Шальная троица Часть 26. Зверь

Часть 26. Зверь
**
 Оставив друзей на съедение комарам и друг другу, Прохор решил проверить погреб, в котором прятал свою будущую жертву.

Настроение у него было прекрасное, все шло по намеченному плану, и он ликовал. Оставалось приволочь в лес скрипача.

 Слабость в ногах, предшествующая приступу, застала его в тот момент, когда он зашел за калитку. Пошарив по карманам в поисках таблеток, он присел на пенек. По лбу рассыпались мелкие капельки пота. "Надо срочно идти в дом! В шкафчике лежит коробка с таблетками". - Он попытался подняться… в глазах потемнело.

Что произошло дальше, Прохор так и не понял. Такого с ним еще не случалось. Он, вдруг, увидел себя со стороны, как в кино, четко и осязаемо: он лежал на траве около полыхающего костра, вокруг которого сидело несколько молоденьких девушек в терновых венках, как две капли похожих на его покойную жену Нину. Они тянули к нему руки и, каждая старалась его ущипнуть.

Чуть поодаль в кожаном кресле сидела Нина, высокая, статная и непривычно веселая. Рядом с ней на бархатном стульчике сидел мужчина лет тридцати. Из коротких рукавов у него торчали два безобразных обрубка, с которых на траву капала бурая кровь.

 В сетчатом гамаке лежало еще несколько человек. И хотя лиц их не было видно, Прохор знал, что все они женского пола. Он чувствовал это по запаху их разгоряченных, готовых к совокуплению тел.

 Чтобы очнуться от жуткого видения, он ущипнул себя за руку. Из вены на костер фонтаном хлынула кровь.  Березовые поленья весело затрещали.

 Прохор вскочил на ноги и побежал. Миновав опасный участок, с полыхающим до неба костром, он каким-то образом оказался в бараке, в той самой комнате, в которой провел самые страшные годы.

Картинки из детства, как на экране, одна за другой, поплыли перед глазами.

 Вонь, сырость, грязь, мачеха, издевательства отца… и, вдруг, среди этой заляпанной клопами и тараканами жизни - она, девочка, с ангельским лицом, голубыми, как небо, глазами. Чистенькая, ухоженная, нежная.

 Он  овладел Ниной прямо в подъезде, после люто возненавидел ее. За что? Трудно сказать. Может за то, что оказался слабее, или за то, что, овладев девичьим телом, так и не смог овладеть чистой душой? А может, за то, что чистота и порок — вещи несовместимые…

 Прохор вспомнил улыбку жены, ее пухлые губы, изогнутые в недоумении брови и молчание — густое, спокойное, от которого можно было сойти с ума.

 Ему вдруг снова захотелось убить ее, порвать на куски, вытянуть жилы, увидеть, как гаснут ее небесно-голубые глаза. Но почему он так долго ждал! Почему сразу ее не убил?! Почему позволил родиться этому золотушному отпрыску?

— Да потому что ты трус! – услышал он издалека голос жены. - Неужели, ты думал, что, убивая одну из этих женщин, ты убиваешь меня? Глупец!  Разве мы с ними похожи?
- Еще как похожи! – заскрипев зубами, глухо произнес он. – Это я тебя убивал! Слышишь ты?! Тебя! И сыночка твоего драгоценного я цыганам продал! А те его — нищим, чтобы он вместе с ними со скрипкой по вагонам шманал.  И если бы не эта безрукая тварь… - он с ненавистью посмотрел на безрукого, - давно бы червей кормил твой золотушный ублюдок! – Он схватил ее за подол.
- Не старайся, - улыбнулась Нина и взлетела как птица…

В руках у Прохора остался цветастый клочок…

Картинка остановилась... и за ней тут же появилась другая.

— Пей, сука! Пей, тебе говорю! –  тыча в него вилкой, хохотал пьяный отец. – Что морду свою китайскую морщишь? Может, хочешь, чтобы я ее тебе в дуршлак превратил?! Прохор взял в руки граненый стакан, опрокинул в себя содержимое, но  вкуса не почувствовал… В голове вспыхнула молния и наступила кромешная тьма.