее дыхание города. От ласковых прикосновений губ и рук Оля почувствовала, как накопившаяся энергия уже вырывалась наружу  и закружила их в вихре   небывалого вожделения. Чем чаще встречались, тем больше проявлялись зримые результаты их отношений:  Оля  говорила Лаврову, что ощущает прилив сил, становится уверенней,  тонус достигает верхней  планки. Из ванной она выходила в спальню в чулках, узеньком ажурном поясе и туфлях на высоченных шпильках, подаренных ей Лавровым. Оле казалось, что эти туфли  созданы для одной цели, для занятий любовью.  Рядом на столике свечи и прохладное вино в тонких фужерах. У обоих ждать уже не было сил. Тела дрожали от напряжения. Губы сливались  в страстных поцелуях…
Проявляя заботу о здоровье Лаврова, она  вычитала в одном  толстом  популярном журнале, что «секс в зрелом возрасте – это не только развлечение, но и святая обязанность, даже долг перед собственным организмом». Лавров выслушал ее и, улыбнувшись, посоветовал выписать этот  журнал.
- Но эти знания, - рассуждала Оля, -  пригодятся  на  потом. А пока  они заворачивались в кокон своей страсти. Это походило на цветную феерию, где каждый новый узор смотрелся интересней предыдущего. 
-Не представляла,- говорила она ему - что такое возможно, никогда  не испытывала  ничего  подобного. Ты - волшебник. На работе,  как подумаю о тебе, так сразу бегу в туалет  менять трусики...   
                *  *  *
Оля уже не раз присутствовала с Лавровым на деловых  фуршетах. Замечала, как, без малейшего провоцирования,  некоторые  мужчины  сгорали от желания побыть в её обществе. Пытались подобрать к ней ключи. Она уже стала  привыкать  к подобным ситуациям и была даже несколько агрессивной, если чувственность не совсем трезвых персон переходила грань приличия. В такие минуты Лавров, находясь в окружении коллег, опытным взглядом контролировал происходящее вокруг. Он не обращал внимания на молокососов  от науки, которые тащились за ней, на очередном халявном сборище. А Оля  изживала былую зажатость, вела себя непринужденно и расковано,  как подобает вести  на  светских раутах.
Со временем, Ксения Павловна  убедилась: - она может быть в меру улыбчи-вой или холодной и неприступной, печальной или загадочной. Замечала, как Оля научилась настойчиво отстаивать свою точку зрения: - в этой девочке формируется собственное "я" на окружающий мир. Что касается  моды, то на этот счёт у них с Олей взгляды и суждения были не одинаковые. И это, - считала Ксения Павловна, - вполне  оправдано.
Однажды Лавров пригласил Ксению, как известного деятеля искусства  на большой приём,  и та обратила внимание на окружение, разглядывающее  Олю с головы до ног.
Среди публики ходили слухи, что академик Лавров взял себе в жены  моло-денькую провинциалку. Ну, как же пропустить такое событие? Ксения знала цену  обществу «милых» дам: - любовь к сплетням и бесцеремонность –две отличитель-ных особенности  подобной публики. 
- Эти монстры, - объясняла она Оле, - способны забраться в чужую душу и с наслаждением исследовать там каждый закоулочек. 
Ксения, интуитивная не менее чем сам Лавров, искренне  радовалась за Олю, когда  она развеивала о себе мифы. Её поведенческая реакция, при завидном соблюдении элементарных этических норм, обезоруживала любителей подсматривать в замочную скважину. Некоторые  делали попытку влезть,  желая  распознать, например, об отношениях с близкими людьми. Оля, глядя на любительницу подобных интимностей, в шутку говорила:
-Вы кто мне - духовница, наперсница, - чтобы я рассыпалась с такими подробностями?  И переходила к тем, с кем ей было интересно общаться.
Она говорила Ксении: - Сдаваться  этой публике на милость? Да ни в коем случае. Самое лучшее не подпускать этих «доброжелателей» на пушечный выстрел. Ограничить общение формально вежливым: «Как дела?», «Привет знакомым». И не больше…Она не собиралась кому  - то из них грубить. Научилась держать их,  хотя бы на расстоянии вытянутой руки… Оставаясь с Ксенией Павловной наедине, Оля говорила: - Я не собираюсь ни под кого подлаживаться. Просто, видимо, чувство такта и понимание ситуаци смягчит повышенный интерес к моей персоне. От таких умозаключений Ксения приходила в восторг. Глядя на неё во время приёма, она  восторгалась её внешним видом:
       - Как она  великолепно и модно одевается, -это Константина Ивановича работа. Не иначе, как у самого Кортье приобрел для неё такую прелесть. И причёску смастерили  наверняка  у Ив Роше, на Тверской.
Ксения хорошо  знала толк  в  одежде, одевалась  элегантно, но применительно к  своему возрасту. А Оля,  в свою очередь, наблюдала  за Лавровым и думала:
- Он классно смотрится в кругу своих коллег и собеседников. А как на него заглядываются  дамы. Всего-то старше меня  лет на десять-двенадцать. Неужели он никого из них не хочет? В принципе среди них встречались симпатичные и очень даже красивые. Ей захотелось при случае вызвать его на этот откровенный разговор. Наверняка  и у него  появится желание спросить, как она отнесётся к непредвиденному обстоятельству, когда в определённой обстановке устоять будет невозможно. Что тогда?
Она следила за тем, чтобы на правой стороне пиджака  были прикреплены лауреатские знаки. Страна становилась другой. А старые и новые  награды были такими же актуальными и почётными.
               
                *   *  *
Когда ещё в советские времена, но уже в перестроечный период Лавров пред-ложил новый проект развития ОКБ, ( он касался и частичного изменения отраслевых  подразделений), в бывшем Комитете по Науке и Технике, да и в Госплане отмахивались, считая это невозможным. А он реконструировал весь свой научно-технический и производственный комплекс, применительно к современным требованиям.
Надолго запомнилась  аудиенция с высшим руководством партии и страны.  К его аргументированным доводам и предложениям, изложенным в записке, отне-слись с нескрываемым интересом и большим вниманием. Хозяин кремлёвского кабинета  внимательно выслушал его, отменил ряд запланированных телефонных разговоров, уделил времени намного больше, чем полагалось  по регламенту. В заключение  позвонил кому-то и  безапелляционным, даже грубоватым, как показалось Лаврову, тоном,  указал:
-Изыскать ресурсы. Включить в план, - и вдогонку добавил:
-И чтоб было решено без вопросов...
Министр  сначала  ворчал на его обходные маневры, но в итоге понял и успокоился.  В душе  он  высоко ценил  Лаврова. Счастливчиком  считали его и друзья, и бездари, и враги.
Лавров изучил кухню верховной власти. Хотя поручения бывали  категорическими, к ним  все равно надо было приделывать ноги, иначе они могли затеряться в чиновничьих кабинетных лабиринтах. И когда выгоняли в двери, приходилось «протискиваться в форточку».
С тяжелой болью переживал  развал многих НИИ и KБ.  Фасады их зданий  облепили  цветные заплаты  вывесок многочисленных  фирм, арендующих  помещения. Стояла растерянность. Проезжая как-то на машине по одной промышленной зоне, на бетонном заборе прочитал: "Экономь воду - разбавляй её". У народа в такое время есть еще место для юмора, - подумал он.
Возле проходных секретных предприятий расположились торгующие барах-лом  вьетнамцы. Люди  забыли, когда в последний раз получали зарплату. Молодые и кто поздоровее, собрав в общаг деньги, подались в Турцию за ширпотребом. На вещевых рынках появились образованные продавщицы - сразу видно, специалисты, распрощавшиеся со своими Министерствами.
А некоторые всё ещё приходили  по  инерции в лаборатории державшихся на плаву институтов, получая  за  это  мизерную зарплату, а попросту сосали лапу из скудного бюджета.
 Его зарубежные партнёры по бизнесу поняли, - Лавров не из верхоглядов, каких,  к сожалению, приходилось им встречать из России. Пока сам  не пощупает, не взвесит, не просчитает, не познакомится, с кем имеет дело, - не полезет на  авось. Способен и доказать, и подсказать. Фирмачи убедились - с Лавровым можно подписывать долгосрочные программы. Финансовые отчёты совместной деятельности, с теми, с кем он уже наладил контакты,  носили объективный, прозрачный характер. Никакой утайки.  Однажды, в приватной  беседе с представителями фирм, он заявил: 
-Я не терплю тех,  кто  подворовывает  из общего бизнеса. Таким я готов рубить руки. Партнеры с пониманием отнеслись к философии Лаврова. Они неоднократно убеждались в хорошо налаженном ведении учета и строжайшем соблюдении  цивилизованного порядка. Он принимал  нормальную партнёрскую дружбу;
Для руководителей иностранных фирм, сотрудничавших с ним, организовывал  охоты  на просторах России. Гости оставались в восторге, увозя  с собой   великолепные  трофеи. Находясь в охотничьем хозяйстве, приглашенные гости убеждались, что Лавров и здесь не дилетант. Он хорошо знал повадки зверя. Если охота  организовывалась на кабана с вышки, он сам вызывался развести ещё засветло  на розвальнях в кормушки, установленные возле вышек, по мешку овса для подкормки.  Любил анализировать с егерями  проходы зверя на снегу. Знаток русской природы. За столом, в заключение удачной охоты, рассказывал своим иностранным партнёрам  любопытные истории и весёлые  байки  из охотничьей жизни.
Но прежде, чем выстраивать такие отношения, анализировал профессио-нальные качества  своих партнеров, считая  это главным в сотрудничестве.
Общаясь на  приемах с разными людьми,  он не упускал случая ещё раз проиграть отдельные моменты своей деятельности.
Пока мелькали в руках бокалы, у него к голове прокручивались события по-следнего времени. Такие события он относил к знаковым. Это, прежде всего, коренная ломка экономической и технической  политики, внедрение в сознание  иной психологии, и дело – то  пошло.
Если на таких мероприятиях бывала  Оля, он подходил к ней, спрашивал,  не скучно ли ей, и понимал, что ей не было скучно. Она принимала игру собеседников, выбирала тех, с кем было интересно общаться... За разговорами она не упускала возможности поразмышлять, в чем-то разобраться для себя, имея в виду, кто есть кто в  этом перестроечном хаосе.
Она  уже не раз замечала, какое значение среди тех, с кем Лаврову приходится общаться, имеет его персона. С его авторитетом приходится считаться, даже если у кого-то  щемило от зависти под ложечкой. Понимала, каким не простым предприятием он руководит. И в такое  сложное время оно не просто на плаву, а твердо стоит на ногах и воплощает в жизнь государственные задачи.  За его продукцию не платить было бы грешно. И платят. Его продукция - успех обороноспособности. А, в общем, она больше ничего не знала и не лезла к нему с вопросами…
 Уже не раз в периодической печати  рекламировалась  выпускаемая  Лавровым престижная гражданская продукция. Его  два филиала приносят  внушительную  прибыль. И тем нее менее он чувствовал, как не хочется многим из присутствующих на таких  приемах мараться в цеховой копоти. Там грязно и неуютно. Проще доить тощенький бюджет.  А  вот он  приучил  свои научно – исследовательские,    конструкторские  и технологические  службы  поработать именно  там, в горниле  цеховых будней, где  идёт  процесс выпуска  продукции, за  которую  они  регулярно  получают  весомую зарплату.
 Переводить что-то на хозрасчёт, организовывать новые структуры, - занятие не для этой публики, за редким исключением, - рассуждал Лавров.
На фоне размазанной вялотекущей перестройки он,  глядя на мало обеспеченную массу,  думал: - мои ведь по нынешним временам получают, слава тебе господи...
На этот раз завезли Лаврова домой, а Олю Игнатьевич повёз в Быковский  аэропорт.
                *  *  *
Расположившись в кресле самолёта ЯК- 40, она думала об их уже почти супружеской жизни.
Её любимое время лето. В такую погоду тянет посидеть на траве, наслаждаясь "ничегонеделанием". Ей хотелось к морю. Но не к такому, холодному, когда они отдыхали с Лавровым. Она размечталась о морском пляже, где тёплый песок и тихий шум прибоя. Представила, как взяла бы в руку целую горсть песка. И вот уже шустрая струйка устремляется вниз.  Маленькие песчинки   быстро растворяются в ладони. Они летят одна за другой, и нет возможности  их остановить  или хотя бы замедлить падение.
-А ведь так пройдёт наша жизнь, - думала она, - каждая песчинка - прожитый день, их вроде много, но несутся они с невероятной скоростью, и никакая сила не может остановить их бег. Кончилась горстка песка - вот и прожита жизнь. А что ты успела? Как много надо навёрстывать...
Благодаря Лаврову, его неукоснительным требованиям - добиваться, добиваться, – она поняла,  как бездумно иные люди  транжирят  драгоценные дни и минуты.
Их не вернуть назад, и нет шанса жизнь прожить заново. Вспомнила любимую пословицу Кости из Козьмы Пруткова: "Хочешь быть счастливым - будь им". Будь сегодня, не откладывая  на  потом.
                *  *  *
Он уже лежал в постели, когда раздался звонок. Прервав его, он набрал саратовский номер.
-Ну вот, - услышал он в трубке, - я прилетела. Немножко устала. Мама пе-редаёт тебе привет.  Костик, я всегда хочу быть с тобой.
-Не скучай, у тебя полно дел. А она ему в ответ:
-Я подарю тебе ночь, я подарю тебе день.
Мама со Светкой уже спали, и в такой момент, устроившись  удобней  на диване, Оля изливала ему  свои чувства:
-Господи, как же я люблю тебя. Ты, только ты, твой голос, твои глаза, руки... Я постоянно думаю о тебе. Идя по улице,  всматриваюсь в мужские лица не для того, чтобы приблизить их к себе, а для сравнения с тобой. И каждый  раз убеждаюсь, что ты, мой хороший, превосходишь их во всём.
Лавров, не перебивая, слушал её. Даже в самые лучшие времена своей жизни он не слышал в свой адрес того, что говорила  теперь ему Оля.
А она так расходилась в своих излияниях, что Лавров, в самом деле, превращался в слух:
-Ты поработил меня, моё бесценное сокровище, ты будешь жить долго и счастливо. И я молю всех богов, чтобы они оставили меня с тобой. Я хочу, чтобы ты наслаждался дарованным тебе превосходством, а я пусть вечно испытываю блаженство, даруемое твоей эротической золотой стрелой... Оля облегчённо вздохнула и стеснительно улыбнулась в трубку:
-Ну, вот я, кажется, всё сказала, что хотела тебе сказать. От Олиной исповеди он воскликнул:
- Миленькая  моя, тебе срочно надо заняться любовной лирикой. У тебя  получится.
-Я давно хотела излить тебе душу. Даже весь этот текст написала накануне, чтобы ничего не забыть. Лавров был растроган: сколько в ней изумительной девичьей непосредственности...
А Оля продолжала:
-Стоит мне подумать о тебе, как мир обретает новые звуки и краски. Моя ог-ромная нежность и любовь пронизывают всю меня в трепетном волнении. Мечтаю быть твоей единственной и неповторимой, воплощением твоей мечты, наркотиком, без которого ты уже не сможешь обходиться.
-Я тоже очень тебя  люблю и счастлив, что ты у меня есть. Уже поздно. Завтра рано вставать, спокойной ночи...
                *    *    *
Время, в котором жила страна, было  не предсказуемо.  Президенту и его окружению нечего сказать народу конкретного, исключая предвыборные заверения. Страна лишилась символов, к вершинам которых ее призывали, например: - «Вперёд, к победе коммунизма». На деле коммунизм  оказался теоретическим, пропахшим нафталином учением. Строительство его у нас и за рубежом оказалось мыльным пузырём. В одночасье лопнул. Но если бы только…Погибли неисчислимые миллионы людей. Страна в свое время была опутана колючей проволокой. И Лавров возмущался, когда  некоторые Думцы, особенно из левого крыла, пытались  публично  уменьшить потери, принизить те кровавые события, дескать, нечего ворошить старые  проблемы, будоражить нынешнее поколение. Это он не раз слышал из уст руководителя фракции  КПРФ.
Он понимал психологию этих  людей. У многих из них, их родословная  не испытала на собственной шкуре трагедии  довоенных и послевоенных  лет, связанных  с массовыми  репрессиями.  Они и сами, в силу своего возраста, как правило, понаслышке  знали, живя в разных глубинках, какой  всемирно-исторический  «Большой террор» свирепствовал в нашей стране. Трагическая гибель миллионов людей во имя «национально-государственных» идей  ХХ века дала такой опыт, которого хватит до конца света, - примерно так выразил свою мысль в беседе с ним один московский журналист. Подумать только, в одной гражданской войне погибло  11 миллионов человек. И  почти три миллиона в двадцатые годы покинули Родину. Живут в эмиграции.  Ежовщина  тридцать седьмого  и ждановщина сорок восьмого годов  умножили во много раз эти трагические показатели по истреблению собственного народа.  А уж про многомиллионные  жертвы  в Отечественной войне, подумать страшно…   
    Если бы партия, от имени народа, не спрашивая его, не растранжирила миллиарды валюты  на строительство   заводов, институтов, плотин и целых городов за рубежом.  В порядке  «братской  помощи», не содержала бы на  своих  штыках весь этот «социалистический лагерь» на соломенных ногах. Не оказывала бы щедрую помощь разным сомнительным «национально-освободительным движениям», то, как сказал один старый мудрец,  наши трамваи  бегали  бы по золотым рельсам.
   Оправдывая «приватизированное»  олигархами добро, стали  приспосаб-ливаться  ко всяким подзаконным актам.  Словом, страну разграбили. Кто? Свои.
-А как их назвать? Если попросту, по-русски - мародёры...
Многие, в том числе из бывших советских чиновников, ринулись занимать кресла в Думе. Лавров, глядя на эту суету,  говорил себе: - на кой  чёрт тебе все это?  В ОКБ уже бурлили желания выдвинуть его снова в депутаты. Лавров  остужал страсти. Убеждал, что это для ОКБ будет не в плюс, а в минус.
 Ему позвонил Министр:
-Выдвигаем в парламент, - сказал он, - и назвал фамилию, от которой Лаврова покоробило. Он должен был или подхватить идею Министра, которому эту фамилию наверняка навязали сверху, и играть нечистую игру: похваливать, делать благодушную мину, но это значило сломать себя, поступиться принципами. Лавров такое сделать не мог. Министр ошибался, а может, не хотел портить отношения с кем-то…
Каждый день по телевидению вещали Думские «будни», которые доходили порой  до мордобоя. Лаврова стали всё больше возмущать те обстоятельства, как во всякие веточки власти  пролезают люди  с плохой  репутацией. Бернард Шоу много, много лет назад сказал устами своего героя: «наш век  - это век выскочек». Ну, прямо как в воду смотрел, глядя на нашу Думу, - сделал заключение Лавров.
Его возмущала позиция  демократов в Государственной Думе. Вместо того, чтобы в такое смутное время стать единым монолитом, консолидироваться для от-стаивания истинно демократических свобод, эти интеллигенты развели себя по уг-лам, иной раз амбициозно  не подавая  руки. Лидеры демократов  не раз забалтывали  конкретные дела, а подчас выдвигали  идеи,  лишенные логики, ставя себя на посмешище... Их отношение  к целому ряду вопросов доведено  до абсурда.  Как-то сказал у себя в кабинете:
-Демократия может умереть не из-за слабости законов, а из – за слабости демократов…
       Избавила Лаврова от предвыборной свистопляски   командировка в Европу. Оля ему сообщила: с её участием планируется очередная экскурсия в Польшу.
-Ты занимаешься языком?
- Я делаю всё, что ты мне поручил.
-Ну, молодец. Скоро буду экзаменовать  лично.
За работу в Интуристе Оля получала неплохую зарплату. Во всяком случае, она имела возможность покупать себе новые вещи в ломящихся от товаров ларьках. Лавров уже принял окончательное решение - забирать ее из Саратова. Он уже обговорил вопрос устройства на курсы журналистики. Высшее гуманитарное образование есть, - рассуждал он, - а то, что из неё получится со временем журналист, он не сомневался. Он этого  очень хотел.

 На первом этаже гостиницы, в которой жил Лавров, располагалось  кафе. Много литой бронзы, -фрагменты из итальянского эпоса. Он занимал двухместный столик, но своего соседа так  ни разу и не увидел. С утра на столе, под салфеткой,  его ожидал бокал прохладного апельсинового сока, мягкая булочка из кукурузной муки, яичница с беконом, стакан кофе с маленькими кубиками - в одном  масло,  в другом сливовый джем.
Следил за прессой и понимал, в каком водовороте оказалась страна. Во многих сферах он находил новые имена. Судя по их действиям, это были незаурядные личности, если  успешно  подгребали всё, что плохо или бесхозно лежит. А валялось без присмотра практически всё.
-Эта публика, как грибы после дождя, - подумал он, - но несъедобные, как мухоморы. Такими можно отравиться. Он видел, как некоторые из них буквально  рвались  в окружение Президента, клялись в своей верности, а это в свою очередь, окружение, не скупало, а получало из рук нуворишей  акции на астрономические суммы,  стратегически  важных  для страны   направлений. 
 Лаврову пришло на память выражение одного знаменитого философа и большого циника:
"Искренность, - говорил он, - это высшая форма обмана..." и решил, что в данной ситуации тот философ был прав. Он чувствовал, как  хваткие ребята запустили щупальца на богатства необъятной России. Соблазн велик. Лаврова обескураживали  многие, как он считал, непростительные проколы Президента, его  поведение…
Потом он остывал, гасил напряжение. Самого его не тянуло брать новые барьеры. Но не   покидало беспокойство за то, кто войдет во  власть. Ведь скоро новые выборы.
-Это не личное дело, - рассуждал он, - за этим кроется судьба государства.
 А власть, как он видел, начинали использовать на всю катушку так назы-ваемые "олигархи".
Как-то ему попался на глаза томик Бомарше, в котором он вычитал об олигархах примерно следующее: "Они честны ровно настолько, чтобы не быть повешенными..."
На неделе, выходя из кабинета Российского Посла, в приёмной столкнулся с начальником службы безопасности. И как он умел, без предварительной  подготовки, перешел в наступление, но вполголоса:
- Вы что же за мной по всему городу хвостов по навешали?
-Так вы же не на охоте в калужских лесах, дорогой Константин Иванович. Лавров с удивлением посмотрел на него:
-Вы и об этом осведомлены?
-Такая уж у нас работа,- продолжая улыбаться, заметил глава охранного ведомства.
- И в Ла Скала на «Тоске» тоже ?
- Естественно, Константин Иванович, позади сидели, на следующем ряду. А как же иначе? Вот только ребята жалуются – не успевают за вами, вы как метеор. И уже на полном серьёзе:
- Мне Посол строго настрого приказал, возить вас только в машине. Лавров развёл руками:
- Ну, если Посол приказал… 
Возвратившись в гостиницу, разговаривал с Москвой. Информировал, что скоро подпишет дополнительные контракты. Это  была его, как он считал, небольшая, но победа. Со своим товаром, с помощью иностранных фирм, выходит на мировой рынок.
Через час к нему должны заехать постпреды,  наши внешнеторговцы, курирующие развитие товаров народного потребления. Он с ними прорабатывал вопросы расширения ассортимента, выпуск новой номенклатуры с условием поставки на экспорт. Авторитет среди итальянских оптовиков у него надёжно укрепился. Партнёры довольны.
В технических помощниках не нуждался. Портативный компьютер всегда при нём,  интернетовская  связь под рукой, телефонная - в кармане. Всему этому он научился здесь у  западных  фирмачей.
Ещё когда существовали две Германии, однажды ему предстояло  быть на одном предприятии, расположенном в Западном Берлине. Ежедневно в сопровождении заместителя торгпреда и ещё некоторых  сотрудников, он на машине пересекал  контрольно-пропускной пункт, охраняемый  у берлинской стены  американскими и английскими солдатами. На многие годы  Лаврову запомнилась  интересная и поучительная встреча и знакомство с деловым человеком,  руководителем  крупной берлинской фирмы.
          Высокий, сухопарый, в великолепном костюме-тройке еврей, чешского происхождения,  встретил их на мраморной лестнице  своего офиса. Подавая Лаврову руку, он одновременно без всякого дипломатического этикета, на чистейшем русском  языке,  не по злу, по-дружески, обложил замторгпреда  лёгким матерком за то, что  всегда, когда бы ни договаривались, тот опаздывает. В данном случае, оказалось, опаздывали к обеду. Лаврову показалось, что с этим человеком он  знаком, просто давно не виделся. По внешности он очень напоминал Льва Кассиля. Так этот человек своей непосредственностью располагал к себе. Звали его господин Яничков. Приглашая гостей к столу, Лаврова усадил  рядом с собой. Между закусками  стояли  бутылки, ёмкостью 0,8 литра, нашей московской лимонной водки.
       – Изумительная вещь, - держа в руках бутылку, объяснил хозяин гостям. Мне она так понравилась в Москве, что я купил вагон этой водки. В процессе общения, Яничков  произнёс: - мне сегодня утром звонил мой друг, ваш торгпред, - и он повернулся в сторону Лаврова, - Борис Константинович Громов, слышал что он и ваш друг, и просил, чтобы я рассказал каким образом добился  своих рубежей. И рассмеялся, - эту сторону моей жизни хорошо знает ваш Министр внешней торговли, но вынужден повторить и вам: - всё, что было потом или вернее в настоящее время, - и он махнул ладонью - это детали, это будни жизни. Ещё молодым мне пришлось четыре года отсидеть в Освенциме. И как видите остаться, не знаю, каким чудом, в живых. И уж когда ваши советские ребята, нас полуживых, в сорок пятом году  освободили, у меня появилась мечта пожить по-человечески. Сегодня мой оборот составляет полтора миллиарда долларов. Жену научил вкалывать- у неё свой бизнес в двести пятьдесят миллионов. Он дотронулся своей рюмкой до рюмки Лаврова: - о деталях поговорим позже. Ну, а что мне помогло? И ответил:- свободно говорить на всех современных языках. Спросил у Лаврова  по-английски и, услышав ответ, улыбнулся. Повторил вопрос на немецком и, получив вразумительный ответ, развёл руками: - отлично мой друг. Тогда уж Лавров не выдержал и в игривой форме сказал ему пикантные вещи по-французски и услышал  остроумный ответ. После такой игривой языковой перепалки Яничков, обращаясь к заместителю торгпреда, сказал, дружески похлопывая по плечу Лаврова: - если в России есть такие руководители, то ваше дело правое, враг будет разбит, победа будет за вами, - и расхохотался. И оглядев всех, заявил: - А если серьёзно, летать мне приходится по земному шарику - вот сколько, - и, он ладонью прошелся по горлу. Разговоры, беседы, диалоги без переводчиков приносят мне прибылей в два раза больше… Сплю в основном у себя в офисе не более пяти часов. Если больше, - и снова рассмеялся, - могу проспать все свои капиталы. Поднял увесистый портфель и ноутбук, стоящие рядом с креслом. Вот здесь все мои советчики. И никого мне за собой таскать не надо. На Лаврова  встреча с немецким  миллионером произвела в те годы большое впечатление. Всю деловую атрибутику Лавров перенял у того, бывшего узника фашизма.
Видимо предстоит ужин с нашими ребятами, -подумал. А он соскучился по ужину у себя на кухне, когда его готовит Оля. На ней передничек с рюшами, под которым скрывается не зашторенное красивое тело - это  означало, что она  горела желанием доставить ему море удовольствия...  Но вечер  был  еще впереди. А пока, как часто это бывало, она устраивалась  рядом и подолгу могла его  слушать. То смотрела на него  распахнутыми большими  глазами, то, прищуриваясь, заливалась  смехом.
- Ты мой  ребенок, - поглаживая её по голове, - говорил  Лавров.
На память приходили  слова  Хемингуэя: «На свете  много  женщин, с которыми  можно спать, и так  мало женщин, с которыми можно разговаривать, - а они самые  притягательные».               
                1994 год
 Оля сопровождала туристическую группу в Польшу. В Варшаве, совершив экскурсию по городу, присутствовали на литературно-музыкальном вечере, где исполнялись произведения Шопена, читались стихи Адама Мицкевича и Юлиана Тувима. Побывали в разных городах и воеводствах, в том числе, посетили старинный. Краков.
Дружелюбием к России поляки никогда не отличались, но простые люди, далёкие от политики, рассказывали, как советские разведчики, рискуя собственной жизнью, спасли этот красивый город от разрушения. Немцы готовились при отступлении взорвать Краков. Оля внимательно слушала рассказ  пожилой дамы, которая  участвовала  в предотвращении акции превратить город в пепел.
Завершив программу, участникам  экскурсии, предстояло  возвращение  в Москву, через Калининград, а дальше домой, в Саратов. Оля уточнила, где экскурсанты должны пройти таможенный и пограничный контроль. Таким пунктом оказался Багратионовск - маленький приграничный городок.
Пока группа готовила документы и вещи для досмотра, одной девушке, как позже  выяснилось беременной, стало плохо. Оля вышла с тротуара и, подняв руку, пыталась остановить машину, чтобы доставить девушку до ближайшего медпункта. По трассе мчалась легковая  машина марки "Полонез". Водитель видел, как Оля, размахивая рукой, настойчиво просила остановиться. Но случилась непредвиденное.  Он не справился с управлением. Автомашина  подбросила Олю на капот, и она  головой  пробила лобовое стекло и, окровавленная, рухнула в салон  машины.               
Она лежала с черепно-мозговой травмой в местной больнице. Состояние её было тяжелым. К тому же в больнице не оказалось нужных препаратов, способных  оказать ей срочную, необходимую  медицинскую помощь. Кто-то из участников группы нашел  в её записной книжке  телефон Лаврова.
Надежда подняла трубку  и услышала о трагедии. Она немедленно сообщила Зарецкому  о случившимся. Тот уже  через несколько минут  говорил с врачом больницы, в которой находилась Оля. Пока шел разговор, в приёмной появился Лавров. Он из аэропорта решил заехать в ОКБ.
Его появление было похоже  на вихрь, на смерч. Словно чувствуя беду, он посмотрел на Надю  и почти  прокричал:
-Что случилось? Надя, сдерживая слезы и волнение, доложила Лаврову обо всём..
Он  уже сидел в кресле:
-Закажи срочно билет на самолёт. Уточни, когда вылет. Позови Зарецкого, - командовал он. Наконец, придя в себя, сам связался с областью. Просил оказать немедленную помощь. Там поняли.
Пока шла посадка в самолёт, вылетающий рейсом Москва - Калининград, Лавров по мобильному телефону отдавал необходимые распоряжения в ОКБ.
А Олю в тот момент погрузили в  реанимационную машину и на предельной скорости везли в областной медицинский центр. Она была  без сознания. Кровь слиплась в  пышных волосах, вся голова  в окровавленных бинтах.

Когда Лавров вошел в кабинет главного врача и задал ему сразу несколько вопросов, тот  решил - это или предводитель крупной мафиозной группировки, или  большая фигура из Центра. Чтобы развеять  сомнения главного врача, Лавров представился. Хозяин кабинета, предложив Лаврову присесть,  оценив, кто перед ним, быстро  направился по коридору, давая на ходу какие-то ука-зания.
Олю перевели в  нейрохирургическое отделение. Лавров попросил халат и получил разрешение побыть возле неё. Вместо лица он увидел одни марлевые повязки, через которые проступала кровь. Разные датчики фиксировали на приборах её состояние. В палате находились несколько врачей. Главный врач, поддерживая Лаврова под руку, отвёл в сторону:
      -Состояние тяжелое, но стабильное, - объяснил он. Всё остальное -дело времени. Организм молодой, здоровый. Мы сделаем всё возможное, чтобы ваша жена была в полном порядке. Лавров посмотрел  на Главного и с грустной улыб-кой произнёс:               
-Ловлю вас на слове, профессор...               
Он решил несколько дней побыть в городе. Вечером  позвонил Зарецкому и продиктовал, какие препараты необходимо доставить самолётом завтра.
-У тебя в запасе полдня. Самолёт  вылетает из Москвы в районе пятнадцати часов.
-Бог ты мой, неужели ты мне не поможешь, - подняв лицо к небу, проговорил Лавров.  – Я  виноват,  почему  раньше не забрал её в Москву...
Подумал: - нужно позвонить Олиной маме. Заказал саратовский телефон. Ему хотелось успокоить мать. Сказать, что видел Олю. И что её лечат опытные врачи. Мать плакала, он её успокаивал. И тут Лаврову пришла мысль: - а почему бы ей ни прилететь и не поухаживать за дочкой:
-Ирина Андреевна, займите деньги на самолет. Я вам всё компенсирую. Прилетайте сюда,  пока я здесь. Мать тотчас же приняла предложение.               
К концу следующего дня он высматривал её в толпе, выходящей из самолёта. Оля давно обрисовала мамину внешность. Да и по фотографии её запомнил. Подошел к ней, она кинулась к нему, как самому дорогому человеку, и всплакнула. Сели в такси. Он открыл её номер, - обживайтесь, завтра едем к Оле. Но прежде чем уйти, пригласил  к  себе на ужин. Лавров уже знал, что жена его бывшего студента, - опыт-               
ный нейрохирург, ее зовут Светланой Михайловной. Она пристально следит за Олиным состоянием. Со слов мужа знала о Лаврове  всё. Пока он приготавливал стол, в дверь постучали. На пороге стояла  Ирина Андреевна. Она  подошла к
-Это с нашего участка.
-Ну что ж, с удовольствием отведаю. В этой  незапрограммированной обстановке,
Лавров знакомился со своей тёщей. Он достал из серванта рюмки, из холодильника  Смирновскую  водку,  нарезал хлеб, колбасу, открыл баночку икры. Всей душой он хотел, чтобы случившееся  с Олей несчастье прошло без последствий, чтоб она была такой же, как прежде. Наполнив рюмки, сказал:
-Судьба нас с вами свела в чужом городе. Не так и не при таких обстоятельствах планировал с вами встретиться.  Она видела, Лавров не мог скрыть своего  волнения. 
 Жизненный опыт научил её разбираться в людях. Она видела умного зрелого человека, привыкшего руководить и подчинять себе людей. Он не скрывал  своего переживания, и она, глядя на него, понимала, что значит для этого большого и сильного человека её дочь.
-Давайте выпьем за то, чтобы Оля по - быстрей  выздоровела.
-А вы попробуйте моих огурчиков и помидорчиков. Глядя на него, подумала: Оля так расписывала его, так идеализировала, что можно было представить Лаврова богочеловеком. А он нормальный, земной, сидел рядом с ней, хвалил её соления, что-то рассказывал, был доступным и, как показалось Ирине Андреевне, - очень притягательным мужчиной.
-Константин Иванович, у меня в голове всё перемешалось... С одной стороны, эта авария с Оленькой, с другой стороны, - и она поглядела на него: - вы маг - волшебник?
-Ни то, ни другое, - наливая себе водку, - ответил он. - О чём вы ?
-Да знаете, что у нас теперь на садовом участке такой хорошенький домик с верандой. И нам со Светкой ничего не пришлось делать. Приехали очень  вежливые  люди, в красивых спецовках, и всё сделали сами. А какая, я вам скажу, у них техника. Дом собрали, как игрушку. Какая – то  фантастика. Я уж  не знаю, как вас благодарить. Лавров смотрел на неё, улыбался и добрыми словами вспоминал Зарецкого. Такое так  мог организовать только  он. Какой же он обязательный человек. Редкими к сожалению эти качества стали среди людей, - размышлял он. Наобещают «три короба», а там хоть не расцветай. Не любил подобных людей Лавров.   
Утром  Лавров  с Ириной Андреевной  приехали  в клинику. Их встретила Светлана Михайловна  и успокаивающе сказала:
-С Олей будет всё в порядке. Нужен строгий  режим  под  присмотром врачей.  И, конечно, интенсивная терапия. Думаю, мы здесь это всё сможем на-ладить.
                * * *         
Владимир Емельянович Суховерхов  был тем самым  кандидатом в депутаты Государственной Думы, доверенным лицом которого в Министерстве прочили Лаврова. С его авторитетом - любой  проскочит в Думу, - поговаривали в кулуарах. А Лавров, узнав, какую ему готовятся подложить «свинью», улетел в загранкомандировку.  Он знал Суховерхова по советским временам, когда тот работал в аппарате ЦК KПCC.  Этот человек не вызывал  симпатий, а Лаврову он был просто неприятен. Среди  сотрудников славился  наглыми  манерами  и безапелляционными грубыми указаниями. Он знал всё про всех, вынюхивал, его  обходили стороной, считали  мерзким типом, но боялись. На  холёном,  лоснящемся лице,  посреди  широкого носа,  сидели модные узкие позолоченные очки. За стёклами или поверх  виднелись бегающие глазки, которые при необходимости превращались в холодные, даже угрожающие  буравчики.
Иногда он мелькал на телеканалах во время встреч в аэропорту официальных делегаций. Часто подменял мидовских протокольщиков. Вёл себя довольно беспардонно, но по протоколу. Наделён был  не столько властью партии, сколько органов госбезопасности... Указывал главам делегаций, куда идти, где остановиться,  иногда хватая их за рукав. Представлял гостю высших советских чиновников, выстроившихся при встрече на лётном поле или на вокзальном перроне. Это были золотые денёчки в жизни Владимира Емельяновича Суховерхова. Он был крепко повязан с некоторыми кабинетами на Лубянской площади. Ему доверялось проворачивать за рубежом серьёзные акции. Великолепно владея английским языком,  прошел жесточайшую школу придворного пса.
А тут, в перестроечное время,  Суховерхов получил настоящую оплеуху от Лаврова. Тот отказался проталкивать его в Государственную Думу. Теперь бывший денщик по особым поручениям со Старой площади пристроился в аппарат Белого дома, с видом на Краснопресненскую набережную, имел свои апартаменты. Ему поручили кураторскую работу по проблемам развития  малого бизнеса. Он расхаживал по кабинету, потирал потные ладони и приговаривал:
-Вот так тебе, сучёнок,  и надо.
-Это про кого ты, Емельяныч?
Суховерхов подошел к окну. За журнальным  столиком  сидели два  молодцевато  выглядевших блондина  и глядели на матовую  бутылку "Наполео-на".
-Про кого? Про Костю Лаврова - этого знаменитого из всех знаменитых. Он отпил из рюмки  и, не выпуская  из рук, произнёс:
-Привёз девку из провинции, себе якобы в жены. Покувыркался с ней, пока на польской границе её чуть не угробили. Он опрокинул в себя остатки коньяка. 
-Так это он, Емельяныч? За такие дела грохнуть, и делу конец. Суховерхов прижал указательный  палец  к губам и задрал глаза к потолку: - т-с-с-с...
-Думаешь, стоит прослушка? Так мы её счас... Эти двое были давнишними прислужниками Суховерхова. Ещё с Лубянки, откуда их уволили, когда началась чистка аппарата. Но, учитывая их заслуги по переброске за рубеж материальной помощи, как тогда говорили братским партиям,  проверив их в "практических" делах, расставаться с ними он не спешил... А они рассуждали однозначно:
-Раз Емельяныч угощает их таким  пойлом, значит ещё чего-то стоит...               
                *   *   *
Лавров перевёз Олю в Москву. Положил в одну из лучших частных клиник. Там  было всё -  медицинское обслуживание на  высоком уровне, современная диагностика  и сервис, достойный человека. Он ежедневно звонил и не реже двух раз в неделю посещал  клинику. Оля ему рассказывала, как её исследуют и лечат.
-Я  такую аппаратуру  даже представить не могла.  Кругом одни компьютеры - так интересно. Он обратил внимание на её причёску.
-Да - а - а, нравится? Мне предложили сами врачи. Сказали, что я уже могу привести себя в надлежащий вид. И вот явился дамский мастер  и, как видишь. Она повернула голову, показывая модную стрижку. Радости Лаврова не было конца. Он весь светился. Она ласково обняла его за шею и прошептала:
-Ты мой спаситель. Мой муж. Я так горда, что становлюсь твоей женой. После такой встряски, - тебе нужен хотя бы краткосрочный отдых. Поезжай куда-нибудь, отдохни. Видишь, я уже здорова.
В другой раз она ему сообщила, что с ней занимаются  инструкторы в трена-жерном зале. И что была в стоматологическом отделении.
-Представляешь, здесь и это есть. Оказывается, во рту не всё в порядке - нашли  зуб, с которым, как сказали они,  надо поработать. Не сижу, как в нашей районной поликлинике, сгорбившись в три погибели, а лежу, как королева, а надо мной колдуют два специалиста и говорят то по-русски, то по-английски. Чтобы не поставить их в неудобное положение, я дала понять, что знаю язык. Они мило улыбнулись, и на английском языке сказали, что зубки мои теперь в полном порядке. Такие симпатичные ребята. Поболтала с ними… 
Наконец, Лавров приехал забирать Олю. Заведующий отделением, вручая  эпикриз,     сказал:
-Жена ваша в полном здравии. Желательно свежий воздух и покой, на некоторое время. Когда они уже были дома,  он потянулся к телефонной трубке:
-Попрошу Ирину Андреевну приехать к нам, хотя бы недели на две, и увезу вас на дачу, - лучшего отдыха, чем в сосновом бору, не найти. Слава богу, всё позади…
Близилось начало осени. Сосны не теряли своего великолепия, гордо возвышались над землей  и шумели, покачивая мохнатыми шапками. А смешанные леса переливались всеми красками акварели.
Лавров приоткрыл ветровое стекло, в салон ворвался необыкновенный воз-дух. От хвойного леса тянуло  ароматом  и свежестью.  Проехали  дачные  участки, пока, наконец, он не остановил машину, сообщив:
-Ну вот, мы приехали.
В глубине, среди сосен, Ирина Андреевна увидела большой  дом  и  поду-мала:
-Это же не дача, это дворец.
Лавров выгружал из машины сумки с продуктами. А Оля знакомила маму с апартаментами. Ирина Андреевна рассматривала обстановку и покачивала головой.
-Вот, мамочка, - говорила она, - здесь мы будем с тобой жить и отдыхать. Если соскучимся, позвоним Косте, телефон под рукой, - и  положила ладонь на городской аппарат.
Лавров объяснил Ирине Андреевне: - Оля знает в доме всё, что должна знать хозяйка. Захотите прогуляться в местный магазин, он неподалеку. Оля наскоро соорудила обед, и пока она готовила, Лавров провёл Ирину Андреевну по участ-ку.
-Какая огромная территория, и пустая, ничего не сажаете. Лавров понимал отношение этой женщины к земле. Если она есть, её всю до последнего клочка надо засадить. Так было всегда. Не верил народ государству. Но, другое дело, крестьянский надел. А тут ведь теперь всё городское население с апреля по сентябрь, на своих участках,  стоит попами кверху, головой вниз.
-А что поделать, - как бы подхватывая  мысль Лаврова, говорила она, -девчонкам надо помогать, на пенсию не проживешь. Вот и закручиваю на всю зиму всякой всячины, чтобы до весны хватило. Лавров посмотрел на часы.
- Мне пора ехать. Дела не ждут. Знакомясь с дачей, Ирина  Андреевна  не переставала удивляться:
-Какая роскошь, мне и во сне,  доченька, такое не снилось. А тут на тебе, - как манна небесная, и  всё к твоим ногам. Храни вас Господь.
-Мамочка, я только недавно стала понимать, что всё это  наяву, материализовано, а то ведь тоже жила, как во сне.
Прошли по саду - было ещё много цветов, пышно доцветали розы.
-Жена Кости, Наталия Сергеевна, их любила.  Черенки этих роз ей  дали ко-гда-то в Главном ботаническом саду. Оля знала историю почти каждой вещи, картин и с удовольствием об этом рассказывала. В одной из комнат лежали альбомы с фотографиями. Рассматривая их, Ирина Андреевна спросила:
-А это дочка Константина Ивановича?
-Да, это Маша.
-Как жизнь ломает судьбы людей. Ведь где теперь она живёт, - за тридевять земель...
Пока Оля убиралась на кухне, мать, сидя в большой комнате, оставалась со своими мыслями. Что она видела в жизни, кроме беспробудной нужды? Окончила институт. Да поработать по специальности почти не пришлось: двое детишек и муж забулдыга. Пришлось приспосабливаться к жизни. А ведь она в молодости симпатичной  была. И мужчины заглядывались. Только потеряна в них вера.  Всю свою женскую любовь переключила на своих девчонок.  Что такое женское счастье, - так и не узнала. Сколько таких нас в России – не счесть, -  размышляла она.
Отвлёкшись от своих мыслей, увидела на тумбочке учебник английского языка. В книге много закладок: - учит доченька язык. Всё это заслуга Лаврова, не иначе. Подошла к открытой кухне, стала  наблюдать,  как Оля хозяйничает.
-Мамочка, посмотри, кругом красота, всё так удобно. Костя старается, чтобы я ни в чём не нуждалась.
-Да уж, я вижу, как он с тебя пылинки сдувает. Дай Бог ему  здоровья.
Постепенно Ирина Андреевна освоилась. Прохаживаясь по территории, не переставала удивляться:
- Сколько земли пропадает.   Оля  обнимала мать:
-Мамочка, я тебя прошу, не надрывайся на нашем участке.
-Дочка, теперь на участке я как барыня. Светка старается навести уют, ей  те-перь у нас нравится, и она горда, что у нас теперь, не хуже, чем у многих. Дорогу до станции асфальтом покрыли. Мне с тележкой одно удовольствие пройтись не спеша.
Вдвоём они наготовили еды на целую неделю. Подолгу гуляли по окрестно-стям, а после обеда отдыхали. Оля штудировала английский язык и, надышавшись сосновым озоном, засыпала, не выпуская из рук учебника...
По вечерам разговаривала с Лавровым, смотрели телевизор, перед сном снова совершали  прогулки по сосновому бору... 
–Какая тишина здесь, - говорила мать. 
–И кругом охрана, - объясняла Оля.
Ирина Андреевна выбрала себе комнату наверху, которая когда-то принадлежала Маше. До сих пор на полках куклы и  всякие девичьи безделушки. Оля ничего в Машиной комнате не переставляла. Ей  даже в голову не приходило менять  что – то  в ней. Это же дочка её мужа, - рассуждала она, - значит Маша теперь ей близкий и родной человек. А комната остаётся такой же, как память детства и юности. Замечая это, Лавров размышлял: - откуда у неё столько такта  и  предупредительности. Хоть бы раз услышал, когда что-нибудь ей дарил: -«Вот опять совсем не то, что я хотела…». А ведь слышал, примерно так ведут себя  многие современные  представительницы слабого пола. У неё каждый раз глаза искрились благодарностью.
Накануне выходных дней, когда солнце уже скрылось за дальним лесом, у калитки раздался автомобильный гудок. Оля с мамой хлопотали на кухне, готовясь к встрече Лаврова. Услышав шум  машины, Оля побежала встречать и увидела возле калитки  не только мужа, но  и  Ксению Павловну.
-Как хорошо, что Костя привёз вас.
А Лавров уже командовал: - накрывайте стол не менее чем на шесть человек. Скоро подъедут Лёва с Любой. Оля принялась накрывать стол и видела как Лавров, облачившийся в спортивный костюм, уже нёс из глубины участка, где виднелась рубленая баня, мешок древесного угля.
Под соснами, на постоянном месте, начиналось священнодействие, - когда над раскалёнными углями раскладывались нанизанные мясом шампуры. Ксения Павловна с Ириной Андреевной наблюдали за действиями Лаврова:
-Как слаженно отработаны у тебя все движения, - заметила Ксения.
Оля установила на табурет блюдо для шашлыка, помогала нанизывать баранину.
-Видишь, у нас бригадный подряд,- смеялся Лавров, - а вот и гости. Зарецкие  припарковали  машину и, взяв поклажу, шли по главной аллее к дому.
-Переодевайтесь, - крикнул им Лавров, - прибыли в самый раз.
Люба, подойдя к мангалу,  замерла, вдыхая аппетитный аромат жареной барани-ны.
         На ступеньках веранды появилась Оля:
-Господа, у меня всё готово, прошу к столу. Она подошла к мангалу и приняла  у Лаврова целую охапку шампуров.
-Друзья мои, - держа рюмку, сказал Лавров, - я хочу, чтобы мы выпили за выздоровление  Оленьки. Оля оглядела всех:
-Спасибо, мои дорогие. Я больше так делать не буду.
-Да  уж, пожалуйста, постарайся, - любовно поглядел на нее Зарецкий.
-Ну, как шашлык? – поинтересовался Лавров.
-Как всегда, замечательный, - оценил Зарецкий и предложил выпить за Олину маму. Ирина Андреевна восхищалась дачей, ее хозяином, красотой окрестностей. Это необыкновенно красивое место, - говорила она, на что Зарецкий ответил:
-Самое прекрасное в природе - отсутствие человека. Вот, например, наш горячо любимый Константин Иванович - заслуженный охотник, отстаивающий свою любовь к природе с оружием в руках.
-Вашему юмору нет конца, - улыбалась Ксения Павловна. Лавров подхватил реплику Ксении и поглядел на Зарецкого:
-Он и на работе такой же. Правда, когда в своём рабочем кабинете ему приходится среди мужчин решать непростые производственные вопросы, в  его речи иногда отражаются обнажённые детородные органы, - сказал он так, что Оля со смеху  чуть не свалилась со стула. Потом она поглядела на Льва Ароновича  и вновь  раскатисто рассмеялась.
-Оленька, не верь ему, это всё наговоры...
-Да уж, с вами всё ясно, - хихикнула Оля. Лавров раскрыл окно и закурил. Застолье продолжалось.
-Куда нам спешить - завтра суббота, - заметил Зарецкий. Он обхватил голову руками и стоял перед Олей: - какое блаженство - завтра выходной. Глядя на него, Лавров понимал, как он выматывается, на нём висит куча дел. Кто-то включил телевизор. Шла ночная эротическая  программа. Ксения Павловна произнесла:
-Свою нравственность стараемся подстроить под современные понятия. Зарецкий  налил себе рюмку и спросил:
-Никто со мной не желает выпить? На что откликнулась Ксения Павловна. –Так вот, - наливая ей коньяк,  сказал он, - почему мы нравственную позицию всегда представляем вертикальной, а безнравственную горизонтальной? Его вывод встретил оживление. Лавров сказал:
-Эту тему мы сегодня не способны обсуждать, - и выключил телевизор. На что Лев Аронович, под общий смех, заметил: - не способный ни на что, - способен на всё...
-Давайте пить чай, - предложила Оля. Из холодильника вытащили торты. Зарецкий налил себе стопку и продолжал разговор с Ксенией Павловной.
 - Сейчас многие ушли в психоанализ, - говорила  она, - это стало модным течением. Копаются в своих душах, пытаются там что-то найти. Её слушали все гости. Зарецкий, приняв ещё порцию водки, ответил:
-Я думаю, что психоанализ - это болезнь эмансипированных евреев, религиозные евреи довольствуются сахарным диабетом. Он потешал компанию своими побасёнками.
-Лев меня укатал, - смеясь, говорила Лаврову Оля.
-Так давай выпьем за Лёву-хохмача. У тебя сухое грузинское вино,  оно и бодрит и лечит. Оля подошла к столу:
-Предлагаю  тост  за нашего дорогого  Льва Ароновича.
-Оленька, ты меня ставишь в неловкое положение, - отшучивался тот. Он подошел к ней и нежно  поцеловал:
-Тебе желаю стать хорошим  журналистом.
-Н - о- о -о-о мне ещё до этого далеко.
-Это как постараться. Знаешь, в чём талант журналиста? Не иметь подчас ни единой мысли и суметь её ярко выразить...
-Я уже больше не могу, Лев Аронович. У меня от вас все внутри поджилки трясутся...
Солнечным утром Ксения Павловна с Любой возвращались с прогулки. Оля с Лавровым ещё не выходили из спальни. За стенкой тихонько похрапывал Зарецкий. Ирина Андреевна готовила завтрак. 
-Ты слышишь голосок Лёвы?
-Пусть отдыхает. Ему за неделю так достаётся, - и Лавров приставил ладонь к  горлу...
В конце дня снова жарили шашлыки. Долго сидели за столом, смакуя молодую баранину. Мужчинам разрешалось еще выпить. Зарецкий потянулся за бутылкой коньяка  и,  глядя на Ксению, заявил:
- Каждый должен иметь какие-то дурные привычки, чтобы было от чего отка-заться, когда ухудшится здоровье. От его шуток всем было весело.
Оля  подвинула ему поднос с пирожками. Он  посмотрел на нее:
-Любимая моя девочка,  не хлебом единым жив человек. Нужно что-то и вы-пить.  Он  со смаком опрокинул в себя рюмку  и, оживившись, сказал:
-Один мой знакомый поляк, выходя из ресторана,  произнёс:
- Шутки кончились, – начинается лестница… Олин смех раскатывался по всей даче.
- Представляю, в каком состоянии был этот ваш поляк, - смеясь, заметила Ксения Павловна. Лавров хотел подлить в рюмку Ирины Андреевны грузинское вино, но она сказала: - уже по чуть - чуть выпила, достаточно. Зарецкий  тут же ей объяснил:
- Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве.
Оля стонала:
- Я  умираю, - и, поглядев на него, сказала: - С вами, Лев Аронович, отдыхать бы ни за что не поехала.
-А кто тебя с ним отпустил бы, - вмешался Лавров. Он посмотрел на своего давнего друга и с долей сарказма добавил:
-Он, как молодой козлик. Всё ещё по скалам прыгает.
-Ну, если точнее, уже не козлик, а старый козёл, - под общий смех, отшучивался тот. А во - вторых, ты, Костя, знаешь - альпинизм для меня - это адреналин на весь год…
-Кончал бы ты со своим адреналином.
-Правильно, Костя, - вмешалась Люба.   За  это  я  Кавказ  возненавидела, с тех пор, как он там, на горах, проводит  своё свободное время. И в сердцах добавила: - люди, как люди, но туда приедут - и становятся ненормальными, теряют чувство страха и ответственности.
–Слышал, что Люба говорит?
А Зарецкого как прорвало. Он налил себе еще рюмку  и, глядя на Любу и Лаврова, сказал:
- Правильно, я пью не за нее, а из-за  нее.
Вот так всю жизнь хохмами отделываешься, - заметила Люба…
               
Как-то,  разговаривая с Лавровым по телефону, Оля сказала:
-Костя, нам пора съезжать. Мама за Светку беспокоится. Она хоть и большая, но наивная дурочка, обмануть ее кому-нибудь ничего не стоит. Доверчивая до ужаса.
-Ну, в таком случае, - сказал Лавров, - я за вами приеду в пятницу, Идет?
- Конечно, осталось два дня...
Оля настригла роз, завернула их в мокрую тряпочку и положила в полиэтиленовый пакет. Глядя на дочь, Ирина Андреевна  сказала:
-Ты изменилась с тех пор, как живёшь в Москве. Мне кажется, даже ещё помолодела. Стала интересной современной женщиной. И речь твоя становится иной, научилась образно выражать мысли. Она поцеловала Олю:
-Доченька, это всё из арсенала  настоящей интеллигенции, учись этому. Какое счастье находиться среди образованных и порядочных людей.
-Мамочка, я Косте сказала, что на следующий год заведём ребёночка.
-А он как отнёсся к твоему желанию?
  -Он тоже хочет. Обрадовался. Я тебе передать не могу как...
В Москве, за столом, Ирина Андреевна сказала Лаврову:
-У меня впечатление, что я побыла в санатории повышенной комфортности.
-Очень рад, - отозвался Лавров, - надеюсь, ваши поездки в Москву станут регулярными.
-Как позовёте, - откликнусь,   мне с вами хорошо и приятно…               
Они подошли к вагону. Ирина Андреевна заметила, что вагон мягкий. -Константин Иванович, зачем же так баловать, - на что Лавров только улыбнулся. До отхода поезда оставались минуты. Она обняла Лаврова, - спасибо за всё и за Оленьку,  берегите себя. Они  стояли на перроне, провожая движущийся состав.
               
