Пуля

Даже страшно подумать, что будет лет через 100, ведь меня уже не будет, а значит, ни "до", ни "после" уже не имеют никакого значения, значит и вся история - это никому ненужный бред, а люди поэтому так часто жестоко и бессмысленно лгут друг другу...

Именно так думал я, когда решил уйти из мира в монастырь, просто мне неожиданно показалось, что именно там я смогу забыться в служении Богу и Церкви, чтобы не думать об этой бренной жизни вообще, и еще я подумал, что лучше верить в Бога, чем вообще ни во что не верить...

Отец Кирилл был против этого, хотя давно уже сам был положен в духовный сан, и мог бы понять меня, но он только сокрушенно покачал головой и сказал: Служить Церкви, это еще не значит, служить Богу, а ты, к сожалению, во всем сомневаешься...

Я действительно сильно засомневался в реальности, и вообще во всем, особенно после той страшной аварии, после которой у меня в черепе образовалась большая дырка, которую врач залепил специальной титановой пластинкой, чтобы защитить мой мозг, и поэтому, когда я дотрагиваюсь до нее, то по всей голове плывет сплошной гул, сопровождаемый странным лихородачным звоном, и может поэтому мне захотелось уйти в монастырь...

Автокатастрофа прочертила мне дорогу в будущее, то есть на тот свет, и, конечно, я и раньше знал, что я умру, но еще никогда Смерть не прикасалась ко мне и не дышала в лицо своим будоражащим холодом, и я еще никогда не испытывал такого дикого ужаса, будто вместе с моим черепом был вокруг меня поврежден весь мир...

В своих черных рясах монахи были похожи на ворон, а их угрюмые лица будто заранее хоронили весь мир, но более всего я почему-то испугался, что меня зароют здесь, в стенах монастыря навсегда, или что я здесь заживо сгнию от тоски и шума в голове, и я вернулся домой...

Врач сказал, что это чудо, что я еще думаю  могу ходить по земле, однако почему он так сказал, я не знаю, но его лицо мне почему-то показалось каким-то страшным, диким и свирепым, и от страха ять не наложил в штаны, и кажется, он сразу же заметил мой страх и выписал мне какое-то лекарство...

Придя в аптеку, я вдруг понял, что врач хочет меня отравить, чтобы забрать себе мою квартиру, поэтому в дверях аптеки я сразу же изорвал рецепт и отправился к Машке, которая все еще продолжала меня любить, надеясь на мое выздоровление, и  только одной ей я все еще безоглядно верил...

И все же придя к ней, в мою душу закралось ужасное подозрение, что с ней что-то не так, особенно с ее ревущими постоянно глазами, и поэтому я заглянул под кровать и увидел там голого мужика, и этого было вполне достаточно, чтобы я набил мужику морду, а Машку трогать не стал, так как она женщина, почти девушка, а девушек бить вообще не благородно, даже если они такие бессовестные твари, а потом мужик ударил меня и я очнулся только на улице рядом с памятником, а кому был памятник я так и не запомнил, и поэтому у меня осталось странное ощущение, что этот памятник был уже заранее поставлен мне...

Какая-то темная сила целиком захватила всю землю, а я ничего не мог поделать, так как все люди мне стали отвратительны, и поэтому я ушел в лес, и там сделал себе шалаш, а питаться стал травой и всякими кореньями, и мое природноеи чутье ни разу меня не подвело, и я ни разу ничем не отравился...

Иногда я чувствую, что это голова не моя, а что кто-то ее взамен моей пришил в больнице, или вообще я свою голову давно уже потерял, и когда я так думаю, то плачу, вспоминая предательницу-Машку, закусив зубами локти, чему способствовала моя неестественно вытянутая шея, позволяющая дотянуться до них, и это было совсем нелишнее подтверждение пришитости не моей головы ко мне...

Зима изувечила меня своим холодом и теперь я как волк по ночам забирался на чужое подворье и хватал то кур, то яйца, а однажды даже приволок в лес поросенка, которого зажарил на костре...

Кто-то меня выследил и устроил засаду прямо посреди деревни, на самом богатом дворе, и чья-то пуля попала мне в мою пришитую голову, и даже в ту самую пластинку и отскочила от нее, и в голове все загудело...

-Ой, простите меня! - закричал я, падая перед деревенскими жителями на колени, - простите ради БОга! Я просто был очень голоден и ничего не ел!

И потом одна женщина, очень милая, добрая душа, забрала меня к себе, и была она такая расивая, и молодая, и звали ее Маруся, и у нее в прошлое лето утонул муж в реке, и теперь она осталась одна с трехгодовалой дочкой, и полюбил я Марусю больше жизни своей, и дочку ее Светочку тоже полюбил, и был я счастлив как никогда еще не был, даже еще тогда, когда родителей не потерял в аварии, и постепенно я осознал, что эта самая пуля роковым образом излечила меня и сделала великим и жизнерадостным человеком, и плюющим на Смерть, ибо почуял я с этого момента, что там тоже Бес-смертие...