Deus, ex-mashina. Глава 1. 2 Эйден

И мне хочется верить,
Что это - не так,
Что сжигать корабли
Скоро выйдет из моды...

В.С. Высоцкий "Я, конечно, вернусь"


Остров Тейгель одинаково почитался обеими расами Ойкумены. Еще бы! Ведь здесь, в окружении восьми крупных светил билось сердце Храма – древняя машина. Тайну машин знали не многие – не более 32 и не менее 16 жрецов Храма. Полностью посвящены были только двое – Учитель и Ученик. Более прочих был осведомлен и Акушер.
«Странно, что в нашем мире, где на четырех женщин приходится один мужчина, в каждом из четырех храмов Ойкумены живут целых три монаха…» — рассеяно думала Элиандрия, глядя на приближающегося незнакомца. Мужчина был метисом – белая кожа атланта и темные волосы титана; с его лица можно было писать иконы, столь чистым и светлым было оно… беда в том, что милосердный Акушер ежедневно убивал трех-четырех младенцев с явными генетическими уродствами.
Увы, именно это горе и привело Элиандрию в Храм, бывший последней ступенью ведущей или в Тейглинскую бездну, или…

Маленькая Эйден совсем не чувствовала трагичности момента – ее головка, покрытая белым ежиком первых волос, лежала на предплечье матери, прозрачно-голубые глазки светились изнутри, как светятся только глаза младенцев. Она уже начала улыбаться, она поднимала головку, но тут на семью Алиандера обрушился злой рок – на месте родничка девочки появилась опухоль. Конечно, жрецу не оставалось ничего, кроме как направить Элиандрию на Тейгель.
«Вырождение грозит нам с момента разделения мира, — вещал жрец. — Как, — наши предки сперва не обращали внимания на это – и жестоко поплатились. Одно за другим племена атлантов стали деградировать. Так появились проклятые титаны, фанатично желающие истребить своих прародителей…»
Так что участь Эйден была незавидной – ей предстояло получить смертельную инъекцию в храме, после чего ее маленькое тельце поглотит Бездна. Но одна надежда у Элиандрии все-таки оставалась.
— Положите ее на стол и распеленайте, — велел Акушер, натягивая на лицо маску. Это была настоящая маска, подобная тем, которые лицедеи надевают, когда позорят народу чей-то опус. Сейчас она демонстрировала полнейшее равнодушие, но после того, как акушер осмотрит бедного ребенка, уголки ее губ опустятся, и это будет приговором.
Акушер, стал водить над телом девочки руками, одетыми в перчатки. Эйден заулыбалась — действия жреца казались ей забавными, а Эландрия почувствовала, как по ее щекам теплыми потоками заструились слезы. Она больше не могла сдержаться, но и слабость проявить не имела права, потому плакала молча, не издавая ни звука.
Проклятые слезы не позволили ей сразу увидеть, как Акушер выпрямился и его маска стала меняться… а когда она все-таки увидела, то долго не могла поверить своим глазам – маска Акушера улыбнулась
А значит, Эйден будет жить.