Вечером посмотрели "последние известия", когда уже были в постели, Оля  сказала:
-Я нашла на полках роман "Эммануэль" и весь прочла. Она повернулась на бок и смотрела на него:
- Впервые в жизни узнала, как супруги наслаждаются  сексом с другими партнёрами, -  это не сказка? И облокотилась ему на грудь:
-В этой книге и правда, и вымысел. Героиня нашумевшего бестселлера - молодая, неглупая особа - синтезировала в себе детскую наивность и распутство, невинность и  жизнь без комплексов.  Но мир эту книгу принял с восторгом. А её автора Эммануэль Арсан, смелую, надо прямо сказать, женщину, превратил в культовую фигуру по обе стороны Атлантики.
-У нас в городе кого-то за этот видеофильм посадили.
- Было время, когда обществом верховодили ханжи и лицемеры, - в общем, это одно и то же. Власть больше устраивало, чтобы девушки ходили в косынках, повязанных до бровей, как на уборке урожая. Артисты, выступая на сцене, стояли, по стойке «смирно». Особо двигаться на глазах народа не приветствовалось. Исполнила, например, солистка филармонии  популярную весёлую песенку, поклонилась и ушла. Никаких пританцовываний, как теперь принято.  А одна мадам  по телемосту  в  программе  Владимира Познера  однажды заявила:
-У нас в стране секса нет. Так, ненормальная, на весь мир и ляпнула – нет, и всё тут...
-А здесь  на тебе - обнажённые красивые тела, любовь с первого взгляда. Такое нашим идейным вождям было не по нутру, встречалось в штыки.
  -У нас с тобой любовь тоже была с первого взгляда?
-А как ты думаешь?
-У меня точно была с первого взгляда. Только я очень волновалась. Ты такой солидный, сразу поняла - большой начальник, а я пигалица, поэтому волнова-лась.
-А теперь?
-А теперь ты мой и больше ничей.
-Сейчас, - говорил он, - на фоне откровенной порнографии, интимные сцены  романа  кажутся  наивными. Когда-то ведь и романы Мопассана, да и Доде и Золя, подвергались определённой критике, являлись своего рода вызовом ханжеской, пуританской морали.  Он подложил руку ей под голову. Она слушала и тихонечко сопела. Ладошка гладила его грудь. А Лавров расходился  на эту тему: - литература, подобная «Эммануэль», - продолжал он,- попадала под запрет, как якобы  «наносящая урон общественной нравственности.» Хотя во времена античности, как теперь стало известно, в эпоху Возрождения, эротические сочинения имели свободное хождение, при этом не наносили  ощутимого вреда общественной морали…
- Сколько ты знаешь, - задумчиво произнесла Оля. Чтобы не дымить в спальне, он встал и вышел в кабинет.
-А тебе хотелось бы побывать в Таиланде? Оля хорошо слышала его. Она тоже поднялась и вышла к нему. Коротенький пеньюар  еле прикрывал  аппе-титные бёдра.
- В Таиланде? Это же фантастика!
А у него возникла мысль - не увезти ли её туда дней на десять. Он и сам там не был, не считая перелёты из Москвы в Австралию. Сон прошел. Лавров радовался, Олька рядом  с ним,  живая  и здоровая.
-А ты плавать умеешь? 
Она посмотрела на него с обиженным видом. Её широко раскрытые глаза говорили: - о чём ты спрашиваешь?
-Кисонька, у меня  есть разряд по плаванию. Ты забыл, что я живу на Волге.
-Жила, - поправил Лавров.
А Оля обняла его со спины и вспоминала  о юности...
-Я  далеко заплывала с мальчишками. И за это здорово ругали...
-А тебе хочется в Таиланд? – повторил он.
-Зачем ты спрашиваешь, куда мне хочется? Мне хочется быть с тобой.
                *  *  *
Для осуществления мечты, - подумал Лавров,- нужны деньги, время и соответствующее настроение. При наличии этих факторов авиалайнер за несколько часов перенесёт нас из слякотной Москвы в вечнозелёное лето...               
...Первые впечатления отрывочны и, казалось, нереальны. Роскошные апартаменты. Оля взяла ключ с карточкой и вставила в какую-то прорезь, служившую местом выключателя, свет мгновенно везде погас. Лавров объяснил, как пользоваться карточкой. Она расплылась в улыбке. Обыденная мелочь показалась забавной.
 После завтрака обследовали окрестности Бангкока. И Оля поняла, их ждал обласканный солнцем вечнозеленый тропический рай. Сняв с себя все стрессы и комплексы, они прогуливались по 11-ти миллионной столице Таиланда. Они шли по этому огромному городу-рынку. То в тесных проулочках Чайна Таун, то на Нью Роуд или Силом Роуд, везде тротуары сплошь уставлены складными столиками торговцев. Везде зазывают, предлагают, ото всего этого пестрит в глазах. Маленькие хижины соседствуют с роскошными особняками. Много гостиниц, но легендарный отель «Ориенталь», в котором они поселились, перекрывал все воображения о сервисе. Через два-три дня их потрясла красота природного национального парка Вонг с искристыми водопадами в вечнозелёных тропических лесах. Для Оли стало неизгладимым впечатлением  изобилие знаменитых тайских шелков и неслыханное количество ремесленных работ из полудрагоценных камней, фарфора.  Сразу же за городом Чантабури, утопающем в зелени плантаций орхидей и каучуковых деревьев, начинались шахты, где  добываются  сапфиры. Создавалось такое впечатление, что сам го-родок превращался в огромную ювелирную мастерскую.
Лаврову было известно со слов знакомых, что вдоль морского побережья растянулся  городок, южная часть которого с наступлением сумерек превращается в огромный публичный дом. Имя этому курортному месту Паттайя.
  Однажды,  прохаживаясь по залитым  розовым светом улицам, где расположились  рестораны,  бары, и  секс – шоу, Оля увидела весь необычный спектр услуг и развлечений и потеряла дар  речи. Она себе представить не могла, как совершенно обнаженные девушки обносили любителей  посмотреть «горяченькое» подносами с пивом. Судя по речи, здесь отдыхали и веселились много людей из Великобритании. Главная цель путешествия – получить то, чего им не достаёт у себя дома. Лавров произнёс вслух:
-Речь, разумеется, идёт о бесконечном сексе с множеством прекрасных жен-щин, количество которых ограничивается лишь выносливостью и финансовыми возможностями туриста. Лавров с Олей  знакомились с ночной жизнью этого всемирно известного курорта. Шел третий час ночи. Они уже устали и были сыты этим «Морским клубом». Заметили, как несколько красавиц, покинувших помещение ранее, возвращались по одиночке и снова вели охоту за очередными клиентами.
Оля с Лавровым плюхнулись на бархатную кушетку рядом со стройным парнем из Лондона. Он рассказал, как принял в начале вечера 50 мг. виагры и теперь присматривает себе четвёртую по счёту подругу.
  –А как же любовь? –спрашивала его Оля.
–Любовь? Нет, сегодня я их использую  так, как обычно пью пиво. Он посмотрел ей в лицо:
- Когда приезжаешь в Паттайю, с любовью всё покончено. Повсюду одно и то же. Здесь хотя бы не притворяются. Лавров обнял Олю и произнёс:
- Наверно мы побывали в будущем, где действуют некие новые формы сексу-альной демократии…
 На следующий день, выбрав у морского залива место на пляже, Оля  смотрела на море. Скинув с себя платьице, она осталась в невесомых трусиках. Ягодицы разделяла еле уловимая ленточка. Из узенького  бюстгальтера вырывалась наружу грудь. Она расставила стройные ноги и потянулась в нахлынувшей  лени.
По кромке берега, в таких же символических купальниках, прохаживались красивые незнакомки. На великолепном пляже, над которым нависали пальмовые зонтики, эти отлакированные загаром, отвязные красотки обжигали отдыхающих знойными взглядами, обещая райское наслаждение...
–Какая женщина  тебе больше нравится, - та, что демонстрирует свои ноги, или та, которая обнажает свою грудь?  - И та, и другая, - надевая широкополую шляпу, ответил Лавров и прилёг на лежак.
– Значит это я. Через солнцезащитные очки она рассматривала публику.  Доносилась английская и немецкая речь.
-Ты чувствуешь, сколько здесь народа со всего света, - заметил Лавров. Таиланд сегодня завоевал себе громкую славу  развлечений. Другие страны Востока выскочили из этой обоймы.  Зато здесь полный кайф.
                - Теперь я понимаю, за счёт чего существует население, – произнесла она.
       - Естественно, за счёт сексуального обслуживания, в первую очередь. Прошлой ночью мы с тобой в этом убедились. Лавров подложил руки под голову и глядел в прозрачное небо: -сложилась целая прослойка тружениц в этой отрасли. Он саркастически улыбнулся, - например, тайский массаж.
 -Это же скрытая форма проституции? – кстати,  московские газеты пестрят объявлениями о таком массаже.
      - В часы пик у девчонок наверно неплохой заработок. Помогают родителям воспитывать младших сестрёнок и братишек. Лавров присел, поглядев в морскую даль:
    -В общем, жизнь течёт по Достоевскому, - жертвуя собой, эти девицы спасают от нищеты  близких родственников. Похоже на страну Сонечек Мармеладовых.
Неподалеку от них лежала пара средних лет. Судя по речи, это были англичане. Высокий стройный сосед поднялся и, улыбаясь, посмотрел на Олю:
-А не пойти ли нам поплавать?  Оля поняла его предложение. 
- Я бы на твоём месте согласился.
И пока Оля была  с этим англичанином в воде, его снова посетила мысль об их отношениях. Вопрос приобретал философскую окраску. Что импонирует девушкам или молодым женщинам во взрослых состоявшихся  мужчинах?
Эти мужчины, - рассуждал он, - не борются за место под солнцем. Они его уже завоевали и, как правило, способны помочь  своим подругам  определиться в жизни.
Такие мужчины великолепные собеседники, и в этом они не знают себе рав-ных. И в данном случае, он не беспокоится о том, кем он будет или станет. Потому  что,  - он уже там, куда стремился и за что боролся многие годы. Пролил за это много пота, измотал немало нервов... Что моя любовь - каприз пожилого мужчины? Ничего подобного. Это симптом переходного возраста. Сблизившись с ней, я почувствовал себя моложе. Общение с ней меня оживило. Оно вдохновляет во всех делах. Ну, и что там говорить - греет самолюбие.
 Он так погряз в своих мыслях, что  не слышал, как Оля коснулась его мокрыми, холодными ладошками.
-Ну, как? - поинтересовался Лавров.
-До чёртиков хорошо. А вода - сказка. Только солёная, как Ессентуки номер 17 - мама её иногда пьёт. Лавров расхохотался:
-У тебя потрясающие ассоциации, сразу и не додумаешься - море и Ессен-туки.                -А как твой англичанин?
-Плавает неплохо, но хуже меня. И, устроившись к нему поближе, сказала:
- Я с ним в воде всё время разговаривала.
 Лаврову безмерно нравилось видеть, как его крутобёдрая девушка выходит из пены морской волны. Стройное гибкое тело, высокая грудь, кожа как персик. Такой фигуре  можно только позавидовать, - читал он на лицах отдыхающих.
- Первый раз говорила с настоящим  англичанином?               
-Убедилась, как помогает  в общении  язык. Совсем другой коленкор. Вот почему русская интеллигенция была просвещенным слоем. В этом немалую роль сыграл французский язык. Неожиданно Оля  произнесла:
-Я тебя давно хотела спросить о моём присутствии на фуршетах.
-Могу приятно констатировать – ты выбила почву из - под ног у любителей почесать язычки, посплетничать. Это совершенно точно. Набирай, набирай очки, в свою пользу…
Лавров научил её переключаться  в разговоре,  если того заслуживают обстоятельства. Ему самому часто приходится  обращаться  в течение кратчайшего времени  к массе дел.  Глубоко уважал тех, кто с полуслова  понимал постановку  вопроса,  умел домысливать. Не терпел показушную инициативу. По этому поводу в прошлые времена у него было немало стычек с парторгом ОКБ.
Раззвонит, бывало в райкоме, что берёмся сделать что-то на месяц раньше срока, а там рады стараться – давай сводки, графики, опережающий план. Художники облепят все переходы  дурацкими призывами. Лавров приглашал его, когда видел, что инициатива перешла  границы, давал,  с глазу на глаз, по мозгам. И ещё вдогонку, как  ошпаренному пошлёт: - вот почему страна так ху…во  живёт. Потому – что,  хорошо жить не дают жулики и вы  очковтиратели… Проштрафился  однажды и его комсомол. Загорелись построить плавательный бассейн. Лавров поддержал начинание. Включил в план  отделу капитального строительства. Только людские  ресурсы – за счёт комсомола, вечерами, в выходные дни…Но пылу - жару хватило не более, чем на месяц. И Лавров довёл это до ума. Пришлось ужать на время  ресурсы по другим объектам. Зарецкому досталось и в хвост, и в гриву. Построили, плавают. Да какую сауну  при бассейне соорудили. Всему району на зависть.  От районного начальства теперь по выходным  отбоя нет.               
В один из вечеров они отправились в ночной бар. В этих заведениях  можно быстро войти в живой человеческий контакт с весёлыми, хрупкими и нежными тайками. Лавров пригласил Олю на танец. Они двигались, не спеша, под азиатскую мелодию, ритмы которой так и взывали к публике - занимайтесь любовью... Окрас этой мелодии был именно таким.
- Симпатичные девушки, - положив руку на плечо Лаврова,  заметила Оля.
-Это профессиональные проститутки.
-Откуда ты знаешь? И, не дожидаясь ответа, заключила:
-Ты всё знаешь. Вот только я многого не знаю. Лаврову было приятно чувствовать её  в танце. Он вспомнил, как танцевал с ней  в Крыму.
Она положила  голову ему на плечо и шептала:
          -Как мне хорошо!   Заказали  еще  вина. На этот раз услужливый таец принёс  Шабли Ля Гордэ. Оля смаковала: - одно вино  лучше другого...
 Была уже ночь, но,  казалось  город,  не собирался ложиться спать. Он переливался в рекламном неоновом свете. Из ресторанов и баров тянулись запахи специй и приправ  восточной кухни.
Шли по  центральной части города.
- А если очутиться, отступя от центра, в городских джунглях. Что тогда ? - полюбопытствовала  Оля.
- Можно влипнуть в экзотическую историю.
-В какую, - допытывалась она, прижимаясь крепче к Лаврову.
-Ну, например, заставят заниматься  любовью с группой тайцев и таек. Если очень понравишься, завезут куда - нибудь  и  будут любить ласково, но по очере-ди. 
–Как интересно - но категорически заявила: - только я такую групповуху не хочу.
-Значит, мы в  джунгли гулять по ночам не пойдём. Помнишь, как однажды в подобную историю попала Эммануэль. Друзья её выручили, но её туда влекло ог-ромное любопытство.
-Ты не любопытная?
-Нет, я люблю узнавать что-то новое, но на такое никогда бы не решилась, я бы испугалась. Лавров ласково похлопал её по ладошке:
- Потому - что ты, слава тебе господи, не Эммануэль…
Спать не хотелось. Но время подсказывало - пора возвращаться в отель. Они вошли в холл, повеяло  прохладой  от  кондиционеров. Лавров спросил:
-Ты не помнишь, что у нас есть в холодильнике?
-По-моему, есть всё. А что ты ещё хотел?
-Ты посиди здесь на диване, я скоро вернусь.
Оля наслаждалась обстановкой. Хотя  бодрствующей публики было еще много, голосов почти не слышно. Их заглушали струящиеся фонтаны. Бесшумные гидравлические лифты без конца поднимались то вверх, то вниз. Огромные пальмы напоминали, что всё это происходит на знойном юге. Коротенькое лёгкое платье на Оле, босоножки на толстой пробковой платформе и солнцезащитные очки поверх причёски  делали её ещё соблазнительней,  и она это замечала по лицам фланирующих в холле мужчин.
Появился Лавров с красочным пакетом. И вот они снова в своем номере. Войдя, он распахнул дверь на лоджию, раскрыл окна, опустил  лёгкие шторы и  встал под душ. Потом  пошла Оля. Из душа она вышла в его рубашке, надетой на голое тело.
Он сидел в кресле и смотрел взятый напрокат видеоролик.
- Тебе идут мои рубашки... Правда, я это заметил ещё в Крыму.
-Нравится?
-Очень.
Она подсела к нему и наблюдала, как с экрана телевизора доносились охи и вздохи. Менялись позы. Лавров не преминул  заметить:
-Это ты знаешь. Это Кама Сутра.
-Вредный ты, - тихонечко пощипывая его волосатую грудь,- ворчала Оля. Теперь будешь всю жизнь напоминать мне об этом. А Лавров усмехнулся, поднялся, вытащил из холодильника бутылку темного сухого вина и разлил в фужеры. На экране, шла демонстрация  сцены, где партнерша делала все зависящее от нее, а её партнер как будто бы отсутствовал, глядел в потолок. Чувствовалось, он был занят другими проблемами.
Глядя на него, Лавров произнес: - не отключил милок мозги от каких-то за-бот…. Сел напротив и отпивал прохладный напиток:
-Как-то  давно  я слышал почти такую же историю, - и, взглянув на этого,  о чем-то думающего мужика на экране, сказал:
-Было  примерно так же – супруги занимались любовью, и во время одной из передышек жена, откинувшись в сторону, спросила мужа: «О чем ты сейчас, любимый, думаешь?» А тот отвечает: «Да вот никак не могу разобраться – почему Америка добывает угля больше, чем Россия».
Надо было видеть Олю. Прижав ладошки к щекам, как бы прикрывая рот, она повалилась на бок и  расхохоталась.  Приподнявшись и посмотрев на Лаврова, она снова залилась звонким смехом. А Лавров, как профессиональный рассказчик, на лице которого не было намека на смех, закончил:
-Вот так бывает - без отключки мозгов, и Оля снова, поднимая глаза к потолку,  вытирала слезы...
                *  *  *
Через раскрытую дверь на лоджии их спальни врывался морской ветерок. Над джунглями загоралось  утро.
Оле нравился шведский стол. За полукруглыми стойками, ломившимися от всякой снеди, крутились, как заведенные, повара – раздатчики.  Она не могла устоять от соблазна  и   пробовала  разные  экзотические  блюда.
Рассматривая себя в зеркало, говорила, - я здесь так поправлюсь…
-Набирайся сил – это главное, - отвечал Лавров, шел к стойкам и возвращался с большими бокалами прохладного апельсинового сока.
Поездки на морской пляж они чередовали с отдыхом и плаванием в огромном бассейне с голубой водой, на территории отеля. Вокруг стояли многочисленные шезлонги. На одном из них лежала Оля. Лавров сидел рядом, курил.
-О чем ты думаешь?
-Как тот мужик из анекдота – о работе.
Она прыснула и чуть не поперхнулась от смеха.
-Извини, ты меня  рассмешил. А если серьезно. Вот ты улетел сюда ради меня и, не говори мне, что тоже хотел. Никогда бы не оставил дела. Я тебя изучила, я же не дурочка, понимаю, какими вы там  чудовищно серьезными делами заняты.
-Если бы не было надежных людей, конечно, не полетели бы. Потому, что  у меня не просто доктора наук - ими сейчас хоть пруд пруди. А те доктора и кандидаты, что со мной, – это киты, это белые акулы, по своей силе и мощности, я  имею в виду их мозги, их умение работать и творить.
Оля, лёжа, нежась на топчане, смотрела в голубую, синь и слушала его.
-Костя, ты любишь свою работу?
      - Это вопрос жизни и смерти. Если бы не было у меня того, чем я занят,    стоило бы вообще жить на этом свете? Понимаешь, у каждого нормального,  здорового духом человека, должна быть какая-то одна голубая мечта. А может быть не одна. Мне повезло, что такую мечту, я однажды уцепил за хвост и, после институтской скамьи, оседлал её. И ни где-нибудь, а в заводских прокопчённых стенах. Я счастлив, что прошел все стадии не простой, но интересной заводской жизни. Некоторые надо мной и тогда смеялись. Никто меня на это не подталкивал. Сам. Начиная от внешней приёмки металла. Там научился у стариков, проверять любую сталь на искру-это целая наука, называющаяся - металловедением. До сих пор помню, старика, Александра Александровича Траггейма. Это человек, о котором можно роман написать.Он так владел знанием искры, что к нему иногда большие учёные приезжали…  Но об остальном ты знаешь…
          - Извини за дурацкий вопрос. Я научилась понимать тебя с полуслова. Это хорошо?
-Это великолепно  и продолжил затронутый вчера днём  разговор на пляже. Интуиция, отточенная до острия, - величайшее богатство современного человека. Она нужна во всем - в делах, в решении задач, во взаимоотношениях человеческих. Временной фактор сегодня играет решающую роль.  И память. Тренируй ее. Когда ты мне  в Крыму, читала наизусть  куски  из  «Войны и мира»,  я был приятно удивлен.
-Находясь возле тебя, теперь понимаю, сколько упущено в жизни, сколько  надо наверстывать. И мечтательно произнесла: - и еще оставаться женщиной, в ко-торой и внешне, и внутренне, все скоординировано. Как мне хочется этого достичь. О счастье Лев Николаевич Толстой сказал:– «это удовольствие без раскаяния». Слушая Олю, Лавров вспомнил  Ингу и подумал - у них есть что-то общее: -  без комплексов, умеют откровенно выражать мысли, о чем святоши и ханжи умалчивают. Обе до чертиков красивые. Сделав такие выводы, Лавров направился в бассейн.
Она лежала и под нежный шепот пальм  легко представляла, что рай совсем близко. Подложив руку под голову,  смотрела в абсолютно безоблачное, голубое небо:
-Самые счастливые мгновения своей жизни  я провела с ним. Его самоотдача во всем: - в моем интеллектуальном росте, в желании превратить меня в современную, полноценную личность. Когда я разговариваю с ним,  о чем бы то ни было,  для меня всё теперь имеет значение. Как никто, он умеет образно излагать суть вопроса. Понимаю, как ему хочется вложить в мою головку ещё столько всего. Но мне хотелось придать ему еще большую остроту и откровенность некоторым нюансам. Зачем? Пока сама не разберусь. Но все-таки хочется узнать, например, о высказанном  однажды  Ксенией: -"Настоящая любовь - единственная оказия для измены". Что она имела в виду?  Мне бы хотелось услышать в принципе его отношение к адюльтеру. Ведь, в общем, грех не думать, что на него, такого красавца и умницу, не западают бабы?  Думаю, что как мужчина  он - лучше  многих (тут она задумалась: - но я ведь ещё почти ничего не испытала, мне не с чем сравнивать).  Слышала где-то: "чем мо-гущественнее мужчины, тем они сексапильнее", и, посмотрев на плавающего Лаврова, подумала: - вот образец, налицо. Мы понимаем друг друга. В наших отношениях он хочет видеть настоящий демократизм.  Знаю, он  ждёт моё  суждение  по целому ряду вопросов, и заранее знаю, как он будет критически, но с пониманием относиться. Я в его руках - пластичный материал. Он продолжает лепить скульптуру по своему талантливому эскизу. Но я иногда побаиваюсь, чтобы не оказаться  в чем-то дурнушкой. Лучше промолчу. Иногда они в своей компании в такие дебри залезают. Недаром говорят: – молчание – золото.
Онa  так ушла в свои раздумья, что когда подняла голову, увидела Лаврова, прогуливающегося  по кромке бассейна  с какой-то  дамой. А она  продолжала   думать:
-Мы с ним, два разных человека, слились, как предначертано Богом, душой и телом. Я хочу понимать его и тянуться за ним. Подумала: -может быть моя связь с Костей, - это из той традиции, идущей из глубины веков. Сколько мне встречалось в классической литературе, когда союз юной особы с достойным представителем старшего поколения всегда поощрялся. Слышала, что подобный брак некоторые зубоскалы называют браком «в стиле ретро». Говорят наш брак исключение из правил. А кто говорит? В основном - неудачники. Закрыла лицо полотенцем, произнесла:
-Господи, помоги мне разобраться в моих душевных метаниях...
Лавров со своей спутницей подошли  к  ней.
-Оленька, познакомься, - это Лена, жена моего старинного приятеля. Мы не виделись так давно, что даже трудно  подумать.
-Меня зовут Елена Евгеньевна,  я вашего Костю знаю с молодости, - и до-бавила, - зовите меня просто Лена, - так будет проще,  и, посмотрев на Лаврова, улыбалась. Они сели на шезлонги  и затянулись сигаретами.
-Отдых здесь изумительный, развлечений хоть отбавляй, только жалко, что мы завтра улетаем. Игорь должен  вернуться. Он поехал в город. Пока они беседовали,  вдоль бассейна, в их сторону  направлялся  мужчина крупного телосложения.
-Ну, вот и сам Ланской. Лена поднялась и помахала мужу рукой. Ланской, увидев её в компании Лаврова, удивлённо расплылся в улыбке  и,  растопырив свои недюжинные ручища, сгрёб его в объятья. Оба громко заговорили, радуясь неожиданной встрече.
-Вас ведь в Москве долго не было.
-Долго - мягко сказано, - произнесла Лена, - полжизни...  Он же, как ты знаешь,  великий строитель, где нас только черти не носили; - Индия, (не хочу о ней слышать), Индонезия, (он и там наследил),  - глядя на Лаврова,  продолжала Лена. - Ну а потом, мы ''большие друзья" с Саддамом, (с особым сарказмом), произнесла она, - торчали в Ираке, помогали этому ****юге. И так много лет... Ланской  присел  и с детской непосредственностью, обняв Олю, обратился к Лаврову: -Я о тебе  хоть отрывочно, но имел информацию. Слышал, что и в науке, и в производстве  рванул в необъятные выси. И как заведено у нас, - он посмотрел на Олю, - пардон, в засранной  России, нажил немало хлопот. У нас  завистников  всегда было выше крыши.  Это наша российская,  вшивая психология - сам не умею, но и тебе не дам. Ланской закурил и,  предлагая Оле сигарету, спросил - курите? Ой, мы же не познакомились - зовите меня просто  Игорь, - и поглядел на жену:
-Где ты их нашла?
-Вот здесь, на этом месте.
Он на момент задумался, - как жаль, что завтра уезжаем, - и, затянувшись сигаретой,  оживился:
-Но у нас впереди еще целые сутки.  Ребята, сегодня даём отходную.
Лавров не видел Ланского много лет и нашел, что тот ни в чём не изменился. Шумный, бедовый, скоропалительный. Не будь он таким, сидел бы в своём Гос-строе, когда там будущий Президент протирал кресло. Тоска зеленая. Он посмот-рел на Олю:
-Вот видишь, мир как тесен. Надо было прилететь сюда,  чтобы повстречать старых друзей.
- Пожалуй, и я ополоснусь, - решил Игорь, - и, сбросив с себя джинсы и рубашку,  плюхнулся в воду. От его могучей фигуры вода заходила ходуном, словно катер  рядом прошел. Замахал рукой,- приглашая Олю следовать за ним. Не раздумывая, Оля поднялась и, сделав стойку прыгуньи с вышки, нырнула, и какое – то время её гибкое тело извивалось под водой. Пока они плавали наперегонки и просто барахтались в воде, Лавров рассказал Лене о своей жизни, о смерти Наташи, об Оле, с которой его соединила судьба.
-Я рада за тебя. Ты, не только не изменился, а ещё помолодел. Твоя  Оля - красавица  и  похоже, очень милая девушка.
-Это мой источник желания жить и творить.
-Счастья тебе, ты  его заслужил. После короткой паузы  Лена сказала:
-Ведь когда-то мы часто виделись. Но как время раскидало нас. Игорь устал от  бродячей  жизни. Сына и внуков не видели  давно. Приглашают его на работу многие фирмы, но пока он в раздумье.
-Игоря в Москве знают как облупленного, - без дела не останется.
Ланской с Олей уже прохаживался по дорожкам вдоль фонтанов. Подойдя  и натягивая джинсы,  сказал:
-Раз пошла такая  пьянка - режь последний огурец... Вот что, братцы - кролики, - и он снова своими огромными ручищами  сгрёб почти всех, - время движется к полудню. Отдохнём  и,  ближе к закату, устроим нам отходную. Подморгнул Лаврову: - место знаю обалденное. Вы ещё прохлаждайтесь, а мы с Ленуськой  пойдём,  подсоберёмся.
-Какие симпатичные у тебя друзья, - провожая их,  сказала Оля.
-Да, в молодости мы покуролесили...
                *  *  *
Они встретились внизу в холле и решили до ресторана прогуляться пешком. Лена взяла  Олю под руку и, оторвавшись от мужчин, женщины  шли  по - соседней аллее. Она обратила  внимание на олин наряд: белый брючный костюм (пиджак в талию, без блузки) и туфли на низком каблуке, на  босу  ногу.
-Соблазнительность - это внутреннее женское свойство, - и поглядела на Олю,  - соблазнительность или она есть, или нет. Второе тебе не грозит.
Оля мило улыбнулась:
-А то я сомневалась. Что касается Константина Ивановича, ему на мне всё нравится.
-Он большая прелесть, - задушевно произнесла Лена, - такого человека нельзя не любить.
-Вот я и люблю его больше всего на свете.
Мужчины говорили о сегодняшнем положении в стране. Лавров почувствовал прежнюю близость к Игорю, как будто бы они и не расставались.  Рассказывал, как ему, несмотря на все передряги, творившиеся в России, удалось создать мощный комплекс - и не только в городе, но и в области.  Получил поддержку на самом верху. Давало о себе знать основное направление, от которого пока что у военных дух захватывает.
-Это очень интересно, Костя.
  -Я взял серьёзный крен на развитие гражданской продукции - в ней, как ты понимаешь, живые деньги. Нo одним не потянуть - это тебе не нефть или газ качать на давно пробуренных скважинах. Он закурил, - без зарубежных инвестиций не обойтись. Порядочные олигархи уже вложили денежки куда надо. А со шпаной  я  и  сам  никогда не свяжусь. Вот и пришлось свои дозволенные картишки  выложить  немцам и  итальянцам, - и добавил, - пока. И как ты думаешь? Клюнули ребята. Поняли - их ждёт незаполненная ниша. В общем, дела сейчас в конкретной раскрутке.
-Любопытные штуки ты рассказываешь. Я ведь оторвался ото всего этого. Лавров спросил:
-Ты помнишь в ЦК Суховерхова?
-Того протокольщика, что ногами открывал самые главные двери и в Кремле, и на Старой площади?
-Так вот, этот господин ушел в тень. Но не со сцены.  На второстепенных ролях, но играет. Занимает в Правительстве апартаменты.
-Это ведь про него тогда просачивались слухи, что замешан с КГБ по заначке  партийных денег, - проговорил Ланской. По-моему, не один  цековский  финансист  в этой связи  выбросился  из окна.- Помню, помню... Лавров грустно улыбнулся:  - Какая у тебя память.
-А ведь западные СМИ про все наши секреты на всех языках круглые сутки судачат.
-В общем Суховерхов один из тех, кто знает о судьбе партийной кассы, то  бишь  партийного золота.
-А партийное золото, - повернувшись к Лаврову сказал Ланской, - по умозаключению дядюшки  Мюллера из "Семнадцати мгновений весны", -  самое надёжное, чтобы когда-нибудь всё  повернуть вспять. Следуя  рядом с ним, Лавров развёл руками:
-Но это же люди с больным воображением. Кто сейчас идёт за ними - в основ-ном обиженные старики, семьдесят лет прожили так, и вот те на..., но нельзя сбрасывать со счетов ортодоксов. Уже успели подрасти и такие, с пушком на губах - и туда же... Многие  из партийного аппарата  пристроились,  кто где, притаились, ждут…
-Но это всё пена, - убедительно заявил Ланской. - А что делают с пеной хозяйки, когда супец варят? - И он улыбнулся, - чумичкой собирают и в раковину,  свежей  водой  смывают.
-Этих так просто не смоешь. Они ещё кровавый след за собой могут оставить. Среди них есть такие, которые способны на всё. Оторвали от вкусного и бесплатного пирога... А как они сегодня друг друга отстреливают! И такие, как Суховерхов, наверняка знает  авторов  громких убийств.
-Да, дожили. Ланской  окликнул девушек, щебечущих на соседней аллее.
-Нам надо поворачивать направо.
                *  *  *
Проводы прошли на славу. На столе  восточная кухня смешалась с нашей, кавказкой, жареное  мясо с пряным ароматом всяких приправ.
-Было вкусно и весело, и уже в гостинице заметила Оля, - Лена чем-то напоминает Любу Зарецкую. Они,  по-моему, характерами схожи.
Лавров с лоджии смотрел, как Оля раздевалась.  Она уже давно приметила его интерес к домашнему стриптизу, даже дала этому название: "дегустационный момент" и старалась  одевание и раздевание превращать в маленькое интимное шоу. Она вытянула вверх ногу, как это делают профессиональные танцовщицы, (учёба в хореографическом училище не прошла даром), потом грациозно согнула  и сбросила с неё туфельку. То же самое она проделала со второй ногой. Мысленно представляя себе зажигательную соблазнительную музыку, она  начала крутиться на ворсистом паласе, словно занималась с кем - то любовью. То изгибалась назад всем корпусом, то взмахивала руками, как крыльями, то медленно опускалась на палас, поглаживая себя, затем изогнувшись сделала «мостик» и плавно поднялась. Потом прошлась по комнате и поласкала свои упругие груди. Рука прошлась вниз по плоскому животику, и утонула в малюсеньких трусиках. Солнце слегка освещало её и ему казалось, что она похожа на алмаз. Взглянув на Лаврова, она  чувствовала, что его глаза вни-мательно  следят за каждым её движением. Прекрасный покрой его брюк не смог скрыть возникшей у него эрекции…
И уже во время наслаждений, когда она почувствовала вибрацию его тела, она начала двигаться вместе с ним значительно активней, надеясь достигнуть оргазма одновременно. Так это и произошло. Их тела слились во взаимном блаженстве…
Они лежали в отрешенном спокойствии на широкой тахте. У Оли звучало как заклинание: «Я люблю его. Он так умело владеет своим телом. Мне так легко и приятно подчинятся ему, его бесконечной сексуальной новизной». Незаметно возвращались к  только что, проведённому вечеру.
Лавров уже подумывал, о помощи Игорю закрепиться в Москве. И не как-нибудь, а надёжно. А всё остальное у них для жизни есть. Оля старалась не влезать в потаённые мысли Лаврова. Она чувствовала, пока шли в ресторан, у них состоялся   серьёзный деловой  разговор. Её ласковая ладошка скользила по его телу. Она протянула руку и оставила приглушенный свет…
Лавров устроился в шезлонге на лоджии, наслаждался относительной тиши-ной… Внизу в ресторане ещё играла музыка.
 Из приоткрытой двери  падал свет на Олино умиротворённое лицо. Во время вечеринки,  в ресторане заметил, как она быстро подружилась с Леной. Какое это замечательное свойство, иметь  общительный характер. 
 В Лене, её поведении, он улавливал отпечатки непростых странствий.  Весь разговор сводился к  одному, - стремлению к  родному домашнему очагу и уюту. Она  относилась  к женщинам бальзаковского  возраста. Среди его знакомых  есть немало подобных.  Они   вполне ещё дееспособны.  И ни одна из них, смазливая на личико, не убедит, что не испытывает никакого желания переспать с мужчиной. Но возникает дилемма, а зачем она, эта бальзаковская мадонна, если вокруг тебя кишмя кишат смазливенькие девственницы. Правда, среди них накопилось таких, которые живут или играют чувствами  под девизом: «Сексу - нет, карьере - да?».Или просто набивают цену своей девственности. И потому мужчины, натолкнувшись на такую ханжескую порядочность, предпочитают иметь дело с девушками, которые отдают своему возлюбленному не только сердце, но и свою гимену. По- этому, подобные Лене женщины понимают или во всяком случаи догадываются, что их так называемый орден целомудрия (муж и только он один), в сексуальном плане не вызывают у мужчин ничего, кроме отвращения. Пока девственница свежа и юна, она по-настоящему привлекательна. А от этих бальзаковских девушек веет старым заброшенным подвалом. От куда Лавров мог вывести такую дилемму именно сейчас?
 И отвечал: - находясь с ней.  Рядом с этой девочкой обрел спокойствие, душевное равновесие. И всё, что нужно  здоровому мужчине, получить от этого молодого, ни с чем не сравнимого тела.
        Забота о ее становлении  доставляла Лаврову большое  наслаждение, делал он это деликатно, но настойчиво. Гуляя по городу, находясь на пляже или возле бассейна, при всяком удобном случае, перебрасывался с ней двумя - тремя фразами на английском языке. И заметил, в пляжной сумке, кроме женских аксессуаров, лежал англо-русский словарь.
Он наслаждался её молодостью.  Любил ласкать  шелковистую кожу.  Об-нимал, утыкаясь носом в трогательный затылок, гладил бёдра, массировал упругий животик, подкручивал нежные сосочки, щекотал указательным пальцем впадинку пупка. А Олька глубоко вздыхала, выгибалась, приникая к нему спиной, тёрлась упругими ягодицами и подправляла  нежной рукой так, чтобы он скользил по впадинке, разделяющей чудесные полушария. В такие минуты Лавров слышал, как она, чуть отстранившись, шептала ему: 
- Не спеши, только не спеши, у нас вся ночь впереди...
Она  приятно взрослела,  оставаясь по-прежнему  молодой. У неё появились новые нотки в изложении мыслей, стиль языка, научилась владеть им. Не смешивала повествование со словесной шелухой, слова, нанизанные на предложения, стали вытекать как само собой разумеющееся, легко. Речь становилась ярче, запоминающейся. Он  разморозил  в ней эротические первоклассные гены.  С этими мыслями осторожно залез под лёгкое одеяло. Почувствовал, как Олина рука обняла его,  бормоча что – то  во сне...
*  *  *
После завтрака они вышли в холл.  Навстречу носильщик вёз тележку с вещами, за ним следовали Игорь с Леной. Лавров подарил Лене красивый аранжированный букет. Протягивая Лаврову руку, Игорь сказал: - рады, что повидались, надеюсь, в Москве восстановим связь.  Лена поцеловала Олю: - всего тебе хорошего, будь счастлива. И вот они опять остались вдвоём.
-Что будем делать, чем заниматься?
-Пойдём в город, знакомиться с достопримечательностями. Оля держала Лаврова под руку. Они шли по тенистым аллеям.
-Всего сутки, как я с ними знакома, а впечатление, что мы знаем друг друга давно.
-Ты лёгкая  в общении. Ланские  от тебя  в  восторге.
Среди людей, осматривающих древние храмы,  слышна европейская и азиат-ская речь. А русских, как показалось Лаврову, не меньше, чем в Сочи в разгар курортного сезона. На фоне древней экзотики они фотографировались. Выбрав  диван под тенистыми деревьями,  сели, потягивая через трубочки холодный  сок. Лавров  подумал:
-Сейчас, когда мир озабочен разными проблемами - войнами, большой политикой и природными катаклизмами  - в этом  уголке планеты царит аромат  разгорячённых  тел и разнузданных желаний. И среди этого полуреального мира - они. Глядя на Олю, он  убеждался, - эта атмосфера доставляет ей  большое удовольствие.
 Она уткнулась головой в его плечо:
- Лена мне сказала, что мы хорошо смотримся.
-А я всё сомневался.
-Вредный ты какой. Как тебе не стыдно мне такое говорить, - с напускным ка-призом,  надув губы, - произнесла она. И после короткой паузы сказала:
-Я знаю одного образованного человека у нас в городе.  Ему, наверно, лет семьдесят, с великолепной шевелюрой.  Из осведомлённых источников известно, что он потрясающий любовник. Поэтому, мне кажется, количество прожитых лет не определяет возраст. И подумав, добавила:
-Если он кому-то и нужен, так это скорей всего паспортистке, меняющей пас-порт. Лавров остолбенел.
-Вот это заключение. Слов не нахожу...
-Одни буквы, - расхохоталась Оля.
       - Возрастной разницы в браках  было немало во все времена. Лавров это сказал не в оправдание, ему  захотелось просветить Олю.
-Ну, расскажи мне что-нибудь об этом, - как бы догадывалась она, о чём хочет сказать Лавров.
-Был популярный  американский писатель Генри Миллер. Его знаменитый роман "Тропик рака" получил в семидесятые годы скандальную известность за то, что пронизан откровенным сексом. Благосклонна к его трудам была лишь Франция. И это был занятный, жизнелюбивый человек. Когда ему было восемьдесят четыре года, он, смертельно влюбился в известную голливудскую актрису, которой только стукнуло двадцать лет.
-Как интересно, - воскликнула Оля.
-Любовь была такова, что эта девочка получила от него более полутора тысяч писем. К сожалению, их эпистолярный роман так и не перешел в телесный. Миллер скончался в 1980 году. 
А Лаврову, что-то ещё хотелось сказать  по этому поводу, но закончил пространным рассуждением:
                -Любовь всегда выступала в двух ипостасях – платонической и чувственной и, немного помолчав, продолжил: - человеку присущи два начала – духовное и физическое. И если в этом чувствовалась необходимость, без которой  тускнела жизнь, вряд ли возраст являлся главным мерилом. 
               - Только теперь, находясь с тобой, я стала понимать всё это как счастливое-настоящее.
Они вернулись в номер. Оля переоделась и, взяв с собой пляжную сумку, спустилась к бассейну. Лавров задержался, собираясь позвонить в Москву.  В трубке послышался  голос Надежды:
-Здравствуйте, Константин Иванович, слушаю вас...
-Что нового?
-Константин Иванович, я сейчас перейду в ваш кабинет. И вот он снова слышал Надю:
-Вскоре  после вашего отъезда был звонок из Правительства. Интересовались, где вы.
-И что ты ответила?
-Я сказала,- у вас кратковременный отпуск,  но  поинтересовалась абонентом.
-И что же последовало?
-Вы извините меня, но такой лисий мужской голос назвался Суховерховым. Надеется с вами в ближайшее время встретиться.
-Так, - протяжно сказал Лавров, - очень занятный звонок. Ты всё ему правильно объяснила.  Какие ещё новости?
-Звонков много. Они все записаны. Какие интересуют – прослушаете. Из всей массы выделяю главный, - звонила Маша. У них всё в порядке. Довольны. Просила, чтоб вы не волновались, и передала большой привет.
-Спасибо.
-Константин Иванович, вот зашел Лев Аронович, передаю ему трубку.
-Здравствуй, - прозвучал баритон Зарецкого, - не волнуйся, в хозяйствах всё в порядке. Я только что вернулся из области. Был на филиалах. Есть отдельные   вопросы, обсудим по твоему возвращению. Отдыхайте, Оле привет. 
Вот и Суховерхов, наконец, всплыл. Надо кончать  «игры» с этим провокато-ром. Он вышел на балкон, закурил и среди отдыхающих на шезлонгах рассмотрел Олю. Она приколола на нос бумажку и опустила  со лба на глаза чёрные очки. Разложив руки вдоль тела, загорала.  Узенькие, почти в цвет тела, бикини еле просматривались. Казалось, она  без ничего.
Он вернулся к московскому разговору. Молодец Лев, что побывал на фи-лиалах. С кем он там был?  Интересоваться не стал, - мужики работают и, слава богу.
Надя говорит, телефонных звонков полно. А когда их было мало ?  Стал-киваясь с большим количеством людей, Лавров их как бы "ранжировал", раскладывал по полочкам, а иных забывал, не успев перекинуться двумя фра-зами.
А этот Суховерхов - большой мастер интриг и  пакостей.  И таких, как он, в этой жизни, к сожалению, перебор. Лавров отошел от политической свары. И не жалел. Отдался целиком  науке, и производству. Периодически читал лекции в родном институте.  Ему было интересно заниматься тем, чем он занимается.
Иногда встречается с журналистами. С ними у него всегда доверительный разговор. Зная нашу отсталость, ориентировал не смаковать  недостатками, а убеждать, чтобы все поняли: науку надо развивать. Остановить или ослабить ей внимание -  подвергнуть страну краху. А кто этого не понимает, долбать с треском и звоном. Я здесь на вашей стороне, - говорил он, - ваш союзник. Надо напоминать, особенно "лжепатриотам", что сегодня отгораживаться от Запада, как впрочем, и от Востока, не интегрироваться  с теми, с кем,  возможно, не искать взаимовыгодные варианты - значит, предательски  относиться  к  собственному Отечеству...
 Однажды, разговорившись с ними по душам, сказал им:
-Почаще вбивайте  в умы всех народов,  – христианам, мусульманам или иудеям, мысль о том, что Бог у них один. И тем, кто этого не хочет понимать, разжигает вражду  между нациями, - Всевышний  не простит.
Он не боялся им сказать, что порой на  ключевых  постах находится не та публика.
-Обратите  внимание, - говорил: - там, где у нас провал, в основном, его порождают или неквалифицированные работники, не умеющие прогнозировать во всеобъемлющем масштабе обстановку, или лентяи и болтуны, или махровые жулики. А ссылаться на природные катаклизмы каждый дурак сумеет.  В каждом деле должна быть абсолютная компетенция  и честность.   
 Возвращаясь  к Суховерхову,  подумал, что  тот  просто так  не проглотит  горькую пилюлю Лаврова, уехавшего в самый апофеоз предвыборной свистопляски  в Италию. Уходя одним из последних со Старой площади, он постарался сделать всё возможное, чтобы рассовать по всяким "лавочкам" своих "шестёрок", приспешников. Добился  для  них должностей  и зарплат. Пусть размывают, кто,  как может, новую власть...
 Он вспомнил один вечер в Доме литераторов, на котором присутствовал  с Наташей. Это была встреча с Сергеем Образцовым. Они всегда носили неординарный характер, проходили  бурно,  ярко, были такими же интересными, как и сам автор. Принимая  во внимание  время, когда всякий малейший нигилизм, отход от установок  беспощадно карался, его выступления  порой  бросали  в  шок. Подкупала в этих встречах смелость Образцова. Он  не признавал никаких авторитетов и мог сказать какую-нибудь "крамолу". Потому и зал был забит всегда  до отказа. На этот раз  среди прочих, как всегда  оригинальных  литературных зарисовок, он посвятил внимание теме - кто и что, нам мешает жить лучше. Стоя на авансцене,  с присущей  только ему мимикой  и жестом, со своей неповторимой артикуляцией, изображал персонажей из нашей повседневной жизни и вдруг, как пример произнёс:
-чиновники любого масштаба, в том числе и партийные…- о  подобных ещё Достоевский говорил: -"мелкие людишки"...
 Помнится, Лавров повернулся  вполоборота к залу  и увидел, как зал на мгновение пригнулся, делая вид, как бы он не слышит, только - что  озвученное  мэтром.  Расхохотался в этой зловещей тишине один Зиновий Гердт, сидящий неподалеку от сцены…
Мысли его снова вернулись к персоне Суховерхова. Странно, он ведь в девяностых годах ни "Матросской тишины", ни Лефортово не понюхал А может, это большая игра: кто-то должен остаться на стрёме у денежных потоков  партии.
 Отпил глоток холодного вина, вспомнил  опять, как говорил Мюллер в "17 мгновениях весны" о золоте партии. Семенов - умница. Писал про тех, а попал в нашу расформированную партию. Попал в точку. Об этом Лавров подумал так, попутно. Вопрос хоть и большой, но дохлый. Впрочем, он его интересовал  постольку - поскольку. Но вот персона Суховерхова  его не оставляла в покое. Это страшная фигура. Ему далеко за шестьдесят. Пора бы  и завязать со своими авантюрами, ан, нет. А то, что он преступник, у Лаврова не вызывало ни каких сомнений. Но для этого нужны доказательства. 
Ежедневно люди, включая телевизоры, смотрели фильмы о преступниках, заполонивших руководящие должности в центре и на местах, структуры милиции и прокуратуры. Что это, - больное воображение сценаристов и вместе с ними  других деятелей  на телевидении?
Он так ушел в свои  размышления, очнулся, когда  вошла в номер Оля.
-Я прекрасно позагорала. А почему ты не пришел?
- Говорил с Москвой.
-Ну и что там нового?
-Привет тебе от Машки. По словам Надежды - у них всё в порядке. Оля взяла в ладони махровое полотенце и поднесла к подбородку:
-Как я рада за них. Ты себе не представляешь.
-Представляю,  Лёлька.
Оля от удивления раскрыла в улыбке глаза:
-А почему ты знаешь, что меня так зовут? Меня так звали в детстве.
-Ну, вот видишь, я  проинтуичил.
-Я лежала у бассейна и мечтала о нас с тобой. Мне очень нравится про это думать. Какая у нас с тобой большая жизнь впереди. Только раньше это были просто пустые мечты. А теперь конкретные,  так или иначе,  они связаны с тобой. Потому что я без тебя ничто, ноль без палочки. Лавров рассмеялся: - ходячий фольклор.
                *  *  *
После обеда отправились на прогулку в город. Оля заметила  среди гуляющих  наголо остриженных людей в ярких оранжевых одеждах. В руках они держали  цветные кошельки.
-Кто они? - поинтересовалась Оля.
-Буддийские монахи собирают подать. У них так принято. Лавров,  как и в прошлые прогулки, обратил внимание на архитектуру храмов. На этот раз они дошли до одного из самых примечательных, под названием  Бенчам - обобит, что в переводе - мраморный храм. В лучах тропического солнца он сверкал, его нарядная позолота блестела в цветных изразцах стен.  Оля щёлкала фотоаппаратом. Лавров снимал на видеокамеру.
-Какая красота.
-Да, впечатляет, - поддержал  Лавров. Они попросили проходившего юношу  сфотографировать их вместе на фоне грандиозного сооружения. Было слышно, как при малейшем дуновении ветерка сотни колокольчиков, укреплённых по краям изогнутых крыш, начинали звенеть.
-Я всё тебя хотела спросить. А как называется этот гигантский водоём?
-Его название - Сиамский залив, огромная морская территория, уходящая в Индийский океан.
-Боже мой, сколько я  с тобой  узнала и увидела.
Они прошли в богатый район, где множество ресторанов и баров. Попадались на глаза знойные женщины с отличными фигурами, классными ногами, с магнетиче-скими взглядами, на лицах которых прилипли завораживающие улыбки. Глядя на них, Оля думала: - из-за этих хищных красавиц, женщин – вамп, бросают жен и продают родину…
         Проходя мимо одного  бара, Лавров предложил: - зайдём ?
         -Зайдём, - весело  согласилась Оля.
Это был стриптиз-бар. Они сели в сторонку, наблюдая за  происходящим. Музыкальным фоном явилась песня Мика Джагера "Я не могу получить удовольствие". Оля  услышала  знакомую мелодию. Под неё не раз  отплясывала в своём городе. Голоногие девицы подали фирменный алкогольный напиток. Потягивая коктейль, Лавров  пытался перевести слова песни. Публики в приглушенном свете зала было немного. Недалеко от них сидели полураздетые девицы и через длинные соломинки наслаждались холодным напитком. Иногда смеялись, косясь на соседние столики. Чуть позже они начали исполнять между столами импровизированный танец живота.
-Мне хочется так научиться, - смеялась Оля, - чтобы тебя ублажать. Представляешь, ты сидишь в кресле в халате, куришь, попиваешь вино, а тут я, полуголенькая, изображаю тебе танец живота. Как, не слабо?
-Мне не захочется работать, а в общем, учись, пока есть возможность, -усмехнулся Лавров.
Пройдясь в танце по залу, девицы закрутились на удерживаемых руками бле-стящих шестах. Они тёрлись ягодицами о металл, тела их вибрировали, попки двигались с огромной амплитудой.
-Д-а-а, - проговорил Лавров, - такие девочки могут погрузить любого клиента в жаркие пучины блаженства.  Казалось, вместо крови, в  них - дьявольский коктейль, а каждый взгляд был сексуальным вызовом...
 -Природа современного общества такова, - глядя на них, говорил Лавров, - что роль стриптиза в нём стала нивелироваться,  люди становятся более осведомлёнными  в сексуальных вопросах.
-Это касается и меня?
-Бесспорно. Ты разве не видишь, как предрассудки с каждым годом отступают. Проявляется всё больший интерес к различным формам эротических  развлечений. Народ не замечает, как  сбрасывает  с себя разные комплексы и табу.
- Особенно это отразилось на современной моде, - заметила Оля.
-Да уж,- улыбнулся Лавров, - мода на откровенность в одежде стала отражать желание населения, особенно молодёжи, показывать задаром всё, что хозяева вот таких стриптиз – клубов (он постучал пальцем по столу) считали своей неплохо оплачиваемой  прерогативой.
-А что стало с мини-юбками..?
-Да, ты права. И питающие фантазию  иллюстрированные журналы раздвинули границы  этого  до таких масштабов, что представить трудно.
 Вспомнили слова Игоря Ланского, на проводах, в ресторане. Тот объяснял, что половой акт в этих местах считается таким же естественным, как глоток воды.
-А помнишь, как Игорь, разведя  руками, заявил:  - здесь  пляжи и парки, любые укромные уголки превращены в сексодромы…И Оля расхохоталась.
 Возвращались, проходя  мимо различных лавочек, продающих сувениры и всякую дребедень. Возле одной из них молодой, с нагловатой улыбкой таец, глядя на Олю, неожиданно заявил по-английски :
-Ваши глаза действуют как оружие массового уничтожения. Оля от удивления раскрыла  рот, повернулась к Лаврову:
-Ты слышал, что сказал этот нахал?
-Я доволен, что ты его поняла. А обо всём остальном, я думаю, он сказал правильно. Лавров ответил парню:
-Потому таких глаз надо остерегаться, в них можно погибнуть. 
Продавец рассмеялся. Они продолжили путь по тенистой платановой аллее.
-Ещё пару дней, и мы снова дома.
-Ты соскучилась?
-Очень.
Оставалось время поплавать. Спустились в бассейн и поплыли рядом, наслаждаясь прохладной водой. После бассейна Оля  перед  зеркалом  приводила в порядок прическу:
-Как летит время, недавно была осень, а уже декабрь. У нас зима. А тут в разгаре лето. Не успеем оглянуться - и Новый год.
Лавров посмотрел на неё: - елку будем наряжать? Оля как бы только и ждала этого:
-Будем, будем, будем, - прыгая по-детски на паласе,  повторяла она.
Лавров позвонил в ОКБ, сообщил Надежде номер рейса.               

 Встречали Лавровых  Зарецкие. Они их ожидали  на втором этаже, в зале У1Р. Объявили прибытие. В сопровождении дежурной  появились Лавров и Оля. Зарецкий вручил  Оле букет цветов.  Расцеловались. Разлили  шампанское и конь-як:
-Ну что, мои дорогие, - поднимая бокал, сказал  Зарецкий, - с прибытием.  Люба смотрела на Лавровых:
-Выглядите  вы, господа, по высшему разряду. Она обратилась к мужу:
-Ты  взгляни на них,  как  загорели - экзотика...
Пока привезли багаж, Зарецкий принёс Оле Любину шубу, Лаврову – охотничью, меховую куртку. - На дворе зима, - напомнил он.  Время клонилось к полудню.
 Тепло поздоровались с Игнатьичем.
-А мы уж по вас заскучали, - улыбался он. – Небось, там теплое море и пальмы на ветру колышутся...
-Там – сказка, Николай Игнатьевич.
-Я представляю.
Машины выруливали на городскую магистраль.
Вглядываясь в припорошенные снегом улицы, Лавров произнёс:
-Вот мы и дома...
                в е с н а   1994  года
Оля окончательно переехала в Москву. Она училась на курсах журналистики.  Утром, в выходной день, Лавров  сказал:
-Едем в ювелирный магазин. У Оли от этого сообщения ёкнуло сердце. Она долго высматривала колечки. Одевала, снимала, снова одевала, и, наконец, сказала:
-Мне нравится это. Лаврову кольцо не покупали. Оля видела его кольцо в шкатулке. Несколько раз слышала от него:
-Не люблю на мужиках кольца,  хоть ты убей.
Возвращаясь, домой, по дороге заехали в ЗАГС, подали заявления. Лавров обратил внимание на Олино волнение. Перед входом поцеловал, - ещё бы, такое событие в её жизни. И чтобы как-то  смягчить  напряжение, поинтересовался:
-Кого  берём в свидетели?
- Конечно, Зарецких. Я их просила,  и они с удовольствием дали согласие.
- Я тоже этому рад. Она прижалась к Лаврову:
-Киска, я так боюсь. Я даже не могу тебе объяснить, ты понимаешь, - столько свалилось на мою голову. Она смотрела на него:
-Я очень счастлива. Лавров видел, как по щекам скатывались слезки.
- Не обращай внимания, - и плача, и улыбаясь,  тихонько говорила  Оля.  Уткнулась в его грудь:
-Сейчас пройдёт, извини меня, ради бога. Лавров достал платок и легонько  промокнул  Олины щёки.
-Извини, - повторила она, - но ведь есть из-за чего мне, молодой девчонке, разволноваться. Я ведь в первый раз  выхожу замуж...
         Лавров прижал её голову и ласково гладил  волосы.
-  Ну вот,- Оля выпрямилась и  посмотрела ему в глаза, - пойдём подавать заявление... Она глубоко вздохнула:
- Всё прошло.
Лаврову очень хотелось, чтобы  их помолвка надолго запомнилась. Накануне, в престижном ателье, ей сшили свадебный наряд. Он отличался от набивших оскомину стандартных образцов, выставленных на продажу в магазинах молодожёнов. Был исполнен в английском стиле. Оригинальный костюм завершался маленькой шляпкой, напоминавшей корону.
Когда они с Лавровым заехали сделать заказ на пошив и знакомились с предложениями модельеров, взгляд разбежался и, наконец, она остановилась именно на этом варианте.
 Наступил день окончательной примерки. Тут же в ателье над лицом и причёской  потрудились парикмахер и визажист. Когда всё было окончено,  кто-то из присутствующих произнёс:
-"Мисс Россия"!   
В  Москву уже  приехали  Ирина  Андреевна  и Света. Для свадьбы был  снят уютный ресторан.
                *  *  *
...В торжественном  зале ЗАГСа собрались друзья и близкие, их оказалось так много, что у Ирины  Андреевны  и Светланы разбегались глаза. Они смотрели на публику, собравшуюся на это торжество. Переулок был запружен машинами. Не скрывала волнения  и  Ксения Павловна. Стоя в обществе Зарецких, рядом с Всеволодом Васильевичем Кривенко, говорила:
–Я  так  волнуюсь,  будто сама выхожу замуж. 
Оля с Лавровым приехали прямо из салона красоты. Она его вела под руку.  Он - в великолепном костюме с лауреатскими знаками. Она- в своём оригинальном наряде. Их встретили цветами, аплодисментами, улыбками и поцелуями. Ирина Андреевна воскликнула:
-Это же моя дочка, вы только посмотрите! И подойдя к ним, по-матерински обоих поцеловала: - храни вас господь, - и осенила крестом.
Наступил момент, когда их со  свидетелями пригласили к регистрационному столу. Непрерывно работали видеокамеры, лица виновников торжества то и дело озарялись фотовспышками. Надевая Оле обручальное кольцо, Лавров сказал,  целуя её:
- Поздравляю тебя, моё солнышко. Волнение этого момента передалось всем  присутствующим...

