***

                Море
                (Описание)

Море широко и глубоко; конца морю не видно. В море солнце встает и в море садится. Дна моря никто не достал и не знает. Когда ветра нет, море сине и гладко; когда подует ветер, море всколыхается и станет неровное. Подымутся по морю волны; одна волна догоняет другую; они сходятся, сталкиваются, и с них брызжет белая пена. Тогда корабли волнами кидает как щепки. Кто на море не бывал, тот Богу не маливался.

                Л. Н. Толстой

Деревенские мысли
Всё бы здесь ничего, когда б не так сукасто и смолисто.



                ***
…Это ж лиходей такой! Что ты, чертям уши пообкусывает!
                ***
- Знаешь, когда кошка становится взрослой? Когда перестаёт играть с собственным хвостом.


К статье «Во что верил Гоголь…» В Астафьева
«Москва» №4 1989 г.

Ничего случайного не бывает на свете, и если мы, страдая энурезом мысли, тщимся укреплять разум свой для благих дел, а Господь почему либо лишает нас плода наших стараний, то не пора ли и в этом увидеть спасение. Незрелый разум – творец бед и страданий земных, а Всевышний – защитник, заботливый радетель, уводящий чад своих от весёлых, но опасных увлечений.
                2. 05. 2004 года





   Каждой весной удивляемся мы,
   Глядя, как лист прорастает уверенно;
   …Солнце над ними, а в холоде тьмы
   Вечные корни родимого дерева.

«В начале сотворил Бог небо и землю.
Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою».
Всякий раз, открывая Библию, смущаюсь разумом от невольного вопроса: а кто же воду, воду-то кто сотворил? И сам собой из логики вещей возникает единственно возможный ответ: вода была всегда, прежде всех век, и была она основой зарожденья мира Божия. Не она ли и есть воплощение Духа Святого? Не потому ли и крестят ею, «ибо так надлежит исполнить всякую правду», как сказал Спаситель.



                *   *   *
«По отношению к абракадабре языка, придуманного профессурой ради безопасности своего проживания в комфорте примитивной мысли и притуплённого чувства, поэт всегда в эмиграции».

                В. Набоков
                (Из частного письма. «Октябрь» 2004 г.)

                *   *   *   
               
«Господи! – говорит Господь Господу, - как же мне их спасать, если они и головы-то не поднимут, лица своего ко мне не повернут!? А в мыслях, в мыслях-то, что у них творится, прости меня, Господи! Я тут намедни попытался с одним чудаком разобраться, побеседовал маленько. И что ж Ты, Господи, думаешь? Таких соплей на локоть намотал, что думал, – не отмоюсь! И это всё в голове только у одного, на первый взгляд нормального человека!.. А ты говоришь: «По образу и подобию…». Ну, и где тот образ? Где подобие?»


                *  *  *
Не мною придумано: даже самая пустяшная вещь имеет свою бесконечную сущность, связанную в единую цепь с продолжением её на всю вселенную. Не так ли и ты, Русь?.. Не устаю удивляться, как в одном народе могут уживаться столько противоречий! Да и не мудрено: мало ли их живёт в одном человеке, тем более, что человек этот – я сам. 

                *  *  *
Слушаешь иного «творца», и невольно думаешь, что похож он чем-то на клоуна в цирке: чем дальше на жопе проскачет, тем ближе к гениальности.

                *  *  *
…И человек, явившийся на Землю по воле Божьей, долго и счастливо скользит по планете, словно капля дождя, стремящаяся за время полёта познать себя; он летит, гонимый этой мечтой, забывая о том, что он, – всего лишь капля, падающая из облака в океан. Но за время полёта в капле той отразится целая планета. А человек!?. Сколько в нё-ом!.. Не вся ли вселенная? И это всё из хаоса в хаос? Побойтесь Бога! И даже те, кто не верит в Него, если не лишены разума, то хотя бы единожды должны были задуматься: как безрассудная стихия из мертвой материи творит живой разум? А те силы, что движут планетами, звёздными системами, галактиками, в конце концов, – откуда они, куда и как?.. И ещё: как бы ни упирались «те, кто…», как бы ни возражали они, указуя на предметы материального мира, но не возможно опровергнуть те незримые реальности, благодаря которым и вершится всё сущее. Только присутствием Духа Святого можно объяснить всё происходящее; без него же всё теряет смысл и силу, и даже зло без него – бессильно. Какие ещё нужны слова? Кто хочет быть вне – вне и останется. Иному же и так всё понятно, ибо сказано: каждому по вере его.
               

