Гадюкой по голове

Гадюкой по голове
Со змеями я сталкивался редко, и рад, что не чаще. Убийцы потому что. И даже те, что не убийцы, симпатии все равно не вызывают. Но однажды… Я на преддипломной в Оренбургской степи иногда радиометрией занимался, то есть измерял радиометром радиационный фон в канавах, вырытых при разведке золота. Тогда любые геологические работы обязаны были сопровождаться радиометрией, поскольку держава у нас ядерная, а урана мало. Что такое геологический радиометр? Это датчик, висящий на шее и этакий длинный, в виде трубы, пробник в руках, резиновым наконечником которого тычешь в измеряемую породу. Вот этим резиновым наконечником я и выламывал ядовитые зубы у гадюк, которые частенько сваливались в канаву и мешали работе. Зубы я им выламывал, потому что они вцеплялись ими в наконечник и там застревали, А что делать? Стряхиваешь змею, а зуб остается в резине. Острый такой, желтый и сильно загнутый внутрь, с протокой для яда. И если уж говорить о зубах, то и у меня на змей большой зуб вырос. Потому что по их милости мне приходилось лазать по канавам в наглухо застегнутой энцефалитке и болотных сапогах, довольно странно смотревшимся в сухой степи. Да еще шлепать в этих сапогах через весь поселок под изумленными взорами местного населения, преимущественно казахов. И это, заметьте, в 40-градусную жару. Возвращаясь с канав, я обычно выковыривал зубы из резины и складывал в спичечную коробочку, которую потом у меня украли.
В общем, к змеям я более или менее привык. Но однажды – это было в конце практики – спрыгнул в двухметровую канаву, в которой змей было больше, чем камней. Они свешивались со стен и устилали все дно канавы, и все это жуткое живое месиво шипело, шевелилось и смотрело на меня холодными кровожадными глазами. У меня на голове тоже что-то зашевелилось, потому что из двухметровой ямы так просто не выберешься, а гады эти того и гляди лицо или руки расцелуют Выход был единственный - освободить жизненное пространство. Давить сапогами змеюк бесполезно, это я знал по опыту: живучи, а земля мягкая. Поэтому натянул брезентовую рукавицу и начал лихорадочно собирать змеюк в бумажный крафт-мешок для образцов. Накидал, наверное, с сотню, как-то выбрался из канавы и начал думать, что делать с такой противной и опасной добычей. Китайцы бы этих змей скушали за милую душу, но я не китаец. И вдруг пришло озарение: сниму кожу!
Потащил мешок на базу. Положил возле крыльца общежития и благополучно о нем забыл. Потом слышу дикие вопли. Выбежал на улицу и сразу понял, что моя сотня змей разгоняет геологическое население базы. Почему-то особенно сильно кричали женщины. Я думал, они меня убьют. Змей собирал голыми руками, хватая их за хвосты, покуда один змей не исхитрился цапнуть меня за палец. Палец опух и болел ровно сутки.
Но самая яркая встреча со змеей все-таки приключилась гораздо позже, на Сахалине. Отправились мы с другом Саней Соловьевым на пик Чехова, что возвышается над Южно-Сахалинском, за брусникой. Собираем-собираем, собираем-собираем, надоело. И вдруг вижу здоровенную дохлую гадюку – ее, видно, другой ягодник погубил. Санька от меня метрах в тридцати, наверное. А мне уже до чертиков надоело собирать эту чертову бруснику, и я решил подшутить. Швырнул гадюку в Саньку и спрятался за куст кедрового стланика. Подумаешь, он надо мной еще не так подшучивал. Но мог ли я ожидать, что бросок окажется исключительно метким!
- Собираю, значит, ягоду, - рассказывал на обратном пути Соловьев. – И тут мне на голову прыгает мертвая гадюка. А вокруг никого. Понять не могу, что это было…
Да, это нужно было видеть… Тогда, на вершине, я сидел в кустах и давился от смеха. Потому что мой друг подобрал гадюку, с недоумением огляделся, отшвырнул ее в сторону и продолжил сбор брусники. Такому железному самообладанию, пожалуй, стоило бы позавидовать.