...Отгремели торжества. Проводили маму со Светкой. Снабдили их в дорогу всякой всячиной... Оля сидела и рассматривала свадебные фотографии.
- Эти две я поставлю к нам в спальню - сказала она Лаврову, - а вот эти пошлём Маше. Маме я тоже подготовила.
Он работал в кабинете. На экране компьютера мелькали схемы, бесконечное количество цифр и расчётов, в которые он внимательно вглядывался. Оля стояла в дверях, облокотившись о дверной косяк, и смотрела, как он работает. Во время паузы  подошла к нему и забралась на колени, обняла:
- Ещё никак не приду в себя от мысли, что я отныне твоя законная жена, Ольга Лаврова. А ты мой муж. До этого всё шло своим чередом, мы были вместе и нам  было, очень хорошо. И тут такое событие. Мои школьные подружки узнали, за кем я замужем  и умерли  от зависти. Она целовала его.
- Всё не успеваю рассмотреть подарки, Машенькина комната заставлена до отказа.
Так интересно узнать, что во всех этих коробках и свёртках...
-А ты постепенно разбирай и раскладывай.
-Я это буду делать постепенно. Хочется продлить безумное удовольствие. Какое было множество народа. Как у тебя найдётся свободное время, посмотрим видео. Нам ведь подарили целых две  кассеты. Представляешь - с ума можно сойти. Буду рассказывать своим детям о нашей  свадьбе. Лавров улыбался и ду-мал:
   -Наконец, обрёл нормальную жизнь. Вот уж поистине спасибо господу Богу. Радовался - огромное событие в жизни Оли сделал незабываемым.
                *  *  *
В завершение совещания с руководителями подразделений и служб, когда в кабинете оставался начальник финансово-экономического отдела Петр Кандитович Гроссман, Надя соединила Лаврова с городским  абонентом. Голос Суховерхова он мог узнать из тысячи других.      
       - Слушаю вас, - сухо произнёс Лавров.
-Вот, уже  узнавать перестал, а когда-то мы часто сталкивались в цековских  коридорах. И не давая Лаврову вставить слово, продолжал:
-Европа-старушка  затмила белый свет...
-Слушаю вас, Владимир Емельянович.- Он дал знак Гроссману сесть и не уходить.
-Вот это другое дело. Здравствуй, дорогой Константин Иванович. Лавров давно подметил среди таких, как Суховерхов, бытующую партийную привычку всех называть на "ты".
-Какие ко мне вопросы ?
-Да есть о чём побалакать. К тебе просто так не заедешь. Не пустят. У тебя же всё секретно, кроме областных заводов – последнее он выделил  интонацией.
-Да, порядок остаётся прежний. Надо иметь первую форму.
-Ну вот, я и говорю, а повстречаться бы надо.
-Сегодня и на ближайшую неделю всё расписано по минутам. Я занят. Если устроит - через неделю.
Сейчас я к тебе сорвусь и побегу, - подумал он про себя. Суховерхов  процедил в трубку:
-Ну, бывай...
Он позвал Надю и попросил пригласить начальников  спецотдела и охраны.   Лавров  поглядел  на  присутствующих: 
-Вопрос пока что конфиденциальный, а стало быть, важный, хотя, впрочем,  кому интересно - узнают. Он затянулся  сигаретой, сделал паузу:
-Чтобы  упредить  непредвиденные обстоятельства, прощу вас, в течение двух-трёх дней, решить  вопрос усиления круглосуточной охраны  наших филиалов. Суеты вокруг этого не создавайте, никаких частных охранных предприятий не привлекать.
Начальник охраны попытался сказать, что есть приказ свыше, охрану передавать в централизованные организации, на что Лавров ответил в категорической форме::
-Мы не лавочка по охране вторичного  сырья. Если надо согласование с МВД России, получим.  Тот, кто выдумал этот приказ, ещё живёт при Советской власти. Позвоните ему, - съязвил Лавров, - и скажите, что такой власти больше не существует.
-А какая ? - видя  настроение Лаврова,  спросил Гроссман.
 - На днях  по «ящику» размахивали флажками социал или национал патрио-ты. Так вот, не дай бог, чтобы ещё и такую власть попробовать. В кабинете снова остался  один  Гроссман.
-Кто-то уже  зарится  на нашу собственность?
-Пока нет, но могут попробовать.
-Так это же беда, - на филиалах держится  наша экономика.
-А бандитам плевать, на чём мы держимся. У них своя бандитская логика.
Лавров смотрел на этого тщедушного, но великолепного человека - труженика до мозга костей, кандидата экономических наук. Живущего с незажи-вающей раной в сердце - вся его семья  погибла голодной смертью в Ленинграде. А его, мальчонку, вывезли через Ладогу и определили в один из Вологодских детских домов. Выкарабкался. Умница, с феноменальной памятью и аналитиче-ским умом.
-Я понимаю, возможна борьба. По телевидению показывают бойню между  конкурентами.
-Этот номер  не пройдёт. Но иметь в виду надо.
-Константин Иванович, когда кончится весь этот бардак?
         Он  посмотрел на Гроссмана и произнёс с оттенком иронии:
-Дорогой Петр Кандитович,  бардак только ещё начинается...
                *  *  *
Вечером  в гостиной Лавров слушал "Итоги" Киселева.  Шел десятый час. Оли  ещё не было. Она задерживалась на курсах. С экрана сыпались упрёки  власти,  что она  постоянно  опаздывает. Назывались примеры. То и дело ведущий  программы переключался  на сообщения собственных корреспондентов, репортажи  которых  разрывали душу миллионам телезрителей: - в Приморье нет тепла. Люди греются у костров, возле своих домов, в которых полопались трубы отопления. На уральском химическом комбинате люди объявили голодовку в знак того, что вот уже год не получают зарплату. Где - то пытаются выдвинуть в депутаты бандита, по которому петля плачет. Известный адвокат с юркими глазками печётся о судьбе другого  бандюги - бизнесмена, который много месяцев проводит  в Лефортовском  изоляторе...
Камера переводит внимание на интервью с улыбающимся Министром с мень-шевистской  бородкой и усиками:
-А как бы вы хотели, - чтобы мы делали быстрее? Даже если мы заимствуем самый лучший международный опыт, нам придётся считаться с российским менталитетом. От этого заключения  Лаврова подбросило в кресле. Не удержался, вытащил из бара квадратную бутылку виски и, продолжая слушать  бредятину, выпил залпом.
-Эта интеллигентская серость не знает истории страны:
Ещё мальчишкой, из уст матери и её близких приятелей, он наслушался о том  времени, когда буквально из - под носа у немцев, в 1941 году, уходили в глубь России эшелоны, груженные станками, сырьём  и людьми. И там, на сибирских, не освоенных просторах, силой неимоверно какой человеческой воли, организовывались заводы, те, что вложили в дело победы над врагом основной вклад. Сколько люди того времени испытали лишений и невзгод. Но были преисполненные главной идеей-долгом отдать всё, только чтобы Родина осталась непоколебимой. Как же мы могли растерять по пути всё лучшее, впитанное с молоком матери?- подумал Лавров. Недавно, у себя в ОКБ столкнулся с фактом, который его потряс. Тяжело заболел инженер в одном цехе. Уже в годах, бывший фронтовой летчик, участник войны. Живёт вместе с дочерью и зятем, тоже инженером. Жена умерла. Не сложились у него, этого фронтовика, отношения с зятем. Всё, как выяснилось, тот делал, чтобы выжить больного человека из квартиры. И однажды убелённый сединой, измотанный жизнью ветеран сказал:
        - Что ж вы так ведёте себя недостойно. Мы ведь вас защитили от фашистов. А этот родственничек ему и выпалил:
          -А мы вас не просили нас защищать от них.
         - Вот сволота, - вырвалось у Лаврова, когда ему закончила рассказ Председатель Профкома Панкова.
Отпив ещё порцию виски, он слушал этого министра, ссылавшегося на то, как запутаны отношения рынка с властью.
-Сталина на вас нет… - в сердцах произнёс Лавров, - и менталитет стал бы та-ким, каким  ему надлежит быть. Выдав такую мысль, Лавров сам перед собой извинился. Тот бы сейчас такое кровопускание устроил, этим, с позволения сказать, нынешним властителям. Мало бы не показалось…
Решения надо принимать другими способами. Но  рассуждения о развитии экономики, о том, какая она будет через двадцать, двадцать пять лет, людей сегодня мало интересуют. Следуя  в электричках на свои шесть соток, они видят,- земля обустраивается не просто домами, а замками, средневековыми сооружениями, со злыми собаками. Причём земля, которая ещё вчера  была пахотной, давала урожаи или луга для выпаса  общественного и личного скота...
Недавно Лавров услышал -нашлись отъявленные негодяи, подонки, с набитой до отказа ворованной мошной, позарившееся сегодня на историческую полянку, граничащую с домиком великого Пастернака.
 - Откуда эта подоночная  публика  берётся? - недоумевал Лавров.
Тот параноик загонял в лагеря  и мужика, и интеллигента, и хохотал вместе с Кировым и Ворошиловым над ними, глядя,  как те лопатами роют  Беломорско  -
Балтийский канал. Издевался над людьми, убивал их и, как ни парадоксально, завоёвывал, особенно у серенькой массы, авторитет. 
А эти, после сталинской эпохи, верха, - и он, махнул рукой…Страна разворована. Бессовестно.  Благодарность всевышнему, что  подарил России великих учёных, а то бы  хана. Во все времена существования этого строя он держался на  их гениальных умах, создавших несокрушимый оборонный щит. На добротную жизнь людей времени никогда не хватало, да и  желания не было. Отделывались призывами; «Вперёд к светлому будущему, к коммунизму».
 А сегодня вообще никакой идеологии. Для того чтобы её реальную создать, нужны по-настоящему умные, а не  слепые и политически невменяемые политики и журналисты. Нужны талантливые политические драматурги, способные каждый диалог, каждую мизансцену, на десяток лет, по крайней мере, вперёд, безошибочно расписать. В организации такого драматургического шедевра должна быть активным, заинтересованным фоном, массовка, численностью в государство. А эта массовка сегодня на выборах голосует против всех. Дурной симптом.
Ещё один  действующий ляп, - не умеем  мы ни с кем в мире дружить. А если и тянуло нас в своё время, так ко всякой нечисти, отвергнутой  передовыми на земле. А если уж пытаемся протянуть руку, то обязательно с кривой улыбкой. Искренность умный собеседник по глазам определит. А каким образом, если мы  глаза прячем или в сторону отводим…   
 Нынешним  верхам хочется создать положительный образ, атмосферу, как говорится, "Полного вперед". Но где этот перёд - никто толком объяснить не может. Народ, особенно в провинции, живёт так себе. В 1985 году страна узнала, что по темпам экономического развития мы достигли критической точки. Но и такие темпы достигались за счёт нездоровых конъюнктурных факторов, таких, как торговля нефтью, неоправданное форсирование продажи алкогольных напитков.
-А если очистить экономические показатели роста от влияния этих факторов, -размышлял  Лавров, -выходит, что на протяжении  многих пятилеток, мы не имели увеличения абсолютного прироста национального дохода.  Ничего себе?!
- А что в этом отношении изменилось? Если там торговало государство, то теперь естественными богатствами торгуют предприниматели, которые они получили их от разных высоких ветвей, практически в личное пользование, за что отстёгивают тем ветвям по полной программе…Магическое слово - «рынок»,¬ - затмило всё наше пространство. И сдаётся, что в большей степени законы рынка нам сегодня диктуют представители  южных провинций…И кучка миллиардеров, выросших на ниве нашего во всех сферах махрового, преступного разложения и разгильдяйства. Иногда смотрит программу «момент истины». Ну и что? Потом не спит полночи, размышляет: - есть хозяин в этом доме?
                *  *  *
В головном филиале Лавров появился с утра. Не поднимаясь к руководству, ушел в цеха. Рассматривая новую продукцию, спрашивал у рабочих, особенно  женщин, - нравятся ли им самим товары, которые они производят? Те окружили его и с удовольствием делились своими мнениями. Это был цех, выпускающий великолепную кухонную посуду по итальянским образцам. Ещё полгода назад он распорядился продать новые товары рабочим по себестоимости и даже в рассрочку. И вот сейчас они ему объясняли, какая эта посуда экономичная и удобная в обращении.
-Мы такой, отродясь  не видели...
Он интересовался заработками, обратил внимание на  неприглядную, замызганную  спецодежду. Вентиляция  еле работает. В упаковочном участке отчихвостил  за тусклые, невыразительные  рекламные бандероли на коробках. Установил сроки устранения того, что заметил. Среднему руководящему цеховому звену устроил втык.
-Толкового зама по производству, к сожалению, у меня до сих пор нет. Главного  инженера  пора  менять. Вернусь - хребет наломаю некоторым.
Наконец, стало известно - на заводе Лавров. Директором этого предприятия он назначил одного из начальников цехов. Приглянулся ему, - рассудительный грамотный, Сергей Ильич Ивлев. За плечами большой производственный стаж, хоть заочный  институт,  но машиностроительный.
Они встретились в инструментальном цехе, Лавров успел уже обойти не-сколько подразделений. Инструментальное производство называл  сердцем завода. Цех оснастил импортным универсальным оборудованием. В кругу инструментальщиков  говорил:
-Ваша задача научиться делать оснастку, ни в чём не уступающую  западной. У вас всё для этого есть. И оборудование, и сырьё. Дорого каждый раз покупать дублёры у иностранных фирм. И вы это должны понимать. Поднимите свой  заработок. Заглянул в гальванику, - красота, вырвалось у него. Обычно на наших предприятиях эти участки напоминают помойку. А этот, - душа радуется, помещения кафелем отделаны. Люди в резиновой обуви, защитной одежде…Своя химическая лаборатория. Вернулся снова к инструментальщикам.
-Константин Иванович, хотим  задать волнующий всех вопрос, - обратился к Лаврову начальник цеха. - По заводу  ходят слухи, что вы хотите передать наш завод каким-то бизнесменам. И уже, говорят, подписали какой-то документ. Это заявление буквально ошпарило Лаврова, но, умея владеть собой, он в очень категоричной форме ответил, оглядывая всех собравшихся вокруг себя:
-Это провокация. Руководство ОКБ не для того вложило столько средств  и сил, чтобы  теперь, в готовом виде,  всё это кому-то отдать.  Время сегодня, как вы видите, сложное. Позариться на чужой каравай развелось мастеров множество, начиная с самых верхов. Но я вам ответственно заявляю, - это чистейшей воды провокация. Будем иметь в виду.
-Но если так, - выходя вперёд, заявил  один из рабочих, - он держал в руках металлический прут, - мы тогда ответим желающим  забрать нас вот этими прутиками...
-Спасибо за информацию и поддержку. Лавров зашел в кабинет Ивлева:
-Вы знали об этих слухах?
-Вчера только услышал. И собирался вам доложить.
-Я подписал приказ усилить численно военизированную охрану ваших заво-дов. А соседи тоже знают?
-Знают. - Дверь открылась, и в кабинет вошел второй директор.
-Узнал, что вы здесь, вот и приехал.
Лавров обратил внимание на  проект реконструкции энергосетей, висящий  на стене.
-А это что такое?
-Это моя задумка, Константин Иванович. Территория у нас большая. Производственных площадей и для перспективы достаточно. А энергоподстанция находится вне территории, хотя основными потребителями являемся мы. Вот я и решил подготовить предложение о  строительстве подстанции на своей земле. Лавров внимательно рассмотрел проект, его технико-экономическую подоплёку. Обращаясь к Ивлеву, сказал:
-Не затягивайте предложения. Жду вас на следующей неделе с материалами. Будем решать. Перед тем, как уехать в Москву, вместе с директорами  побывал  на строительстве ещё одного  жилого дома. Прощаясь, сказал:
-Подберите для дополнительной охраны надёжных людей.
Всю дорогу он размышлял, кто мог пустить слухи по заводам о передаче их другим хозяевам. Кто-то начал вбивать клин между ним и филиалами. И у него мелькнула мысль: - а что, если сейчас заеду к этому, Суховерхову. Всё - таки любопытно, что ему от меня нужно.
 По мобильному  соединился с Надей, узнал телефон Суховерхова. Прощаясь, сказал: -в ОКБ сегодня не буду, еду в Правительство.
Суховерхов оказался на месте и  был, как показалось, даже растерян его звонком.
Лавров часто поднимался по мраморной лестнице Белого  дома,  уложенной красным ковровым покрытием. Поднялся на нужный этаж. Вошел в приёмную. Она была пуста. Открыл дверь в кабинет.
-Вот те на, - вставая из-за стола и протягивая руку,  произнёс Суховерхов.
-Куда ему такой огромный кабинет, - подумал Лавров. У окна, за журнальным столиком, сидело двое мужчин среднего возраста. У Лаврова выработалось хорошее чутьё на людей. Ему показалось, что совсем ещё недавно эти господа носили военную форму. Перед  ними стояла черная бутылка «Наполеона».  Как ни в чем не бывало, они потягивали коньяк.
-Ты не обращай на них внимания, - вкрадчиво сказал Суховерхов, - это свои люди.
-Да, подумал Лавров, - ты, как и прежде, якшаешься со всякой шпаной.
Суховерхов, поверх узеньких модных очков, с ехидной улыбочкой рассматривал Лаврова, сидящего  напротив.
-Выглядишь на все сто. Слыхивали, царь-батюшка (так в кулуарах среди администрации называли Ельцина) опять награду высокую дал - "3а заслуги перед Отечеством", - и он махнул ладонью по воздуху, - хотя  у тебя этих наград великое множество. Лавров перевел разговор в другое  русло. Он спросил Суховерхова, стараясь уловить взгляд его бегающих глаз:
-Ну, а какими проблемами вам теперь приходится заниматься?
Суховерхов усмехнулся:
-Какие у нас проблемы?  Одна маята. Консультируем, одним словом... Лавров посмотрел на часы. И в этот момент он увидел не юродивого, а того Суховерхова, который был там, на Старой площади. Безапелляционного, одержимого в своих целях:
-Ты погоди, Константин Иванович,  разговор ещё не начат, а ты уже к своим делам. У тебя там вон, сколько помощников, подождут. И не давая Лаврову вставить слово, произнёс:
-Не одному тебе жить хорошо на этом свете хочется. О других тоже подумать надо.
-Вы к чему клоните? - вырвалось у Лаврова.
Суховерхов слышал о взрывном характере Лаврова, знал, на что способен, когда ему встают поперёк дороги. Что он может ему здесь устроить такое, ни одна пожарная команда потом не разберётся. И дал обратный ход, притормозил, хотя мыслишки  Лавров раскусил... Суховерхов подвизался к программе развития малого бизнеса.
-Передал бы  слабым  половину своих предприятий в области.
       -Так вот вы зачем мне назначили встречу? Ему хотелось прямо сейчас схватить за шкирку этого радетеля за малый бизнес, приволочь на пятый этаж, где сидит руководство страной, и спросить: - это вы надоумили или он своими мозгами дошел, - отобрать или прибрать к рукам то, что ему не принадлежит. А руководство знало, что Лавров, за счёт развития гражданской продукции, покрывает недостаток бюджетных ассигнований  на "оборонку", не берёт за кадычок кого следует. А надо было бы, - подумал он.
-Это вы  таким образом  ориентируетесь на поднятие малого бизнеса?
-Ну, а как же, - уже мягким голосом  проговорил Суховерхов, - большие помогают маленьким.
Лавров смотрел на  стареющего делягу, а теперь просто откровенного прохо-димца и думал, чего еще ему не хватает. У него ведь есть все. А вот нет. Игра затягивает, тем более, когда, что уж там говорить, - страна без руля и без ветрил. А вот такие, как он, еще выдумывают для ублажения своего живота подобные авантюры. Ему больше не хотелось вести эту беспочвенную говорильню, и он встал.
-Счастливо тебе, здравствовать с молоденькой женой…Он и об этом осведом-лен, - как молния, пронеслось в голове. Сидя в машине, которая выруливала на Кутузовский проспект, Лавров подумал:
-Мало, что изменилось во властных структурах. Тот же говённый аппарат, желающий работать, прежде всего, на себя. Как в реках, так и в плохих правительствах, наверху плавает  самое  легковесное.
Дэза, пущенная по его областным предприятиям, –  дело рук Суховерхова и его приспешников. В этом у него не было сомнения. Суховерхов хотел при-помнить ему, как он провалил его избрание в Думу. Он старался отогнать эти мысли. По Кутузовскому проспекту шли разные люди, и среди них он видел девушек с непокрытыми головами. Вместо шарфов за плечами  летели легкие косынки. Стояла весна. Время, как считают психологи, активных взаимоотношений. Природа этому всячески помогает. И он подумал: - весной с нами что-то происходит.
-Я ведь и с Ольгой познакомился весной. А вот теперь она - моя жена. И опять весна. Пока они стояли в автомобильных пробках, он вернулся к только  что состоявшейся встрече.
- Ведь не пойдешь в прокуратуру, не скажешь, что тебе кажется. Не назовешь его подлецом и негодяем – нужны факты. Подумать только, кого подобрали радеть за Державу. Он даже усмехнулся. Пустили «козла  капусту  охранять»…
Еще открывая дверь квартиры, Лавров почувствовал аппетитный запах из кухни. В маленьком передничке появилась Оля.
-Устал?
-Не очень.
-Тебя целый день не было на работе, я звонила.
-Был  в филиалах. Он поцеловал ее. Чем это так вкусно пахнет?
-Твои любимые дрожжевые оладьи.
-А тебе вот за это, - и  протянул  букетик цветов.
-Спасибо. Еще девчонкой  я мечтала,  чтоб кто-нибудь из ребят подарил мне цветы.
Утром, когда Оля накрывала стол для завтрака, раздался телефонный звонок. Она взяла трубку и услышала голос Рустама.
–Ты откуда звонишь? И узнав, что он рядом с их домом, спросила Лаврова:
-Можно этот парень зайдет к нам. Он выпускник ВГИКа, стажируется на телевидении, помогает мне, а я ему.
-Конечно, пусть поднимется. Оля позвонила консьержке и попросила его пропустить. В дверях стоял молодой красивый кавказский парень. Не дожидаясь вопросов, выпалил:
-Я дипломант ВГИКа. С Олей у нас интересные творческие задумки.
Лавров пригласил его к столу.
-Я вас, Константин Иванович, по рассказам Оли знаю. Мне даже захотелось про вас  написать сценарий.
-Попробуй, но чтобы в твоем сценарии не было никакого вранья или украша-тельства. А то народ поймет  и смотреть фильм не будет. Он улыбнулся ему: - и умрет  твоя задумка, не  родившись.
Прощаясь, Оля  сообщила:
-Еду на телевидение, а вечером на курсы. Если задержусь, не волнуйся, я позвоню.
В редакции она уже стала своим человеком. Сидя за рулем «Ауди», в оче-редной пробке, она подумала: как быстро течет время. Казалось, недавно во время отбора на должности корреспондентов, редакторов, на нее никто особо не обратил внимания. Отметили - симпатичная. Ей  надо было доказать, что, кроме женского обаяния, великолепных внешних данных, у нее еще настоящий характер, умноженный на хорошо работающую голову, желание трудиться на творческой стезе,  не заглядывая на часы. Женщины  быстро  заметили присутствие  вкуса и меры  во всем,  включая одежду. Одна девица - редактор соседнего блока - сказала: - эта провинциалочка  умеет совмещать несовместимое и, в конечном счете, выглядеть  вполне богемно.
Людям нравились ее корректное отношение ко многим вещам, умение сопере-живать в радости и горе. А в жизни, нынешней, чего только не случается. Коллеги по работе наблюдали её неиссякаемый задор, голова полна неожиданными идеями. Недаром ей однажды в Обкоме комсомола за хорошо налаженную организационную работу в училище вручили Почётную грамоту ЦК ВЛКСМ. Замечалась уверенность в себе, без тени сомнения. Это в Олином поведении не воспринималось как самомнение и ни у кого не вызывало раздражения. Просто в делах у неё проявлялся божий дар. Если надо было срочно взять интервью или организовать съемку, ее как ветром сдувало, - она уже неслась на своей тачке с коллегами по нужному адресу.
Вечерами рассказывала Лаврову о работе, делилась впечатлениями:
-Мне здорово помогает шеф - редактор. Он наверно почувствовал все мои ощущения. Ты знаешь, - говорила она, - мне нравится видеть себя в роли корреспондента - информационщика. Все время в гуще событий. Но работа я тебе скажу,  у нас на ТВ не для слабонервных. Времени всегда в обрез. Вот, например, чтобы подготовить в эфир программу на восемь вечера, её начинают обсуждать  в одиннадцать часов утра. Распишут назначения  и по - машинам. Кто куда  летят снимать, брать интервью.  Лавров, устроившись в кресле,  внимательно каждый раз слушал  рассказы  о телевизионных текучках.
– Я не знаю, сколько стоит созданная в твоём ОКБ техника, - рассуждала Оля, - думаю, что очень дорого.  Но ты себе представить не можешь, насколько дорого обходится каждая программа. Человек посидел перед телевизором полчаса, послушал, и всё…А за этими  тридцатью минутами,  нескончаемая работа корпунктов за рубежом, не один десяток в России, не считая ещё сотни точек, передающих из РИА  «Новости». 
–Представляю, что ваша кухня чрезвычайно дорогая, - соглашался Лавров. Но без неё  общество не может существовать. Вы одна из составных частей власти. 
Однажды, по прошествии большого времени, она сообщила Лаврову, что шеф хотел бы попробовать её ведущей утренней  новостной программы. Намечалось свободное место, там девочка собиралась в декретный отпуск. Но вставать придется в четыре часа утра. Лавров внимательно выслушал  и запротестовал в категорической форме. Прежде всего он думал о ее здоровье. Никаких внешних симптомов не было, но, ласково погладив по головке,  сказал:
-Не торопись. Есть еще время. Лавров понимал: то, чем она занимается – это не детская забава, это высокой степени ответственность, это очень трудный хлеб. Его еще надо научиться зарабатывать.
-Замечательно, что тебе удалось вжиться в стадии ваших хитроумных специ-альностей. Я понимаю, какой солдат не хочет стать генералом. Но о ведущей -  разговор пока отложим.
В огромном телевизионном конгломерате Оля со временем стала плавать, как рыба в воде. Первое время она путалась, пока не привыкла к останкинским, казалось ей, бесконечным коридорам, переходам, закоулкам и просто тупикам. Поначалу она говорила, что в этих лабиринтах сам черт ногу сломит. А теперь  как на автопилоте,  бежала  сотрапезничать, если было время. А иногда со своими сослуживцами  заглядывала  в экспресс – кафе, где можно, кому приспичило, выпить, и было чем закусить.
Лаврову нравилось наблюдать её за рулем. Бывая за рубежом, он  любовался массой женщин, управляющих своими автомашинами. И вот, наконец  Оля под-стать тем. Мечта  сбылась.
 Его первая жена машину не водила. Она панически боялась, и Лавров не на-стаивал. Зато сколько времени  потратил, обучая вождению Ксению Павловну. И однажды  сказал:
-Отстраняю тебя от руля за профнепригодность. Когда он ехал с ней, видел, как
она нервничает. Орет на проезжающих мимо водителей. Все ей на трассе мешали.
А Оля – это совсем другой коленкор. На водительском месте сидит красиво, не вцепившись в баранку, держит её, играя пальчиками.
Со временем Лавров приобщил Олю к теннису. Не потому, что это считалось модным и престижным. Оле нравилось играть с ним. Уже через пару месяцев она крепко держала ракетку. Лавров с удовольствием наблюдал, как она стремительно, азартно скачет от одной разметки к другой, согнувшись, подскакивает на полу, сосредоточенно наблюдает за полетом мяча и,  подобно гибкой пантере,  бросается  отбить поданный мяч.
Он слышал восторженные возгласы, особенно, если она выигрывала оче-редной сет. Её коротенькая  юбочка во время игры развивалась, обнажая аппетитные ножки до самых  трусиков.
Каждый раз, выходя из душевой, он говорил: – энергия на площадке сжигает жиры. Она ему в ответ улыбалась. Иногда нахлынувшее радостное настроение просто трудно было выразить. Его было настолько много, что у Оли  не хватало слов, кружилась голова…
В выходной Лавров встал и отрапортовал: - сегодня готовлю завтрак. Ольга, запутавшаяся в пеньюаре,  сбросив  одеяло, воскликнула:
-Боже мой, генерал, академик и просто мой любимый, ну, ну –  буду ждать, буду ждать.
Через некоторое время Оля произнесла: – вкусно пахнет, неужели ты еще и готовить так умеешь?
-Подожди, подожди, - донеслось.
 Позвонила Ксения Павловна. Оля забралась в большой комнате в кресло и приготовилась слушать.
 -Мне понравился твой репортаж,- говорила Ксения. Ты  хорошо смотришься на экране (слышно было, как она затянулась сигаретой), ты умница. Я тебе завидую. И затем пошел обычный женский трёп.
- С кем говоришь? – донеслось до Оли.
-С Ксенией Павловной.
-Передай, пусть приезжает на  завтрак.
-Ксения Павловна, Константин Иванович вас приглашает на завтрак, он его сегодня готовит сам, представляете? Ксения рассмеялась, но от приглашения не отказалась.
Большая жаровня кипела, издавая аппетитные запахи. Маленькие кусочки свинины он обжарил с луком, и когда  в сковороде плавал  свиной жир, опустил туда картошку,  нашинкованную ничуть не хуже фирменного картофеля фри.
Оля, сидя в кресле, декламировала:
-Если человек улыбается, естественно меняется его физиологическое со-стояние. Она заглянула на кухню. Лавров там чудодействовал.
-Слушай, ведь скоро придет Ксения Павловна, - и  убежала в спальню переодеваться.               
                *  *  *
Когда  они  после завтрака  гуляли по  Останкинскому парку, Ксения сказала:
-Я всегда поражалась твоему  умению  делать многое не только головой, но и руками. Ты великолепный кулинар. Откуда это  у тебя?
-Отсюда, - улыбаясь, отвечал Лавров, тыча себя пальцем по голове. А давайте  махнем на ВДНХ - она же за этим забором –предложил он, там и пообе-даем.
Они шли по Хованской улице к входу на выставку, переименованную во Все-российский Выставочный центр. Слева, среди зеленых лужаек и пихтовых зарослей, виднелись симпатичные коттеджи, отделанные светлым кирпичом.
-Здесь живут космонавты, - объяснил Лавров.
Он любил выставку  с далекой юности.  Гуляли  по вечерам с какой-нибудь девчонкой по тенистым  аллеям и слушали  музыку, льющуюся из приглушенных динамиков. Стояла  спокойная, пленительная обстановка. Публики не много. Некоторые блаженствовали, уединившись в мичуринском саду, или спускались к пруду с речушкой по имени Каменка. Представители карповых барахтались под раскидистыми вётлами, ветви которых  касались воды. В конце дня кто-нибудь сюда приходил с удочкой. Тёплая, спокойная зорька  останкинского вечера…
 Обойдя большую часть прежней выставки, Лавров помрачнел: - как же можно испохабить былую красоту, -  ресторан «Золотой колос», издали всегда манивший к себе расцвеченными огнями, как двухпалубный пароход,  забит горбылями. Симпатичные и любимые павильончики, - «Табак» и «Дегустационный», почили в бозе.
-Какие же мы мастера разорять, - вырвалось у Лаврова. Проходя мимо пруда, он с грустью посмотрел на облезлую позолоту фонтана «Золотой колос» и услышал жалобный лебединый писк...
На противоположном  берегу  заметил синеватый дымок.
-Кажется, мы у цели.
Под тентом, прямо на асфальте, стояли облупленные от краски столики. В стороне дымился мангал, и возвышалась стойка с бутылками.
-Передай своему шефу, - объяснил молодому официанту Лавров, - что за этим столиком сидят не «лохи». Официант подошел к усатому кавказскому шефу и подробно передал сказанное, после чего повар, поглядев в сторону Лаврова, сидящего с женщинами, понимающе закивал головой…
Покидая  шашлычную, Лавров возмущался: - Сколько было замечательных ресторанов, причём доступных каждому трудящемуся по цене,- и загибал пальцы: - «Лето», «Подкова», «Узбекистан», полно кафе и шашлычных. Как можно все опошлить и испохабить. Ксения как будто ждала этого момента, чтобы высказать-ся:
-Конечно, нельзя перечеркнуть хорошее, что было накоплено в прошлые времена. Но вместе с этим разве позабыть помпезность! Как её любили все наши  царедворцы? Правильно говорил поэт: «Умом Россию не понять…» Еще совсем недавно, когда кругом были очереди за колготками и стиральным порошком, за зубной пастой, мне довелось побывать по долгу службы в одной серенькой семье. И что вы думаете: - стол ломился от икры и всякой всячины. Это наш менталитет.
-Да, ты в этом права.
Проходя павильон «Мясное и молочное хозяйство», Ксения обратила внимание Лаврова и Оли на статую племенного быка, стоявшего на большой высоте:
-Вы только посмотрите на его причиндалы, висящие между ног, чтобы ощутить могущество нашей родины. А за колбасой и сосисками  люди в очередях друг друга за волосы вытаскивали…
Проходя  бывший  павильон  Грузии, за которым  виднелась большая стеклянная оранжерея, Лавров  рассказывал:
-Во время войны директором выставки был академик Цицын. Так вот здесь, в этой оранжерее, он умудрялся  выращивать  лимоны  для Сталина.
-Откуда у тебя такие подробности? – поинтересовалась Ксения.
-Моя тетка работала в Санитарном Управлении Кремля. И прежде, чем попасть этим лимонам  на стол вождя, они проходили экспертизу у них в лаборатории.
Оля шла,  держа под руки Лаврова и Ксению Павловну, и думала: - когда бы я услышала то, о чем они говорят. Иногда ей казалось, что они говорят о пустяках. А это не пустяки. Из этого складывается многое, доселе неизвестное, не главное, может быть, но нужное. Ведь жизнь состоит не только из чего-то особенного, но и из всего остального, которое с главным соединяет союз «и».
Выходя с выставки, Ксения Павловна сказала:
-Мне хорошо с вами, ребята. Вы даже не представляете, как  хорошо. Костя, я заметила, что к выставке ты относишься до сих пор с  особым благоговением, любая деталь в ней тебя трогает.
-Ещё бы,  здесь прошла юность, да и молодость тоже, - эта тема для большого рассказа.
-Я его когда – нибудь  услышу?  - поинтересовалась Оля.
- Обязательно.
Женщины сели на заднее сидение и болтали. А Лавров включил тихую  мелодию.
                *  *  *
Начинался понедельник. У подъезда  Лаврова уже ждала «Волга».  Собираясь уходить, он задержался  на  телефонный звонок:
-Игорь? – наконец-то объявился. Как твои дела?
Ланской объяснил,  жизнь обустраивается, и хочет повидаться.
-Приезжайте.               
С каждым днем все больше и настырней наседала налоговая служба.  Закрытых, бюджетных тем она не касалась. Как клещи, вцепились в загородные комплексы, выпускающие товары народного потребления. О выпускаемой Лавровым продукции заговорила печать: цены на изделия была ниже аналогичной зарубежной, а качество на уровне. Продукция рентабельна. Появилась возможность налаживать жилищное строительство. Он искусственно сдерживал платежи в бюджет, имея  в виду  наращивание технической оснащенности, и развернул строительство  жилых домов. Он не собирался  скрывать  задолженность.
 Приехал к Министру:
- Неужели не понятно, что сегодня создание опытных  образцов для  военных, покрывается не бюджетом, а тем, что  у меня выпускает область. Вы – человек, прошедший через все горнила, понимаете, без этого нам сегодня не обойтись. А ваш заместитель по финансам набрасывается на меня, как собака из подворотни. Что бы делали, если бы не поддержка гражданской продукции. Мы же видим, как некоторые Думцы рубят строчки бюджета, касающиеся научно-исследовательской деятельности. Только малообразованные избранники могут так поступать. Моя основная продукция, как вы понимаете, – это не сеялки - ве-ялки.
-Я понимаю тебя, Костя, - сочувственно  говорил Министр, - но время неопределенное. К какому берегу причаливать - не ясно…
Не так давно Министру и ему дали очередные награды. Лавров почувствовал  теплое рукопожатие Президента, который напомнил, что оборонный комплекс должен  быть во главе  угла. А что дальше?…
                *  *  *
Оля заказала новые наградные планки и приколола их на костюм для официальных мероприятий. Позвонила в Саратов.
-Ну, как ты, доченька, - услышала  радостный голос матери.
-Знаешь, чем занимаюсь? Косте прикрепляю на пиджак новые орденские планки. Я видела по телеку, как Президент тепло пожал ему руку. Ты представляешь, мамуль?
-Доченька, для меня всё это продолжает оставаться как  мир фантастики. Тебя недавно видели в вечерних  новостях. Многие у нас видели. Завидуют.
-Завидуют, говоришь? Костя мне рассказывал, что  завистники, в основном, живут в России. Даже анекдот грустный на эту тему рассказал. Среди завистников много сволочей, которые  доставили честным людям немало горя  своими доносами. Ведь и мой дед пострадал из-за таких гадёнышей.
-Мамочка, наша работа – это колоссальный труд, и очень ответственный.  Те, кто готовят утренние программы новостей, уже в четыре часа утра на своих рабочих местах. Представляешь?   И в заключение  сказала:  - я счастлива, рабо-таю и учусь.
               
Как-то, под конец дня, проходя по коридору, Оля обратила внимание на открытую дверь соседней редакции. Заглянула, увидела Юлю, редактора  новостных программ. Комната была пуста: кто-то обеспечивал эфир, кто-то  крутился по городу, - у всех дни, а порой и сутки  расписаны  по минутам.
-Оль, ты еще здесь, - прихорашиваясь перед зеркалом,  спросила Юля, - у меня есть интересное предложение, а вот реализовать его не с кем, - и посмотрела на нее: - Ты бы согласилась?
-Смотря, о чем идет речь.
Юля закончила возиться с прической и подошла к ней вплотную, прошлась ладонью по ее плечу:
-У меня есть интересное предложение, - повторила она.
-А если бы меня не было, то  как же?
-Я знала, ты здесь, и дверь открыла, чтоб тебя  не проворонить. Она хитро улыбнулась и чуть не поцеловала. Оля не отпрянула, Юля ей нравилась. Такая же, как и она, высокая и стройная, ей подстать. С красивым бюстом и тонкой талией, длинными ухоженными ногтями,  - весьма эффектная девица.  Но главное, что привлекало в Юле, - ее острый, отточенный язык. Она говорила  ярко и остроумно, выплескивая совершенно неожиданные литературные изыски. Наверное, за это и взяли сюда, - размышляла Оля.
-Так какое у тебя предложение?
-Нас приглашают в ночное казино. Она ткнула своим длинным указательным пальчиком в грудь, - да, да, и тебя, - и оценивающе поглядела  в глаза.
Завтра вечером  я свободна. А ты?
-Я  тоже.
-Так вот, - произнесла Юля, - ты представляешь,  чтобы  туда попасть – такие бабки платят.
-А что скажу Косте? Я должна посоветоваться с ним.
- В чем проблема – звони. Юля уже была знакома с Лавровым. И по тому,  с каким радушием он её принимал  в доме,  убеждалась, она ему нравится.  А получить от такого товарища комплимент, это воодушевляет…
Оля набрала телефон Лаврова.
-Приемная Генерального директора, академика Лаврова, - услышала она грудной голос Надежды.
-Надя,  это Оля, Константина Ивановича можно? Соедините, пожалуйста.
-Как ты во - время  позвонила, - собираюсь в Министерство.
-Костенька, - как бы извиняясь, произнесла она. Нас с Юлей приглашают в ночное казино.
-Ну что ж, опыт от посещения подобных заведений у тебя есть, - конста-тировал он. Тем более с твоей  экзальтированной  подружкой. В это время в кабинет вошла Надя.
-Что у тебя, - прикрыв трубку ладонью, спросил Лавров.
-Ничего, мне показалось, вы вызывали. Лавров отрицательно покачал головой и сказал:
- Наслаждайтесь, передай привет Юле. Я вам завидую. Последние его слова Надежда услышала в дверях:
- Еще прожили-то всего ничего, - подумала она, - а он отпускает её на все четыре стороны. Так бы мой. Лавров обратил внимание, выходя из кабинета, Надежда смахнула ладонью слезу. Он задержал:
- Что с тобой?
-Извините Константин Иванович, - просто так, что-то наехало…
                *  *  *         
У роскошного казино «Золотой палас» девушек ожидали Юлины приятели. Оба - телевизионщики. Юра, известный оператор-постановщик, за которого та собиралась выйти замуж. Второго звали Игорем, давнишний приятель Юры. - Рекламный босс, - так в процессе общения услышала о нём Оля от Юры. Всю эту информацию танцуя, выдал он Оле, уточнив еще при этом, что Игорь женат.
Оля чувствовала себя в  компании, как рыба в воде.  Ей было весело и вела она себя с новыми знакомыми так непринуждённо, что Игорь признался, будто  знает её много лет.  Расклад был ясен, как божий день. Юльке захотелось (у нее это было написано на физиономии), чтобы у меня с Игорем завязалась дружба,- решила Оля. Танцуя, почувствовала,  как  вибрация его тела моментально передавалась ей, и она легонько прижимаясь бёдрами, отвечала на легкий флирт. Сидя за столиком, имела возможность его рассмотреть. Греческий череп, как у Лаврова, короткая стрижка с заметной сединой. По возрасту, был лет на десять  старше. На такси  довёз до подъезда. Взявшись уже за ручку входной двери, Оля вполголоса сказала:
-Дальше нельзя, - но решилась поцеловать в щеку: - я  довольна и рада нашему знакомству,  спокойной ночи.
Она тихонько открыла дверь, переобулась в тапочки,  стараясь не разбудить Лаврова. Но, подходя к кабинету,  увидела его, погруженного в бумаги.
-Я думала ты спишь и видишь десятый сон. Лавров посмотрел на часы: - действительно, три ночи. Он отложил  бумаги в сторону.
-Киска, мне было очень хорошо. Казино – потрясающее. Выступали Кобзон, Аллегрова и еще кто-то. Оказывается нас, пригласили Юлькины приятели, тоже телевизионщики. Очень симпатичные и неглупые люди. Мне с ними было ин-тересно.
-Значит, тебя выводят в свет. Это неплохо, если эта публика, в самом деле, не-глупа и порядочна. С такими надо дружить. Без этого нельзя. Моя молодость начиналась примерно так же.
-Какой ты у меня демократичный. Честно, я боялась даже спросить у тебя разрешения уйти на полночи. А ты такой, не похожий на многих.
-Я надеюсь, тебя доставили до дома, - поинтересовался Лавров, расстилая по-стель.
-Конечно, - обрадовано сообщила Оля. До самого подъезда.
                *  *  *
 С тех пор, как Юля подружилась с Олей, та бывала в доме Лавровых. Ровесница Ольги, она нравилась Константину Ивановичу. Ума не занимать. Ее словесная эквилибристика иногда поражала даже его, а теплые отношения с Олей смотрелись необычно для телевизионного мира. Лавров не раз слышал, что  вирус зависти и ревности, а не соревновательного духа,  поражают подчас  на ТВ даже очень благородные души. Юля достигла определенного уровня на своей работе и, как он почувствовал,  щедро делилась с Олей секретами своего мастер-ства.
-У тебя есть чему поучиться, - говорил  за столом  Лавров, особенно твоей великолепной речи. Русский язык, знаешь, не хуже Ожегова. С фонетикой всё в порядке. Это неоценимое человеческое богатство. Косноязычие раздирает  душу. Когда кто-то издаёт уродливые и жалкие звуки, хочется кричать - караул… И Юля  переключалась на Лаврова:
- В «Пигмалеоне» здорово сказано по этому поводу, - на секунду задумалась, - примерно так: -«вспомните, что вы человеческое существо, наделённое душой и божественным даром членораздельной речи, что ваш язык – это язык Шекспира. И перестаньте квохтать, как осипшая курица.» Прострекотав, слова великого  англичанина, перескочила на Брюсова... Оля смотрела иногда на Юльку завороженным взглядом, а Лавров подливал  ей в бокал  вино и с удовольствием слушал эту сороку – белобоку.
         -Как у тебя умещается в твоей, ну скажем прямо, хорошенькой головке столько информации, дух захватывает.
Юля посмотрела на Олю и спросила:
- А можно я твоего  ненаглядного иногда буду называть по имени? Оля смотрела на Лаврова и видела его улыбчивую физиономию: 
-Это надо спросить у самого Константина Ивановича. Лавров дал понять, что такой талантливой подружке он позволяет, в определённой обстановке, называть его по имени.
-Так вот, давайте выпьем за наше содружество, - весело произнесла Юлька.
Лавров смотрел на неё. В глазах таились задатки сексуальной тигрицы. Она – это ураган в постели, - подумал он. Девушки явно симпатизировали друг другу. Вечерами, если не встречались,  подолгу занимали  телефон. У них появилось неожиданное окошко в делах.
Лавров достал им  путевки в подмосковный пансионат. Изучив маршрут сле-дования, Оля заехала за Юлькой и они укатили за город.  Большой зрительный зал, танцульки и вполне современный двухместный номер. Что еще нужно для недельного отдыха?! В один из вечеров они натанцевались, посидели в баре. Очень мило за щебетанием опустошили бутылку шампанского и, с великолепным настроем, возвратились к себе. Было уже поздно, но спать не хотелось. Оставшись почти без ничего, дурачились, изображая перед зеркалом разные позы. Их еще подогрел  только что просмотренный откровенный, красивый американский фильм - «Шоу-Гелз».
Оля раскрыла рот и тут же почувствовала в нем Юлин язык. А потом они впились  друг в друга долгим поцелуем. Уже в постели, целуя Юлю, Оля почувствовала  ладонь у самого  горячего места, приближаясь к оргазму. А Юлька, словно лишилась рассудка, сосала аппетитные Олины грудки  и  первый раз в жизни видела пик наслаждения  другой женщины.
Все происходящее казалось нереальным. Спиртное и откровенные сцены,  увиденные в фильме, сыграли  свою  роль. Эти  хорошенькие молодые соблазнительницы превратились в одно сплошное пульсирующее  действо…Они уносились в запредельное блаженство. И после такого коллективного всплеска, длившегося, как показалось им, целую вечность, уснули, проспав даже завтрак.
-Ну, как вам отдых? – спрашивал Олю по мобильному телефону Лавров.
-Ты знаешь, в номере стало  прохладно, и мы решили сегодня вернуться.
-Ну так возвращайся.
-А что, если я приглашу к нам Юлю, - не возражаешь?
-Наоборот, - откликнулся Лавров.
Она выключила телефон и с хитринкой посмотрела на подругу.
-Чем вызвана такая загадочность?
-Мой муж хочет видеть и тебя.
-Правда? Это приятно. Давай устроим сегодня, - и она щёлкнула перед собой пальчиками,- этакий фейерверк и назовем его, например, «сладкое трио».
-Сценарий такого мероприятия я пока не очень представляю. Но внутреннее чувство мне подсказывает,  у меня в этом исключительном случае не будет рев-ности. И посмотрела на подругу: - оттого, что может произойти…
-Нашу любовь мы друг другу выразили, - сказала Юля, - я сама никогда не ожидала, что посмею на такой поступок. Но, видимо, если это может произойти, так только с тобой  и  с Костей. Ты послушай меня, - продолжала Юлька (разумеется, откровенно и честно) - вы, то есть ты и Лавров – уникальное явление в обществе. Вам  многие завидуют, но только не я. Я вам не завидую, я вами восторгаюсь. И прежде всего, Константином Ивановичем Лавровым, – твоим мужем и блистательной личностью, абсолютно не похожим ни в чем на других. А что касается тебя, так ты –  самый лучший слепок  в его жизни.
-Юлька – ты гений. Тебя слушать, – можно рассудок потерять. Как ясновидя-щая…А та вернула Олю  ко вчерашнему:
- Ты запомни: - я никогда не считала бисексуальные отношения панацеей, исцелительным средством от недостающего эротизма, ничего подобного. Но когда я почувствовала рядышком твое дыхание, которое кричало: - я хочу, - я не смогла удержаться от удовольствия, и мы его получили. Прямо сюжет из «Девять с половиной недель». И это останется с нами, и только с нами.
- Сюжеты твоих эротических фантазий меня потрясают, - заключила Оля. Затянувшись сигаретой, Юлька  мечтательно произнесла:
- Секс – это вообще одна сплошная фантазия. В противном случае, он был бы примитивен, как брачные игры тараканов. Я в юности может быть не добрала теоретически многого, живя, как и ты, в  провинции, и все свои фантазии рисовала под одеялом, уткнувшись лицом в холодную стенку нашей маленькой квартиры…      
                *  *  *
...В доме было достаточно еды, и Лавров решил не спускаться в соседний Гастроном. Размышляя, пытался представить кратковременный отдых девушек. Ему показалось, отношения между ними были не ординарными. Это он почувствовал в повадках Юли. Они взаимно могут ублажать свои желания, - неожиданно подумал он. От них наверняка можно почерпнуть уйму полезных вещей как удовлетворить партнершу. В конце концов, кто знает о женщинах больше, чем сами  они.               
За ужином, организованным на кухне, девушки вспоминали некоторые моменты проведенного отдыха. Лавров понял, они там не скучали, потому что, вспоминая некоторые эпизоды, дружно заливались смехом. Затем Оля с гостьей приняли душ, облачились в  пеньюары, расположились в креслах спальни, рассматривали себя в зеркалах и заговорщицки вполголоса болтали.
Лавров, в домашних брюках и клетчатой рубашке, появился, неся в руках квадратный штоф джина и три бокала.  Затем принёс вазочку со льдом и тоник. Опустил кусочки льда и со своей  порцией  устроился на краю софы.
Под приглушенным светом, он смотрел на Олю и ее жгучую приятельницу. Не надо было напрячь зрение  чтобы увидеть под пеньюарами контуры их полушарий, узенькие темные полоски, где обитает женская сексуальность. Держа в руке бокал, он подошел к Оле и нежно поцеловал. Поцелуй оказался настолько чувственным, что она ощутила прилив крови ко всем органам.
-А теперь, то же самое подари, пожалуйста,  Юле. Юля уже была готова на всё что угодно… Он отпрянул на софу и, отпивая джин, наблюдал за чудодейственным спектаклем. Сперва медленные ласки рук ускоряли  движение все живее и живее. Не оставалось  уже ни одной частички тела, не изученного нежными и  любопытными  ладонями. Оля, подогретая спиртным, хватала воздух при каждом Юлькином прикосновении. А та развязала пеньюар и сняла, торжественно обнажив желанное  красивое тело.
Он вышел на лоджию, стараясь преодолеть  нахлынувшее возбуждение. В гостиной, прямо из бутылки, сделал пару глотков виски и вернулся  в спальню. Там продолжалось, в результате принятого алкоголя, необыкновенное  действие.
 – Как они  обворожительны, -  кричало в голове.  Элементы невинной  бисексуальности  не могли не всколыхнуть и не возбудить  страсть. В такие волшебные минуты он подумал, что ему представлялась возможность - стать изысканным любовником. Его партнёрши в этот момент казалось, теряли границы в любви, превратились в откровенных бескомплексных, соблазнительниц… Смотреть безучастно  у него больше не оставалось возможности…Он подошел, нежно поцеловал обеих искусительниц  и, сделав над собой усилие, ушел в дальнюю комнату, расстелил постель и, вскоре  погрузился в  сон.
 Утром заглянул в спальню, - девушки спали непробудным сном. По-тихонечку подошел и, наклонившись, поцеловал Олю. Она почувствовала его губы, нежно в полусне обняла за шею и, чмокнув, прошептала: - я тебя очень люблю…
После большого совещания, Лавров попросил Надежду, минут на сорок сделать паузу в приеме посетителей и ушел в комнату отдыха. Пиджак  повесил на плечики,   устроился  в глубоком  кресле, закрыл глаза.
Ему представилась  картина вчерашнего вечера. Подумал: -  пустил такую ситуацию на самотёк, расчувствовался, не предостерег от откровенных отношений.   Сердиться на них не за что. Сам виноват. Полные сил и энергии, они и в самом деле  желали, чтобы я  принял участие в этой невинной вакханалии.
Но, что говорить, – поезд ушел. И надо теперь внимательно следить за тем, чтобы не проехать свою станцию. Ему еще никогда не приходилось быть действующим лицом в такой интимной  чехарде. И он чуть было не стал им. Но, холодный разум возымел верх над эмоциями. Может должен быть взят реванш за скудное сексуальное прошлое, - размышлял он. - А может быть ему выпала роль, - стать запалом, но он  не  справился с этой  обязанностью. 
Его Наташа вела себя в этом отношении, особенно в последние годы, так, словно и они и их тела не замечали друг друга. Смазывая  каким-нибудь французским кремом запястья рук на ночь, она больше говорила о работе, сообщала ему пикантные новости из светской жизни. Потом говорила о внуках и как Маша, совсем еще молоденькая женщина, не следит за собой, ее иногда удручал  внешний вид дочери.
 Он уплывал в приятный мир дурмана и грез, в котором вечер слился с ночью, а наслаждения  превратились в безликие абстракции.
 Собираясь домой, подумал, как будет выглядеть  встреча с супругой. Что ему скажет Оля,  и что в ответ, она услышит от него? У цветочных рядов, попросил Игнатьевича притормозить. Выбрал алые розы. Войдя в холл, ощутил аппетитно дурманящие запахи. В симпатичном  передничке появилась его  ненаглядная. Принимая букет, она прильнула к  плечу и тихим голосом сказала:
-Спасибо тебе миленький за все и прошу, извини, пожалуйста, за вчерашний вечер. Она поглядела  на него глазами нашкодившей собачки и ждала заслуженную взбучку. А он обнял за плечи, прижался губами к распушенной чёлке: -  такого  бесшабашного  всплеска и необузданной страсти  в моей жизни ещё не было.
- Ты не сердишься?   Лавров улыбнулся:
-Вы  обе  изысканные  возмутительницы  спокойствия… Во время ужина Оля спросила:               
                -Ты не очень устал? У тебя  был напряженный  день?
- Не очень. Обычный, рядовой. 
-Костенька, мне хочется снова поехать в тир, пострелять из пистолета. Раньше это я видела только в кино или по телеку, а теперь ты меня научил стрелять из настоящего оружия.
-Какой же ты еще у меня ребенок – игрушку тебе хочется…Оля капризно вытянула губы и исподлобья  улыбнулась:
-А что, разве я не похожу на твоего ребеночка, я и есть твой ребенок, только совсем большой.
- Если бы все дети так умели готовить. Она обняла его: - правда нравится? Как я рада ты себе не представляешь.
-Собирайся, поехали.
В тир, где тренируются в стрельбе  из боевого оружия, Лавров с Олей приезжали уже не раз. С каждой тренировкой у нее росло желание научиться по - настоящему стрелять. Лавров с любопытством смотрел,  как она  в спортивном костюме от Кардена, в больших,  поглощающих  шум наушниках,  стреляла по мишеням. Он понимал, это уже была не забава, а настоящий, спортивный азарт, который подогревался тренирующимися милицейскими ассами, спортсменами. Бывали здесь и известные актеры.
Пока Оля продолжала тренировку, Лавров со знакомым генералом стоял в курилке.
-Я тебя не узнаю, Костя, рядом с этой миленькой девчушкой ты заметно помолодел, в глазах появились искры и пламень, -  говорил  ему генерал Багрянцев, - я тебе искренне завидую, белой завистью. Дай бог тебе здоровья и счастья вам обоим.
-Спасибо, Паша, мне, в самом деле, бесконечно хорошо.
-Так это видно по тебе, невооруженным глазом. Про дела твои я не спрашиваю. Видел недавно на полигоне твои «игрушки» в деле. Скажу тебе, – впечатляют.
Закончив тренировку, Оля подошла к ним, возбужденная  и, судя по лицу,  довольная своими результатами.
- Как,  Оля, успехи? – спросил генерал. 
-Очень даже хорошо, Павел Арсеньевич, - представляете, инструктор меня похвалил. Лавров поглядел на генерала:
- Вот так, Паша, такие наши успехи.
На этот раз Оля была за рулем своей, как она выражалась, «ласточки».
-Не машина, а трепетная лань, - глядя на дорогу,  говорила  она  Лаврову.
-Ее на  все хватает в этой суматошной жизни, - думал он. Она, как обезьянка – цепкая, не ходит, а летает, и не боится где-нибудь промахнуться. Молодец ты, Константин Иванович, -от этой провинциальной девчушки не оставил и следа. В ней очевидны европейские гены. Они сейчас начали проявляться. Как опущенная в проявитель фотобумага – сначала все в тумане, не видно резкости снимка, но постепенно  появляется портрет или пейзаж, и от него уже не оторвать глаз. Так во всем – естественное искусство превращения.       
                *  *  *
В постели Оля, согнув руку в локте, положила ему на грудь  и, опершись на подбородок, смотрела на него, хлопая большими ресницами.  Он чувствовал, ей что-то хочется сказать или спросить. Его ладонь залезла глубоко в ее прическу.  Пальцы плавали в льняных,  волнистых прядях.
-Как приятно, - зажмурив глаза, уже почти урчала она. Почеши еще головку,  это такое блаженство. Наконец Лавров закончил  процедуру и посмотрел на нее.
-Я думаю о вчерашнем нашем с Юлькой  безобразии.
- С эмоциональной точки зрения было на какое-то мгновение потрясающе.
-Я понимаю. А с позиции морали, - и она разразилась длинной тирадой по-английски, что в переводе означало:  - мы поступили не совсем прилично.
-Ты не испытывал такое?
-Никогда.
-И я тоже никогда. Если бы не Юлька …
Доверительный разговор возбудил  Лаврова.  Он поднялся, заглянул на кухню. Достал холодный тоник, сделал глоток и вернулся в спальню. Оля приподнялась на софе, прикрыв тело одеялом.
-Дай мне глоток. Она отпила. И снова отпрянула на подушку. Лавров сидел на пуфике рядом с софой. Это был миг безмерной вспышки чувств. И он повторился:
-У меня еще такого в жизни не было.
Оля смотрела на  него, облокотившись на руку. Потом он включил со своей стороны настольную лампу и взял с тумбочки томик пушкинских стихотворений. Оля, прижавшись к нему,  слушала:
Люблю тебя, о юбка дорогая,
Когда меня, под вечер ожидая,
Наталья, сняв парчовый сарафан,
Тобою лишь окружит тонкий стан.
Что может быть тогда тебя милее?
И ты, виясь вокруг прекрасных ног,
Струи ручьев прозрачнее, светлее,
Касаешься тех мест, где юный бог
Покоится меж розой и лилеем.
-Лапусь, от этих строк у меня кружится голова.  А Лавров, полистав томик, продолжал:
Наследники Тибулла и Парни!
Вы знаете бесценной жизни сладость:
Как утра луч, сияют ваши дни.
Певцы любви! Младую пойте радость,
Склонив уста к пылающим устам,
В объятиях любовниц умирайте;
Стихи любви тихонько воздыхайте!..
Завидовать уже не смею вам.
Он отложил книгу на тумбочку, повернулся к ней, обнял.
-Я сделаю для тебя все, что ты скажешь. Я срослась с тобой, как молодой побег развивается от взрослого, крепкого дерева.
С приходом Оли в его жизнь он, как в молодые годы, с вожделением следил за мельканием ее короткой юбки, красивым изгибом шеи, грациозными движениями тела.
Она уже спала. Оставив свет  со своей стороны, он еще просматривал прессу.  Раздался телефонный звонок. Поднял трубку, услышал голос Маши:
-Здравствуй, доченька, как у вас жизнь.
Маша подробно рассказала о том, что  все улаживается, мальчишки ходят в садик, им там нравится. Лопочут по-французски с рязанским прононсом.
- Папочка, спасибо тебе за материальную помощь. Я её уже не раз получила.
-Ну, и слава богу, - обрадовался Лавров.
-Мы работаем, - говорила Маша, - надеемся скоро увидеться. Привет Оле. Она адаптировалась? Лавров сказал, что у них тоже все в порядке.
- Я за тебя  рада, папулька, будьте здоровы.
- Как я по вас соскучился, ты бы знала, - услышала Маша на прощание…Он ещё какое-то время держал возле уха трубку с прерывистыми гудками. Потянулся за стаканом, но стакан был пуст. Сон прошел. Самое время обменяться парой фраз с Ксенией, если она уже вернулась с какого-нибудь бенефиса. Перешел в гостиную,  набрал телефон.
-Как хорошо, что ты позвонил. Я так давно не слышала тебя. Лавров рассказал  про  разговор  с Машей. Ксения поведала  о последних новостях  в культурной жизни. Посплетничала о некоторых персонах.
-Про твои дела я не спрашиваю, а как жизнь у Оли?
-Она сейчас - как тот спутник, которого запустили, но пока не вывели на заданную орбиту. Но надежды есть. Я вижу, что первые глотки некоторых достигнутых результатов её не опьянили. Она воспринимает это как аванс,  настойчиво  борется за будущее.
-Что ж, твой оптимистический прогноз  радует. Одним словом, она милая де-вочка, и я к ней отношусь с такой же любовью, как к тебе.
-Спасибо. Я всегда считал тебя близким человеком. Звони и заезжай, а я по-шел спать.
Была середина апреля и, ложась, он вспомнил, что его приглашают на вальд-шнепиную тягу, - эту настоящую спортивную охоту, как по тарелочкам, на стен-де…
                *  *  *
С утра он продиктовал Надежде ряд поручений. Когда она закончила записывать, Лавров посмотрел на нее. И Надя уловила на себе такой взгляд, который не отождествлял его с обязанностями крупного руководителя. Во взгляде таилась особая простота и  радушие:
-Дома как дела? – поинтересовался он.
Для нее этот вопрос шефа оказался неожиданным. Но уж коль так случилось, - подумала она,  обращусь   к нему с просьбой:
-Константин Иванович, есть у меня проблема.
-Что ж молчишь, давай выкладывай. Она посмотрела печальными глазами на Лаврова:
-Муж у меня остался без работы. Институт его почти полностью развалился.
-Д-а-а – протянул Лавров, - это наша беда. Как прорвавшаяся плотина - все на пути сметает.
В кабинет вошел Кривенко  со своим заместителем  Богуславским, тоже доктором наук. Находясь под впечатлением печального известия Надежды, Лавров приглашая их сесть, сказал:
-Еще один институт развалился… Муж у нее остался без работы.
-У него какое образование?
-МАИ – кафедра летательные аппараты, и форма первая.
-Соедини-ка меня с кадрами.
Надя подошла к диспетчерскому пульту и набрала телефон заместителя по кадрам.  Лавров поздоровался с кадровиком  и сказал:
-Виталий Иванович, придет к вам специалист по фамилии Трифонов.
Зам. по кадрам переспросил:
-Это не муж Надежды Михайловны?
-Какое у тебя чутье, - уже перейдя на «ты»,  произнес Лавров, -  угадал.  Переговори с руководителями подразделений и подбери ему интересную работу,  его институт завалился на бок.
-Понял, Константин Иванович, будет исполнено.
-Ну, вот и хорошо.
 У Надежды загорелись щеки, глаза светились  благодарностью. Её давно подмывало спросить, как складывается  его личная жизнь. Но, судя по телефонным звонкам Оли, она понимала, что у них все хорошо. Уже сидя в приемной, она про себя подумала: - Не будет его, и мы все пропадем, фирма без него развалится.  Не так все просто, - размышляла она. - Сколько у него там, наверху, и откровенных врагов, и завистников. А время-то не простое. Кругом стреляют. Почему он не возьмет себе телохранителей? Директора паршивеньких  шаромыжек,  и  те  их имеют. Но  Константин Иванович – о себе думает в последнюю очередь.   
                *  *  *
В середине апреля  солнцу, казалось,  не хотелось опускаться в лесные чащи. И даже  когда оно, наконец, скрылось – все еще светлело  голубое небо.
-Какое наслаждение, - радовался Лавров,  стоя  в молодели, в окружении осинок и березок. Под ногами еще сыро, кое - где бочажки воды. Жухлая прошлогодняя листва перемешивалась с мокрой землей. Молодой лесок, напротив большого леса, простирался на километровую ширину, а дальше опять старые леса.  Заметно, менялись цвета в природе. Она уже не выглядела черно-серой, в ней проглядывались зеленоватые оттенки.  Перед глазами  у Лаврова, на низеньких молодых деревцах, пробивались почки. Легкий  финский костюм  зеленовато - болотного цвета скрывал его в пробуждающейся  весенней красоте. Наперевес, на руке лежало наготове ружье. Лавров любил постоять на тяге. К тому же эта охота не требует ни титанических усилий по отысканию дичи, ни многотрудного устройства каких-либо скрадков, лабазов и иных сооружений. На ней не приходится преодолевать непролазные топи, кочкарники или заросли. В непосредственной близости от охотничьего хозяйства  добираешься до  вырубки и ждёшь. Стоишь, окруженный  прелестью погружаемого в сумерки леса, запахами талого снега, прелых листьев и набухающих почек, наслаждаешься завораживающей тишиной, поющей голосами десятков птиц. Приятели  держали  равнение  на  него,  стоя  на дистанции в молодняке.
-Жаль, что на всех только один, подружейный симпатяга, сеттер. Он замер между охотниками и был готов,  под  первый выстрел, броситься за подстреленной дичью.
Как бы разведывая обстановку, пронеслась молчаливая самка вальдшнепа. Стрелять её нельзя. Самку надо щадить. А вслед пошло хорканье и цвиканье самцов.  Раздались первые ружейные хлопки. Легкое дуновение воздуха уносило над мелколесьем голубоватый дымок выстрелов.
Смеркалось. Уходить не хотелось. Как же хорошо на пробуждающейся природе. Возвращаясь в охотничье хозяйство, он подумал, как там Оля хозяйничает на даче. Если собирается компания, как она его информировала, - значит, у них весело.
Еще направляясь на место тяги, по пути, он заметил, – появились сморчки, –это же превосходнейший гриб, - говорил он своим приятелям.  Его лучше всего  готовить в чугунке в духовке, добавив картошку и специи. Никакая телятина в сравнение не идет. Утром решили сделать чёс по сморчкам.
В охотничьем домике, на столе шипела  сковорода со свининой, залитой яйцами. Появились из серванта рюмки, фужеры. Стол заполнился закусками и выпивкой.
-Да, уж, - промолвил Лавров, - кому-то завтра за руль, а сегодня можно расслабиться. Первый тост за удачную охоту, за великолепную разрядку.
 Состоялась небольшая  разборка только что завершившейся охоты. Постепенно разговор переходил в традиционное  русло:
-Читали, что пишут о производстве и будущем России?
Лавров, поднимая рюмку, сказал:
-Сегодня  только ленивый не пишет, прогнозируя будущее. Время покажет. За научно-производственный потенциал, который пока на плаву, благодаря вам, дорогие мои! После тоста  Лавров продолжил:
- Ведь что получается, - развалили централизованную экономику, не наладив крепкий, устойчивый частный сектор, В результате - беспрецедентное падение объемов производства, со всеми вытекающими отсюда социальными последствиями. Андрей, - обращаясь к  одному из сидящих за столом,   спросил Лавров, - а не ты ли готовишь докторскую на эту тему?
–Да, Костя  дорогой, пишу, - отозвался его приятель, директор завода. Но чтобы я ещё раз связался с ширпотребом? Боже упаси!
 –Кто это тебя так допёк, - поинтересовался Лавров. И Борис Ольшанский(так звали директора завода) рассказал, как однажды организовал замечательный цех по производству игрушек и сувениров. Образцы взяли в Торгово - Промышленной Палате. Наладили всё по высшему разряду. Торговля завалила заявками. Пошла прибыль. Ну, в общем, подспорье к основному делу. И тут мне один приятель, ещё из бывшего КРУ Минфина, звонит, и говорит: - телега на тебя анонимная к нам поступила, и не только к нам, но и в Комитет народного Контроля. А этот «департамент» по тем временам, как вы помните, больше напоминал полицейское управление. Люди работали там мерзкие. Компания внимательно слушала рассказ. - Ну и вот, наконец, явились эти гуси-лебеди. Без пристального внимания можно было определить, что некоторые из них недавно носили или милицейскую или прокурорскую форму. Это видно было по тому, что их гражданский  камуфляж подходил им, как корове седло, топорщился, галстуки вылезали поверх воротников.  Освободили два кабинета. Всю бухгалтерскую документацию вывернули наизнанку. Полтора месяца сидели, сволочи. Очень оказывается, хотелось этим народным мстителям, обвинить нас в частном пред-принимательстве.
–Ну и как ты от них отделался? –поинтересовался Лавров.
-Написал встречную телегу, не стесняясь в выражениях, высказал, вообще, всё, что я думал про этот «орган», справку из Минторга приколол о том, что моя продукция им нужна позарез, реализуется с колёс и, прямиком к Соломенцову. Всё-таки  член Политбюро, Председатель Совета Министров РСФСР. Прихожу и говорю:
-Михаил Сергеевич, так-то, и так. А мужик он был крутой. Если надо кого, мог так обложить, что ой, ой, ой. Прочёл. И поглядел на меня:
- И ты испугался эту шантрапу? Отвечаю:
- Не испугался, а возмутился. Десятки людей по анонимному доносу оторвали на  полтора месяца от основной работы.
- Ну и чем же закончился их вояж к тебе? –поинтересовался кто-то из прияте-лей. Пока возвращался на работу, их уже и след простыл. - Да-а-а,  Советская власть с её опричниками была забавная штука… 
-Костя, как тебе удается, практически без правительственной поддержки, развиваться? Я слышал, какое дело ты наладил в области, - поинтересовался второй сосед по столу?
-А сколько нажил врагов? Ты не слышал?
-Да., это черта нашего русского характера –от зависти  усраться, но сожрать с потрохами.
-Министр никак не может успокоиться, – ему все кажется, что я занялся не своим делом. Ведь чуть за грудки не хватает: - ты кто, - говорит на повышенных тонах, – «оборонщик»  или  коробейник – «что изволите». Не понимает – там  рынок, живые деньги.
-Как ему понять, - заметил кто-то, - когда всю жизнь выпускал пулеметы и ав-томаты, а тут - детские велосипедики, кухонная  посуда…
-Да, ребята, - вставая из-за стола, заметил Лавров. А дела в стране настолько говённые, что подумать страшно. Мы втемяшились в такие экономические  тупики, из которых не сегодня, так завтра придётся  давать полный назад, как говорится.  Природные ресурсы розданы бесплатно всего-то десяти процентам населения, 90% лишили доступа к этому общему благу. И всё это зло от недальновидности политиков. Да и учёные некоторые оказались на уровне, извините за выражение…Подумать только,  по официальной статистике  находимся на 124 месте, за какой-то  Угандой. 
Перешли постепенно на шутки и анекдоты. В заключене, завершая ужин, провозгласили тост за жен. При этом компания обратилась с уважением в сторону Лаврова. Они пользовались слухами, что у него красивая молодая жена, и каждый в душе, конечно, подумал, – повезло мужику. Еще не только для Родины, но и для себя поживет с удовольствием. Покурили, убрались и отправились отдыхать.
В связи с сегодняшним  за столом разговором  о падении экономики он вспомнил, как на днях Оля ему рассказала, что одна газета заказала молодым журналистам статьи на общественно-политические темы.
- И какое же название у твоей будущей статьи, - поинтересовался Лавров. «Общество, у которого туманное будущее», - сообщила Оля.
-Цинично, но убедительно, - заметил Лавров. При этом подумал: – и за это уцепилась. Надо помочь ей.
Уже в постели, после разговора со своими приятелями, у него  неожиданно запала мысль, - а как ещё долго на земле будет продолжаться гонка вооружений. Но сейчас, условно говоря, произошел некоторый спад. А локальные военные конфликты не прекращают вспыхивать. И, несмотря на ежедневную гибель большого числа людей, не считая естественную убыль, численность на земле не уменьшается, а  внушительно  растёт. Что по этому поводу думают демографы. Да разве только в них одних дело. Его мысли перекинулись  на развитие  науки, - какими стремительными темпами  она движется? Подумал про Интернет.  Этот скачок вперед основную массу людей  может сделать, в конце концов,  послушным инструментом. Человек отучится думать, рассуждать, запоминать, общаться путём писем, как это было всегда. Любовники станут изъясняться  по Интернету, да это уже происходит сейчас. Несмотря  на всё колоссальное, что связано с его развитием, это обернётся когда – нибудь  против самого человека. Просто он не выдержит такого напора информации.  Нелепица,  какая – то. Сколько ещё он в своём ОКБ  создаст смертоносного оружия?  Одним словом,  мир  развивается  не логично. С той поры, когда  благодаря техническому прогрессу, человек залез во внутрь матушки  Земли, по самые локти, это стало очевидно. Высасывает из неё нефть и газ, выгребает  уголь  и всё полезное, что она для себя припасла по разным земным закоулкам. Стрижет буквально под нулёвку лесное богатство, без чего она не в состоянии будет дышать. И наверно уже начала подумывать – сколько ещё эти изверги двуногие, которых она когда-то по случаю, произвела на свет, будут её терзать. Может, однажды что-то подобное уже было…
Снова подумал про  Олю  и  Юльку, - как они там на даче. Бывало, съез-жалось  много народа. Обычные развлечения: теннис, выпивка, флирт, преферанс  и всегда  весело. С этими мыслями  погрузился в сон.
                *  *  *
В середине субботы Оля заехала за Юлей. Загрузив багажник у ближайшего супермаркета всем необходимым, они выехали на МКАД и, наконец, свернули на  загородное шоссе.
-Какие  красивые места, - заметила Юля. В окошко пахнуло хвоей.
-С тех пор, как еще в прошлом году Костя меня повозил по Подмосковью, - говорила Оля, - я поняла,  оно очень красивое,  особенно подмосковные вечера, - и,  поглядев  на Юлю, рассмеялась.
После недолгой паузы произнесла:
-Костенька  где-то стоит с ружьем и стреляет птичек.
-Мне нравятся мужики, которые занимаются настоящей охотой.  В них сквозит мужественность.
-Да уж чего-чего, а мужественности у товарища Лаврова, хоть отбавляй.
 Юля закурила. Оля включила музыку и спросила:
-А гости к нам приедут,  облома не произойдёт?
-Думаю, что  нет. Я им  нарисовала подробный план маршрута.
Подъехали к сторожевой будке со шлагбаумом. Оля попросила охрану пропустить машину гостей и назвала фамилии. Миновали въезд  и, наконец, остановились напротив ворот. Пока Юля переносила вещи и продукты, Оля включила  АГВ, свет в помещениях и сказала:
-Через полчаса  дом наполнится теплом.
 Гуляя по даче, Юля ворковала: - как же у вас здорово. В одной из комнат висел   портрет интересной женщины,  написанный маслом. 
– Это чей портрет? – спросила она.
- Покойной жены Кости. И подвела  Юлю  поближе:
-Ты посмотри, кто автор. Прочитав, Юля всплеснула руками: -ничего себе, сам Шилов, - вот это да.
-Наташа с ним находилась в большой дружбе. Она же была известным искусствоведом. За разговорами они приготовили еду. Заурчал высокий шведский холодильник. Оля постучала ладошкой по нему: «Электролюкс – сделано с умом». Мне нравится летом обустраивать территорию дачи. Скоро раскроем розарии. Ты увидишь, какая это красота.
-Но ведь такое огромное хозяйство, - говорила Юля, - нужно содержать
-На земляные работы Костя приглашает сторожей, и они все делают без нас. Они очень уважают его. Прошлись по территории,  к вечеру холодало. Набросили на плечи тёплые куртки.
-А какой воздух, - восхищалась Юля, - его  пить хочется. Напротив останови-лась машина.
-Кажется, приехали гости.
-Нас кто-нибудь ждет? – послышалось в открытую калитку.
 Мужчины были одеты в джинсовые  костюмы и выглядели  современно. Завершив  ритуал приветствий, Оля пригласила  гостей в дом.
Игорь посмотрел на Олю:
- Мы сейчас с Юрой  закроем машину, прихватим кое-какие вещички  и готовы следовать, куда прикажете. Дача наполнилась теплом. Уже по настоящему смеркалось. Пока мужчины знакомились с дачей и территорией,  девушки накрывали стол.
-А это откуда появилась здесь шкура кенгуру? – поинтересовался Игорь.
-Константин Иванович много раз бывал в Австралии, - объяснила Оля, - всё это оттуда.
- И эти рога дикого буйвола?
- И их тоже.
-Да, впечатляет.
Пили из красивых штофов джин  с тоником  и водку. Играла знойная музыка. Джазы перемежались с латиноамериканскими  ритмами.
-Мне очень нравятся спортивные танцы, - говорила Оля, - сколько в них экс-прессии. Когда  смотрю на танцующие пары,  обо всем забываю. Обстановка становилась теплее и откровеннее. Поставив спокойную мелодию, Игорь пригласил Олю на танец.
-Я давно не танцевала, - прижимаясь к нему бедрами, говорила она. Ее поведение  не заставило ждать ответную реакцию.
-О-о-о, - так быстро, не ожидала… Чувствуя ее раскованность, Игорь придвинул Олю еще ближе к себе, и под лирическую мелодию они продолжали движение по гостиной. Сердце у неё  забилось так сильно, что в ушах зашумело, и она почти не слышала музыку.  Юля с Юрой устроились на  уютном канапе и мило ворковали.
-Молодец Юлька, - подумала она, - все предусмотрела, заранее спланировала, кто с кем будет. Ну и пусть. Мы же отдыхаем.
Приняв еще стопку спиртного, Оля, находясь в непосредственной близости с Иго-рем, почувствовала что-то новое, доселе не испытанное. По-настоящему, как муж-чину, она знала только Лаврова. И считала его потрясающим партнёром. А тут этот симпатичный и неглупый самец. И чем ближе она прижималась к нему, тем ярче проявлялась его сексуальность. Неужели я способна быть мимолетно с другим мужчиной, - мелькало у неё, находясь во власти рук Игоря. Она не могла скрывать, что ей было хорошо. Хотелось узнать, какие у него отношения с женой. Они еще в прошлый раз перешли на ты.
-А чем занята твоя жена?
-Она на «Мосфильме» - звукооператор. Приходится мотаться на съемки. Иногда подолгу не видимся.
-В общем, вы – пара свободных профессий и свободных поступков.
Игорь, улыбаясь, старался возразить, имея в виду, что на каждом из них груз забот, включая  двух ребятишек-школьников, которые  в основном с бабушкой.
-Это уже другое дело, - думала, танцуя, Оля, - как никак он обременен житей-скими проблемами, не повеса какой-то. А семейный. Ну, вырвался в какие-то времена, и Юра, наверно, такой же.
Она догадывалась, что Юлька с Юрой не в первый раз. Целуются, забыв про все на свете. Игорь подвел Олю к столу и предложил выпить за  дружеские отношения.
-Вот теперь мы закрепим их, - произнес он и, прижал к себе Олю, нежно поцеловав. Этот поцелуй чуть не привел Олю в шок. У неё вдруг стали мягкими и ноги, и руки, голова приятно закружилась. Они вышли в другую комнату. Сели на диван и какое-то время молча трогали друг друга.
- Ну, вот, уже немного отошла, а то караул, - ты меня так поцеловал, что я на самом деле все вокруг забыла. Игорь поцеловал её  ещё раз, и тело начало бросать в дрожь, кружилась голова. Она взяла его руку и посмотрела на светящийся циферблат часов:
-Уж поздно. Не пора ли нам бай-бай.
-Давай еще разок выпьем за нашу встречу.
-Давай.
Они пригласили к столу Юру с Юлей. Игорь разлил стопки и произнес:
-Сегодня блистательный вечер. Украшением его являешься ты и твоя подруга. Девчонки, вы – само очарование.
-Thank  you  very much - ответила Оля.
-Так  выпьем за вас.
 Оля показала Юле  их спальные места,  на первом этаже и, обращаясь к  Игорю, сказала: - А тебя  уложу на втором.
Игорь развел руками:
-Согласен.
Они поднялись на второй этаж. Она постелила в одной комнате ему, а сама прошла  в другую, где   была их спальня с Лавровым. Когда поднималась, приняв душ, увидела Игоря при ночнике в одних плавках. Сделала вид, что не заметила, разделась догола и нырнула под легкое пуховое одеяло. Уснуть сразу  не могла.
-Игорь, тебе удобно там? – спросила Оля.
-Конечно, нет, - войдя к ней  в спальню, проговорил он, - можно я возле тебя посижу. Он сел и притянул ее руку к себе. И тут же почувствовал, как Олина  ладонь заскользила по его упругому бедру…
                *  *  *
После завтрака, пока гости  осматривали окрестности дачи, Оля  наводила в доме порядок. Критически взглянула на результаты своего труда и вышла к гостям. Игорь любовался реликтовыми соснами. Он подошел к Оле и нежно обнял  за плечи:
-Я бы от тебя и этой красоты  не уезжал. Оля посмотрела ему в глаза и сказала:
-Мне было тоже хорошо…
Мужчины  уехали  первыми. Глядя на дорогу, Игорь произнес:
-Ну, старик, я такой благодати давно не встречал.
-А обстановка какова? – отозвался  Юра.
-И обстановка, но главное – хозяйка этого терема,  это, я тебе скажу, нечто!
- Красавица. Фотомодель, только в нормальном женском варианте.
- Не бледная спирохета, а классика, восторг…
-Жаль время мало, и они свалили, - вслед уходившей машине  произнесла Оля.
-Ну, а как тебе твой новый бой-френд? – со смешинками во взгляде  вопрошала Юля.
–Классный товарищ. Заснули только к утру…И Оля разоткровенничалась:
- Секс не может быть приравнен к повседневным занятиям. Он как божествен-ный напиток. Иногда я готова пить его залпом, но чаще стала дегустировать глоточками. Только так ощущаешь его истинную прелесть. Она следила за дорогой и рассуждала: А иногда я намеренно сдерживаю страсть, чтобы потом насладиться ею сполна.
Юлька сидела  рядом с ней в машине и внимательно слушала её умозаключе-ния по поводу  интимных пассажей:
-Да, подруженька моя. Лавров перед тобою  широко распахнул ворота в мир прекрасного. Уже попахивает этакой пресыщенностью. Оля взглянула на подругу:
- Я и не отрицаю. Сыта этим  по горлышко, - и заулыбалась…               
Она подвезла Юлю к дому и поехала к себе. Было около двух часов дня. Ярко светило солнце. И настроение у нее было тоже лучезарное.
Она приняла душ. Облачилась в домашнее платьице, поверх надела фартук и поставила тесто на оладьи. Лавров обожает их, -  с медом и сметаной.
Позвонила Ксения Павловна. Оля устроилась в кресле и приготовилась разговаривать с ней. Говоря о работе, она откровенничала:
-Телевидение,  его внутренняя жизнь - это, извините меня за сравнение,  кагал, где люди, как пауки в банке. Идет жесточайшая конкуренция, а порой война, между эфиром, принадлежащим разным каналам и компаниям.  Нет – нет, да подсидят кого – нибудь. В общем обстановка в этом плане не очень симпатичная. Хотя люди, работающие там, чрезвычайно интересные, талантливые, умные, каждый в отдельности.
-Телевизионный мир, как я понимаю,  мстительный. Но ты умница, не обращаешь на это особого внимания, - хвалила ее Ксения Павловна. Ну, а как твоя личная жизнь?
-В общих чертах нормально. Константин Иванович скоро должен вернуться с охоты. Они где-то под Калугой охотились. А мы с подружкой были на даче. Там сейчас  прелесть. Давайте как-нибудь съездим.
-Я с удовольствием. Вашу дачу  очень люблю.
Оля на секунду осеклась и потом сказала:
-Вы знаете, Ксения Павловна, это я вам конфиденциально говорю, меня беспокоят отношения Константина Ивановича с некоторыми представителями верхов. С одним из таких деятелей я собираюсь сделать интервью. Как говорится, решила  разобраться с ним. Мерзость он невероятная. Чувствую, что он один из тех, кто на Костю зубы точит. Им не нравится его успешное самостоятельное решение глобальных  вопросов. Его ведь и на западе, как я поняла, глубоко уважают.
-Я это все,  миленькая,  понимаю, только спицей оглоблю трудно переши-бить.
-Вы знаете, я уж вам скажу доверительно, одна фирма ему не так давно предлагала занять  высокий  пост с зарплатой  в несколько миллионов  долларов в год.
-Но Костя – не из той породы людей. Будет умирать – никуда не поедет, - проговорила Ксения Павловна, - таких умниц  и  патриотов своего Отечества  поискать…
В дверях защелкал замок.
-А вот и Костя приехал, иду встречать.
-Привет ему.
Он вошел с улыбающимся обветренным, чуть загорелым, лицом.  В руках держал ружье, рюкзак и полиэтиленовый пакет со сморчками. Оля обняла его и расцеловала. Потом провела ладошкой по щеке и произнесла:
-Ты и в лесу остаешься джентльменом, побритый, гладенький, - и чмокнула в щеку.
Она смотрела на него, опрятно одетого, бодрого, и при солнечном освещении ей казалось, что, глядя на нее, он забывал о бренности всего земного…
А он видел ее стройной, гибкой с приподнятой милой головой. Она улыбалась с каким-то извинительным оттенком, которого Лавров не заметил, - точно вспоминала невинные, но бурные радости прошедшей ночи…
-Я говорила с Ксенией Павловной, тебе от нее привет. Пока ты переодева-ешься и принимаешь ванну, я замесила твои любимые оладьи, пойду печь.
Лаврову было несказанно  хорошо. Он теперь приезжал в дом, наполненный легким и ласковым дыханием. Не мог долго обходиться  без ее молодой девичьей кожи, без её беззастенчивых рук. Все это органически вплелось в его жизнь.
Оля, в свою очередь, вращаясь вокруг него, прошла такую всеобъемлющую  школу жизни, получила столько, о чём никогда не могла даже и  подумать. При этом  она ни разу не почувствовала себя в роли ученицы. Лавров слишком умён и тактичен. Каждое новое она получала без муштры, как само собой разумеющееся, без намёков (ты должна это знать). Само их сосуществование каждодневно вносило в её жизнь всё новые и новые оттенки и нюансы… 
Ей доставляло удовольствие, когда он позволял  властвовать над собой. Но она этим не пользовалась. И так  жизнь как скатерть самобранка.
Он слышал, как зашипела сковорода. Эти маленькие детали создавали теплоту в душе. Вытащив  вальдшнепов и  взяв их за шейки, вошел с ними  на кухню.
Увидев их, Оля всплеснула руками.
-А что мы с ними будем делать?
-Пока положим в холодильник, а придет время, я сварю охотничью по-хлебку.
Но это еще не все. Он раскрыл полиэтиленовый пакет. Оля заглянула и весело воскликнула: - это же сморчки. У нас их тоже по весне бывает много.
-Сделаем жаркое, - сказал Лавров, - это я буду делать, и пригласим гостей.
-Ты у меня умница-разумница, иди купаться, я тебе все там приготовила…
Оладьи получились, как всегда, на славу. Уплетая их, Лавров  рассказывал об охоте.    О том, как иногда полезно в компании единомышленников расслабиться на природе, поговорить о бренности жизни, о том, сколько еще не реализовано. 
-Я вспомнил про заказ на статью для газеты и вчера, обсуждая подобную тему, подумал: - а почему бы мне  не помочь тебе с ней?
-Здорово, буду тебе признательна за помощь. Она рассказала, как они съездили с Юлькой на дачу. Про мужчин умолчала. Решила, - когда-нибудь в следующий раз.
-И что же вы одни – одинешеньки,  коротали время? Зря. А я - то  думал,  оторвались с Юлькой  по полной программе. Оле даже показалось, что он  инициировал  в ней сексуальную  свободу. Боже мой, какой он необычный, - думала она.   Но решила отвлечь его от этой темы  и спросила:
-Ты еще что-нибудь будешь? Лавров отрицательно покачал головой. Раздался телефонный звонок.
-Костенька, это тебя ...
Она уже давно поняла, что жизнь с таким, как Лавров, не вынуждает всё время быть на – чеку. Вдруг заподозрит, что кто – то ещё на тебя положил глаз. Наоборот,    она  чувствовала, ему нравится, когда в мужском кругу у  неё  высокий  рейтинг.
Когда они уже готовились ко сну, Оля сообщила, что в пятницу звонили из Академии наук и просили передать, в понедельник в Доме ученых состоится прием по случаю  чествования лауреатов государственных премий. В заключение сказали: – Константин Иванович приглашается с супругой. Я об этом сообщила Юле, и она уцепилась за идею отснять кое-что для своей студии. Хотя я полагаю, телевизионщики пронюхают, и как гончие, обгоняя друг друга, принесутся туда.               
Днем Лавров позвонил Оле и сказал, что   задерживается. 
- Тебе же надо костюм переодеть.
-Я успею, но, может быть, немного задержусь, – надеюсь, скучать тебе не придется. Надо сделать прическу и привести в порядок лицо, - подумала Оля, рассматривая себя в зеркало, висевшее в  отделе.
- Ну, хороша, хороша, - без намека на ехидство подметил один из сотрудников. Куда-то, чует наше сердце, намыливаетесь, мадам…Она  одарила всех  улыбкой:
-Вы не ошиблись господа, я должна сегодня взять интервью у почтенной пуб-лики, самых известных ученых страны. Посмотрела на часы, время уезжать ещё не подошло, и она углубилась  в один материал,  находящийся в стадии разра-ботки.
Окунувшись в тему, Оля слышала  в открытую дверь, как две подружки, видимо, свободные от напряженного телевизионного ритма,  накоротке обсуждали недавний  развод их третьей подруги. Потом разобрали по косточкам нынешних любовников, обменялись телефонами своих гинекологов и косметичек, и одна другой говорила, что  ей следует носить более короткие юбки.
-Вот так, - усмехнулась Оля,  став свидетельницей разговора двух приятельниц, - несмотря на окружающий тебя информационный бум, жизнь, самая простая  человеческая,  бьёт ключом,  и ты чувствуешь её  на каждом шагу.
                *  *  *
  Войдя в зал, Лавров старался не привлекать к себе внимание.  Незаметно  рассматривал друзей, врагов и нейтралов. Среди  гостей  увидел Юлю. Она держала  перед собой диктофон и беседовала с окружившими её  мужчинами.
Поодаль, у окна, стояла самая обаятельная женщина, когда - либо встречавшаяся в его жизни – это была  Ольга.  В компании молодых людей, с бокалом шампанского, она была полностью погружена в светскую  беседу. Весь ее вид излучал спокойствие и доброжелательность. Прежде чем подойти, Лавров  наслаждался ею издали. Повернув голову, она расплылась в улыбке:
-А вот и Константин Иванович. Публика  расступилась, а она, оглядев окружение, сказала:
-Это мой муж.
Они прошли по залу. Оля видела, как Лаврову то и дело сыпались поклоны и приветствия. Проходя мимо Юли, продолжавшей  беседу, Лавров понаблюдал за ее работой. Он лично, сам убедился, как её профессионализм, завораживал даже тех, кто не раз общался с подобной публикой и её голосовые связки звучали приятно и естественно, заставляли невольно приобщаться к разговору. А камера, работала, работала…
-Ты посмотри, сколько вокруг нее народу, - заметила Оля, на что Лавров ответил:
-Такой приятной женщине, почему не уделить внимание. Она не раз уже убеждалась, как Лавров  симпатизировал ее подруге. У них сложились нормальные отношения. Всплеск давнишних,  интимных  утех  улетучился. Но видеть в доме симпатичную подругу с изысканными манерами и энциклопедическими знаниями,  ему доставляло удовольствие. Иногда, наболтавшись с девушками, оставлял их, закрывался в  кабинете, садился за письменный стол. Работал.       
               