                *   *    *
Каждая вещь, выходящая из рук мастера, должна быть как первая любовь, доведенная до брачной ночи, когда, выстрадав, испытав все приёмы и способы в поисках взаимности, измучив её и измучившись сам, но, наконец, получив всё, что только можно было ожидать, ты выдохнешь в истомном  изнеможении: «Всё! Я кончил! Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын!..»
Только так, в любви и страсти, рождается всё гениальное… И даже дети. 

                *   *   *
                (командир)

Как часто и бывает, – мероприятие сие задумывалось за полгода, а то и раньше.
Осенью сидели у меня в лаборатории…
Зябким осенним вечером, когда на дворе моросит холодный дождь, а стылый ветер настырно побрякивает жестью подоконника, как-то особенно уютно сидеть своей компанией в тихом месте рядом с батареей парового отопления, попивать водочку с кое-какой закуской и получать удивительное удовольствие от переглядов и плечных похлопываний, от пустого трёпа и дружеских иронических приколов, кажущихся особенно остроумными и уместными после нескольких пропущенных стопарей. За пустяшным хмельным разговором легче забывать и утрату минувшего лета, и тоскливую слякоть печальной осени, и бесплодность проходящей жизни… И даже грядущая зима в эти отрадные часы не кажется такой уж люто протяжной и постылой. А если вдруг среди избитых тем «о Шиллере, о славе, о любви» кто-нибудь из «просвещенных» неожиданно ни к селу, ни к городу прочтет «с выражением» нечто забытое из классики, например:

Как ни бесилося злоречье,
Как ни трудилося над ней,
Но этих глаз чистосердечье –
Оно всех демонов сильней

Всё в ней так искренне, так мило,
Так все движенья хороши;
Ничто лазури не смутило
Её безоблачной души.

К ней и пылинка не пристала
От глупых сплетней, злых речей;
И даже клевета не смяла
Воздушный шелк её кудрей.

