Розовая мечта

В обувном техникуме легкой промышленности мальчики и девочки учились раздельно, по группам: мальчики-механики и девочки-технологи. На первых курсах мальчики-механики на это особенно не обращали внимания. Но на старших курсах природа взяла свое, и мальчики-механики все чаще стали посматривать на группу девочек-технологов в общем, и на отдельных технологов, в частности. Основу группы технологов составляли розовощекие и коренастые девчата из районных городков и поселков. Одни из них продолжали традиции клана обувщиков, другие надеялись после окончания учебы остаться работать на одном из столичных предприятий, со временем получить собственное жилье или, на худой конец, выйти замуж за киевлянина (хотя киевлянам они особенно не доверяли).
Девчата добросовестно изучали дисциплины, вели образцовые конспекты, по ночам чертили и намертво зазубривали никому не нужные формулы сопромата и материаловедения. На личную жизнь времени не оставалось. Среди них выделялась Надя Соколовская. Она жила с мамой в центре города, рядом с Золотыми воротами, в большой квартире, и поступила в техникум потому, что директор был другом их семьи.
Надя была соткана из воздуха, света, радости. В больших сине-зеленых глазах искрились частички солнца. Золотистые волосы перебирал пролетавший ветер. Это была розовая мечта любого из мальчиков. И мы – мальчики-механики – оказывали ей всевозможные знаки внимания, в душе ревнуя ее друг к другу. Началось черчение, и Боря Казачек, самый умный из нас, первым освоил эту науку. Он чертил все работы Наде, пытаясь завоевать ее сердце. Не обделял Надю своим вниманием и Виля Рыжий. Он ходил в вельветовых штанах, играл на трофейном аккордеоне и ел на переменах здоровенные бутерброды с колбасой. Они жили с Надей на одной улице, и Виля иногда после занятий провожал ее домой.
Однажды перед занятиями Боря принес Наде очередной чертеж ее курсовой работы. Рядом оказался Виля Рыжий с большим бутербродом для себя и маленьким – для Нади.
- Ой, Боренька, - радостно защебетала Надя и, недолго думая, прямо в коридоре поцеловала его в губы.
Виля стал рыже-зеленым.
- Ты… ты… малолетняя проститутка, - сам того не ожидая, взбешенно выдавил он.
Такого простить мы не могли. После уроков мы устроили Виле «темную» и били долго и нудно. На следующий день нас исключили из техникума. Мы пришли к Виле домой с повинной. На пороге квартиры нас встретила его мама – молодая красивая женщина в китайском халате нараспашку.
- В то время, как я перенесла тяжелую операцию, вы избили моего мальчика, - заявила она.
Затем она распахнула халатик, отстегнула бретельку лифчика и продемонстрировала нам маленький, еле заметный шрамик на груди. Заметнее был объем бюста. Покраснев, мы смущенно опустили глаза. Бой был выигран Вилиной мамой в первом раунде...
В техникуме нас восстановили, объявив выговор.
Так получилось, что наши пути с Надей разошлись. Я уехал в военное училище в другой город. Из армии я часто писал Наде письма, и она изредка отвечала мне. После окончания техникума она уехала на работу в Прибалтику. Мои письма, аккуратно перевязанные ленточкой, передала мне ее подруга. Военная служба носила меня от Сахалина до Апшерона. Но образ Нади со временем не тускнел, а становился все ярче. Прошли годы... Я демобилизовался из армии и переехал жить в родной город. Как-то вечером позвонила соученица по техникуму и сообщила:
- Приехала в гости Надя из Прибалтики. Остановилась у меня на даче. Обязательно ждем тебя в субботу.
Над прошлым мы не властны, будущего не ведаем, остается жить настоящим. Я еще раз перечитал письма моей юности и поехал на дачу, прикупив по дороге коньяк, шампанское и фрукты. На встречу с розовой мечтой.
На даче меня встретила старая толстая женщина с одним зубом во рту. - А, это ты... Здравствуй. Я забыла, как тебя зовут, - радостно прошамкало это существо и крепко в губы поцеловало меня.
- Ну, как ты? Я — Надя Соколовская. Сколько лет, сколько зим!
 И, не выслушав моего ответа, она ринулась к сумочке и начала рыться в ней.
- Я вся в искусстве. Работаю в музее с художниками, - гордо сообщила она и начала показывать фотографии, на которых в натуральном виде, в чем мать родила, позировала на фоне произведений местной живописи. Гордиться было нечем. Это надо было уже маскировать.
- Ну, давай: пивка для рывка, а самогона для разгона, - предложила она. Я молча выпил самогон и уехал на последнем катере в город, оставив вместе с коньяком, шампанским и фруктами свою юношескую мечту. Мечту, которую сам придумал. Розовая мечта вечна только в воспоминаниях.