                *  *  *
Лавровы уже давно собирались встретиться с Ланскими. Игорь, несмотря на долгое отсутствие в России и Москве, быстро освоился  и, в конце концов, организовал свою строительную фирму. Он уже где-то на юго-западе возводил жилые высотки. Накануне выходных они условились встретиться у входа на ВВЦ и погулять по местам молодости. Прогуливаясь по выставке, Игорь сказал:
-Когда мы уезжали за рубеж, основная масса населения выстаивала многие часы в очередях. Он развел руками – наши, будь они неладные, очереди – непременные спутницы дефицита.
-Слава богу, - заметила Лена, - теперь здесь всего, как за бугром, полно.
-Но рознит нас,- заметил Лавров, - одно самое главное и печальное  обстоятельство - у народа нет денег, чтобы все это покупать.
Мужчины шли в центре, женщины по бокам, постепенно они  отстали и, следуя вслед за ними, обсуждали свои женские проблемы. Оля поделилась впечатлениями об отдыхе  в Таиланде. Говоря  о том, что она вообще, кроме Москвы, Крыма и своего Саратова, нигде не была, отдых  показался сказочной феерией:
- Уж  Костя  постарался показать много интересного  и устроить по-настоящему чудесный  отдых. Я не избалована в этом плане, поэтому любое новое, что Костя мне открывает, воспринимается  с интересом  и благодарностью.
Они сделали  круг по территории  и вспоминали, как здесь когда-то было весело. Лавров поинтересовался, где успели побывать, находясь в родной Москве, что успели посмотреть.
-Почти нигде, - заявил Игорь,- но репертуар Любимова пересмотрели почти весь. И он мечтательно зашелся: - как всегда, у старика завидное мастерство. Обращаясь к Оле и сделав напускную серьёзность,  Лавров  проговорил:
-Вы слышите, Ольга Владимировна, - сколько нам надо навёрстывать… 
Погрустили о прошлом, что связывало  их с молодостью,  вышли на площадь с космической ракетой. Оля оглядела всех:
 - А вы, мои дорогие, не проголодались? Ответ последовал незамедлительно – конечно, да!
-Тогда какие будут предложения?  Лавров обратился к Ланским:
– Вы ведь, как вернулись, еще не были у нас. Оля горячо поддержала предложение мужа.
-Ну, если так – по коням, - подвел итог разговора Игорь. Пока женщины налаживали стол, Лавров с Игорем закрылись в кабинете. Они расположились на кожаном диване. Перед ними на  журнальном столике стояли бокалы, виски и содовая.  Игорь продолжил рассказ, начатый на ВВЦ, о том, какие муки  испытал, пока создавал свою строительную фирму. Вспоминая всякие криминальные дела на закате Советской власти,  он говорил:
- Это были наивные шалости.  А вот теперь – в любую дверь без баксов нечего соваться. На рожах написано, без конверта разговора не будет. Найдут сто причин отказать в согласовании. Ну, я тебе скажу, и бардак.
-Да, в свое время, - продолжил его Лавров, - бюрократизм мы считали, невинной  забавой. Хотя ощущали чудовищную чиновничью шкалу: «можно - нельзя», уже тогда. А то, что сегодня творится, – это даже обычной социальной болезнью не назовешь – это череда опаснейших государственных преступлений в малых и больших дозах. Преступный бюрократизм достиг таких масштабов, что теперь трудно дать рецепт, как его поставить на место. Там, где слабеют защитные реакции организма, канцерогенные клетки начинают теснить здоровые, растет опухоль, появляются метастазы.
  -Я чувствую, что эти метастазы, - поддержал его Игорь, - достали до самых верхов. Бесцеремонность бюрократии мы теперь видим во всем, куда ни посмотри. Потеряна полностью совесть. Лавров, наливая виски,  ухмыльнулся:
- Совесть, говоришь? А зачем она,  эта совесть, в такой вакханалии, какая сегодня в России? С ней одни  неудобства и, похлопывая по колену  старого друга, сказал: - власть у нас  во все времена  делала вид, что она народная и разворачивала каждый раз такую демагогию, от которой у нормального человека становилось помутнение в мозгах. Ибо на самом деле он видел совсем иное. Да ещё на веточках этой власти дураков больше, чем умных…Посмотрел на старого друга, улыбнулся: - Это тебе закалка, крепче будешь. И между тем, - заметил Лавров, - определенная часть молодежи засела за компьютеры, упорно старается забрать в свои руки менеджмент и, не слушая политизированные байки, занялась делом, - это радует.
Появилась в дверях Оля: - мальчики, у нас все готово, приглашаю к столу.
Игорь посмотрел на заставленный разными блюдами стол, потом на  Лаврова:
-Слушай, так она у тебя не только красавица, но еще и рукодельница,  мы  за  вас,  ребята,  очень рады. Кухня наполнилась вкусным  запахом  жареного мяса.
- Какой там ресторан,  расставляя руки над столом, - произносил Игорь. Вот только  ты  мне не договорил о твоих проблемах на верхах.
-Как-нибудь в следующий раз.
Пока женщины готовили чай, они вышли на лоджию.
-Прекрасное место у тебя - и центр недалеко, и не на проезжей части. А кто играет в пинг-понг?
- Еще Машке своей установил.  Ну, а теперь стоит, как память. Оля не любит эту игру. Мы с ней в настоящий теннис балуемся…
                *  *  *
Однажды, в середине дня, Надежда вошла в кабинет и сказала:
-Константин Иванович, звонит Суховерхов, будете с ним говорить?
-Соедини. Он с нежеланием поднял трубку.
-Слушаю вас, Владимир Емельянович.
-Здравствуй, здравствуй, мой золотой, совсем  запропастился и знаться не желаешь, - протяжно выговорил тот.
-Во-первых, я не золотой, а платиновый, - как бы на полном серьёзе, поправил  Лавров.
-Ну, вот видишь, ты хорошо знаешь себе цену.
-Не знает себе цену только дурак.
-Естественно, куда нам за генералами и академиками тягаться.
-Не прибедняйтесь, господин  Суховерхов, – это с вашей стороны смахивает на скоморошество. Я вас слушаю.
-Ты все с места в карьер, нет, чтобы чуток поговорить, поразмышлять, найти точки соприкосновения.
-У меня нет на это времени.
-Да, несговорчивый ты человек. Ну что бы тебе не уступить хотя бы одно из загородных предприятий.
-Губернатор области никогда передо мной не ставил такой вопрос. А как по-смотрят на это итальянцы, – ведь они кредитуют предприятия. И договор они подписали со мной.
-Мы найдем людишек, чтобы уладить всю эту антимонию, - уверенно произнес Суховерхов, - твое согласие требуется.
-Не будет его – этого самого согласия, - наконец заявил Лавров. Вы должны понять, времена совковой халявы канули в вечность. Но с сожалением констатирую, вместо этого, родился бандитский рэкет, но, я надеюсь, с ним вы не имеете ничего общего. У Суховерхова за скулами ходили от злости желваки. Но ему пришлось проглатывать все то, что  наговорил ему Лавров. То, чего добивался Суховерхов, называлось настоящим рэкетом. Но он эти посягательства прикрывал личиной  благотворительности, якобы для поддержки малого бизнеса.
-Ведь надо быть идиотом, чтобы взять и раздробить сложившееся производство, с современной технологией, на несколько маленьких шарашек. Так возьми и создавай, - рассуждал Лавров, - если у тебя  где-то там свербит. Но зачем, когда можно прыгнуть на готовенькое и, раздробив все сделанное на части, с каждого куска получать кругленькую сумму, и не деревянными, а зелены-ми.
-Я сожалею, Константин, что мы так и не можем договориться.
-Пожалел волк кобылу, - подумал Лавров.
Суховерхов промямлил еще какую-то невнятную тираду и в заключение произнес:
-Ну, бывай…
Лавров сидел в раздумье:
-От этого деятеля можно ждать что угодно. Вокруг него столько мерзости подвизается. И на заказные дела наверняка у него есть люди. Но ведь не пойман – не вор. Вот так ловкие дельцы «приходуют» то, что плохо лежит, по всей матушке Руси. Лавров знал конечную цель Суховерхова – получить площади, занизить до абсурда цены на основные фонды и, сдавать в аренду, снимая барыши, как на отстоявшемся молоке сметану.             
                *  *  *
Лето было в самом разгаре. Хотелось где-нибудь поваляться на пляже. Накануне выходных Юля зашла к Оле, в ее редакцию. Та как раз заканчивала прослушивать взятое накануне интервью у одного парламентского деятеля. Она сняла наушники и посмотрела на Юлю:
-В понедельник материал должен быть готов в эфир.
Редакция потихоньку пустела от народа. Оставались только те, чьи передачи готовились к очередному вещанию.
-Так хочется махнуть куда-нибудь на водоем. Погода такая стоит, - глядя на Олю, сказала она.
-Я пока не знаю, какие у Кости планы. А ну-ка я позвоню ему. Телефон его не отвечал. Она повторила звонок через секретариат. Надежда объяснила, что Константин Иванович где-то на производстве, а потом он собирался уехать по каким-то делам.
-Я тебе вечером позвоню, - сказала Оля. Она видела, что Юля не спешила уходить, даже присела возле стола, опершись на локоть, и хитро поглядев на подругу, сказала:
-Оль, а у меня, кажется, намечаются жизненные  перемены.
Оля уставилась на нее:
-А ну, давай выкладывай, что у тебя там, - и повернувшись всем корпусом, приготовилась слушать.
-Юра мне сделал предложение.
-Правда? Так он что – не женат?
-Он разведен. Наши отношения с ним с давних пор находились в состоянии вялотекущего романа. Она посидела молча и добавила: Среди всех моих знакомых мужиков он – самый надежный, и в постели он думает, прежде всего, обо мне. И поглядела на Олю, – почему я стала в последнее время чаще улыбаться, не пользуюсь снотворными и успокаивающими средствами, - потому, что сыта мужиком. Ты это можешь понять: и благоустроена, и отсутствует сек-суальный голод.
-А причина его развода тебе известна?
-Он мне все рассказал, как на духу – его мадам не хочет иметь детей.
-Вот сука, - вырвалось у Оли, - так выходи за него, пора.
Юля сказала:
-Он очень демократичен, не собственник, а главное, конечно, я много раз подмечала его порядочность  и, сделав паузу,  заключила: - во всём.
-Юлька, так в чем дело? А жить где будете?
-У него есть, кроме основного жилья, однокомнатная квартира. Мирным, слава богу, путем достигли  договора, - она будет жить в той квартире, а мы с Юрой в этой, двухкомнатной. Он ей просто заявил, – у меня вскоре будут дети.
-Юлька, я за тебя рада. Он мне тоже понравился.  Ты хочешь ребенка?
-Конечно, да.
-Я тоже. Костя мне недавно намекнул, что пора нам обзаводиться малышом. Юлька, я тебе передать не могу, какой он хороший. Казалось бы, чего ему надо. Все есть. А он хочет ребеночка, потому что любит меня.
-Ну, вам-то что, наймете няню или мама поживет. Это вот мне все значи-тельно сложней. Мама у меня умерла, а папа живет с другой, да к тому же больной, еле скрипит. Вот такие дела.
-Я сегодня расскажу эту новость Косте. Сообщи, когда устроите вечеринку, будем готовить поздравления.
-Я так волнуюсь. Как-то оттягивала время, а тут Юра поставил вопрос реб-ром.
-Молодец Юра, так с нами, бабами, и надо. Вперед и с песнями.
-Ты оптимистка, Оля.
-Это все Костина заслуга. Кем я была бы вообще, если бы не он.
Вечером Оля позвонила Юле и сказала: Завтра едем на водоем. Погоду обещают, как сегодня, - жару. Я рассказала Косте твою новость. Он рад за тебя и сказал, если хочешь, пригласи Юру.
Стояла еще прохлада, когда Лавров вышел на лоджию покурить, пока Оля готовила завтрак. Ей хотелось вывезти Лаврова куда-нибудь на природу. Она видела, как он был по горло в делах, выматывается, по вечерам закрывается в кабинете. То беседует по телефону или готовит какие-то документы. Оля старалась не мешать, –  понимала,  чем занят Костя – это все до предела серьезно и известно небольшому кругу лиц.
Вещи на пляж собирала в большую спортивную сумку. Достала с лоджии пенопластовый холодильник, уложила в него пластмассовые бутылки со льдом, между ними – продукты. Закончив, поднялась и взглянула на Лаврова. Тот стоял поодаль и наблюдал за ее проворными, продуманными движениями.
-Вот и все, - выпалила она. Едем.
Оставили машину на рыболовно-спортивной базе, а сами расположились на небольшом косогоре, откуда открывался вид на водоем, окруженный со всех сторон лесом.
-Какая красота,  вы только посмотрите, - радовалась Оля.
Пока женщины переодевались и спускались к воде, Лавров с Юрой наладили портативный мангал, разожгли из припасенных древесных углей костер и готови-лись нанизывать шашлык на шампуры. Он посмотрел на воду, где весело плескались девушки. Вдоль берега потянулся синеватый дымок, источающий аппетитный аромат жареной баранины. Глядя на  расставленные  закуску  и выпивку, Оля воскликнула:
-Это надо сфотографировать... Мужчины сделали круг на воде. Вылезая, Лавров сказал: 
-Вода – сказка!
            Разложили шашлык. Лавров разлил  спиртное:
-Ну, так  выпьем за прекрасное времяпрепровождение.
 -Вы посмотрите, - рассмеялась Оля и показала на мангал, - шашлыка хватит на меланину свадьбу.
-На меланину не знаю, а на нашу хватило бы, - заметила  Юля.
 Лавров, обращаясь к Юре и Юле, сказал:
-Мы рады присутствовать на вашей помолвке, – желаем вам побольше радо-сти в жизни.
-Вы чувствуете, какой здесь воздух?
-Спирты поглощает мгновенно, - отметил Лавров, - в следующий раз едем к нам на дачу.
-С удовольствием, - отозвалась Юля.
Пока мужчины прогуливались по просеке, девушки загорали на надувных мат-рацах.
-Я все тебя хочу спросить, - вполголоса говорила Оля, - как там Игорь?
Юля поднялась и сказала:
-Юре он признался, что от тебя без ума.
-Честно, он мне тоже понравился.  Только Косте  ничего не говори. Не надо этого делать. Юля сказала:
-Можешь внести в свой реестр еще одну жертву, - и при этом хихикнула.
-В этом отношении моя бухгалтерия скудна и прозрачна, - никого, кроме Кости.
Только вот этот эпизод с Игорем. Она продолжала рассуждать, о своём счастье, что рядом с ней Лавров, и мечтательно произнесла:
- Я благодарна ему, за всё, что он делает для меня. Иногда до сих пор  просыпаюсь  и думаю, не сказка ли это.
–Я тебя очень хорошо понимаю.  Такое случается весьма редко.
- Он заново сформировал меня,  я стала другой.
    - Если с тобой  настоящий мужчина, - продолжала Юля, - как это влияет на весь настрой. Ты каждый день живёшь, а не существуешь. Мандельштам  однажды сказал, наставляя: «Учитесь жить во времени», - лучше не скажешь.
– С  ним я поняла главное,  об этом кто-то правильно сказал: «Дело не в том, с кем ты спишь, а в том, с кем ты всё время  вместе». Благодаря Косте  познала, суть этих слов. Эта тема Юльку как бы возбудила,  она села на матрасе, сложив ноги калачиком, и сказала:
- У нас в редакции есть одна девица, да ты ее знаешь, такая чопорная, довольно симпатичная, но мужиков на выстрел к себе не подпускает. Уж перезрела тысячу раз, а вот нет. И почему? Это чисто пуританское воспитание, видите ли, правила приличия, заложенные в родительском доме, и вот эта природная скованность у нее, как шлагбаум на пути к заветной цели. Жалко девку. Еще ни разу с мужиком в постели не была.
Оля, прикрыв глаза, сладко вкушала окружающую тишину. Лишь доносился шумок из осинника при налетевшем ветре. И Юлькино воркование.
Она продолжала: - У меня  до Юры  был один мужик, женат тоже. Честно говоря, втюрилась  я в него, но оставлять жену он не хотел. А ко мне – удобно. И однажды я ему заявила:
-Убирайся со своим десятиминутным сексом на все четыре стороны. Оторопел – ещё бы, лишиться такого лакомого кусочка, как я. В постели свободна как птица. Хочешь оральный  секс – пожалуйста. На четвереньки встать – нет вопросов. Послать… ради Бога, если тебя это так возбуждает. В общем: - nec plus ultra.‘ 
В конце концов, всё это мне надоело, и мы расстались. Она повернулась к Оле. Та лежала и мечтательно всматривалась в  голубое небо.
–А ведь так иногда хочется с настоящим мужиком пообщаться на всю катушку. И ведь старт и финиш  будет зависеть от того, какой попался тебе на этой гаревой дорожке тренер. Добежишь или свалишься на полпути. Она привстала и категорически заявила: - так вот, всё зависит от твоего мужчины. И физическое и психологическое состояние держит в своих руках он. Как дирижер свою дирижерскую палочку, если тебе угодно. А уж во время полового акта и говорить не о чем. И в этом нет никакой сексуальной политики. Просто мы, дуры, всегда ждём, что он будет определять ритм и настроение интима, так как он обязан владеть техникой любви лучше нас. Только эти идиоты не хотят подковывать себя. Иногда от внешнего вида и запаха, пропадает всё напрочь. Многих не трогает, что на тебе одето, особенно там, на теле. И Юлька выругалась: - Первобытные твари… Оля вроде бы и не очень вслушиваясь в Юлькино щебетание, вдруг заявила:
- В какой-то степени это ожидание и делает мужчину мужчиной. И в этом главное условие его эротической привлекательности для женщины. И тому эталон вон тот товарищ - и она посмотрела в сторону леса,  откуда появились  мужчины.               
-Как здесь замечательно, - отметил Лавров, - мы прогулялись до самой запретной водной зоны. Встретили там одного приятного сторожила. Рассказал, как в этом заповедном месте, после войны, любил рыбачить маршал Рокоссовский. Ему соорудили специальный плот, на плот устанавливали кресло, и в этом кресле Константин Константинович посиживал с удочкой в руках. Он посмотрел на остывший шашлык и, взяв в руки шампур, попробовал мясо: - все равно  вкусно. Обратился к Юре:
-Тебе с девушками полагается еще махнуть по баночке, вам ничего не грозит. А мне нельзя,  долго с ГАИ придется объясняться.
 Дальше некуда (лат.).               
                *    *    *
 
ОКБ задерживало  перечисление задолженности по налогам.
В Министерстве по налогам и сборам лежало  письмо Лаврова, в котором четко излагалась позиция,  и гарантировалось погашение задолженности. Проведённый по настоянию самого Лаврова аудит полностью подтвердил реальную задолженность.
 Обсуждая  этот вопрос в узком кругу, кто-то сказал: - это не просто давление налоговой службы. Их какие-то  силы натравливают, кому-то мы с этим  ширпотребом  встали поперек горла.
Лавров подумал: - одним из них может оказаться Суховерхов. Эта гидра спит и видит, чтобы устроить ему какую-нибудь пакость.
О нем, когда он еще был в аппарате ЦК, ходили неблаговидные слухи.  Однажды, будучи с командой охотников в гостях у одного директора завода, фронтовика, хорошего руководителя, по окончании охоты на лося он, якобы, обнаружил в доставшейся ему порции мяса костей  больше, чем у других. Хотя разделкой занимались нейтральные люди – егеря. Взъелся Суховерхов на того директора до такой степени, что вскоре, под его нажимом, Горком партии города нашел причины освободить того от занимаемой должности.
–Странное дело, -возмущался Кривенко. Несмотря на повышение тарифов на энергоресурсы, нашли как повысить зарплату людям. Продукция идёт с колёс на экспорт. Жильё строим для людей. Лавров, слушая Кривенко, как бы больше не возмущаясь, высказался:
-Это очередная  утка Суховерхова. Оторви мне башку. Остались кое - где старые связи, ну почему не использовать их, не нагадить, если представилась такая возможность.
Совещание закончилось. Все расходились из кабинета. Только начальник фифинансово-экономического отдела, Пётр Гроссман, продолжал сидеть в кресле, возле стола Лаврова.
-Я тут прикинул наши возможности, - сказал он, - часть долгов, без особого урона, можем погасить. Зарецкий заверяет, что с таможни наши грузы в Германию и Австралию уйдут в ближайшие дни. Австралийские товары уже находятся в терминале морского порта Санкт-Петербурга.
Лавров попросил Надежду:
-Пригласи Зарецкого:
-Может быть, дней через двадцать, - говорил он вошедшему Зарецкому, - тебе самому в Сидней слетать. Ведь не одну сотню тысяч долларов будем ждать оттуда.
-Если лететь, то через тридцать два дня, когда в порт прибудет корабль.
Лавров посмотрел на него:
-А когда он отправляется?
-Я только что получил подтверждение факсом – завтра.
В таком случае, - он посмотрел на Гроссмана, - перечисляйте часть задолженности. Есть еще вопросы?
-Есть, почти одновременно сказали Гроссман с Зарецким.
-Что еще?
Зарецкий  как-то убедительно, по-доброму сказал:
-Костя, я тебя очень прошу, дай команду включить в штат для тебя телохранителей.
-Нам это дешевле обойдется, Константин Иванович, почти с мольбой в голосе,  произнёс  Гроссман.
-Ты посмотри, что вокруг творится, - не успокаивался Зарецкий, - Суховерховы жаждут крови, пока их самих не уничтожат.
В кабинете наступило молчание.
Лавров оглядел обоих.
-Хорошо, подумаем об этом отдельно.
                *  *  *
В полночь Лаврова разбудил телефонный звонок Зарецкого:
-Костя, случилась беда. Только что звонил начальник охраны первого фи-лиала,  - взволнованно говорил Зарецкий, - ночью взорвали подстанцию.- Сообщение  ошпарило Лаврова, как кипятком.
-Я сейчас за тобой заеду, - сказал Зарецкий.
-Давай, я жду. Он поцеловал спящую Олю и написал ей записку, в которой сообщил, где  находится.
По дороге в область почти всю дорогу молчали. Только один раз, выру-гавшись крутым матерком, Зарецкий сказал:
-Оторви мне голову, если я ошибаюсь – это работа твоего «друга» Сухо-верхова, - и, снова разрядился в его адрес  матерщиной:
-Это полный п….ц. Дойти до такого.
-Надо срочно железобетон. Два трансформатора, - скороговоркой  говорил Лавров.
-Костя, я уже всю номенклатуру в башке прокрутил. Завтра же…
Лавров его перебил:
-Не завтра, а сегодня, - он посмотрел на часы, – было пять часов утра.
… То, что они увидели, походило на бомбежку. Не только в клочья разнесло трансформаторную подстанцию, но  вместе с ней и железобетонный забор, ограж-давший территорию завода.
Среди задымленных остатков сооружения сновали люди. В стороне собрались местные милиционеры и пожарные начальники. Подъехавшего Лаврова встретил Ивлев, директор завода.
-Вы как в воду смотрели, - заметил Лавров, - ваш проект сейчас как никогда кстати. Они отошли в сторону:
– Пусть органы дознания занимаются разбирательством,  внушив спокойствие, - сказал он трясущемуся в ознобе Ивлеву. - С утра организуйте подготовку под фундамент новой подстанции. Передайте немедленно местному Сельэнерго…- Ивлев его прервал, показывая на подошедшего к ним грузного человека:
- Это наш начальник всех электросетей.
Лавров первым подал ему руку. Не став выяснять причины, он сказал:
-Бригады по расчистке территории с необходимой техникой приступят к работе утром. А вас прошу, - сказал он, обращаясь к главному энергетику города, - обезопасить территорию от оголенных мощностей. Не давая себя кому-нибудь перебить, продолжил: -новое оборудование поставим  в течение двух-трех суток. Монтаж  помещения начнем буквально завтра.
Энергетик его перебил: -  в таком случае  разрешаем поставить трансфор-маторы на открытой бетонной площадке.
-Я надеюсь, что организуем работу по капитальному варианту, - и посмотрел на Зарецкого.
-Конечно, - категорически подтвердил тот. Все оборудование поставим немедленно. Он повернулся к Ивлеву, – техника строительная у вас вся есть. Слава Богу, не успели вывезти с периода реконструкции. Бригада наладчиков и монтажников у вас будет завтра.
Лавров дал указание Ивлеву:
-Передайте народу от моего имени, работу завода восстановим в ближайшие дни, чтоб не было никакой паники. Мужскую часть перебросьте  на восстановление подстанции. Лавров поглядел на Зарецкого:
-Приедем как раз к началу рабочего дня.
И только теперь, по дороге обратно, Лавров произнес:
-До какой степени надо разложиться. Он ни на йоту не сомневался - это работа  суховерховских  прихвостней.
-Попробуй  докажи, - не отрываясь от дороги  рассуждал Зарецкий, - всё продумали, до последней мелочи, сволочи…
…Проснувшись, Оля не обнаружила Лаврова. На тумбочке лежала записка. Посмотрела на часы: - скоро десять утра.
Она позвонила ему. – Костенька, что-то случилось?   Услышала  его спокой-ный голос:

-Да, но вопрос поправимый. Я тебе вечером обо всем расскажу.
Она еще раз прочла записку:
-Господи, как же ему тяжело, - сидя на софе в коротенькой ночной сорочке,  вздохнула она.
                *  *  *
Через две недели завод в области работал  в прежнем режиме. Заново построенная подстанция теперь находилась на территории завода и была обеспечена надежной охранной сигнализацией.
          Народ уже собирался расходиться, с совещания, когда Лавров вдруг объявил:
-Прошу всех задержаться еще на один немаловажный вопрос. Кадровую политику он никогда не загонял в тень. Любые назначения или изменения  старался придавать огласке, даже завел в подразделениях общественные отделы кадров. Пусть решают на местах – кто есть кто. Хороших поддерживать, разгильдяев выгонять. Время на воспитание и уговоры Лавров оставил в прошлом, на память совковым временам. Все насторожились.
Он был краток. Просто и у него терпение лопнуло, потому что дело идет ни шатко ни валко.
-Я отстраняю от должности главного инженера ОКБ. Первый, кто тут же под-держал это сообщение, был Кривенко, вслед за ним не вытерпела и много чего нелицеприятного  высказала Панкова.
-Ведь посмотрите по последнему примеру: земля под ногами горит, подстанцию надо срочно восстанавливать, а главный инженер, как заяц во хмелю. Я больше такое терпеть не в состоянии.
-Правильно, - раздались реплики. Лавров посмотрел в сторону кадровика:
-Виталий Иванович, готовьте приказ.
-И второе, - как-то нараспев, произнес Лавров, - без острого глаза Главного инженера предприятие не может жить ни одного часа. Его доминанту предприятие должно ощущать все время. Он  вспомнил нашумевший в его молодые годы роман известной писательницы Галины Николаевой «Битва в пути».
-Хорошо у нее было сказано про главного инженера:
«Главный инженер - это тот человек, который видит перспективу своего пред-приятия и ведет его к этой перспективе». Процитировав наизусть,  добавил:
-Лучше не скажешь. Все ждали, что последует за этим.
-Мы тут посоветовались с Владиславом Васильевичем, еще с некоторыми товарищами и пришли к выводу не брать на эту должность варяга. Я принял  решение назначить главным инженером ОКБ товарища Трифонова. Все повернулись в сторону мужа Надежды. Тот встал.
Лавров сказал: – вы сидите. Перед тем, как представить его, мы с ним провели большой, предметный разговор и улыбнулся, - как сейчас говорят,  достигли консенсуса. Среди присутствующих  появились улыбки. В нём народ уже давно увидел  толкового инженера, не тугодума, инициативного и не старого. Пускай на меня старики не обижаются. Но такой воз везти, надо кроме ума иметь еще и силы.
         Расходясь с совещания, Трифонову жали руки, поздравляли.
В этот момент в кабинет с бумагами на подпись вошла Надя. Ее супруг еще стоял возле дверей.  Лавров посмотрел на неё:
-Поздравляй своего ненаглядного. Она была в курсе, радовалась за мужа и в шутку проговорила:
-Теперь ни на какой козе не подъедешь – начальство…
                *  *  *
Оля не могла не заметить, что фамилия Суховерхова в их доме оставалась на слуху. Из открытой двери кабинета  слышала мимолетно  во время неоднократных разговоров Лаврова с кем –то  по телефону. Но не допускала, что роздрай с Суховерховым может пагубно повлиять на работу областных филиалов. Испортить кровь он способен. Но неужели никто не понимает, насколько у этого радетеля по развитию малого бизнеса  бредовая идея, - думала она, - это месть Косте за срыв его избрания в Государственную Думу.
Теперь, работая на телевидении, она знала всякие хозяйственные споры, заканчивающиеся иной раз форменными бандитскими разборками со стрельбой и вмешательством ОМОНа.
-В конце концов, работая на центральном телевидении, я могу помочь собст-венному мужу урезонить этого стяжателя. Таким, как он, - рассуждала она, - вся эта перестройка до фонаря. У него свои цели. Она размышляла: -  убедительным репортажем раздую такое кадило, в котором Суховерхов сгорит без пламени и дыма. Она хотела поговорить с Лавровым, да  тянула время  в надежде  что все и так уладится.
                *  *  *
Лавров пропадал на работе буквально сутками. Шли последние приготовления к отправке готовых образцов на испытания. Министерство обороны ожидало от нового изделия, созданного в ОКБ Лаврова, значительного повышения качества оснащенности ракетных войск.
Внешне не было заметно , насколько он  вымотан. В любой ситуации, выглядел  как с иголочки. Костюм на нём не висел, не морщился, как Оля замечала  на некото-рых мужчинах. Ей нравилось его умение носить брюки. Не как мотню, болтающуюся со всех сторон и вызывающую брезгливость. У него, благодаря внешней выправке, великолепно скроенные брюки играли на ногах. Через них, сзади при ходьбе, просматривались  мускулистые икры, и это выглядело, как она считала, эротично…
Каждый день на свежей рубашке очередной галстук смотрелся привлекатель-но и элегантно. В довершение, она выпускала на него небольшой аэрозольный пучок туалетной воды, о которой прочла примерно следующее: «Это запах мужчины, который всегда уверен в успехе, всегда устремлен в будущее, знает что хочет и умеет добиваться своей цели…».
Оля купила этот парфюм в магазине «Подарки» на Тверской. Однажды, листая мужской журнал,  увидела описание современных мужских ароматов.
-Мне нужно Косте купить хорошую воду, - объяснила она Юле. Если есть же-лание, составь  компанию. ...Уже изучила несколько красивых флаконов, пока Юля, взяв один из них, поводила у себя под носом  и внимательно начала читать вслух: - «Те, кто позволяет себе благоухать по-царски, должны быть готовы к всеобщему обожанию. Этот запах легко убеждает представительниц прекрасной половины человечества, что перед ними мужчина, влюблённый в жизнь, имеющий вкус к красоте, обожающий новые идеи и сюрпризы…и громко заявила:
-Вот то, что надо для твоего Лаврова…
Обслуживающая их красивая продавщица от Юлькиных слов остолбенела. Это была Зоя. Она  внимательно рассмотрела Олю:
-Ничего не скажешь – девочка-антик, во всяком случае, внешне, - подумала: - молодец Константин Иванович, умеет разбираться в нашем брате. Кто она, любовница или жена… Оля мило поблагодарила Юлю за помощь в выборе покупки, а Зоя, провожая их грустным взглядом, вспомнила встречи с Лавровым.
Почистив  щёткой  плечи пиджака, Оля сказала:
-Теперь ты у меня классический по композиции и новаторский по существу. Лавров чмокнул её,  - от твоей характеристики я на высоте блаженства. Проводив Лаврова, она вернулась к всколыхнувшей всех теме, – сделаю репортаж из кабинета Суховерхова, - решила она.
-Прищучить этого гада  в собственном «логове», - сидя за рулём,  со злорадством,  думала она.
Приехала на работу и сразу  направилась посвятить в свои планы шефа - редактора. Без него решать, по крайней мере, неприлично. И подумала, - а вдруг шеф скажет: Деточка, тебе в такие дела влезать рановато. - С этим настроем она открыла дверь руководства.
-Заходи. Что у тебя, - без всяких «как дела», спросил он.
Оля  обратила внимание, чем убедительней она рассказывала, тем с большим интересом шеф-редактор проникался и что-то помечал у себя в блокноте. Когда она выдала все свои соображения, он оторвался от записи, посмотрел на неё, как бы изучая в ней новые, неизвестные качества и, наконец, сказал:
       - Действуй. Это то, что сегодня нужно в эфире…
По справочной Правительства Оля узнала телефон Суховерхова. Утром, в присутствии Лаврова, позвонила, представилась специальным корреспондентом программы «Время» и сообщила, что редакция запланировала цикл передач о развитии малого бизнеса, в частности в Центральном регионе.
-Меня рекомендовали к вам, как человеку, непосредственно занимающемуся этим направлением. Давайте определим время - сказала она, - мы хотели бы организовать  беседу непосредственно на вашем рабочем месте, у вас в офисе.
         У Суховерхова перехватило дыхание. Оля слышала его сопение в трубку:
-Так я хочу уточнить, когда вам удобно принять нас. Суховерхов был приперт к стенке.
-Ну, хорошо, давайте через два дня.
-Спасибо. До скорой встречи, - и повесила трубку.
-Суки, - вырвалось у Суховерхова.
-Емельяныч, что случилось? – поинтересовался один из постояльцев его кабинета. Этим, уволенным из Центрального аппарата КГБ подполковникам все равно- сидеть дома, или попивать марочный коньяк у своего попечителя. Он их от себя не отпускал. Они ему всегда были нужны.
Выучка у них была высочайшая – и выглядеть безупречными дипкурьерами, и стрелять без промаха в любое время суток, совершить внушительный террористический акт и исчезнуть, как тень, не оставив за собой и следа. Он встал из-за стола и прошелся по кабинету. Подошел к столику, за которым сидели его подручные, налил себе стопку и молча выпил. Потом позвонил куда-то и беспрекословным тоном сказал:
-Срочно подготовить  справку о вновь созданных малых предприятиях.
-Что произошло? – повторил вопрос бывший чекист.
-Телевизионщики едут. Интервью, видите ли, им приспичило. И он развел ру-ками:
-Отказать. Сегодня же вечером вся страна узнает, – Суховерхов не захотел принять журналистов.
-Распустили сволочей, - озвучил мысль его приятель, - в свое время из жопы ноги бы повыдергивали…
Оля заказала пропуска в Дом Правительства. Суховерхову ничего не оставалось делать, как выйти из кабинета, когда он услышал голоса людей, находящихся в приемной. Перед Олей появилось приплюснутое лицо, на широком носу которого сидели позолоченные узкие модные очки.
-Как вас много, - выпятив капризно нижнюю губу и глядя поверх очков,  выдавил Суховерхов. К этому старому барчуку, - подумала Оля, - в свое время на пушечный выстрел не добраться…Пока расставляли аппаратуру и софиты, ему ничего не оставалось делать, как опуститься в насиженное место и наблюдать за тем, что происходит в его кабинете.
-Вот она, сегодняшняя   беспардонная молодежь, - сквозило в его взгляде, когда он наблюдал, как слаженно и быстро молодые люди, словно не замечая его, оборудовали место съемки.
Оля установила на столе перед ним микрофон, еще один прицепила на лацкан его пиджака и ровным голосом объяснила, как будет проходить процесс съемки. Она села напротив, и Рустам сказал: - очень хорошо, у меня все готово. Включили софиты. И в ярком свете она увидела бегающие, прищуренные глаза Суховерхова.
-Камера, - раздалась команда, и Оля, обращаясь в её сторону, сказала:
-Уважаемые телезрители, в предыдущей передаче мы вам обещали расска-зать о том, как развиваются на территории Центральных областей малые пред-приятия, как малый бизнес занимает место в экономике страны. Занятость населения – это одна из важнейших программ. Мы обратились с просьбой рассказать нашим слушателям к одному из руководителей, Владимиру Емельяновичу Суховерхову, занимающемуся программой развития малых пред-приятий.
Оля уловила появившуюся нервозность на лице Суховерхова. Чувствовалось его волнение. Лист бумаги в его руках вибрировал. Не обращая никакого внимания на это, Оля повернулась к нему и любезно спросила:
-Владимир Емельянович,  расскажите, как идет развитие малых предприятий. Первый раз в жизни Суховерхов выступал по телевидению, его охватила дрожь. Он себя почувствовал, словно его снимали перед страной голым, как в бане и единственное, что у него было – веник в руках, которым он старался прикрыть причинное место. А на самом деле перед ним стоял микрофон, в который ему надлежало говорить. Напротив сидела эта красавица с абсолютно спокойной маской на лице. Даже ему казалось, что эта  маска издевательски улыбается  над его лихорадочным состоянием. Наконец, взяв себя в руки, Суховерхов нарисовал картину развития малых предприятий. Яркую картину представил по столичному региону.
Оля его перебила:
-Владимир Емельянович, заслуга развития малых предприятий в Москве принадлежит не вам, а главным образом Правительству Москвы. Наших слушателей интересует вопрос развития малого бизнеса на местах, в том числе, положение в Подмосковье.  Суховерхов снял очки и внимательно посмотрел на Олю.
-Так мы вас слушаем, господин Суховерхов. То, что вы будете говорить, это не прямой эфир. Пока вас слушаю только я. Она видела, как  Суховерхов заерзал в кресле и, не зная  что ответить, глядел на нее, как удав смотрит на кролика.
-Не надо на меня так смотреть, вы отлично понимаете, о чем идет речь.
В гробовой тишине только слышалось шуршание камеры. Рустам не упускал ни одного момента этой  сцены.
-Мы хотим знать, где и каким образом, за счет каких выявленных резервов, вы способствовали организации какого - либо нового производства. Расскажите о конкретной продукции, которая выпускается в организованных вами фирмах. Суховерхов попытался объяснить, что у них много планов, но…
-Что, но, - вежливо, но с ехидством в голосе спросила Оля. Вы уходите от во-проса, Владимир Емельянович. Но тогда послушайте, что мы вам скажем.  Из нашей почты, которую мы получаем, в большом количестве от граждан нам известно, что вы намерены развивать малые предприятия на хорошо работающих, давно сложившихся заводах и фабриках, которые плодотворно работают, выпускают товары, пользующиеся на рынке спросом. И  как мы знаем по документам, приносят в казну большие доходы в виде налогов. Какой же это малый бизнес? Вы ломитесь в двери, где вас не ждут, и ждать не собираются. Вы, господин Суховерхов, очковтиратель советского образца. Она говорила ровно, с интонациями и ударениями, на фоне обалдевшего  Суховерхова, нажимая на самые больные места в этой, по существу, односторонней беседе. То, что вы нам рассказали – далеко не достаточно. Вы плохо изучаете местные возможности, поэтому разговор у нас с вами получился скучный и малоубедительный. Вы говорите о ваших планах, а людям нужна конкретика, которой мы  от вас практически не услышали. Печально, - театрально произнесла Оля.
Весь сюжет Рустам отснял в разных ракурсах. В отдельных кадрах опустошенное лицо Суховерхова выплывало крупным планом на фоне  закадрового голоса Оли. В некоторых  сюжетах он смотрел на Олю с перевернутым лицом. Походил на героя романа Достоевского «Идиот» Ганьку, смотрящего с ужасом, на сгорающую в камине  пачку банкнот…
-Мальчики, собирайте аппаратуру, - громко объявила Оля. Ей даже не хотелось, как это обычно бывает, попрощаться. Но Суховерхов подошел к ней и протянул руку. Оля ощутила в его ладони  что-то мерзкое – будто подержала в руке лягушку.
Ее так и подмывало сказать: - какая же ты гнида, Суховерхов. Неужели вас таких там,  на верхах, было много. Если много – немудрено, что народ в стране бедствует…
Последним из приемной выходил Рустам. Суховерхов спросил его:
-Кто эта дама?
-Эта дама, - ответил Рустам, - великолепный человек и журналист – Ольга Лаврова. У Суховерхова пересохло в горле. Подойдя к столу, он почувствовал удушье. Вытащил из шкафа коньяк, налил стопку и опрокинул, задрав голову. Потом сел, откинувшись в кресло с закрытыми глазами, как будто что-то прокручивал в своих мозгах и,  наконец, выдавил:
-Ну, вот и отошло.
                *  *  *