И тогда и вовсе повеет весной. А компания притихнет на миг, словно здесь, в эту минуту, среди весёлого стола нежданно явилось нечто сказочное, невиданное, непостижимое разумом веселым и хмельным. И только кто-нибудь, хранящий бережно остатки трезвого ума и прозаичной сущности своей, тот, что из вездесущей породы шершавых нутром людей, всегда и везде на всякий случай наступающих на горящее сердце Данко, изречет вдруг серьёзным тоном, обращаясь к чтецу:
- А вот это вот – к чему?
И задумчивый лирик смущенно потупясь оправдается:
- Так, ни к чему. Накатило что-то вдруг…
И в эту минуту, сглаживая ситуацию, зазвонит телефон. Я, на правах хозяина, сниму трубку. Компания воззрит вопросительно: кто? А когда я, зажимая рукой микрофон, отвечу, то все вперебой кинутся выхватывать телефонную трубку и зазывать звонящего сюда, к нам, «до кучи», громко крича при этом и не принимая никаких отказов и объяснений. Когда же звонивший в скором времени возникнет в дверях, его встретит дружное разноголосье:
- О-о-о!!! Какие люди!!
А тот, кто пришел, ответит какой-нибудь глупостью, вроде:
- Всё те же, и стаканы!
А в ответ:
- Всё тот же, и с бутылкой!
Бутылка пристраивается на столе. Компания теснится, давая место «пришельцу». Вечер продолжается. По общему негласному соглашению проходит он без жестоких страстей, без искрометной любви, без жгучей ревности, без высокого полёта чувств и мыслей, но с тихим и упорным, хотя и унылым порой весельем.
А за окном догорает осенний вечер, и багряные тучи – предвестники ветра – всё шире расползаются на приплюснутом стужей небосводе, делаясь тускней, сумрачней и кровавей. Желтая береза за окном постепенно становится черной, и только единственный лист с неё, приклеенный к стеклу порывом ветра, печально заглядывает в комнату ярким кошачьим глазом.
Кажется, в один из таких вечеров и предложил Лёха повернуть летнюю курсантскую практику с матушки Волги, где до сих пор проходила она ежегодно, на наше родимое Баренцево море. Тогда же, кстати, из Архангельска по железной дороге пришли в мореходку и те самые парусно-моторные боты с повышенной, как оказалось на деле, мореходностью. Заманил, забаюкал уговорами Лёха, неизлечимый морской романтик. И так-то уж старательно и красочно живописал он дикую, заброшенную красоту Мурманского берега, так ярко и убедительно рассказывал о забытых, давно покинутых рыбацких избах и становищах на нём, что картины те живо возникали в моём воображении, а душа уже тянулась к ним, далёким, многими годами никем не посещаемым берегам.
   ...И вот уже больше двадцати лет минуло, и от тех вечеров, от тех походов, и от друзей многих остались только воспоминания... Больше десяти лет нет Лёхи, непревзойденного моремана с которым пройдена не одна сотня миль по суровым северным морям... Нет замечательного писателя писателя и друга Николая... Толя уехал в теплые края и я всё никак не соберусь съездить к нему в гости... И так одиноко, печально порой от неибежности невозвратного... "Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены..."
Сердце ещё бодрится, ещё тянется к воспоминаниям «о боях и походах», но душа уже стремится к тишине и покою, к вечности, к Храму…


                ***
Как-то с женой в родных В. Луках с полчаса на дороге голосовали, чтобы машину поймать. Надо было с барахлишком до вокзала добраться срочно. Уже отчаялись, было, но тут один тормознул. Едем. Спрашиваю у мужика: чего это, дескать, до ваших водил не домахаться, деньги не нужны, что ли? Да деньги, говорит, может и нужны, но, ты знаешь, тут, наверно, национальная скобская гордость. Свои на автобусах ездят или такси из дома заказывают, а чужаки… да пошли вы, господа, к едрене фене с вашими и деньгами. И он весело захохотал, постукивая ладонями по кожаной баранке.


                *   *   *
В нынешнее время жрать лекарства, которые рекламируют, и ждать от них пользы, это то же самое, что искать целебную травку на лугу, на котором она не растёт. Скоси весь луг и жуй всё подряд, как корова, авось повезёт.

                *   *   *

                Валентин Распутин
                На Афоне
                (отрывки)


Афон, случается, называют островом – должно быть, из-за труднодоступности его по горным тропам из греческой Фракии, откуда длинным трезубцем уходят в Эгейское море вытянутые гористые отросты. Один из них, восточный, и есть Афон, тысячелетнее царство двадцати православных монастырей.
Первые русские иноки поселились на Афоне в глубокой древности, возможно, ещё до принятия христианства князем Владимиром. Выбор веры с направленными в разные стороны послами – это только легенда, должная украсить сам акт крещения: задолго до того стала христианкой княгиня Ольга, бабушка Владимира Святославовича, христианская община в Киеве см каждым годом разрасталась, по преданию в своем апостольском служении Андрей Первозванный доходил до онежских вод и новгородских земель. Тесные связи с Царьградом не могли не убеждать, что под размер плавкой русской души ничто другое и подойти не может, кроме «радостной», уносящей на небеса, византийской веры. И делом Владимира Святославовича было закрепить своей великокняжеской волей этот зов восприимчивости и придать ему окончательный характер. Сомнений в том, что эта вера и есть своя, родная, к тому времени, я думаю, не оставалось, и Новгород бунтовал не потому, что предпочитал мусульманскую или иудейскую, а потому, что глубоко врос в свою старую, языческую.
Историю русского иночества на Афоне обычно начинают с 1169 года, когда актом Верховного управления Афонской Горой русским, обитавшим в скиту Ксилургу, был передан во владение небольшой захудавший монастырек «Фессалоникийца». При этом подразумевается, что русских в Ксилургу было немного и пребывание их там длилось недолго.
 


