Почти банальная история. гротеск

ПОЧТИ БАНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

История, которую я собираюсь рассказать, вро¬де самая обычная история. История о жизни одной русской семьи, оказавшейся волей случая за гра¬ницей и пустившей там новые корни. Все в этой истории может показаться на первый взгляд абсо¬лютно банально. Все, даже сама конечная развяз¬ка. Но, если пристальней вглядеться в суть про¬исшедшего, сразу станет ясно, что за всей этой банальностью кроется что-то архисложное. Но, до¬вольно отступлений. Итак, сама история: история о любви и коварстве, о ненависти и унижении, о непомерных и непритворных страданиях, и, конечно же, как апофеозе всего самого-самого, - убий¬стве. Да, да, убийстве. Итак, история, история не вымышленная.
Петр Иванович Иванов, старший сын Ивана Ива¬нова, да, да, того самого, владельца целой сети отелей, о чьем баснословном богатстве ходили легенды по всему Манхеттену, жаль уже ныне по¬койного, проводил свой очередной субботний бриф¬финг. Так он именовал свои субботние встречи с друзьями и компаньонами, которые обычно начина¬лись как увеселительные мероприятия, а заканчи¬вались как сугубо деловые встречи, когда не¬сколько человек, уединившись от окружающих, жар¬ко спорили и споря решали свои деловые проблемы, попивая коньяк в тиши какого-нибудь из бесчис¬ленных холлов огромного дома Иванова. Ибо дом его поистине огромен. Даже по приблизительным оценкам общая стоимость значительно превышала пятьдесят миллионов долларов. Так что, сами понимаете, что это был за дом, если он стоил столько миллионов.
Но в этот раз бриффинг проходил не совсем так, как обычно это было принято. Уже буквально с восьми часов вечера хоэяин с группой своих са¬мык близких друзей и компаньонов заперся в рабо¬чем кабинете. Обычно они не посещали его ранее
одиннадцати часов вечера, и это без сомнения не могло не казаться странным. Но уже и вовсе странным могло показаться то, о чем они говори¬ли в этом кабинете, если бы кому-либо посторон¬нему удалось подслушать хоть малую часть их раз¬говора.
- Итак, - сказал Петр Иванов, грузный мужчина приятной наружности лет пятидесяти, - я полагаю, что все присутствующие здесь мои блиэкие друзья. А от близких друзей у меня нет секретов. Я со¬брал вас здесь вот почему. Как вы, наверное, все знаете, мой младший брат Федор совсем выжил из ума. Последнее его решение о передаче своей доли наследства покойного родителя в фонд помощи обездоленным явное подтверждение тому. Поэтому я, как глава корпорации «Иванов и сыновья», счи¬таю, что Федор должен быть отстранен от управле¬ния делами фирмы, и тут не может быть никаких компромиссов. Как говорится, либо я- либо он. Но вам,.я думаю, не надо объяснять, что произой¬дет с фирмой, если во главе ее станет мой млад¬ший брат. Да, да, вы правы, фирму ждет уже в ближайшем будущем полный развал. До недавних пор мнё еще удавалось хоть как-то контролировать брата и пресекать его страстное желание поста¬вить все в фирме с ног на голову. Но в последнее время брат стал просто невыносим, и я опасаюсь, что уже скоро не буду в состоянии удержать его от этого. Поэтому я решил действовать и действо¬вать незамедлительно. Итак, друзья, я спрашиваю вас, как это сделать? Каким способом,отстранить от дел моего брата, ведь юридически он такой же владелец фирмы, как и я. Отец завещал фирму нам обоим на правах совместного компаньонства. _Так что законным путем тут ничего не,добьешься, но придумать что-то просто необходимо, иначе в ско¬ром времени многие из вас останутся без работы.
Ведь вы знасте моего брата, знаете о том, что
ему чуждо чувство терпимости. Я готов выслушать
любое мнение и не бойтесь, друзья, задеть мои