В тот вечер Лавров не собирался смотреть программу «Время», находясь на военном полигоне далеко от Москвы. Он жил в одном номере со своим заместителем Владиславом Васильевичем Кривенко. Закрыв глаза, лежал на кушетке. Уютный двухместный номер, после напряженного дня, располагал к отдыху. На их лицах отчетливо проявился загар  палящего солнца. Через несколько переданных сюжетов, Кривенко  воскликнул:
-Константин Иванович, быстрей, смотрите, - и усилил звук.
Его Оля брала интервью у Суховерхова. Лавров видел  лисью увертку этого типа уходить от ответа на конкретно поставленный вопрос, и как Оля напористо, с достаточной долей тактичности, возвращала того к существу разговора. А ее текст, обращенный к зрителям, гласил:
-Мнение редакции, мы уверены, разделяют зрители нашей программы. Такими методами не наладить работу малых предприятий, какими это намеревается осуществить господин Суховерхов.
-Это же Суховерхову приговор, - все еще глядя на экран,  думал Лавров. Ла-пуська, все же добилась выхода в эфир своего материала. Молодчина. Звонить отсюда не полагалось. Только в экстренных случаях. Вернусь – расцелую.
-Как хорошо смотрится на экране Ольга Владимировна, - говорил Кривенко. Поздравляю вас, Константин Иванович.
Из соседнего номера пришел генерал Багрянцев, с которым Лавров как-то познакомил Олю.
-Костя, так за это полагается выпить. Ты посмотри, что твоя девица-красавица вытворяет. Да кого уделала – самого Суховерхова. Пока Лавров открывал бутылки, а Кривенко готовил закуску, генерал продолжал:
-Этот паскуда сколько крови попортил, пока сидел там, на Старой площади. И ты посмотри, снова занял апартаменты. Ну, ****юга, - непотопляемый и только. А я, грешным делом, думал, что ему капут…Разливая, коньяк, Лавров сказал:
-Он еще, этот стервец, может нагадить. Не понимаю некоторых наверху…
          Генерал дружески похлопал Лаврова по плечу.
-Сколько еще непонятного во многих аспектах, Костя, дорогой.
                *  *  *
Лавров с Кривенко и генерал Багрянцев возвращались в Москву специальным рейсом. На подмосковном аэродроме их ожидали машины. Рядом с машиной Лаврова, стояла «Волга» генерала. Подойдя к машинам, Лавров обратил внимание,  у них
они абсолютно одинаковые, обе черные и с тонированными стеклами. Прощаясь, договорились о встрече у заместителя Премьера, курирующего оборонный ком-плекс.
         Выехали на автостраду.  Машина Лаврова следовала за генеральской «Волгой».
Настроение у Лаврова в результате  успешно проведённых испытаний новой техники было  великолепным. Ему показалось, что с прибытием в Москву даже улетучились, напряжение и усталость. Техника работала безотказно. Он шутил с сидящим на заднем сидении Кривенко, вспоминая курьёзные моменты их жизни на энском полигоне. Лавров предвкушал удовольствие, что уже через каких - то  сорок минут  обнимет свою Ольку, которая здесь, без него, совершила, как он считал, поистине журналистский  подвиг, раздолбала  с экрана телевидения  такого проходимца, каким в глазах их обоих прослыл Суховерхов.
На спокойной, почти безлюдной трассе, встречались одинокие машины. Повернули на загородное шоссе, ведущее в город. Наперерез «Волгам» выехала «девятка» и, когда она с ними поравнялась, из нее на ходу открыли автоматный огонь.
Машина Багрянцева моментально вспыхнула, пули попали в бензобак. Выскочивший Лавров едва успел из неё вытащить раненого генерала, как раздался оглушительный взрыв. Машину разнесло вдребезги вместе с убитым водителем. Положив генерала у обочины дороги, он бросился к своей машине сообщить по рации милиции и скорой помощи. Отрыв дверь,  увидел облокотившегося на руль Игнатьевича.
-Ничего, Константин Иванович, ногу задело. Помогите Владиславу Васильевичу. Кривенко лежал на заднем сидении, истекающий кровью.  Лавров разодрал на нем рубаху и увидел зияющее ранение. На счастье, у Игнатьевича оказалась аптечка. Перебинтовав рану и убедившись что, остановил кровотечение, кинулся  спасать Багрянцева. Генерала прошили несколько пуль. Но он был в сознании.
-Потерпи Паша, скоро придет помощь. Он снял с него окровавленный китель и,  разодрав  рубаху,  делал всё возможное, пытаясь облегчить состояние генерала.
-Вот так Костя,  война продолжается, - стараясь не закрывать глаза, шептал генерал  высохшими губами. А Лавров прижимал кровоточащие раны. Вокруг уже собралось много проезжавших машин. Люди оказывали помощь.
Игнатьевичу и Багрянцеву какая-то женщина дала под язык валидол. И только тут  кто – то  увидел, что активно помогавший своим товарищам Лавров сам был в крови. В горячке он не почувствовал  что получил ранение в руку.
-Значит, не задело кость, раз кручусь, - подумал он.
Наконец, на предельной скорости подъехали реанимационные машины и оперативные ГУВД. Лавров объяснил ситуацию случившегося разбойного нападения. Описал девятку, которая как ему показалось, скрылась в сторону области. Был объявлен план «перехват». Всех пострадавших разместили в специальные палаты института имени Склифосовского. Багрянцева и Кривенко увезли в операционное реанимационное отделение. Лавров лежал в палате под охраной  спецназовцев и думал, - кто мог совершить такое. 
- Это не случайность, - рассуждал он, - информация была предельно точной. Вот только цвет и внешняя отделка автомашин  дезориентировала бандитов. Лавров понимал, стреляли по нему. Но не знали, в какой машине находился он. Решили расстрелять обе.
Он не сомневался, - угадывая топорную работу Суховерхова. Но как доказать? Нужны факты. Недавно по Центральному телевидению прошла Олина передача. Конечно, она в какой-то степени объявляла Суховерхову приговор.
А в это время Зарецкий поднимался в квартиру Лаврова. Он не хотел сооб-щать о случившемся  Оле по телефону. Она была уже дома,  готовилась к встрече мужа.
         И тут вдруг на пороге Зарецкий.
-Что с Костей? – с криком вырвалось у нее.  Бросилась ему на грудь. С гла-зами, полными слез, спросила:
-Где Костя?
         Зарецкий прижал  Олю к себе и  гладил  по голове:
-Слава богу, Костя жив и почти здоров.
-Почему почти?
-Пуля задела ему  предплечье. Он в институте Склифосовского.
Оля схватила сумочку:
-Едем туда немедленно.
          Зарецкий объяснил,  что туда сегодня ехать нельзя.
-Поедем завтра. Пока они разговаривали в холле, в дверь позвонили. На пороге стояла Люба, жена Льва Ароновича. Увидев, Оля бросилась к ней  и не в состоянии больше себя сдерживать, разрыдалась.  Зарецкие остались ночевать в квартире Лаврова. Никто из них не допускал мысли оставить Олю одну в эту ночь. Долго не спали. Лев Аронович  рассказывал Оле о юношеских годах, проведённых вместе с Костей. О том,  что жили всегда материально трудно, но дружно и даже весело.  Весело, потому – что были молодыми, - подчеркивал он. В студенческие годы  научились зарабатывать деньги  на кино, театр, - никогда не  попрошайничали  у родителей. Ходили на станцию  Маленковская, что на северной дороге, разгружали вагоны.  Были активными дружинниками.  Шпана  боялась  и уважала.  Вспомнив про это, Зарецкий оживился: - в самом деле,  хулиганьё  с нами не связывалось, не «качали права».  С физической подготовкой у нас был полный порядок. 
                *  *  *
На следующий день «Жигули» девятой модели, обрисованные Лавровым, обнаружили в Нагатинской пойме. Двери были нараспашку. В салоне обнаружили больше двух десятков стреляных гильз и неподалеку, – брошенный в кустах автомат Калашникова. Собака взяла след, оборвавшийся у берега. Из воды вытащили труп мужчины. Эксперты установили, он убит выстрелом в голову менее суток назад. По фотографии  Лавров опознал одного из тех двух, что видел в кабинете Суховерхова.
Это был бывший сотрудник центрального аппарата на Лубянке. После подробного разговора с Лавровым, у следователей сложилась вполне реальная версия, - преступление совершено под руководством Суховерхова. Один из следователей высказался:
-Мы ведь за этим господином вели наблюдение, установили прослушку. И то, что он сотворил, – это агония, это звериная ненависть и, прежде всего, к вам Кон-стантин Иванович. У нас есть записи  его разговоров. Страшный человек.
       Следователь рассказал ещё одну новость:- накануне и в день взрыва заго-родной подстанции в кабинете Суховерхова отсутствовали его подельники. В те двое суток пропуска на них в дом Правительства не выписывались. Эти бывшие подполковники с Лубянки, ребята аховые. У нас почти нет сомнения, что взрыв на подстанции, - дело их рук.  Лаврова так и подмывало спросить у следователей:
- Если вы, братцы, знали про него столько, чего же тянули? Но спрашивать не стал.
От Прокуратуры была получена санкция на  арест Суховерхова. Оперативная группа поднялась к нему в кабинет. Хозяина на месте не оказалось. Стол почти пустой. Кое-какие, ничего не значащие бумаги. В туалете следы сгоревших документов.  Их сжигали накануне и сливали в унитаз.
Квартиру Суховерхова при понятых пришлось вскрывать. В одной из записных книжек обнаружили запись: прилёт- вторая половина дня, какого числа не сказано. На одной из страниц выведено: Лаврова Ольга, чеченец Рустам, студент ВГИКа, и многоточие. У работников МУРа эти и другие записи вызвали недоумение. Зачем, спрашивалось, ему  время прилета самолета. Имя его жены?
Находя подобное в бандитских разборках, такое считали само собой разумеющимся. А тут – государственный, правительственный чиновник - в голове не укладывалось. Изучая записи, следователь подумал:
-Откуда Суховерхов мог знать время прилета Лаврова. Он соединился с диспетчерской службой аэропорта. Женский голос ответил – накануне возвращением Лаврова интересовались из ОКБ. В секретариате Лаврова даже телефонов этого аэропорта не обнаружено. Лавров с Надеждой разговаривал по прямому с полигона. Значит, звонили с другого телефона. Установили время. Подняли табуляграмму и выяснилось, телефонный звонок следовал из квартиры Голенко, одного из напарников Суховерхова.
Машины летели на предельной скорости на дачу  Суховерхова. Другие группы  контролировали авиарейсы Шереметьево-1 и 2. Ворота дачи оказались открытыми. Группа спецназа окружила дом и прилегающие к нему пристройки. Дверь в дом была не запертой. В одной из комнат, возле дивана, лежал Суховерхов, позолоченные модные очки валялись рядом. В голове зияло огнестрельное отверстие. В боковом кармане пиджака находился заграничный паспорт, с открытой визой в Испанию.
В комнатах все было перевернуто. Судя по ссадинам на лице и руках у Сухо-верхова,  здесь происходила не простая разборка. В подвальном помещении валялся  сейф, развороченный выстрелами в замок.  Следов, естественно, ни на каких  предметах домашнего обихода не обнаружили. Сейф был пустой. Действовал профессионал.
-Срочно в Шереметьево, скомандовал зам. начальника МУРа.
Задержка рейса Москва-Мадрид ничего не дала. Убийца Суховерхова и Голенко не появился. - Глупо было бы ему сюда появляться, - рассуждали  МУРовцы, - но куда он исчез, – это вопрос. Еще несколько дней держали под особым контролем все рейсы, вылетающие из аэропортов на Запад и Ближний восток. Никаких обнадеживающих улик.  Как в воду канул. Был объявлен крупномасштабный розыск.               
                *  *  *
Пассажирский поезд Москва-Батуми уже катил по Аджарии. Еще полчаса – и рейс закончится. Уже в седьмом часу вечера над городом сгущалась темнота. Было тепло, и Зудов, выйдя из вагона, снял с себя кожаную куртку, направляясь на привокзальную площадь с чемоданом на колесах. Подойдя к таксомотору, он попросил довезти, и назвал улицу. По этому адресу жил его дальний родственник, которого он несколько лет назад в Москве спас от неминуемой тюрьмы.
Тот был замешан в крупной афёре с валютой. Ему грозила долгая отсидка. Пришлось броситься в ноги к всемогущему Суховерхову. Продержав родственника три месяца в следственном изоляторе, дело закрыли, а чтобы его не накрыли дружбаны, которым грозили большие сроки, или их братия на свободе, Зудов отправил его к своим однокашникам в Батуми, и те  взяли на должность водителя в ОВД. В свободное от работы время он устроился по совместительству в местный «Интурист» - возил в Турцию экскурсантов.  Снимал комнату у аджар-ского грузина.
Два дня Зудов не выходил в город. Отсиживался под виноградником в саду, изображая  отдыхающего. В арсенале  закоренелого проходимца была целая микро типография. В течение одного вечера на загранпаспорте,  появилась туристическая виза для въезда в Турцию.
А Москва уже обратилась к компетентным органам Грузии усилить контроль за выезжающими  из страны за рубеж. По факсу передали в Тбилиси фотографию Зудова. Аналогичные сведения поступили и в другие страны содружества.
Через несколько дней, родственник Зудова сказал ему, где будет загружаться группа туристов, отъезжающих в Турцию.
Вечером он уже имел в портмоне проездные документы, оплаченный проезд. Оставалось занять, значащееся в билете место в автобусе. Чемодан поставил в багажное отделение, при себе только кейс. Проверка на границе всегда носила формальный характер, у водителя автобуса было безоблачное настроение. Кроме всего прочего, у него дома в шкафу остались две нераспечатанные стодолларовые пачки, – гарантия безбедной жизни на долгие времена.
На этот раз автобус, подошедший к пограничной службе, остановили не просто на дороге, а приказали водителю заехать за шлагбаум, который за автобусом неожиданно  закрылся.
Водитель заметил, кроме основной пограничной группы, появились новые, незнакомые ему люди. Они подробно проверяли документы, особенно у мужчин. Зудов занервничал. Этого он не ожидал. Он вышел из машины, якобы направляясь в туалет. Кругом горы и обрывы. В ста метрах чужая страна, куда он с нетерпением ожидал приезда. Карманы куртки  набил доотказа валютой и на команду :
-Гражданин, вернитесь, - рванул к обрыву. Вдогонку спустили двух собак. Те свалили его перед тропой, уходящей на другую сторону границы.  На руках Зудова защелкнулись наручники.
Вынули из кармана паспорт, выданный на другую фамилию, но с его фотографией. Сличили полученную из Москвы. Один к одному. Зудова этапировали спецрейсом Тбилиси-Москва. И вот он уже в изоляторе Лефортово.
                *  *  *
Оля сидела возле Лаврова. Она не плакала, просто была оглушена всем случившимся. Представляла ужасную картину там, на шоссе, и ей становилось плохо, закрывала лицо, чтоб не разреветься. Но держа Лаврова за руку, прислушиваясь к его дыханию, успокаивалась, – Костя жив.
Она склонилась  и стала нежно целовать:
-Я бы не выдержала, если бы… она не хотела называть вещи своими имена-ми. Я бы не стала жить. Я бы ушла вслед за тобой…Лавров гладил  здоровой  рукой  волосы и, не проронив ни слова, смотрел на неё. Он понимал, – она говорила сущую правду. Им друг без друга не жить. И Лавров это понимал, может быть, даже лучше чем Оля. Никакая Ксения  не заполнила бы моё одиночество, так как это смогла сделать эта девочка.
 Она, как говорили прежде, красной нитью прошла через все его нутро. Он, в самом деле, почувствовал столько тепла и был счастлив, что у него есть такой взрослый и до боли родной ребенок. Когда она рядышком и ластилась к нему, он вообще забывал  про всё на свете.
-Еще несколько дней и нас с Игнатьевичем отпустят, - сказал он.   Сложней с Владиславом Васильевичем и Павлом  Арсеньевичем…
Водитель его погиб не за понюх табаку. Ах, как жаль парня. В Чечне воевал, а тут…
         Все это из-за меня. Задача у них была одна – крепко запугать. Только, на этот раз, эти выкормыши переусердствовали.
        Дверь палаты раскрылась,  и Лавров с Олей увидели  Игоря и Лену Ланских. Расположились вокруг кровати. Игорь, потрясённый случившимся, смотрел на Лаврова, произнося:
       - Не узнать нашу Россию. Живя там, за бугром, слышали про разные страсти – мордасти, но чтобы до такой степени…
К Лаврову пришли следователи. Гостей и Олю попросили побыть в коридоре. Охрана палаты продолжала оставаться на посту. Под рукой у каждого - автоматы. Уточнив некоторые детали, они рассказали ему во всех подробностях происшедшее. Лавров давно представлял, насколько чудовищен облик Суховерхова. С его  приспешниками – подонками ясно. Эти громилы и в прежние времена, и сегодня оставались верными  себе.  Великовозрастные  отморозки  и не более. А вот Суховерхов – знал, собака, - подходит конец играм. Разбойный обстрел машин – это последняя капля его ненависти к Лаврову.
Теперь Лавров мог поделиться с оперативниками, о том, что подручные Суховерхова, возможно, выполнили не один его заказ. На что  следователи ска-зали, - дело Суховерхова приобретает новую окраску, становится не только уголовным. Они пожелали Лаврову скорейшего выздоровления.
-Я еще не могу поверить,- говорила Оля, - что этого  негодяя  уже нет  в живых, - бог его наказал.
          Лавров попросил Олю   набрать по мобильному телефону  свой секретариат.
Надя  взволнованно спросила о состоянии  здоровья. Услышала бодрый голос:
-Лев Аронович нас успокоил, а то в ОКБ уже поднялся переполох.
-Передай всем - я жив и почти здоров. Лежу в окружении друзей и жены. Он продиктовал приказ о временном возложении обязанностей Генерального директора на главного инженера Геннадия Александровича Трифонова. Надя сообщила, что они собираются к нему завтра приехать.
-Пусть приезжают.
                *  *  *
Оля привезла Лаврова домой.
-Как бегает твоя ласточка? –  поинтересовался Лавров.
-Костенька, это не машина, а сказка.
-Как она красиво сидит за рулём, - глядя на неё, радовался Лавров.
          Она помогла ему раздеться. Набрала ванну тёплой воды.
-Ты  пока отмокай, полежи, а я быстренько накрою на стол и приду тебя мыть. Сам без меня ничего не делай.
-Хорошо, ничего без тебя не буду делать, - благодарно согласился Лавров.
-Как хорошо дома. Да ещё если чувствуешь эту хозяюшку-хлопотунью. У нее в руках всё горит и спорится. Она не мямля и не размазня. Если надо, умеет про-явить волю, характер. В ней природная общительность. А уж какой я видел ее по телевидению, - слов нет.
Засучив рукава халатика, она мыла его короткую стрижку, как ребеночка, проводя ладонью по лицу. Осторожно мыла губкой  раненую руку, и всего, всего. Помогла  надеть махровый халат. На кухне, дотронувшись  до  его  рюмки,  сказала:
-Миленький мой, я молилась все эти дни и ночи за твое здоровье, и, бог услы-шал мою мольбу. Чтоб ничего подобного в нашей жизни больше не повторилось.
                *  *  *
Вскоре  врачи разрешили Лаврову приезжать на работу.
Его срочно вызвали в Правительство. Войдя в кабинет заместителя Премьера, он увидел сидящих за столом военных начальников из Минобороны, ответственных работников оборонной промышленности. Хозяин кабинета пригласил Лаврова в кресло, рядом со своим столом.
-Товарищи, - произнес он, - вчера вечером, в результате тяжелых бандитских ранений, скончался  всем  известный и дорогой Павел Арсеньевич Багрянцев. Присутствующие  в кабинете, встали.
-Он был на испытаниях новой техники, созданной в ОКБ Константина Ивано-вича Лаврова. И как главный эксперт, генерал Багрянцев дал высокую оценку новым изделиям. По этой трагической истории Генеральная и Военная Прокуратуры завели уголовные дела. Глубокое соболезнование по поводу постигшей утраты выразили Президент, Председатель правительства. Возглавить Комиссию по организации похорон Павла Арсеньевича Багрянцева, Правительство поручает Константину Ивановичу Лаврову.
 Его так и подмывало сказать, что он должен был быть на месте генерала, но кое-кто, в том числе заместитель, знали подробности случившегося и не торопи-лись с выводами. Для того существуют следственные органы. Кабинет пустел. Лаврова зампред попросил задержаться.
-Я слушал недавно в вечерних новостях репортаж о Суховерхове, - сказал за-меститель. Мне доложили, – это ваша жена готовила передачу. После короткой паузы  добавил:  - как еще мы плохо знаем людей.
-То, что Суховерхов стяжатель и темная лошадка, замешанная  на неблаговидных делах, еще в те времена в ЦК ходили слухи, -говорил Лавров,- но, о ком слухи не ходили?
-Да, это все так, – согласился тот, но чтобы дойти до такого… - ума не  приложу. Надо же так разложиться. Хозяин кабинета перешел за длинный стол и сел напротив.
Лавров поведал ему историю, как отказался, в свое время, поддерживать кандидатуру Суховерхова в Думу, как тот длительное время пытался всяческими способами отнять у ОКБ заводы в области.
-Он хотел припугнуть меня,  а его головорезы, перестарались. Но как у Суховерхова и убийцы оказались паспорта с испанскими визами, остается загад-кой.
-В Лефортово выжмут все, чтобы пролить свет на всю эту омерзительную историю, - сказал собеседник Лаврова и, помолчав, добавил:
-Не могу себе представить, что Багрянцева уже нет. Дикость какая-то.               
                *  *  *
Автомобильный кортеж с Кунцевского кладбища, где  похоронили  генерала, заполнял Рахмановский переулок. В ресторане «Будапешт» встречали участников поминок. На небольшой сцене, - там где обычно сидит оркестр, установили портрет покойного. На маленьком подиуме перед ним поставили по старому обычаю рюмку  с водкой и закрыли  ломтиком черного хлеба.
Длинный П-образный стол заполнился доотказа. Лавров занял центральное место, перед ним стоял микрофон. Рядом сидела Оля. Она была в строгом черном костюме. По обе стороны от них, сидели родственники и друзья Багрянцева.
Открывая траурную трапезу, Лавров говорил спокойно. Каждое слово укладывалось в  предложения, имеющие объем и значимость.
Его проникновенные слова в адрес жены и детей, глубокое сочувствие родным и друзьям,  не могли никого оставить равнодушными. В его выступлении не было шаблона. Он говорил  настоящим,  «вкусным и чистым, как ключевая вода», русским, тургеневским языком, - подумала Оля.
Ей приходилось принимать участие в траурных мероприятиях у себя в Саратове. Как правило, выступающие доставали из карманов заготовки и порой шпарили по ним, забывая  о знаках препинания.
А тут? Она не смотрела на Лаврова, она его слушала. Его выступление хотелось запомнить, потому, что оно представлялось законченным литературным произведением, задушевным и страстным. В его мыслях сквозила природная, не наносная  гуманность.
Первое действие поминок проходило по сложившимся российским традициям, когда участники выступали и, не чокаясь, пили. После перерыва зал все больше напоминал  сходку, шум которой перекрывал выступления. Некоторые поминали усопшего в междусобойчике, на время, теряя скорбь на ли-цах.
Второе действие было уже неуправляемым. Лавров и Оля беседовали с женой Багрянцева. К ним подсели  близкие покойному люди. Олю узнавали по недавней телевизионной передаче. Не могли обойтись без милой улыбки в ее адрес. А Лавров был в центре внимания, так как находился в последней командировке  с Павлом Арсеньевичем  и стал не только первым свидетелем, но и пострадавшим в этой трагедии.
Слышно было, как один контр-адмирал, находясь под изрядным подпитием, настаивал спеть любимую песню Багрянцева – «Прощай любимый город» и, не-смотря на протесты, сидящих рядом с ним генералов, пытался её спеть…
-Ну, что поделаешь, - говорил Лавров, - таков менталитет нашего россияни-на.

Лавров уже не раз посещал в больнице Кривенко. Оба были рады, что, наконец представилась возможность общаться. Ему еще не разрешали вставать, но врачи обнадежили,- все жизненно важные  органы функционируют без всякой стимуляции и помощи аппаратуры.
-Как только выпишут, отправлю тебя в Сочи или Карловы Вары, - говорил Лавров. Поднаберешься сил – и за дела. Он посмотрел на Кривенко: - есть идеи, руки чешутся посмотреть их хотя бы в предварительных расчетах, так что поправляйся, не спеши, но, побыстрей, - улыбался Лавров.
-Я тебе оставляю мобильник. Спроси врачей, можно  телевизор смотреть, по-звонишь. Если будет добро, - сразу же привезем.
                *  *  *
Вечером Лавров разговаривал с Ксенией Павловной и пригласил на дачу. А Оля -  Юлю с Юрой. Так уж давай до кучи, зовём Зарецких и Ланских, - пред-ложил он.
В пятницу вечером, как всегда, сосновый воздух смешался с запахом шаш-лыка.
Мужчины расположились вокруг мангала и наблюдали, как Лавров искусно нанизывал маринованную баранину на шампуры. Женщины гуляли по территории дачи, уединялись в бору.
-Завидки  берут - смотреть на тебя, - говорила Юля,- наблюдая за Олиными проворными  действиями на кухне. Я так не умею.
-А ты попробуй, - улыбалась Оля, - наверняка получится.
Лавров любил, когда на даче собиралось много народа. Оле тоже нравились шумные, веселые  компании. Иногда в эти минуты, он вспоминал свою жену Ната-шу, как она, смеясь, кому-то говорила:
-Мы часто спим в разных комнатах, ужинаем в разное время в силу своей занятости, мы проводим отпуска врозь, у нас бывает, что мы порой развлекаемся, каждый, как ему захочется, - словом мы делаем все, чтобы сохранить наш брак…
С Олей у него пока что жизнь и взаимоотношения складывались иначе. Лавров не экономил свою энергию на любви. Убеждался,  в любовных отношениях  количественные показатели  совсем не при чем. Но понимал, с тех пор как встретил Олю, таинственным образом стал молодеть, во всяком случае, забывал о своем возрасте. Она ему дарила такую  близость, какую он почувствовал впервые. Иногда после этого они какое-то время не спали, лежали в прекрасном как им казалось, бесконечном трансе…
За столом Зарецкий потешал публику. Потом  общение приняло форму бесе-ды.
Ланской пытался анализировать факты из жизни общества, которое он увидел после долгого отсутствия. Он удивлялся, что большая часть народа стала до предела политизированной, другие живут с полным безразличием к тому, что происходит вокруг, и даже не участвуют в выборах, третьи отличаются христианским смирением.
-Не считайте это за добродетель, - вмешалась Ксения Павловна, - из-за этого смирения мир  летит куда-то к чертовой бабушке. Вы только оглянитесь вокруг: - грязный бизнес, грязное телевидение с бесконечной  стрельбой и дурацкой рекла-мой, грязная политика. Она пожала плечами, - и это все допустимо и, кажется, что прощается. Вы только обратите внимание, с каким умилением находится всему не-вероятное число оправданий. Разве все это не мерзко? Зарецкий,  внимательно выслушав,  произнёс: 
- Всё не так  плохо, как  вы думаете. Всё гораздо хуже, - сказал он, - посмотрев в сторону Ксении Павловны…
-Похоже, что с общественным  мнением  у нас не считаются, - заметил кто-то за столом. Зарецкий налил себе очередную рюмку водки и сказал:
-Общественное мнение похоже на привидение в старинном замке: никто его не видел, но всех им пугают, - чем вызвал улыбку у присутствующих.
Хотя уже было поздно, но теплый вечер и оживленная компания не распо-лагали ко сну. Высокоствольные сосны не издавали шума, как иногда бывало при налетевшем ветре. Природа замерла,  в тишине только слышались с соседних дач стук биллиардных шаров или поздняя телевизионная передача…Над лесом показался нарождающийся месяц.
Женщины дружно взялись наводить порядок в столовой и на кухне. Посудомоеч-ная машина выполнила основную, трудоемкую работу.
Оля предвидела, что публика захочет ещё «промочить» горло, – устроила на просторной кухне фуршетный стол, на котором сгрудились разные бутылки и легкая закуска. Мужчины во главе с Ксенией Павловной расположились на веранде и уже расписывали пульку. При этом Ксения Павловна заметила, что  она не счастливая в этом мероприятии. На что Зарецкий ей тут же отпарировал:
- Сделать женщину счастливой очень легко. Только дорого. Лена Ланская и Люба Зарецкая сидели неподалеку на диване – курили и иногда проявляли интерес к событиям, происходящим за карточным столом.
Оля с Юлей приготовили в комнатах постели для гостей и поднялись на лод-жию второго этажа.
-Каждый раз, находясь среди этих милых людей, забываешь, что они  старше нас, - говорила Юля, - у каждого из них просто сквозит дух молодости. А уж Лавров, по отношению  к своим  ровесникам - вообще молодой человек…
-Ты  бы  видела его на теннисном корте, - объясняла Оля.
-Я представляю. Как в нем столько всего умещается: - везет груз исполинских  дел…  Иногда с веранды  доносился смех.
Юля закурила: - Зарецкий – прелесть. Ты слышишь, он снова хохмит. Потрясный мужик. Затянулась сигаретой:
- Мне недавно мой шеф предложил  в утреннем  эфире  место  ведущей.
-Ну, и как ты?
-Не знаю. Хочется, но страшновато. Я прошла стадии редакторства утренних, дневных и, наконец, вечерних новостей. Но когда думаешь, что надо вставать ни свет, ни заря, дома успеть пересмотреть хотя бы какую-то часть новостей, - и она посмотрела на Олю, - ну что тебе рассказывать, - ты сама все это знаешь. Спать некогда, уж не говоря о домашнем хозяйстве, муже…Я последнее время так стала переживать за информацию. Только подготовила великолепный сюжет, смотрю,- убрали с эфира, время кончилось. А его снимали, озвучивали, монтировали. Она затянулась и выпускала дым в темную ночь: - бывает иногда до чёртиков обидно. И как  бы оживляясь,  проговорила: - но, ты заметила, как девчонки  на  информации  стали торопиться. Оля улыбнулась: - трещат, как станковые пулемёты. - Ничего не попишешь, - как бы поддерживая их,  произнесла Юля, - стараются впихнуть как можно больше в жесткие временные рамки. Но это лучше  всего получается у Катюши Андреевой. Как она классно ведёт программу. 
Появился Юра.
-Юрчик, принеси нам сюда что-нибудь выпить,- попросила Оля, - и себе тоже прихвати.
А Юлька продолжала:
-Я вижу, как наши девчонки в новостных программах, особенно утренних, выматываются. Хлебец  вкусный, но ох, какой непростой. Парням тем проще…
Юра поднимал на лоджию поднос с бутылками, стаканчиками и закуской. Оля спросила: - как там пулька  ещё в разгаре?
-Сдается, у них турнир продлится за полночь.
-Давайте выпьем за хорошее настроение, - предложила Оля…
-Мы на днях с Костей были в Большом зале  консерватории. Слушали концерт Спивакова.
–Как я мечтаю попасть на него. А Оля вспоминала  отдельные  произведения, исполненные оркестром. Поразительное мастерство и потрясающий  репертуар. Ты знаешь, - говорила она Юльке, - как любопытно наблюдать за Костей на симфонических вечерах. Он не просто превращается в слух, такое впечатление, что он там, на сцене, за дирижёрским пультом. Как же он любит классику. Часами может слушать. Ты заметила у него в кабинете маленький портрет Бетховена. Юлька глубокомысленно произнесла: - да, Лавров – это явление уникальное…   

               
                *    *    *
Когда он говорил с кем-то по мобильному телефону, в  кабинет  вошла Оля:
-Костенька, по городскому звонит Ксения Павловна, ты ей нужен.
         Лавров извинился перед  собеседником и взял городскую трубку:
-Здравствуй Ксюша, неделю тебя не слышал.
-Костя, завтра смотр новых моделей у нашего знаменитого Кутюрье. Конечно, это в большей степени касается Оли, и она не отказалась от такого культпохода, - сообщала  Ксения. Но хотелось бы на этом  мероприятии  видеть и тебя. Я пригласила Любу Зарецкую - она в восторге, и Лев Аронович просил непременно его прихватить.
-В таком случае, мне остается согласиться, - сказал он, - и передал Оле трубку:
-Ксения Павловна,  вы гений, попасть на такое я давно мечтала.
-Кстати, если у твоей телевизионной подружки появится желание, ее тоже есть возможность пригласить.
-О, если Юлька об этом узнает, она уплывет в заоблачные выси.
-Так вот можешь сегодня же устроить ей это чудное плавание, она симпатичная и
        очень неглупая девочка.
       Оля вернулась в кабинет и взгромоздилась на колени Лаврову:
-Как я рада, что ты согласился пойти на показ мод.
-Как же я мог отказаться, раз будет такая компания.
-Ты представляешь, Ксения Павловна пригласила и Юльку. Та сейчас узнает и умрёт…
Оля была впервые на таком бомонде. Хотя уже неплохо прижилась, акклиматизировалась в московской нестандартной жизни. Её не удивляли звезды шоу-бизнеса и другие представители так называемой московской тусовки. Некото-рых  из них  она  не раз  замечала  в Останкинских коридорах.
        Для этого случая она приготовилась и выглядела как всегда великолепно. Лавров ни малейшим взглядом не препятствовал интересу, который проявлялся по отношению к ней. Мужчины, узнававшие её по телевизионным передачам, делали учтивый поклон, а в глазах сквозило восхищение, и Оля не могла этого не заметить. Лавров лишний раз убеждался  в обаянии своей жены. А элегантность  соответствовала   присущему модному  стилю.
Во время демонстрации мод он, грешным делом, подумал – выпустить её пройтись по подиуму – и тут же пришел к выводу: мог бы потерять. Такую красотку, в таком  прикиде, - размышлял он, - с огромным удовольствием  захотели бы заполучить боссы модельного бизнеса. А эта кухня особая. Затягивает. Сегодня здесь, завтра там, и, пошло, и поехало, вспоминай  как звали…
Он смотрел на разнокалиберных девушек, передвигающихся одна за другой по подиуму и радовался, что его нынешнее богатство – это она, которую  выпустить в свет и мучение, и изысканное наслаждение…Они сидели в первом ряду. Вдоль подиума лежали в красивых аранжировках букеты цветов. Один из них принадлежал Лавровым.  Был собран из темнокрасных роз, и Оле предстояло в итоге вручить его самому  кутюрье.
Под гром аплодисментов в финале мэтр вел за собой по подиуму манекенщиц.  Оля подошла в торец  и поднималась по ступеням, в ожидании, когда улыбающийся мастер подойдет поближе. И вот это произошло. Зал увидел красивую стройную девушку, протягивающую имениннику торжества букет роз. Под прицелом видеокамер и вспышками фотокорров, кутюрье задержал взгляд на ней, принял цветы и поцеловал ей  не только руку, но и дотянулся до щеки…
Возвращаясь под жадные взгляды публики, Оля обратила внимание на счастливое лицо Юльки. Она ей на ухо шепнула:
- В таком прикиде ты могла стать звездой подиума. Когда она села на место, Лавров наклонился к ней и произнес: - Ты красивее всех этих моделей. Она благо-дарно  сжала его руку…
               
               


                *   *    *
В «Лефортово» продолжалось следствие, которое окрестили «Делом Суховерхова». Живым обвиняемым пока оставался один, по фамилии Зудов, уволенный из Центрального аппарата КГБ в начале девяностых годов в чине подполковника.
Второй, которого застрелил Зудов в ту роковую ночь, был тоже бывшим со-трудником этого ведомства и тоже имел чин подполковника.
Будучи в Центральном Комитете КПСС, Суховерхов, находясь в непосредст-венной связи с некоторыми Управлениями на Лубянской площади, присмотрел этих двух для дальнейшей «деятельности»…Имея хорошую боевую и физическую подготовку, владея безукоризненно английским языком, Зудов и его напарник  Голенко, не раз вылетали за рубеж с так называемым «дипломатическим» грузом. Они бывали то в Италии, то в странах Латинской Америки. Снабженные всеми необходимыми документами, через зал официальных делегаций аэропорта Шереметьево-2, в сопровождении Суховерхова,  вывозили из Союза сотни тысяч американских долларов и сдавали по указанным адресам. Для них эта валюта значилась  в устной форме, как помощь братским партиям, а в документах обозначалась  как «дипломатическая»,  а  они  мидовские  дипкурьеры.
В ходе следствия на поверхность всплыли еще некоторые факты, которые проливали свет на дела, значившиеся  как «висяки».
Лаврову пришла на память сцена, когда Президент, однажды, приехав на Центральное телевидение в Останкино, буквально божился в том, что найдут убийц Листьева. Президент, к сожалению, не представлял или его ограждали от информации, какой катастрофический размах приняла в стране преступность, переплетенная с государственными и общественными структурами. Стали уже обычными повседневные разборки криминальных авторитетов и просто отъявленных бандитов средь бела дня, зачастую в самом центре Москвы. И этот негатив не с неба свалился. Во многих формах, как теперь убеждался Лавров, перекачивал из бывшего Советского Союза.
Если обыватели думали, что все это следствие перестроечных лет – они глубоко ошибались. Лавров это хорошо понимал. Разложение общества началось значительно раньше, еще с середины шестидесятых годов, с начала брежневского  правления.  Ловкачи и очковтиратели, видя творившуюся в стране экономическую  неразбериху, терзали  народное  хозяйство, кто как мог. Многие были в шоке, узнав, что у одного из главных руководителей города Сочи, в его квартире, в паркетном полу, обнаружили клад ювелирных украшений и бриллиантов на баснословную сумму. Страну опустошали.
У каждого москвича в кармане так же, как носовой платок, непременным  спутником  являлась вязаная сумочка, прозванная в народе «авоськой». Всегда всё простое население находилось на стрёме – что, где дают. «Авоськи» были неизменными помощницами  по отлову дефицита. А дефицитом являлось практически всё - и масло, и докторская колбаса, и стиральный порошок. А уж туалетная бумага представляла особое место в дефиците. Её, доставшуюся счастливчикам, гирляндами несли по улице с гордостью, прямо на шее. А какие драки стояли за обычными паршивенькими обоями. По ночам записывались на мебельные гарнитуры. И ночевали в подъездах соседних домов, граничащих с мебельными магазинами. И вот, наконец, утром объявляли:- привезли три чешских и два болгарских гарнитуров на очередь примерно в сто человек записавшихся. Тысячные женские вереницы выстраивались в надежде приобрести для себя импортный бюстгальтер…
Перед Лавровым поплыли картины выходных дней того периода. Когда по всем магистралям, ведущим в Москву, съезжались автобусы с людьми. Вместо номеров над водительскими кабинами прикреплялись надписи: «Экскурсионные». Это был очередной обман. «Экскурсанты» брали штурмом продовольственные магазины, и через пару часов окошки автобусов завешивались «авоськами» с пачками вермишели, доотказа набитые кусками мяса, связками  полусырой колбасы, которая под вечер, когда ее разрезали, становилась зеленоватого цвета. Обездоленная провинция  еженедельно  совершала  «туристические» набеги, опустошая столичные  магазины.
Ходил в ту пору анекдот, походивший больше на правду: как на совещании  в ЦК по  жалобам населения о бедственном положении с продовольствием на местах, Леонид Ильич, обращаясь к бывшему секретарю  Калининского обкома Корытко, спросил: - какие меры принимаются  по ликвидации такого положения. На что тот отвечал: - запустили дополнительные электрички на Москву… 
         Во все времена скрывалась правда от народа, истинное положение дел. Гнилая идео -       логия затмила все возможное пространство  лозунгом: - «Вперед к победе коммунизма».
Для подавления недовольства и народных волнений  у руководства страной был один надежный, испытанный инструмент – Комитет Государственной безопасности. Это его руками были «усмирены» в шестидесятые годы  волнения рабочих Новочеркасска, завершившиеся кровью и расстрелами. При содействии тогдашнего руководства Союза Писателей, сажали в тюрьмы, лишали гражданства писателей, пытавшихся рассказать правду о прогнившем и разложившемся социалистическом строе…Отвернулись от страны многие прогрессивные деятели разных стран. Они решительно протестовали против вторжения наших войск в Венгрию, в середине пятидесятых годов, против подавления Пражской весны  в августе 1968 года.
Когда Лавров думал о происшедшей трагедии с ним и его товарищами, кровавом разбое, окончившимся кончиной генерала Багрянцева, перед ним волна за волной катилась хроника того доперестроечного времени. И светлые моменты, каких было немало в нашей жизни, зашторивались показухой или  местью за самостоятельные решения. Партия или не вмешивалась, или возвышала до небес, или закапывала так, что найти концы было невозможно.
До хрипоты доказывал Королев, что к очередному космическому полету не готовы.
-То есть как это не готовы? – вопрошали  наверху. – На носу празднование Великого Октября… А затем  гибель людей.
Достукался великий Сахаров - упрятали в Горький, под замок, чтоб не возбуждал широкие народные массы.
-Пора кончать с Твардовским, - настаивали в идеологических кабинетах ЦК. Печатает, кого не попадя,  не слушает мнение … ишь, влюбился в Солженицына…
Дорого стоило  автору «Василия Тёркина»  непослушание. Назначили и отменили чествование его юбилея в концертном зале им.Чайковского. Уничтожили  Указ о присвоении  ему  звания Героя Социалистического труда.
 Потерявшие чувство реальности, высшие руководители перли напролом во внешнеполитических делах. Лаврову приходилось бывать в его  зрелые  годы  на городских активах.
Штатные крикуны (как их тогда называли), в составе которых обязательно - передовик производства, лучше, если Герой Социалистического труда, студентка Университета имени Ломоносова, учительница или колхозница из Подмосковья, - призывавшие поддержать вступление нашего, как тогда называли ограниченного контингента войск, в Афганистан.
-Это наша подбрюшина, - визгливо оповещала Колонный зал Дома Союзов студентка МГУ. Дорого стоило вторжение в Афганистан нашему народу. Больше двух отечественных войн по времени, проколупались мы в Афганской каменоломне. А чего добились? С позором возвратились через Пяндж восвояси. В народе говорят: «Не тронь говно, оно воняет»,- тронули, разворошили. Боялись, что туда войдут первыми американцы. Так они туда на самом деле вошли. А наши пограничники снова заняли оборону на таджикском берегу, вдоль пограничной реки. Сколько человеческих жизней и денег  развеяно в прах… Лаврова от этих мыслей аж покоробило.
Кто служил в войсках НКВД во время войны, и у кого  из живых ещё  не стерлась к старости память и совесть, в состоянии сегодня оценить чеченскую тра-гедию. И не только чеченскую. Когда в один день и час в товарных вагонах, на которых мелом было начертано: - «под хлеб», вывозились с родовых мест, в пустынные казахские степи, вместе с взрослыми - дети, старики и старухи. А еще лучше – прочитать книгу Приставкина «Ночевала тучка золотая…». И после всего этого, как мог  Президент, так неосмотрительно, не продуманно поступить с Чечнёй? Верх взял апломб и гонор. Не обратился за советом к умным  историкам. К людям, не потерявшим здравый смысл.  А туда полетели авантюристы, во имя собственных интересов. Может быть, избежали бы кровавую бойню, которая унесла многие жизни, искалечила существование  невиновных. Этой бойне не видно конца. Лаврову  запомнилось, когда в один из вечеров умная и известная  ведущая программы «Вести», которой не понравилась государственная политика  России  в развязывании войны в Чечне, сразу же после рекламы  моющего средства  заявила: «Совесть генералов, развязавших чеченскую войну, не отмыть даже таким  хорошим  порошком». Ехидная улыбка отставного Министра обороны вызывает омерзение. Науськал своих «соколов» уничтожить журналиста газеты «Московский комсомолец».
Лавров вернулся из Лефортовской тюрьмы, где сидела не шпана, а государственные преступники.
Пока Оля готовила ужин, он закрылся в своем кабинете, выпил стопку водки, курил и вспоминал, вспоминал… Он даже не анализировал. Зачем? И так все было ясно.               
Находящийся в следственном изоляторе «Лефортово» бывший подручный Суховерхова давал показания. А что ему оставалось делать, – жизнь его была на волоске. Он рассказывал, как еще за несколько дней до той акции на шоссе, вечером, Суховерхов подсел к ним за столик, поставил  пару бутылок отборного коньяка и заявил:
-Надо припугнуть Лаврова. Да так, чтобы без боя сдался. Вернее сдал нам свои областные филиалы.
-Вы поняли, - спросил у него следователь, - что это метод бандитского рэке-та?
-А он ничего не хотел слушать,- объяснял Зудов, - так и сказал: - разжирел, надо его припугнуть.
-Ну, и что же вы решили?
-Моя задача была стрельнуть по колесам.
-Вы знали, в какой машине едет Лавров?
-В том то и дело, вторая «Волга» перепутала все карты. Пришлось стрелять по обеим машинам.
-А как же получилось, что вы стреляли не по колесам, а по людям?
-Нервничал, волновался…
-Неправду говорите, Зудов. На вашем счету не один меткий выстрел по движущимся мишеням. Сколько вам должен был заплатить Суховерхов за это задание?
-По двадцать тысяч зеленых, каждому.
-Не зеленых, а по двадцать тысяч американских долларов, - пояснил следова-тель.
-А когда же пришла мысль застрелить Голенко?
-Скрываясь, по дороге, Голенко выпил полбутылки коньяка, распсиховался, начал орать: - что мы наделали. Оставлять его в таком виде не мог. Пришлось закончить эту комедь…
-И убили товарища?
-Выходит так…               
Лаврова уже не раз приглашали в Лефортово и на опознание Зудова, и на ин-формацию по случившейся трагедии.
Он был ознакомлен с некоторыми выдержками из допросов. Понимал, в ходе следствия возникло немало чрезвычайных обстоятельств. И хотя Суховерхова не было в живых, ниточка его преступлений тянется к здравствующим. И в ряде эпизодов Зудов не единожды играл роль исполнителя не только заказных убийств, но и перевозки за границу огромных сумм свободно конвертируемой валюты.
Когда Лавров сидел в гостиной, раздался звонок. Он взял трубку и услышал бодрый голос своего заместителя, Владислава Васильевича Кривенко:
-Константин Иванович, - начал он без вступлений, - есть настоятельная необходимость завтра встретиться в узком кругу, поразмышлять кое о чем…
-Неужто ждете мальчика? (так у них принято обыгрывать разговоры, если в них вкрапливалась закрытая идея).
-Не знаю еще, мальчик или девочка, но ультразвук подтверждает, что зачатие сделано.
-С чем и поздравляю. Откладываю все дела и с утра жду. Кого считаешь нужным, тех и пригласи.
После короткой паузы он произнес:
-Мы не виделись уже несколько дней. Я все время в разъездах. Как самочувствие?
-Спасибо. Раз потянуло на подвиги, значит выздоровел. Я эту штуку там, на больничной койке, вынашивал.
-Очень рад за тебя. До завтра.
Он вышел на кухню. У плиты хозяйничала Оля, - готовила любимые оладьи. Подошел  к ней.  Она каждый раз ждала от Лаврова комплимента за ужин и немножко волновалась, отчего сердечко билось чуток учащенней. Еще бы ему не биться, если его нежные ладони уже волновали талию…

Наступала суббота. Лавров еще находился в полудреме. Это самое лучшее пробуждение, - думал он, - какое только можно себе представить, потому что вызвано оно блуждающей по телу Олиной ладошкой. 
-Тебе  приятно?
-От твоих ласк  можно умереть…
Им не хотелось вставать. Хотелось ничего не делать, а только без конца не-житься.
-Спасибо тебе. Звонила вчера Светка. Они с мамой так тебе благодарны. Просила передать, зубрит английский день и ночь. В интуристе, по твоей рекомендации, ее приняли не хуже, чем меня. Спасибо, мой родной, ты столько делаешь для нас.
-Потому, что я вас люблю.
-И Светку тоже?
-Конечно. Я даже теперь не знаю, кто из вас великолепней внешне. От нее веет сексуальностью. И передай, чтобы ночью  язык не зубрила. Ночью или спят или… и он хитро посмотрел…
-Какой ты совратитель, - и она игриво уперлась кулачком ему в грудь, - ты настоящий сердцеед.
Лавров продолжал лежать на спине, чувствуя Олины манипуляции ладошкой. Повернулся к ней:
-Я сердцеед?
-Еще  какой, ты думаешь, я не вижу, как на этих всяких бомондах, приемах бабы с тебя глаз не сводят. Если бы они могли, они бы тебя растащили на мелкие кусочки…Он рассмеялся. - Да, да, мой миленький. Такого мужчину надо зорко стеречь, при себе держать и следить, а то неровен час, выкрадут. Значит, тебе наша Светка нравится? Она действительно хороша. Мужики в городе увидят и падают на тротуаре, не успевая газетку подстелить.
Лавров расхохотался:
- Такое можно  услышать только у вас в провинции. Там народ по-своему остроумен.
                *    *    *
Заканчивалась рабочая неделя. Все дни, как заметила Оля, Лавров возвращался в хорошем настроении. Техническая идея, предложенная  Кривенко, захватила, как говорят, с потрохами.
Еще в эскизах, в набросках, приблизительных расчетах, чисто теоретически, просматривалось большое, если не сказать, огромное  решение, прямым образом влияющее на  эффективность военной техники, а потому  на  боеспособность армии.
В спецотделах готовили документы в федеральный институт промышленной собственности России, в его секретные отделы, чтобы застолбить престиж и права ОКБ. Лаврову не терпелось увидеть в опытном производстве проработку нового образца. Этим также был заражен  круг его коллег и единомышленников.
Каждому новому изделию в ОКБ присваивалось имя. Как правило, имена почему-то выбирали женские. На этот раз Лавров предложил присвоить новому образцу имя «Светлана». Никто не возражал. А Зарецкий, зная, что у его Ольги сестру зовут Светлана, не преминул подумать:
-Молодец Костя, и сестру жены не забывает, нравится она ему. 
               
Лавров проводил в конференц-зале балансовую комиссию. Слушали доклад начальника планово-финансового отдела ОКБ.
Доклад иллюстрировался цифрами, фактами. Сухая статистика в устах Гроссмана превратилась в интересный рассказ о том, чего добились, какой ценой, как нужно, как можно и чего нельзя.
Лавров смотрел на присутствующих и по тому, как они слушали  Гроссмана, понял: доклад интересует всех. Кому не хватало мест за длинным столом заседаний, сидели вдоль стен зала, и у каждого на коленях блокноты для записей, различные справки, на случай, если поднимут для выступления.
Теперь муж Надежды сидел по правую руку, где и положено находиться главному инженеру.
Лавров заметил, как внимательно слушает доклад председатель профкома Панкова. Он про себя называл ее теперь «крестной матерью» или «свахой». Ведь именно благодаря удачно приобретённой Панковой той путевке в Крым, он обрел счастливую личную жизнь.
-Как летит время, - подумал он, - уже четыре года.
Напротив, возле стола, его заместитель по науке или проще – заместитель Генерального Конструктора – Владислав Васильевич Кривенко, который чуть не поплатился жизнью во время нападения на них. Прошел в ОКБ все ступеньки, пока не занял эту ведущую должность, авторитетное положение.
-Наконец, - оглядев участников совещания, произнес Гроссман, - перехожу к оценке работы наших филиалов.
Лаврова отвлек ответственный звонок, и он не мог от него отказаться, перене-сти на позднее время. Он прикрыл ладонью трубку, вкрадчиво говорил и одновременно слушал доклад.
А тот говорил, что успешная работа филиалов дала возможность построить два девятиэтажных многоквартирных дома и решить много экономических проблем в ОКБ.
-Продукция хозяйственного и культурно-бытового назначения, - говорил он, - пользуется устойчивым, хорошим спросом. Оглядел присутствующих:
-Прошло, товарищи, время, когда на всякую чепуху приклеивали так называемые «Знаки качества». Лавров подумал:
-Услышали бы твою  речь несколько лет назад, - где бы тебя искать…
А тот продолжал:
-В большинстве случаев это был самообман. Обманывали себя, всю страну, лишь бы  лучше, покруглей отчитаться перед партийными органами. Если продукция не пользуется экспортным спросом  - значит, это  плохая продукция. Я считаю, – главным мерилом должен стать экспорт. Это не только престиж, это валютные поступления. Предлагаю присвоить название нашей продукции и, на секунду задумавшись, сказал:               
-Ну, почему нам не назвать ее символом «Маяк»?
Лавров поддержал Гроссмана и сказал:
-А почему бы нам не назвать ОКБ этим именем? Маяк! Смотрите, как звучит, и обратился к докладчику:
-Подготовьте в Правительство и Министру обоснованную записку по этому предложению. Правильно, - раздались голоса…
 Лавров подвел итоги совещания. Практика показала, что организованные нами филиалы по выпуску товаров для народа, не только не отвлекают нас от основной задачи, а наоборот – способствуют решению главной задачи, более эффективно.
В конце дня, у него в кабинете, обсуждалось состояние темы под шифром «Светлана». С каждым разом он убеждался, что предложение Кривенко начинает приобретать все более конкретную форму.
Его прервал телефонный звонок. Звонила Оля.
-Киса, произнесла она (ей нравилось так называть его, когда они оставались вдвоем), - у меня неотложные дела. Мне надо с ответственным за выпуск в эфир согласовать срочный материал. Потом у меня летучка. А еще меня просят заехать в одно рекламное агентство.
Лавров поинтересовался:
-Какую тему тебе предлагают в рекламе?
-Не знаю. Но мне захотелось выслушать их предложения.
-Сам факт   выглядит любопытным.
-Ужинай без меня. Оля давно уже поняла, что жизнь с таким человеком, как Лавров, не вынуждает всё время быть начеку. Вдруг заподозрит, что кто – то на тебя положил глаз. Наоборот, чувствовала она, ему нравится, когда в мужском кругу у его любимой самый  высокий рейтинг.
-Сегодня обещали дождь. Будешь ехать вечером, держи на дороге дистан-цию.
-Слушаюсь, товарищ генеральный, - улыбалась Оля. Да, чуть не забыла, - я тебе такую тряпочку приобрела сегодня, но это потом, дома, целую.
После совещания с конструкторами он позвал Надежду. Та, как всегда, вошла и приготовилась записывать поручения.
Лавров пригласил ее сесть.
-Записывать не будем. Как твой супруг? – неожиданно спросил он. – Все забываю спросить, – устраивает его работа?
-О чем вы говорите, Константин Иванович? Он бредит своей работой. С ним такого никогда не было. Несется  в ОКБ, как угорелый…
Он с большой нежностью посмотрел на Надю:
-Для мужчины это важно, если  любит свое дело. Стало быть, любит, раз, как ты говоришь, бредит своей работой. Я тоже рад. От этого и дома частичка душевного покоя.
-Еще бы.
-Мне нравится он, как Главный инженер. Продуманно и смело работает. Но ты ему об этом не говори.
-Хорошо, Константин Иванович, не скажу.
Лавров с хитрецой прищурил глаза и посмотрел на нее:
-Конечно, скажешь. – И заулыбался.
-Вы меня вогнали в краску, Константин Иванович.
Он посмотрел на часы:
-Пора кончать рабочий день. Только моя жена еще не собирается домой. Придется ужинать в одиночестве. Вот, что значит, сделать из  жены творческого человека…
Надежда понимала, за сказанными словами гордость не только за неё, но и за себя и большая любовь. С тех пор, как он женился, она заметила, Лавров  стал еще более уравновешенным. Он и всегда отличался от многих своей, присущей только ему, фундаментальностью. В его суждениях, поступках не было скоропалительности,  мельтешения, а  взвешенность. Но он никогда не был  ни сухим, ни неотзывчивым.
Если на фирме складывались неплохо дела, в нем тут же проявлялось чувство юмора. Кому, как не ей, знакомы все черточки его характера.  Она научилась понимать  его с полуслова, общаться междометиями.  Наверно, за это он глубоко ценит и уважает её. Так же, как Игнатьевича. Лавров на какое то мгновение задумался и сказал: - Вот это запиши – просить Панкову достать Игнатьевичу самую классную путевку в санаторий. Подумал про Кривенко – его бы тоже куда-нибудь отправить подлечиться. Но ведь не поедет. Новая идея  как зараза, не отстанет…
-Я с утра передам вашу просьбу Панковой.
-А Зарецкий еще на месте?
-Да, я недавно говорила с ним. У него еще полно народа. Пригласить?
-Нет, не надо. А то до ночи  просидит.         
                *  *  *
Припарковав  машину, Оля вошла в подъезд отреставрированного старого московского здания. В вестибюле вооруженный охранник учтиво спросил, к кому она идет. Оля показала  телевизионное удостоверение, и этого было достаточно, чтобы тот вывел ее к лифтам и объяснил, на какой этаж  следует подняться.
Рабочий день в обычных учреждениях и фирмах уже заканчивался, чего нельзя  сказать об этом.
Высокая, стройная, с длинными красивыми ногами, соблазнительными формами и причёской  цвета спелого льна, она шла по широкому коридору, уставленному видеоаппаратурой, осветительными софитами. То и дело под ногами попадались связки кабеля и различных проводов. Привычно перешагивала, встречая на ходу мужские и женские  взгляды.
Наконец, увидела нужную  дверь с вывеской, ведущую в студию. Справа у монтажного стола стоял Игорь. Тот самый Игорь, который был с Юрой, нынешним мужем Юли, у нее на даче.
Увидев Олю, расплылся в улыбке. Легко обнял и нежно поцеловал руку. Взяв  под локоть, пригласил в соседнее помещение. Как показалось Оле, оно не могло служить кабинетом. Скорее всего, это было место для переговоров. На шкафах виднелись эскизы, фрагменты снимаемых объектов. Посредине - журнальный столик и приставленные к нему  кресла.
Садясь в одно из них, Оля произнесла:
-Ну, это уже кое-что, - и поглядела на него.- Давно мы не виделись. Я тебя как-то видела в Останкино, но куда-то спешила…
Игорь устроился  напротив:
-Ты что-нибудь будешь?
-Если  только какую-нибудь воду, я за рулем.
 Выложил на столик сигареты, закурил, смотрел на неё:
-Ты стала еще  умопомрачительней.
 -С чего ты взял?
-С того, что твои формы, твое красивое чувственное лицо свидетельствуют - ты, без сомнения, одна из самых привлекательных молодых женщин.
Приглашение Игоря приехать к нему в рекламное агентство она приняла практически сразу. Во-первых, ей было интересно узнать, что предполагается на съемках, во-вторых, с той поры, как она познала Игоря как мужчину, он ей запал в душу. Во всяком  случае, остался в памяти, а уж если совсем откровенно – он ей нравился. Не забыла  страстную ночь, проведенную с ним на даче. На свадьбе Юли с Юрой, когда народ полностью  раскомплексовался, она позволила ему пару раз пригласить себя на танец. И, конечно, в танцевальной толчее они снова почувствовали друг друга. Не отказывала ни себе, ни ему находиться в таком состоянии. Помнила, если бы представилась в тот момент, на свадьбе возможность, они совершили бы акт любви…
Он искал возможность встретиться с ней, и вот причина встречи – предложение  сняться в рекламе.
-Заказчики и спонсоры есть, - пояснил он. Оля поднаторела во всякой телевизионной закадровой жизни. Знала или представляла: – такие съемки дорого стоят, и во всех случаях  обе стороны ищут выгоду.
В этой ситуации всё как божий день, налицо, - Игорь без ума от Оли, ищет с ней близости. Давно поделился этим со своим приятелем Юрой. Оля тоже неровно дышала, и об этом он знал со слов Юры, потому что с его женой Юлькой её подруга Оля не раз делилась этими секретами. За общением,  рассказал технологию съемок. Они могут быть не только павильонными, но и в городе, а также на природе.
-Съемка может осуществиться  и на море, - и он испытующе посмотрел на нее, - или, скажем, где-нибудь на Волге, в районе Плеса.
-Да, нарисовал ты мне картину прямо-таки завораживающую. Не знаю, как  быть, справлюсь?
-В этом ты положись на меня – все будет о’кей…
-Ну, что ж, придется положиться, - улыбнулась она.
-Как это сладко звучит в твоих устах. Почувствовал, будто мы и не расстава-лись.
Оля посмотрела на него:
-Я тоже все помню… Разговор принял снова деловой характер:
-Тебя не будет шокировать, если ты предстанешь в изысканном дамском бе-лье? Или купальных костюмах топлес, открывающих не только верх тела?
-И это что же, всё  для нашего экрана?
-Разумеется, нет. Такую рекламу я планирую показать за рубежом, - ты сумеешь преодолеть стыд и страх?
-В работе у меня ни того, ни другого не будет.
Игорь развел руками:
-Ну, ты гигант. Вопросов больше нет.
Оля с хитринкой заметила: - искусство требует жертв, давно сказано. Ведь это тоже в какой-то степени искусство? 
-Бесспорно.
Она посмотрела на часы:
-Мы с тобой мило пообщались. Мне пора. Она поднялась. Он подошел  вплотную и положил  ей  на  плечи  руки:
-Я рад тебя видеть.
-Я тоже рада, - и подставила ему для поцелуя щеку. Игорь проводил её до машины.
-Тачка у тебя обалденная, крутая.
-Подарок мужа. Оля села за руль, опустила стекло и, собрав губы в трубочку, сделала воздушный поцелуй, - до встречи.
-Как Костя отнесется к этим предложениям, - думала она в дороге, - но я еще к тому же солидно пополню наш семейный бюджет. Оля теперь с особой очевидностью понимала: - наличие больших денег – это отсутствие ущербности. Но в складывающейся ситуации, рассуждала она, - не каждый муж согласился бы с тем, что  его жена будет демонстрировать  свои прелести  перед видеокамерой, в окружении других мужчин.  А впрочем, такого демократичного человека как Лавров, она  не встречала. Он же ей несколько лет назад объяснил, жена - это не собственность мужа, а его любимая женщина, родная, но не прикованная цепями к  нему  и  дому.
Лавров налегке поужинал и собрался еще посидеть за рабочим столом, поразмыслить над выводами, сделанными на совещании по поводу проекта «Светлана»… Но прежде он решил выйти  покурить на лоджию.
 Увидел, как Оля взяла с заднего сидения сверток, закрыла машину, проверила надежность замков и вошла в подъезд.
          Он вернулся с лоджии и стоял в холле, слыша скрежет дверных замков:
-Тебе кто-нибудь говорил, как ты хороша и соблазнительна?
Она поцеловала его и подумала: - сколько дифирамбов ты  слышал бы в мой адрес всего сорок минут назад. Она протянула ему сверток: - это тебе.
Лавров развернул и увидел финскую сорочку в мелкую клеточку и галстук к ней.
-Такой галстук очень подойдет к костюму, который мы купили тебе недавно.
-Спасибо, мой котенок. Как я об этом мечтал.
-О чем?
-О том, что со мной рядышком мой заботливый ребенок.
-Я не только ребенок, -  влезая в тапочки, напомнила Оля, - я твоя мама,  ты же сам назвал меня так однажды…
-Да,  назвал.
И она прижалась к нему:
-Я чувствую, как ты хочешь, я тоже хочу…
Она отправилась в спальню и стала переодеваться:
-Ты знаешь, я недавно ела. Так, если какой-нибудь бутербродик перехвачу.
Лавров вытащил из холодильника банку икры и сделал бутерброды. Запахивая на ходу коротенький халат, под которым уже ничего не было и, увидев бутерброды с икрой, сказала:
-Надо обмыть твои обновки. Лавров достал рюмки:
-У меня сегодня хороший день.
-Как твои рекламные перспективы?
-Я тебе расскажу в следующий раз. В общем, я там понравилась…
На этот раз ей было достаточно рюмки водки, чтобы  блаженство овладело ею. Она была не против Игоря, но не могла поменять его на Лаврова. Игорь великолепен, но не более чем, он как мимолетное виденье…
Стоя под душем,  рассуждала, как бы Игорь ни был хорош, но Костя – это часть ее самой; без него, родного человека, классного мужика, она теперь не представляла  жизнь.
Сосредотачивалась и на другом обстоятельстве, –  когда супруги знают друг друга в основном  в рамках домашнего общения, среди знакомых и, пожалуй, всё.
Мы же  с Костей совсем другие. И друзья у нас другие. Не каждого встречного - поперечного мы можем назвать другом.  Я поняла, какой это узкий круг, основанный на близких отношениях, на взаимном доверии, на общности интересов, в конце концов, на привязанности, когда знают друг друга многие годы.
Находясь рядом с ним, твёрдо усвоила, что у них может быть разная жизнь за пределами дома. У таких, как Лавров, нет регламента: - дом – работа. И меня  пустил, как говорится, на «вольные хлеба», не подстраивает под себя, старается сделать равной.  Где - то я вычитала мудрые слова: «Равенство – самая прочная основа любви».
Когда Лавров закрывался в кабинете, Оля  понимала, он продолжает работать, и боже упаси ему помешать. Это было бы бестактно. И он спокойно воспринимал, когда она ему звонила, сообщая, - задерживается на работе  или в городе, хотя многие уже «греются» у домашнего очага.  Она  не раз видела его в кругу деловых коллег. Понимала, какое положение он занимает во всём этом.  И твёрдо усвоила, что ему тоже нравится видеть её деловым человеком, а не только красавицей, слоняющейся по дому, изнывающей от скуки.
А Игорь, - это приятный адюльтер, но не более, если даже  повторится…
С этими мыслями она вышла из ванной. От нее веяло еле улавливаемым ароматом дорогой туалетной воды, (эта не идёт ни в какое сравнение с той, что однажды купила в Польше), это была настоящая «Лореаль Париж». Ее бархатное, упругое тело, все до последней капельки отдано на «растерзание» любимого мужчины…
-Как здорово! А Юлька говорит,  у них с Юрой такие всплески бывают ред-ко.
-Ты передай ей наш опыт…
         Он взял ее лицо в ладони и рассматривал его.
-Нравится?
-Очень!
-Что ты в нем нашел?
-Нашел глаза, которые, по-моему, хотят еще…
-Они все время хотят, разве ты не заметил?!
-Я прошу их отложить это на завтра.
-Они согласны.
-Тогда давай спать…
                *  *  *
Создание нового образца  принимало все более четкие очертания.
Отправляясь в цеха, Лавров надевал халат и мало чем отличался в горниле производственных будней от множества  людей, каждый из которых занят  своим делом.
        Вместе с Кривенко они шли в модельный цех. Там трудились, как он их называл,- кудесники, высоко ценил их мастерство – металлообработчиков, краснодеревщиков, макетчиков, механиков, электронщиков и еще множества специалистов. Некоторые из них не раз изготавливали для Торгово-промышленной палаты,  в миниатюре,  уникальные макеты новых изделий, оборудование и целые комплексы для показа на международных выставках и са-лонах.
Лавров гордился этим народом. Из-под их рук каждый раз изделие воплоща-лось сперва в макет, а уже потом в реально действующий образец – их с Кривенко очередное детище.
-А иначе, зачем вся эта огромная фирма, - считал он.
 Проходя по ОКБ, всем своим существом  срастался с производственными и на-учно-техническими подразделениями.
Вот он идет среди рокота металлообрабатывающих многошпиндельных автоматов. Пахнет машинным маслом и даже, как ему казалось, самим металлом. Ящики стружки. Любимые, родные запахи и звуки. Немного спустя, попадает в шумное кузнечнопрессовое хозяйство. Ребята здесь крепкие, труд нелегкий; если лето, то  в одних майках, болтающихся поверх шаровар. Смотрят на него, а чумазые кузнецы поднимают на потные лбы защитные очки. И по - приятельски  размахивают  рукавицами, - простая человеческая  дружба многие годы…С некоторыми на ходу здоровается за руку. Интересуется делами, здоровьем, перебрасывается парой фраз и шествует дальше. Проходит пандус, заготовительные цеха. Ухают гильотиновые ножницы – идет раскрой листового металла. Грохочут голтовочные барабаны. Он погружается в свою родную стихию. Где-то за ширмами отсвет от электросварки, снуют электрокары…
Наконец, входят в большое светлое помещение. Двери захлопнулись, и производственный шум как отсекло. Здесь относительная тишина. Заноет электрическая дрель, взвизгнет токарный станок на пуске…Люди в белых халатах. Место рождения новинки, имя которой - «Светлана».
Вдоль длинного стола сидят разработчики. Среди них есть и такие, которым не раз жали руки руководители страны. Рядом с ними - службы обеспечения, механики, энергетики, другие  руководители и главные специалисты.
 Кривенко делает обзор очередной стадии разработки. Выступают конструкторы, программисты, физики и химики, статики и гидротехники, аэродинамики, гальванопластики. Слушают механиков, прочнистов, металлургов, говорят взвешенно, не суетливо. Акцентируют внимание  на устойчивость, упругих систем, колебания, динамику…
-Научились, что ли, у меня? – думал Лавров,  - и продолжал внимательно слушать.
Один из  конструкторов повернулся в его сторону:
-Я не знаю, кому первому пришла в голову идея создания «Светланы», вам, Константин Иванович, или Владиславу Васильевичу, но она настолько талантлива, что теперь, по какой-то причине отступиться от неё, - значит взять грех на свою душу. Лавров улыбнулся: - Послушал бы Владимир Николаевич Челомей, тянется за этим гениальным  учёным  смена. Отвечая,  сказал:
-Во-первых, идея Владислава Васильевича, за что мы к нему относимся с глубоким почтением, как к большому учённому и выдающемуся конструктору. Тот что-то пытался возразить, но Лавров опустил ему на плечо ладонь и дал понять, – не об этом речь…
Он сидел в торце стола и рассматривал по обе стороны множество лиц, обра-щенных к нему. Подводил итоги разговора, давал конкретные указания. Казалось, что они не только слушают, но и как бы изучают каждый раз его и заместителей и убеждаются, что сам Лавров, в делах как кремень, выпестовал себе подобных, – умных, простых в общении, интеллигентных, среди которых попадаются до ужаса принципиальные, блестяще  знающие свое дело, а порой просто одержимые. 
В этом  он много раз убеждался, когда они все вместе, сталкивались лицом к лицу с трудной битвой за решение поставленной задачи. Много крови портилось, немало высосано нитроглицерина. Случались и ошибки, и просчеты. Не всё так гладко и просто.
А иногда отрывали от основной работы, и это вносило  определённый диссо-нанс в главный действующий процесс.
Однажды вызвали за «зубцы»-так между собой называли  Кремль. И на самом высоком уровне  дали поручение  разработать новый хлопкоуборочный комбайн. Лавров хотел было сказать, а на что тогда Ташкентский  научно-исследовательский институт, как в адрес того института  услышал такую матерщину, что стало ясно – от задания не отвертеться. Завалили одно подразделение хлопком, доставленным из Узбекистана. Его ребята не раз побывали в период уборки хлопка  на полях. У себя в ОКБ соорудили поле созре-вающего хлопка. Построили комбайн. 
Родина нас не забудет, - иногда, по-доброму улыбаясь,- говорил Лавров. И эта его крылатая фраза не превращалась в ходульную, ничего не значащую при-сказку.