Каждый бы день по страничке дневника переписывать сюда…

30. 05. 05г. 1ч. 19мин.
Среди других – молодой смоленский писатель О. Ермаков. Да какой он, на хрен, молодой – сорок пять уже! Пишет себе и пишет. Пусть пишет. И его ли это проблемы, если в начале своего творчества (первые его вещи – «Знак зверя» и «Транссибирская пастораль») нравились мне. Но потом как-то перестал я понимать его ажурные, изящные и загадочные в своей изощренной ажурности плетения. Сначала читал, с трудом продираясь в смысл (чувство и душа из его романов пропала куда-то), а потом и читать перестал; так, гляну страницы три-четыре, - опять те же кружева, и – в сторону. Что ж ты, рожок смоленский, - хочется сказать ему. А что бы он ответил? Не зна-аю. Мне кажется, – ответил бы он так: «А что? Пишу. Печатают. Кому-то нравится. Всем не угодишь».
(В наше – то время и такую ли похабень печатают…) – это уже я. А моя белле-тристика – чем хуже? – (это уже он). Вот и поговорили.
Пиши…




17. 07. 05 г.   …Кажется, что летние дни в наше время могут быть только контрастными: дождь – солнце, жара – холод. Не знаю, почему так прочно живет это представление (не люблю слово «ощущение», всё время хочется сказать «осьсюсьсение»). Так вот – среди затяжных дождей, которые случаются теперь почему-то очень часто, иль среди долгой жары, начинающей не просто утомлять, но и досаждать серьёзно частыми лесными пожарами (особенно в торфяниках), выдаётся вот такой вот тихий и спокойный, серенький денек, как, например, сегодня. Именно в такие дни душе приходит благодать. При ясной, солнечной погоде гложет какое-то беспокойство (особенно с утра); кажется, что куда-то опаздываешь, не успеваешь сделать что-то важное, что давно пора было сделать, а ты всё откладывал, откладывал… Тут же, не надолго задумавшись, сам пытаюсь найти ответ на вопрос этот – почему? Видимо многовековые крестьянские (христианские?) гены не дают забыть, напоминают ежечасно: летний день год кормит! И гудят эти гены, и зудят, как врожденная чесотка: вставай, дескать, беги! Куда бежать-то, зачем? А как та бабка говорила: «Куды ль, ни куды, а бечь надо!»
В дождь, стоит ему чуть-чуть не по-летнему затянуться, как тут же тоска подкрадывается, скука и уныние от невозможности перемещаться в обозримом пространстве. Оно, вроде бы и не надо никуда, а только когда нельзя (по причине мокрети и слякоти деревенской), то, как назло, куда-то непременно нужно.
Ну, а в серый денек, такой, как сегодня, когда и дождя вроде бы не предвидится, и жары нет, она растворилась в лёгких перьях облаков и лохматых, полупрозрачных тучках, будто бы застывших в трепетном безветрии, в такой благостный день хочется… да ничего как раз и не хочется, а только бы сидеть, смотреть в окно, слушать хорошую тихую музыку, думать о чем-нибудь вечном, несуетном, добром или просто бродить по травянистым тропинкам, глядя, как мечутся из-под ног кузнечики, слушать перекличку птиц… Жаль только – лето коротко. Да и вообще как-то всё… Год за годом кружится – время идёт.

Как объяснить словами вещи, не имеющие словесного выражения? Что делать? А ответ прост: надо любить то, о чем хочешь говорить, того, кому хочешь говорить и даже то, о чем всё равно придётся молчать.
Мы с трудом, не во всякий день нашей жизни осознаём, что живём пока ещё в скорлупе первобытного, не рождённого мира. Но вместе с тем чувствуем, а пророки знают наверняка, что скорлупа скоро лопнет, и свет иного мира озарит наши души, наполнит его другим воздухом и смыслом.