Прошло десять лет. Десять лет разлуки. Эландрия не видела дочь и даже не знала, что с ней. Алиандер получил концессию на разработку недр нового острова, и их семейный когг отправился в дальне земли. Да если бы даже они оставались на прежнем месте – никто бы не пустил Эландрию к дочери.
За десять лет многое изменилось. Рана на душе зарубцевалась. У нее с Алиандером родилась вполне здоровая девочка Айна. Сейчас Айне было пять; ее белокурая головка вертелась во все стороны, она то и дело терзала мать расспросами. А Эландрия гадала, узнает ли Эйден при встрече.
Узнала, как ни странно. Сердце сразу защемило, когда девочка в серебристой куртке, юбке до щиколоток и металлической феске вышла и заняла положенное место в строю одиннадцатилетних.
Эйден проходила обряд, после которого будет допущена к обучению «высокомудрому ремеслу, вид которого выберет Оракул». По крайней мере, так объяснил Эландрии сильно постаревший Как. Девочке предстоит стать весталкой Учителей-Пророков, даровавших миру Знание – Ньютона, Эвклида, Теслы или Менделеева. Один из Пророков зажжет на девочке знак, и с тех пор она станет служить Высокомудрому Знанию – точней, пока учиться. Еще пять лет.
Началось мучительно долгое таинство. Послушниц обходили пожилые весталки, некоторые из которых были сильно искалечены. Учитель, Ученик и Акушер молились вокруг крестообразного Знамени Творца. Вскоре на сцену, пыхтя клубами пара, выехал нарочито-грубый агрегат, который вез странную штуку, похожую на вывернутый наизнанку механизм счетно-решающего аппарата. У прибора имелась лапа-манипулятор; многочисленные колесики, маятники, пружины и валы пребывали в постоянном движении. Между этими валами находилась странная конструкция, напоминавшая крест без верхнего конца с висящей над ним короной.
Благообразный Акушер-мулат снял с Учителя балахон черный с красным отливом. Под балахоном мужчина был наг, как младенец; его кожа была синевато-бледной, словно Учителю было очень холодно. У Учителя, как и у других Жрецов Храма были правильные черты лица; холодные серо-стальные глаза смотрели каким-то колючим взглядом. Ученик взял Учителя под руку, и повел вдоль ряда девушек, каждая из которых целовала его протянутую руку; Учитель шел медленно, словно с неохотой, равнодушно взирая на своих послушниц. Затем Ученик подвел Учителя к нелепому агрегату и поставил на платформу перед Т-образной конструкцией лицом к ней. Извечные сумерки Ойкумены сгустились, явственне проступили на стенах багровые тени.
И Ученик нажал на рычаг.
Тело Учителя напряглось, тишина зазвенела, словно наэлектризованная. На ладонях Учителя вспухли раны, из которых выглянули острия. Кровь потекла по платформе – такие же лезвия пронзили подошвы жреца. А затем по конструкции заструились молнии, и где-то вдалеке зазвучал гимн в честь Учителей-Пророков, и чела Учителя, пропарывая кожу, коснулась корона …
Ученицы стали подходить к помосту, одна за другой, по алфавиту. С первой Тав и до последней Алеф. Механический манипулятор опускался на предплечье каждой, оставляя ожог; форма отметины говорила о том, кому из пророков будет служить весталка.
Уже на Каф стало видно, что Учитель держится из последних сил. Он молчал, но его спина дрожала, по ней тек кровавый пот. Потому и манипулятор двигался неуверенно, чем дальше, тем медленнее. Эландрия безпокоилась: Эйден была самой последней в очереди. Если учитель умрет раньше – нераспределенных весталок ждет неведомая, но наверняка страшная судьба.
Но очередь до Эйден все же дошла; Манипулятор медленно опускался, вздрагивая и раскачиваясь. Эландрия сама не заметила, как впилась побелевшими пальцами в подлокотники кресла, на котором сидела; наконец, манипулятор опустился, но не успела Эйден продемонстрировать Знак гостям и жрецам, как Учитель забился в предсмертных конвульсиях; его вырвало кровью прямо под ноги девочки. Ученик поспешил поднять рычаг, но было поздно – Учитель отдал душу Творцу раньше, чем его тело легло на руки Ученика.

Такое бывало – не каждый год, конечно. Раз в десять-двадцать лет Ученик сменял Учителя; для Эйден произошедшее ничего в жизни не меняло. На запястии девочки краснел похожий на косматое солнышко знак Пророка Тесла.
Учебы стало куда больше. Занятия, на которых заставляли запоминать огромные массивы данных и решать в уме сложнейшие уравнения перемежались с тренировками – вестибюлярный аппарат и нервная система весталки Теслы должна была реагировать на малейшее изменение гравитационных и магнитных полей, ведь именно эта чувствительность – вкупе с памятью и быстротой расчетов – позволяла аэрогаторам* управлять столь сложными конструкциями, как крейсера.
Но легко не было никому – ни весталкам Ньютона, для которых корабль должен был стать продолжением их плоти, чтобы они могли чувствовать малейший сбой механизмов; ни весталкам Менделеева, чувства которых постоянно воспринимали все, происходящее на корабле – звуки, запахи, вибрации, даже оттенки вкуса могли многое поведать о состоянии элементов корабля. Наконец, весталки Эвклида жили в мире чисел и форм, развивая в себе какое-то особое пространственное зрение и способность быстро обрабатывать самые различные данные и информацию. Работать юноши и девушки учились поодиночке и в группах, обмениваться информацией без слов – взглядом, выражением лица, движением, быстро забирая на себя чужие функции…
К семнадцати годам этого ада девочка превратилась в на удивление привлекательную молодую девушку, подчеркнуто-атлантической внешности: белые волосы мягкими волнами касались покатых плечей, зеленые глаза ярко светились на бледном лице с чертами мраморной статуи… Впрочем, чувственные губки порождали нескромные мысли у любого, в ком еще не погас огонь страсти, но аристократическое поведение Эйден и ее отрешенность от всего, что не имело отношения к аэрогации быстро заставляли подобные мысли выветриться. А какие чувства жили в душе девушки, было известно только ей.
Друзей у нее не было. Впрочем, посвященные, как правило, были индивидуалистами и интровертами. Должность аэрогатора, как правило, не предполагает навыков работы в коллективе. Внешне Эйден совсем не тяготилась отсутствием близких, она была всегда тихой, спокойной и незаметной. Когда ей исполнилось семнадцать, Империя и Союз жили в мире, и стычек практически не было, так что новые корабли почти не строились, формально – ради соблюдения мирного договора, фактически – из-за того, что обе державы были обескровлены войной.
Группа Эйден откровенно приуныла. Не помогла даже новая форма с золотыми эполетами и аксельбантами, с треуголками, украшенными галуном. Когда распределение началось, худшие надежды оправдались – самых лучших аэроигаторов разобрали старатели с гражданских крейсеров…
Эйден училась хорошо, но предлагать себя совсем не умела, потому скромно стояла в углу помоста Выбора. На нее просто не обращали внимания (чему она была даже рада). Но, если уж судьба обратила на тебя взор, прячься — не прячься, ничего не изменишь…