Во Дворце культуры на торжественном собрании, посвященном дню Конституции, Лавров всегда имел приятную возможность видеть из президиума коллектив, во всем его величии и многообразии. В большом зале, оборудованном в виде амфитеатра, ему хорошо были видны знакомые многие годы близкие лица На лацканах пиджаков или на женских жакетах поблескивали трудовые ордена и медали. Эти награды они заработали здесь, в своем, для многих ставшем родным, ОКБ. Директора филиалов с передовиками тоже находились в зале и могли убедиться, в какую трудовую среду, им выпала честь влиться. Когда  новым коллективам Лавров лично вручал ключи от квартир в построенных девятиэтажках, люди поняли, с кем имеют дело. Они видели, как экскаваторы рыли котлованы, еще под новые дома.
Он  вспоминал партийные активы, на которых долбали за долгострой. А строили и в самом деле, порой один и тот же объект, десятки лет. То замораживали, то снова начинали строить. Все устаревало в таких  проектах.
То ли дело сейчас, – за год построил два жилых дома. Планирует целый микрорайон. Нанял безработных украинцев. Поставил нормальные бытовки, обустроил их быт. И увидел, – они готовы вкалывать хоть по две смены. Только бы мало-мальски платили. Ведь у всех там, теперь в ближнем зарубежье, семьи – жены, старики, дети, и надо их кормить. Ближнее зарубежье – его от этого понятия покоробило. Но это уже стало жестокой реальностью. Ещё казалось совсем недавно бывал в Днепропетровске, на знаменитом  Южном машиностроительном заводе, коллектив которого внёс немалый вклад в оборонную мощь страны. Теперь он, как ломоть,  отрезанный   от общего большого каравая.
Рядом с ним в президиуме сидит Панкова. Как она хорошо выглядит. Белая кофточка, под воротничком виднеется бантик из черной синельки. На левой стороне жакета - орденская планка.  Молодец Панкова, - думал Лавров, - безукоризненно зачесанные волосы собраны сзади в пучок. Знала бы она,  что я её по косточкам разбираю. Много лет талантливо возглавляет профсоюзную организацию.
В зале в первом ряду сидят его замы. Взгляд остановился на Кривенко – доктор наук. Готовится защитить еще одну диссертацию. О нём можно написать животрепещущую повесть. Неподалеку, за его спиной, в следующем ряду – сразу десяток  учёных. Почти все они защитились здесь, в родном ОКБ. Умная публика. Остановил взгляд на заместителе Кривенко. Воспитаннике  МИФИ –кузницы  научных кадров, Владимире Никитовиче Богуславском. Пришел прямо из общежития. Тоже сибиряк, из Омска. Умница  невероятная. За что и орден Ленина. Подумал: - везёт мне на хороших людей. Сыграли ему свадьбу. С Наташей были у него на торжестве. Жена рядом с ним. Программист  высшей  пробы. Симпатичная пара. В этом же ряду Главный металлург. Ещё во времена Лугового работал с ним вместе на том заводе. Я ушел в ОКБ, а он в ЦНИИТмаш. А вот теперь опять вместе. Что бы  делали без него… 
Рядом с Кривенко сидит Гроссман. Несчастный мужик. Потерял в блокаду всех.  Умница неподражаемая, - вся экономика на нем. Любит статистику, эту сухую науку, а без нее нельзя. Рассказывал, когда работал в ЦСУ страны, как там заставляли врать. Дутые цифры подсовывали в прессу. План перевыполняли, а на прилавках пусто. Не простое время пережили.
Докладчиком на торжественное собрание пригласили Начальника Главка своего Министерства. Аппаратчик – он и есть аппаратчик, - покосился на него Лавров, - говорит нудно, тычется то и дело в бумагу. Но отбыть номер надо – День независимости России. Хорошо, что сразу три выходных впереди – народ отдохнет. За спиной Зарецкого сидит дядя Вася Винокуров, главный краснодеревщик. Пиджак отвис от наград. Лавров вспомнил, как он изготовил в неурочное время фрегат «Паллада» со всеми мельчайшими деталями – подарок одному известному адмиралу в день его юбилея. Вот уж действительно настоящий Левша. Неподалеку от него Трифонов – Главный инженер. Надежды в зале нет. Она, как всегда, на своём посту. Секретариат Лаврова – это кухня непростая, и всему хозяйка там она. Судя по тому, что рядом с Трифоновым, -  механики, энергетики, начальник ОКСа  и все, на ком лежит  ответственность за жизнеобеспечение  предприятия - сработался парень с коллективом, тянутся к нему. Лавров радовался за него и за Надежду.
Перебросился несколькими фразами с Панковой. Доклад подходил к концу. А он все рассматривал людей, сидящих в зале. Остановился на Зарецком. –Куда его черт носит каждый год, на этот Домбай? Не знаю, кого он больше любит, -  думал Лавров, - свою Любу, сына Тимура или альпинизм. Чем старше становится, тем фанатичней. Надо, наконец, с ним по-мужски поговорить.  Эти восхождения, скалы, вечные оползни. Сколько их там погибло…
В заключение Лавров вручил группе работников медали Всероссийского Вы-ставочного Центра, бывшего ВДНХ…               
                *    *   *
Оля собирала бумаги на столе. День подходил к концу. Зашла к ней в ре-дакцию Юлька. Посидели, потрепались.  Юльку интересовало Олино рандеву с Игорем.
-Ты бы видела его, когда мы остались вдвоём. Глаза загорелись желанием, ручонки задрожали, ну все, хоть туши свет…
-Втюрился,  по самое не могу…
-Предлагает сняться в купальниках топлес.
-Но он тебе предлагает и более цензурную работу, - он же Юре об этом гово-рил.
-Так ты все знаешь? Тебе не интересно рассказывать.
-Ты что обиделась?  Ты на меня не имеешь права обижаться по той причине, что по части информации я железный человек. Умею молчать, как  сейфы  в швей-царских  банках.
-Я это знаю. И все-таки разбередил он мне душу. Я ведь не железная. Если он хочет, ты думаешь, я не хочу?
-Насколько мне представляется, тогда на даче, ты без навязчивости продекларировала ему всю себя, потому мужик в полном ауте, бредит теперь тобой. 
- После Кости он по существу- второй, которого я не в силах вот так взять и забыть.
-Понимаю тебя, понимаю. Только не давай своим чувствам расползаться, как река во время половодья. Покуролесила и встала в свои берега. У тебя, гениальный во всех отношениях, Лавров. Она обняла свою голову и, покачиваясь из стороны в сторону, молвила:
-Боже мой, быть женой такого мужика – это случается с бабами один раз в столетие. Потом в упор посмотрела на Олю, - я что-то не правильно говорю? Оля, потупившись, молчала. Ей было неудобно, - затронула эту тему ни к чему. Но, с другой стороны, Юлька самая близкая подруга, кому, как не ей, можно довериться. Да какой, в общем-то, секрет? Ну, буду сниматься у Игоря на рекламе. Ну, пообщаемся, а там, как бог даст, может и не будет ничего такого, а только деловые отношения. Все может быть. Но, с другой стороны, я-то понимаю: как я поступлю, так и будет, – все зависит от меня…
-На дачу поедете? – переводя разговор,  спросила Юлька.
-Еще не знаю. У Кости сейчас стало работы во много раз больше, чем обычно. Приезжает и часто закрывается в  кабинете. Рассчитывает какие-то сверхсложные задачи. В общем, это не для моего ума.
-Олька, милый мой человечек. Ты ведь понимаешь или, во всяком случае, должна ощущать. Ведь Президент самые главные награды направо и налево не раздает. Наверное, готовит какую-нибудь новую штукенцию для родных Вооруженных сил.
-Может быть, ты права. Я не имею права спрашивать его о таких  вещах. Это государственная тайна. Что, я не понимаю? Иногда думаю, - господи, куда я попала.               
Правда, Юлька. Ведь он в эпицентре закрытой науки и техники. За ним огромный коллектив. И он за все в ответе. Иногда становится страшно. Какой он большой и известный. А я кто?
       - Ну, ну, только не казни себя.
       -Я  стараюсь, чтобы он не огорчался мной.
       -Старайся, старайся. Он из тебя сделал полноценного человечка. И Юлька, прищурив  взгляд, с хитринкой  оглядела её всю, с ног до головы, и театрально заявила:
       -Ишь, какая стала. Я-то вижу, моя дорогая. Куда ушла из тебя твоя серенькая  провинциальность.  Он из тебя её всю вышиб, как выбивают пыль из ковра на веревке; выжег калёным железом, - смеялась она. Вот только твои присказки и описания людей сохранил. В редакциях всем это нравится, просто так  больше  никто не умеет. Ты его боевая подруга. Всегда рядом с ним, на боевом дежурстве. Я как-то брала интервью у одного строителя. Он в то время занимался реставрацией памятников архитектуры. Так вот он рассказал: -чтобы очень важная стена здания не рухнула, сохранилась, к ней сооружают, как он назвал – контрфорс. Я это название запомнила. Так вот и ты должна Лаврову служить контрфорсом. Ну, как бы основательной подпоркой.
Наставляя и успокаивая Олю, Юля знала её деловые качества и радовалась за подругу. Коллеги по работе  да и начальство твёрдо усвоили, что Олю нельзя
          превращать в корзину для сбрасывания отработанного, чьих-то недоделок или второстепенных дел, девочку на побегушках, которую  ради пустячного задания, можно оторвать от серьёзной работы. В этих случаях, она всех приучила, - вежливо откажет, даже шефу, в зависимости от обстановки. Не раз слышалось: - в данный момент я очень занята, но через полчаса обязательно зайду. Или кому-то сразу, в упор:
-Извини, у меня только десять минут.
И вместе с тем, она позволяет себе выпить чашечку кофе и уставить взгляд  в потолок. И вообще расслабиться, если на это  выкралось время.
- Боже упаси подвергаться психологическим срывам, - повторяла не раз Юльке. Я полностью отличительна от трудоголика - японца. Только так и не ина-че.
         В дверях появился Юра:
-Так вот вы где? Перемываете нам косточки. Нет, чтобы заняться какими-нибудь полезными делами.
-Ты что, мой дорогой, имел в виду?
-Да, в общем, ничего особенного.
-Давайте вас подвезу до дома, -  за что Юлька чмокнула Олю в щечку.          
                *   *   *               
Шла вторая неделя, как Оля проводила Лаврова за границу. На этот раз он взял с   собой группу специалистов. У итальянских фирм они заказывали целый набор нестандартного оборудования для основного производства. Самим  изготавливать не имело смысла. С помощниками не один раз уточнял, что надо было заказывать. Но кое - что нашлось  в отечественной промышленности. Уже были доставлены с Южного Урала первые образцы. Он присутствовал при их испытаниях. И, глядя на солидные габариты, подумал:
-Металла не пожалели, а вот мозги не удосужились вложить, -  на одном станке отказала гидросистема, у другого на пульте управления не работала телемеханика. Покидая  производственный участок, произнес:
-За Державу обидно…
Время подстегивало, не ждало. Недостающая техника требовалась для создаваемого     нового комплекса.
В разговоре с Олей по телефону сообщал, намеревается, как он выразился, проскочить в Штаты, в Детройт, на «Дженерал мотор-с». Оля уже не раз слышала многие названия фирм и географические точки, которые он перескакивал с легкостью молодого джигита. Языком владеет безукоризненно, - рассуждала она, - всегда при нем ноутбук – за компьютером сидит, как Рихтер за роялем…
-Удивляюсь его энергии, - говорила она Юльке, а та в игривой форме уточняла Костину энергию, на что Оля,  понимающе  улыбалась:
-Конечно. И в этом тоже. Я даже иногда от него устаю. Если он в хорошем настроении, так раздухарится  о, mama mia! В постели заставляет брать самые высокие до! Одним словом – ураган… Вечерами телефонные разговоры с Юлей затягивались надолго. Они обсуждали появление в редакциях  новых сотруд-ников.
-У нас, - говорила Оля, - молодой парень, высокий, спортивного телосложения, по имени Сергей, блондин, внешне вполне симпатичный.
-А у нас, - сообщила Юля, - появилась разбитная девица, по имени Жанна.
         Оля поинтересовалась: - Откуда она?
-Поднаторела на периферийной корреспондентской работе. Трудилась в каком-то журнале. А вот теперь здесь, в Останкино. Девица коммуникабельная, остренькая, с роскошными формами и лицом античной богини, - говорила Юлька, - и чувствуется, шлюха, с пеленок. Во всяком случае, мне так показалось.
-Любопытно, - отозвалась Оля.
-Я обратила внимание, как она ходит, особенно в направлении к мужчинам – это шаг профессиональной проститутки. Грудь гуляет сама по себе, бедра сами по себе. А так ничего, когда сидит за делами. Даже очень  миленькая  девочка.
-Поживем, увидим.
-Слушай, - как бы спохватилась Юлька, - я чуть не забыла. На Гоголевском бульваре новая фотовыставка. Пойдем в следующие выходные. Еще кого-нибудь прихватим. Зная Олино пристрастие к фотографированию, она сказала:
-Тебе такая выставка вдвойне будет полезна. Говорят, представлено много обнаженной натуры. Любопытно взглянуть.
-Я уже бывала на подобных экспозициях, - сказала Оля, - как правило, на них можно увидеть две крайние точки зрения.
-Вот видишь, у тебя уже есть собственное мнение.
-Нет у меня никакого собственного мнения. И откуда ему быть? Я - чистейшей воды, любитель. Она на секунду замолчала, соображая, как выразить то, что ей хотелось:
-Понимаешь, видимая нагота в работе лучших мастеров не производит впечатления плоского изображения. Видимое как бы отсылает к невидимому. Поняла? Короче говоря, искусство уходит значительно глубже, чем персонажи на нудистких пляжах.
-В этом ты права, - поддержала ее Юлька. Иные мастера уделяют внимание всем без исключения  органам  больше, чем лицу.
- Совершенно верно. Это же не порнография, а художественная фотография. Но то, как зачастую фотомастера обращаются со своими натурами, вызывает чувство сожаления… Ты понимаешь, пропадает, ну как тебе сказать, - концепция греха…
-Да, моя дорогая, ты завернула так, что уже не интересно идти на выставку. Ты мне все о ней поведала, словами любителя. Но в твоих суждениях сквозят нотки профессионала. Браво!
-Ой, Юль, звонит мобильник, наверно Костя не может прорваться. Она положила трубку и взяла мобильный телефон. Услышала голос Лаврова.
-Не могу дозвониться. Занято.
-Я с Юлькой болтала. А знаешь, когда мы с ней начинаем разговаривать,  столько тем крутится. Как твои успехи, лапуська?
Лавров конспективно, предельно кратко рассказал об их жизни. По тону разговора она поняла, настроение у него хорошее, - значит, проблемы решаются.
–Тебе не скучно? – спрашивала она. Вас там много.

                *   *   *
Она послушала программу «Вести» и выключила телевизор. По вечерам крутят американские боевики не первой свежести.  Вошла в кабинет. Села в крутящееся кресло.
Над столом, на полочке, стояли вставленные в паспарту две фотографии – ее и Маши. Маша смотрела с фотографии сосредоточенно, а она мило улыбалась. Ящики стола  были закрыты. В одном из них – его именной пистолет. Ключи лежат в условленном месте. Она сделала полукруг в кресле и остановила взгляд на противоположной стене. На большом ковре, над кожаным диваном, висели ружья, охотничьи ножи. Настоящая кавалерийская сабля, подаренная на какой-то юбилей. Лавров любит охотничью экипировку.
-А что, если я ему отправлю телеграфное письмо, экспресс почтой? Оно будет идти не более суток. Ей захотелось сделать ему приятное. Пусть почитает мои опусы на сон грядущий. А разговаривать с ним в письмах она научилась еще, когда отсылала их из Саратова. Вот и сейчас ей захотелось, чтобы он получил от нее весточку.  Помусолив в губах тыльную часть авторучки, она стала писать, и на бумагу потекли ровные строчки  сокровенных мыслей.
-Мой несравненный Киска! Я мечтаю о тебе. Ведь это ты превращаешь мои ночи в волшебные сказки, когда твои губы и чуткий язык дарят мне новые неизведанные наслаждения. Ты любишь играть с моими шелковистыми волосами, целовать, прижав к своей широкой груди так, что я чувствую, как напрягаются мышцы твоего тела. Да, ты необыкновенно прекрасен. Твой стиль – неотразимая и порой чуть небрежная элегантность, твои светлые глаза и немного поседевшие, ароматные волосы, которые я обожаю ласкать, делают твой облик неповторимым.
И при этом – твоя мужественность, которая вызывает во мне желание ис-пытать на себе власть твоей силы. Твое тело возбуждает меня. Каждое прикосновение к нему рождает во мне волну опьяняющего наслаждения. Когда я  ощущаю нетерпеливую дрожь охватившего тебя желания и горячую шелковистую кожу твоей груди, я хочу отдать тебе всю себя.
Остановившись, Оля подумала, этого уже достаточно, чтобы поднять Лаврову настроение, и закончила: Хочу любить тебя без границ и запретов, раствориться в тебе полностью, и пусть над нашей страстью царствует бесконечность. И поставила подпись – твоя Лёлька.
-Завтра с утра заеду на телеграф и отправлю, - решила она. Обняв пуховую подушку, погрузилась в сон с мыслями, что вечером сделала очень важное дело.               
                *   *  *
Жанна, новая сотрудница редакции, в которой работала Юлька, быстро освоилась в новом коллективе. Кто-то уже мурлыкал: «Стюардесса по имени Жанна…» И Жанна  улыбалась. Она привыкла к тому, что где бы она ни появилась, мужская половина проявляла к ней интерес. Кто-то заметил: - ее ножки созданы для рекламы колготок  или  чулок «Санпелегрино».
Но, между тем, вскоре  все, несмотря на смелый стиль в одежде, заметили; в первую очередь она была  профессиональным журналистом. Другие в этих стенах не удерживались.
Жизнь работников на телевидении  сложна и непредсказуема, полна персональной ответственности за эфир, часто эта жизнь расписана по минутам и даже секундам. Отточенные и злободневные репортажи Жанны, безукоризненное знание языка вызывали уважение. Мужчины рассматривали её как оригиналку по жизни. Она симпатизировала Юльке. Та, в свою очередь, вводила Жанну в курс всей редакционной кухни. Давала собственные характеристики и окружению, и начальству.
-А уж как там трансформирует все это, – думала она, - её дело.
         Сергей быстро сошелся с новыми коллегами по работе. Между ним и Олей установились ровные, даже дружеские отношения. Она сразу ему понравилась, но он не давал повода, чтобы та заметила его неравнодушное отношение. Однако, уже искушенной в любовных отношениях, ей теперь не трудно было догадаться, как он к ней относится. Сергей уже успел наслышаться  про Олину жизнь. Знал, что она жена известного академика и посягать на её счастье ему даже не приходило в голову.  Слышал, что у них счастливый брак.
Правда, однажды, как заметила Оля, приревновал её к понравившемуся ей, не только  симпатичному, но и талантливому Рустаму, когда они несколько дней подряд выезжали вместе на съемки. Некоторые знали, что  тот заканчивал операторский факультет ВГИКа, и результаты их совместной работы  были интересными  для эфира.
В один из вечеров, Юлька захотела устроить вечеринку у себя дома. Юра тоже любил компании и поддержал предложение жены.
После обсуждения  количественного состава, было решено пригасить Игоря, на что у Оли приятно где-то  ёкнуло. Позвали Сережу с Жанной.  Они  с удовольствием приняли приглашение.
Договорились на пятницу. Крайний день недели. Светило осеннее солнышко. Чтобы не мотаться с сумками, Оля с Юлькой и Юрой, на  машине, заехали в бли-жайший продуктовый рынок и одним разом закупили всё необходимое.
Первым приехал Игорь. Услышав, что будет Оля, он не мог сдержать своих эмоций, купил и ей, и Юльке по букету роз.
Их тут же поставили в вазы, и они,  возвышались над приготовленными девчонками закусками. Юлька была на подхвате. В основном  блюда приготовила Оля. Юра нарезал колбасу и рыбу. На плите, над кастрюлей, подпрыгивала крышка, издавая парок сваренной картошки. И пока Оля сливала воду, в дверь позвонили. На пороге появились Жанна и Сергей. О Сереже знали, что он успел уже понюхать пороха на таджикской границе. Окончил где-то факультет журналистики, и вот он среди них. После первых рюмок всем стало раскованнее и веселей.
Сидя рядом с Олей, Игорь рассказывал занятные истории из жизни студии, она улыбалась, слушая его. Недавно он побывал в Лондоне, и все заинтересованно слушали информацию о командировке. Но Игорь рассказал лишь о том, как они проводили свободное время. О ночных клубах.
– Главное их отличие от московских, - рассуждал он, - они намного демокра-тичнее. Кто был в наших некоторых, знают, какие  барские претензии в интерьерах и прочее. А тут ни тебе мраморных лестниц, ни хрустальных потолков, ни бриллиантовых инкрустаций в туалетах. Всё это там отсутствует. Правда, дымно, шумно. Сперва даже было как-то странновато. Но потом ничего, оказалось так  весело. И опять же в отличие от Москвы…у них, понимаете, более тусовочно, что ли…Если у нас приходят этакие  себя показать, - ухмыльнулся,- пальцы веером, то у них никто, ни на кого особого внимания не обращает. Танцуют себе, я бы сказал, даже очень меланхолично. И улыбнулся: - никаких плясок в присядку. Мне очень понравился Капитал - клуб. Но должен заметить, не везде нам были рады. В один клуб нас категорически не хотели пускать. Оказалось, что это был клуб для цветных. Но вот любопытно, - нам нигде не приходилось объяснять, что мы «Руссо туристы, облико морале». Только в «Капитал клубе» охранник ненавязчиво поинтересовался, откуда наш акцент. И услышав, что мы из России, радостно заорал: «О, Горбачёв»… 
Спустя некоторое время компания заметила, слабое место  Сергея, –его развезло от лишнего принятого. Он старался держаться по возможности прилично, но в его рассуждениях появились больные  детали:
-Иногда так ухожу в себя, - обращаясь к Юре,  рассуждал Сергей, - что не могу даже вспомнить, как бабу зовут и где подцепил её. Смешно, правда?
         Он уже жестикулировал руками, но потом, как бы протрезвев, заявлял:
-Хорошо, проснувшись утром, почувствовать свежее теплое тело, тогда и сам кажешься себе чистым.
-О, это уже хорошая волна, - глядя на него, произнесла Юлька, - настраиваемся, и что же дальше. Сергей посмотрел на Юльку:
-Это возвышает… и, помотав головой, добавил: - пока они не заводят свою обычную песню насчет любви и так далее. Посмотрев на Юру, добавил:
-Правильно я говорю? И положил ему на плечо руку, - ты можешь мне сказать, почему бабы столько говорят о любви?
         Жанна не выдержала и вмешалась в разговор:
-Вот ты говоришь, как выражаешься, бабы говорят тебе о любви. Что ты хороший самец, им наверно недостаточно. Они непременно хотят еще и твою душу…
         Сергей посмотрел захмелевшими глазами на Жанну:
-Вот им, фигушки, - за единственный миг свободы приходится выслушивать всю эту чушь.
-Сдаётся, что тебя женщины достали, старик, - вставил Игорь.
А тот продолжал, как все поняли свою больную тему. Когда бы они услышали такое откровение. Теперь он положил руку на плечо Жанны, как бы подчеркивая, что она к тому, что он повествует, никакого отношения не имеет, и продолжил:
-Иногда просто стервенею… мне хочется выкинуть их вон, немедленно.
-Ну, ты женоненавистник, Сережа, - сказала Юлька.
-Я? Может быть. Но, повторяю, – это их ничему не учит. Им это даже нра-вится. Все рассмеялись. Оля посмотрела  на него:
-Какой ты смешной.
-Смешной? А как тебе это? – обращаясь к ней,  сказал он:
-Чем меньше ты их знаешь, тем больше они за тобой гоняются. В женщинах есть что-то извращенное… они все мазохистки в душе.
-Ну, ты даешь, освобождаясь от руки Сергея,  произнесла Жанна, -тебе что, там, на границе, таджички насолили?
-При чем таджички, мне хочется отдаться женщине целиком, - и он постучал себя в грудь кулаком. Чтобы она отняла меня у самого себя… Жанна улыбалась:
-Это уже ты, дорогой дело говоришь, - значит еще не все потеряно.
         Сергей повернулся к ней лицом:
-Но для этого она должна быть лучше, чем я, иметь голову, а не только скважину…
-Ой, какой ты умничка, - и Жанна под общее оживление чмокнула его в лобик,-  давайте выпьем за Сережу – великомученика…
Застолье подходило  к концу. Игорь планировал  провести ночь с Олей. Ему грезились губы, руки,  ни с чем не сравнимое дыхание, когда она находилась на пике наслаждения. Но фортуна не улыбнулась. Оля не могла его принять. Тепло распрощавшись, она ему оставила надежду, поцеловав в губы. Оля осталась у Юры с Юлькой. Юра уже спал, а девочки, в соседней комнате, ворковали. Посочувствовали Сергею. Его настроение оставляло грустное впечатление.
-А в принципе, - мне кажется, он неплохой парень, - заключила Оля. А Жанка,- воскликнула она, - вот это перчик…Юля, как бы вспоминая диалог с Сергеем, говорила:
 - Присматриваясь к ней, понимаешь – внешне на ней много наносного. Такой имидж  на людях выказывает: еще молодая. Мужики в отпаде. И перевела разговор в другое русло:
-Оль, а как твоя поездка в Париж?
-Я так волнуюсь. Это ведь будет дипломной работой Рустама. Сценарий у нас в основном готов. Рустам разрабатывает все до мельчайших подробностей. На нем ведь еще вся аппаратура.
-Но это пока литературный сценарий. Потом нужна режиссура и операторский взгляд на всю эту тему,- поясняла Юля.
-Так вот Рустам уже расписывает буквально по кадрам, каждый сюжет. За мной текстовой материал, озвучка. В общем, дел куча. Я показывала главному редактору сценарный план. Одобрил.
-Ну, это уже кое-что. Значит, профинансируют.
-Надеюсь.               
                *    *    *
Лавров ещё находился за границей. Его иностранные партнёры убедились, – вложенные деньги дают отдачу. Часть доходов  вкладывали в дальнейшее развитие производства.
- А что, если организовать выставку товаров в Министерстве, со всей экономической выкладкой, придать этому новый импульс, огласку, - решил он.
Через неделю Зарецкий доложил, - одним их первых на выставку пришел Министр. Внимательно рассматривал образцы, заглядывал на заводскую марку и везде обнаруживал фирменный знак ОКБ.
-Наконец, - смеялся Лавров, - убедился, - не липа.  Понравились,  говоришь, товары? Значит, теперь будет на нашей стороне. – По слухам, - продолжал Зарецкий, - у него появилось желание пригласить на выставку кого-то из правительства…
         Перечитал Олино письмо, налил виски со льдом...
Прилег на диван. Радовали два вопроса: с выставкой попал в яблочко. А тут ещё она ему  сообщила, – поездка в Париж  намечается в ближайшее время. Он всячески  хотел ей помочь.
-Надо подключить Ксению. Она Париж знает, как собственную квартиру. Ксения  должна хорошо квалифицированно проконсультировать Ольгу.
Следующую порцию он уже медленно цедил и размышлял о том, как она обрастает новыми людьми. Он помогает найти направление, командует как лоцман, который  знает, к какой гавани  направляться. Без знания - ни один ветер не будет попутным…
-За такое длительное отсутствие у неё может, не ровен час, быть и адюльтер.  Ведь она очень соблазнительна. И чем черт не шутит. Мысли  возбуждали. Надеялся, если что и произойдёт, так  не более чем, желание узнать новое. Вспомнил слова Антона Павловича Чехова, сказавшего по этому поводу:
-Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не Отечеству.
Сделав еще глоток виски, был уверен:   - со своей молодостью и красотой, она ещё изначально порядочная и любит его.  Если идти на поводу предрассудков, можно докатиться до абсурда. Недаром, Вольтер сказал:
      - «Предрассудки - это разум глупцов ». Однако, не исключал ничего из жизни…
По вечерам,  заглядывая в местные журналы и популярные газеты, обнаружил любопытные исследования итальянских социологов о тенденции  сексуального  поведения женщин. Еще совсем недавно господствовало убеждение, что замужняя итальянка - это спокойное существо, тяготеет к моногамии и после угасания сексуальной революции переходит в разряд многодетных степенных ма-маш.
Однако социологи ошиблись. Значительная часть итальянок совсем не собирается отказываться от сексуальной свободы. В большинстве случаев – это женщины, которые определяют тенденции развития общества, т.е. молодые, образованные, проживающие  в крупных городах и обладающие доходами выше среднего уровня.
Иными словами, сложился большой, неисправимый крепкий коллектив, чуть ли не партия диссиденток, отказавшихся от идеалов традиционной морали.
- Оля подходит, - рассуждал он, - по всем предполагаемым меркам.
Но ему никогда не приходило в голову сформировать её в соответствии со своими вкусами. Такая режиссура отвергалась. У них состоялся союз, который с первых дней породил глубокое уважение и любовь. А любовь - это величайшее чувство. Перед ней становились на колени и боги, и цари, и герои, не грех встать и нам смертным.
В Москве было  одиннадцать ночи. Позвонил. Олин голосок, как разрядка от текучки.
-Ты еще не спишь?
-Смотрю телевизионные программы.  Сплю на твоей подушке. Я не меняла наволочку,  она пахнет тобой. И от этого одиночества мне легче. Тебе пришли письма из-за границы, из Академии наук и еще что-то.  Складываю всё к тебе в кабинет…
               
                *    *    *
Ксения Павловна приложила много старания, помогая  Оле подготовить командировку  во Францию. Несколько вечеров посвятила рассказам о Париже, о людях, которых она там знала. Пыталась донести атмосферу, сложившуюся в разных слоях, бытующие традиции и еще много чего полезного. Оля жадно впитывала информацию, забрасывала вопросами. У неё уже было чемоданное настроение. Ей рекомендовали  подающего надежду молодого композитора. Договорилась, что по её возвращении, он  напишет к фильму музыку.
В процессе подготовки, от прежнего сценария не осталось и следа. Все было переработано заново и  казалось,  последний вариант выглядел убедительней, познавательней. Они с Рустамом пересмотрели много телевизионных фильмов на аналогичную тематику. Присматривались, изучали подходы к раскрытию темы. Перечитали несметное количество литературы.
По редакциям прошел слушок, Сергея собираются отправить в Чечню в качестве собственного корреспондента самой престижной кнопки.  Сергей к этим слухам относился спокойно, казалось, даже безразлично. С ним пока еще не разговаривали, но слухмейстеры не дремали…
После  вечеринки у Юли с Юрой, он, как-то по особенному, проникся к Жан-не и Юле с Олей
-Натрепался тогда спьяну,  - говорил, извиняясь, и подсаживался к воркующим девушкам.
-Да, уж, - заметила Юля, - твоя агрессивность была направлена в одну цель, на нас, женщин. Серега, чем они тебе так насолили?
-Да было всякое в жизни. Знаешь пословицу: «Что у трезвого на уме, у пьяного на языке».
-А мы обратили внимание, - сказала Оля, - как к тебе неординарно отнеслась Жанна.
-Да, она оказалась отличным парнем, - заметил Сергей, - к тому же еще красива и интересна, как  зачитанная книга.
-Вот это пасс, - воскликнула Оля. Ты влюбился?
-Скорее всего, нет, но жить теперь без неё не могу.
-И за это спасибо, выглянув из-за шкафа,  произнесла Жанна.
       Признания Сергея, как она поняла, относились к ней. Устроив  небольшой перерыв, Оля разлила всем по чашечке кофе.
Жанна положила ногу на ногу, оголив при этом тазобедренную часть, и помешивая ложечкой,  говорила:
-Обожаю, когда мужчина становится жертвой моей страсти. Бывало, чтобы забыть одну любовную неудачу, начинала «крутить» с другим. Если видела, что и этот мне не подходит, прыгала в постель к следующему…
-Жанночка села на свого конька - заметила Юля.
-Ты не думаешь, что  безнадёжно  провоцируешь мужиков?  –  говорил Сер-гей.
         А она, как бы не слушая его, продолжала:
-На дискотеке, бывало, соберу через поцелуйчики телефоны у парней и выброшу в первую попавшуюся мусорку. Вот так-то, - глядя в глаза Сергею,  закончила она.
-Ребята, мне так хочется крикнуть вам горько, - нараспев произнесла Оля.
         Жанна неожиданно схватила Сережину голову и жадно поцеловала в губы.
-Кричи еще, - смеялась она.
-Ты с ума сошла, вокруг люди, - стеснительно сказал Сергей, но не мог остаться безразличным к Жанниным губам и, посмотрев на нее, заметил:
-После такого поцелуя больше ничего не хочу  делать.
-Жанна обняла его за шею: – ах ты, моя жертва…
Оле с Юлей было ясно. У них роман, переходящий в родственные связи. Сергей  посмотрел на часы:
-Мне пора в город. Надо попасть в два места. Он подошел к столу, собрал какие-то бумаги и вместе с диктофоном положил в кейс. Проходя мимо девчонок, на секунду задержался и, нагнувшись, поцеловал Жанну. Она, как будто ждала этого, подставила ему щеку:
-Пока.
-Это не адюльтер, мы уже  месяц  спим в одной койке.
Жанна потупила взгляд: - боюсь я за него, упрячут в Чечню, а там видите, что творится. Уедет в самое пекло...Время двигалось к обеду и, пользуясь тем, что в отделах всё начальство улетучилось, Жанна продолжала сидеть в той же позе, держа в руках еженедельник « Из рук в руки». Учитывая ощутимый денежный дефицит, они с Серёжей кое-что присматривали для своего домашнего хозяйства, пользуясь этим информационным  бюллетенем. Неожиданно для себя она открыла страницы  «знакомств». На двух огромных полосах мужчины и женщины искали для себя подходящие варианты, уточняя подчас в рекламе некоторые свои интимные интересы. Юля с Олей продолжали попивать кофе и с удовольствием готовились услышать от Жанки какую-нибудь пикантную новость. Она оказалась на такие штучки не превзойдённой. А та, вчитываясь в тексты, произнесла:
        -Вот, пожалуйста. Можно ли соединить ложь и любовь? Некоторые считают, что нужно немножко приврать, чтоб сохранить чувства « до гробовой доски». Она посмотрела на девчонок - но ведь это заведомая чушь. В этих объявлениях все поголовно ищут искреннего, откровенного партнёра или партнёршу. Но вы только подумайте, что произошло бы, если  бы избранник всегда был откровенен? Она почти расхохоталась. Представьте такую дамочку, которая  заявляет при первой встрече: «Требую искренности, о чём и написала в объявлении. Со мной уже трахалось сорок пять мужчин, четыре раза болела трихомонозом, однажды подцепила триппер, пять раз делала аборты, но тем не менее чувствую себя чуть ли не «девственницей».  В отделе раздался хохот. Жаннины откровения слушали сгрудившиеся в углу мужчины за шахматами. –Так вот я и говорю, - обращаясь уже ко всем, произнесла Жанна: -Конструктивная, умелая и деликатная ложь всегда окажет взаимный защитный эффект в отношениях и не будет задевать друг друга за живое. Кто-то из мужчин, из  другого конца отдела, как бы подытожил Жанины рассуждения: - Ложь можно рассматривать иногда как положительный ресурс. Совершенно верно, дорогие мальчики. И Жанка разошлась, и уже обращаясь к мужской половине, неожиданно заявила: Но исходя  из этих заявлений, следует - не все же они  страдают идиотизмом. Нужно иметь в виду: если ты настоящий мужик, бразды правления надо брать в свои руки. Но ты должен знать, что нужно делать. А то есть хронические болтуны или просто откровенная мерзость. Те, кто объявляет себя супергигантами, должны разбираться в  технике любви, как настоящие профессионалы. Какое убожество - находиться в постели с дилетантом. А техника любви не менее  сложна, чем управление вертолётом. А если быть более точным, управлять вертолётом даже легче, так как у него рычаг управления не опадает внезапно, в самый ответственный момент. От такого смелого заключения девчонки, да и ребята остолбенели, а потом расхохотались. Жанна потянулась, изображая нарочитую леность: -Так хочется чего-то необыкновенного. Когда-то один профессор в Университете «взялся обучать меня». Но и я, конечно, не была против. Во время кульминационного момента обучения на меня свалилось не-сколько книг. Всё это происходило в каком-то книгохранилище. И эти книжки рассыпались на полу равномерным слоем, образовав своеобразную постель, и я растянулась на произведениях гениальных писателей, предлагая моим ягодицам ознакомиться с содержанием мудрых книг…После обследования каждого уголка моего тела, профессор пришел к выводу, что чудесно провёл время. И пока я обучалась в Университете, мы часто за чашкой чая и дискуссией, залезали на верхние полки и выбирали там книги. Юлька, собираясь уходить спросила:
          -Сколько профессору было лет? Жанна прикинула, поглядывая в потолок:
         - Лет тридцать.
           -Тебе в самый раз садиться за мемуары. Материалов накопилось, чувствуется на несколько томов. Кто-то вслед уходящей Жанне произнёс: -Остра как бритва. Фрейд в юбке, не иначе… 
                *  *  *
Оля не стала дожидаться Рустама. У него затягивалось оформление выездных документов.  А  время терять не хотелось,  и она решила:
-Поеду осмотрюсь. Встречусь с нашими ребятами с телевидения. Поснимаю, сделаю фотозарисовки, - рассуждала она. Подготовилась к работе основательно. Лавров где-то отыскал карту Парижа с указанием достопримечательностей. Самому было интересно вспомнить знакомые места.
Оказалось, предстояло лететь на самолете французской авиакомпании. Одну сумку с одеждой она сдала в багаж, а лёгкую, через плечо, оставила при себе.  Распрощалась с Лавровым, прошла пограничный контроль и расположилась, ожидая приглашения  на посадку. Настроение было прекрасное. Еще бы, она летит в Париж. Даже от одной мысли приятно кружилась  голова.
В салоне, в основном, - деловые люди, бизнесмены, и она оказалась одной из немногих женщин. Оля заметила, на неё обращали внимание, - одета со вкусом, стиль –европейский, молодой, интересной особы. На ней была сорочка  мужского покроя, короткая юбка, английские лодочки на высокой шпильке.
Между креслами прошел  пилот, и она не была обделена его вниманием. Должно быть, выглядела веселой, под впечатлением выпитого на прощание с Лавровым бокала шампанского.
Он задержался возле неё и спросил, не желает ли она зайти к ним  в кабину и посмотреть, как кабина выглядит. Она ответила ему по-английски, и пилот воскликнул - о’кей. Оля не совсем понимала, что с ней случилось, но она пошла за ним. Кабина поразила. Трудно объяснить, что она испытала, скорее всего, шок.  Все члены экипажа сидели в белых сорочках с короткими рукавами. От командира струился запах духов. Ей показалось, что это сон. Наконец, она поздоровалась. Командир обернулся, и она увидела мужчину средних лет (позже  узнала, что ему сорок пять), со светлыми голубыми глазами. По-английски он говорил неважно и после нескольких фраз перешел на «ты». Оле показалось, что она с ним давно знакома. Чем-то он ей внешне напоминал Лаврова.
Время пробежало незаметно. Вот уже самолет коснулся посадочной полосы в аэропорту Орли. Командир пригласил Олю встретиться вечером,  на ужин. Она отклонила предложение, тогда он пригласил  пропустить стаканчик в баре аэропорта.
Но, посмотрев на часы, понял – времени на бар не оставалось. Зато он про-водил её до здания аэропорта. Помог пронести  вещи,  без очереди и без формальностей через таможню. Рядом с ним она чувствовала себя ужасно гордой: её провожал очень представительный мужчина, командир авиалайнера, и взгляды окружающих облепили  их обоих. Выглядела она гордо, но подумала: - меня, наверняка, принимают за его  любовницу, - ничего себе начало, на парижской земле.
Командир попросил у нее телефон. Кроме мобильного, она ему дать никакой другой не могла. Он записал его в свою записную книжку. Потом посмотрел и сказал:
-Первый раз встречаюсь здесь с такой русской красавицей. С этого момента Оля поняла,  между ними завязался роман.
Она села в такси и уехала в город, в гостиницу.  Все ярче и ощутимей становился Париж. Зеленели бульвары. Издали увидела Эйфелеву башню. Из окна мелькали, как ей показалось, знакомые кварталы. За время подготовки к поездке, пришлось пересмотреть разные фильмы о Франции и Париже. Но видеть в кино, на экране, или смотреть, что называется,  вживую, - разное впечатление.
Номер оказался небольшим, но вполне комфортным. Без ванны, но с душем, биде и туалетом. Полукруглый балкончик выходил на многолюдную улицу.
Прежде всего  позвонила в Москву и услышала,  как  Надежда почти крикнула:
-Константин Иванович, - Ольга Владимировна из Парижа. Оля слышала и улыбалась.
-Как долетела ?
-Костенька, замечательно. Сижу в номере с видом на шумную улицу. В общем, всё о’кей. Запиши, пожалуйста, мой телефон. Позвони в редакцию, оставь им координаты. Я тебя крепко целую.
Лавров еще в Шереметьево обратил внимание  на её внешность, – деловую  и  очень привлекательную.
- Не влюбись во французов, - шутил  он, - они пылкие ребята.
-Знал бы ты, - кладя трубку, подумала Оля, - не успела еще приземлиться, а уже даже боюсь сказать, что… Ей было и хорошо, и волнительно.
Вечером спустилась в бар, перекусила. Поднялась к себе. Разобрала  вещи,  первоочередное положила с фотокамерой в сумку. Завтра  предстояла встреча в «Юнеско» с нашими постоянными представителями. Надеялась получить от них помощь, хотя бы в автотранспорте.  Лавров снабдил телефонами постоянных торговых представительств,  надеялся, если  обратится – помогут.
На следующий день Оля приятно удивилась, везде её встретили радушно, обещали  помочь. Она окунулась в реализацию планов. Разъезжала по городу на постпредовской машине и снимала, без конца снимала. Это послужит хорошим подспорьем  Рустаму,  когда он возьмет в руки видеокамеру, - рассуждала она.
 Прогуливаясь по старинным улочкам, вслушивалась в звучание мелодичной речи парижан. Иногда, неожиданно доносились русские слова, и  возникала улыбка…
Наконец прилетел Рустам. У него солидный багаж – съёмочная аппаратура,  кассеты с пленками, складная тренога и много всякой всячины, необходимой для съемок. Рустам нравился Оле своей основательностью, продуманностью. Свой южный темперамент использовал только при необходимости,  особенно она это заметила в приемной и кабинете Суховерхова. Поздней, вспоминая, Оля, смеясь, говорила ему: - ты на этого гада Суховерхова тогда смотрел, как «Ленин на контрреволюцию».
Оля встретила его в аэропорту, нагруженного до отказа. В её гостинице  сво-бодных одноместных номеров не оказалось, и он поселился  на той же улице, на расстоянии одного квартала. Работа закипела полным ходом. Рустам загорелся идеями отснять по- новому, казалось, снятый уже много раз материал.
- Ведь это Париж, - повторял он, - здесь можно столько накопать.
Уже были сняты отдельные фрагменты Лувра, Елисейские поля, Нотр-Дам. Второй день Рустам обхаживал Собор Парижской богоматери…
Используя постпредовскую открытую машину, они снимали город на ходу, это Рустаму особенно нравилось. Только б ничего не забыть,- все время повторяла Оля. Окунувшись с головой в свои дела, она совсем не вспоминала командира авиалайнера.  Однажды, находясь в номере, услышала звонок:
-Алло, Оля, - узнала она его голос. Волновалась. Была окаменевшая  и не могла говорить. Самое странное, этот звонок сделал  её совсем другой.                                Слышала и не могла ответить, соглашалась со всем, о чем он просил. Он сказал, что хочет встретиться с ней. Что перезвонит и сообщит точное время. В мозгу что-то переключилось, она была сбита с толку, дезориентирована, но не могла устоять перед его соблазнительной интонацией.  Снова погрузилась в работу.
Через несколько дней её оповестил второй звонок, сообщил, - прилетает в Па-риж, и назвал время прилета. Просил о свидании. Оказавшись застигнутой врас-плох, Оля не знала, как поступить. Ее охватила тревога, потому что осознавала свою слабость перед этим мужчиной. В конце концов она все-таки решила  встретиться с ним.
Под предлогом делового свидания в одном представительстве она сообщила Рустаму, что будет занята весь вечер. Делала всё, чтобы не разочаровать командира, смотреться как можно привлекательней.  В белой коротенькой  юбке и туфлях «лодочках» на высоких шпильках, - она убедилась, глядя на себя в зеркало, выглядит сексуально. Взяла такси и приехала в аэропорт за полчаса до назначенного времени.
Решила посмотреть, какое впечатление производит на окружающих. По приклеенным мужским взглядам, убедилась, выглядела соблазнительно, и успокоилась.
Подошло время посадки самолета, появились первые пассажиры. Она пыталась разглядеть его в разношерстной толпе,  не зная, в гражданской он одежде, или  в форме. Пилотировал он самолет или прибыл обычным пассажиром. Наконец, заметив его, она оказалась словно парализованной, не могла ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Он был красив. В форме. А мужчина в форме, особенно командир корабля – это нечто!  Ни одна женщина не устоит перед его шармом. Просто невозможно не поддаться искушению. Первый шаг сделал он. Она еще находилась в трансе. Боялась пошевелить пальцами, стояла как изваяние. Прикоснись он, и она рухнет.
По пути в аэропорт  много раз «прокручивала»  сцену встречи, но когда этот момент настал, не знала, как поступить. В чужой стране решиться на такое. Пожать руку или просто сказать: - «здравствуй». Он подошел к ней и скромно поцеловал. Скромно, но в губы. Она испытала чувство, как будто знала его давно.
Сели в такси.  Он взял нежно её руку в свою и как бы излучал флюиды, которые передавались ей. Когда подъехали к отелю, Оля порядочно струхнула. Но с этого момента все становилось яснее ясного. Задавать себе вопросы, «полюблю я его или нет», глупо. Отныне я вся в его власти, - думала она. Он ей ничего не говорил, ничего не просил. Было похоже на негласный уговор. Командир был весел, улыбался. Боже мой, - раздумывала она, - какая я дура, поддалась собственной слабости. Теперь какой может быть контроль над собой, если я полностью принадлежу ему. Кто я после этого…
Отель оказался шикарным и производил сильное впечатление. Но идти с мужчиной в номер, да еще после первой встречи – это было для неё непостижимо. Это было против всех её принципов. Но она уже знала: о чем бы он её ни попросил,  она не сможет ему отказать. Не веря в перевоплощение,  не могла объяснить, что же случилось. Номер, в который  они вошли, трудно описать. Но она ничего не хотела видеть. Не осмеливалась даже пошевелиться. А он тем временем стал раздеваться.  (в тот момент Оля отметила его необычайную аккуратность и даже педантичность). Она сидела и не могла опомниться ото  всего, что происходит. Что я творю? Это же безрассудство, идиотизм.  Пока он раздевался, она не решалась взглянуть  на него. Единственное удалось увидеть, так это его стального цвета плавки. Ей нравилось видеть мужчин в плавках, а не в семейных трусах. И хотя вел он себя непринужденно, она была не в своей тарелке.
Все как-то происходило странно. Это не укладывалось ни в какие правила любви: - ведь я с ним даже не обнималась. Все  походило  на то, что мы с ним  как  супружеская пара, - подумала Оля.  Он подошел,  уложил её на кровать и стал раздевать. И тут в ней проснулось чувство  протеста. Не хотела, чтобы он к ней прикасался. Хотела, не желая  этого. Не хотела быть согласной со всем, что происходит. Может быть для очистки совести или еще для чего, - решала она.
Он удивился такому поведению, - разводя руками. Оля выглядела перед ним беззащитным ребенком, не решалась ничего делать, хотела, чтоб все исходило от него, считая всё происходящее слишком поспешным. Заметив это, он предложил ей принять душ, видимо для того, чтобы дать  возможность прийти в себя. Пока он регулировал воду, Оля начала раздеваться. Она чувствовала себя очень неловко и прикрывалась руками, как могла.  Не решалась войти в ванну, и он пытался выяснить, что с ней. Оля, как могла, ответила, что очень боится. Он не понимал, почему. Взяв её под руки, осторожно опустил в воду. Оказавшись в ванной вдвоем, она зажмурилась. Он мыл её, как ребенка. Было очень приятно.
Затем они вернулись в спальню. Оля сразу же нырнула под простыни, чтоб он её не видел. А он  ласково  обнял  и сразу взял…
Моментально, неистово. Зверски в определенном смысле. Впервые в жизни пришлось  узнать  такую любовь. С Лавровым  всегда великолепно, но это было совсем другое.  Она не могла описать в тот момент происходящее, потому что была в полном смятении, но понимала – он великолепен. Как будто бы раньше не испытывала подобного, и её желания  немедленно передавались ему от одного прикосновения к  телу.
Потом часто спрашивала себя, как ему удалось угадать, что я так нуждалась в этом неистовстве, с тех пор, как увидела тогда за штурвалом самолета. Тем более, Оля поняла, - ни он, ни тем более она, такого чувства никогда раньше не испытывали.  И всё это происходило  без единого звука. Правда, иногда он произносил  какие - то слова, и под впечатлением происходящего, их смысл  был понятен.
С искаженным лицом, она пыталась отбиваться, сопротивлялась, чтобы… получить еще большее наслаждение, и казалось ей, никогда вот так громко в постели не кричала. Успокоившись, она лежала  и думала, что кроме Лаврова и него, немногие мужчины способны любить с такой силой, так самозабвенно.
Понадобилось не менее получаса, чтобы они пришли в себя и издали хоть ка-кой-то звук. И только теперь заметили, что им  всё - таки удаётся понять друг друга.
Стали одеваться ,и Оля уже не пряталась, не отворачивалась. Это совершенно глупо, - решила она, - после того, что у меня с ним было. Вот он  опять в своей форме: все безупречно, ни одной складки, ну, просто блеск! Высокий, крепкого сложения, но живот плоский, она это обожала. Подумала: - в нём много обаяния.  От него приятно пахнет.
Выходя из отеля, Оля заметила, как у командира искрились веселым огоньком глаза. Он просто сиял от радости. Она уже знала, – его зовут Гастон.
Он открыл заднюю дверь таксомотора и пригласил  в салон машины.  Сел рядом с ней и попросил шофера  довезти их до Эйфелевой башни. Гастон уже знал и отель, и улицу, на которой жила Оля, и хотел с ней прогуляться до отеля пешком.
Оля заметила, что в Париже, как, впрочем, теперь и в Москве, живет много рас. Особенно негров. И когда Гастон, в форме командира лайнера, вел по Парижу свою великолепную спутницу, обратила внимание, как у проходящих чёрных сияли глаза, глядя на эту роскошную пару, и каждому,  подумывала Оля, наверно хотелось быть на месте Гастона. Он объяснял ей,  обилие негров придает Парижу особый оттенок. И что французская чёрная публика ничем не отличается от остальных парижан, так же, как чёрные американцы  не отличаются от белой публики.
Прохаживаясь ранее по городу, с Рустамом  они обратили внимание, что африканцы - парижане такие же доброжелательные и в основном  интеллигентные, чего не скажешь о многих наших переселенцах с Кавказа и Закавказья. Что греха таить, с их присутствием, Москва и многие другие города, стали  до ужаса криминальными.
         Хотя нет правил без исключения, и тому подтверждение - её друг Рустам.
Они зашли в маленькое кафе.  Сели друг против друга. Точно так же вел себя Лавров, бывая в общественных местах с ней, когда они отдыхали в Крыму.
Оля уже привыкла, как ей показалось, к нему.  Всё, что произошло с ними в гостинице, отодвинулось на задний план. Забыть про такое невозможно, но  их взаимоотношения на глазах менялись. Они уже  понимали друг друга.  И в душе Оле даже не хотелось с ним расставаться.
-Ну, что?- размышляла она, - мужик влюбился или я просто понравилась ему. И вот результат. Все это произошло. Мне он тоже  понравился. Скорее всего, я у него не первая, у этого с горбинкой на носу, красавчика - француза. Мне до того нет дела. Прощаясь, она назвала  московские телефоны, и он их записал в свою записную книжку, а ей оставил визитную карточку. Уже выходя из кафе, Гастон прижал её лицо к себе и очень ласково  поцеловал. И она прильнула на миг, дотянулась  и  тронула губами его щёку.   
Они попрощались, не спросив друг друга, где и когда встретятся вновь и встретятся  ли вообще. И все же при расставании чувствовалась какая - то грусть…Она долго не могла заснуть,  размышляла над своим поступком. То, что он совершен, от этого никуда не уйдешь. Дело, как говорится, сделано.
-Неужели и вправду я такая соблазнительная, нежась в постели, рассуждала Оля. И поэтому, наверное, там, в самолете, второй пилот, наметанным глазом оглядев всех, остановился на мне. А она увидела обернувшегося к ней в пол оборота командира корабля, на какое то мгновение замерла от его проникающего куда-то в глубь души взгляда. Он ее загипнотизировал. Она почувствовала какую-то особую силу мужского притяжения. С ней еще никогда так не бывало. Она влюблялась в Лаврова постепенно, но, надо сказать, во временном измерении довольно быстро. Но не так. Ей нравилась его внешность. Он становился ей ближе. Когда он ее поцеловал, ей показался этот поцелуй каким-то изысканным, чудесным и даже пугающим, потому что был очень долгим. После этого поцелуя  она перестала чувствовать свое тело, оно вдруг стало чужим и непослушным. Она не знала как себя вести в этой ситуации, в отношениях ее молодой, с таким взрослым и притягательным мужчиной. Но это точно так же, как научиться кататься на велосипеде, - если уж научилась, разучиться  невозможно…
А тут она просто еще не понимала, что с ней произошло. После пережитого страха в самом начале стремительно развивающихся событий в отеле, она в конце концов получила то, что никогда не получала от мужчин. Она вспомнила, как в первые минуты  сопротивлялась. Но чем больше она извивалась всем обнаженным телом, тем ей становилось, приятней, и в результате он её довел до грани потери сознания. Этот пик наступил, и она помнит, как одарила его горячими поцелуями. На минуту задумалась. И снова прокручивая всё, с первых  шагов по отелю, пришла к выводу, что вела себя как, самая…настоящая шлюха, Чёрт меня дёрнул  ехать в аэропорт. Ну, кто меня просил? Он? И она повернулась на бок, прижалась к подушке, стыдясь, размышляла: - уж поистине поступила в противоречии с разумом. Боже упаси, чтобы кто-нибудь узнал об этом, - думала она. Особенно побоялась бы –  самого Лаврова. А если он когда-нибудь увидит Гастона? Вдруг тот прилетит в Москву, и я с разрешения Кости приглашу его к нам. И Костя поймет все, и по истечении времени скажет, что у меня хороший вкус. Тогда что?  Какая же я дура, - окончательно оценив происшедшее, уснула.
Её разбудил телефонный звонок. Рустам не решился беспокоить рано, как обычно, предполагал, что она вернулась поздно, и дал ей выспаться.
-Спасибо тебе. Я уже почти встала. Встретимся через полчаса внизу в баре.
После душа она натянула джинсы и, надев поудобней обувь, спускалась вниз. Разглядывая себя в зеркале лифта, еще раз убедилась, что как всегда в хорошем расположении духа и ничто не выдает, терзающих её сомнений.  Лицо излучало улыбку. Она с удовольствием выпила порцию сухого вина и съела яичницу с беконом.
-Хорошо провела время? - поинтересовался Рустам.
-Превосходно. И  добавила: - лучше не бывает.
Париж утопал в разноцветных осенних бульварах. Было тепло. Уже с утра, под тентами вдоль домов, публика сидела за чашкой кофе и наслаждалась велико-лепной погодой. А они снимали город. Олин дикторский текст перемежался диалогами с парижанами. В этот день снимали замок Рамбуйе – средневековый архитектурный памятник, известное место совещаний и встреч руководителей государств. Прохаживаясь по замку, Оля вспомнила рассказ Лаврова о случае, который однажды произошел