 

Пейте, дети, молоко – будете здоровы!
Не забудьте, что растёт вымя из коровы.
Как ни дёргайте быка –
Не дождётесь молока…

Желая наказать грешника, Господь лишает его разума; лишённых же разума Он опять берет под свой пригляд. 



Только то, до чего догадаешься сам, остается с тобою навеки.



                ***
 

И всё бы хорошо, но вечной, неразрешимой загадкой то и дело восстаёт из праха вопрос об авторстве вселенной, этой прекрасной и мудрой штуковины, которая вмещает в себя всё от былинки и букашки, ползущей по стеблю этой самой былинки, до мириада звёзд и галактик, неподвластных даже самому могучему разуму человеческому. И посреди бесконечно огромного и неразличимо малого стоит в недоуменной очарованности Человек. Он стоит летя и, одновременно, летит стоя, летит вместе со всей вселенной, летит среди непостижимых звёзд и планет, летит в пустоте и мраке, словно розовыми очкам прикрывшись земным ландшафтом, летит  по заданной кем-то траектории и орбите, летит к мечте неисполнимой и заманчивой, которой никогда нельзя достичь, как нельзя достичь бесконечно удаленного края вселенной. Человечество с высокомерной ученостью и настырным упрямством пытается постигнуть и объяснить этот мир, видимый материальный и невидимый эфирный, метафизический, как ещё его называют, пронизанный могучими полями связей, нитями света, хвостатыми остатками древних всплесков энергии, остатками тех процессов, от которых давным-давно не осталось никаких видимых следов, но они всё ещё живут неведомо в чем и неведомо где, всё еще мечутся в бесконечном мраке и холоде, успевая на пути своем вершить нечто неосязаемое нашими примитивными органами чувств, нечто невидимое, но глобальное.
И стоило подумать об этом, как тут же невольно возникла мысль: не могло сие быть хаосом, рождённым слепой стихией! Не могло! Слишком много красоты и гармонии в этой непостижимой картине. Да и сама мысль… Вот загадка из загадок: где, как, от чего могла зародится вселенная? А главное – зачем? Вопросы подобные не приносят покоя, но – вот что странно – не несут они и беспокойства из-за неразрешимости своей. Слишком правилен, велик и гармоничен мир нашего обитания, чтобы сомневаться в его надёжности и законности, что ли. Откуда эта уверенность? Не в том ли она, чему вершиной и основанием могучее и неистребимое понятие людское, выраженное простым словом – Бог.


                ***


08. 06. 03 г. Мы в этом мире, как зародыши в скорлупе. Скорлупа – вселенная. И души наши мечутся, стучатся в стенки того, что на Земле бы называлось небосводом, мечтают о свободе и вместе с тем боятся её. Разуму не дано постичь ни вечность, ни бесконечность, но рано или поздно всё это явится нам и постижение совершится, по-моему, так же просто, как просто узнали мы, взрослея, что такое Солнце, Небо, Воздух, в конце концов, который мы не видим, но без которого невозможно существовать. «Всему своё время» – рассуждаем мы, думая о вечности, и это так же странно, как и то, что возвращенное в землю зерно вместо погибели обретает новую жизнь. Но не так ли и мы, возвращаясь к создателю, становимся зародышами новых вселенных? И не это ли называем мы Воскресением?
 

