Больше чем мать...

Дрянная выдалась весна. В деревне вовсю хозяйничал немец, а лютый, даже для старожилов мороз не хотел отступать. Вот и сейчас, вчерашняя оттепель истаяла без следа и небольшие ручейки талой воды превратились в ледяные дорожки. С крыш низеньких изб чуть ли не до земли свисали сосульки. Даже ели ближайшего леса как-то потемнели и покрыты были инеем.
Верочка вошла в сени и опустила на промёрзшие полы вёдра с водой. Не матери же вёдра таскать. А больше и некому. Она, да сестрица у матери остались, а от братьев с фронта вестей нет. Да и сестра в соседней деревне с мужем своим. Больше недели уже ни единой весиочки. Сходить? Невозможно. Сельчане старались вообще не покидать домов. Скоро в поля, сеять да пахать, но будут ли? Да и кто? Новоизбранные немцем полицаи? Эти ни в жизнь не пойдут. А других мужчин в деревне почитай и нет. Скрывались у бабки Марины два солдатика раненых, да и тех расстреляли три дня назад. Пашка Рогачов сдал. И расстреливал он же, с подельниками своими.
Отряхнув юбку от снега, свалилась в сугроб по пути к колодцу, Верочка вздохнула и потащила вёдра в избу. Холодно было в избе. Дров не хватало, а потому топили только чтобы не замёрзнуть.
Сегодня в деревне было как-то особенно тихо. Ни собак дворовых не слышно, ни чего. Как вымерла деревня. Жди беды.
Подбросив в печку дров Верочка взяла с полки «Белую Гвардию». После того как деревню занял немец, записавшиеся в полицаи доброхоты вымели всё ценное. А книги оставили. Не сочли ценными и оставили. А ведь под метёлку вынесли всё, что хоть как-то привлекало взгляд. Причём не немцы выносили. Свои же. Те, кто предпочли держать руку фашиста. Те с кем недавно училась и росла.
По радио слыхала Веруша о зверствах, чинимых немцем на оккупированных территориях. Но зверства и бандитизм увидела она от тех, кого казалось знала с детства. С некоторыми она в школу ходила, с некоторыми работала в поле. И тут пошли они записываться в полицаи. Не все конечно. Некоторые из тех, кто не ушёл раньше в армию, сбежали в партизаны. Но некоторые и остались. Они то и явились к новым хозяевам и на службу нанялись. В полицаи пошли. И суд вершили и новую власть утверждали.
Немцы же вели себя дисциплинированно, как и положено военным. Сами не лютовали, забрав только необходимое для пропитания. Впрочем и разбою не препятствовали. Не раз Верочка благодарила судьбу за то, что не родилась такой красивой как её подруга Настюша. Страдала подружка её, некогда гордая и непреступная красотка, от навязчивого внимания полицаев. И управы не найти. Вере же, не приходилось отбиваться от подобного интереса, а потому, когда не хлопотала по дому, имела возможность читать.   
Впрочем и книг в доме у неё было не много. Вернее осталось немного. Замерзая лютой зимой мать её по тихому жгла книги в печке. Узнала об этом Верочка только в феврале. Плакала.
Теперь же она вчитывалась в любимые страницы переживая за дорогих сердцу героев и дивясь силе их духа.
За окном раздались окрики на немецком. А затем, где то на другом конце деревни загомонили женские голоса. Плач, похожий скорее на вой, пронзительный и разрывающий сердце понёсся над деревней.
Выходить? Или пересидеть? Ей самой не грозила беда. Закончив училище она неплохо говорила по-немецки, а кроме того никому из полицаев поперёк дороги не вставала. И новый режим ей лично не угрожал, а и матери её тоже. Идти или пересидеть? 
Отложив книгу Вера накинула теплую стёганку и вышла на улицу. По дороге, проходившей недалеко от её дома, подгоняемые полицаями шли дети. Дети и подростки, а кроме того женщины. Матери и бабушки голосили навзрыд и шли за своими чадамию  Шли в сторону стойбищ для скота.
Веруша огляделась и увидела, как Толик Кулешов втолковывает что-то немецкому офицеру. Немец выглядел недовольным. Вообще разговор проходил на повышенных тонах.
Сволочь был толик. Первым явился к занявшим деревню немцам. Первой же ночью явился в дом немецкого командира. С папашкой своим явился и предложил свои услуги. И первыми они записались в полицаи. Гнусная семейка эти Кулешовы. 
Но куда ведут детей?
Впрочем не только детей. Стариков и женщин становилось всё больше. С низу, от реки показались сразу человек десять. Подгоняемые Сашей Корецким и Рогачёвым они глотая на ходу слёзы и спотыкаясь шли к дороге. Узнала Верочка и «герра Глушко». Этот приехал с немцами, но соду по говору был украинцем. Комендант деревни. Мразь. Лично расстрелял едва ли не дюжину жителей. Не один конечно. Рогачёв, Кулешов и прочие не отставали. А кулешов потом могилу одну разрыл и нож военный и сапоги с расстрелянного солдата украл.
Немногочисленные звуки и даже шум ветра заглушал детский плач и вой матерей. К стойбищам? Страшная догадка закралась Верочке в голову. Первым желанием было – убежать в избу и запереться. В подпол спрятаться и мать спрятать. На всякий случай. 
Но сколько же их? Дети, старики, женщины. В деревне было больше ста дворов. Едва ли не половину деревни вели они к стойлам. Сволочи, да что же это делается. Несмотря на мороз людей гнали к сойбищам в домашнем. Ни один небыл одет в тёплые вещи. Многие даже босяком шли. 
И пересилила себя Верочка. Дождавшись пока Кулешов уйдёт, она подошла к офицеру и на немецком, обдумывая каждое слово, обратилась к нему:
- Герр Дреер, позвольте обратиться?
- Что-то случилось? – устало спросил немец – Чем могу помочь фрау Вера?
- Что происходит? – Веруша старательно подбирала немецкие слова – я знаю этих людей. Они не партизаны. Они просто люди. Они же дети.
Последние слова Вера произнесла с трудом сдерживая слёзы.
Офицер впился в неё взглядом. Пара пронзительных голубых глаз буквально сверлили её насквозь. По спине пробежал нехороший холодок. Страшно стало. Унимая дрожь Вера приняла правила игры в «гляделки» и требовательно уставилась в глаза военному. Чего уже терять?
- Никогда не одобрял усилий полицаев – процедил сквозь зубы Дреер – предатели не надёжный народ.
Вере стало совсем плохо. Немец же отвернулся и прокричал кому-то их своих подчинённых:
- Юрген, стариков заводив барак, детей в стороне подержи. У конюшни.
После чего повернулся он в Вере:
- Хорошо девочка, что ты говоришь по-немецки.
Вера задержала дыхание. И чёрт её дёрнул сунуться. Кто теперь о матери подумает? Или мать тоже со всеми отправят? 
- Через пятнадцать минут детей соберут у конюшни – процедил сквозь зубы немец - Я не могу нарушить приказ. Эта сволочь обязательно донесёт на меня в штаб.
- Я не понимаю – пролепетала Вера с трудом подбирая слова чуждого ей языка – не понимаю… 
- Бери детей и уводи их. Больше ни чем не смогу тебе помочь.
С этими словами немец оправил китель, проверил правильность положения фуражки и развернулся. Сплюнул на ходу и выругался. 
Не веря услышанному, Вера с трудом уняла бешено колотившееся сердце и бросилась к стойлам. Не зря она вышла. Но мать? Не пропадёт мать. Наверное…
Спустя пол часа, под сенью холодного, промороженного леса, стоя в окружении сорока двух детей, видела она как запылало деревянное здание, в которое загоняли её односельчан полицаи, ревностно исполняя требование новых хозяев. Даже перевыполняя.
Слёзы застили взор. Земля содрогнулась от неправдоподобного, нечеловеческого звука и к свинцовым небесам вознёсся столб чёрного дыма.
Но надо было спешить. Теперь на ней, молоденькой девочке, вчерашней студентке, лежала ответственность за этих ребятишек. И она, взяв себя в руки, повела их на встречу неизвестности, но как можно дальше от пылающего барака.