 в этом замке с его хорошим знакомым, бывшим секретарём Обкома одной из республик Северного Кавказа. В то время Президентом Франции был Жорж Помпиду. Находясь в Сочи, на кратковременном отдыхе, он выразил надежду, что  Париж  посетит с дружественным визитом  советская делегация.   
В состав делегации был включён приятель Лаврова, Мухажир Ахматович Кульбаев,  вместе с  женой, доктором наук. Президент устроил ужин в честь нашей делегации, на котором госпожа Помпиду оказалась сидящей напротив жены Кульбаева. В процессе общения, симпатичная балкарка  обратила внимание, что мадам Помпиду не сводила глаз с роскошного дорогого перстня на её руке. Во время перерыва, она, беседуя с женой Президента, неожиданно сняла свой перстень и без всяких усилий надела на палец президентской жены,  объяснив при этом, что такой кавказский обычай, друзьям делать подарки. Надо было видеть восхищение и благодарность на лице жены Президента. Ей очень понравилась традиции кавказского народа. А ещё через некоторое время об этой  замечательной акции, не предусмотренной протоколом, из Посольского кабинета докладывалось в ЦК КПСС. По возвращению в Москву, кавказского друга Лаврова премировали автомашиной «Волга». Оля вспомнила этот случай, рассматривая роскошные апартаменты замка, и представляла, что, быть может, эта акция состоялась именно в этом зале, где она сейчас с Рустамом  рас-сматривала картины всемирно известных живописцев. 
Один из наших постоянных представителей с удовольствием  два своих выходных дня посвятил им. Зная город, как он выразился, вдоль и поперек, он знакомил их с Парижем.
Сидя днем в кафе, Оля воскликнула:
-В самом деле, подумать только – Мопассан, Бальзак, Гюго, и все они жили здесь – фантастика. А сколько знакомых имён  знаменитых артистов. Голова идет кругом…
Проезжая один респектабельный район, Оля прочитала большую, бегущую огнями, вывеску «Мулен Руж». Рустам слышал об этом всемирно известном варьете.
-Оля, может, сходим?
-Конечно, - давайте остановимся, купим билеты.
 Они оставили в гостинице аппаратуру, привели себя в порядок. Оля решила показаться Рустаму в том, в чём она ехала на свидание с Гастоном. Только, учитывая вечернюю  прохладу, захватила  теплую кофточку. Ей еще не приходилось бывать в подобных заведениях.  В Бангкоке она повидала многое, но, то, ни в какое сравнение с этой феерией не шло. Рустам не преминул заметить, что она в своем одеянии самая красивая девушка Парижа. Глядя на красоту танцев, насыщенных эротикой, она сравнивала себя с девицами в кордебалете, представляя, что вот бы так выступила перед Лавровым.  Девушки  без верхних бикини дразнили  зрительный зал.
Хорошо иллюстрированный буклет Оля убрала в сумку для вещественных доказательств, что культурная программа была неотъемлемой частью их пребывания в Париже. Ее потрясла эротическая феерия. Один кордебалет сменял другой. Фантастические наряды участников спектакля вызывали у публики восторг. Даже самая посредственная,  на личико, девица, с помощью визажистов, превращалась в красавицу. Не было окончательного раздевания, но стриптиз присутствовал на сцене.
Обнаженные, вздыбленные груди молодых танцовщиц, в такт музыке, вводили многих мужчин в шоковое состояние. Такое впечатление, шло соревнование хореографов, стилистов и визажистов с модельерами, осветителями и оформителями-декораторами. Кто кого переплюнет. Нескончаемому, красочному представлению не было конца…Танцы, музыка, костюмы и, конечно же, вечная красота женского тела  создавали ту самую сказку, в которой Париж  на все времена остаётся столицей любви и красоты.
         Было уже  поздно, но  что такое поздно для Парижа?  Казалось город и не собирался  ложиться  спать. Девушкам, жрицам любви, в обычных местах обитания - площади Пегаль, на Елисейских полях, на длинной улице Сан-Дени, становилось с приближением ночи неуютно. Их условная одежда не могла спасти от ночной прохлады.
         Оля пригласила Рустама  к себе в номер. Достала кипятильник, привезенный из Москвы, и быстренько соорудила две чашки кофе. Поставила на столик коробку французского печенья, заметив, что наше московское вкусней.
                – Да, посмотрели мы с тобой на красоту,- рассуждала она и произнесла: - обратил внимание, у них и стриптиз выглядит не вульгарно. А ты обратил внимание на музыку? Там же сквозила классика. Мне кажется, я уже её где-то слышала. Ну, конечно - это куски из оперы «Турандот», Пуччини. У Константина Ивановича есть эта пластинка. И Оля вспоминала, как однажды вечером, у них допоздна задержалась Ксения Павловна. Лавров, отвлёкшись от женщин, слушал негромкую музыку.  А Ксения, не переставая, рассказывала Оле о Париже и, обрадованно восприняв  мелодию, произнесла: -что-то подобное ты услышишь там. Такая музыка может способствовать возвышению не только нравственности, но и других не менее важных частей организма. Эта классическая мелодия пропитана невероятным эротизмом. Наверняка вы посетите какое-нибудь знаменитое кабаре, типа «Лидо» или « Мулен руж», где и услышите всю эту прелесть. Одной из самых сексуальных опер всех времён и народов является «Тристан и Изольда». Её написал великий Рихард Вагнер. Этим отличался и Ференц Лист. Когда-нибудь я тебе расскажу поподробней об этих людях. И глубокомысленно закончила, говоря о Лаврове: - поразительно, сколько всего прекрасного умещается в этом человеке…
          Оля  вернулась снова к только - что увиденному спектаклю: 
                - Мне стали иногда  приходить мысли, почему в нашей классической литературе так мало любви не трагической и  несчастной, а счастливой, тем более эротической? Тогда как всем этим переполнены  самые серьёзные произведения французской классики? И посмотрела на Рустама: - скажу тебе, - у меня на это есть свой ответ: - потому,  что их головы не забиты  всякими дурацкими предрассудками, как у наших россиян. Ты обратил внимание, как французы, с кем бы мы с тобой  ни общались, не стремятся поражать своей раскованностью, ведут себя самым естественным образом, чего не скажешь о нашем обществе. Я вспоминаю, когда ещё работала в комсомоле. Какой-нибудь инстукторишка из Обкома выкомыривает бывало из себя. На лице вечно чужая маска. Система нас отучила быть самими собой. А в прошлые времена  церковь  сыграла свою роль. Переключившись, произнесла:
        - Еще не могу придти в себя, - от  Версаля и Лувра. Я много читала об этом, мне много рассказывали. Но теперь я убеждена – это надо  видеть. Такое может лишь не тронуть за душу незрячего.
Она вспоминала, как с Костей побывала в Феодосии, в картинной галерее Айвазовского, и какое неизгладимое впечатление произвели на неё  картины. Так и здесь – она все видела. Ощущала дух эпохи, время, в котором  создавались эти шедевры.
Снимая Париж, они направились в сад Тюильри. Когда-то здесь был королевский дворец. Он сгорел во время Парижской коммуны. Оля произносила мысли вслух, а Рустам снимал. Еще в Москве, готовясь к поездке, Ксения Павловна говорила ей:
-Обрати внимание на демократизм в архитектуре. В Париже это особенно за-метно. Дома вдоль улиц расположены так, что постройки выглядывают из-за спины передних. В Париже существовал закон, ограничивающий этажность. И это вынуждало пойти на архитектурные ухищрения, – когда под самой крышей надстраивался этаж, напоминающий шапку, нахлобученную на здание. И в этой шапке прорезались окна, а помещения назвали мансардами, в честь архитектора Мансара. Это он пошел на такую выдумку, добавляя этажность.
Знакомясь с новой архитектурой московских зданий, Оля вспомнила, что во многих районах здания завершаются именно такими крышами, так же глубоко на-хлобученными на голову зданий. Напутствуя  Олю перед командировкой, Ксения Павловна,  улыбаясь, говорила: - для усовершенствования своего таланта, а он в тебе уже вовсю сквозит, нужно  надышаться воздухом Парижа. Твой взор остановится на множестве красноречивых картин, рассказывающих тебе о городе. Эти видения Парижа будут тебя сопровождать на каждом углу, на каждом перекрёстке.   
И прогуливаясь по Парижу, они убеждались, какая галерея ярких образов, контрастов и открытий их сопровождала. Делясь впечатлением с Рустамом, Оля –говорила,  правда, это только надо видеть и слышать. На Вандамской площади  нашли дом, в котором скончался Шопен, а на площади Биржи  Николай Васильевич Гоголь писал «Мертвые души».
А вот и улица Пасси. Здесь скопище  квартир с русскими эмигрантами. Засня-ли.  Долго ходили возле гробниц  в Парижском Пантеоне:
- Жан-Жак Руссо,- произносила Оля, а напротив Вольтер. Чуть подальше Гюго и Золя. У меня уже дух захватывает от всего увиденного, - говорила она взволнованно. Глаза разбегаются, глядя на исторические памятники разных веков, построенные Людовиками и  Карлами, Генрихами и Филиппами, а из них некоторых было по несколько особ.
Вошли в маленькую церковь Сен-Пьер-о-Дьё, которую в начале пятнадцатого века  осквернил один юноша из Абвиля. Он вырвал из рук священника облатку, воскликнув: - До сих пор длится это безумие?! Этот молодой наглец был великолепно образован, читал Гомера, Цицерона, Вергилия. За свою выходку он был сожжен на костре. А вот ещё одна церковь Сен-Жермен-да-Пре.  С крайне любопытным порталом, носит печать гениальности предков. Рустам осматривая её и снимая со стороны, произнёс: - весь этот памятник  преисполнен особого величия.   
 Почти целый день провели в зданиях знаменитой парижской «Гранд-опера». Еще в Москве им советовали обратить внимание на  архитектуру, художественную роспись. Оказывается, потолок зала расписал Марк Шагал. Тот самый Шагал, которого наши власти, в своё время, вычеркнули из всей справочной литературы.
-Что натворили, - протяжно говорила Оля  Рустаму. Таких людей превратили в чужестранцев. Сволочи, - вырвалось у неё. Им рассказали, что для отделки ансамбля театра, красный порфир, например, завезли из Финляндии, а черный - из Бельгии, гранит  доставили из Шотландии, а аметист с Монблана.
- Жаль, не попали в сезон, - сетовала Оля. Но им разрешили пройтись по всем, что называется,  закоулкам  здания и отснять  всё, что они посчитали нуж-ным.
          Уже не в первый раз, снова долго бродили по залам Лувра. Наконец,  увидели зна-   менитую «Джоконду».  За пуленепробиваемым стеклом, она смотрела на них своей загадочной полуулыбкой. К сожалению, снимать её запрещено. Все картины в Лувре можно фотографировать, за исключением «Джоконды».
                Запомнили древние скульптуры. Вот Артемида, а рядом отдыхающий Геракл. Неподалеку Мельпомена. Разглядывая её, Оля  произнесла вслух: - крупная была женщина… Обращаясь к Рустаму, она говорила: - как беспощадно с ними поступило время, особенно это отразилось на богинях красоты. Афродита лишена и рук, и ног, и даже головы. Сохранилось только то, что богиню делает богиней… А вот у Венеры Милосской  всё, кроме рук… -Вот она, вся гениальная эротика античного мира, - произнесла она, - вспомнив об этом разговор  с Лавровым, накануне поездки в Таиланд. 
Гуляяя по улицам, возле одного дома Оля заметила ухоженный садик, посреди которого  стояла скульптура Бальзака. Сфотографировались. –Вот уж поистине,- очевидное – невероятное, - проговорила она, - мы  у дома Бальзака.
Запомнилось кладбище Пер-Лашез…Заброшенная могилка…Мольера. Такое впе-чатление, что её  давно никто не посещает. Им рассказывали,  где-то здесь   похоронен  атаман  Нестор Махно. Но так и не нашли.  А через несколько дней, они как завороженые рассматривали надмогильные памятники и надписи на известном кладбище «Женевьев де буа», на котором похоронено масса известных русских имён.
       Уже отсняли не один десяток дворцов и  современных зданий, нескончаемых благородных и прекрасных видов города, в том числе, известные всему миру мосты через Сену. Окунулись в толпы парижан. Взяли на улицах множество любопытных интервью. Узнав, что они тележурналисты из Москвы, многие просили автографы. Обменивались значками. Навидались немало пресыщенных лиц, живущих  в роскоши и удовольствиях,  и  других, существующих рангом ниже.
     –Мы сегодня мало чем отличаемся от них, - сделала заключение Оля. И подумав, произнесла: - но это только на первый взгляд:
       -Вот ты обратил внимание, как очень хорошо ухоженные старушки сидят себе под тентами в кафе и мило попивают кофе. И здесь в Париже этих «божьих одуванчиков» полно. А чтобы нашей бабуле посидеть в таком заведении, её месячной пенсии не хватит. Она глубокомысленно произнесла:
       -Культура совсем другая. И правители наверно о народе думают здесь не на словах, а на деле. Обратил внимание, они на улицах друг другу улыбаются. Стало быть жизнью довольны. А у нас могут тебя в любом месте, ни за что, ни про что обложить. Или послать куда подальше. Народ злой и неустроенный. Рассмеялась:
      - Мне иногда приходится видеть, как наша «ментура» гоняется за девчонками на улицах Москвы. Но это же смех. Свезут к себе. Устроят им «субботничек», обчистят, как липок, и отпускают, до следующего раза. Ты обратил внимание на парижских проституток?  На Пасси, на Дени? С каким они достоинством прохаживаются в своих кварталах. И попробуй её тронь, где тебя искать? Главное, они налоги платят. А от них, как от социального явления никуда не денешься. А в России ханжи и лицемеры, в лице наших правителей, как их называет Лавров, всё никак не наберутся духу упорядочить этот вопрос. А деньги уплывают в криминал. И Оля  вздохнула: - мне недавно Лавров показал справку – оказывается в России сейчас больше 35 миллионов человек живут за чертой бед-ности. Рустам сидел рядом с ней и внимательно слушал, о чём говорила Оля. Последняя информация задела его за живое и он  произнёс:
           -А ты понимаешь отчего это происходит? У нас в институте читают лекции по экономике много известных людей. Так вот, они, как бы не сговариваясь, говорят:
        - Так, дескать, будет продолжаться до тех пор, пока мы не сумеем коренным образом изменить сложившуюся систему распределения совокупного дохода России. И Оля увидела загоревшиеся злым огнём глаза Рустама:
       - Надо стереть с лица земли ту систему, которая позволяет ничтожно малому количеству шкуродёров  каждодневно приумножать свои доходы за счёт разорения  российских людей, реально создающих материальные богатства страны. И он закончил:
        - И я полностью согласен с мнением этих учёных.      
Сидя на парапете у Сены, Оля,  вглядываясь в синеву города, говорила Рустаму:
    - Не знаю как ты, а я  надышалась Парижем  на много лет вперёд. И мечтательно произнесла: - подумать только,  разгуливаем по Парижу. Да разве я когда-нибудь об
 этом мечтала… Она достала из сумки  книгу о Париже, подаренную Ксенией Павловной. Прочла: - Пьер Мак Орлан, поэт. Смотри, что он пишет – «…из дверей Мулен Ружа сыпались женщины, словно зёрна граната в алеющей мякоти. Триумфальная Арка стала просто скамьёй, где сидит Тамерлан в гимнастёрке защитного цвета и мечтает о новых застёжках на крагах. А прилежной студентке никак не дают проскользнуть между кафе и Сорбонной, чтоб в тиши дочитать свою книгу. О Париж!»  И всё это мы с тобой видим и слышим. Был тёплый замечательный  день. Она повернулась лицом к реке и видела, как на берегу Сены совершенно голые юноши и девушки, принимали солнечные ванны: кто играл на гитаре, кто-то бренчал на губной гармошке. А кто-то, позабыв про всё  сладко целовался. Она смотрела и говорила в пространство, но Рустам её прекрасно слышал: -Великолепный спектакль, который никто не собирается прерывать. Обращаясь к своему другу, она продолжала: - вот видишь, как срывается здесь пломба лицемерия, которую навешало когда-то христианско-иудейские  табу на человеческое тело.            
Погуляли в Булонском лесу. Он уже давно не предместье. Он теперь в самом городе. Оля улыбалась:
-И нет в нём разбойников.
Разъезжая по городу с заместителем нашего торгпреда, услышали от него много полезного для своего фильма. Знакомясь с городом, -говорил он, - вы скоро поймёте,  что Париж для Франции больше чем столица. Париж - это мозг огромного тела. Это вовсе не значит, что в провинции нет выдающихся людей. Но все великие люди получают признание в Париже. Оля такому заключения как бы и не удивилась:
 - А у нас разве по – другому. То же самое. Во всех сферах человеческой дея-тельности. Без Москвы никуда. И уже повернувшись к нему, заявила: - а я считаю это не положительным моментом, а наоборот крайне отрицательным. Создали Москве тепличные, парниковые условия, а что творится километров за сто, никого не колышет.
– С вами трудно спорить, Ольга Владимировна, вы абсолютно правы.
- Я родом из Саратова  и знаю, что собой представляет наша глубинка. Но Саратов это ещё цветочки… Работая на телевидении,  я такого начиталась из писем людей. Даже представить - становится страшно. Так что посади этих французиков в наши областные дыры, они там в момент загнутся.
Она уже давно заметила сногсшибательный магазин «Сен Лоран». Лаврову купила галстук. Уж позже обнаружила, что стоимость некоторых галстуков, почти равна цене мужского пиджака. Себе купила комплект белья с недвусмысленным намеком на эротику.
-А вообще, - подумала она, - только то белье и нужно одевать, которое вызывает сексуальное чувство. Они любовались завораживающим  парадом: на черном фоне, с оригинальным подсветом, в разных позах застыли манекены в женских аксессуарах. И воздух среди них  был наполнен тонким  прохладным ароматом туалетной воды.
 В Латинском квартале, изобиловавшем дешевыми бутиками, они приобрели  симпатичные  сувениры для подарков.
-Ты знаешь, - говорила она Рустаму, - обнаружила здесь любопытные вещи.
Тебе приходилось когда-нибудь слышать о художнике Константине Клуге? Ниче-го? Вот и я впервые познакомилась с нелегкой судьбой этого живописца. Человек необыкновенной культуры и образования. Оля протянула ему фотографии его картин.
-Как и сейчас «Осенние бульвары», «Кафе Фенелон». Помнишь? Я хочу сде-лать о нем в нашем фильме запоминающуюся вставку:
-Константин Константинович Клуге, - нараспев произнесла она. Боже мой, куда только не раскидала революция русские таланты. Обидно за Россию и за них.
Они сидели в маленьком кафе и взяли по бокалу  вина.
 –Вино здесь, конечно, не чета нашей бормотухе. Рустам рассмеялся.
- А что, неправду говорю? Она зажмурила глаза:- как же хорошо. И поглядела на Рустама: - у Павла Антокольского  есть хорошие стихи о Париже, и она прочла одну строфу:               
                Париж! Я любил вас когда – то,
                Но, может быть, ваши черты
                Туманила книжная дата?
                Так может быть выпьем на «ты»? 
Она не планировала посетить Марину Влади или Бриджит Бардо, но её подмывало встретиться и отснять для фильма Катрин Денев. И Оля рассказала Рустаму об этой легендарной женщине – почти богине. - Представляешь, - однажды Катрин Денев была избрана «самой красивой женщиной мира». Список обожателей французской актрисы столь же обширен, как известная книга «Кто есть кто», - я тебе эту книгу в Москве покажу. Среди них масса известных всему миру имён.
Оле удалось связаться с Катрин Денев. И та дала согласие встретиться с журналистами Центрального телевидения России.
Увидев Олю, она расплылась в улыбке и сказала:
-Тебя, милочка, надо было снимать в наших французских фильмах. С твоим очарованием успех был бы обеспечен. Оля потеряла дар речи, услышав такое от великой актрисы, про себя. Поблагодарила за комплимент. Собравшись с мыслями, готовилась к интервью.
Катрин  прервала Олю:
-Дорогая девочка, у меня всего несколько минут времени, меня ждут в порту имени Де Голля, я лечу на гастроли. О чем ты меня хотела спросить?
Рустам уже снимал. Держа  перед собой микрофон, Оля неожиданно спроси-ла:
-В чем секрет вашей красоты?
Катрин пожала плечами, развела красивые выхоленные руки и неожиданно выпалила:
Во-первых, я много сплю, - улыбаясь, сказала она. Во-вторых, я пью много кофе. В-третьих, каждое утро я принимаю витамин С, В-четвертых – и прежде, чем сообщить, она снова мило улыбнулась – я выращиваю розы…    
                * * *
Подходила к завершению их жизнь и работа в Париже. В последний раз они поднялись на Эйфелеву башню. Облокотившись на поручни, Оля сказала:
-Прощай, Париж. Ты оставляешь неизгладимый след в наших сердцах и душах.
         Она вспомнила Гастона, и у нее защемило приятно и тревожно внутри.
-Это судьба, - думала она. А от судьбы не уйдешь. И, впрочем, почему надо бежать от такой судьбы?
Рустам снял Олю на фоне утопающего в голубой дымке города. Она посмотрела в бинокль. Виднелся Монмартр с бесконечными кафешками, галантерейными магазинчиками и дешевыми полулегальными борделями. Мосты через Сену,  набережные с застывшими силуэтами влюбленных…Она смотрела на полюбившийся ей город. Париж мерцал разноцветными огнями. Проглядывались тёмные пятна башен. И в этой магме смешения жизней, -думала она, - перекрёстков, нарождающейся любви и безумств, сколько дверей скрывали  возгласы чьих-то и моих, в том числе, восторгов, сколько в этом городе рождено исторических мыслей, дерзких поступков. Город, который я полюбила. Это огромный сосуд энергии, которая за время моего пребывания переливалась и в меня.
А через несколько часов их будет встречать Москва.         
                *  *  *
Лавров позаботился, чтобы в Шереметьево подали служебный рафик. Ведь вещей у них гора,- подумал он. Встречать Олю с Лавровым приехала Ксения Павловна.
А вот и объявили: совершил посадку рейс Париж-Москва.
Олю охватило нахлынувшее волнение. Или оттого, что долго не видела Лаврова, или от чувства, когда немножко расслабляешься, понимая, что с плеч спадает большой груз забот. В делах, там, в Париже, этого не чувствовалось. Приспособились к иному ритму жизни, и вот эта жизнь осталась позади…
Пока Рустам отлавливал багаж, она прошла через зеленый коридор таможни и очутилась в объятиях Лаврова. Поцеловалась с Ксенией Павловной и, извинившись, отправилась помогать Рустаму.
На Оле был легкий пыльник, под которым проглядывала коротенькая юбка с заправленной в нее мужской рубашкой. В ушах сногсшибательные серьги.
-Она необыкновенна, - восклицала Ксения Павловна. Ты только посмотри на свою жену, -  как с обложки парижского журнала мод. Поразительно мила.
Наконец вещи уложили в машину. Рустам сел в рафик и, не дожидаясь остальных, покатил в город. Следом ехали Лавров, Ксения Павловна и Оля.
-Николай Игнатьевич, как вы отдохнули, - первое, о чём спросила Оля. Я вам привезла персональный сувенир. Вручу, как только разберу вещи.
-Спасибо, Оленька, - послышалось в ответ.
         У нее на коленях лежали алые розы. Волнение исчезло. Оно, как нагрянуло, так и от-  хлынуло.  И уже была готова делиться впечатлениями. Они как будто бы только теперь собрались, сконцентрировались и готовы были поочередно выплескиваться наружу. Еще там, в Париже, они были рассредоточены, не собраны в  последовательности, а вот сейчас, в машине, готова, как показалось ей, рассказывать и делиться впечатлениями, а их оказалось так много, что на это требовалось время.
-Я решила показать в нашей ленте то, что до нас еще никто не преподносил.
-Это очень любопытно, - заметила Ксения Павловна.
-Например, я разыскала  интересного русского  художника Константина Клу-ге.
-Так это же двоюродный брат нашего Юрия Павловича Германа. У них, кажется, матери были сестрами. Помню, помню. Ты, Оленька, молодчина.
-Ну, если я вам скажу, что мне удалось взять интервью у самой Катрин Денев, вы не поверите?
-Трудно поверить, - согласился Лавров.
-Так вот я взяла, и отсняла   с ней интервью.
-Это чудеса, - воскликнула Ксения. Девочка, ты становишься современным, пробивным журналистом, - не унималась она. А Оля, как бы спохватившись, про-должила: -Ксения Павловна, я вспоминала вас, когда очутилась на большой выставке показа мод. Но это передать невозможно, это надо видеть. То, что мы видели у Юдашкина – здорово, ничего не скажешь. Но там было совершенно иное, огромное европейское шоу. Какие на подиуме начались схватки  между мастерами разных течений. Во всей красе   предстала  тенденция развития  французской, а вернее европейской моды. Для Ксении  эта тема  была небезразличной. А Оля уже загорелась: - Монтана, Кристиан Диор, Клод Локруа  вызывали у публики восторг. Правда, как я обратила внимание - мнения специалистов и гостей были весьма разные. Например, газета «Фигаро» высказала, что  «на работе не следует ставить окружающих в неудобное положение, надев чрезмерно короткую юбку». Она скороговоркой рассказывала прямо взахлёб и, видя  загоревшиеся глаза Ксении, продолжала: - Правда, другие модельеры, - такие как Ив Сен Лоран и Валентино, чередовали  показ длинных и коротких, обнаженных и закрытых моделей. И усмехаясь, добавила: - а Диор  не удержался от соблазна и продемонстрировал не только открытую грудь, но все интимные места. Представляете, -оглядев присутствующих в машине,- сказала она. И всё это мы втиснули в наш фильм. Правда, когда мы провели там несколько часов, то самые прекрасные коллекции начали под вечер сливаться в сплошное мелькание.
-Оля,  ты превзошла все мои ожидания, - заключила Ксения, - подумать толь-ко, ты растёшь как на дрожжах.
А вот и родной дом. Игнатьевич вытащил из багажника Олину поклажу и готов был отвезти домой Ксению Павловну. Оля мило с ней распрощалась, сказав при этом: - пресс-конференцию устроим позже. Она посмотрела на мужа: -правда, Костенька?
-Непременно.
Сервированный стол дожидался хозяйку. Осталось выставить из холодильника закуски и выпивку.
Оля повисла у Лаврова на шее:
-Как же хорошо дома. Скучал?
-А ты как думаешь?
-Думаю, что соскучился, очень…
                *  *  *
          В ОКБ заканчивалась сборка опытных образцов «Светланы». Правительство утвердило состав комиссии. Испытания намечено проводить далеко от Москвы.
Огромный сборочный цех. В нём светло и солнечно. Как в хирургии, кругом мелькали люди в белых и светлых халатах. Сборщики в синих спецовках с широкими помочами на плечах.  Вдоль основного пролета двигался многотонный мостовой кран. В торце возвышалось двухэтажное помещение, где размещались оперативные конструкторские и технологические службы, другие специалисты. За стеклянными витражами со второго этажа хорошо просматривалась вся панорама огромного комплекса. Лавров наблюдал за процессом именно с этого места. Задавал  вопросы находящимся с ним, специалистам. Выражал недовольство, когда видел что-то ему не понравившееся. По местной связи тут же отдавались поручения.
ОКБ посетил один из членов Правительственной комиссии.
Оглядывая  производственный научно-технический процесс, интересовался, как идет финансирование из бюджетной части проекта. Лавров отвечал, что пока жаловаться не на что. Он исчерпал все свои внутренние ресурсы, и обратился за помощью в Правительство. И на этот раз ему опять не отказали. Но, прежде чем изыскать в бюджете ресурсы, его доклад со всеми вытекающими выкладками, неоднократно слушался в кабинетах самых высоких инстанций. Прежде всего, в новинке, создаваемой в ОКБ Лаврова, было заинтересовано Министерство обороны. Его «Светлана»  предназначалась, как новое мобильное оружие, поражающее немедленно цель с высокой точностью. Может даже, при необходимости, ударить противника в собственном тылу, а не только на обозреваемом театре действий. Высвобождает большое число военных специалистов. Экономически выгодна. А это тоже немаловажный фактор. Комиссия в заключение приняла решение провести испытания из двух районов – Крайнего Севера и знойной пустыни. Огромную работу по сооружению спе-циальных конструкций выполнили крупнейшие заводы Урала, Сибири и Санкт-Петербурга. В подготовительных работах были задействованы десятки разных организаций, в том числе – специальные  монтажные управления, организации по наладке системы пуска и слежения. 
Титанический труд не одной сотни людей, специалистов высшего технического звена  уже выходил к стартовым рубежам.
В докладе говорилось – созданные в ОКБ «Маяк» комплексы способны в считанные секунды обнаружить поднимаемую с любого континента агрессивную цель и даже не одну, а несколько целей одновременно и немедленно их уничтожить в воздушном пространстве, не нанеся ущерба жизни на земле.
Каким образом просачивается информация, но она просачивалась. И о созда-ваемой новой технике заговорили на Западе.
А американцы во всеуслышание заявили, что принимают меры к усовершенствованию противоракетной обороны, называя меры ограниченными, на что  Министр обороны, который был назначен вслед за Грачёвым  сказал: «Я, как специалист, не могу понять, как Америка будет строить систему противоракетной обороны, которая будет способна отразить мощные угрозы извне, и в то же время будет ограниченной.  Это то же самое, что сказать о женщине, что она полубеременна».
У Лаврова в ОКБ работала группа самого высокого класса программистов. Ребята выкладывались. Такие «загогулины» вкладывали в компьютерные мозги, что уму не постижимо. – А иначе грош цена всем этим железякам, - говорил Лавров. Он выкраивал время и стоял на смотровой площадке, наблюдая весь процесс сборки и наладки. Пропадал на сборке часами Кривенко со всеми  своими  теоретиками и практиками. Периодически мелькал, как вихрь, на сборочных участках главный инженер ОКБ Трифонов, на ходу давая указания. И, как водится, за ним шествовал шлейф исполнителей. Лавров  знал всех этих людей наперечет. Начиная с самого рядового, но без которого не обойтись на произ-водстве.
Вот идет в комбинезоне знаменитый такелажник, около двух метров ростом, Коля Пичкасов, мужик лет тридцати. Прирожденный остряк. Как-то Лавров в одном цехе застал его, двигающего на другое место небольшую, но увесистую термическую печь. В руках лом, под ногами два отрезка трубы. Спрашивает,- что такая скудная «техника»?
-У нас, Константин Иванович, все механизировано, только вот еб….ся  вруч-ную, - ответил он под смех окружающих его работяг. Веселый парень. А работа у него действительно ломовая. Все недосуг заняться и этим участком, подумал: -новому главному инженеру втык за это давать ещё рано.
Проходя к себе в кабинет мимо Надежды, задержался:
- С каких это пор ты Ольгу величаешь по имени отчеству?
Надя смущенно улыбнулась:
-Так ведь Оля ваша жена.
-Вот и зови ее по имени. Уже в дверях, попросил пригласить  Зарецкого. На столе  у Лаврова, на подписи, лежал приказ о его очередном отпуске.
Зарецкий сидел у приставного столика, а Лавров прохаживался по кабинету. Молчали. Потом Лавров сел напротив:
-Слушай, Лев, - неожиданно начал он, - бросай ты свои альпинистские дела к чертовой бабушке. Ну, полазил за  свою жизнь - и хватит. Что, до самой старости собираешься карабкаться по скалам? Пожалей Любу. Сына, наконец. Зарецкий не ожидал такого прямого разговора. Но ему некуда было деваться.  Его Тимур, взрослый парень, и жена извелись оттого, что он все отпуска пропадает на Домбае или Терсколе…
-Хватит, Лев. Займись еще чем-нибудь. И умоляюще вытянув перед собой ру-ки, произнес:
-Ну, бабу на стороне  заведи, что ли, елки-моталки, и то легче будет. Пойми, это добром не кончится.
-Ладно, Костя, ты меня уговорил. Отвезу молодежь, покажу, как это делается и вернусь…
-Ловлю тебя на слове. Он закурил. По работе вопросов у меня нет.
-Я пойду, - тихо сказал Зарецкий, а то приемная полная народу.
-Это ты так их приучил, - послал ему вдогонку Лавров, - заставляй замов суе-титься  попроворней…
Он посмотрел на список членов Правительственной комиссии. Еще раз пробежался по фамилиям. Всех он знал. Вроде мужики, как мужики – знатоки своего дела. Но только народ меняется, как зверь меняет окрас во время линьки. Если самому верху что-то не понравится, – спорить не будут. Поднимут лапки. Впрочем, так было почти всегда. Редкие исключения. Этим исключением был Королев.

 
Лавров его не знал. Был еще в ту пору молод. Но слышал, как тот мог с самыми верхами схватиться. Гениальный и смелый был человек.
        Остановился на фамилии Председателя. Этот деятель крупного масштаба, - подумал, - его с толку не собьешь, погоны Генерала Армии не отнимут. Хотя были в жизни и такие случаи. Вошел Кривенко. Он вызвал Надежду:
-Приготовь  нам чай. Они расположились в креслах возле рабочего стола. Выйдя из комнаты отдыха, Надя спросила:
-Что-нибудь еще, Константин Иванович?
-Спасибо, с остальным разберемся. Он достал из холодильника бутылку коньяка. Показал ему наклейку «Варисцихе», - ребята с юга прислали. Нарезал лимон, разложил на тарелочку ломтики.
-Давай, Владислав Васильевич за то, чтобы наши пусковые объекты достали своими «карамельками» (так они между собой называли фейерверкные ракеты)  неприятельскую технику и шквальными ударами  разнесли  всю вдребезги,  к чёртовой бабушке.
-На днях подадут первые составы. Будем грузить. Еще раз количество наших спецов всех уровней надо уточнить.  Он потер себе затылок.
-Дела предстоят,  не простые.
-А когда наши дела были простыми, Константин Иванович? Я не помню такого случая. Слава богу, не матерят. А то ведь помните  как  в ЦК? Или у заместителя, в Совмине, бывало. Ни за что, ни про что. Только пинком в зад не давали.
-Да, что было, то было. Министр нервничает. Звонит по три раза на неделе…

Наступала зима. Лавров больше месяца отсутствовал, сперва на Севере, потом на Юге. Иногда по вечерам звонил Оле. Интересовался её делами. Был рад, услышать, что фильм с поправками, художественный совет принял, и даже похвалили за творческие  находки.
   

-Смотрели с удовольствием, - рассказывала она, - музыкальное оформление    понравилось. Молодой композитор талантливым мальчиком  оказался. Лавров был  горд:
- Серьезно  шагнула девочка – это уже кое-что. Как проводишь время?
-Да почти никак. Большую часть занимает просмотр программ. Читаю. На днях будем провожать в Чечню Сережу из нашей редакции. Помнишь, я тебе о нем рассказывала?
-Это того,  женоненавистника?
-Оказался мировым парнем, а тогда  наговорил, с перебора. За ним больше такое не наблюдается.
-Передай ему, чтобы под пули зря не лез.
Но Оля не могла сказать ему еще об одном событии, – звонил Гастон. Собирается приехать и пробудет в Шереметьево почти сутки. Отказать наотрез не хватало сил. Она хотела его увидеть. А когда вспоминала тот, как ей казалось, нескончаемый день, проведенный с ним в парижском отеле, её охватывала при-ятная дрожь.
                -А как сюжет с показом мод, - поинтересовался Лавров.
 -Шеф-редактор, которому, как я поняла, в общем, материал понравился,  сказал:
-Это мы убираем. И заулыбавшись, добавил - оставь себе на память. Но я  не сержусь – он умный и талантливый человек. -Ну, потом во время этого всего были тыры – пыры,  пили шампанское,  и шеф высказал такую мысль:
 - Современный стиль женской моды в одежде может ввести в блуд самого стойкого мужчину, то есть одетая дама сексуально  опасней  подчас, чем голая.
-Передай привет твоему шефу и скажи, - мне такая мода нравится.
-Поняла. Ты же у меня самый продвинутый.
-Спокойной ночи…               
               
               
                *   *   *
 Своими приключениями в Париже Оля не могла не поделиться с Юлькой. Та изумленная, слушала, не переводя дыхание. А Оля рассказывала о времени, проведенном с Гастоном,  и когда закончила рассказ, посмотрела на подругу и произнесла:
-Вот какая я шлюшка…
-Да ты что? С ума сошла, так себя обзывать.  Об этом мечтает в глубине, в тайнике своей души, любая нормальная баба. Как поэма звучит. Вот это Робин Гуд. Про такой оборот событий я еще ни разу не слышала. Это потрясающий кусок к остросюжетному фильму. Засмотрятся.
И вот она звонит Юльке и сообщает, что объявился Гастон. Собирается на сутки прилететь в Москву. Говорит, – очень хочет видеть меня. Не знаю, что мне делать?
-Такой момент. Разве Костя тебя осудит? Или он не понимает –  четыре года в Москве, в таком круговороте событий, и такая паинька. Так в жизни не бывает. Не надо афишировать и не надо обкрадывать себя. Ты его хочешь увидеть?
-Очень!
-Так в чем же дело? Подружка моя любимая. Перестань казнить себя.
На этом они пожелали друг другу спокойной ночи.
Поговорив с Юлькой, Оля как будто очистилась от душевных переживаний и, добравшись до подушки, моментально уснула.

В редакции  провожали Сергея в чеченскую командировку. С ним  летел и оператор из одной студийной группы. Тоже молодой, но уже  отслуживший  в ар-мии.
Девчата видели, как Жанна неотрывно была с ним рядом. Вполголоса без устали говорили. На них было жалко смотреть. Совсем недавно они впервые почувствовали, настоящую любовь. И вот расставание - уход в неизвестность. Чечня – это не шутки. Там каждый день гибнут ребята…               
                *  *  *
Из порта Находка военные корабли взяли на буксир два списанных торговых судна и легли по курсу – один в акваторию Индийского, второй в район Тихого океана. Этим торговым судам предстояло стать мишенями для испытания новой техники.
По каналам связи сделано официальное объявление всем воздушным и мор-ским службам стран, осуществляющих следования в акватории испытаний, с просьбой воздержаться от полетов гражданских и военных самолетов и прохода морских транспортных средств. Командование вооруженных сил России выслало в эти районы  эскадры  кораблей слежения. Лавров ежедневно разговаривал с Министром.
-Волнуюсь, Костя, - не выдержав,  сказал ему тот в очередной сеанс связи. Дай бог, чтобы испытания прошли успешно.            
                *  *  *               

Олю ожидали сразу несколько событий. Первое и главное - ожидание сообщения об испытаниях нового оружия, созданного  Костей.
Она, как никто другой, видела, как он проводил бессонные ночи в домашнем кабинете, обложив себя записями, понятными только ему одному. Как последние месяцы пропадал в ОКБ, возвращаясь, домой за полночь.
Но, провожая его, она не ощутила в нём какой-либо нервозности, наоборот, он шутил и  заключал  её в объятия.
Второе – со дня на день должен позвонить Гастон.
И как бы Юлька ни успокаивала, её терзали сомнения. Иногда  она уже принимала решение отказаться от встречи. Что-то мешало, преобладало над женской слабостью. Захотела все оставить на уровне приятной игры, а не более чего-то серьезного. Но после первого искушения  почувствовала, как он притягивал  невидимым магнитом.
Она понимала, что Лавров демократичен во всем, и в проблемах секса в частности. Вспомнила его слова, что всякая любовь умирает без свободы, а верность (в смысле «ты и только ты») – это устарелая  мораль маразматиков и импотентов духа, поскольку нельзя отдать себя одному кому-то «полностью, целиком, без остатка», когда вокруг кишат соблазн,  прилипающие взгляды.
Как Юлька говорит, и у Жанны не раз проскальзывала эта мысль, - чтобы любовь не превратилась в рутинный союз, партнеры должны получать возбуждающие импульсы извне, т.к. «свидание накоротке» в чужой койке – единственный способ сохранить этот союз от распада.
Но это одностороннее мнение, - рассуждала она. Ведь верность – обязательная составная часть любви двоих, лишь она позволяет чувствовать себя спокойно и комфортно. Тому, кто любит, легко сохранить и сексуальную вер-ность.
Сейчас периодическая литература переполнена всякими опросами, исследованиями. Ей как-то попал на глаза глянцевый журнал, - сексологи и психотерапевты сообщали, что более семидесяти процентов опрошенных больше всего ценят в любимом верность. Однако, если верить анкетам – пятьдесят процентов женщин и семьдесят процентов мужчин обманывали «самого единственного и самого лучшего», то есть между желанием и действительностью, – огромная пропасть…
Оле, еще до недавнего времени, и в голову не приходила мысль задумываться над этими проблемами. Её это не касалось, - рассуждала она. Но звонок прозвенел. Может, верность – в самом деле,  устаревшая добродетель?  - придуманная сказка.
         Или люди, скованные одной цепью, не умеют строить взаимоотношения? Оля знала определенно, если бы у нее состоялся с Лавровым  разговор об адюльтере, то они не вцепились бы друг другу в волосы. А стало быть, ответ однозначный:
-Мы несем в себе черты и того, и другого, и третьего, и сложно от чего-либо застраховаться.
Если бы Юлька слышала эти суждения, она вывела бы целую систему возможных взаимоотношений,  и вроде все имеют право на жизнь. Каким образом она пришла к этим умозаключениям – это все Гастон. Только он толкнул  на это. Просто она по-женски поняла, – он далеко не ординарный партнер.
Третьим событием у Оли было ожидание на голубом экране фильма. Это событие Лавров назвал «знаковым».

Была суббота. Оля с утра сделала легкую уборку квартиры, приняла душ, позавтракала. Особых планов на оставшееся время у нее не было.
Раздался за все утро первый звонок.
-Бонжур, Оля!
-Гастон, - почти выкрикнула она, - где ты?
-Я в Шереметьево, освобожусь в 15 часов по вашему времени и буду, сво-боден до следующего утра. Она подумала, видимо, он все это время учил русские слова, потому что говорил связно, но со смешным акцентом. Ничего, объяснюсь с ним по-французски, - я ведь тоже не сидела, сложа руки…
Она сказала ему, когда за ним приедет, чтобы он ее ждал в самом центре зала, под информационным табло. И тут же набрав Юлькин номер,  почти  выкрикнула:
-Юлька, Гастон прилетел!
                Та чуть не поперхнулась омлетом:
                -Я вижу на твоем лице счастье. Как мне хотелось бы его увидеть.
-Возможно, завтра утром, когда я его  буду провожать, мы заедем за тобой.
         Волнению и радости у Юльки за подругу не было конца. Прощаясь, Оля сказала:
-Юра ничего не должен знать.               
                *   *   *
Казалось, часы идут медленно. На дворе был декабрь, но погода стояла теп-лая. Она одела узкие  джинсы, обтягивающие  бёдра,  точно  вторая кожа, высокие утеплённые  кроссовки и, поверху, легкого свитера, бежевую короткую дубленку, отороченную белым мехом с пристегнутым капюшоном.
Броский макияж и пунцовая несмываемая помада  делали её еще привлекательней. Посмотрев на себя в зеркало, подумала:
-По прогнозам дизайнеров и модельеров,- это самый актуальный наряд сезона. Садясь в машину,  проверила бак. Он был полный. Заправляться не нуж-но.
Вот и Ленинградский проспект. Дорога сухая, очищенная от наледи. По-вернула под указателем «Шереметьево-2». Сердечко начало биться учащенно. Мелькало:
– Поступаю как преступница. Но через мгновение  воображение проецирова-лось на предстоящей встрече. Она вновь представила, как сейчас встретит его, и  эрогенные  зоны  будто бы взбесились, она ощущала их пульсацию, они уже не давали  покоя…
Поставила машину напротив автоматических дверей. Транспорта немного, и милиционер, взглянув на её респектабельный вид и дорогую машину, не тронулся даже с места, только проводил взглядом.
Под огромным табло стоял он. В той самой красивой форме командира лайнера. В руках он держал великолепно аранжированный букет. Рядом - пилотская сумка.
Увидел - и руки развернулись в стороны, готовые обнять всю до конца. Широкая  улыбка не покидала его. Оля бросилась к нему в объятия. Она целовала его и чувствовала тепло его губ.
-А где экипаж? - весело спросила она.
Он сложил ладони под щеку, и Оля поняла, - экипаж отправился отдыхать в ме-стную гостиницу. Они вышли к машине. Гастон увидел серебристое «Ауди» и развел руками:
-Классик,  произнес он, - садясь рядом с ней.
-Едем ко мне домой, - сказала Оля.
-А муж? – поинтересовался Гастон.
-Он далеко. И она спланировала ладонью впереди себя. Улетел. Дела.
-Понимаю, понимаю, - закачал он головой.
-Ты скучала? – и добавил:  - Я очень скучал.
-Это радует,- улыбалась Оля. И снова почувствовала запах еле уловимых, но одурманивающих духов. От него пахло великолепным мужчиной. У него абсолютно индивидуальный оттенок. Вот они дома. Он снял ботинки и с удовольствием влез в кожаные тапочки. Она ему показала всю квартиру. Современная мебель, хрустальные люстры, кабинет Лаврова, увешанный охотничьим оружием, наконец, просторная спальня, обставленная с большим вкусом. В ней, как ему показалось, витала атмосфера сексуальности. Впечатлял  простирающийся вдоль стены платяной шкаф-купе с зеркальными дверьми. Такие зеркала  предназначены для главной цели, – иллюзорно увеличивать количество партнеров…
Заглянул в ванную, она напомнила ему ту, в парижском отеле, но была еще великолепней, инкрустированная  плитка, красивая хромированная арматура, приятная голубизна, зеркала…
Перед тем, как встречать Гастона, Оля успела сделать сервировку стола. Про кухню он сказал, что она напоминает ему уютный маленький парижский ресторанчик.
Пока она выставляла на стол закуски и выпивку, Гастон  вернулся из холла с большим пакетом.
-Это тебе. Оля вытащила открывающуюся на две стороны, как окошко, богато оформленную коробку. Раскрыла, и глаза загорелись от восторга. В атласных гнездах покоились флаконы туалетной воды и духов, ряды дорогой губной помады, пудры и мягкие  кисточки. Заканчивалась коллекция различными тенями.
         Она обняла Гастона за шею и крепко поцеловала. Эта встреча не походила на пер-вую. Оля была готова на все, чего он захочет. Он ей казался суперменом, сошедшим с французского экрана.
Он не захотел начинать с шампанского и с удовольствием выпил рюмку водки «Гжелка». Она ему понравилась в Париже.
          Стояли самые короткие дни. За окном сгущались сумерки. Несколько раз за вечер  Оля скороговоркой отбивалась от телефонных звонков, ссылаясь на экстренную занятость.
Теперь, когда Гастон  был рядышком,  слегка  возбуждённая, она  горела желанием  перейти к главным событиям их встречи. Обстановка новой жизни  изменила Олино отношение ко множеству деталей. Она уже давно усвоила, какое значение имеют для партнёров отдельные фразы, произносимые во время полового акта. Эти слова могут творить чудеса, повышать до неузнаваемости эмоциональное самочувствие. О такой раскованности ещё несколько лет назад она и не помышляла. В ней росло эротическое напряжение. Главным стимулирующим началом был Гастон. Она знала, что выполнит все его желания. Она жаждала утончённого, потрясающего секса. Пройдя великолепную любовную школу с Лавровым, она изучила многие нюансы любовных отношений. Она давно поняла, что идеальный любовник занимаясь любовью, никогда не закрывает глаза. Он будет, как опытный штурман, ежесекундно наблюдать и видеть реакцию своей партнёрши, предугадывать её желания. Это она замечала бесконечное число раз в Лаврове. Так же вёл себя в Париже Гастон.
- А вот блаженно зажмуренные глазки – это исключительно моё право. С этими мыслями она отправилась в ванну. Гастон, следуя своей привычке, повесил на плечики китель, сложил аккуратно рубашку, снял майку и брюки и, оставшись в плавках, рассматривал спальню: - картину из вавилонского эпоса и фотографии на туалетном столике.
Оля хотела усилить наслаждение, имея в виду, что зрение и прикосновение, тепло, еще больше разогревают тела. Она вышла из ванной в малюсеньких  трусиках, едва прикрывающих голенький холмик Венеры. Стоячие грудки обнажены, соски стали еще длинней и приняли цвет зрелой малины. На обнаженное тело накинула яркий атласный халат. Подойдя к нему  вплотную, она положила руки ему на плечи, и  Гастон почувствовал  грудь, наполненную неистовой жаждой.  Глядя  в глаза, сказала:
-Я очень  рада, что снова вижу тебя.
Гастон был потрясен Олиной раскованностью. Перед ним стояла его, как он считал, любимая женщина, - современная, сексуальная, может быть, та, о которой он не раз мечтал в своей жизни. Оля опустилась  на колени лицом к нему, ниже живота.
-Что…??? 
         -Я хочу любить тебя. Она почувствовала, как напряглись его мускулы.- Потрясающее ощущение, - целовать его,- мелькало у неё в голове. Не хочется останавливаться…
Под воздействием возбуждающих  Олиных  движений  он не сдерживал страстный стон. Через некоторое время завладел ртом Оли, вторгаясь в него с такой же чувственностью, и она выгнулась ему навстречу, мечтая о более интимном вторжении. В следующее мгновение Гастон склонил голову к ее груди и стал поочередно брать в рот напрягшиеся соски. И Оля забыла обо всём. Для неё существовали только всплески сладчайшего удовольствия, которые он  дарил своими  ищущими губами, нежным языком, ласковыми руками.
Ей хотелось продлить это наслаждение как можно дольше.  А он осторожно,  будто  в его руках была  дорогая хрустальная ваза, уложил её в раскрытую софу. И тут же начал вступать в её владения, и она почувствовала, как по всему телу разлилась высшая степень блаженства, такое ощущение близости, от которого  начала  повизгивать и  страстно постанывать.
Теперь она не стеснялась, как тогда в парижском отеле, и сама пришла в движение: цеплялась и хваталась за его спину, извивалась в танце бедер, упиралась пятками в его ягодицы, ритмично вскрикивала, получая все большее чувство радости от получаемых ощущений. Прерывистое дыхание становилось громче, неистовые броски  свидетельствовали, что она полностью потеряла контроль над собой.
То, что происходило между ними, выходило за рамки обычного. Её тело спо-собно было возбуждать  его  бесконечно.  У него было немало  женщин, но никогда еще ни с одной из  них он не испытывал ничего подобного. Ему казалось, она придала давно употребляемому словосочетанию «заниматься любовью» но-вый смысл.
 Она умирала от наслаждения, и в тот момент наступил  пик разрядки. Он был такой мощный, что заставил её всю содрогнуться  и в диком порыве издать неразборчивые громкие крики от переполнившего удовольствия и затихнуть на какое-то время. Остановив  на нём взгляд,  подумала: - не снится ли ей такое.
         Она целовала его. Он гладил её, измотанную невероятно приятной страстью.
Гастон нравился ей мужской мощью, но не менее важным качеством являлась его эстетичная внешность,  красивый голос, неповторимость ласк.  Прекрасные  минута за минутой уплывали в вечность. Оля почувствовала, что  возбуждение снова стало овладевать ею. У нее уже и мысли не было отстраниться от него. Да и зачем? – думала она, - ведь это так прекрасно… 
Она уже представила, что вот сейчас начнется новый раунд. От охватившего наплыва чувств сердце снова готово было выпрыгнуть из груди. Сдерживаться уже не было сил. Она страстно вскрикнула, едва только почувствовала сначала губы, а следом, проникающий внутрь язык. Не помня себя, она прижалась вся к нему и с громкими стонами отдалась этой безумно приятной игре…
«Да..о..о,   продолжай,  целуй меня», казалось, все другие слова выпали из  памяти. А он продолжал движения  в теснине грота любви, и Оля снова приплывала к желанному взрывному берегу. Она уже больше не могла. Дикий пронзительный крик вырвался из  груди, вслед за этим  со звериным мычанием на нее свалился Гастон…
Потом они вместе наслаждались душем.
-Ты прекрасна, - говорил он. Я хочу, чтоб ты всегда была со мной.
-Это невозможно, миленький  Гастон. У меня муж, которого я очень люблю.
-Я понимаю. Ты счастливая.
           Из ванной перекочевали в гостиную, потом снова очутились в спальне…Оля поинтересовалась его семейным положением. Он достал из бокового кармана кителя фотографии. На них он был в форме, в кругу семьи – жены, дочки и сына. Дети  - старшеклассники. Милая на внешность жена.
-У тебя все в порядке. Прекрасная семья. Как зовут жену?
-Сандрин. Но теперь еще ты, - целуя, сказал он. Они там, ты здесь. У меня бу-дет возможность быть  с тобой в гостинице, можно днем.
-Посмотрим,  потягивая виски - говорила Оля. Я ведь тоже рада, что теперь у меня есть друг в Париже.
Все, что они хотели, получили сполна. Пить Гастон не хотел. Оля заметила, что он пьет совсем мало. И не курит. Ведет здоровый образ жизни. -  А любовь к чему относится – к здоровому образу? Да еще вырабатывает адреналин – вещество для долгой жизнедеятельности.
Она постелила ему в дальней комнате. Он лёг под белоснежный пододеяль-ник, наполненный тёплым пуховым одеялом и,  расцеловав Олю, быстро уснул.
 Приведя себя в порядок, Оля посмотрела  в зеркало и, убедившись в своей соблазнительности, залезла в постель и вскоре погрузилась в неописуемый сон.
Утром  они, уже совсем  одетые, сидели за завтраком. Оля включила теле-визор. Настроилась на свой канал и живо интересовалась, что происходит на экране.
Она рассказывала Гастону о своем фильме про Париж, о том, что ожидает его показ. Неожиданно утренняя программа прервалась. Диктор сообщил важнейшую информацию «РИА Новости». В ней говорилось, что Президент страны направил сегодня поздравительную телеграмму ученым, конструкторам и всем, кто принимал участие в успешном испытании  нового высокоэффективного оружия, имеющего оборонительное значение.
Оля захлопала в ладоши. Она вообще еще плохо соображала, что про-изошло. Ее Костя  дважды Герой.  Ему обязательно дадут  звезду Героя  России, - думала она.
Оля кинулась к Гастону и начала целовать  и уже не так, как  лобзала вечером, а совсем по иному.  Целовала его, а представляла, что целует Лаврова, приговаривая:
-Миленький, хорошенький мой…
Она позвонила Юльке. Та была в ожидании звонка. Услышав  голос Оли, она почти закричала: - ты слышала?
-Слышала, слышала, - радостно ответила Оля, - мы с Гастоном сейчас заедем за тобой, спускайся.
Гастон стоял в холле при всем параде. Он помог Оле влезть в дубленку и, об-няв, какое-то время стоял позади, смотрел в зеркало.
Оля откинулась к нему на плечо и сказала:
-Хорошо смотримся.
-Очень хорошо. Я тебя люблю. Она повернулась к нему и нежно поцеловала в щеку.
Подъезжая к Юлиному дому,  показала Гастону на Юльку, стоявшую на тротуаре.
-Тоже красивая.
-В Москве все девушки красивые, - смеялась Оля.
-Я это уже заметил, - с любовью глядя   на Олю, - сказал он, очень, красивые.
          Он вышел из машины, поцеловал Юльке руку и открыл заднюю дверь. Теперь он сидел в пол оборота и слушал, что ему на вполне сносном французском языке говорила Юлька. Она рассказывала о том, какой стала неузнаваемой Москва, и что она очень довольна за свою подругу, побывавшую в Париже и повстре-чавшую его.
-Я этому очень рад, - ответил Гастон. Прощаясь с Олей, мне станет грустно.
-Тебе хана, - шептала она в Олин затылок. Он смертельно влюблен. Потом она снова переключилась говорить ему, что тоже мечтает побывать в Париже. На что Гастон сказал:
-Приезжай, я тебя встречу.  Оля не дала ему закончить мысль и сказала:
-Встретим  всем экипажем – и рассмеялась.
           Гастон смотрел на Олю:
                - Я могу познакомить Юлю с пилотом-дублем. Оля оживилась:
                - Юлька, не отказывайся – мужик классный. Это он меня познакомил с  Гастоном. Она снова оставила машину у входа. И пока они стояли посреди зала, Гастон, извинившись, куда-то ушел и вскоре появился со своим вторым пилотом. Тот поцеловал  руку Оли и, знакомясь с Юлей, представился:
-Роже.
-Юля повторила – Роже Вайян?
-О, нет. Роже Вайян – синема, а этот Роже - и он ткнул пальцем себя в грудь и спланировал ладонью. Время подходило к расставанию. Оля обхватила Гастона за шею и прижалась к нему. Эту милую сцену, наверно, наблюдал весь зал.
Роже, обращаясь к Юле, сказал, что рад  познакомиться и не теряет надежды уви-деться еще. И только сейчас девушки увидели, как в стороне, поодаль от своих ко-мандиров, их ожидал весь экипаж. Они мило махали друг другу, а Оля поцеловала свою ладонь и, сложив губы трубочкой, сдунула свой поцелуй в сторону экипажа. В ответ те поаплодировали  и  раскачивали ладонями…
-Давай заедем к тебе, заберем Юру и обмоем Костину победу. Она достала мобильник и, набрав номер телефона, передала его Юльке.
-Юрочка,  спускайся вниз. Мы сейчас за тобой заедем. Оля приглашает нас к себе.
Пока налаживали стол, раздавались телефонные звонки. Все  потеряли её и спешили поздравить с Костиной победой. Зарецкому Оля сказала, чтобы тот готовил дырочку в лацкане пиджака (так они говорили об очередных наградах).
А Ксения Павловна не удержалась от волнения, голос вибрировал, чувствовалось,  она говорила, вытирая слезы радости.
 Только теперь Оля  почувствовала всю грандиозность  свершенного Лавро-вым.

                *   *   *
Министр обороны России пригласил на пусковые объекты военных атташе США и некоторых европейских стран, входящих в блок НАТО.  Для участников и гостей  устроили  банкет. В заключение Главком сказал, что подробности будут освещены для прессы и общественности на пресс-конференции в Москве.
Узкий круг приглашенных военных корреспондентов пытался забросать наших вопросами, но командующий ракетными войсками поднял руки, как бы предрешая еще не начатый разговор и только сказал: ядерные боеголовки в нашем новом комплексе не участвовали, - и  улыбнувшись, добавил, но других много, и зона действия, как видите, предельно дальняя и точная. Такой комплекс предназначен уничтожать только военные объекты. Но будем надеяться, что до этого не дойдет…
Юра с удовольствием поднял пару рюмок за Константина Ивановича и, изви-нившись, уехал. Его ждали на телевидении.
Теперь они остались одни, вцепились  друг в друга, переполненные радостными событиями. В один день свалилось сразу столько. Оля прикатила в гостиную к дивану банкетный столик, с разными лакомствами, и Юлька, забравшись по - удобней на диван, приготовилась слушать. Но, прежде чем повествовать, Оля принесла из спальни подарок Гастона. Она раскрыла крышку красивой коробки, и у Юльки потемнело в глазах. То, что она почти все это много раз видела на парфюмерных прилавках, не удивляло. Но сейчас это изобилие Оля держала в руках, от чего её потрясло. Она вытащила сначала один, потом второй флакончик. Пшикнула себе за ушки, потом на наружную поверхность кисти ладони и зашлась в наслаждении.
-Выбери себе, что нравится и помаду тоже.
-Но  Оля - попыталась что-то возразить Юлька, на что Оля категорически заявила: -бери. Юлька чмокнула подружку в щечку, - ты счастливая, Олька,   у тебя все легко и просто получается. Она еще раз поднесла к носу флакончик и, посмотрев на Олю, сказала:
-А Гастон, - нечто,  потрясающий  мужик.
 - Я была с ним в состоянии полной отрешенности,- говорила Оля, - которую могла только испытать. Мы с ним были как единое целое. Я превращалась почти в безумную и одновременно бесконечно счастливую. Она всплеснула руками и, обращаясь к потолку, произнесла: - Господи, как же хорошо устроен мир…
А как тебе Роже? - спросила она Юльку.
-Он мне понравился. Я его запомнила.
-Имеешь возможность отличиться, - улыбнулась Оля, - и ты, как мне однажды сказала, тоже  имеешь возможность  пополнить  свой  реестр.
Она налила в рюмки «Гжелку», - давай выпьем за моего Костю. Ты не пред-ставляешь, каким трудом ему достаются эти победы.
-Костя твой гениальный, вот кого в Правительство.
-Нет уж, чтобы превратился в бюрократа, какими мы с тобой видим их в Охотном ряду. Ни за что, ни под каким видом. Костя на своем месте.            
                *  *  *
Зима была на исходе. Последние мартовские солнечные дни гнали в водостоки остатки снега, превращая его в журчащие ручьи.
Зарецкий заверил Лаврова, что едет в альпинистский лагерь в последний раз. Тимур, его сын, укладывал  амуницию в мешки и абалаковский вместительный рюкзак. Они присели на дорогу, и Люба, тяжело вздохнув, поднялась с дивана и произнесла: - береги себя и возвращайся побыстрей, - и поцеловала мужа в щеку.
Игорь уложил все вещи в машину и отвез  отца  на Курский вокзал. Там, на перроне, его уже ждала вся группа, состоящая, в основном, из молодежи.
-Приезжай поскорей, - обняв  отца, - произнес Тимур. Он стоял на перроне до тех пор, пока хвост поезда не затерялся в пригородной железнодорожной толчее.               
               