чувства, говорите все, что думаете. Хотите от¬кровенно, всех кто здесь присутствует я ценю и уважаю, а некоторых и люблю гораздо больше, чем своего брата. И я кочу, чтобы те, кого я люблю и ценю, сказали мне всю правду в эту решительную для меня минуту.
Первым,взял слово главный коммерческий дирек¬тор, сухой желчный старик с косматыми бровями. Но сказать толком так ничего и не сумел, только бубнил одно и тоже: как-то надо это сделать, как-то надо это сделать, как-то надо, нельзя же этого допустить, нет, нельзя. Потом выступил второй вице-президент, пухлый коротышка неопре¬деленного возраста, но он тоже не смог приду¬мать ничего лучше того, что необходимо попы¬таться заставить Федора Иванова отречься от на¬следства, а стало быть и от владения фирмой в пользу старшего брата. Вроде бы не так уж и пло¬хо, но весь вопрос все в в том же: а как сделать это. Тут-то коротышка и спасовал. 3атем выступи¬ло еще лару человек, но ни один из них тоже так и не смог предложить ничего путного. Наконец, очередь дошла до последнего из присутствующик. Им оказался управляющий кадрами махровый еврей по фамилии Профштейн. Все взоры с надеждой обра¬тились к нему. И еврей не подвел, он предложил
поистине соломоново решение. На первый взгляд настолько же неуместное как и банальное, и все же единственно верное. И что же предложил Проф¬штейн? А впрочем, вы наверное уже догадались. И как только у него повернулся язык в присут¬ствии единоутробного брата, а впрочем это его сугубо личное дело. Отдадим должное его сме¬лости. Итак, Профштейн предложил ликвидацию. И лучшим, по его мнению, будет смерть от сердечно¬го приступа. А так как сам он по образованию ме¬
дик, то он сам все и устроит. .
- Прекрасно, - только и мог сказать петр Ива¬
нов. И так как решение былo принято, то решено
было разойтись, выпив на прощание за успех опе¬
рации.
Итак, бриффинг закончился в субботу где-то около одиннадцати вечера, а уже в воскресенье к полудню все тот же Арон Профщтейн обнаружил в своём письменном столе записку следующего содер¬жания: «Знай, что если ты совершишь задуманное, то ты тоже умрешь». Профштейн был храбрым чело¬веком, и поначалу он не испугался, твердо, решив осуществить задуманное, но подумав; решил еще как следует подумать. А так как он думал естественно по-еврейски, то начал прежде всего с мысли, о том, а зачем, собственно говоря, ему все это, на¬до. Ну, сделает он задуманное дело, а, ему то от этого что будет. Если записка не розыгрыш, то чего доброго, действительно прибьют. А если и розыгрыш, что из того? Неизвестно, что предпри¬
мет против него старший Иванов. Он ведь может и :

обидёться за брата. Русские люди, :очень странные
люди. И не лучше ли пойти в полицию и все рас¬скавать. Но поверят ли? А хоть бы и не поверили! Но, тогда ему уже не работать на Иванова. Но ведь жизнь дороже куска хлеба. В общем положение пря¬мо-таки безвыходное. Не знаешь, на что и решиться¬



, Петр Иванов был доволен, наредкость доволен.
Все получалось так, как он и предполагал. Как он ,
их всех провел ! А Профштейн-то,  ну не
дурак ли? Вот она вам еврейская услужливость во всей ее экзотической широте,. Ну, надо же, сам предложил, сам и вызвался. Одним словом, талант! Жаль дурака, а впрочем, без дураков нельзя. С ними жить легче. Представляю какими словами он будет поносить меня сидя на электрическом стуле. А стула ему не миновать. Как говорится, око за око, смерть за смерть. А что делать с остальны¬ми? Так, сколько их? Раз, два, три, боже, четве¬ро. А не многовато ли? А впрочем, чего уж там. Итак, кому что? Бровастому - автокатастрофа, вице - у того, кажись, давление ни к черту, - стало быть, удар, Моему лучшему другу, право,



зачем я его пригласил, он ведь действительно мне друг. Ладно,, его в последнюю очередь.- Может к этому времени Бог смилостивится над ним и забе¬рет его к себе-и без моего участия. Ну, и по¬следнему, ведь он тоже умом недалек. А может, наоборот, потому-то ничего и не предложил, что умен. Хм, интересная мысль! Так что же послед¬нему? Ба, да он же яхтсмен. Итак, последнему смерть под парусом.' Кажись, и книга есть с та¬ким названием. Ну, вот, кажется, со всеми разо¬брались. Теперь остается одно – установить сро¬ки, хотя бы приблизительные. Ведь нельзя же всех сразу в один присест, а хорошо бы. Так, Проф¬штейн должен угробить брата где-то к 25,- а; се¬годня, сегодня только 12. Так, время еще  есть, но надо все оформить так, чтобы эти свиньи , ни¬чего; не почуяли. Придется начать с самых старых, то бишь, с бровастого. Угроблю его 14-го. Пожа¬луй, лично займусь этим. Я ведь, ох как, понимаю в машинах. Так все устрою, что ни один эксперт не докапается, а эти ничего и не поймут. Подума¬ют, старый был, взял да и умер. И все же, не ошибиться бы. Может и вовсе, не убивать их, мо¬жет и не продадут. Да нет, как говорится, бере¬женого и Бог бережет. А все-таки какая морока! Вдруг один из них не выдержит напряжения . Ведь не дураки же, могут и понять, что я собираюсь их ликвидировать. Не выдержат, да и сообщат в поли¬цию. Тогда дело может осложниться. Итак, что же делать, что все-таки предпринять? Убивать или все же не убивать?
Инспектор Шон не верил своим ушам. Такой ува¬жаемый человек и смог пойти на такое. Нет, этого не может быть, и все же, что-то внутри его упрямо нашептывало ему, что человек не врет, не¬зачем ему врать.
- Так что же прикажете делать? - обратился к Шону посетитель, закончив свой рассказ.
- Право, не знаю, но что-то делать надо. Только что?
- 3наете что, - помолчав, добавил инспектор, я думаю игра гораздо азартнее, чем вы думаете. Я, полагаю, одной жертвой здесь не обойдется.
- Вы думаете, что свидетели соглашения тоже будут ликвидированы?
- Я не хочу вас пугать, но, думаю, что да.
Лишь только до посетителя дошел смысл сказан¬ной инспектором фразы, как он неожиданно побе¬лел как мел и закатив глаза, как это часто быва¬ет при сильном потрясении, упал в обморок.
Инспектор Шон не мог поверить своим глазам. Некролог на последней странице «Тайм» гласил: «Сегодня 15 сентября скоропостижно скончался от инсульта глава корпорации «Иванов и сыновья» Петр Иванов». Как же так? Ведь, если кто и должен был умереть, так это Федор Иванов, но уж никак не Петр. В этот миг инспектор был более, чем поражен. Версия казавшаяся такой бесспорной, лопалась как мыльный пузырь. Или же коварный Петр Иванов оказался жертвой еще более коварно¬го и жестокого, чем он, человека. Выходит, что так. А кто же перехитрил Петра?
Но не только инспектор Шон был поражен смер¬тью Петра Иванова. Профштейн был поражен не ме¬нее его. Да и трое оставшихся в живых,свидетеля тоже были отнюдь не безучастны к происходящему. Один из этой четверки не без злорадства отметил, что хотя инспектор был прав, что одной жертвой в этом деле не обойдется, но все же и он не мог знать, что второй жертвой, и наверно послед¬ней, окажется сам Петр Иванов.
Разгадка пришла к инспектору Шону внезапно, как гром среди ясного неба. Все оказалось чер¬товски просто. Классическая схема: убил тот, кому выгодно. А кому выгодно? Только одному че¬ловеку - брату Петра - Федору Иванову. А почему выгодно? Это уже другой вопрос. Но инспектор Шон верил в свои силы, он знал, что ответит и на этот вопрос. Действительно, инспектор оказался прав, помог как обычно случай. На одном из по-