Не знала тогда ещё Верочка, что скоро выйдет она к своим и спасёт тем самым яркий огонёк, блистающий несмотря ни на что в сорока двух парах детских глазок. Спасёт от страшной участи живого огненного погребения.
Не знала она и того, что спустя месяц, в поезд, который будет увозить их в тыл, попадёт немецкий снаряд. И что лишиться она руки и на всю оставшуюся жизнь получит маловразумительный заменитель протеза, способный только прямо висеть в пустом рукаве.
Не знала Веруша и того, что спустя четыре года вернётся она в родную деревню и проработает в сельской школе учителем немецкого языка сорок лет. И что первыми её учениками станут те самые спасённые ею ребята.

Жизнь. Такая вот странная жизнь. Не принесла она Верочке за подвиг ни грамот ни орденов. Не принесла она ей даже мужа. Не познала Вера и счастья материнства. Но одновременна она стала матерью. Больше чем матерью, для сорока двух мальчиков и девочек. Она стала ангелом для четырёх десятков семей и бабушкой для сотни внуков. Совершив всего один поступок. Импульсивный и необдуманный но честный но поступок с большой буквы. Спросите себя, способны ли вы были на такой? 
Верочка и теперь живёт в деревне в Смоленской области. Правда никто не называет её Верочкой. Баба Вера зовут её немногочисленные дети и подростки. Верой Васильевной зовут её жители постарше, успевшие поучиться под её началом. Живёт одна, всё также без руки но и помощи ни от кого не принимает. Разве только сосед Александр дров её наколет. Живёт с копеечной пенсией, кошками и курами. Без семьи, но с чем-то большем в душе. И если есть там, за порогом, Царствие Небесное, то безусловно забронирован Верочке там номер люкс… Иначе зачем оно, это Царствие…