В один из апрельских дней Лавров с Панковой уехали в филиалы вручать  ордера новоселам. Комиссия приняла в эксплуатацию еще один девятиэтажный  жилой дом. Лавров, под аплодисменты собравшихся, разрезал ленточку. Потом они с Панковой поднялись на лифте и осмотрели несколько квартир. Понравились.
Ему нравилось бывать среди этих людей. Он читал благодарность на их лицах за заботу о них.
- Все трудности отступают, когда видишь людскую радость, - говорил он идущей рядом с ним  Панковой. И уже давал местным руководителям указания о благоустройстве территории, озеленении, о быстрейшем завершении строительства комбината детский сад - ясли.
-Неугомонный вы человек. Сколько вас знаю, ну, хоть бы на минуточку остановился, ан нет, завидная у вас судьба, Константин Иванович, очень завидная, - еще раз повторила Панкова.
По дороге в Москву зазвонил мобильный телефон. Он услышал тревожный голос Оли:
-Костенька, случилось несчастье, Лев Аронович погиб. Она больше не могла говорить, он слышал, как она  рыдала.
-Я так и знал, доставая платок, почти прокричал Лавров, еле удерживая сле-зы:
-Зарецкого больше нет. Погиб. - Услышав это, Игнатьевич притормозил у обочины дороги. У него затряслись руки, руль перестал  слушаться.
Панкова вышла из машины и, отойдя к багажнику, закрыла платком лицо.  Лавров давился от слез. Он потерял лучшего, может быть единственного, друга.
Невдалеке заметил винную палатку, какие теперь часто встречались на трассах.   Попросил открыть  бутылку коньяка. Подошел к машине и поставил коньяк с одноразовыми  стаканчиками на багажник.  Налил себе и Панковой.  Она, никогда не пьющая, посмотрела на  Лаврова,  выпила вслед за ним. Игнатьевич курил, опершись на перёд  машины, и никак не мог придти в себя.
Позвонила Надежда. Лавров сказал, что всё уже знает о случившейся траге-дии. Еще выпив, он протянул бутылку Игнатьевичу.
-Помянешь Льва дома…
В голове вдруг наступила полная сумятица. Он не представлял, как встретится  с Любой, с Тимуром. Что он им скажет. Он вообще не представлял, что Лёвы Зарецкого уже нет в живых.
-Какая-то дикость, какое-то безрассудство, -закрыв лицо рукой, бурчал он се-бе под нос, вытирая глаза.
                *   *   *               
Прощались с Зарецким во Дворце культуры.
Киноконцертный зал превратился в большое траурное пространство. ОКБ практически не работало. Нескончаемым потоком шли люди. Все новые и новые венки вносились от разных организаций и учреждений. Зарецкого знали многие. Вот к подножию гроба поставили венок от Министерства, а вслед за ним от Росвооружения.
Прижавшись друг к другу, сидели под  черными  гипюровыми платками Люба и Оля, рядом с ними Тимур, сын Зарецкого, и Ксения Павловна. Оля с Любой уже давно, несмотря на разницу в возрасте, стали близкими подругами.
Возле гроба стояли Лавров, Кривенко, другие руководители ОКБ. Лавров не отрывал взгляда от лежавшего в цветах Зарецкого. С ним связана большая часть жизни.  Вместе занимались становлением ОКБ. Во всяком случае, от того, что им досталось в наследство, и следа не осталось.
Росло ОКБ, росли и они. Казалось, это было вчера, а как на самом деле - все это было давно. Он вспомнил, как хоронили его Наташу, и как Лев не скрывал боли той утраты, переживая за Костю. Они с Наташей были друзьями. Впрочем, и с Олей он быстро сдружился и внес вместе со своей Любой, как говорят, большой вклад, в то, чтобы у Лаврова с ней состоялся превосходный альянс. Лева это умел. Такого доброго и родного, гениального работягу, Лаврову больше не встретить. Лев был исключением. Думая сейчас, Лавров ни на секунду не идеализировал его образ. Зачем? Все знали Льва Ароновича настоящим человеком. Не один созыв он в парткоме возглавлял  идеологическую работу. Много было не только плохого, но и хорошего. И это хорошее  переплеталось в памяти с такими преданными и честными людьми, каким был Зарецкий. Выступая, он говорил: - без прошлого нет будущего. Какая бы ни была трудная история Родины, её надо знать. В ней было много и светлого.
         Сколько раз райком партии прибегал к его помощи в районе…Его ценили за опыт и глубокие знания. Они и женились-то с ним в один год. Лавров - на Наташе, а он на - Любе. Наташа – искусствовед, а Люба – архитектор. Это она впоследствии готовила его Машу  для поступления в МАРХИ. Если бы не его страсть к альпинизму.
Еще в молодости он заразился этим спортом. Спорт смелых и выносливых, - думал Лавров, глядя на лежащего Зарецкого. А вот не пощадил и смелость. Чуть поодаль от него стояли Надежда и её муж, нынешний Главный инженер ОКБ. Еще девчонкой, она поняла кто такой Зарецкий. Он был как бы связующим началом многих начал. И ракетный комплекс, и жилые дома, и детские сады, и вот этот замечательный Дворец культуры – все это дело рук не только его, Лаврова, но и Зарецкого. Ведь многое строилось в то время, когда слово «фонды» не сходило с уст хозяйственников. Он помнил, как Лев радовался выбитым, сверх фондов, станкам с программным управлением.
Когда он появлялся в советские времена в стенах Госплана или Госснаба, все знали, от этого клиента так просто не отделаешься. Все равно придется выдавать наряды, убедит и уговорит. Для этого надо иметь талант. Он подкупал многих своим веселым нравом. Нет, он никогда не был шутом. Но его остроумие, даже подчас в нелегких ситуациях, было к месту. Свой талант он использовал только по назначению…Лавров подошел к своим женщинам. Тимур встал перед ним. Посмотрел ему в глаза и, не выдержав  такую боль, уткнулся лицом ему в грудь и зарыдал. Лавров по - отцовски гладил мальчишечью голову…Ему бы самому разреветься, он еле сдерживал себя.
Похоронили Зарецкого на филиале Ново-Девичьего кладбища, в Кунцево. Все было как надо: и много тёплых прощальных слов, и оркестр, раздирающий душу и сердце, и  оружейные залпы…
В двухэтажной столовой Руководство и Профком устроили поминки. На импровизированном постаменте, с большой фотографии, на всех глядел, с доброй улыбкой, Зарецкий. По старому обычаю под портретом кто-то поставил рюмку с водкой и накрыл кусочком черного хлеба.
Стоя в середине  стола, Лавров заметил, как многие, проходя мимо портрета к своему месту за столом, крестились.
–Он самый настоящий русский, хоть и иудей по родословной, - подумал Лав-ров. У него в ОКБ  трудилось немало  людей еврейской национальности. И не было случая, какого-нибудь выпада по отношению их принадлежности. Рука об руку они трудились с русскими людьми. Многие жили в окабевских домах, дружили семьями. Все они составляли единый трудовой организм.
Он говорил в микрофон  вполголоса. И чем вкрадчивей была его речь, тем тише становилось в залах.  Выступление звучало как отточенное произведение.  Говорил о делах земных, про свое ОКБ, в котором вырос Зарецкий. Говорил о нем, но вспоминал многих присутствующих за столами, с которыми Лев Аронович служил рука об руку большому делу, ради которого они здесь работают и живут.
 Слово взял известный в оборонной промышленности модельщик, краснодеревец Василий Петрович Винокуров. Все достижения конструкторской мысли сперва воплощались его руками в макеты. Высокий, чуть сутуловатый, он  опёрся обратной стороной ладоней о стол  и говорил. По залу прокатился шепот: «Дядя Вася  говорит». Авторитет у этого человека  в ОКБ был непререкаемый. Он точно совпадал с синонимом  «рабочий класс». Истоки его династии, насколько было известно Лаврову да и многим сторожилами ОКБ, начинались  с середины  девятнадцатого века. Оглядев всех присутствующих, он сказал:
-По возрасту, мы с ним были не годки. Я старше его. По уму мы с ним были не ровня, он был умнее, образованней меня. А чисто по-человечески, я как будто бы потерял своего старшего сына или младшего брата. И во всеуслышанье произнёс – это был мужественный человек, уважаемый всеми нами. Сам его последний в жизни поступок свидетельствует, что это был смелый человек. Мы со Львом Аронычем много лет были вместе в парткоме. Такого умницу, такого труженика ещё поискать. Жаль, что я не обладаю талантом писателя, о нём можно было бы написать хорошую повесть. Вот кто любил свою родину, Россию. Посмотрел на портрет- будем помнить тебя  всегда.               
  Всё пережитое за последнее время: и радость успешно завершенного большого труда, высоко отмеченного  Президентом и Правительством,  и горе утраты – потеря Зарецкого, не могли  пройти без следа, не всколыхнув душу и сердце Лаврова.               
                *  *  *               
 Он почувствовал, необходимо сделать хотя бы короткий перерыв. Отключиться, уехать куда-нибудь.
 Когда Лавров предложил своему водителю, страстному рыболову, поехать на недельку  к  леснику, в охотхозяйство, радости  Николая Игнатьевича не было  конца.  На птичьем рынке запасся  мотылем. Уложил в багажник снасти. Однажды, возвращаясь из Южной Кореи, Лавров передал Игнатьевичу солидный  сверток. Развернув его, тот обомлел. Удочки  и спиннинги, блесны и всякая рыболовная всячина была у него в руках.  Оля тоже понимала, - ему надо отдохнуть ото всего, в том числе и от меня. 
Ещё из окна конторки Главный лесничий увидев подъехавшую «Волгу», да с синей мигалкой на крыше,  обрадовался гостям. Тепло, поздоровавшись с Лавровым, он произнес:
- Давненько не виделись.
Иван Васильевич Чернов был потомственным лесничим. Его род  исходил аж с начала века. И все по линии прапрадеда  служили лесному хозяйству.
- Как же у тебя хорошо, - задрав голову на вековые сосны, говорил Лавров.
Гостям Чернов отвел отдельный домик, где кроме спален, была гостиная,  биллиардная, кухня  и  телевизор.  Лавров знал, иногда на зимнюю охоту  сюда приезжает  очень высокое начальство.
- Да уж выше некуда, - улыбался Василий Иванович.
На письменном столе этой чудесной лесной гостиницы лежала  красиво оформленная книга отзывов. Листая ее как – то, Лавров произнес:
-Боже ты мой, кого здесь только не было…  Вечером устроили  в домике товарищеский ужин. Первый тост Чернов поднял за Лаврова. Вся округа ведь знает, Константин Иванович, что вам присвоили звание Героя России. Очень все рады за вас. Слышали по телевизору, читали в газетах.
         Во время застолья  Лавров поинтересовался:
- А чем сейчас егеря у тебя заняты? Иван Васильевич улыбнулся:
- Если рассказать, - дел не провернуть. Начинаем первые покосы. И своей скотине  корма надо заготавливать и дикому зверю. У меня ведь в округе выкладывается на зиму в лесных угодьях десятки тонн сена в кормушки. Звери у нас не испытывают голода. Для кабанов теперь спонсоры  несколько трейлеров картошки завозят.
 От браконьеров только устали обороняться. Смеется: - у нас, как в Чечне,  со своими боевиками приходится  воевать.
Лавров задумался и произнес: - Все это не от хорошей жизни. Занятость людей, особенно здесь в глубинке, мала. - Конечно, - подтвердил Чернов, - такого беспредела раньше не было. Промышленность в области  порушена. Вот народ и болтается. Бывало, попадутся за зиму парочка чудаков и всё. А сейчас народ валит в леса, до зубов вооруженный. Только еще на БЭТЭЭрах  не видели. Но мои ребята тоже не   лыком шиты. Двоих в прошлый сезон так отметелили, милиция еле разняла, а то бы прикончили.
Защищали государственную собственность, - констатировал Лавров, - вот так бы везде, - и, махнув рукой, закурил:
- Года три  назад, - начал рассказывать  он, находясь в Германии, мы  с Торг-предом  собрались  в выходной день на рыбалку, на озера во Франкфурт - на Одере. Места замечательные. Документы на рыбалку оформлены, как положено. Приезжаем. Встречает нас  главный  фюрер – егерь. Здоровается с Торгпредом, он его хорошо знал, и его водителя, Ивана. Торгпред говорит: - вот приехали к тебе порыбачить. А тот словно не слышал. Отвечает: - Нихт ферштейн, геносе Громов, предъявите аусвайс, то есть  паспорт, унд Фишен-карт – разрешение. А Торгпред,  как бы не понимая, говорит:
- Да ты что не видишь - это я, сам  Громов к тебе приехал, - а он нипочем. Покажешь путевку - пущу на водоем. Нет - катись, на все четыре стороны. - Ему хоть Торгпред, хоть   сам  Господь Бог, - порядок есть порядок, для всех. 
– Вот тебе и Германия, - произнес Чернов. –У них во всем порядок. Нам до них…  Оглядев всех, Лавров нараспев  произнес: - неужели завтра не ехать на работу, просто не верится.
– За ваш хороший отдых, - пожелал им Василий Иванович, - отдыхайте…       
                *  *  *               
Лето  выдалось жаркое.
В свободное время  хотелось сидеть на каком-нибудь водоеме. На исходе был июль месяц.
На даче Лаврова отмечали день рождения Оли. На этот раз для праздничного  стола использовали стол для пинг-понга, который постоянно находился  на асфальтированной площадке под соснами. Кроме друзей дома, Оля пригласила своего шеф - редактора, Жанну с Сережей (того отозвали из Чечни, чему Жанна была  безмерно счастлива). Приехали Игорь и Рустам.
На кухне хлопотали мама Оли – Ирина Андреевна, сестренка Светлана, Люба Зарецкая и Лена Ланская. Между макушек корабельных сосен проглядывалось голубое небо.
 Олино платье в крупный бирюзовый горошек особенно контрастно смотре-лось на фоне зелени, бежевых сосновых стволов и изобилия роз. Она мелькала между домом и торжественным столом. Юлька сосредоточенно накрывала на стол.
Лавров с Ланским ушли вглубь участка, остальные прохаживались по дорожкам, усаженным розами, или отдыхали на диванчиках, раскиданных по всей территории.
Ксения Павловна уже не раз  встречалась в доме Лаврова с Кривенко,  симпатизировала ему как выдающемуся конструктору, доктору наук любящему хорошую музыку и неплохому исполнителю, здесь на Олином торжестве мило общалась с ним.
На вечеринке они с удовольствием  радовали публику великолепной игрой в четыре руки.  Со стороны  смотрелись симпатичной интеллигентной парой. В личной жизни  у обоих были провалы. Кривенко  давно разошелся со своей женой и жил один. А Ксении Павловне не везло с ее обожателями. Как рок. В процессе сближения ее любовники получали отказ из-за непорядочности (среди интеллигентов встречаются уроды), и так она пребывала в одиночестве. У Лаврова назревал план, сблизить эту парочку до логического конца – пусть живут вместе. Насколько он замечал, Ксения Всеволоду Васильевичу нравилась.  Ну, может быть, как хозяйка она - не эталон. Но эта наука приходящая. Было бы во имя чего и кого. На время Ксения оставила Кривенко в кругу мужчин и наслаждалась Олиной внешностью. Между глубоким вырезом платья, на лебединой шее, красовалось новое колье, переливающееся мелкими бриллиан-тами.
-Правильно говорил Костя, что он неплохой скульптор, - рассматривая вблизи Олю,  говорила она, - он талантливый скульптор…
-Ксения Павловна, - отвечала Оля, - я ведь не заложница его проекта, я просто очень пластичный материал…
-Поразительной красоты и ты, и колье…
-Украшение от Помелато. Для него же Италия, - смеялась она, - стала родным домом.
-Вот этот, в середине, камушек подстать твоим голубым глазкам, - молодец, Костя,  у него всегда был великолепный вкус.
-Да уж, что верно, то верно. Я это заметила с первых дней нашего знакомст-ва.
Юлька пригласила их оценить свое творчество. На белоснежной огромной скатер-ти, сверкали на солнце столовые приборы и цветы. Женщины из кухни везли на банкетках всевозможные закуски.
Рустам не расставался с камерой. Он решил подарить Оле весь процесс подготовки  и  празднования ее дня рождения.
Ксения Павловна поинтересовалась Жанной, гуляющей по аллеям в компании мужчин. На Жанне было короткое, легкое, экстравагантное платье, и налетавший ветерок то и дело приоткрывал выше дозволенного  высокие строй-ные ноги.
-Надо иметь безупречную фигурку, чтобы проделывать с одеждой подобное…,- заметила она.
-Да, Жанна у нас красивая модель.
-Вы все там, на телевидении, не обделены красотой. И, посмотрев на мужчин, в окружении которых находилась Жанна, Ксения Павловна отметила, что мужская половина заслуживает внимания.
-Мальчики у нас замечательные, - сказала Оля, - настоящие друзья.
-Я это уже заметила. Но, касаясь вашей внешности,  я думаю, что  красивая оболочка, в первую очередь, идет от головы, - говорила она, - дело не в посещении спортивных залов или соблюдении диеты. Главное – это любопытство к окружающему миру и отсутствие пресыщения. Вы своим видом олицетворяете очарование, а это гарантированный способ сохранить душевное равновесие. А если вы спокойны,– это отражается  на ваших лицах. Она как бы со стороны осмотрела Олю с Юлькой, поглядела в сторону Жанны:
-Такая безмятежность появляется благодаря любви…
Оля заметила, как на лицах Жанны и Сергея  искрилась радость общения, влюбленность. Как и у нас с Лавровым, - думала она. По – прежнему  влюблена  и любит его, так же как и он её. Но мир так устроен, что в нем даже самое большое чувство претерпевает метаморфозы. Когда безумство влюбленности сменяется  ровными, глубокими и полными уважения отношениями.
 Гости определились с местами за столом, Рустам поодаль установил работающую камеру. Оля с Лавровым заняли места в торце стола. Рядом с ними устроились Ирина Андреевна и Олина сестренка. Все уже заметили, что эта провинциалочка- очень симпатичная девушка. Перед тем, как избрать тамаду, Оля взяла слово. Она встала, налила себе вино и попросила сделать это гостей. Не поднимая бокала, она оглядела всех и сказала:
-Я хочу, чтобы мы почтили память нашего дорогого и любимого Льва Ароновича
          Зарецкого. Первый раз мы  собрались за столом без него.
Лавров не договаривался с ней об этом. Он не стал развивать эту тему, потому что Оля сказала самое главное – мы  не забыли Льва. Все выпили, и он поцеловал ей руку:
-Умница ты. Я тебе очень благодарен. Потом он поднялся и произнес:
-Прошу запастись терпением. Говорил Лавров образно, искренне и задушевно.  Чистым, без примесей, ярким и живым  русским языком. Безукоризненное владение этим великим языком  делало его мысли интересными для всех и во многом поучительными. Это не была проповедь о счастье, без намека на разность возрастов. Это была высказанная вслух импровизация, в которой говорилось о самом себе и Оле. Его ассоциативность, подтексты, метафорическое мышление делали сказанное запоминающимся и вдохновенным.
Юлька смотрела на Лаврова, не переводя дыхания. А сидящая рядом  Жанна, прошептала:
-Господи, какие на свете есть умные люди… Слово взяла Ксения Павловна:
-Конечно, очень хочется, чтоб время остановилось, - сказала она. Все мы полны замыслов и идей, и оно нам чрезвычайно нужно. У меня большая цель – вытеснить тридцатилетних, разоружить сорокалетних, - и улыбаясь, продолжила, - когда мне было двадцать, я чувствовала себя на все пятьдесят. Теперь, когда мне скоро будет пятьдесят, я чувствуя себя на двадцать… И обращаясь к Оле, сказала:
-Мы тебя все любим, и конечно, не спеши подминать под себя годы. Но когда однажды наступит такой рубикон, я очень хочу, чтобы ты рядом с нашим дорогим Константином Ивановичем  оставалась двадцатилетней…
Говорили друзья, говорила мама. Перед перерывом  прозвучало запомнившееся  выступление Оли.
Она поднялась и без намека на волнение сказала много добрых слов в адрес Лаврова:
…-Все мы еще в юности мечтали о большой любви. И я тоже мечтала. И моя мечта сбылась. Я хочу выпить за моего друга и отца, мужа и любовника, и прежде чем поцеловать Лаврова,  сказала:
-Вы себе не представляете, какое это счастье. Гости не удержались от искрен-них аплодисментов. В Лаврове и старые друзья, и новые гости видели большое человеческое обаяние. Он с Олей,  в кругу гостей, позировал Рустаму, а тот, не переставая, включал камеру.
В перерыве  шеф-редактор, которого все коллеги называли Андреем, размышлял в сторонке от стола, об их работе. Он пил маленькими глотками виски и говорил о каких-то подвижках, которые намеревается внести в программы. Юлька, слушая его, подключилась к разговору и высказала категорически свое мнение:
-Гвоздь программы, её нерв – это стрельба, кровь и катастрофы. Без этого не получится нормальных новостей. Такова, к сожалению, на сегодняшний день действительность. Оля, прислушиваясь к размышлениям шефа, вставила свое замечание:
-Мне трудно пока судить, каким должно быть ТВ. Да я и не собираюсь этого делать. Но догадываюсь, каким оно быть не должно. Например, нельзя то и дело играть на нервах зрителя, засоряя экран пивными бутылками, прокладками и жвачками для борьбы с кариесом. Но ведь это уже, извините меня, ребята, как блевотина…
         Поглядев на нее, Андрей только развел руками:
-А на что жить будем? И все увидели на его лице грустную улыбку.
Вспомнили про моду. Видимо, в разговоре это было навеяно тем, что недавно обсуждалось на худсовете. Что Оля с Рустамом  привезли из Парижа.
-Я уже ребятам сказал, их интересные сюжеты о моде являются как бы диссо-нансом к общему настрою фильма. Слов нет, - говорил Андрей, - материал  когда-нибудь пригодится, но не сейчас.
Юля возразила ему:
-Андрей, - говорила она с горечью, - ты бы видел прикид некоторых моделек у Юдашкина – одна явила себя зрителям в таком прозрачном наряде, что не заставила напрячь зрение, в надежде разглядеть женские райские кущи…
Андрей рассмеялся:
-Все может быть - и, переводя тему разговора, сказал:
-Вот Игорь, я слышал, пригласил Олю сняться в рекламе, в том числе для заграницы. Делай что угодно на потребу заказчика и зрителей. И смеясь, добавил. И пускай в ночных каналах…
Оля возразила:
-Я принципиально не согласна с этим. Но её шеф, Андрей, ответил:
-Ты, в данном случае, актриса. А актерская принципиальность - штука относительная. Все принципы в руках режиссера. Он пожал плечами. Такова се ля ви.
Игорь сложил руку поперек живота, а другой, облокотившись, подпирал подбородок. Он внимательно и с хитрецой слушал заключение шефа-редактора. Рядом с ним стояла Жанна и смотрела на него с приклеенной улыбкой любезности. Ей очень хотелось сняться у него в рекламе. Не столько, чтобы обозначить себя на экране, сколько заработать.
Прозорливость Игоря не заставила себя долго ждать. Тем более, чего го-ворить, еще на  вечеринке у Юльки даже Оля обратила внимание, как он поедал взглядом  Жанну.
          Он похлопал её по руке, произнеся:
-Подожди, Жанночка, потерпи, вот сниму Олю, потом твоя очередь…
        Оля стояла почти рядом и слышала весь этот разговор:
-Нахал, - хихикала она, - назначаешь свидание со мной, а бежишь к Жанке. Игорь не ожидал услышать такое от Оли. Но чтобы он не потерял надежду, Оля шепнула ему  на ушко:
-Можешь снимать нас с Жанкой, даже вместе, во мне отсутствует ревность, и автор этого – он. Она показала пальчиком на Лаврова, который по другую сторону стола находился в кругу  Кривенко, Ксении Павловны, Ланских и Любы Зарецкой. А Оля, не спуская взгляда с Игоря, продолжила: - ревность, - говорит  мой  муж, - прибежище глупцов, вредное атавистическое чувство.               
-Да, завидная у тебя, Оленька, судьба, ничего не скажешь - глубокомысленно  проговорил Игорь.
Оля обратила внимание на себя, объявив громко:
-Дорогие гости, я хочу выпить за моего друга, - и она посмотрела на Рустама, - проверенного в боях и труде, давайте выпьем за его благополучие и успехи.
          Все с удовольствием присоединились к Олиному предложению.
          Но Андрей сделал ремарку:
-Рустам ведь одной ногой уже на «Мосфильме», там другое видение многого. На что Оля ответила:
-Что-что, а у Рустама хватает партнерского рефлекса.
Ксения Павловна, взяв под руки Олю и Жанну, повела их по тенистой аллее в глубь соснового бора.
-Я с удовольствием смотрела на вас, девчонки, в обществе своих сослу-живцев.
-Андрей – это наш начальник, - подтвердила Оля, - и вы знаете, при всей занятости и задерганности, он очень обаятельная личность, чуткий человек.
-Он очень хороший, - вставила Жанна.
-Вы москвичка? – обратилась к Жанне Ксения Павловна.
-Я, как и Оля, и Юля тоже с периферии. Так уж сложилась у нас судьба. Коль заговорили о нашей работе, - продолжила Жанна, - то, как и везде, свои плюсы и минусы.
-Но телевидение – это особая статья, - заметила Ксения Павловна, - одну мою талантливую подружку так подсидели, что она была вынуждена покинуть Останкино. И усмехнувшись, добавила: - правда, сейчас она живет в Америке и ни о чем не жалеет, она высокого класса специалист в своей области… После небольшой паузы, Ксения Павловна продолжила:
-Я знаю, что с приходом на телевидение, люди часто меняются не в лучшую сторону.
-Это верно, - сказала Оля, - уж что - что, а  подсидеть могут в два счета. Поэтому каждый делает свое дело и посапывает в тряпочку, старается не высовываться.
- На телевидении народ мстительный, но ничего, прорвемся, - пошутила Жанна.
-По поводу «мстительности» это до сих пор правда? - спросила Ксения Павловна, - или так, риторика, в пылу «классовой борьбы?»
-Давайте поговорим о чем-нибудь другом, - предложила Жанна.
-Да, жизнь у вас девочки, чрезвычайно интересная, но сложностей, впрочем, как и везде, хватает. От такого потока информации можно  очуметь.
-Ксения Павловна,  наша релаксация, - сказала с воодушевлением Оля, – это наша дружба. Это встречи с вами. Каждый раз это импульс, чтобы жить без оглядки.
-Но у тебя релаксация – это твой муж, как ты его только что назвала – друг,  отец и любовник. Ты прости меня, милочка, но я говорю это с чувством высокой любви к вам обоим. Ты очень правильно сказала. По современному. И шокировать  сказанное  тобой, никого не должно…
Когда они снова подходили к столу, было слышно, что спор вокруг телевизионной темы не утихал. К разговору приобщилась и компания Лаврова.
Чувствовалось, что пока они отсутствовали, было произнесено еще несколько тостов. Было и так тепло, а с парами спирта оно усилилось.
-Гоните вечерами «чернуху», - страстно говорила Лена Ланская.
-У блюстителей нашей телевизионной морали нет никакой логики, - горячо говорил Рустам. У него еще были живы впечатления от французского телевиде-ния.
-Вы смотрите, что получается,  оглядывая всех, - говорил он, - если там народ устал от секса, хочет смотреть спорт, комедии, наслаждаться духовностью, то наши, особенно живущие в глубинках, пришли к такому решению самостоятельно. Я точно знаю, они проявляют слабый интерес к эротическим передачам.
-Не забывай, - вставил свое слово Игорь, - патриархальное воспитание, давление мусульманского пресса на мозги.
         Спор пытался взять и поставить в определенное русло Андрей:
-Вот вы говорите и то, и это, и одно, и другое. А причины у нашего зрителя совсем другие - и он стал перечислять их по пальцам, – это и дремучая зажатость, и царящее со времен марксистско-ленинской морали и эстетики махровое ханжество, этим Советская власть особенно себя проявила. Но это особая тема. Он налил себе рюмку, выпил и добавил: - и как ни прискорбно – низкий, если не сказать больше, уровень жизни…
         Спор приутих. В словах Андрея сквозила горькая правда. Оле захотелось просто по- ведать, о том, как во Франции строят  программы:
-Самое смотрибельное время, - говорила она,  это вечерние шоу,  они идут косяками одно за другим, на многих каналах.
-А между ними новостные блоки, – заметила Юлька.
         Андрей посмотрел на нее: - как будто ты сама была там, а не Оля.
-Она мне рассказывала про это.
-Про какое это? – под общий смех спросил у нее Андрей.
Оля на время покинула компанию, надела передничек  и направилась, помогать маме готовить чайный стол.
Женщины переставили выпивку и закуски на край стола, освободив место для сладкого. Игорь Ланской курил и наблюдал, как Оля быстро управляется на кухне.
Облокотясь на дверной косяк всей своей массой, он попросил Олю рассказать о технологии приготовления свиных ножек:
-Мне очень понравились они, - облизываясь, говорил Игорь
         Лена, оказавшись рядом, погладила живот мужа:
-Оль, для его комплекции не хватает только свиных ножек. Вот посажу тебя на зеленый чай. Ведь скоро между рулем и спинкой кресла в машину не влезешь. А Оля подошла к нему,  заглянула в его добрые глаза и сказала:
-Игоречек,  я сейчас тебя  научу готовить это блюдо.  Ирина Андреевна отложила свои дела и стала слушать дочь:
-Так вот, - объясняла Оля, - маленькие свиные ножки, чтобы они получились нежными,  надо выдержать в особом маринаде. Запомнил?  Добавь  в красное ви-но,  морковь, лук, сельдерей, чеснок, томаты, соль, перец  и потом их  обсушишь  и обжаришь в кипящем масле до золотой корочки…
Игорь оживился:  я так жарю пирожки. Ленка лепит, а я жарю.
-Значит, ты в этом преуспел. Последний штрих, - посмотрев на Игоря,  сказала Оля, - не забудь ножки полить чесночным соусом…
-Не могу, налей мне чего-нибудь. Так аппетитно рассказала.
-А что? игриво произнесла Оля, - хоть мы с тобой давно общаемся на «ты», но на  брудершафт не пили.
– С удовольствием, - горячо поддержал Игорь.
Они взяли в руки фужеры, выпили и мило поцеловались под аплодисменты Лены и всех присутствующих.
          Появился Лавров:
-У вас как весело. Оля пыталась обнять Игоря:
-Я, Костенька, учила Игоря готовить свиные ножки.
Лавров поглядел на Ланского и под общий хохот внёс резюме:
-Самая для него диетическая еда…
                *  *  *
Неожиданно Кривенко вызвали в Генеральную Прокуратуру России. На Большую Дмитровку он приехал на своей «Волге». Говорил со следователем по особо важным делам. Пока они общались, в кабинет вошел еще один человек.  Представился следователем Центрального аппарата ФСБ.
В Лондоне находясь, в служебной командировке, его сын Виталий, доктор технических наук, незаурядный электронщик, создатель не одного компьютерного секрета, завербован агентами «Интеллеженс Сервис». Кривенко знал про слабые места сына. Он был уже на грани развода со второй женой. Любитель двадцатилетних девушек. Не раз Виталий под сильным  шафэ изливал отцу душу, цинично отзываясь о них:
-Разумеется, эти леди прекрасны как никогда, - икая, говорил он. 
Находясь в прокурорском кабинете, он как бы не слушал, что ему говорили следователи,  слышал слова сына:
-Факт, что эти девочки сохранили крепкую грудь и твердый зад, - раска-чиваясь на стуле  изрекал он. Это видно без всяких социологических исследова-ний.
-Что ты говоришь, - одергивал его отец. На что тот  отвечал:
-Их вид вызывает у мужчин естественное половое влечение. Он был пьян, но продолжал рассуждать:
-Каждый, кто не является полным  придурком и чуть красивей обезьяны, вполне способен добиться успеха у этих юных телок…
А Кривенко уже объясняли, что его сын оказался в постели, причем не один раз, у молодых  красоток - агентов английской разведки. И по - пьяни, наговорил такого, что ему грозит, если не пожизненное заключение, то два десятка лет непременно.
-Негодяй, - вырвалось у него.
Мы обеспокоены тем,  не имел ли ваш сын доступ или информацию к вашим по-следним  разработкам. Вы сами представляете, что это такое, если он что-нибудь знает. Кривенко категорически отверг подозрение  следствия. Он не имел привычки брать с собой секретные документы.
-Не завидую я вашему положению и глубоко сочувствую, - произнес следова-тель. Прямо  не знаем, что и делать.
-Где он сейчас? - поинтересовался Кривенко.
-Ему предложили политическое убежище, - сообщил сотрудник ФСБ.
-Подонок, - вырвалось из груди Кривенко. Он облокотил голову на ладони…
          Возвратившись  в ОКБ,   сразу же направился к Лаврову. Тот углубленно читал какой-то материал и даже не заметил, как вошел  его заместитель. Подняв голову, спросил:
-Ну, что там органы дознания  хотят от тебя ?
Кривенко сел и начал подробный рассказ. Поведал ему еще про его молодые го-ды. О том, каким сын был успевающим и в школе, и в институте. Как  быстро шагнул в науку и достиг в ней определенных высот. Как на всем протяжении его взрослой личной жизни  менял женщин, как перчатки, на фоне двух жен. Устраивал на стороне разгульные вакханалии. Он полностью вышел из под влияния отца. Возомнил о себе, и ни во что не ставил близких ему людей. За молоденькую юбку мог продать мать  родную, взбесился или патологически сдвинулся умом на этой почве. И вот итог.
Лавров слушал его информацию, ходил по кабинету, придерживая пальцами виски. У него не было привычки посылать, как это делают многие, вслед примерно такое: «…я тебе говорил, но ты…», или «этого надо было ожидать»…Он ходил и думал, как мог у такого порядочного и талантливого человека вырасти отпрыск - подонок. И что делать, как обелить, сохранить авторитет его отца. Он сходил в комнату отдыха и принес бутылку коньяка.
-То, что произошло – чудовищный факт, уму непостижимо, - говорил Лавров, - даже представить себе невозможно. И посмотрел на Кривенко: - Но при чем тут ты ?
-Наверно мне следует написать заявление об уходе из ОКБ, - взглянул на Лаврова  Кривенко. Лаврова  от его слов приподняло в кресле: 
-Ты с ума не сходи. Ты что, извини меня, елки-моталки, мелешь, друг мой, - горячился Лавров. Если надо, до Президента дойду, но не отдам тебя никому.
Он пригласил Надежду: - Попроси Игнатьевича, пускай отвезет домой Всеволода Васильевича. А его водителю скажи, чтобы ехал домой, он сегодня больше не нужен.
-Поезжай домой. Постарайся не терзать себя. И он махнул рукой, - что-то я не то говорю. Он подсел к нему:
-Мой дорогой Владислав, мы прошли большую и суровую школу. То, что случилось - беда. Но прошу тебя, не прогибайся. Поберегись. Может быть, сейчас уехать отсюда к чертовой бабушке, на месяцок. Куда-нибудь на юг, что ли?!
                *  *  *
Министр, который уже теперь являлся Директором департамента знал:
-Ну, что будем делать, Константин Иванович?  Обычно, когда в кабинете они оставались одни, Министр называл его по имени. А тут тон изменил и карандаш нервно крутил в пальцах, и папку какую-то на углу стола то и дело поправлял.
-Пока не знаю, что будем делать, - посмотрев на шефа,  произнес Лавров. Я только понимаю, как тяжело гражданину и отцу этого подонка. Кривенко давно живет от него отдельно. Я ему  дал квартиру в одном из наших домов. И насколько  знаю, ничего общего с сыном  он не имеет.
-Да-а-а, влипли мы с этим Виталиком.
-Валериан Викентьевич, если вас волнует последнее, то это еще пол беды. Но не дадут на этот раз знаки, - рассуждал Лавров.
-Да брось ты со своими знаками, - вспылил Министр, - у тебя  их столько, что груди не хватит всё навешать. Ты что думаешь, я не переживаю за твоего зама? Такие, как он, на дороге не валяются.
-И я тоже так думаю. Посмотрите на объективку Кривенко -  с ранней молодости в гуще событий. В науке достиг неслыханных высот.
-Всё это словеси, эмоции,  как теперь говорят. А этот тип, родной сынуля, продал секреты, за которые мы здесь  башкой об стенку бьемся…
Министр молчал. Зловещая тишина воцарилась в кабинете. Потом он под-нялся, потер затылок, вытащил из стола пилюлю и запил глотком воды.
-Я говорил с Премьером. Тот сказал, что трогать Кривенко не надо, мы ему верим. Так и сказал, – мы ему верим.
-Премьер вырос в моих, по крайней мере, глазах, - вытирая пот со лба, про-изнес Лавров.
Они встретились взглядами.
-Как я устал, Костя…
-Верю.
-Я уже подумываю, уж не подать ли в отставку.
-Вы считаете, домашняя обстановка улучшит настрой? Она вас  доконает.
-Это правда. Недолго живет наш брат на пенсии  после такой бурной жизни.
-Остается одно, Валериан Викентьевич, вкалывать, пока доверяют. Доверие – это большой жизненный стимул. Вот приеду сейчас и скажу Кривенко, что, несмотря на эту беду, ему доверяют. Он заново посмотрит на мир, даже при такой трагедии, которая постигла его.
-Ты его успокой. Отправь куда-нибудь, пусть отвлечется.
Министр налил в стакан боржоми, - только как можно отвлечься. Ах, беда, - как-то по - человечески, сердечно, произнес он.  После короткой  паузы  неожиданно спросил:
-А как твоя дочь поживает?
Лавров объяснил, что у дочери все благополучно. Обустроились. Работают.
-Как жалко твоего Зарецкого, какая нелепость. Как он мне нравился, какой  человек…
Лавров видел, что Министру хотелось разговориться. Не шуточное дело, отработали в одной системе рука об руку многие годы.
-Ты бы взял свою молодую жену да как-нибудь заехал ко мне на дачу…Какая умница она у тебя. Как отделала этого идиота  Суховерхова. Он поднял глаза к потолку: -А сколько там таких было - и покачал головой.
         Видя такой поворот в разговоре, Лавров принял предложение шефа:
-Выберу время, с удовольствием к вам приеду и, уже вставая, чувствуя совсем неофициальную часть разговора, произнес:
-Передайте от меня привет Софье Захаровне и доброго здоровья.
-Завидую твоей прозорливости,  Костя,  в делах, -  сказал на прощание Ми-нистр. С филиалами в области ты обогнал многих, практически всех. Твердо стоишь на ногах.
Он возвращался в ОКБ с двояким чувством. Первое, не покидающее его – это боль за своего товарища по работе, толкового заместителя, самого главного в  конструкторской мысли. Второе, что состоявшаяся, в общем, душевная беседа с Министром, вселяла уверенность, - Кривенко ему удастся отстоять. Что сегодня и Прокуратура, и ФСБ решает, руководствуясь, прежде всего, здравым смыслом, и Лавров чувствовал, этот здравый смысл и новое мышление появляются в поступках высшего эшелона власти. Ему даже никто не припомнил манкирование выборами в Думу, научились считаться с мнением. Ведь таких, как он, в конкретной науке на двух руках сосчитать можно, не более. Штучный товар. А он и наука, и техника. Да какая? Такого голыми руками не возьмешь. Времена становятся  другими, несмотря на всякие «загогулины». 
А сколько успели в прежние годы наворочать. Замучили в сороковые годы великого ученого, Николая Ивановича Вавилова. Погиб в Саратовской тюрьме. А кто автор его мучений? Негодяй,  Лысенко, любимец Сталина. А что творили еще недавно с Сахаровым, подумать только…
         Ехали уже по Тверской. Вспомнил про Зою. Так, мельком. Но тепло.
Вернулся к разговору с Министром. Толковый мужик. Такую отрасль тя-нуть, -это тебе не нефтяные скважины бурить.  Риск и смелость всегда идут рядом. Здесь звания, награды и денежки достаются не просто. Он познакомился с Министром, когда тот был директором крупнейшего машиностроительного завода на Урале. Делал вооружение. Знал, что Лавров ему пришелся, что называется, по вкусу, не за острословие, а за ум, за практические дела.
Однажды на заседании Правительства, на котором присутствовал Лавров, Министр сказал про него:
-Он своей оборонной техникой заслужил почет и уважение на многие годы вперед, даже если больше ничего не будет делать. Вспомнил, как в его сторону с улыбкой поглядел Премьер и сказал:
-Константин Иванович без дела  все равно, что земля без урожая. Метко сказал. Ему приятно было услышать приглашение Министра посетить дачу вместе с женой. Мысли переключились на Олю. Он сделал многое, чтобы она  вписалась в его окружение. Теперь её совсем не узнать.
                *  *  *
Вечером Оля встретила Лаврова в холле, у двери.
-Как собачка чуешь неприятности -  и, раздеваясь, сказал: -Такого детеныша не жалко утопить было бы, как это делают с нежелательными щенятами. Оля была в шоке.
-Когда ты мне скороговоркой сообщил, еще утром, я не могла сообразить, думала, приснилось. Как жалко Владислава Васильевича. Я представляю, что с ним творится. С ума можно сойти. Родной сын – предатель. Видя, как Лавров переживает, ей хотелось хоть как-нибудь развеять его.
На её ногах он заметил укороченные брючки и поверх узенькую маечку, не прикрывающую соблазнительный пупок. Она тут же в холле сняла с него пиджак, унесла и повесила в кабинете на спинку кресла.
Пробуя очередное блюдо, он не переставал удивляться, её умению разнообразить стол.
-Поразительно, - ни одна женщина в этом отношении не идет в сравнение с тобой. Она сидела напротив, подперев подбородок, глядя, как Лавров аппетитно уплетал  приготовленный ужин:
-Это логично, - заметила она со смешинкой, - я ведь не кто-нибудь, а жена самого  Лаврова, академика, Героя России, а это обязывает...

Перед  сном Лавров сказал Оле, что их приглашает на дачу Министр. Утром он набрал прямой телефон и услышал обрадованный голос:
- Костя, молодец, что позвонил. Завтра обещают солнечную погоду. Давай забирай жену и приезжайте. Попроси своего водителя, чтобы подвёз, - придётся ведь выпить.   
…Свернули с кольцевой на узкую асфальтированную дорогу. Старый сосновый бор своими огромными кронами буквально задрапировал  солнечное голубое небо. Свернули ещё на одну дорогу, идущую перпендикулярно. Слева  блеснуло  небольшое озёрцо, - справа  высокий забор,  в глубине участка  возвышалось дачное строение  довоенной постройки. С двух сторон его обрамляли просторные террасы. Оля обратила внимание, вся территория, как и у них на даче, утопала в розах. Красота необыкновенная. На главной аллее их встречали хозяева. Вытянув навстречу руки,  Софья Захаровна  воскликнула:
- Так вот почему мы так долго не могли вас, Константин Иванович, дозваться в гости. И посмотрев на Олю, произнесла:
- Разве от такой прелести можно уехать. Она подошла к ней и приложилась щекой к её щеке. Оля взяла из рук Лаврова большой букет цикламен и протянула  хозяйке:
–Мы чувствовали, розами вас не удивишь.
- Мне Валериан рассказывал о вас, Константин Иванович. Несмотря на всякие перипетии, вы должна вам сказать, не только держитесь молодцом, вы, помолодели. Это я вам говорю как врач.  Она обратилась к Оле:
- А на вас, Оленька, мы с Валерианом Викентьевичем, внимательно смотрели в «Вестях». Да и вообще на экране видим  не первый раз, и такое впечатление, что уже  давно знакомы. На террасе их ждал накрытый к обеду стол. На стене висели чучело глухаря и мастерски выполненная таксидермистами  голова европейского оленя.
- С охотой не расстаётесь, Валериан Викентьевич?               
- Последний раз был в Завидово с Брежневым и Устиновым. Рассмеялся -представляешь сколько лет прошло, вспомнить страшно. В разговор вмешалась Оля:               
        - А вот Костя регулярно бывает на охоте, - весной  привёз полный ягдташ  вальдшнепов.
        - Ну, Оля, твой Костя – уникум, - произнёс Валериан Викентьевич. Удивляюсь, как его на всё хватает. И обращаясь к Лаврову сказал:
          -Вот кто был заядлый охотник среди наших директоров, так это твой Луговой. Лавров  с оттенком грусти  произнёс:
          -За суетой сует даже похоронить не удалось. Был в это время заграницей. Жаль мужика.
          - Но у него и возраст уже солидный был, - как бы оправдывая его уход, сказал
Кречетов (так была фамилия Министра). Биография у него была, только для   остросюжетных романов. В тридцать седьмом году чуть было не сгорел, как многие.          В войну  был на приёме у Сталина. На охоте  рассказывал про этот эпизод. Софья Захаровна улыбнулась:
                -Даже я знаю некоторые детали. Николай Никанорович образно рисовал тогдашнюю ситуацию. Некоторые взгляда Сталина не выдерживали. И Кречетов закончил:
                - И появлялась на кальсонах ржавчина. Это сейчас смешно. Тогда было не до смеху. Софья Захаровна пригласила Олю на экскурс по даче и саду. А мужчины  ещё приняли по стопке и вели беседу за столом.
                –Ты ведь так на своём заводе, и не был, как ушел. А я недавно побывал. Надо было кое, какие детали воочию увидеть. И ты знаешь, кого ещё там встретил? Оказывается всё, ещё работают наши старички. Алексей Павлович Милёшкин, - всё так же командует термичкой. Рувим Воловик, зам. Главного технолога. Тоже лет, поди, сколько…
                - Когда-то я у Рувима Яковлевича многому научился, - вспоминая, произнёс Лавров, -умница непревзойдённая. Вы меня так разбередили - соберу  я наших стариков у себя. Обязательно соберу.
               -Мужики будут тебе благодарны, - поддержал Министр. Я с удовольствием с ними пообщался. У Воловика ведь тоже  по жизни неприятностей было хоть отбавляй.  Мне рассказывали,  в пятьдесят третьем, чуть не загребли во время «дела врачей». Нашлась какая-то сволочь на заводе, пасквиль накатала. Смерть Сталина избавила его от каталажки. А то бы сидеть мужику. Партбилет  успели отобрать, правда, вскоре вернули. Он налил  коньяк, поглядел на Лаврова: - поживи дорогой Костя не только для Отечества, но и для себя. И он показал на прогуливающихся в саду женщин:- вон какой, у тебя жизненный стимул. Симпатичная девушка. Просто прелесть.
                -Спасибо, Вениамин Викентьевич, - это мой стимул во всех отношениях.
                - Ещё бы, - поддержал его Министр.

                *    *     *
    Последние годы  столетия.
            Жизнь едва поспевала за отрывными листками календаря. Праздновали первую  годовщину рождения младшего Лаврова.
Детская комната была завалена ярко оформленными большими плюшевыми и поролоновыми зверюшками. Симпатичный карапуз, поддерживаемый Ириной Андреевной, трогал пухленькими пальчиками то нос крокодила, то хватал растопыренные уши обезьяны.
Жанна, уже не раз бывавшая в доме Лавровых, ходила по квартире без напускной вальяжности, а совершенно искренне говорила негромко, о чем она думала. А думала она о том, что Оле, как никому другому, повезло в этой жизни. Она рассматривала на просторной кухне, за застекленными витражами, скопище  дорогих и экзотических сувениров. Оля  подошла к ней и сказала: 
-Пойдем, я тебе покажу, чем  Костя меня балует. В спальне Оля отодвинула створку зеркального шкафа. Жанна рассматривала себя в зеркала и, видя позади  себя  широкую софу,  произнесла:
-Теперь я понимаю, почему у тебя такое смеющееся и даже бывает чуток пре-сыщенное лицо. Покувыркавшись с Лавровым на такой прелести, перед этими бесконечными зеркалами, поневоле будешь носить счастливую физиономию. Я тебе по-бабьи завидую, Олька. Ты умница и у тебя этого не отнять. И за все твое, да и мое скудное детство, на тебя свалилось вот это, - и она развела руками, - нескончаемая радость жизни. Я бы твоему Лаврову народила  кучу детей.
К ним присоединилась Юлька. Каждый раз, когда Оля открывала створку шкафа у нее, а сейчас у Жанны пестрело в глазах. На полках в несколько этажей стояла дорогая парфюмерия.
-Выбери себе, - глядя на Жанну, сказала Оля.
-Да ты что, - это же безумные деньги стоит.
         Оля сама взяла с полки коробку с французской водой и протянула Жанне.
-Твою щедрость не забуду.
         Юлька не преминула подушить себе заушины.
В гостиной продолжалось застолье. В кухне урчала посудомоечная машина. На стол подавались новые блюда. Теплый октябрь еще давал возможность освежиться на просторной лоджии, которую, как на даче, Лавровы превратили на время торжества в фуршетный стол, используя стол для пинг-понга.  Здесь гости  отводили душу за  куревом  и  любовались  панорамой  города.
Из гостиной звучала музыка.
-Вы слышите, - обратилась Оля к подругам, - Ксения Павловна сегодня в ударе. Рядом с кабинетным роялем устроился Игорь Ланской. Опершись на ладонь, он слушал мелодии Брамса. Ксения играла великолепно. Она исполнила замечательный финал до-минорной симфонии, который напоминал о чем-то нежном, осеннем, о сумерках леса, где падают листья…
Рядом с ним устроилась Лена, его жена. Игорю всегда нравилось, как она пела. Когда-то еще в девичестве, она окончила музыкальное, училище Октябрьской революции, что находится до сих пор в районе Песчаных улиц, за Соколом, по классу вокала.  Но на этом музыкальная  карьера закончилась. Она стала женой большого строителя. Не отрывая головы от ладони, Игорь сказал:
-Ленусь, спой что-нибудь. Лена не заставила себя  упрашивать. Петь она любила. И вот, под аккомпанемент Ксении Павловны, вырвалось чистое, камерное сопрано. Она исполняла арию из оперы Даргомыжского.
Лавров, облокотился о притолоку двери, ведущей на лоджию, прищурился от наслаждения и слушал. Вспоминал, как здесь на таком же застолье, Ксения  играла с  Наташей в четыре руки. Он обратил внимание, как Кривенко, сидящий неподалеку, превратился в слух. А Лавров продолжал стоять у выхода и думал, пора бы Кривенко определиться с Ксенией. Ещё  на Олином дне рождения, прошлым летом, заметил как они  весь вечер ворковали. А может они встречаются, только скрывают, - думал Лавров, - но и бог с ними, лишь бы у людей была  хоть приятная иллюзия покоя, а может и на самом деле…
Ему импонировало, что теперь в доме собирается телевизионная молодежь, связующим звеном является Ольга. Она коммуникабельна,  умеет дружить, не выпячивается, но и, как слышал от Юли, на многие проблемы имеет собственное мнение.
Как хорошо, что она оказалась в кругу этой  молодой симпатичной публики. Даже не столь интеллигентной, сколько современной и интуитивной, умеющей осязать на лету многое, с чем им приходится сталкиваться. Все они, в меру остроумны и дружны между собой,  двигались по жизни, шаг за шагом, отвоевывая свой  кусочек  пространства. Плохо знают свою родословную, - судя по Ольге,  рассуждал он. Но что поделать, Советская власть постаралась в свое время, многие корни во многих семьях  повыдергать и уничтожить. И Ольгин дед был, оказывается, расстрелян  в тридцать седьмом, когда ещё сама Ирина Андреевна была ребёнком.
Он заметил, что Люба стала много курить, с тех пор, как погиб Лева. А уж что она пережила, лишившись такого мужа, друга, да что там говорить... Какая трагическая случайность.
С какой радостью она тетешкала его годовалого Владика. Бедная Люба. Я не оставлю их с Тимуром без внимания. Об этом я поклялся  на левкиной могиле. Он повернулся на лоджию, где  Юра и Сергей  о чем-то страстно говорили.
-А что, если мы сообразим на «троих»? –  шутя, предложил Лавров.
-С удовольствием. За ваше здоровье, Константин Иванович, - протягивая рюмку, произнес Юра.
- И за ваше, ребята… Он извинился, и подойдя к столу, налил два штофа рома, заправил  холодным тоником, подсел к Кривенко  и протянул ему порцию.
-Я очень рад видеть тебя, Владислав Васильевич, в своем доме. Кривенко отпил глоток и, продолжая слушать Ксению, ответил Лаврову примерно тем же, что всегда отдыхает в его доме.
В широком проеме гостиной букетом расцвели три симпатичные головки Оли, Юльки и Жанны. Ирина Андреевна  уложила малыша и тоже присела, слушая настоящий вокальный концерт. И когда Лена закончила исполнение романса, Кривенко поднялся  и нежно поцеловал ей руку:
-Это превосходно,  - сказал он, - и обратился ко всем:  - давайте  выпьем за таланты. Лавров смотрел на Кривенко и подумал:
-Видели бы все присутствующие его, когда Президент вручал недавно не только мне, но и ему за  «Светлану» очень высокую награду. Да и премию отвалили, не поскупились…
А Кривенко уже подвинул второй стул к роялю и сел рядом с Ксенией Павловной. Они играли Рахманинова в четыре руки.
-Девчонки, - прошептала Жанна, - у меня от такого исполнения мурашки по коже бегут. Боже мой, какое чудо слушать и видеть это.
-К тому же, они - любители, - восклицала Оля, - я первый раз вижу Владислава Васильевича за роялем. Какой молодец. Игорь осторожно помог ему освободиться от пиджака, повесив его  на спинку стула.
Все  зааплодировали.
А Лавров продолжал развивать начатую мысль, – какая была бы великолепная пара, и возраст подходящий, - Ксения моложе  года на четыре.
-Ну, господа, - поднял тяжеловесное тело  Игорь Ланской, - если мы сейчас не наполним бокалы  и не выпьем за этот музыкальный дуэт, - и он чуть было не крикнул «Горько» вместо «Браво»… Лавров  рассмеялся. А потом подошел к Ксении, взял  под руку и шепнул:
-Мужик пропадает, учти…
Ксения Павловна, как бы не слушая его, взяла свой бокал и, улыбаясь, дотронулась до бокала Кривенко, - я давно не испытывала такого удовольствия.
Сергей внимательно следил из дверей лоджии за происходящим в гостиной. Он наклонился к Юре и сказал:
-Иногда иду по городу, сколько встречается на улицах праздно слоняющихся, широкомордых, тупых, ничего не выражающих бритоголовых физиономий. Откуда они? И наслаждаюсь, когда вижу такую публику. Он затянулся сигаретой: - не-е-е-т, Юра, -  произнес он, - Россия поднимется и станет не только сильной, но и просвещенной, интеллектуальной, как никогда, благодаря вот этим людям в обществе которых, имеем честь находиться. Он это сказал  без всякого пафоса. Юра почувствовал, что Сергею на самом деле приятно находиться  среди этих людей.
Юлька посмотрела на Сережу:
-Обратите внимание, как изменился наш Серега, - произнесла она. Он научился пить и не хмелеть.
-Журналисту это необходимо, как и разведчику,- подытожила Юлькины заключения Оля.
Она подошла к Лаврову, сидящему за столом рядом с Кривенко и Ксенией,  и вполголоса сказала:
-Папочка, какой у тебя сыночек спокойный. Я зашла,  посмотрела, - дрыхнет, без задних ног. Это он  в тебя такой выдержанный, - и рассмеялась. Ей, в самом деле, хотелось смеяться, петь, всех целовать. Она была счастлива, что стала молодой мамой.
                *  *  *
Лаврова пригласили в Правительство.  Он поднялся на лифте на пятый этаж.
Возле двери заместителя Премьера, курирующего оборонный комплекс, в ожидании приглашения, в широком длинном холле стояли люди. Многих он знал. Известные конструктора, директора оборонных предприятий.
Еще вечером Оля, вопреки его желанию, настояла надеть заслуженную на-граду, звезду Героя России, рядышком со звездой Героя Соцтруда.
-Можешь не прикалывать всю планку, - говорила она, - а звездочку одень не-пременно. И он сдался, приколол. И вот на него смотрят, – он один из не многих,  кто  удостоился этой высокой награды.
Лавров предчувствовал, – разговор будет сложный. Он знал, среди присутст-вующих есть руководители, дела у которых, их положение, как говорили в старые времена, «хуже губернаторского». Конструкторские коллективы крутились на холостом ходу. Отсутствовала принципиальная новизна решений. А именно этого ждут от НИИ и ОКБ. Как следствие, замораживались ассигнования. А затем специалисты начали расползаться, кто куда, - платить  нечем и не за что. Со стариками проще – отправили на заслуженный отдых. А что делать с моло-дежью?
Наконец помощник пригласил в кабинет.
Стоя за столом, хозяин кабинета приглашал гостей рассаживаться.
Обращаясь к Лаврову, сказал:
-Константин Иванович, садитесь поближе.
После оценки работы  отрасли сделали небольшой перерыв, во время которого заместитель председателя Правительства подошел к окну, возле которого стоял Лавров, и прямо выложил:
-Мы вам пристегиваем одну фирму. Кого? Вы догадываетесь. Они сегодня в «именинниках», на этом совещании. Так больше продолжаться не может. Руково-дство протухло. Больше пекутся о личном благополучии. Стали забывать свою принадлежность к порученному делу. К разговору подключился Министр:
-Мы понимаем, Константин Иванович, у тебя и без того вопросов по горло,  но надо спасать положение.
Лавров подумал, - какой ты плут,  Валерьян  Викентьевич, ведь недавно сиде-ли в твоем кабинете, потом на даче, говорили о многом. Ты и словом не обмолвился, что готовишь под меня эту мину. Побоялся. Знаю. Я бы тебе отпарировал, наотрез отказался бы. Спрятался за спину Белого дома.
В заключение заместитель Председателя объявил:
-Готовится Постановление Правительства о реорганизации некоторых  дислоцирующихся в Центре предприятий.  Пример, с ОКБ Константина Ивановича Лаврова, которому пристегиваем разваливающуюся фирму - первый, - но не последний.
Президент и Правительство настоятельно требуют оживить работу в отрасли. Все присутствующие могут быть свободны, - объявил в заключение зам. Премьера и попросил задержаться Министра, Лаврова и Генерального директора предприятия, который должен сдать свои «верительные грамоты»…               
                *   *   *
В середине дня Лавров проводил совещание со своим командным составом.
-Это же какой груз, - взявшись за голову, произнес Гроссман, -на такое только вы способны, - кипятился он. Для вас словно в жизни не существует предела. И, разведя руками, закончил: - но ведь есть предел человеческим  возможностям.
Лавров слушал реплику Гроссмана с улыбкой. Он понимал, что и для него все ясно, как божий день. С Правительством спорить, дороже обойдется.  Но его неуёмный, пекущийся о работе  не на словах, а на деле национальный характер, не мог безучастно отнестись к тому, что взваливается на плечи Лаврова, в первую очередь.
-Начинается новая строка в биографии нашего предприятия, - сказал Лавров, - я прошу без паники воспринять сказанное. Нам отведено достаточно времени и средств, чтобы справиться  и  с этим крутым поворотом в нашей судьбе.
Оставшись в кабинете с Кривенко  и Гроссманом, он видел, как тот, закурив, делал вид, что   возмущается, зная  - вопрос  решён  и нечего крыльями размахивать.
-На кой черт нам это сдалось? Дела на фирме идут успешно. Люди довольны. Странная все-таки у нас в стране логика – кто везет больше, на того и наваливают.
-Ну, хоть перестали  материть, - отшучивался Лавров. А то ведь как бывало завернут, – извозчики бы позавидовали, - на четыре, а то на пять коленцев.
-Удивляюсь я вам, у меня слов нет,- покидая вместе с Кривенко кабинет, кипя-тился Гроссман.
Лавров вышел из-за стола. Походил по кабинету, обдумывая содержание приказа о реорганизации ОКБ. Подошел к окну. Ровной шеренгой вдоль аллеи выстроились голубые ели. Красавицы.
-Дело рук Зарецкого. Лева все успевал. Он был во всех делах, одержим, впрочем, как и он сам.
         Как мне не хватает его. Эта ниша надолго останется пустой.
Его раздумья прервал телефонный звонок. Оля интересовалась поездкой в Правительство. Потом сказала, что маленький Владик, не переставая, лопочет: - папа, папа. А главное, что я тебе сообщаю, - звонила Маша,  она через неделю прилетает к нам, в Москву…                к о н е ц