вторнык допросов один из свидетелей обмолвил¬ся о том, что старый Иванов, отец братьев, имел, как некотороые очень богатые люди, одну дурную особенность - он постоянно переписывал свое завещание. И до сих пор неизвестно, по¬следнее ли из ник досталось его сыновьям. Так вот в чем дело. Инспектор начал искать, а искал он так, как только он один и мог искать. 3авеща¬ние было найдено, вернее было бы сказать, изъято, у Федора Иванова во время обыска. 3аве¬щание гласило следующее: «Я, Иван Иванов, нахо¬дясь в здравом рассудке, объявляю свою послед¬нюю волю. Все мое имущество я завещаю моим сыновьям Петру и Федору. Соответственно Петру - 80 , Федору - 20 , а не 55 и 45 , как было ранее. 12.07.64 г. Иван Иванов».
И хотя улики были казалось на лицо, Иванов упорно отрицал свою причастность к убийству бра¬та. На вопрос почему же он скрывал завещание, неизменно отвечал вопросом, а как поступили бы вы, ведь состояние-то огромное. И все же избе¬жать наказания Иванову не удалось, так как
позже выяснился еще один его просчет. Напомним
первый просчет - неуничтоженное завещание. Вот
как это роизошло.
На очередном допросе Профштейн, тот самый, неожиданно протянул инспектору листок бумаги. Ту самую записку, которую он обнаружил вернувшись с бриффинга, в ящике своего стола. Записка очень заинтересовала инспектора. Со свойст¬венной ему наблюдательностью он обнаружил, что машинка, на которой была напечатана записка, как-то не ясно пробивает запятую. Другой бы и не заметил этого дефекта, но только не инспек¬тор Шон. Он видел все. Но где искать машинку с таким дефектом? И вновь подозрение пало на Федора Иванова, хотя казалось нелогичным писа¬ние им данной записки. Но инспектор Шон был убежден, что ее писал именно он для того, что¬бы еще более запутать следствие. В доме не уда¬
лось найти ничего похожего, котя там и было несколько машинок. И все же справедливость вос¬торжествовала, злополучная машинка была найде¬на, и не где-нибудь, а в кабинете самого Федора Иванова, в чулане под грудой всякого хлама. И котя он по прежнему продолжал все отрицать, последняя улика, котя и косвенная, доканала его. После очередного допроса с пристрастием он по¬кончил в камере жизнь самоубийством, перегрызя себе вены, что и послужило несомненным при¬знанием его своей вины.
Инспектор Шон не испытывал радости по пово¬ду случившегося. Все же он не мог не признать, что этим Иванов облегчил ему путь к достижению истины. А как вы думаете? Прав был инспектор, обвинив Федора Иванова в убийстве брата, или все же Федор не убивал Петра, и стало быть, ин¬спектор не прав? Честно говоря, лично я не бе¬русь судить об этом. Может быть прав, может и не прав. Замечу только одно. В то время как ин¬спектор Шон упивался своею победой, обсуждая пе¬рипетии дела с друзьями за чашкой чая, Арон Профштейн в своем загородном коттедже, отложив в сторону брошюру под названием «Виды инсуль¬тов», подошел к окну и со словами «хорошо же я все придумал», стал дышать свежим воэдухом.
28.09.91