Звякнул колокольчик, и из перфоратора полезла лента, испещренная замысловатыми знаками. Эйден не обратила ни малейшего внимания на этот факт, вся поглощенная собственными переживаниями и страхом. А зря – депеша гидроповторителя говорила как раз о ней.
— Весталка Пророка Тесла Эйден! – провозгласил новый Ученик.
— По воле Творца здесь!
— Ваше назначение, — Ученик подошел к Эйден и, поклонившись, протянул ей депешу.
Сердце девушки пело. Еще бы! Только что она ступила на стезю служения Высокомудрому Знанию. Теперь лишь перед Учителем, Акушером и своим капитаном будет она склонять голову – а остальные при встрече обязаны кланяться ей. Не то, чтобы Эйден была тщеславна, но удовольствие при всей своей эгоистичности было огромным. А в ее жизни удовольствий почти не случалось – если не считать скольжения между гравитационными потоками.
Теперь это станет для нее обыденным, но Эйден была уверена, что это чувство, чувство мира вокруг, не оставит ее никогда.
Ее дрожащие пальцы не сразу развернули депешу. «Пусть хоть каботажная пинаса… — думала девушка. — Хоть буксир! Главное – теперь у меня есть небо!»
Текст депеши заставил Эйден еще раз задохнуться от радости. Правда, вместо обычного флотского распоряжения там было всего несколько слов:
«Народный Тяжелый Фрегат «Приговор Судьбы», остров Тантала Малого».
Едва дождавшись окончания церемонии, Эйден помчалась собирать вещи. Она была настолько углублена в свои переживания, что даже не заметила, с какой опаской глядели на нее жрецы и жрицы, не слышала, о чем они переговаривались. А послушать было что…

Было очень приятно стоять вот так на палубе пинасы, держась руками за влажные от вечных туманов поручни и тихо слушать течения. Чувствовать, как пробегают вдоль позвоночника теплые волны притяжения ядра, как гладят тело поля близлежащих островов… чувствовать другие корабли, других аэрогаторов…
Едва подавив в себе желание отстранить капитана пинасы, старушку возрастом далеко за сотню, и взять бразды правления в свои руки, Эйден развлекалась тем, что пыталась отыскать среди судов «Приговор Судьбы». Однако, ничего и близко похожего на тяжелый фрегат по близости не наблюдалось. В сердце Эйден стала закрадываться тревога, усилившаяся, когда она разглядела поверхность Тантала Малого.
На острове вообще не было порта, лишь две причальные мачты, столь хрупкие, что тяжелый фрегат попросту раздавил бы их.
Когда пинаса причалила к одной из мачт, Эйден быстро спустилась на пирс и спросила о фрегате у охранника причальной мачты. Тот ответил, что о таких крейсерах здесь уже года два не слыхали, с тех пор, как возле острова два флота расстреляли Еретика. Эйден слушать старые басни было недосуг, потому она уныло побрела в сторону ближайшей тертулии с твердым намереньем понять, что произошло, и полным незнанием того, как это сделать.
Однако до тертулии она не дошла. Возле порта ее взгляд невольно обратился к неистово мигающему табло прибытия – невозможно большому для такого захолустья.
На табло то вспыхивала, то гасла надпись.
«Пресветлая весталка, прошу Вас, не медля ни минуты, прибыть на борт. Фрегат находится к востоку от селения, за похожей на срезанный сверху цилиндр сопкой, которую Вы могли видеть с борта пинасы. Волей Творца Ваш капитан Язон Кронид.»

Едва выйдя за околицу, Эйден чуть не согнулась пополам боли. Корабль был здесь, и, как всякая весталка, Эйден чувствовала его состояние. Если бы на ее месте оказалась жрица Эвклида, ее бы пронзила мигрень; жрица Ньютона, возможно, закричала бы от боли в руках и ногах; а жрицу Менделеева просто вырвало бы. Корабль был болен… ранен… корабль был поврежден.
— Причем серьезно, — заметила Эйден сквозь сцепленные зубы, не обращая внимания на то, что говорит вслух, — люди с таким не живут.
Теперь она знала, куда идти, и вскоре набрела на просеку, явно проделанную упавшим кораблем. Некогда гордый красавец лежал на боку, весь в лоскутьях обшивки, с торчащими из боков сплющенными балками, свисающими отовсюду канатами и шлангами. Корабль мог показаться мертвым. Но он был жив, и на борту был капитан.
— Приветствую тебя, пресветлая! Прости, что не могу тебя встретить. Меня зовут Язон Кронид. А эта руина – Народный Тяжелый Фрегат «Приговор Судьбы».
___________________
* Аэрогатор(сокр. от аэронавигатор) — специалист по управлению воздушными судами (дирижаблями) Ойкумены
Аэрогация — процесс управления воздушным судном.