                Кутулик
  Я приехал в Кутулик через два года после гибели А. Вампилова; встречался и общался со многими, кто знал его, но мне почему-то казалось тогда, что всё связанное с ним было очень давно, словно в какой-то другой жизни. Теперь, когда минуло тридцать лет уже и после моей жизни там, перечитывая его «Прогулки по Кутулику», возникает ещё более странное чувство: словно жил я в Кутулике чуть ли не на следующий день, после событий, рассказанных в его «Прогулках». А то вдруг и вовсе кажется, что там и тогда всё замерло во времени и пространстве, застыло стоп кадром в грустной и непреходящей неподвижности, и идём будто мы с Вампиловым по знакомым улицам посёлка одновременно, может быть только разделенные тенистой аллеей акаций. И если так, а оно и в самом деле, видимо, так, то время действительно – понятие относительное, а это значит, что в некой, неведомой нам системе координат, времени и вовсе не существует, а есть только повторяющаяся спираль событий, череда приходов м уходов, зим и вёсен… Если так, то почему же у нас смертных щемит сердце от неизбывной неповторимости тех повторов? Всё так же пылят в июне пухом тополя вдоль Московского тракта, в мае бурой пеленой налетают песчаные бури, заставляя прохожих прятаться в домах среди бела дня, закрываясь ставнями и завешиваясь плотными шторами. А на полях (если не заброшены они, как у нас в нечерноземье) кто-нибудь с тем же настырным усердием сажает тополёвыми черенками ветрозащитные полосы.
Хочется верить, что жива Сибирь, что безденежье, начинающееся за пределами московской кольцевой, не опрокинуло страну в одичание и первобытность феодальную. Хочется верить, хотя и делать это всё труднее.
Май 2005 г.


                ***


...Какая раскрепощенность! Какая свобода в движениях, жестах, словах! И всё это безотносительно к тому, кто перед ними – один человек или полный зал публики. И это без всякого напряжения собственной натуры, с той безусловной, казалось бы, врожденной естественностью, какая является только при наличии непременной, я бы даже сказал – хамской самоуверенности. И всё бы ничего, но что-то подозрительно порочное, что-то надменно презрительное к окружающим, обусловленное, быть может, утратой лучших частиц души, утратой нравственных корней личности присутствует в этой публичной уверенности в собственной непогрешимости, в несомненной правоте собственных поступков и поведения. Неприхотливый зритель и слушатель восхищён и повержен. Вот начало кратчайшего пути к далеко идущим целям.

            гороскоп               

1                4                7


2                5                8


3                6                9



Значение цифр
(1) – Энергия, данная при рождении.
(2) - Способность брать энергию от других.
(3) – Способность брать энергию из космоса.
(4) – Здоровье, полученное при рождении.
(5) – Любовь.
(6) – Интуиция.
(7) – Ангел-хранитель.
(8) – Судьба.
(9) – Интеллект.


Значение линий

1 – 3: Энергия, 4 – 6: Сила воли, 7 – 9: Творческие возможности,1 – 7: Властолюбие, 2 – 8: Лёгкость судьбы, 3 – 9: Умственные способности,
1 – 9: Успех, 3 – 7: Удачи.



Очень трудно договориться с теми, кому заранее и давно всё понятно и всё для них определено. И всё бы хорошо, но сказано кем-то мудро и кратко: зри в корень! А корень-то у всех един, и как ни пытайся его сокрыть, но, извините, начинали-то все мы с того невинно-ползункового возраста, когда звуки, слова и понятия едва лишь обретают свой исконный смысл в радужных туманах открытий каждого нового дня.

- Понимаешь, гармония, может быть, тем  и прекрасна, что она не имеет смысла… В любом деле, как в песне: чувствуешь – Ах!.. А словами объяснить нельзя. Ну, невозможно объяснить словами даже то, что имеет словесное выражение! Хотя бы вот это: «Роняет лес багряный свой убор, сребрит мороз увянувшее поле…». Вроде бы – что особенного, смысл простой, как воробей на ветке. А как звучит! И ведь не первый век уже звучит как самая дивная музыка.






В. Розанов

Раз я видел новое жнитво: не мужик, а рабочий сидел в чем-то, ни – телега, ни – другое что, её тянула пара лошадей; колымага колыхалась, и мужик в ней колыхался. А справа и слева от колымаги, как клешни, вскидывались кверху не то косы, не то грабли. И делали дело, не спорю, - за двенадцать девушек. Только девушки-то эти теперь сидели с молодцами за леском и финтили. И сколько им ни наработает рабочий с клешнями, они всё профинтят.
Выйдут замуж – и профинтят мужнее.
Муж, видя, что жена финтит, - завел себе на стороне «зазнобушку».
И повалилось хозяйство.
И повалилась деревня.
А когда деревни повалились – зачернел и город.
Потому что не стало головы, разума и Бога.
                1912 г.